Михайлов Владимир Дмитриевич. Вариант "И"

финансировании, хотя не из своего кармана, разумеется. А из этого
следует...
Из этого должно следовать, что он раньше меня сможет встретиться с
претендентом Искандером - то есть великим князем Александром
Александровичем. И если взглянуть на Изю с определенной точки зрения, то
не исключено, что он и есть тот, кого я ищу, кого обязан найти.
До сих пор мне казалось, что он в число интересующих меня персон
никак не входит. Почему? Скорее всего потому, что мы с ним знакомы с
младых ногтей, потому, что он относится ко мне хорошо, потому, что - по
его словам - продолжает искренне любить Россию - и так далее. Но ведь это
все - предположение. А если на самом деле он работает на заокеанскую
державу?
Кто Липсис в действительности? Хм. Хотя бы эта его встреча с Абу
Мансуром. Чего он добивался? Не пытался ли повлиять на кувейтского
государственного деятеля, с тем чтобы тот принял решение не в нашу пользу?
И насколько безопасно позволить ему находиться вблизи претендента?
Да, если мои оппоненты заранее знали, что я буду каким-то образом
ввязан во всю эту игру, то с их стороны это был бы хороший ход: подсунуть
мне старого дружка, которого я заподозрю в самую последнюю очередь.
Интересно, кстати: что в пакетике, который он мне подпихнул? Для того
ли предназначен индикатор, чтобы мне почувствовать приближение убийцы, или
наоборот - чтобы кто-то мог без всяких проблем следить за мною? Пожалуй,
надо будет вскрыть его только при соблюдении определенных мер
предосторожности. Но не сейчас и не здесь.
Наконец возня с выполнением заказа завершилась, и стало можно
поговорить. Бретонский сразу же предупредил:
- Только никакой записи, пожалуйста. Если вам потом понадобятся
какие-то уточнения, с удовольствием их сделаю, но здесь не нужно
демонстрировать записывающее устройство, иначе у вас не будет отбоя от
искателей даровой рекламы.
- Вы имеете в виду интервью для журнала? Но, быть может, это было бы
даже хорошо...
- Поверьте мне - ни в малой степени. Никто из присутствующих не
скажет вам ничего интересного. Каждый просто будет петь автодифирамбы...
Крайне ограниченные люди, уверяю вас. Поэтому будем просто
разговаривать...
Я легко согласился. На самом деле моя аппаратура была уже включена на
полную мощность.
- Итак, - он картинно откинул голову (в такой позе хорошо сидеть в
седле породистого коня на макушке какого-нибудь пригорка, на фоне
гренадеров с примкнутыми багинетами) и воззрился на меня орлиными очами.
- Простите, как вам угодно, чтобы я к вам обращался? - Мне необходимо
было продолжать разыгрывать роль коврика.
- Да просто - профессор. Вполне сойдет.
- Профессор... Скажите пожалуйста, какой ход мыслей, какие интересы
привели вас к идее участия в работе партии азороссов?
- Хороший вопрос, - одобрил он. - Какой ход мыслей? Да самый
элементарный, разумеется. Партия создана, по сути дела, во исполнение
старого-престарого лозунга...
Он, по всем правилам, сделал паузу, выманивая меня из норки, вовлекая
в диалог. Я охотно поддался.
- Лозунга? Вы имеете в виду... - я изобразил усиленную работу мысли,
- евразийство?
Примерно такого ответа он и ожидал; ему нужно было ощутить свое
неоспоримое превосходство надо мной.
- Нет, разумеется. Говоря о лозунге, я подразумеваю широко известную
некогда формулировку: "Догнать и перегнать Америку!"
Здесь мне было уместно изумиться. Я так и сделал:
- Не могли бы вы более подробно...
- Охотно, мой любознательный друг, охотно. На нашей планете
существует... Но вы и сами, безусловно, знаете, сколько материков
существует на нашей многострадальной Земле?..
Он прищурился, доброжелательно улыбаясь. Уловки провинциального
политикана - честное слово, я был о нем лучшего мнения. Я покосился на
сидевшую справа от меня Наташу: не собирается ли она, Боже упаси,
изобразить скуку, которую наверняка на самом деле испытывает? Ничуть не
бывало: она так и пожирала его восхищенным взглядом. Талантливая женщина,
честное слово! Просто преклоняюсь...
- Разумеется, шесть, профессор.
- Конечно, вы помните и их названия?
- Право, вы меня обижаете... Евразия, Северная Америка, Южная
Америка, Африка, Австралия, Антарктида...
