Ухватив Алису за руку, Гога отвел ее в сторону, оглядел пустыми глазами и спросил:
   — Что это было?
   — Я не знаю этого человека, он следил за мной, а за нами еще следил милиционер, милиционер хотел нас задержать, надел наручники, но мы удрали…
   — Я умру? — спросил из машины Гоша.
   — Нет! — тут же крикнул в ответ Гога, не отводя от Алисы пустых глаз.
   Алиса закрыла лицо руками. Гога убрал ее руки, силой поднял вверх лицо с засохшей под носом кровью, вытер тыльной стороной ладони с ее щеки чужую смерть, наклонился и пообещал тихим голосом — чтобы не услышал брат:
   — Если он умрет, я тебя к нему прикую. Выстрою склеп и прикую тебя к нему до конца жизни. Буду кормить, поить, пока ты сама не захочешь умереть.
   Охранники открыли ворота ангара. Осторожно шурша шинами, въехал фургон с надписью “Психиатрическая помощь”. Раненого Мазарина положили на носилки и погрузили в фургон. Брат с телохранителями стояли молча, пока фургон не отъехал.
* * *
   “Да ужином младший брат сказал:
   — Я влюблен в прекрасную пастушку. Если вы не позволите мне взять ее в жены, я завтра отправляюсь на войну, и вы меня больше никогда не увидите.
   — …делай так, как ты хочешь. Твоя прекрасная пастушка получит в приданое замок Синей Бороды”.
* * *
   — Что, по-твоему, я должен делать? Что?! — кричал Сутяга. — Что теперь будет?
   — Позвони в милицию, — устало посоветовала Алиса.
   — Ты в своем уме? Позвонить в милицию и заложить братьев Мазарини?
   — Позвони в милицию, расскажи все, как было. Не хочешь огорчать братьев, напиши подробно в показаниях, что это была самооборона. Они же выстрелили одновременно… — Алиса перед зеркалом в туалете мочила под краном платок и оттирала лицо.
   — Да иди ты!…
   — Не кричи на Алиску, — подал голос сидящий у батареи на корточках Тихоня. — Алиска хорошая. Мы быта друзьями, а с тех пор, как ты получил деньги, ты стал Другим.
   — Друзья так не делают! — не может успокоиться Сутяга. — Она вечно оказывается в каком-то дерьме, а отдуваемся в итоге мы!
   — Сутя-а-ага, — протянула Офелия, дотягиваясь. — Мы тебя взяли к себе только потому, что ты на саксе хорошо играешь. Я под твой сакс могу летать без укола. Но ты не хами. Не хами-и-и… Мы тебя взяли, мы тебя и выгоним. Это мастерская деда Тихони, полковника, ты еще не забыл?
   — Ребята, — сменил тон Сутяга, — поймите, мы поровну должны нести ответственность за свои поступки.
   — Я не отказываюсь от ответственности, — Алиса закрыла кран. — Я же не прошу меня прикрывать. Я только прошу позвонить в милицию и рассказать, как было. Не замывать пятна, не прятать улики, а сразу, вот сейчас и позвонить.
   — А тебя в тот момент рядом, конечно, не будет! Приедут менты, все здесь перекопают, мы, как идиоты, долго будем им петь, как девочка Алиса пришла в наручниках с незнакомым мужиком, а братьям Мазарини это не понравилось, вот они и постреляли маленько, ну и что? Мы не испугались, мы привычные, у нас тут, дяденьки, стреляют считай каждую неделю! А еще у нас с прошлой недели стоит два меченых мерса! — кривляется, изображая подобострастие, Сутяга.
   — Ну, и кто на кого навешивает свои проблемы? — начинает сердиться Алиса.
   — Действительно, Сутяга, мы до тебя ремонтировали по-тихому мотоциклы да лодочные моторы, жили ничего себе — не богато, но весело, чего ты пыхтишь?
   Это же ты привез сюда первую паленую тачку, всю в дырках, — заметил Тихоня.
   — Да потому что ты мне все уши просверлил своим нытьем, что хочешь новый “Монтерей”, а денег нет!
