Михайлов Владимир Дмитриевич. Вариант "И"

- Спасибо за предупреждение.
- Оно от чистого сердца. Завтра я приду за готовым материалом. И
надеюсь, что вас не придется разыскивать по всей Москве. Хотя если даже
пришлось бы - мы вас отыскали бы без всякого промедлния. Мы не намерены
допустить, чтобы этот сумасбродный проект увенчался не то чтобы успехом,
но даже одним процентом успеха. Подумайте над этим, коллега.
Коллегами мы и в самом деле были; только он не знал этого.



Глава девятая


То, зачем я охотился, наконец-то само нашло меня. Но прежде всего,
пока Наташа томилась над стынущим завтраком, ожидая меня, я достал
кодификатор, подключил его к телефону, что был в номере, и вышел на связь.
Когда на том конце провода ответили, я сказал:
- Фауст. Играю на аккордеоне.
- Понято, - откликнулись там без всякого удивления.
- Оркестр готов. Дайте проверку.
- В лесу родилась елочка, - проговорил я первое, что пришло в голову.
- Нормально. Слушаю вас.
- Передайте немедленно: по-прежнему ожидаются все более серьезные
помехи в телеобслуживании. Пришла пора принять меры незамедлительно.
- Меры какой категории?
Я не колебался ни мгновения:
- Высшей.
- Высшей... - повторили на том конце линии.
- Подключить невидимок?
- Нет необходимости. Дайте команду мюридам. Будет достаточно.
- Исполняется.
- Второе: оппонент настроен на расчистку пространства. Быть готовыми,
но без моей команды действий не начинать. В течение получаса доставьте
катушку-три. Мое место вы знаете. Я намерен проехать по маршруту, без
катушки это бессмысленно. Буду ждать сообщений о принятых мерах.
Информирую о развитии событий.
- Катушку-три в течение получаса, - ответили мне. - Высылаем
немедленно. Будем ждать развития.
- И последнее: включите в сеть известного вам американца Стирлинга.
Пять минут назад он был тут у меня. Возможно, еще находится
поблизости. Если нет - найдите его. Человек трех пришлите сюда - пусть без
суеты проверят: он наверняка засеял окрестность. При обнаружении включите
их в сеть тоже. Учтите: он непременно страхуется.
- Все поняли. Исполняем.
- Да, чуть не забыл. Моя машина стоит на точке-два. Пусть кто-нибудь
пригонит ее сюда. Ключи можно передать вместе с катушкой. Конец.
- Конец. Хорошо, одно дело сделано. Почти час в моем распоряжении.
Может быть, успею хоть что-нибудь съестъ. А чтобы минуты не пропадали
зря, одновременно прослушаю все хилебинские кассеты, взятые у Наташи и то,
что принес мне сегодняшний посетитель.
- Наташ! Ты можешь потерпеть еще немного? - спросил я из другой
комнаты. - Меня уже нет, - откликнулась она. - Несколько минут назад я в
страшных мучениях скончалась от голода. Разве не чувствуешь по голосу?
- Поживи еще немного, - попросил я. - И сохрани мою жизнь. Без твоих
записей я просто не могу больше. Они у тебя в сумочке, если я правильно
помню?
- У тебя хорошая память, - откликнулась она без особого восторга.
Было слышно, как, отодвинув стул, она встала, сделала несколько шагов -
чтобы взять сумочку, наверное. - Ой!
- Что случилось?
- Тут что-то тяже... Ого! Это ты мне подсунул? что за трюки?
- Это называется пистолет. Стрелковое оружие.
- Я знаю, как это называется. Но зачем?..
- По доброте душевной. У меня есть автомат, а у тебя не было ничего.
Так что владей. Тебе приходилось пользоваться такими вещами?
- Ну, я все-таки современная женщина.
- Считаю это утвердительным ответом. Дай мне кассету, пожалуйста. И
еще - сваргань какой-нибудь бутерброд, можно многоэтажный. Этакий
сэндвич-небоскреб. Но кассету - сразу.
- Хорошо.
Получив желаемое, я вынул из моей сумки магнитофон, вставил Наташину
кассету и включил. И стал слушать живой голос вот уже сутки как мерт-вого
человека.

Запись, надиктованная старым дипломатом, оказалась и в самом деле
весьма любопытной. Слушая ее, я почти сразу отключился от всего
остального, что существовало в окружающем меня сегодняшнем мире.

