свободным. Хотелось бы также, чтобы он оказался исправным.
Телефон работал, и вокруг никого не было. Я занял будку, но
пользоваться аппаратом не стал, а вытащил из кармана свою снасть. Дал
вызов, на сей раз неконтролируемый.
- "Реан".
- Фауст. Передача.
- Секунда, другая.
- Готовы.
- Код восемь.
- Принято.
- Идет передача.
Мой специальный магнитофон был уже в руках. Я поднес его к микрофону,
нажал кнопку. Приборчик мелодично посвистел и умолк. Весь мой вчерашний
разговор с полковником ушел туда. Как бы я его ни заверял накануне, что
ничего не затеваю, но дело остается делом. Хотя и Батистов наверняка имеет
возможность прослушивать нашу беседу... Я сказал в микрофон:
- Конец записи.
- Записано целиком. Дополнения?
- Вопрос. Мой вчерашний заказ?
- Пока в процессе. Лицо находилось в окраинном районе, неудобном для
мероприятий; охранялось. Сейчас остается на недоступной территории.
Ожидаем его выхода.
Понятно: Изя после кладбища окопался в посольстве и так скоро оттуда
вряд ли вылезет. Заниматься им до съезда будет затруднительно. По дороге,
если даже выедет куда-то? Он может воспользоваться посолъской машиной.
Конечно, государственной службе не составило бы труда остановить его, но
мы-то лишь собираемся стать таковой, а пока считаемся в лучшем случае
самодеятельностью, хотя можем сойти и за преступную группу. Нужно, чтобы
он высунулся побыстрее и оказался там, где нам удобно.
- Вытащу его, - сказал я "Реанимации". - Готовьте встречу.
Я назвал место, удобное для нас.
- Если будут изменения - перезвоню через пять минут. Если нет -
остается в силе.
- Все поняли.
- Что относительно телевизионной проблемы?
- Принято к срочной разработке.
- Хорошо. Конец передачи.
Вообще-то нельзя так долго светиться в телефонной будке. Но на сей
раз другого выхода не было. После этого я все же воспользовался таксофоном
и набрал номер, считывая его с визитной карточки. Трубку снял Изя
собственной персоной. Удача.
- Привет, каперанг. Устроил тебе встречу. Через... - я глянул на
часы, - час десять. На Тверской, у Пушкина - годится? К тебе подойдут и
отвезут на свидание. Устраивает?
- С кем именно я встречусь?
Ответ у меня был готов:
- С Акимовым. Тем самым.
Слышно было, как он проглотил слюну.
- Он что - в Москве?
- Не в Стокгольм же я тебя приглашаю.
- Устраивает. Услуга за мной.
- Запомню. Всех благ.
Теперь - все по карманам. И - нормальным прогулочным шагом снова к
дому.
К подъезду, где ремонтируют лифт. Наверх. На чердаке уже оказался
кто-то - возился, выбирая себе инструменты. Мастер? Или за мной? Я
попытался на скорости прошмыгнуть мимо него; он, однако, поставил мне
подножку - случайно или, возможно, принял меня за раннего квартирного
вора. Не знаю. Я устоял и ответил. Он грохнулся с видом глубочайшего
удивления и потерял сознание. Я не стал задерживаться и быстро выбрался на
крышу.
Марш по кровле и дальше прошел без происшествий. Отперев дверь я
снова оказался в Наташиной квартире. В ванной шумела вода. Я проследовал
на кухню, но Наташа, кажется, не услышала, что я вернулся. Я решил не
заглядывать в ванную, чтобы не напугать ее и не смутить. Из кухни я прошел
в комнату. Там меня заинтересовал рабочий стол, а особенно - гора бумаг,
что возвышалась на нем. Это оказалась распечатка тех самых хилебинских
мемуаров, над которыми Наташа, по ее словам, работала.
На скорую руку я проглядел по диагонали несколько смятых страниц
полуслепого текста. И вдруг мое внимание привлекла дата: 2017 год. И
название: Эр-Рияд. Столица Саудовской Аравии. Или, если быть точным, -
Ал-Мамляка ал Арабия ас-Саудия, как звучит название страны в оригинале.
Меня осенило. Время и место совпадают. Блехин-Хилебин, по-видимому, и
есть тот самый участник разговора в бане, который собирался в одну из
восточных стран. Дикое везение. Но нужно убедиться...
