Михайлов Владимир Дмитриевич. Вариант "И"

на ногу у меня за спиной. - Искандер нервничает!
- Еще чуточку терпения, - осадил его я. - Пока я тут копаюсь,
оглядите-ка зал: там все в порядке?
- Уже смотрел. Все нормально, только терпение и у них кончается.
И в самом деле, постепенно усиливающийся гул, складывавшийся из
множества голосов, явственно доносился и сюда: система была снабжена
хорошими микрофонами.
- Подождите, - сказал я. - Попробую этой камерой посмотреть. У нее
приближение лучше.
Липсис, осматривавший другие приборы, заметил:
- Интересно: у них антенна снаружи. Куда они транслируют?
- На спутник, куда же еще, - откликнулся я. - Где-то с нетерпением
ожидают их сообщения... Ладно, ребята, не отвлекайте меня еще
минуту-другую...
Иванов, глядевший в мою камеру, первым заметил:
- Смотрите-ка: вон ваша дама сидит... И в самом деле, на первом ряду
балкона второго яруса сидела Наташа. Что это она покинула партер? Она
выглядела грустной, и мне вдруг очень-очень захотелось быть в эти секунды
рядом с нею, взять за руку и сказать что-нибудь такое, от чего она сразу
улыбнулась бы и посмотрела на меня так, как только она одна умела. Но
именно сейчас я никак не мог находиться там, и даже будь у меня
клонированный двойник, я не доверил бы ему занять мое место ни здесь, ни
рядом с нею...
А на соседнем балконе того же яруса располагался всего лишь один
человек.
- Гляди, - сказал я Изе, - наш Долинский и в самом деле скромничает:
не в первом ряду, как вся азороссовская шляхта, а на самой камчатке...
Скромность, как говорится, украшает... кого там? Политика?
На самом деле я отлично помнил, кого украшала скромность: большевика,
вот кого.
- Думается мне, - проговорил Изя медленно, - что этот парень никогда
и ничего не делает без причины.
- Просто осторожничает, - сказал Иванов.
- Ммм... - пробормотал я. - Пожалуй, правильно. Сделаем тогда так:
ты, каперанг, следи за залом, а я буду - за балконом. Что-то есть в его
скромности, что паче гордыни.
- А я? - спросил Иванов. Он уже полностью передал командование в мои
руки.
- Можете передать добро. Пусть выходит государь.
- Ну наконец-то, - пробормотал он облегченно.
- Только охрану оставьте.
- Не надо, - сказал Изя. - Там мои. В случае чего справятся.
- Оставьте, оставьте, - повторил я.
Иванов кивнул и исчез, осторожно затворив за собою дверцу.
- Ну что же, - сказал я Липсису. - Двигаем историю дальше?
- Полный вперед! - усмехнулся капитан первого ранга в отставке.
Монитор исправно показал, как зал замер, затаив дыхание, а потом как
бы единой грудью выдохнул; и это означало, что историческое заседание
съезда азо-россов наконец-то приблизилось к апогею.

- ...Если, конечно, гражданам России угодно будет избрать меня своим
государем... - так говорил, стоя на трибуне, Искандер, наш претендент.
Овации успели стихнуть, и его внимательно слушали.
Я перевел свою камеру на Искандера. На мониторе перекрестие прицела
лежало прямо на его груди. Навести аппарат можно было очень точно. Он
обладал прекрасной механикой. Я быстро вернул прицел камеры на балкон.
- Завтра состоятся референдум и избрание, - продолжал претендент. -
Если вам хоть в какой-то мере близко то, что я говорил, если судьба
державы волнует вас - сделайте правильный выбор. Я буду говорить еще и
еще, отвечать на все вопросы, какие люди захотят мне задать; мне нечего
скрывать, нечего стыдиться. Все мои желания - в том, чтобы достойно
продолжить дом Романовых на российском престоле - с пользою для великой
страны, для великого народа. Иншалла.
Я удовлетворенно кивнул. Уверенность в том, что Россия выберет себе
наконец-то достойного правителя, была почти полной.

Я включил увеличение и приблизил лицо Наташи. Она сидела по-прежнему
неподвижно, словно бы внимательно слушала речь. Но смотрела она вовсе не
на Искандера. На Долинского! Я заметил в ее глазах тревожный блеск. И
направил камеру туда, куда был направлен ее взгляд.