   — Тихо, мальчики! — повысила голос Офелия. — Я думаю, Алиска права. Мы не сделали ничего плохого. А то, что клиенты у нас подозрительные, так это как кому с клиентами повезет, время такое. Братья Мазарины стреляют в день по несколько раз и в разных местах Москвы. И почему же они не за решеткой? Значит, имеют крышу хорошую в органах. Надо звонить. Пусть сами между собой разбираются. Ты, Сутяга, из нас самый старший и самый уголовно ответственный.
   Когда Алиска устроила премию в десять тысяч, ты решил стать главным. Документы оформил. Вот мне и интересно сейчас, хочешь ли ты, как главный, взять на себя ответственность и позвонить? Если нет, вали отсюда, мы с Тихоней скажем, что были вдвоем, тебя и рядом не стояло, ты человек женатый, приличный, с разным сбродом не водишься. Придешь через недельку и подпишешь бумажку, что уступаешь свою долю Тихоне. Справедливо? Считай, что мы с Тихоней на двоих поделили премию Мазарини.
   — Нет, — опускает голову Сутяга. — Я вспомнил тут. — Он задирает свитер и футболку. На левом боку под ребрами полукругом выступает старый шов. — Подрезали меня после концерта. Алиска зашивала. Ночью. В морге. Помнишь?
   — Да, помню, — Алиса подходит поближе и трогает пальцем полукруг. — Ничего получилось для первого раза. Я до тебя только на трупах тренировалась швы накладывать. Неплохо для четырнадцатилетней, а? — она всматривается в лицо Сутяги и говорит, перебивая близким теплым дыханием запах крови от волос. — Я никого не убивала.
   — Забудь, — заправляет он одежду. — Мир? — Сутяга поднял было руку, чтобы погладить Алису по голове, но потом передумал.
   Офелия протянула ему телефон.
   Агей Карпович Лотаров позвонил Пенелопе в семнадцать сорок — за двадцать минут до конца рабочего дня — и пригласил ее в гости.
   — Приглашаю на чашечку кофе. Я подарю вам незабываемые ощущения, — пообещал он. — Я приготовил сюрприз. Такого вы в жизни не пробовали.
   Пенелопа долго молчала, но трубку не бросала.
   — Вы слишком самонадеянны даже для идиота, — вздохнула она наконец. — Почему вы думаете, что я соглашусь?
   — Обедали, Пенелопа Львовна? — не сдавался Лотаров.
   — Не злите меня, следователь. Один только намек на кошку!..
   — Перехватите чего-нибудь, но немного. Главное, чтобы вы были слегка голодной.
   — Спасибо, я сегодня занята, — Пенелопа уже собралась бросить трубку, но Лотаров что-то радостно заорал, и Пенелопа услышала, что… братья Мазарины устроили перестрелку в автомастерской, один брат ранен, а некто Козлов совсем убит, ну совершенно, выстрелом в голову с близкого расстояния. Правда, это со слов свидетелей, труп не найден.
   — Козлов Г.Н.? — переспросила Пенелопа, быстренько открыв нужный файл.
   — Точно. Он, этот Козлов, оказался пристегнутым наручниками к девочке Алисе, а наручники им надел оперуполномоченный отделения номер сто сорок Кривцов. А надел он наручники в электричке, следовавшей с Казанского вокзала в семь утра в направлении…
   — Какого черта этот ваш Кривцов надел наручники на Алису?! — перебила Пенелопа.
   — После смерти бандита Штукаря ему приказано было следить за девочкой и охранять ее от нежелательных контактов. Из объяснительной Кривцова получается, что он решил задержать и Алису, и вступившего с нею в нежелательный контакт подозрительного субъекта, который по паспорту оказался Козловым Г. П., для чего соединил их наручниками с целью… минуточку, вот: “с целью дальнейшей транспортировки обоих путем перемещения с помощью общественного транспорта к месту назначения”.
   — Когда? — выдыхает с отчаянием Пенелопа.
   — Когда он их обнаручил?
   — Когда мне прийти к вам? Во сколько?
   — Обижаете. Буду ждать вас у прачечной в шесть тридцать.