Однако то, что я держал в руках, не было связным текстом - лишь
отдельные выбракованные листки. Похоже, что принтер у Наташи барахлил или
она не всегда правильно вкладывала бумагу, так что на одном листке порой
пропечатывались две страницы.
И тем не менее, раз такие мемуары существуют - их нужно достать. В
них может оказаться информация очень полезная для нашего дела или очень
вредная. И если она не окажется у меня, то ею воспользуется кто-то другой.
Надо добраться до оригиналов. И до самого мемуариста. Если...
...Тут меня тряхнули за плечо, и я был вынужден вернуться к
действительности.
- Неужели так интересно? - Наташа смотрела на меня с недоумением.
- Что?
- Я три раза окликала тебя, а ты даже головы не повернул.
- Прости, пожалуйста. Виноват. Но я и на самом деле увлекся.
- Как, по-твоему, с языком и стилем? - не преминула поинтересоваться
Наталья. Это было мне в какой-то степени знакомо: авторские сомнения,
какие бывают, даже если ты всего-навсего редактируешь чужие тексты.
- Знаешь, по-моему, все о'кей. Хотя тут, конечно, лишь обрывки...
- Ты и правда так думаешь? Считаешь, что неплохо?
- Ну, стал бы я врать. Будь спокойна: я очень строгий ценитель. И
придирчивый критик.
Тут она улыбнулась. И скомандовала:
- На кухню - марш! Кофе стынет.
- Zum Befehl!
Отпивая кофе, я спросил:
- А где настоящий текст? Чистовой?
- У автора - где же еще? Я не делаю копий: к чему мне?
- Ну да, конечно. А продолжение - последует?
- Будет сегодня. Я сейчас поеду к старику, заберу новую кассету,
вернусь и примусь за расшифровку.
- А предыдущие кассеты?
- Если хорошо поискать, могут и найтись.
Я решил, что сейчас спрашивать дальше не следует.
- Не забудь: ты работаешь у меня!
- О, разумеется, сэр! В таком случае я расшифровкой займусь вечером.
А от него приеду прямо в театр Вахтангова - к тебе. Надеюсь, на этот раз
работодатель не забудет предупредить привратников?
- Работник может быть спокоен. Тебя подбросить к старику?
- Это далеко. У тебя, наверное, свои дела. Довези до метро.
- Договорились. Кстати, у тебя найдутся вторые ключи?
Я ожидал хотя бы небольшой заминки. Но она ответила сразу:
- Конечно. Надеюсь, у тебя нет привычки терять их?
- Это случается крайне редко. Но твоих ключей и я никогда не потеряю.
Наташа хитро посмотрела на меня:
- Не забудь - я знаю о тебе не так уж мало. Мы ведь знакомы очень
давно - пусть и заочно. Инач я бы не...
Она не закончила; я кивнул:
- Да и я тоже.
- Я чувствую. Поверь: для меня это не было неожиданным. У меня такое
ощущение, что ты мне завещан.
- Но ведь не только поэтому?..
- Господи, - сказала она. - Как тебе могло прийти в голову?
- С черного хода.
- Запри его наглухо. И потеряй ключ.
- Брошу в Москву-реку, как только доберусь до набережной.
- Смотри, чтобы хватило бензина.
Похоже, Наталья привыкла, чтобы последнее слово всегда принадлежало
ей.
Я не стал вступать в прения.
У метро я высадил ее и смотрел ей вслед, пока она, ступая упруго и
уверенно, не скрылась за тяжелой дверью. Я продолжал смотреть. Но ко входу
приблизилось сразу с полдюжины человек, и трудно было сказать, был ли
среди них кто-нибудь, кому поручено было следить за нею. Что до меня
самого, то я не собирался скрывать своего маршрута, но несколько изменил
его. Вместо того чтобы двинуться к центру, я развернулся и поехал обратно
- по направлению к ее дому. Зеркало заднего вида показало: никто меня
вроде бы не преследовал. Я прибавил газу.
Перед ее домом остановился, на сей раз прямо напротив подъезда, запер
машину и поднялся наверх. Внимательно осмотрел дверь: запирая, я слегка
подстраховал ее. Осмотр показал, что я вернулся вовремя - кто-то уже
приценивался к замку, но встретился с осложнениями, а потом я его спугнул.
Ясно. Я снял страховку, отпер дверь и вошел. На кухне залез рукой в
кастрюлю, вытащил мои кассеты и положил в карман. Здесь становилось
чересчур горячо. Подумав немного, взял и рукопись - те бумажки, что лежали
перед компьютером, рисковать ими тоже не следовало.