Начиналась она с фразы: "После вручения верительных грамот недели две
прошли внешне спокойно. Я входил в курс дел, выяснял, кто есть кто, и
прежде всего - кто является королевским ухом и кто - устами его
величества. Это было очень важно узнать до того, как я добьюсь приема у
самого короля. Всякий хоть сколько-нибудь опытный дипломат понимает, что
официальный министр иностранных дел или пресс-секретарь вовсе не
обязательно владеют подлинной информацией о намерениях и ходе мыслей главы
государства. У меня разумеется, были свои информаторы в этой стране, и
вскоре я знал не только - с кем, но и как надо разговаривать.
К счастью, и Ухо государя, и Уста были его единомышленниками в
области прагматического подхода к реальности. Оба советника хотя и не
носили официальных министерских званий, но были ближайшими друзьями
государя.
Ни тот, ни другой не несли ответственности за государственную
политику, и потому способны были принимать неординарные решения. Это и
было тем, что мне требовалось. Еще неделя ушла на то, чтобы устроить
задуманное мною свидание с обоими этими людьми. Мне нужно было
разговаривать одновременно и с тем, и с другим - я хотел не только быть
услышанным, но был заинтересован и в том, чтобы самому услышать первый,
непосредственный отклик на сказанное от человека, который неизбежно должен
был рассуждать по той же схеме, как и его король. Для осуществления своего
замысла я воспользовался праздником Российской Конституции, что давало мне
возможность устроить официальный прием и на нем пообщаться с нужными мне
лицами, не вызывая никаких особенных подозрений. Прием прошел вполне
пристойно, я бы сказал даже, успешно.
Хотя король и не удостоил нас посещением, но его брат, он же министр
иностранных дел, приехал и задержался сверх ожидаемого. Его сопро-вождали
и оба нужных мне человека. Это был первый мой опыт дипломатических приемов
в исламском государстве, где устраивать такого рода мероприятия сложнее,
чем в христианских странах, поскольку, как известно, тут запрещено
употребление алкоголя. Однако в посольстве были специалисты по организации
таких сборищ и алкогольные напитки имелись в ассортименте угощений, но не
на виду. Когда брат короля принц Фахд уехал, я уже успел договориться с
Ухом и Устами государя, что они вскоре вернутся и войдут с бокового входа.
Стол для них был накрыт в комнате рядом с моим кабинетом. Однако вместо
двоих, ожидаемых мною, явилось трое. Третий, впрочем имел задачу весьма
узкую: вооруженный детектором, он лишь убедился в том, что никаких пишущих
аудио- и видеоустройств в комнате и вблизи нее не имеется, и скромно
удалился, оставив, однако, прибор, который стал бы громко возражать, если
бы какая-то электроника вдруг включилась. Все это было в порядке вещей, и
я нимало не обиделся.
Я на этих переговорах был один. То, что я собирался сказать, вовсе не
было поручено мне московским начальством, и узнай оно об этом разговоре -
вряд ли пришло бы в восторг. Хотя - как знать. Первые полчаса беседы
прошли в приглядывании друг к другу, во взаимной оценке, внешне же - в
вежливой словесной распасовке, в обмене комплимента-ми нашим странам и их
правительствам. В ходе этого ритуала я пытался определить, в каких
отношениях друг к другу находятся эти весьма значительные персоны. Вывод
был - они не пылали любовью друг к другу, но и не были врагами, какие
старались бы при первом удобном случае подставить один другому ножку.
Если бы дела обстояли так, мой замысел провалился бы, не успев
окончательно оформиться. Но они относились друг к другу терпимо и
уважительно - как мне и докладывали прежде мои эксперты. Когда после этого
получаса наступила небольшая пауза, оба вельможи одновременно взглянули на
меня с вопросом в глазах, и я заговорил с таким ощущением, словно очертя
голову бросаюсь в холодную воду. Я начал со слов о том, что с
удовлетворением наблюдаю за успехами, которых в последние десятилетия
добивается внешняя политика исламских стран.
- Вас это удивляет? - спросило Ухо.
- Отнюдь, - ответил я. - Но порою я сожалею о том, что существуют
обстоятельства, мешающие исламскому миру добиваться еще больших свершений.