Он удовлетворенно ухмыльнулся.
- Происходи это на экзамене - я попросил бы вас прийти в другой раз.
- Не понимаю...
- Нет, разумеется, ответ можно было бы вам зачесть - если бы вы
сдавали физическую географию. Но ведь наш предмет, если не ошибаюсь, -
география политико-экономическая?
- Ну... да.
- А в этой географии, незадачливый мой студент, материков не шесть, а
всего лишь пять. И называются они: Америка, Европа, Россия, Дальний
Восток... - Он сделал новую выразительную паузу. - И, наконец, пятый
материк: Исламида.
- Боюсь, что я не совсем...
- Да ну что вы. Исламида, Мир ислама! Представьте себе карту мира.
Способны?
- Полагаю, что да... Представил.
- В таком случае смотрите. Африка: Марокко. Алжир, Тунис, Ливия,
Египет, Судан, Уганда, Джибути. Эритрея, Сомали, Чад, Нигер, Нигерия,
Камеру, Габон, Буркина-Фасо, Гвинея, Центрально-Африканская Республика,
Кот д'Ивуар, Танзания, Гамбия, Сенегал, Мавритания, Руанда, Бурунди,
Коморские острова. Все это, кроме Комор, географически - единый монолит.
Примерно половина территории Исламида Далее. Весь Аравийский полуостров:
Саудовская Аравия, Йемен, Оман, Кувейт, Бахрейн, Катар, Объединенные
Эмираты. Другие азиатские страны: Сирия, Ливан. Иордания, Ирак, Иран,
Афганистан, Пакистан, Турция. Азербайджан, Северный Кавказ, оба таджикских
государства, Киргизия, Туркмения, Узбекистан, Казахстан. И все это
образует единый монолит. Это - материк. Далее - острова: Бангладеш...
- Это не остров.
- Я имею в виду не географическое понятие; остров - значит, находится
в отрыве от монолита. Бруней, Малайзия, Индонезия, Босния, Албания.
Убеждает? Все эти страны - члены Лиги исламских государств. Еще
анклавы: Татарстан, Башкирия, Восточный Туркестан... И плюс к этому -
исламские общины во всех странах мира! Тут, в Москве, миллион с лишним
мусульман, да и в Питере... Дальнейшие объяснения требуются?
- Мне понятно.
- Очень рад. Далее. Подобно тому как в позапрошлом, девятнадцатом,
веке шло активное экономическое развитие Соединенных Штатов Америки, а
позже - Японии, в прошлом веке, к концу его, быстро пошла по пути
прогресса Исламида. Хотя развитость входящих в нее стран была
неодинаковой, начавшиеся интеграция и взаимопомощь подтягивали отстающих.
По странному капризу природы именно в Исламиде оказались сосредоточены
основные запасы полезных ископаемых планеты, прежде всего нефть,
остающаяся, вопреки предсказаниям скептиков, кровью экономики. Это вам,
безусловно, ясно?
Он, похоже, принимал меня - а может быть, и вообще всех журналистов -
за малограмотных и непроходимо тупых. Но я лишь кивнул, показывая, что
потрясен раскрывающимися передо мной безднами эрудиции.
- Но Исламиде требовалась значительная технологическая поддержка со
стороны обладателей передовых технологий. Начался поиск естественных
союзников среди других материков. И - говорю это не без ехидного
удовольствия - хваленая Америка в данном случае прозевала. Впрочем, она
вряд ли могла поступить иначе. У нее не было иного пути, как поддерживать
Израиль: еврейский капитал и еврейские голоса в Штатах - величина, с
которой нельзя было не считаться. Однако поддержка еврейского государства
автоматически приводила американо-исламские отношения в тупик. Дальний
Восток в те времена был занят и своими внутренними проблемами, и
конфликтами с Америкой. К тому же найти для него общий язык с исламом
достаточно сложно, куда сложней, чем христианам или иудеям: ведь и
буддисты, и синтоисты не относятся к ахл-ал-Китаб, людям Книги, как
последователи Иисуса Христа и Моисея, чьи религи имеют общие с
мусульманами корни. Что касается Eвропы, она к исламу с давних пор, может
быть, с Крестовых походов, относится с недоверием. Итак, к чему же я
подвожу вас?
- К России, - угадал я.