Включив аппарат, я нашел среди текстовых файлов воспоминания старого
дипломата и на всякий случай стер их. Искать хилебинские кассеты времени
уже не было. Где бы его найти, чтобы прочесть эти мемуары?
С этой мыслью я спустился, не забыл внимательно осмотреть машину, сел
и на этот раз поехал, никуда Не отклоняясь, прямо на заседание
межпартийного совещания. По дороге гадал: хоть на третий день, сегодня,
Бретонский прочтет наконец свой содоклад? Или сперва дадут слово
стороннику Алексея?
В подъезде театра я предупредил охранника насчет Наташи и затопал
вверх по лестнице, окончательно настраиваясь на серьезное слушание и
одновременно обдумывая план надежного сохранения новых материалов: у меня
возникли кое-какие идеи по этому поводу. Но додумать до конца мне не
удалось.

- Виталий! - услышал я и оглянулся. Это был Северин. Я не ожидал
увидеть его здесь и невольно остановился; он поспешно подошел. Он был
один, охраны я не заметил, хотя она наверняка была.
- Здравствуй, - сказал я с улыбкой.- Не знал, что ты увлекаешься
политикой.
- Без этого в России даже и сегодня бизнес не делается.
- Похоже на то, - согласился я. - Тебе нужен совет?
Он покосился на мой кейс. И чего все они боятся?
- Совет нужен тебе, - ответил он очень серьезно.
- Коля, я же не торгую компьютерами...
- Отойдем-ка в сторонку. До начала заседания еще есть времечко.
Мне стало интересно.
Что же, будь по-твоему.
- Пойдем к администратору, там сейчас никого нет...
Он оказался не совсем прав: там были его телохранители. Но их он,
надо полагать, не стеснялся, меня же их присутствие сдерживало.
- Так что ты хотел мне сказать? - спросил я.
- Сперва - поделиться информацией. Потом - посоветовать.
- Давай первое.
- Он помолчал секунду.
- Значит, так. Сегодня на совещании большинство партий выскажется за
поддержку Александра. Это уже известно.
- Приятно слышать.
- Не думаю. Это единственное, чего до сих пор не хватало до взрыва.
До серьезного выхода масс на улицы. До крови. Александр, ваш претендент,
уже приговорен. И вся его команда - тоже. Ты в том числе. Потому что - к
твоему сведению - в городе полно неучтенного оружия. Сейчас его не видно,
но в нужный миг оно окажется в нужных руках.
Это я и без него понимал. Но меня интересовали подробности.
- Но ведь это бессмысленно. Мусульман от этого ни в Москве, ни в
стране меньше не станет, и никто с ними ничего не сделает - слишком дорого
это их врагам обошлось бы.
- Нам еще дороже обойдется, если воцарится Александр!
- Ничуть не бывало. Дороже всего России обходится то, что есть
сейчас.
Президент и его команда все еще глядят на Запад, через океан, не
понимая, что искать там нечего. Он - провинциальный политик, не более
того. Весь в прошлом. А Западу мы нужны не как великая держава, но как
конгломерат слабосильных государств. И не потому, что они такие бяки.
Просто в геополитике не бывает ни любви, ни ненависти, ни добра, ни зла.
Ты ведь в курсе готовящегося Тройственного раздела?
Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток - независимые государства!
- Ерунда. Китай нам поможет...
- Да; в обмен на, самое малое, Забайкалье... Ну почему вы не
понимаете: единственные, кому наши территории не нужны, - это Мир ислама.
Им нужна торговля, а прежде всего - политический флагман представитель
исламских стран в Совете Безопасности - и так далее. А вы несете какую-то
чушь. Да и не будет никакой крови - поверь моему газетному чутью.
- Будет, будет. Ты ничему не поможешь - только погибнешь сам.
Собственно, у меня нет даже права говорить с тобой об этом... Пойми,
мы не допустим такого перелома, мы - большой бизнес. Нам все еще нужны
западные технологии... Мы не можем их лишиться.
- И не лишитесь.
- Как же это?
Я чуть было не сказал ему: "Да потому, что контрольные пакеты акций
многих западных фирм, обладающих этими самыми технологиями, давно уже у
шейхов - непосредственно или через третьих и четвертых лиц..." Но знать
это было ему необязательно. И я сказал лишь:
- Уж поверь мне. Я больше твоего поездил по миру. Так что если хочешь
и в дальнейшем благоприятствия в делах - отойди в сторонку лучше сам.