- Вы правоверный? - спросили Уста.
- Отнюдь нет, - сказал я. - Однако я и не христианин, во всяком
случае, официально. Просто я верю в существование Бога как высшей силы. И
я ни в коей мере не принадлежу - и никогда не принадлежал - к
недоброжелателям вашей великой религии. Напротив, считаю, что из всех
существующих она заслуживает наибольшего предпочтения.
- Приятно слышать, - сказало Ухо. - Однако мне хотелось бы отметить
одно досадное обстоятельство. Мир ислама лишен возможности использовать
все свои неоспоримые преимущества и в политической, и в экономической, и
даже в военной облаетсти.
- Вы имеете в виду...
- Вы угадали: разобщенность исламских стран.
Оба они вздохнули почти синхронно. И ничего не сказали, ожидая
следующего хода. Я продолжил:
- При всем своем богатстве. Саудовская Аравия не может быть пока
безусловным лидером мусульманских стран ни в военном, ни в политическом
отношении, да и в экономическом тоже: это все-таки сырьевая страна, а не
производящая.
Они слушали внимательно.
- Так было угодно Аллаху, - проговорили Уста.
- В то же время, - продолжал я, - наличие безусловного и несомненного
лидера в Мире ислама изменило бы ситуацию самым кардинальным образом.
Я чувствовал, что их мозги сейчас работают на всю мощь, пытаясь
сообразить - куда я клоню.
- Было бы заблуждением полагать, что мы не понимаем этого, - после
паузы сказали Уста.
- И если ващей целью было лишь открыть нам эту истину...
- Никоим образом. Я прекрасно знаю, что все это вам известно лучше,
чем мне. Однако позвольте мне задать вопрос. Зная это - предпринимали ли
мусульмане поиски выхода?
- Если обратиться к истории - то неоднократно возникали попытки
объединить если не весь исламский, то тотя бы арабский мир. Вспомните хотя
бы создание Объединенной Арабской Республики, включавшей в себя Египет и
Сирию. К сожалению, разобщающие силы вскоре оказались сильнее
объединяющих.
- И совершенно естественно, - подхватил я, - потому что Египет не
обладал и сейчас не обладает таким не поддающимся сомнению перевесом над
прочими, какой сделал бы центростремительные силы превалирующими.
Вот если бы в роли объединяющего центра... Прошу понять меня
правильно: я вовсе не имею в виду формальное объединение двух или
нескольких государств даже на конфедеративном принципе, не говоря уже о
федеративном. Нет, каждая страна дорожит своим суверенитетом...
- Арабы - нация гордая и свободолюбивая, - сказало Ухо.
- Несомненно, - согласился я. - Но я веду речь о существовании среди
независимых государств неоспоримого лидера - политического, военного,
экономического, культурного, наконец. Лидера, по праву заслуживающего
титул великой мировой державы, даже сверхдержавы! Наличие подобного
ли-дера сразу изменило бы статус и всего исламского мира, не так ли?
Ухо вздохнуло.
- Одно время мы питали такие надежды - когда в Соединенных Штатах
возникло сильное движение за создание на части территории этой страны
исламского государства темнокожих американцев.
- Мы были очень разочарованы, когда это ожидание не оправдалось, -
добавили Уста. - Движение конечно, не умерло, однако ожидать от него
положи тельных результатов в обозримом будущем, увы не приходится.
Я позволил себе улыбнуться.
- Но, эмир, я и не имел в виду Америку. Хотя бы потому, что традиции
ее отношений с исламским миром носят скорее негативный характер.
- По какому же пути идет караван ваших мыслей, посол?
Фигурально выражаясь, я давно уже держал в руке гранату с выдернутой
чекой - и только предохранительная скоба, которую я прижимал ладонью,
предотвращала взрыв. Но сейчас настал миг - и я швырнул воображаемую
гранату на стол перед ними.
- Я имею в виду Россию, эмиры, - сказал я спокойно.
И граната взорвалась. На несколько секунд та они утратили дар речи.
Потом переглянулись. И покачали головами.