Лицо профессора заняло весь экран. Оно показывало, что Делийский
волнуется. Были отчетливо видны капли пота. Он беспрерывно двигал
челюстями, словно жевал резинку. Раз и другой посмотрел на часы.
Я понимал его. По его расчету, сейчас должно было произойти нечто.
После этого "нечто" автобусик должен был сорваться с места и затеряться в
московских улицах, заметая следы, Долинский же наверняка остался бы, чтобы
принять участие в неизбежной всеобщей суете.
Он ждал; но ничего не происходило. И когда истекли те минуты, что он
отводил на какие-то легкие неурядицы, он понял, что ожидаемого события не
произойдет.
Тогда он начал открывать "молнию" на лежавшей в соседнем кресле
сумке.
Я взял средний план. Наташа чуть шевельнулась, Долинский мгновенно
глянул на нее и так же сразу отвернулся. Наташа тоже полезла в свою сумку
и достала пистолет - подарок Филина. Но я надеялся, что ей не придется
пустить его в ход.
Долинский еще раз посмотрел на часы и, очевидно, пришел к
окончательному решению. Перекрестье моего прицела оказалось у него на
груди.
У Наташи что-то не заладилось: видимо, взвод пистолета заело.
А Долинский встал во весь рост. Было похоже, что он гордится своей
отвагой. Мой палец лежал на нужной клавише.
Долинский глубоко вздохнул. И его руки, сжимавшие автомат, начали
подниматься...
Но клавиша уже подалась под нажимом моего пальца.
Тонкий прут света вырвался из второго, сверхнормативного объектива
задранной кверху камеры и ударил Долинского в грудь. Поразить его
оказалось даже проще, чем противника в какой-нибудь компьютерной игре.
Падая, он успел еще изогнуться и опустился на соседнее кресло первого
ряда. И это было все.
Я видел еще, как Наташа медленно убрала оружие в сумку, встала и
пошла к выходу.
А заседание продолжалось. Кажется, никто так и не понял, что
случилось.
Только Искандер на миг вскинул глаза - но продолжал свою речь без
единой запинки. У него были крепкие нервы.
- Ладно, Изя, - сказал я. - Раз уж ты подрядился помогать мне, то
оставайся тут и наблюдай. А мне надо поспешить туда.
- Я на месте претендента устроил бы хороший банкет - не в его, а в
твою честь, - пробормотал Изя Липсис. - Если бы не ты...
Я махнул рукой. Я верю в благодарность, но только не со стороны
вышестоящих. Да и потом - какой, собственно, благодарности мог я ожидать?
У нас не было, конечно же, никакого письменного контракта.
Я ничего не просил. Просто я издавна был заряжен именно на эту
работу; я ее сделал - и теперь чувствовал внутри лишь пустоту.
- Хотя думается, - сказал Липсис задумчиво, - что теперь там и без
тебя могут обойтись.
- Обойтись без меня, конечно, могут, - сказал я в ответ, - но очень
надеюсь, что не все. Или, точнее, - я без них всех проживу. А вот без нее
- наверное, не смогу больше.
- Престарелый Ромео, - сказал Изя, оскаливая рот до ушей.
Я бегом ворвался в театр и бросился по лестнице на балкон. Навстречу
мне двое парней тащили на носилках тело человека, прикрытое простынкой. Я
понял, что это труп Долинского, и уступил им дорогу. Наташа сидела в холле
на банкетке. Я улыбнулся ей, подошел и сел рядом, крепко сжав ее холодные
пальцы, упавшие на узкое красивое колено.
Сюда из зала транслировалось выступление Искандера:
- ...Необходимость тяжелого выбора для большинства из вас миновала.
Потому что не одним россиянам приходят в голову благие идеи и
намерения, не одни лишь они жаждут порядка и определенности на многие и
многие годы. И в благодатной, одновременно счастливой и несчастной, Грузии
народ тоже возжелал восстановления своего древнего строя. Это столь
естественно для древней Сакартвело. И вот совсем недавно его императорское
высочество, великий князь Алексей Михайлович, прежде претендовавший на
российский престол, потомок, как вам известно, не только российского, но и
грузинского царского рода, получил приглашение занять престол своих
предков. А сегодня мы получили известие о том, что великий князь
соблаговолил дать свое согласие. Знаю, мы были слишком заняты своими
собственными делами, и весть эта многих из вас застала врасплох. Однако
тут, на нашем собрании, присутствует полномочный представитель Грузии,
прибывший специально, чтобы объявить нам об этом событии. А посол этой
страны в Москве подтвердит его полномочия. Посему позвольте мне сейчас
пригласить его на эту трибуну...