- Вот еще!
- Не веришь. Ладно. Сегодня в три часа у тебя встреча с
представителем "Интел Супертекнолоджи". Собираетесь подписать контракт. Не
подпишете. Они попросят отложить на начало июня. Твердо обещаю. Тогда
поверишь? Северин, по-моему, слегка опешил.
- Ты... Откуда ты...
- У меня - своя информация. А в начале июня они могут подписать с
тобой, но могут и вообще отказаться. И зависеть это будет от твоего
поведения...
Я и действительно мог повлиять на это дело. Шейх Шахет абд-ар-Рахман,
занимавшийся в России не одной только нефтью, уже, должно быть, прибыл
сюда на заседание, и я найду возможность переговорить с ним. Такая
операция у меня не планировалась, все подучилось экспромтом - но, кажется,
могло принести какую-то немедленную пользу.
- А если хочешь, - сказал я, взяв Северина за пуговицу и глядя ему в
глаза, - чтобы все обошлось, то ответь мне на пару вопросов. Первый: ты
знаешь, кто подлежит устранению - по плану, о котором ты говорил?
- Многие...
- Меня интересуют люди из числа главных азороссов. Шестерки не нужны.
- Погоди, погоди... - Он, похоже, всерьез растерялся. - Я не очень
хорошо помню. Значит, так... Этот... Лепилин... Потом - тот фашист, не
помню, как его. Дальше - Веревко, фамилия запоминается. Пахомов...
- А Бретонский? Генерал Филин? Священник? Отец Николай?
- Н-нет... Точно нет.
- Ясно. А Делийский?
- По-моему, не упоминался...
- По-твоему - или точно?
- Ну, я же не заучивал специально!
- Вот и напрасно, Коля. Я не знаю, есть ли у кого-нибудь списки людей
из вашего лагеря. Учти одно: террор России надоел хуже горькой редьки. Но
до сих пор мы управиться с ним не могли. Выход один: сперва прибрать к
рукам, а потом уже решать - как с ним и что. Сперва заиграть в дудочку,
как гаммельнский крысолов; а куда этих крыс вести - решится впоследствии.
Но до того они еще успеют пошуметь. Ты ведь не хочешь, чтобы твою фамилию
увидели в черной рамочке?
Северин лишь растерянно качал головой.
- Ну спасибо, - сказал я ему. - Желаю удачи.
Я и в самом деле был ему благодарен: теперь я знал с кем из азороссов
мне действительно стоит беседовать, а кто не представляет более никакого
интереса.

Сегодня многопартийное совещание не блистало такой слаженностью
действий, как позавчера, и отцы-партократы появлялись на сцене по одному,
выходили - кто лениво, кто чуть ли не выпрыгивал из-за кулис.
Там было самое подходящее место для бесконечных споров: поддерживать
ли идею монархии, а если поддержать - то каких требовать уступок и
возмещений, и кого рекомендовать будущему государю выдвинуть в премьеры, и
- самое главное - какому же государю.
Кто-то по соседству от меня вполголоса интересовался, насколько
болезненным бывает обрезание, без которого нет мусульманина, как, впрочем,
и иудея. А спрашивал он скорее всего именно у иудея. Я встал самого угла
сцены, выжидая. Вскоре показался и нужный мне деятель - тот самый
священник, на которого указал вчера Бретонский. Почти одновременно с
иереем появился и сам историк, сразу увидел меня, кивнул почти как старому
приятелю и что-то сказал духовному лицу, после чего и оно обратило на меня
свое внимание и приблизилось к рампе.
- Чем могу вам помочь? - Вопрос был задан в весьма доброжелательной
манере.
- Я журналист и хотел бы...
- Я уже наслышан. Но не здесь, разумеется, и не сейчас...
- Сделайте одолжение, назначьте, время и место.
- Самое лучшее - у меня в храме. Как ни странно, я вновь получил
приход.
Мне это обстоятельство показалось не столько странным, сколько
многозначительным. Но я не стал распространяться на эту тему.
- Увы - я не в курсе...
- Храм святителя Николая... В народе храм называют Никола на сене...
Если вы знаете, где располагается Министерство иностранных дел...
- Разумеется. О, я заметил эту церковь.
- Правильно будет сказать "храм".
- Простите...
