Михайлов Владимир Дмитриевич. Вариант "И"

места последнего упокоения. Я оглядывал публику, стараясь угадать, кто из
них имеет отношение к проводам Ольги. Пока что не удалось с уверенностью
отметить никого... Хотя нет, вот этот, только что вылезший из "субару",
был мне определенно знаком. Или нет? За столько лет люди меняются...
Батюшки, да это же Северин, до которого я так и не дозвонился.
Бизнесмен по компьютерам. Хотелось бы узнать, чем он занимается в
действительности.
Я было подумал, что стоит подойти к нему, поздороваться, но тут же
отверг эту мысль как совершенно негодную. С первого взгляда он меня не
узнает когда я назовусь - обязательно станет интересовать причиной
маскарада; но не ради же этого я так славно поработал над своей
внешностью! Присмотрим лучше за ним. Останется ли он в одиночестве или к
нему подойдет кто-нибудь?..
Подошел он сам. Не ко мне, разумеется, к группе из четырех человек,
что стояли наискось от меня в противоположном углу площадки. Их я не знал,
а увиев, принял за профсоюзников некрупного масштаба. С не знаю, почему
именно за профсоюзных функционеров, а не, скажем, чиновников из Счетной
палаты; бы наверное, в их лицах что-то такое. Должно быть ошибся в их
оценке, раз уж Северин направился к ним: сено, как известно, к коню не
ходит. Они поздоровался за руку; я следил, с кем Северин обменяется
рукопожатием в первую очередь. Тот стоял ко мне спиной крупный мужчина,
волосы с легкой проседью. Вскоре повернулся, и я смог взглянуть в его
лицо. Ого! Очень интересно. Господин полковник Батистов. Тот самый
знакомец, старый приятель, которому я звонил после того, как в меня
стреляли. Fabelhaft. Вот, значит, из какого профсоюза мужички. Если они
пришли проститься с Ольгой, то почему ей такой почет? Только ли в память
ее покойного отца? И не есть ли это те самые "друзья", которые во всем
должны были помочь и на кого она так рассчитывала? Похоже, так.
Очень хорошо. Но с этими знакомыми у меня разговор будет не сейчас, а
попозже. Пока же лучше всего - сохранить позицию независимого и
ненавязчивого наблюдателя, пользуясь тем, что их присутствие гарантирует
определенную безопасность. Правда, не мою. Однако вряд ли кто-нибудь
сейчас станет покушаться на меня в их присутствии. Трудно угадать, каким
был сейчас мой статус в службе, к коей принадлежал Батистов, но вряд ли я
там числился в друзьях-приятелях.
Да, они прибыли сюда с той же целью, что и я. Убедиться в этом стало
возможно, как только перед воротами кладбища остановилась траурная машина
- автобус, но не из бюро ритуальных услуг, а обычный, всего лишь
приспособленный для такой цели. Вся компания вместе с Севериным медленно
двинулась к автобусу. Оттуда сразу же вылезли четверо незнакомцев и следом
- Наталья. Полковник Батистов и Северин взяли ее под руки; из ворот уже
катили тележку-катафалк; вытянули из автобуса гроб, установили. Задние
дверцы автобуса закрылись; тонированные стекла не позволяли увидеть,
остался ли кто-нибудь внутри. Наталья, идя вслед за гробом, несколько раз
оглянулась; кого-то искала, но мне не поверилось, что именно меня - хотя и
очень хотелось этого. Да, мне это совсем не так представлялось. Полковник
со своей компанией испортили всю диспозицию.
Ему ведь могло прийти в голову серьезно побеседовать со мной - а
здесь, вдали от шума городского, было бы очень легко пригласить меня после
похорон проехаться с ними, а приглашать они умеют очень убедительно.
Однако я не хотел терять возможность самому распоряжаться своим
временем. Так что моя миссия утешителя сорвалась с дороги и теперь
валялась где-то под откосом.
Маленькая процессия уже вошла в ворота и теперь удалялась по главной
аллее. Я стоял и злился на весь мир. Что же, придется уезжать.