- Сейчас пойдем, - шепнул я Наташе. - А то тут начнется
столпотворение.
А я устал, как последняя лайка. Жажду тишины и покоя. Хорошо, что
претендентов выдвигают не каждый день...
- Разве приема не будет? - так же шепотом спросила она.
- Позже. Вечером. Последний привал перед предстоящей дракой, что
наверняка состоится при голосовании на референдуме. Как сказано - "Вот
представлены были ему вечером легко стоящие, благородные".
- Это откуда?
- Фу, не знать таких вещей! Коран, сура "Сад". Айят тридцать первый.
- Ты читаешь в оригинале?
- Разумеется.
Пока мы спускались, мой грузинский коллега успел сказать все, что ему
полагалось, и народ хлынул в нижнее фойе. Сразу стало очень шумно, но
голос по трансляции все же перекрыл все прочие шумы:
- Генерала Акимова просят незамедлительно прибыть к
престолонаследнику и претенденту, великому князю Александру!
Некоторые стали оглядываться, чтобы увидеть генерала, о котором
многие слышали, но не видел его никто. Что было по меньшей мере странно.
Потому что узреть его мог любой. Кроме разве что меня - поскольку в данный
момент зеркала от меня заслоняла толпа. Я вздохнул и сказал Наташе:
- Если кто думает, что царская служба - мед, пусть попробует сам...
- А кто этот генерал? - спросила она.
- Плохо смотришь, - сказал я. - Пошли. Вот случай представить тебя
завтрашнему государю. Что называется - ко двору. Будет ли другая такая
возможность - неизвестно. Государи - народ своендравный...



Глава двенадцатая


Вот наконец последний документ, переданный мне из "Реана" в тот
памятный день 1 мая 2045 года в Художественном театре на Тверском
бульваре. Это документ особого рода. О происхождении его я не хочу
распространяться.
Это магнитная запись разговора, сделанная при помощи последних
достижений электроники конца прошлого века. Собеседники, надо полагать,
надеялись, что их не слышат, и были достаточно откровенны. Известно, что
политический ранг участников этой беседы - самый высокий в своих странах.
Так что, по всей вероятности, запись сделал человек, принимавший в ней
участие. По каким-то причинам ему было нужно иметь такую запись. Никому
рангом пониже это оказалось бы не под силу.
Идентифицировать голоса я, к сожалению, пока не смог; займусь этой
увлекательной работой на досуге - когда он у меня появится. Разговор тут
воспроизводится, естественно, в переводе с английского на русский. Вот
такая интересная запись: "- Господа, боюсь, что назрела наконец
необходимость кардинально решить вопрос, который долгое время
откладывался. Как вы, безусловно, догадываетесь, речь идет о судьбе нефти.
Если в ближайшее время добыча и продажа крови земной не будет
сосредоточена в одних руках, строжайше квотирована, если не будет
установлен нормальный порядок в ценообразовании, то предсказания
пессимистов о скором истощении залежей - во всяком случае, поддающихся
сколько-нибудь рентабельной разработке - окажутся весьма недалекими от
истины.
Второй голос - в нем ощущается раздражение:
- Чистой воды чепуха. Нам не грозит истощение. Гораздо актуальнее -
всемирный потоп вследствие глобального потепления. Пока еще не найден
способ выбрасывать излишки тепла в мировое пространство - производство
энергии на планете необходимо регулировать. И это действительно можно
делать лишь при сосредоточении всего контроля за добычей нефти в - условно
говоря - одних руках. В этом смысле я совершенно согласен с
глубокоуважаемым коллегой.
Третий голос - негромкий и, я бы сказал, вкрадчивый:
- Думаю, что не ошибусь, если скажу, что возможна глобальная
катастрофа пострашнее тех, какими нас тут только что пугали. Это, как вы
понимаете, мировая экономическая катастрофа. А она неизбежно наступит,
если мы начнем искать какие-то силовые решения экономических проблем.
Первый:
- Не помню, чтобы я или кто-либо другой говорил о силовых методах. Ни
в коем случае. Все должно развиваться естественным - или как бы
естественным - путем.