   Лотаров не просто ждал Пенелопу. Открыв дверцу своих “Жигулей”, при ее появлении он достал из-за пазухи прозрачную пластиковую коробочку с цветком внутри, дождался, пока Пенелопа усядется, и положил коробочку ей на колени.
   — Это вам.
   — Орхидея? — удивилась Пенелопа. — С ума сойти! Вы не поверите, но никто никогда не дарил мне орхидей!
   — Почему же, я верю и прошу не воспринимать этот цветок как банальную приятность, которую дарят мужчины женщинам на свидании.
   — А как я его должна воспринимать?
   — Как кулинарное дополнение.
   Некоторое время они ехали молча. Пенелопа внимательно рассмотрела цветок сквозь прозрачный пластик, потрясла его слегка и заработала сердитый взгляд Лотарова.
   — Не трясите гоморандус! — приказал следователь. — Вы его испугаете.
   Пенелопа приблизила коробочку к глазам, стараясь разглядеть внутри цветка какую-нибудь пакость в виде насекомого или его личинки — это было бы вполне в духе Лотарова.
   — Это летает или ползает? Этот ваш пугливый гоморандус… — спросила она, не обнаружив никакой живности.
   — Гоморандус — это орхидея, редчайший сорт. За час цветок выделяет от десяти до тридцати миллилитров нектара. Это в естественной среде обитания.
   Учитывая тяжелые условия нашего климата и то, что некоторые дамочки зачем-то трясут цветы или, не дай бог, засовывают их в волосы, мы можем надеяться разве что миллилитров на восемь-двенадцать, при условии, конечно, что вы оставите орхидею в покое до десерта.
   — Вы меня пригласили к себе, чтобы съесть цветок?!
   — В какой-то степени. И давайте так договоримся. В квартире — никаких нервных бесед, говорить только приглушенным голосом, а лучше вообще молчать. Не двигаться резко, чтобы не создавать дополнительных потоков воздуха, не ронять стекло, не чихать.
   — Знаете что! — заявила Пенелопа, внимательно всмотревшись в профиль Лотарова и не обнаружив и намека на улыбку. — Может, мне лучше сразу вернуться домой?
   — Нет. Я приготовил для вас незабываемый запах и незабываемые вкусовые ощущения. Всего лишь требуется соблюсти некоторые предосторожности, когда я вскрою коробку и достану цветок. Мы приехали. Прошу.
   — Тогда поговорим в машине! У меня есть несколько вопросов.
   — У меня к вам, Пенелопа Львовна, тоже есть несколько вопросов, я их задам потом, когда мы будем отдыхать после кофе.
   — А я хочу знать немедленно, почему Козлов Г.П. оказался убитым?
   — Уф-ф-ф! — Лотаров надул щеки, потом выпустил воздух, тарабаня пальцами по рулю. — Оперативник, конечно, вел себя категорически непрофессионально. Он допустил ситуацию, угрожающую жизни и безопасности пассажиров вагона электрички.
   — Он что, применил оружие, чтобы задержать девочку? — не поверила Пенелопа.
   — Нет. Оружие применила Алиса. Она обиделась на наручники и вытащила пистолет у Козлова. Выстрелила, чтобы посеять всеобщую панику, и вышла из электрички, угрожая начать стрельбу, если оперативник двинется следом. Поехала с Козловым к своим друзьям в автомастерскую, чтобы снять наручники. А там не в добрый час оказались братья Мазарины. Одни из них очень разнервничался, увидев окровавленную Алису, пристегнутую наручниками к мужчине, и выстрелил.
   — Окровавленную?..
   — Ну да. Эта ваша протеже имеет удивительную особенность организма, свойственную узкому кругу животных и растений. В минуты опасности или особого физического напряжения она начинает заливаться кровью из носа, то есть, как скунс, или, к примеру, осьминог, пользуется выделениями из организма для собственной защиты.
   — Где она сейчас? Вы ее задержали?
   — Нет. Она все еще находится на свободе. Дело усугубляется тем, что брат Мазарин, который убил Козлова, оказался ранен. В живот. Это по показаниям свидетелей. В пункты “Скорой помощи” он не поступал, в больницах не значится.
   — Кто стрелял в Мазарина? — шепотом спросила Пенелопа.