- Согласитесь, - не теряя времени, я кинулся в атаку, - что страна,
правительство которой я здсь представляю, обладает многими, если не всеми
качествами, о которых я говорил. Это большая страна, очень большая. Все
еще не только сохраняющая военное могущество, но продолжающая и развивать
ео, А при наличии определенных предпосылок развитие это может двинуться
вперед неслыханными темпами. Страна не только вывозящая сырье, но и
промышленная. Разумеется, уровень этой промышленности сегодня уступает
японской, американской, западноев-ропейской. Но при наличии средств мы
способны решать грандиозные задачи в исторически краткое сроки путем
такого напряжения сил, на какое другие вдряд ди способны. История моей
страны показала это.
Воденная и экономическая мощь неизбежно породят на свет и могущество
политическое - особенно при поддержке исламского мира. Представьте себе
такого лидера во главе исламских государств! Это, кстати, сразу же
сплотило бы все страны ислама: для сплочения, как вы понимаете, необходим
мощный центр притяжения. Россия станет им. У нас есть все для этого, кроме
одного - денег. Но они есть у вас. И кроме другого: господства ислама. Но
это - преодолимый недостаток.
Я невольно сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Уста немедленно
воспользовались ею.
- Но, - медленно начал он, - Россия не исламская страна. Большинство
исповедующих истинную веру народов еще в конце прошлого века отделились от
нее. А те, что остались, вряд ли могут сыграть серьезную роль.
- Во-первых, в России исповедует ислам порядка сорока миллионов
человек, - возразил я. - Не так уж и мало. Во-вторых, да, Россия сегодня в
целом не исламская страна, верно. Но я не назову ее и страной
христианской, как, скажем. Соединенные Штаты. По ряду причин, о которых
сейчас говорить вряд ли стоит, Россия во многом так и осталась страной
языческой. Христианство, особенно православное, ныне лишено былой
динамики, слишком инертно, чтобы всерьез выполнять свою миссию. Оно более
чем когда-либо стало религией формальной, лишенной тех корней, что
проникают в сердце каждого верующего человека и питают Церковь живыми
соками. Встав на путь восстановления и приумножения своей материальной
базы еще в восьмидесятые - девяностые годы прошлого века, православная
церковь так и не нашла в себе сил, чтобы перенести главные усилия на
нелегкий труд взращения дерева веры, которое со временем становится
могучим и способно напитать своими плодами и укрыть своей тенью всех
людей. Для этого требовалось подвижничество. Однако оно не привилось на
почве восстановленной церкви, так и не сумевшей подняться над кругом
мирских забот, кроме как на словах. Вот почему она сегодня слаба. Ислам
же, в свое время взращенный подвигами многих и многих напротив, пустил
глубокие корни - столь глубокие что сейчас уже никому не под силу было бы
их вырвать; и корни эти дают все новые и новые побеги. Он динамичен. И
если приложить некоторые усиля, то они окупятся в России очень и очень
скоро.
- И все же здесь счет пойдет на столетия.
- Да - если иметь в виду ускорение ислама среди русского населения.
Это действительно длительный процесс. Но я рассчитываю на его естесвенное
ускорение.
- Если вы объясните нам...
- Для этого я и попросил вас оказать мне любезность побеседовать со
мной. Видите ли, в ближайшие два-три десятилетия в России, весьма
вероятно, будет восстановлена монархия...
Оба заметно оживились, и во взглядах, какими и обменялись, более не
было скепсиса.
- Представьте себе, - продолжал я, - что воцарившийся монарх,
исповедуя принцип светского государства, будет, скажем так, не без
симпатии отно-ситься и к распространению ислама на всей территории страны
с теми же не только формальными, но и реальными правами и свободой
действий, какими обладает православие. Ну а реализация возможностей будет
во многом зависеть уже от исламской помощи извне, от того, насколько вы
поверите в этот вариант развития.
Они снова переглянулись.
- Сказанное вами нуждается в глубоком и всестороннем обдумывании, -
проговорило Ухо короля. - И не только нами.
- На это я и надеюсь. И пока добавлю лишь одно. Для того, чтобы
процесс, о котором мы только что говорили, развивался достаточно быстро и
гладко - крайне полезным будет, если экономические отношения между Миром
ислама и Россией проявят ясно видимую тенденцию к развитию. Я думаю, что
вам стоит вкладывать деньги в Россию. Большие деньги. И делать это не
украдкой, а напротив - демонстративно. С рекламой. И так, чтобы не только
и не столько крупные бизнесмены почувствовали это, но и все население.
Фирмы. Фонды. Кредиты на льготных условиях. Поддержка интеллигенции.