- Совершенно верно. Во второй половине минувшего века Россия в
принципе придерживалась правильной политики в отношениях с Исламидой, хотя
выработала ее и не сразу. Она по ряду причин быстро отказалась от
поддержки Израиля и стала вооружать значительную часть исламского мира -
причем в кредит, а если называть вещи их именами, то даром. Правда,
успешное развитие этих отношений несколько сдерживалось отрицательным
отношением коммунистической империи к религии вообще, и к исламу в
частности. Но с другой стороны, исповедание мусульманства многими народами
СССР оставалось непреложным фактом, и это помогало сближению материка
России с Миром ислама. Итак, политика развивалась в нужном направлении, и
если бы не распад империи в последнем десятилетии прошлого века, структура
этих отношений могла бы окончательно стабилизироваться, и наведение мостов
между Россией и Исламидой пошло бы полным ходом. Распад повлиял, конечно,
на этот процесс, поскольку одной из традиций практической политики
Исламиды является уважение реальной силы; Россия же катастрофически
слабела на глазах. Если бы не это печальное обстоятельство, дверь в
Исламиду для Соединенных Штатов, пожалуй, закрылась бы наглухо еще полвека
тому назад. Вы следите за моими рассуждениями?
- Конечно же, профессор.
- Согласны с ними?
- О, безусловно...
- Вот и прелестно. Итак, скоропостижное ослабление России в области
экономики - а следовательно, и политики - позволило двери не закрыться до
конца, и американцы не преминули этим воспользоваться.
Это стало совершенно ясно в середине последнего десятилетия XX века,
а именно во времена Балканской смуты. Если вы обладаете хотя бы
поверхностными сведениями из области новейшей истории...
Я скромно кивнул.
...то должны помнить, что одной из воевавших сторон были боснийские
мусульмане - кстати, славяне по происхождению...
- Конечно же, я помню, профессор...
- Меня радует, что не приходится тратить время на изложение
элементарных истин. Так вот, спохватившись, американцы решили вскочить на
подножку уже уходившего поезда и совершенно неприкрыто выступили на защиту
тамошних мусульман - ну, и их союзников, разумеется. Соверши они
что-нибудь подобное на Ближнем Востоке - в Штатах поднялся бы шум; от того
же, что происходило на Балканах, еврейские интересы ни в Штатах, ни в
Израиле практически не страдали.
Балканы оказались тем местом, где Америка могла демонстрировать свою
новую политику в отношении ислама в ее чистом виде, без помех.
Я решил подбросить ему косточку:
- Но ведь это не было первой акцией такого рода, профессор. Война за
Кувейт несколькими годами раньше...
Бретонский поморщился.
- Это совсем другое. Там Штаты воевали за мусульман - но и против
мусульман, то была, скажем так, семейная ссора. И политический результат с
точки зрения укоренения в Исламиде был - по нулям.
Политика, друг мой, не теннис, где ничьих не бывает; это скорее
футбол. Для России же ситуация была тоже в достаточной мере щекотливой:
чтобы сохранить хоть крохи влияния на Балканах, ей приходилось, по давней
традиции, выступать в защиту сербов. Так что в те годы Штаты заметно
продвинулис вперед в деле влияния на Исламиду, ощутимо потеснив Россию.
Согласны?
- Это так очевидно...
- Все становится очевидным, друг мой, если удается предварительно
понять процесс и должным образом сформулировать. Но история и есть, кроме
всего прочего, наука формулировок. Итак, Штаты вырвались вперед. И процесс
этот мог бы оказаться необратимым, если бы не одно крайне существенное
обстоятельство. Догадываетесь, что я имею в виду?
- М-м...
- Объясняю. В отношениях с исламом американцы могут дойти лишь до
определенного предела; перейти его им не дано. Для этого они - слишком
демонстративно-христианская страна, слишком христианский народ.
Но мусульман там не так уж мало...
- Это ничего не меняет. Страна выросла, возникла на протестантской
основе. Выбейте эту подпору - и она рухнет. - Он усмехнулся. - Ну а для
нас, для России - пределов нет. Как сказал еще Блок - нам внятно все!
- И потому вы полагаете, профессор, что мы можем обогнать их в
отношениях с Миром ислама?
- Можем? Да мы уже обогнали их!
- Разве?
- Недоверчивый друг мой! Понимаете ли вы, при каком событии вам
посчастливилось присутствовать? Вижу, что нет: вы еще не осознали...
Для сравнения. Вам приходилось бывать в Штатах?
- Да. Не раз...
- Чудесно. Вы способны фантазировать?
Меня этот разговор забавлял, но я старался никак не показать этого.
- Н-ну... пожалуй, да. Конечно.