   — Да вы так не пугайтесь, Пенелопа Львовна. Конечно же, она ни при чем!
   Вы должны были заметить еще одну удивительную особенность девочки Алисы. Она странным образом решает свои проблемы чужими руками. Мазарина Г.А. ранил Козлов, вероятно, в совершенно невменяемом от страха состоянии.
   — Я должна вернуться в прачечную, — съежилась Пенелопа, — она обязательно туда позвонит или сразу придет.
   — Если она наткнется на автоответчик, догадается перезвонить вам на сотовый. Если придет — ее задержат мои люди на улице. Так или иначе, и вы, и я первыми об этом узнаем, следовательно, ничего не мешает нам предаться сладострастию чревоугодия! — кряхтя, Лотаров выбрался из машины. — Хотя, знаете, я не люблю это слово. Чрево предполагает желудок, а я предпочитаю Ублажать вкусовые сосочки языка. Выходите же, не бойтесь. Вы никогда не забудете этот вечер, обещаю.
   — Ладно, хватит меня пугать! Я уже узнала все, что хотела, зачем мне вообще идти к вам в квартиру? Съесть эту орхидею я могу и на улице!
   — Пенелопа Львовна, — укоризненно покачал головой Лотаров. — Вы очень хотите знать, о чем я собирался вас потом спросить, просто умираете от любопытства — Да?..
   В девять тридцать вечера “Скорая помощь” привезла в морг тело, укрытое простыней. Дежурный приготовил каталку, но сопровождающие тело санитары потребовали главного врача.
   — Скажи, что я посмотрю его в первую очередь, — отмахнулся Фрибалиус, допивая чай в лаборатории. — Проверь, чтобы бумаги были в порядке.
   — Это не он, это она, — мрачно заметил дежурный. — В вечернем платье и бриллиантах.
   — Когда это нам по “Скорой” привозили бриллианты? — заинтересовался Фрибалиус. — Коронки золотые, и те редко оставляют.
   — Вот и я удивился. Красивая — жуть! И вся в перьях!..
   Фрибалиус не выдержал и пошел посмотреть. Он откинул простыню, осмотрел молодую женщину, белое открытое вечернее платье, страусиное боа, серебряные туфельки. На первый взгляд, крови на ней не было, и Фрибалиус заинтересовался:
   — Отравление? — он наклонился пониже, потому что ему показалось, что у лица женщины шевельнулись перышки.
   Женщина открыла глаза и медленно села.
   — Да, — кивнула она отшатнувшемуся Фрибалиусу, — отравление жизнью.
   Приняла большую дозу повседневности.
   — Ну, мы пошли? — поинтересовались санитары “Скорой”. — Тебя когда забрать?
   — Доктор! — схватив Фрибалиуса за футболку на груди, женщина притянула его к себе и спросила, обдав запахом спиртного:
   — Вы за сколько делаете полное вскрытие?
   — Если с надиктовкой на магнитофон и полным раскладом, то часа два — два с половиной, — вспотел Фрибалиус. — А если только для определения причины смерти, то за час управлюсь.
   — Слышали? Подъезжайте через два часа. Мы как раз управимся, да, доктор? Вперед! Где у вас тут вскрывают?
   Пошатываясь на тонких каблуках, она пошла по коридору и при попытке закинуть на шею волочившийся по полу кончик боа ударилась в стену и осела по ней вниз.
   — Теперь они будут считать меня извращенкой, — захихикала женщина. — Я позвонила из ресторана и попросила ребят отвезти меня в морг. Ну? Где она?
   Поскольку Фрибалиус молчал как пришибленный, дежурный осмотрелся и на всякий случай ответил:
   — Тут.
   — Веди! — женщина попыталась подняться. — Я только хочу с ней поговорить. Только поговорить, и все. Какие стены у вас неудобные…
   Очнувшись, Фрибалиус подкатил каталку и помог ей стать на ноги.
   — Я на этом не поеду, — капризничала женщина, оттолкнув ногой каталку.
   — Я соблюдала страшную конспирацию… Никто не знает, что я здесь, кроме моих ребят, а они думают, что я спятила, понимаешь?