Тут мне подумалось: а почему на похоронах не присутствует Изя? Такой
старый Ольгин знакомый должен бы почтить... Если его нет - значит,
"Реанимация" сработала исправно и сейчас экс-каперанг находится уже
совершенно в другом месте и ждет, пока не возникну я - чтобы начать с ним
новый, очень душевный разговор...
Однако не зря говорится: помянешь черта - ан он тут. И не кто иной,
как мистер Липсис собственной персоной оказался выходящим из ворот. В трех
шагах за ним - каждый со своей стороны - шли два малозаметных парня, всеми
силами показывавших, что они и Липсиса не знают, да и друг друга впервые в
жизни видят. Они даже смотрели каждый в свою сторону, как повздорившие
супруги. Я отступил за ствол: Изя-то мог опознать меня и в новом облике.
Значит, "Реан" не сработал, но Игорек, похоже, что-то почувствовал; до сих
пор он передвигался по Москве без охраны, насколько я мог судить. А хотя я
мог и ошибаться, просто раньше это меня не интересовало.
По-прежнему как бы в упор не видя друг друга, все трое сели тем не
менее в одну машину, один из ребят - за руль, и укатили. Все это было
очень интересно. Они приехали и дожидались там... Не меня ли? А
убедившись, что я не появился, поехали по другим делам.
Хотя могло быть и совершенно иначе: Изя при ехал, чтобы проститься с
покойной, - увидел процессию и сразу же уехал. А что он с охраной - так
ведь и я с удовольствием ходил бы с охраной, если бы она при нынешнем моем
статусе была положена. Хотя нет, вряд ли, ведь настоящие журналисты очень
не любят, когда их свободу действий ограничивают даже из луч-щих
побуждений.
Ну что же, пора уезжать отсюда и мне. И так я тут задержался, а дела
стоят...
В следующее же мгновение я решил, что время вовсе не потеряно зря.
Еще один человек появился неподалеку. Чужое, незнакомое лицо. Но
подсознание заорало: ты его знаешь, ты его видел. И не раз, и не два,
наверное. Видел! И ты этого человека опасаешься, хотя не знаешь - почему,
и не знаешь - кто он.
Он словно бы кого-то искал и, не найдя, пошел неторопливо от ворот
налево и свернул за угол. Я смотрел ему в спину, упорно смотрел, но он не
обернулся, хотя обычный человек, быть может, почувствовал бы взгляд и
безотчетно забеспокоился. А этот сдержался; значит, считал, что ему
оглядываться опасно? Только вдруг свернул с асфальта и пошел по узкому
проходу между забором и росшими вдоль него деревьями. Если бы кто-нибудь
захотел сейчас выстрелить ему в спину, это оказалось бы вовсе не столь
простым делом, каким было еще за секунду до того.
Я, однако, такого желания не испытывал, да и оружия у меня не было.
Имелась только странная, но полная уверенность в том, что теперь на
кладбище чисто, опасности нет. Но трудно было понять: потому ли, что уехал
Изя с его ребятами, или же угрозу унес с собой так и не опознанный мною
противник.
Тут только я услышал какой-то назойливый звучок вроде цыплячьего
писка и сообразил наконец, что пищал у меня в кармане тот самый индикатор,
что презентовал мне вчера все тот же Липсис. Иными словами, из ворот вышел
и гордо удалился не кто иной, как человек, проверявший на мне свои
снайперские способности. И благополучно улизнувший при полном моем
бездействии.
И как это меня угораздило забыть об этой штуке? Не потому ли, что я
уж слишком настроился против Изи?
Раздумывая об этом, я даже не сразу понял, что ноги сами собой уже
несут меня, но не к машине, что было бы самым разумным, а к кладбищенским
воротам. Ноги, вероятно, повиновались инстинкту, уверявшему, что сейчас
там мне бояться больше нечего.