- В таком случае попытайтесь представить себе, что вы присутствуете
на собрании в той великой стране - на собрании по проблеме выдвижения
кандидатом в президенты мусульманина.
Я мысленно усмехнулся: аргумент был неплох. Вслух же сказал:
- Да, должен сознаться - там подобное исключено.
- Quod erat demonstrandum. А тут ведь происходит именно такое
событие. И выдвигать будут не в президенты: в государи всея Руси!
- Однако выдвинуть - это только самая легкая половина дела...
Бретонский усмехнулся с видом подавляющего превосходства.
- Уважаемый журналист! - сказал он, поблескивая глазами. - Оглянитесь
вокруг, посмотрите на этих людей. Вы знаете кого-нибудь из них? Хотя бы
понаслышке?
Если бы я сказал "нет", профессор не поверил бы.
- Конечно, - кивнул я. - Наш журнал внимательно следит за российской
политикой.
- Очень хорошо. В таком случае вам известно многое плохое и многое
хорошее об этих политиках. Но единственное, в чем их невозможно упрекнуть,
- в отсутствии прозорливости. А вот еще один аргумент: не кажется ли вам
странным, что здесь отсутствуют представители той великой силы, какой
является телевидение? Вы это заметили, не так ли? Существует самый простой
ответ. Президент ОТК, Объединенных телекомпаний, - убежденный сторонник
выборной власти в России. И ожидай он, что идея реставрации потерпит здесь
убедительный провал - уверяю вас тут ступить было бы нельзя, не
наткнувшись на камеру. Но их нет; следовательно, руководство ОТК уверено,
что большинство участвующих партий выскажется за. А этого показывать оно
никак не хочет.
Я на минуту призадумался. И правда: многие из этих людей, достаточно
разных, имели одну общую черту - обладали отличной политической интуицией,
и если они отказывались взойти на борт какого-нибудь парохода, вы могли
смело держать пари на то, что судно это не дойдет до порта назначения. Ну
а когда они оказывались вдруг в одной команде, что бывало крайне редко,
акции этой команды следовало закупать оптом, если даже ради этого
предстояло залезть в долги.
А вот то, что Бретонский сказал относительно убеждений президента
ОТК, следует основательно запомнить. Телевидение нам понадобится...
И я сделал в памяти соответствующую зарубку, одновременно говоря:
- Вы меня совершенно убедили, профессор. И все же... Выдвинуть
претендента - одно дело; но ведь вопрос будет решаться на референдуме,
иными словами - голосовать будут массы. То есть нужно набрать минимум
пятьдесят процентов плюс один голос. Можете ли вы с такой же уверенностью
предсказать реакцию всего народа?
- Я бы мог, конечно. Но гораздо более убедительно сделает это... Там,
в углу, видите? Духовное лицо..
- Тот, в рясе?
- Отец Николай Троицкий. Православный священник - и тем не менее
принимает участие в деятельности партии, представляющей совсем иные
интересы. Пикантно, не правда ли? Вот поговорите с ним.
Кем является названное духовное лицо, я прекрасно знал: недаром он
находился в моем списке. Но я почел своим долгом выразить сомнение:
- Я бы с великим удовольствием, но... захочет ли он?
- Я вас представлю ему - думаю, он не станет отказываться. У нас с
ним вполне пристойные отношения. Вы, кстати, никогда не интересовались
теологией? А историей Церкви? Хотя об этом поговорим как-нибудь при случае
- надеюсь, что он представится... (Бретонский погладил взглядом Наталью,
она подчеркнуто медленно опустила глаза, и я вдруг ощутил чуть ли не
приступ ревности; пришлось прибегнуть к усилию, чтобы чувство это не
вырвалось наружу.) Да, поговорите с ним. Хотя сегодня тут это вряд ли
удастся. Ну что же, попробуйте договориться с ним на другой день. Будет не
менее интересно.
- Но может, удастся и сегодня?..
Тут я словно накаркал. Потому что не успел я закончить фразу, как в
буфете начался большой скандал.
Как я потом сообразил, причиной было то, что наступил час намаза и
неожиданное множество присутствующих расстелили свои хумлы и принялись
молиться, не обращая внимания на звонки, возвещавшие конец перерыва.
Некоторые сочли это нарушением порядка и своего рода политической
демонстрацией. В ответ раздались выкрики вроде "Ислам все равно победит -
с государем или без него!". После чего возникла и потасовка.
- Уверяю вас, - грустно произнес Бретонский, ловко увернувшись от
чьего-то локтя, - продолжения не будет, сейчас объявят перерыв до утра.