Напоминание о том, что в мире существовали не только Данте и Шекспир, но и
Саади, и Фирдоуси, и Омар Хайям...
Я остановился, чтобы передохнуть. Они молчали: видимо, ждали еще
какого-то аргумента с моей стороны, козырного туза. И я не замедлил
выложить его на стол:
- Процесс этот ведь уже начался. Однако сейчас ислам представлен в
нем странами, исповедующими по преимуществу шиизм. Вы знаете о развитии
все более тесных отношений России с Ираном, с Ираком... Считаете ли вы это
наилучшим вариантом?
Они в очередной раз молча переглянулись. Но я решил, что сказано
достаточно.
- Позвольте поблагодарить вас за крайне содержательную беседу, -
сказали наконец Уста.
Мы обменялись поклонами. Я проводил их до выхода, где в ожидании
стояли два длинных "линкольна". Вернувшись, я налил себе коньяку и
поздравил самого себя с успешно проведенной операцией..."

Я взглянул на часы. Время улетало с неимоверной скоростью. Сегодня
предстояло решить еще несколько немаловажных задач. Но отрываться от
прослушивания не хотелось. К сожалению, магнитная запись - не рукопись, и
ее нельзя читать по диагонали или слушать выборочно: обязательно
пропустишь что-то важное. Пришлось смириться.

"После моего откровенного разговора с Ухом и Устами не прошло и трех
дней, как до меня дошел любопытный слух: оба они имели долгую беседу с
самим королем, в разговоре участвовал и принц Фахд; я не сомневался, что
предметом обсуждения были мои откровения. Но мне нужны были не догадки и
предположения, а факты. Только при наличии достоверных фактов мы в России
смогли бы сделать выводы относительно дальнейшего: предпринимать ли
конкретные действия, отложить ли их до лучших времен или вообще оставить
эту идею как совершенно нереализуемую. Правда, в последнюю возможность
очень не хотелось верить. Я был убежден, что наш план не сулит ни одной из
сторон ничего, кроме множества выгод при минимальном риске. Я, однако же,
понимал, что если именно таким представляется дело нам, знающим подлинную
обстановку в России, то людям, воспринимающим Россию в соответствии с
расхожими и, как правило, далекими от истины - мнениями, наши предложения
могли показаться чистой фантастикой. И в то же время инициатива - пусть
даже чисто условная - должна была следовать отсюда, Востока, а не от нас.
В Москве, как все, вероятны, помнят, реальной властью (насколько вообще
центральная власть могла быть реальной в центробежной федерации) в те годы
обладало интеллигентское правительство; ну, если не реальной, то
формальной во всяком случае.
Власть эта никак не производила впечатления жесткой и уверенной в
себе, она казалась слабой - а со слабой властью мало кто хочет имет
серьезные дела. Мы - "банные заговорщики", как мы сами себя то ли в шутку,
то ли всерьез стали называть, - мы, похоже, нашли способ вызвать в России
необходимые для успеха настроения. Однако, чтобы запустить этот процесс,
мы должны были получить уверенность в том, что это будет сделано не зря,
что предоставляемые нами возможности будут использованы. Наше средство
лечения России принадлежало к категории одноразовых, и повторить его было
бы уже невозможно. Хуже того: оказавшись выстрелом вхолостую, оно привело
бы как раз к тому, чего мы жаждали избежать - к окончательному развалу
страны. Способ наш был то же самое, что лечение ядом: неточность в
применении вызвала бы результат, противоположный желаемому. Все это
помогает понять, насколько необходимым было для меня получить точную
информацию о том, что и как было сказано и воспринято в сугубо
конфиденциальном разговоре короля с моими собеседниками. Российская
разведка, и так достаточно стесненная в действиях на Аравийском
полуострове, не могла нам помочь. Надо было, следовательно, действовать по
иным каналам - и действовать быстро и наверняка, делая, как говорят
шахматисты, единственные ходы в разворачивающейся блиц-партии. Хорошо, что
я, предвидя подобную ситуацию, заблаговременно постарался наладить
кое-какие особые связи. На Востоке в еще большей, пожалуй, степени, чем в
западном мире, всякая вещь имеет свою цену, хотя далеко не обязательно - в
денежном выражении. Надо только четко знать, что ты хочешь купить, кто
может это продать - и на каких условиях. К счастью, я работал на Востоке
уже достаточно долго, знал многие обычаи, уже не первый год вел картотеку,
о существовании которой не знал, я полагаю, ни один человек.