Попрощаться я опоздал; могильщики усердно работали лопатами, засыпая
могилу. Наталья стояла, низко опустив голову, осторожно промокая глаза
платочком. Стояла на том же месте, наверное, откуда бросала на гроб первую
горсть земли. Рядом с нею находились все те же Батистов и Северин,
насупленные соответственно моменту; но непохоже было, что молодая женщина
собирается рыдать на груди любого из них. Я еще не решил, что же мне
делать: подойти к провожавшим или исчезнуть так же скромно, как и пришел.
Но тут решение пришло само собой.
Возможность передвигаться по этому старому кладбищу оставалась только
по аллеям и дорожкам: все остальное пространство было поделено на тесные
квадратики, разграниченные чугунными оградами Пробраться между участками
можно далеко не везде да и то с риском порвать одежду. Но как раз оттуда
сбоку ко мне приближался человек - один их тех, что приехали на автобусе.
Его агрессивные намерения были очевидны. В руках его не было оружия, но он
похоже, был из тех, кто хорошо обучен действовать руками и ногами.
И тогда, опережая его, я двинулся к могиле, над которой уже вырастал
холмик. Три венка стояли пока еще в сторонке, прислоненные к соседней
решетке. Самый большой принадлежал скорее всего "друзьям", из маленьких
один был наверняка от дочери, а что третий лично от меня, я знал
совершенно точно. Позаботился об этом еще вчера. Я подошел. Тот парень
следовал за мной на дистанции в три шага, готовый остановить меня, едва
только последует сигнал. Но пока сигнала еще не было. Все, кроме не
поднимавшей глаз Натальи, смотрели на меня настороженно, однако без
страха. Чтобы совершенно успокоить их, я провел пятерней по лицу, сдирая
маску, подставляя весеннему воздуху все свои морщины. При этом я
постарался улыбнуться как можно более миролюбиво.
Странно, но никто из них не удивился моему преображению - или не
показал удивления; народ был, впрочем, ко всему привычный. Я отдал общий
поклон, подошел к Наталье, которая только сейчас подняла на меня глаза,
взял ее руку и поцеловал. Я не хотел говорить ничего, да и не нужно было.
Она сжала мои пальцы - крепко, но только на мгновение. И тут же -
неожиданно, я полагаю, для всех - уткнулась лицом мне в грудь. Я провел
рукой по ее волосам, едва прикасаясь к ним, и обнял за плечи.
Так мы постояли несколько секунд. Все молчали, только Батистов
несколько раз тяжело вздохнул. Наталья подняла голову, глаза у нее снова
повлажнели. Продолжая обнимать ее за плечи, я дружелюбно улыбнулся - на
этот раз персонально Батистову:
- Как поживает Herr Oberst?
Ему не оставалось ничего другого, как ответить в том же духе:
- Привет, привет, спецкор. Хорошо, что пришел. К тебе есть вопросы.
Это меня не смутило: я и так знал, что есть. И ответил:
- У меня тоже.
- Вот и прекрасно. Приезжай все-таки ко мне и поговорим.
От предложенной чести я отказался:
- Жаль, но не получится. Я ведь говорил уже. В ближайшие дни, во
всяком случае - никак. Вот разве что после дня "Р"...
То есть после референдума. Но тогда я ему буду на фиг не нужен. И он
со мной не согласился:
- Я тебя по-доброму приглашаю. Но могу иначе.
- Можешь, как же, - согласился я. - Но знаешь, кому это не
понравится?
Очень не понравится?
- А мне на...
- Акимову, - закончил я.

Генерал Акимов вообще был фигурой странной. Порой казалось, что он -
не кто иной, как дослужившийся до больших звезд подпоручик Киже. Слухи
ходили всякие. Лет двадцать назад он служил во внешней разведке. Но затем
его работа приняла какой-то секретно-дипломатический характер. Он
появлялся то тут, то там - преимущественно на Востоке, - когда у России
возникали там свои интересы, а возникали они всегда. И было замечено, что
всякий раз, когда мнение Акимова по какому-то поводу - о ситуации либо о
конкретном человеке - становилось известным и им пренебрегали в России или
за ее пределами, обязательно происходило нечто, в результате чего то ли
ситуация круто менялась, то ли с человеком что-случалось.