Новый голос - с некоторым оттенком сварливости, принадлежащий, судя
по тембру, человеку явно немолодому:
- Иными словами, вы предлагаете создать нефтяную - даже не монополию,
а сверхмонополию? Это самоубийственно!
- Не надо бояться слов. Когда больной ложится на операционный стол,
хирург становится сверхмонополистом во всем, что касается здоровья
пациента. Но это не пугает людей, нуждающихся в такого рода вмешательстве.
В нашем же случае больна планета; болезнь носит экономический характер,
лечение же не обойдется без политических методов, поскольку нефть сама
давно уже стала политикой. Но такой политикой, которая основана на
применении силы. Я не исключаю, разумеется, отдельных эпизодов, я говорю
об основе.
Второй:
- Я с интересом услышал бы, каким способом вы попытаетесь лодчинить
одной дирижерской палочке нефтяные источники Америки, России и Ближнего
Востока. Меня очень огорчает, что сам я не вижу такой возможности.
Третий:
- И где будет находиться дирижер: в Вашингтоне? Москве? Или,
допустим, в Эр-Рияде?
Первый:
- Что касается способа, то он крайне несложен, хотя и потребует
определенных усилий. Все осуществимо при помощи так называемых курковых
реакций. Иными словами - при помощи минимальных воздействий уже
существующие весьма значительные силы направляются в нужную сторону. Так
строятся, скажем, гидростанции. Человек не создает водного потока - он
лишь отводит его в нужную точку и в дальнейшем - регулирует. Глобальные
силы в мире есть. Остается только приступить к их регулированию.
Сварливый:
- Любопытно было бы узнать - какую силу уважаемый коллега имеет в
виду?
Первый:
- Обозначу ее одним словом: ислам".
- При первом прослушивании я подумал было, что на этом запись и
кончилась - настолько продолжительной оказалась пауза. И хотел уже было
выключить воспроизведение, но тут голоса зазвучали снова. Видимо, время
понадобилось совещавшимся для того, чтобы основательно обдумать
услышанное.
"Второй голос:
- Если я правильно понял, вы хотите передать мировое руководство
Ближнему Востоку?
Первый:
- Ничего подобного я не предлагал - и не собираюсь.
Второй:
- В таком случае боюсь, что я вас не понял.
Третий:
- Не вы один.
Сварливый:
- Надеюсь, что не Вашингтону? Его влияние в мире и так уже превысило
пределы разумного. Тем более что в мире Америку не любят: по сравнению с
прочими она вызывающе сильна, богата и эгоистична.
Первый:
- Совершенно с вами согласен. Но Дяди Сэма я в этой роли не вижу.
Кроме прочего, хотя бы потому, что в наступающем столетии у него возникнет
много новых и усилится множество старых собственных проблем, которыми ему
и придется заниматься.
Второй:
- Вы же не хотите сказать, что рассчитываете на Москву?
Третий:
- Надеюсь, что нет. Строить на руинах всегда сложнее и дороже, чем на
новом месте. Россия сегодня - это руины великой державы. Тогда уж лучше
Китай...
Первый:
- Я думал над этим. Исламизация Китая потребует столетий. Китайцев
много, и кроме того - они весьма консервативны в массе. В политической и
экономической области все последние столетия Китай лишь более или менее
удачно все перенимал. Россия же создавала свое, и во многих случаях очень
удачно.
Несчастье русских в том, что у них много воров и мало опытных
организаторов и реформаторов. Но уж во всяком случае они не консервативны,
хотя порой и кажутся такими. А что касается нынешнего их положения, то оно
как раз такое, какое нас устраивает. Они с удовольствием ухватятся за
протянутую руку, в особенности если ощутят, что рука эта крепка и
протягивают ее без злого умысла.
Сварливый:
- Но тут умысел как раз налицо.
Первый:
- Но не злой - поскольку результат в конечном итоге будет в их
пользу.
Второй:
- Я все же не вполне понимаю: почему для решения этих проблем нужно
привести весь мир или большую его часть к одному знаменателю?
Первый:
- Потому что для решения глобальных задач нужно прежде всего если не
всеобщее духовное единство, то, во всяком случае, единство большинства. Я
не вижу иного способа добиться его.
Третий:
- Ну хорошо, допустим, с Россией как-то можно уладить...
Первый:
- Просто: дать им денег и контролировать. При их колоссальных
потенциях...