   — Да, конечно, — пожал плечами Фрибалиус.
   — Молодец. Тогда бери на руки и неси.
   — А можно я? — подсуетился дежурный, пока опешивший Фрибалиус оглядывал свой выступающий живот и фартук на этом животе в старых пятнах.
   — Можно, — великодушно разрешила женщина. — Только не упади.
   Фрибалиус пошел вперед. Дежурный донес женщину до лифтов. У лифтов он ее прислонил к стене и отошел с Доктором в сторонку.
   — Сначала я — сорок минут, потом — ты, — предложил он свой вариант времяпрепровождения со спятившей бабенкой.
   — Не все так просто, — задумался Фрибалиус, — не все так просто.
   Знаешь, отвезу-ка я ее на второй этаж, а ты осмотрись пока, двери проверь, позвони на пост, нет ли подозрительных личностей…
   Дежурный обиделся, но ушел сразу.
   Фрибалиус поднялся с женщиной на второй этаж и отвел ее в комнату отдыха. Усадив в кресло, трусцой пробежался в конец коридора, осторожно приоткрыл дверь темного кабинета.
   Алиса спала, укрывшись курткой.
   Фрибалиус, как мог, объяснил ей, что привезли пьяную женщину и женщина эта хочет кого-то найти в его морге.
   Алиса, засунув ступни в огромные тапки Фрибалуса, прошаркала по коридору, вошла в комнату отдыха, потирая глаза, и сказала, зевая, совершенно буднично:
   — Привет, Рита. Как ты меня нашла?
   — Нам лучше расположиться на кухне, — суетился Лотаров, пропуская Пенелопу вперед в узком коридоре. — Там нам удобнее будет, осторожно с цветком, дайте мне!
   По дороге к кухне Пенелопа решила вымыть руки.
   — Ни в коем случае, — дернул ее за руку от ванной Лотаров. — Никакого мыла! Я вам специально приготовлю горячие салфетки. Прошу!
   — Перестаньте меня толкать! И почему здесь так темно? У вас что, лампочки перегорели?
   — Да садитесь же наконец! — проявил нетерпение следователь и почти силой усадил Пенелопу на стул с высокой резной спинкой, когда она подбиралась к табуретке. — Лампочки нам не понадобятся. Я сейчас зажгу светильники, только вы не нервничайте, Пенелопа Львовна, вы когда нервничаете, я тоже… начинаю потеть. Поверьте мне, вас ждет незабываемый вечер, расслабьтесь и подумайте о чем-нибудь отвлеченном.
   — Вы этим своим “незабываемым” вечером меня уже достаточно напугали! — понизила до шепота голос Пенелопа, наблюдая, как Лотаров поджигает масло в шести керамических светильниках.
   — Не говорите ерунду. Держите, — ей в колени ткнули что-то тяжелое, Пенелопа дождалась, пока Агей Карпович расставит светильники, и в их слабом свете разглядела, что это — ручная кофемолка.
   — А что, света нет? — удивилась она.
   — Электрической кофемолкой не пользуюсь, тем более сегодня, в такой неза… В такой важный вечер. Электрическая никогда не сделает помол нужной зернистости, понимаете?
   — Нет, не понимаю, — буркнула Пенелопа. — Валяйте. Насыпайте зерна, я готова крутить!
   — Насыпайте? — с ужасом в голосе спросил Лотаров. — Вы сказали — насыпайте? Мы будем укладывать их туда по одному!
   Пенелопа закрыла глаза и стиснула зубы.
   — Не дергайтесь, салфетка! — объявил совсем рядом Лотаров, накрывая ее лицо чем-то горячим и парящим. — Теперь — руки, — он присел у ее колен, убрал кофемолку и стал вытирать безвольно упавшие руки — палец за пальцем, с тщательностью и осторожностью, приговаривая:
   — Вот так, а мыло нам не надо, никаких запахов, вот так…
   Закружилась голова.
   — Можете съесть вот этот кусочек рыбы и две оливки. Оливки — после рыбы.
   В кухню зашел кот, потерся о трон Пенелопы. Она скормила ему с руки кусочек рыбы. Лотаров заметил это, ничего не сказал, только засопел осуждающе и протянул еще одну горячую салфетку для рук.