Чаще всего всплывали неблаговидные факты, после чего репутация
рушилась раз и навсегда и человеку в пору было идти торговать сигаретами.
Чьи-то сверхнадежные банковские счета в мировых финансовых крепостях
оказывались вдруг арестованными. В общем, за Акимовым укрепилась слава
этакого международного разоблачителя. Наверняка зна чительная часть
рассказывавшегося относилась к слухам; но дыма без огня, как известно, не
бывает. И поэтому когда кто-то упоминал эту фамилию, к нему всегда
внимательно прислушивались.

- ...Акимову, - сказал я.
И Батистов задумался. Он наверняка подозревал, что я блефую. Но
настаивать на своем не решился. Раздумья его продолжались ровно полминуты.
- Ладно, - сказал он. - Предлагаю компромисс. Мы все сейчас едем на
поминки. Будут еще кое-какие люди. У Ольги покойной - тесно, и мы сняли
зальчик в центре, на Пресне, в одном из ресторанов. Присоединяйся к нам.
Там и поговорим. Спокойно, без эмоций.
Я перевел взгляд на Наталью. Она кивнула и даже попыталась
улыбнуться:
- Правда, поедем. Пожалуйста...
- Согласен, - кивнул я.
- Вот и хорошо. Машина, как я знаю, у тебя своя...
- Ну еще бы не знать, - усмехнулся я.
Кажется, он принял это за похвалу.
- Так что поезжай за нами.
- Идет, - сказал я.
- Наташа, приглашаю в мою машину. Там удобнее, чем в автобусе.
- А я, к сожалению, с вами попрощаюсь. Увы, дела... - Это были первые
слова, сказанные Севериным.
Я кивнул и взял Наталью под руку. Она не противилась.

Народу в арендованном зале оказалось не много. Садясь, Наталья
показала мне на место рядом с нею; сесть во главе стола она наотрез
отказалась.
Батистов поместился рядом со мной - слева. Его ребята сидели
напротив.
На другом конце стола поместились в основном какие-то ветераны -
наверное, сотоварищи еще покойного генерала, Ольгиного отца. Пили, как
полагается, не чокаясь. Стол был богатый. Наталья почти не ела, я тоже.
Очень хотелось сказать ей что-то утешающее, но присутствие этих
"друзей" мешало мне.
Постепенно, по мере выпитого, голоса стали громче, даже ребята
напротив немного разогрелись. Кто-то, чтобы поднять настроение, даже стал
рассказывать старые анекдоты. И тут полковник легко тронул меня за плечо:
- Выйдем покурим?
- Я на минутку, Наташа, - сказал я, не забыв взять свой маленький,
прихваченный из машины кейс. Она слабо улыбнулась.
Мы вышли из зала. Я послушно следовал за Батистовым. Ему лучше знать,
какие углы здесь не прослушиваются.

- Ну, - начал он. - Какие у тебя вопросы?
- Как с тем стрелком, который хотел на мне потренироваться? Взяли
след?
- Ну, - он помедлил, - кое-что есть.
- А если детальнее? Пуля.
- Нашли?
- Пошарили там, где ты принимал грязевую ванну.
- Пылевую, - поправил я. - И что она?
- Деформирована, сам понимаешь. Но пуля обычная. Вид оружия
приблизительно предположить можно.
- А место, откуда он стрелял?
- Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его
вспугнули. Помешали. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал?
- Я покачал головой:
- Моих там и близко не было. Да и какие ту у меня могут быть свои?
- Ну-ну, - сказал он, нимало мне не поверив. - Но и не наши тоже.
- А может, это он был ваш?