Третий:
- Я не перебивал вас. Извините. Я хотел сказать: пусть ислам,
которому вы так симпатизируете, проникнет в Россию. Но каким путем вы
протащите его в Америку?
Первый:
- Вы прекрасно знаете, как я отношусь к исламу. Однако, если вы
наблюдаете, допустим, извержение вулкана, то вовсе не обязательно любить
его, чтобы признать, что оно действительно происходит. Можно, разумеется,
и не замечать его. Не исключаю, что жители Помпеи стояли именно на такой
позиции. Кроме того, у вас не совсем ясное представление об исламе в
России: там и сегодня десятки миллионов мусульман, да и, кроме того,
ощутимо исламское влияние с юга, со стороны бывших колоний империи. Что же
касается Америки, то усиление позиций ислама в ее пределах - прежде всего
среди афроамериканцев - будет являться одной из серьезных проблем в
наступающем веке. А усиление ислама на Евроазиатском материке неизбежно
вызовет ощутимый резонанс в Западном полушарии.
Второй:
- Легко сказать: дать денег. Нужно очень много денег. Кто даст? И под
чьи гарантии?
Первый:
- Даст исламский Восток. Потому что от этих денег выиграет Россия, но
и сам ислам - тоже, и не только в военном и политическом отношениях, но и
в деле собственного единства. Что же касается гарантий, то это уже
подробности, которые нужно еще разработать, однако основную гарантию можно
назвать уже сейчас: не словесная, а практическая готовность России идти
навстречу.
Сварливый:
- Хорошо, предположим, что все так и произойдет. Но где уверенность в
том, что Россия, в политическом и военном отношении возглавив исламский
мир - а если я верно уловил вашу идею, именно об этом вы и говорите, -
восстановит и еще усилит свой статус сверхдержавы, получив при этом
контроль над большинством мировых запасов нефти. Где уверенность,
повторяю, что она будет проводить именно ту разумную политику сбережения
планеты, от которой мы и начинали танцевать? Не ударит ли им в голову
сознание собственного сверхмогущества, как это уже произошло с Америкой?
Первый:
- Резонный вопрос. Пока могу ответить лишь вот что: по моим
наблюдениям, политика своеволия идет, как ни странно, не столько от
сознания силы, сколько от стоящей перед властями необходимости
подчеркивать, изображать или даже имитировать эту силу для стороннего
наблюдателя. Иными словами, как это ни покажется смешным, - от
республиканского строя. Власть имущим гораздо легче, когда они эту власть
получают, как говорится, по божественному праву. Когда не надо проводить
предвыборных кампаний и постоянно скандалить с оппозицией.
И если - предположим на минуту - в России реставрируется монархия -
не самодержавная, конечно, а нормальная современная конституционная
монархия, - то ожидать с ее стороны агрессивности, я полагаю, не придется.
Не будет борьбы лозунгов, поскольку не будет схватки претендентов на
высший пост, ее заменит закон о престолонаследии. И если новый монарх
поднимет знамя с надписью "Благополучие планеты", то не найдется никого,
кто будет способен ему возразить. Вот так это мне представляется.
Сварливый:
- Вы желаете России прямо-таки бесконечного добра: сперва ислам, а
потом еще и короля в придачу. Дай Бог ей перенести все это. Можно
подумать, что вы сами происходите оттуда!
Первый:
- В какой-то степени. Мои весьма отдаленные предки приехали туда, а
через несколько поколений другие предки, менее отдаленные, оттуда уехали.
Но я действительно желаю ей только добра. Я вообще никому в мире не желаю
зла.
Второй голос:
- И вы полагаете, что все это обойдется без большой крови?
Первый:
- Искренне в это верю и надеюсь".

Наступившее за этим молчание на сей раз действительно обозначало
конец если не разговора, то, во всяком случае, записанной его части.
Но я пока так и не знаю - кем были эти люди и каким образом эта
запись попала в документы нашей команды. Или - моей бывшей команды.

Отгремело, отмаршировало, отгрохотало гусеницами по брусчатке;
откричалось бесконечное "ура!". Парад в честь столетия Победы закончился.
Понемногу опустели гостевые трибуны. На площадь стали пускать праздный
народ. Люди всяческих служб тоже исчезли из видимости; настала и для них
пора перевести дыхание, расслабиться и скорее всего просто выспаться, а
перед тем немного позвенеть стеклом. А мы все еще сидели там же, где
находились, приветствуя парад - на той же трибуне, близ опустевшего (и
изнутри, и снаружи) Мавзолея. Сидели, предаваясь каждый своим мыслям.