   — Лотаров, — осмотрелась Пенелопа в очень уютной кухне с дорогой мебелью, огромным холодильником, керамической электроплитой, — а коньячку не найдется? Дайте для храбрости грамм тридцать.
   — Ни в коем случае! — категорично отказал Лота-ров. — Вы только что смазали свой язык и небо рыбьим жиром и оливковым маслом.
   — Неужели?..
   — Да. Никаких обжигающих ферментов!
   — Тогда дайте еще чего-нибудь съесть, я проголодалась.
   — Нет! — отрезал Агей Карпович. — Начинаем укладывать кофе в кофемолку.
   — Он поставил на стол тарелку, на которой лежали темно-коричневые зерна и несколько зерен помельче и посветлей. — Посчитайте темные зерна.
   Не веря себе, Пенелопа пересчитала кофейные зерна, отодвигая их пальцем в отдельную кучку, и доложила:
   — Сорок два!
   — Многовато, — задумался Лотаров. — Уберите шесть.
   — Слушайте, гражданин следователь, если у вас с этим проблемы, так я и на чай согласна!
   — Помолчите. Убрали? Спасибо. Ну что, приступим?
   — Не может быть! — закатывает глаза Пенелопа. — Так скоро?
   — Крутите ручку, а я пока подготовлю горелку. Заметив, что Пенелопа вытаращила глаза, Лотаров терпеливо объяснил:
   — Этот кофе нужно готовить только на открытом ог-не, электроплита здесь не подходит. Мы его сварим на спиртовке, при сгорания спирта почти нет запаха.
   — Что вы так беспокоитесь о запахах?
   — Это важно, потерпите, скоро поймете. Возьмите зерно в руку. Потрите.
   Ну? — Жирное, как в масле, — Пенелопа понюхала ру-ку, — и очень странный запах.
   — Не нравится?
   — Слушайте, кто будет крутить?
   — Сначала вы. Недолго. Вот так, достаточно. К удивлению Пенелопы, Лотаров, не дыша, взял из кофемолки на кончик чайной ложки немного крупного помола и высыпал его в турку. Турку поднес к огню спиртовки, потряхивая, пока в воздухе не потекли обволакивающие струйки резкого горького запаха.
   — Вот это да! Вот это запах! — восхитилась Пенелопа. — Что это за сорт?
   — Я вам потом расскажу, какой это кофе. Пока могу сказать только название. Эпикулянатикур, приблизительно так это называют в Эфиопии. Это не сорт. В этом слове содержится информация о его приготовлении.
   — Эпикуляна?.. Первый раз слышу.
   — Главное, что вам понравился запах, это главное. Некоторые люди испытывают сильное отвращение к такому запаху. Если бы вам сейчас не понравилось…
   — И что? — заинтересовалась Пенелопа, энергично работая ручкой кофемолки. — Вытолкали бы меня за дверь?
   — Нет. Я бы включил свет, поставил электрический чайник, достал из холодильника колбасу и торт, я, кстати, пеку отличные торты, открыл коньяк, и мы бы хорошенько поужинали.
   Пенелопа только вздохнула, не решаясь ничего сказать.
   — Видите эти маленькие, едва прожаренные зернышки? — кивнул Лотаров. — Это дикий кофе.
   — Дикий бешеный кофе, — кивнула Пенелопа, уже ничему не удивляясь.
   — Нет, я серьезно. Мне их привез друг из Африки. Дикие зерна кофе пахнут острее, у них более сильный аромат, чем у окультуренного.
   — У меня уже и так голова в невесомости от этого запаха, куда еще сильней?
   — Покажите. Хватит молоть. Высыпаем в турку, осторожно… Теперь — три минуты я покручу мелкие зерна, а вы нагревайте донышко турки вот на таком расстоянии от огня. И потряхивайте, потряхивайте!
   — Можно я спрошу, — решается Пенелопа. — Вы привезли тогда кошку?
   — Конечно. Если бы я ее не привез, мы не пили бы сейчас кофе, — ответил он непонятно.
   — Хорошо. И где она?