- Нет, - сказал он твердо, и я поверил. Обычно я без труда угадываю,
когда человек врет. - Побеседовать с тобой серьезно мы собирались, да, мы
и сейчас этого не исключаем. Но о нейтрализации вопрос не стоял. Не мы, -
повторил он. - Однако кроме нас ведь...
Мне показалось, что я его понял. Но решил уточнить.
- Ты хочешь сказать, что в Службе безопасности есть и другие
подразделения и это могло быть делом их рук? Он покачал головой:
- Есть, например. Особый отряд. И о нем я знаю не больше твоего.
Интересная информация. Повод для размышлений - только не сейчас.
- И на том спасибо, - сказал я. - Так что же насчет пули?
- А что еще? Совпала она?
- С чем?
- Брось придуриваться, полковник. С той пулей, что убила Ольгу.
- Ага, - сказал он. - Значит, ты все-таки был там. Об этом я и хотел
тебя порасспросить.
Я задумчиво посмотрел на него. Он сказал:
- Дело это ведем мы, не Петровка. Так что все останется в узком
кругу.
- Ну ладно, - сказал я. - Только сперва скажи: на чьей я стороне, ты
знаешь?
- Естественно.
- А сам ты?
Он внимательно досмотрел на меня, как бы стараясь заглянуть в самые
потаенные уголки моего мозга. Похоже, это у него не получилось, и он
перевел взгляд на мой кейс. Явно предполагал, что наше беседование
пишется. И в самом деле он не удержался:
- Фиксируешь для потомства? Нехорошо.
- Нет, - сказал я честно. - Мне интервью тобой не нужно. Хочешь -
могу предъявить. У меня там предметы личного обихода.
Ему, конечно, очень хотелось заглянуть в кейс он сдержался.
- Верю тебе.
- Но ты так и не ответил на вопрос. Он лишь пожал плечами:
- Это длинный разговор и на свежую голову. Давай отложим. Пока скажу
только одно: я на службе и выполняю свои обязанности. Думать могу как
хочу, но делать - нет.
Ясно было, что сейчас продолжать разговор нет смысла. И я уже
повернулся было, чтобы вернуться к столу, но Батистов удержал:
- Ты вот что... Учти: это все-таки на тебя была охота, не на Ольгу.
Раз уж оружие совпало. Так что будь поосторожнее. А что касается стрелка,
то могу тебя уверить: он не мой. Но повторяю: мы ведь не единственная
служба в стране. И что у кого на уме мне знать не дано и не положено.
Соображаешь?
- Как-нибудь, - сказал я.
- Теперь скажи вот что. "Реан". Что это такое?
- "Реанимация", - ответил я.
- "Реанимация монархии"? Почему не реставрация? Так вроде было бы
правильнее.
- Нет. "Реанимация России".
Он помолчал, переваривая.
- И еще один вопрос. Что ты все крутишься около Натальи? Она в эти
дела никак не замешана.
- А я и не думаю, что замешана, - сказал я.
И пошел обратно в зал. Наталья уже искала меня глазами. Я заметил,
что за окнами темнело. Когда слегка поддаешь в ресторане, время почему-то
летит очень быстро. Я сел на свое место.
- Устала?
- Очень, - сказала она откровенно. - Хорошо хоть, что посуду не мыть.
- А коли так - может быть, сбежим?
Наталья мгновение колебалась. Потом кивнула:
- Согласна. А то...
Она не договорила, что "а то", но я и так понял. Тут покойная Ольга
уже не существовала, едоки, группируясь по интересам, толковали о делах
или хохмили, на том конце стола кто-то визгливо смеялся. Наталье от этого
было грустно и, наверное, слегка противно. Да и любому было бы.
Мы встали. Проходя мимо отдельного маленького столика, на котором
стояла рюмка перед Ольгиной фотографией с черной ленточкой на уголке,
Наталья протянула руку, взяла фотографию и отдала мне:
- Положи в карман. Здесь это больше не нужно.
Никто не позвал нас, ничего не крикнул вдогонку.
- Ты сильно подрос, - сказала она, пока мы шли к машине. На мне все
еще была маскировочная обувь. - И таким модным выглядишь сегодня...