Она и хранилась даже не в посольстве, а в моей резиденции, и не в
моей персоналке, а надежно защищенная от постороннего любопытства - в
памяти того компьютера, которым пользовался мой домоправитель для
хозяйственных, бытовых и прочих мелких надобностей. Я использовал эту
машину по ночам, когда все в доме предавались сну. Но если бы кто-нибудь
даже, пробудившись в неурочный час, узрел меня на кухне - вряд ли что-либо
заподозрил бы. Поглощая свои бутерброды, я имел обыкновение проверять
счета, просматривать расходы. Это являлось необходимостью - иначе персонал
крал бы значительно больше; а под моим контролем они воровали ровно в той
степени, в какой я им это позволял (позволял для того, чтобы каждый
понимал, что судьба его в значительной степени зависит от меня: воруют
все, но застигнутый на месте преступления, да еще неверным, пострадает
согласно шариату - шариат же шутить не любит).
Вот и на сей раз настало время прибегнуть к моим электронным досье.
Человек, которого я искал, должен был обладать множеством качеств.
Прежде всего он должен был успеть основательно у меня завороваться -
чтобы я был уверен: он крепко сидит на крючке. Во-вторых, ему надлежало
обладать широкими связями среди своих коллег высшей прислуги. Это можно
было бы считать своего рода профсоюзом, но такой продукт цивилизации пока,
хвала Аллаху, в Саудовской Аравии неизвестен. Члены этого круга не только
хорошо знают друг друга, но и постоянно общаются и обмениваются
информацией - хотя бы уже потому, что на Востоке пресловутый "хабар"
всегда был продуктом первой необходимости. Что же касается объема и
качества этой информации - здесь можно было не сомневаться, ибо давно
известно, что слуги знают всегда и все. Хотя далеко не всегда готсы своим
знанием поделиться. Или сделать это, во всяком случае, небескорыстно. Та
информация, которя требовалась мне - с самого верха, - могла стоить
неимоверно дорого. Я же не смог бы оплатить ее из посельского бюджета,
поскольку эта информация не получила бы ни малейшего отражения в
посольских отчетах, не смог бы, даже будь у посольства такие деньги.
Заплатить из своего кармана? То есть, вернее, не из своего - мой карман не
имеет ничего общего с рогом изобилия, - но из денег моей жены, которая
водремя покинула дипломатическую стезю, поменяв громкий, но пустой, как
барабан, титул культур-атташе на директорское кресло в некой фирме, сперва
небольшой, но к тому времени, о котором идет речь, уже весьма обширной и
доходной. Денег она дала бы, но не очень много. И тогда выход практически
мог быть только один: торговаться, торговаться до седьмого пота, до
хрипоты, разумно перемежая торговлю смутными намеками, весьма похожими на
угрозы, - или следовало запастись в достаточном количестве. Задачка,
словом, была на засыпку - и все же ее необходимо было решить. Искать
нужного мне человека можно было только в своем обслуживающем персонале, о
котором мне было известно практически все, даже то, на кого эти люди еще
работали. А работать они могли на разные дипломатические и экономические
разведки. Мне нужно было искать из них менее всего защищенного. И как ни
странно, им оказался мой домоправитель. Он был не природным саудянином,
хотя жил здесь достаточно давно, а ливанцем, и занимался экономическим
шпионажем в пользу одной ливанской нефтедо-бывающей фирмы, штаб-квартира
которой находилась в Эн-Нуайрии, то есть довольно далеко от Эр-Рияда. Мне,
как представителю России, одного из все еще крупнейших экспортеров нефти,
приходилось не раз говорить на эти темы с саудянами. Потому ливанец и
служил у меня, исходя из уже упоминавшейся истины: слуги знают все - даже
и содержание самых конфиденциальных разговоров своих нанимателей.
Каким образом они узнают - бесполезно доискиваться; Восток есть
Восток и был им задолго до изобретения всякой хитроумной электроники.
Итак, я вызвал своего мажордома Али бен Ахмада Сайди, и он
незамедлительно прибыл. Я постарался надеть маску, выражающую крайнюю
суровость и начальственный гнев, и поинтересовался: почему расходы