   — Она сделала свои дела и была отвезена к хозяйке. Я эту кошку беру только раз в год. Редчайший экземпляр, редчайший! Помесь голубой египтянки и донского сфинкса.
   — Не может быть! — изобразила на лице восхищение Пенелопа. — Неужели самого донского сфинкса?!
   — Зря вы тогда со мной поругались, уехали и не видели кошку. Донские сфинксы — это такие совершенно лысые коты, голая кожа в складочку, ослиные ушки. А египтянки — короткошерстные, похожие на пантеру, только голубовато-серого цвета.
   — Подумать только — ослиные ушки! — развеселилась Пенелопа.
   — У меня есть сильное подозрение, — понизил голос Лотаров, — что во всей стране, да что там в стране — в Европе! — есть только одна такая кошка, я ее зову андалузкой.
   — И что в ней необычного?
   — Понимаете, она ест кофейные ягоды. Не верите? Добровольно! Только раз в году я могу позволить себе такое удовольствие, потому что кофе этот очень дорогой, да и чаще, чем раз в год, его пить не стоит, понимаете, иначе это не будет праздником. Повыше над огнем держите, повыше!
   — Значит, кошка жива? — ничего не понимает Пенелопа.
   — Конечно, жива. Достаточно. Давайте сюда турку. Досыпав помола из диких кофейных зерен, Лотаров в пять приемов сварил в турке кофе. Сначала он налил совсем немного воды, дождался пены, подлил еще воды, и так пять раз.
   Пенелопе наконец удалось расслабиться, и она наблюдала за приготовлением этого самого… на букву “э”, отрешенно, забыв про время, поудобней устроившись на троне — для этого подтянула к груди коленку и устроила на ней подбородок.
   — Кофе готов, — торжественно объявил Лотаров и выставил на стол крошечные чашечки и два бокала, в которые налил воды из бутылки.
   — А это я знаю! — оживилась Пенелопа. — Каждый глоток драгоценного кофе мы будем запивать водой, чтобы следующий опять был первым!
   — Ш-ш-ш, — поднес к губам палец Лотаров и открыл коробочку с орхидеей.
   Разлив кофе по чашечкам, он взял цветок и осторожно освободил его от крошечной колбочки с раствором. Ножом отрезал намокший кончик, и в образовавшейся дырочке тут же появилась прозрачная тягучая капля.
   — Давайте вашу чашку, — попросил он шепотом и донес каплю до черной поверхности кофе, после чего слегка тряхнул цветок.
   Капля упала. Лотаров сложил губы трубочкой и подышал внутрь цветка, на влажную головку пестика. Тут же снизу из круглого отверстия вытекла еще одна капля. Ее Лотаров стряхнул в свою чашку. Опять поднес цветок к губам…
   Пенелопа смотрела, как просачивается очередная капля, она чувствовала удушающе сладкий запах цветка, и когда Лотаров с хрустом нежно сжал лепестки, охнула и дернулась, словно почувствовав его пальцы на своей шее.
   — Все. Больше не будет, — он положил смятый цветок рядом с чашкой Пенелопы, осторожно помешал свой кофе ложкой и сделал первый глоток.
   Пенелопа досмотрела его глоток до конца, до запрокинутой головы и дернувшегося при глотке кадыка. После чего наклонилась к своей чашке и осторожно втянула губами кофе и все еще плавающую прозрачным озерком на его густой поверхности каплю нектара.
   Ей показалось, что язык онемел под горячей тяжестью. Небо защипало, после глотка в голову ударила горячая волна, и Пенелопа не поверила; что это от кофе, — потому что мгновенно. На секунду подумалось, что от яда. Она быстро сделала второй глоток, с трудом выдерживая странный сильный запах кофе во рту и нежно-приторный — цветка. О вкусе она ничего не могла сказать, слов бы не нашлось, но ей вдруг представилось, что Лотаров решил таким образом отравить себя и ее, и от мысли, что он захотел умереть вместе с нею, стало горячо сердцу и захотелось плакать от умиления. Захотелось вскочить, прыгать, рассказать все о себе и немедленно обрезать длинные волосы следователя. Разгоняясь, гулко застучало сердце, пересохли губы.