- Я под дождем сразу вырастаю.
И в самом деле, накрапывало. Мы уселись. Я запустил мотор, надеясь,
что сегодня не придется сдавать анализ на содержание алкоголя. За езду не
боялся: согрешив, всю жизнь ездил очень осторожно.
Тронувшись с места, я сказал Наташе:
- Заедем куда-нибудь поужинать? Она расхохоталась неожиданно звонко:
- Точно по тому присловью: "А ваши что делают?" - "Пообедали, теперь
хлеб едят".
- Может быть, это смешно, но в таких застольях чем больше на столе -
тем мне меньше хочется. Даже не закусываю. А сейчас вот почувствовал, что
голоден.
- Я тоже, - призналась Наталья. - Только я предпочитаю есть дома.
Кстати, я неплохо готовлю.
- Значит, это наследственное, - проворчал я. - Выходит, мне придется
насыщаться одному?
- Отчего же? Приглашаю вас.
Снова, значит, перешла на вежливую форму обращения.
Но я не стал отказываться. Не хотелось оставаться в одиночестве. Да и
соображения безопасности требовали в ближайшее время не показываться там,
где меня могли ждать. Батистов все-таки смутился - до некоторой степени. И
наконец - нашел я самый убедительный для себя довод, - надо проверить, как
там лежат мои пленки...
- Принято с благодарностью. Тогда заедем купим что-нибудь.
- Хорошо. Вы лучше знаете свои вкусы.
Я объехал квартал - просто так, для очистки совести. Хвоста не
заметил.
Из всех мест, где можно было сделать хорошие закупки, сейчас в голову
пришел только Елисеевский. Наташа не стала возражать. До нее мы добрались
через час. Уже стало совсем темно.
Мы остановились на площадке перед ее дверью. Пока она нашаривала в
сумочке ключи, у меня здруг возникло странное, спокойное и радостное
чувство: словно это не в первый и даже не в сотый уже раз стоим мы так, и
все на свете давно уже произошло, и еще не раз будет происходить; все
твердо, все надежно и хорошо.
Когда я пришел к такому выводу, она подняла на меня глаза и чуть
улыбнулась. И немного покраснела.
Она отперла дверь, и тут я совершил нечто, абсолютно неожиданное для
меня самого. Я опустил пакет с покупками на пол, поднял Наташу на руки и
так переступил через порог. Так вносят в дом новобрачную. Сам не ожидал,
что у меня еще найдется столько силы и решительности. Впрочем, она и
весила самую малость.
Кажется, даже во сне - а он пришел той ночью очень нескоро - я не
переставал удивляться тому, что случилось. Человеку свойственно считать
себя умным и предусмотрительным. Мне казалось, что я предвидел многое из
того, что могло со мною произойти сегодня и в ближайшие дни. Включая
снайперский выстрел, автомобильную катастрофу, похищение или даже
официальное задержание по состряпанному поводу; но того, что у меня
случилось с Наташей, я не то что не предвидел - теоретически вообще не
допускал; полагал, что все поезда давно ушли. Да вот, оказывается, пустили
дополнительный состав, подали, можно сказать, прямо к порогу...
Проснувшись, я убедился, что еще рано. И позволил себе долго смотреть
на лицо спящей рядом женщины, смотреть с нежной радостью. И вспоминать еще
раз, как неожиданно просто все получилось - как будто тысячу раз уже с нею
это было. Но ведь не зря говорят, что все великое - просто. А это событие
было для меня великим - независимо от того, получит ли оно продолжение или
здесь и закончится. Я ведь Наталью совершенно не знал и сейчас мог бы
сказать о ней очень немного: только то, что дышала она бесшумно даже во
сне, и еще - что опыт у нее, конечно, имелся. Да и что удивительного: была
замужем, а чувственна так, должно быть, от природы.