Специально для того, чтобы не дать мне выступить. Это Изгонов гадит. Пока
мы с вами философствовали, он, даю голову на отсечение, успел уже
договориться с устроителями этого сборища. А, в конце концов... - Он
махнул рукой с видом полного пренебрежения.
Я громко вздохнул.
- Жаль, профессор... Я очень благодарен вам за беседу. Уверен, что
получится прекрасный материал. Но у меня еще два вопроса. Нет-нет, совсем
крохотных, вы ответите на каждый двумя словами.
- Я, собственно, и не отказываюсь.
- Большое спасибо. Скажите откровенно: вас радует, что вы, так
сказать, утираете нос Америке? Вы не любите ее?
Он склонил голову к плечу.
- Откровенно говоря - нет, не люблю.
- Почему же?
- Она раздражает мое эстетическое чувство. Слишком много всего -
кроме такта и совести. Штаты ведут себя на планете, как слон в посудной
лавке. Чисто вымытый и надушенный, но все же слон, полагающий, что если от
его маневров, представляющихся ему грациозными, посуда рушится и бьется
вдребезги, то виновата в том сама посуда: нельзя быть такой хрупкой! А
место слона не в посудной лавке, а в джунглях.
А если джунглей нет? Повырубили?
- Тогда в зоопарке. В цирке, наконец.
- Я вас понял. Спасибо. И последнее: вам известно, когда ожидается
прибытие претендента Искандера?
- На этом сборище его не будет.
- Я имею в виду - в Россию. Он давно в России.
- Неужели? Где же именно?
- Понятия не имею. Нет-нет, действительно не знаю.
- Но когда он появится - станете ли вы добиваться аудиенции у него? -
Лично для себя? Нет.
- Почему?
- Могу вам ответить - но не для печати.
- Обещаю.
- Вы свидетельница, - обратился он к Наташе - ваш шеф обещал. Так
вот.
Я не одобряю самой монархической идеи. Это раз. И не люблю мусульман
- по соображениям личного порядка. Это два.
- Почему же вы...
- Да потому, - сказал он с досадой, - что сегодня у России нет иного
выхода. Просто нет!
- Но по-моему, в уставе азороссов не сказано, что претендент от нее
должен исповедовать ислам.
- Безусловно. Формально он, быть может, и не должен. Но кого он
представляет - всем хорошо известно. И музыкант не может не исполнить то,
что заказано.
- Итак - аудиенции не будет?
- Общая аудиенция - для всех нас, руководителей движения азороссов -
будет, разумеется, дана. Но добиваться личного приема - нет, не стану.
- Тысяча благодарностей, профессор. Итак - до завтра?
- Иншалла, - ответил он серьезно.

Мы устали и были голодны. Но все же я прежде всего решил
воспользоваться телефоном: мысли об Изе не давали мне покоя. Я решился
даже позвонить из автомата - конечно, предварительно подстраховав его. По
специальной связи по-прежнему слышались одни лишь помехи. Набрал номер.
Мне ответили:
- "Реан".
- Фауст. Необходимо вмешательство. Вплоть до временной изоляции.
Любым способом.
- Ясно. Кто?
- Картотека программного съезда.
- Номер?
- Не знаю. Фамилия: Седов и Липсис, это один человек.
Там секунду помедлили.
- Принято.
- Это - первое. Второе: рассмотрите вопрос о привлечении телевидения.
По моей информации, президент настроен весьма отрицательно. Это
проблема.
Будет доложено.
- "Вот так-то, Изя, - подумал я. - Если я и ошибаюсь насчет тебя, то
в таком деле лучше пересолю. Не взыщи. Да и сам виноват. Я же только
устраиваю тебе свидание - хотя и не совсем то, о котором ты просил..."
Ибо сказано в суре "Корова", айяте сто двадцато "Господи! Сделай это
страной безопасной и надели обитателей ее плодами".
Но еще прежде, в айяте сто восемнадцатом, говорится: "Не объемлет
завет Мой неправедных". Значит, быть посему.



Глава шестая


С утра и до самого последнего момента я сомневался, ехать ли мне на
похороны или воздержаться. Здравый смысл был против: возле кладбища или на
нем каждый человек может стать легкой добычей снайпера или подрывника, как
это уже не раз бывало. В конце концов, дело было не в моей жизни, хотя и
она представляла для меня определенную ценность. Я сейчас работал не на
себя и даже не только на редакцию "Добрососедства", и зависело от меня в
ближайшее время куда большее, чем статьи в моем журнале или даже их серия
в тех изданиях, которые сулил мне Стирлинг.