- А время - ну что же, меня устроило бы сразу после завершения этого
заседания. Я сегодня не служу, так что смогу уделить вам часок, а может
быть, и больше.
- Сердечно благодарю, святой отец!
Он чуть улыбнулся.
- Святые суть сопричисленные к лику. Но мы грешные, как все грешны в
этом мире. Лучше называть меня честный отец или просто отец Николай.
Сказав это, он кивнул и пошел к своему месту в президиуме. Рослый,
крепкий мужчина со спокойным и чуть ироничным взглядом, красивой,
ухоженной бородой, черной с легкой проседью, неторопливой и уверенной
походкой и хорошо поставленным баритоном. Он не производил впечатления ни
фанатика, ни прожженного политика, готового ради своего интереса продать
все и вся. Интересно, что же действительно привело его сюда - по сути
дела, в стан врагов... Или не врагов все-таки?
Я вернулся на свое место. Наташи еще не было, но я и не рассчитывал,
что она успеет обернуться так быстро. Старый Блехин-Хилебин наверняка
угощает ее чаем, а еще пуще - разговором. Начиная с определенного возраста
у людей ослабевает контроль за речью, и они становятся порой безудержно
говорливыми. С этим приходится мириться, тем более что в болтовне этой
нередко кроется любопытная информация.
Пока я делал такие умозаключения, президиум обосновался наконец на
сцене, в зале установилась относительная тишина.
Однако через два часа малопродуктивных словопрений мне это дело
надоело, и я вышел на улицу проветриться, не дожидаясь перерыва.
Огляделся. Все-таки Наташа могла бы и поторопиться. Я не могу маячить
слишком долго, а мне уже очень хотелось увидеть ее. Наивно, конечно,
думать, что меня на каждом углу поджидает снайпер, но все-таки...

...Наташа возникла рядом, точно вынырнула из-под земли. Едва взглянув
на нее, я понял: случилось что-то ужасное.
- Не здесь, - тихо предупредил я. - Улыбайся на всякий случай. Все в
порядке.
Она очаровательно улыбнулась, но в глазах бы страх.
- Ты замерзла, - сказал я на том уровне громкости, на каком желающий
мог бы без труда услышать. - Пойдем в буфет, выпьем по стакану вина.
Продолжая улыбаться, она кивнула.
- Еще секунду... - попросил я и бросился следом, чтобы не упустить
отца Николая, которому тоже видимо, малоосмысленная говорильня надоела, и
он прошел, едва не задев меня краем своего одеяния.
- Отец Николай! Если вы уже уходите, то, может быть, встретимся
раньше?
- Он недолго подумал:
- Если вас устроит - через полтора часа.
- Благодарю вас.
- Буду вас ждать в байтистерии. Это там, где таинство крещения
свершается. Небольшая такая пристроечка.
- Я понял.
- Вы будете один?
- С секретаршей.
- Доверяете ей?
- Не имею оснований для противного.
- Хорошо. Я предупрежу.
- А что, у вас там тоже охрана?
Он усмехнулся:
- Политика и во храме остается политикой. Согласны?
Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть
спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в
любопытстве, смог бы без особого труда понять: с нею что-то стряслось, и
это "что-то" не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с
десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.
- Идем, Наташенька,-- я предложил ей руку, и она охотно оперлась на
нее.
Вечно твой чемодан мне мешает... - пожаловалась она.
- Это почти часть моего тела.
Она только пожала плечами. В буфете было немноголюдно. Я выбрал самый
дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что
раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен
"клопами", "жучками" и прочей живностью на молекулярных схемах.
Теперь можно. Что случилось?
Она непроизвольно глотнула.
- Старик погиб.

Не было сомнений, о каком старике шла речь, но все равно переспросил:
- Бэ-Ха? Она кивнула.
- Спокойно, - сказал я. - Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не
был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и
приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут рядом.
Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?
Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она
подняла веки и улыбнула ,.
- Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого...
- Как это произошло? Сбила машина? Она качнула головой.
- Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил
по краю тротуара - держатся ближе к домам.
- Ты наблюдала за ним?
Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться. Он уже
лет десять жил одиноко, жена умерла... Или нет, вспомнила: она осталась за
границей, там, где было его последнее место работы: где-то в Южной
Америке. Нашла там кого-то, как поняла. Вообще он не любил об этом
говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общается; да в
Москве и нет никого из них.
- Хорошо. Что же случилось?