В соседней комнате - той, что побольше - хрипловато и негромко
пробили часы - восемь раз. Да нет же... Я взглянул на свои: конечно, на
самом деле было только семь. Можешь еще поспать, Наташа. Хотелось бы
думать, что это я так утомил тебя; увы, прошли те времена. Просто
вчерашний день оказался достаточно нервным и для тебя, и тело требует
отдыха. Ну а мне пора приниматься за дела - их и на новый день хватит с
избытком.
Я выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить ее - и в этом
преуспел.
Не сразу, но собрал все свое барахло, что раскидал вчера, и оделся.
Телефон у нее было длинным шнуром; я взял его, вынес в соседнюю
комнату и набрал номер. Надо было установить, прослушивается ее номер или
нет.
Для моей связи это никакой роли не играло, моя аппаратура по-прежнему
покоилась в кармане. Но таким путем можно было установить, держат ли уже
это обиталище на прцеле, и попытаться выяснить - кто именно.
- "Реан".
- Фауст. Проверьте линию.
- Последовала десятисекундная пауза.
- Грязно.
- Спасибо. А какая грязь?
- Там немного помолчали.
- Не табельная. Третья степень сложности. Попробуем проследить.
- Благодарю. Конец.
Я положил трубку. Призадумался ненадолго. Оперативно работают мои не
опознанные пока оппоненты: уже выяснили, где я ночую, определили номер и
присосались к телефонной линии. Хотя накануне я никого и не засек. Но
такие вещи как раз были заранее предусмотрены, это был нормальный элемент
работы.
Однако придется выйти. Подслушивание - это одно, а засада или даже
осада - уже другой разговор. Выйти отсюда просто. Но желательно и попасть
обратно. Может быть, Наташа еще не проснется, а будить ее мне ни в коем
случае не хотелось бы. Интересно, есть у нее вторые ключи? Наверное, но
сейчас некогда искать. Придется воспользоваться ее комплектом. Я раскрыл
ее сумочку. Запустил туда пальцы и довольно быстро нашарил кошелечек с
ключами. На всякий случай проверил, приотворив дверь. Те самые.
Я вышел, при помощи ключа закрыл дверь без щелчка. Прислушался.
Похоже, лестница пуста. Я не стал вызывать лифт. Спускаясь или поднимаясь
в кабине лифта, ты почти совершенно беззащитен против тех, кто может
поджидать тебя в конечной точке маршрута. Пойдем пешком. Я и пошел - но не
вниз, что было бы логично, а вверх. Конечно, не стопроцентная гарантия, но
все же... С последнего этажа металлическая лесенка вела к чердачному люку,
запертому простым висячим замком. От пацанвы он, быть может, и
предохраняет, но опытному репортеру... М-да, вот именно... репортеру...
Замок держался восемь секунд, и я оказался на чердаке. Неудача:
чердак в этом многоподъездном доме делился на глухие отсеки, пробраться на
другую лестницу было невозможно. Ну и ладно; на что же существует крыша?
Она-то уж не разгорожена. Отворил дверку - и вышел, и всего делов.
Крыша, к счастью, была плоской и сухой. Я миновал четыре подъезда,
остановился около пятого. Без проблем проник на чердак. Фигушки: люк и
здесь был заперт, изнутри его было не открыть. Я задумался. Вчера, когда я
проезжал вдоль дома, заметил около одного из подъездов валявшийся
здоровенный маховик с канавками для троса - значит, основательно
ремонтировали лифт. Если мастера в этом подъезде, уходя, заперли за собой
чердачный люк - значит, я ошибся адресом и нахожусь в какой-то другой
стране. Какой то был подъезд? Один, два... Третий с того конца.
Ладно, не станем терять времени.
Россия не подвела. Люк оказался распахнутым. Лестница и здесь была
пуста. Я немного постоял внизу, в подъезде, потом не спеша вышел и
зашагал. Телефон-автомат, как я запомнил, находился за углом, направо.
Если Наташин подъезд действительно под наблюдением, то, возможно,
меня и упустили. Телефон, надо надеяться, в столь ранний час окажется