Поэтому рассудок категорически запрещал мне сделать хоть один шаг в
направлении кладбища - чтобы не стать преждевременно одним из его
постоянных обитателей. Однако нормальный человек никогда не повинуется
одному лишь разуму - так же, как не действует и исключительно под влиянием
эмоций, не считая разве что редких случаев. Иногда побеждает одно, иногда
- другое, и тогда логике приходится сдавать позиции. Ведь не она же, в
конце концов, приводит преступника на место преступления и нередко - на
похороны жертвы. Я не убивал Ольгу, но беспристрастный суд наверняка
признал бы меня невольным соучастником. Меня грызло чувство вины - перед
Ольгой, перед Натальей, перед самим собой, наконец. Может быть, оно и
тянуло меня на похороны?
Но не оно одно. Я думал и о Наталье, о том, что сегодня ей будет
тяжелее, чем когда-либо раньше в жизни. Насколько я мог судить по нашему
кратковременному знакомству, она была одиночкой по характеру; вообще таким
жить легче, чем прочим, но только не в пору душевных потрясений, когда
тянет на кого-то опереться. Конечно, у нее есть друзья, и, может быть, не
только те подозрительные "друзья", которые опекали Ольгу. Но именно на
друзей в таких обстоятельствах рассчитывать нельзя: они слишком явственно
напоминают о потере, не заживляют раны, но бередят.
Нужен кто-то почти посторонний, непривычный, нужен рыцарь на час,
который выслушает утрет тебе слезы и скорее всего бесследно исчезнет, так
что некому будет напоминать тебе о проявленной слабости...
Иными словами - ей там буду нужен я. ...Вот таким образом я играл в
прятки с самим собой, в глубине души прекрасно понимая, что вовсе не
желание приобщиться к рыцарскому ордену влечет меня на Востряковское
кладбище и не деловые соображения, которые тоже нельзя было отмести просто
так, но нечто совершенно другое: желание увидеть Наталью, побыть около
нее. Не думал, что я еще подвержен таким слабостям. Но всякому свойственно
переоценивать свои силы. И поэтому, строя в уме подобные логические и
совершенно алогичные конструкции, я успел надлежащим образом одеться, не
забыв такую важную деталь туалета, как тонкий, лег кий, но прочный
бронежилет, и, убедившись, что я полном порядке, вышел, проверил машину,
сел и, сделав контрольный круг по Дорогомиловской, Кутузовскому проспекту
и Лукоморскому (бывшему Украинскому) бульвару, взлетел на эстакаду и,
взобравшись в конце концов на третий ярус движения, магистраль СВ-ЮЗ,
выжимая всего лишь сотню, уже через полчаса, покинув трассу, уходившую
дальше к Солнцеву, снизился и в результате нескольких простых маневров
оказался близ кладбища, куда и направлялся.

Площадка перед кладбищенскими воротами была более чем наполовину
заполнена машинами, среди которых попадались и престижные. Я остановился в
стороне от других автомобилей, вылез, запер машину, в последний раз окинул
себя взглядом при помощи левого зеркальца заднего обзора. В нем отражался
мужчина в расцвете сил - без единой морщинки, с прекрасным цветом лица,
свидетельствовавшим о молодости и здоровье, с густыми светлыми волосами,
собранными на затылке в пышный хвост. Я был высок, широкоплеч - благодаря
специальному покрою пиджака и шестисантиметровым каблукам лихих ковбойских
сапожек; они причиняли немало неудобств, но я терпел. Разумеется, если как
следует приглядеться, меня можно было узнать, но в оптический прицел -
испытано не раз - никогда. И я буду сохранять свое инкогнито до тех пор,
пока сочту необходимым.
Видимо, я поторопился и приехал слишком рано: ни Натальи не было
видно, и никого другого из тех, кого я предполагал тут встретить. Я отошел
в сторонку, поближе к забору, закурил, что означало, что внутреннее
волнение не оставило меня, как я ожидал, но, напротив, даже усилилось
немного, хотя - с чего бы, если подумать? Мало ли людей приходилось мне
провожать в последний путь? Славно будет, если на мои похороны соберется
столько...
Машины подъезжали и отъезжали, возникали и исчезали люди. Хотя день
был будний, пришедших навестить могилы было немало. Весенняя грязь
подсохла лишь недавно, и теперь появилась возможность привести в порядок