- Я сама не видела. Но говорили, снайпер подстрелил его возле дома.
- Кто говорил?
- Ну, там на улице и в квартире была уже мипиция... А может быть, и
не милиция или не только она: большинство было в штатском.
- Когда это произошло?
- Где-то за полчаса до моего приезда.
- Его принесли домой?
- Нет, конечно. Говорят, увезли - наверное, больницу или сразу в
морг, не знаю.
- Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой
паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной...
- О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон
- в самом начале, как это обычно делается.
- Какая записная книжка? Обычная, электронная.
- Где она сейчас?
- Осталась у них, наверное.
- Жаль. Хотя тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с
тобой обошлись?
- Можно сказать - вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и
зачем пришла... Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и
сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробного допроса.
Попросили никуда не уезжать.
- Чем еще интересовались?
- Ну, есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его
знакомых, кого встречала у него - все такое.
- Что ты ответила?
- Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не
оставалось.
- Но у тебя же что-то сохранилось? Сама говорила.
- Н-ну... На самом деле почти все отработанные кассеты оставались у
меня. Он просто о них не спрашивал - может быть, кое-что забывал. Все-таки
возраст.
- Почему ты не сказала им об этом?
- Просто в тот миг вылетело из головы. Наверное, я слишком была
напугана...
- А сейчас где последние материалы - у тебя с собой?
- Нет. Тогда они отобрали бы.
- Тебя обыскивали?
- Я бы не сказала. Но попросили открыть сумку - А о том, что
работаешь у меня, ты им сказала?
- А нужно было?
- Нет.
- Мне тоже так подумалось.
- Хорошо. Значит - снайпер... Когда сбивает машина, это еще можно при
желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь.
Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда.
- Знаешь, мне все-таки немного страшно.
- Я не собираюсь отпускать тебя одну куда б то ни было. А где у тебя
дома все эти кассеты? - Лежат кое-где...
- Я не видел.
- Ты что - обыскивал квартиру?
- Нет, разумеется, - соврал я.
- Значит, и не мог увидеть.
- Тайник?
Наташа пожала плечами:
- Знаешь, в нашей непредсказуемой жизни.. Об этом еще мама
позаботилась.
- Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже тихо-мирно. А
тут - словно полвека назад...
- Нет, не совсем так, конечно. Но и не так, как было, говорят, в
старые времена, когда на улицах не стреляли.
- А я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей.
Почему ты скрыла?
- Тогда? Не стану же я рассказывать первому встречному...
- Я, значит, первый встречный?
- Тогда был. Ну, не совсем - но все же почти. Надо же было сперва
хоть немного разобраться в тебе.
- И как? С успехом?
- Ты что думаешь - я ложусь в постель со всяким желающим?
Кажется, она собиралась всерьез рассердиться.
- Извини. Между прочим, я тоже довольно давно перестал заваливать
каждую желающую девицу, будь она сколько угодно пригожей. Но по этому
доводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас -
последний срок встать на крыло.
- И куда полетим?
- Сперва к тебе.
- Не опасно?
- Не очень - уже потому, что мы ждем опасности.
- Ты хочешь забрать записи?
- Не знаю. Если твой тайник надежен - наоборот, подложу и свои. В
противном случае - заберем все и направимся в универсальное убежище.
- Такое существует?
- Была прежде такая традиция, - сказал я, - храм Божий является
убежищем для всякого, кто нуждается в защите, и в его стенах никакое
насилие невозможно.
- Хорошая традиция, - сказала она серьезно.
- Согласен. Но, к сожалению, хорошие традиции далеко не так
долговечны, как плохие.
- Мы на самом деле собираемся в церковь?
- Да, но для работы. Там нас ждет очередное интервью.
- Любопытно...
- Там увидим. Пошли.

Я и на этот раз не забыл проверить машину. Но мои оппоненты, видимо,
уже поняли, что ко мне таким путем не подобраться. Пора бы им усвоить то
же самое и в отношении Наташиной квартиры. Пока же - увы. Упрямые подонки
- иного заключения я не мог сделать, убедившись в том, что кто-то опять
примерялся ко входной двери и на этот раз уже более квалифицированно:
пытался нейтрализовать мою подстраховку, и достаточно деликатно. Видимо,
противной стороне было уже известно, чем рискует неосторожный: его найдут
крепко спящим, как в своей постельке, и надолго обездвиженным. Но на
деликатное обращение прибор не реагирует; он откликается только на