Сперва молча. Но мысли наши, вероятно, во многом совпадали - и в конце
концов мы стали обмениваться - сперва какими-то непроизвольно
вырывавшимися словами, а потом и все более осмысленными репликами.
Нас было трое: Наташа, я и каперанг в отставке Седов, он же Изя
Липсис.
Он и заговорил первым.
- Флаг, - сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились на
него, повторил даже чуть рассерженно: - Ну флаг, разве нет?
- Что - флаг? - спросил я.
- Да невыразительный флаг у России, - пояснил он недовольно. - Таких
трехполосых, как зубная паста, в мире полно, и каждый раз надо
догадываться, чей это: российский, или, скажем, голландский, или
какой-нибудь Словакии или Словении... То, красное, полотнище сразу
бросалось в глаза, пока Китай не слямзил и до сих пор пользуется. Нужна
предельная броскость - как американский звездно-полосатый или "Юнион Джек"
- ни с чем не спутаешь...
- Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, - сказал я,
невольно усмехнувшись. - Подай проект государю. Хотя я и так уже слышал
что-то о новом флаге. Вроде бы полосы останутся, но от древка пойдет
зеленый равносторонний треугольник. А может, и вернемся к красному, но с
золотым орлом по центру...
- И с серпом и молотом в углу, - задумчиво добавила Наташа, еще
занятая своими мыслями.
- Скажешь тоже, - откликнулся Изя.
- А почему нет? - возразила она. - Очень подходит. В одном месте чуть
убрать, в другом - добавить, и будет прекрасный новый символ.
- Не серп и молот, а также пересекающиеся крест и полумесяц, - тут же
представил я новую фигуру. - И в самом деле - почему бы нет? Только не в
углу, а выше - над орлом.
Мы одновременно, не сговариваясь, подняли глаза на орла, который
венчал собой Спасскую башню. Да и рубиновые звезды в свое время там были
не менее выразительными. Как были выразительны и сами те времена.
- В каждой эпохе обязательно отыскивается что-то хорошее, - сказал
Изя задумчиво. - Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал, не жалко
разве России, которая уходит?
- Опомнись, дружище, - сказал я в ответ. - Куда же это она уходит?
Вот она - на своем месте.
Он помотал головой - хотел, видимо, привести какие-то доказательства
того, что Россия и в самом деле уходит. Наташа перебила его:
- Подождите пока отпевать, - сказала она. - Вот лучше ты, Витал,
объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге
догадался, что во главе заговора Долинский? И на кого он в
действительности работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание
нынешнего государя было немало?
Я кивнул:
- Да, хватало.
- Не тяни, - сказал мне Изя. - Я тоже хочу понять: что же в конце
концов произошло?
- Сыграли свою игру, - ответил я. - Ты, и я, и его императорское
величество Александр Четвертый, Искандер аш-Шариф, и многие другие еще...
И не по пенальти мы выиграли. Все забивалось с игры.
Я объяснил, что действия Долинского и его людей по устранению
претендента были организованы президентской командой. Сторонниками
Аргузина, который сам пытался сделаться "народным царем".
- Так что же, они давно заслали Долинского к азороссам? По нашим
данным, он был одним из организаторов партии еще тогда, когда ни о каком
Искандере и слуху не было. Не думаю, чтобы наши ребята могли так
ошибиться.
- Все правильно, - сказал я. - Долинский был в партии с самого
начала, и для него важен был не столько царь, сколько воплощение идей
евразийства в жизнь.
- Отчего же он... Его что, купили?
- Нет, - сказал я. - Хотя пытались.
- Почему именно его?
- Он был достаточно многим известен по работам. Но мало кто
встречался с ним в жизни. На людях он показывался очень редко, круг его
общения ограничивался семьей. В остальных он просто не нуждался.
- Ну и что же?
- Тогда в спецслужбах, работавших на президента Аргузина, решили, что
раз купить его не удастся, то придется осуществить подмену. Так и сделали.
Устроили катастрофу. Долинский с женой и сыном погибли. А в больницу были
доставлены уже двойники Долинского и сына. Ну а остальное вы знаете...
- Неужели не нашлось никого, кто бы его узнал? - спросил Изя с
изумлением. - В больничном компьютере хранятся данные об индивидуальных