Страница:
демократию, угрозу своей личной власти.
Ряд западных компартий официально осудил оккупацию Чехословакии и
выступил в защиту Дубчека и других инициаторов "пражской весны".
Следующим пунктом расхождений между компартиями Италии, Испании,
Франции, Англии и других западноевропейских стран с одной стороны и КПСС
вкупе с компартиями восточно-европейских стран, естественно, стала проблема
прав человека в странах, именующих себя странами социализма. Подталкиваемые
своим рабочим классом и прогрессивной интеллигенцией, западные компартии
присоединились ко всеобщему осуждению на Западе советской и вообще
восточно-европейской политики репрессий против борцов за права человека.
Буржуазная печать Запада обвиняла и продолжает обвинять компартии своих
стран в том, что они выступают против подавления прав человека только до тех
пор, пока сами не придут к власти, для завоевания популярности избирателей.
А заполучив власть, они-де установят в своих странах такой же тоталитарный
режим, как в СССР и в странах-сателлитах СССР.
Это неверно. Конечно, борьба западных компартий за влияние на массы
своих народов теперь в значительной степени зависит от того, поддерживают
или осуждают коммунисты борьбу за права человека диссидентов стран восточной
Европы. Но это только является для западноевропейских коммунистов еще одним
аргументом, доказывающим, что невозможно построить социалистическое общество
с помощью тоталитарного централизма, что необходимо отказаться от
бесконтрольной однопартийной советской системы в пользу многопартийного,
плюралистического общества.
Такая эволюция во взглядах западных компартий привела летом 1977 года к
открытой дискуссии между ними и компартиями восточно-европейских стран.
Один из ведущих чешских коллаборационистов, второй секретарь ЦК
компартии Чехословакии Василь Биляк в июне 1977 г. заявил, что линия
компартий Испании, Италии и Франции - "это не еврокоммунизм, а
антикоммунизм". Одновременно аналогичная мысль была развита в советском
журнале "Новое время", направившем острие критики главным образом против
генерального секретаря испанской компартии Сантъяго Каррильо.
Разногласия между основными компартиями Западной Европы и КПСС с ее
сателлитами становятся все более глубокими.
Как передавала недавно "Немецкая волна", в книге, изданной в США неким
профессором Иельского университета, утверждается, будто бы Сталин был в
Октябрьские дни "запасным руководителем" на случай [в рукописи пропуск -
прим. ред.] ... Ленина. Это утверждение абсолютно ни на чем не основано.
Авторы имели в виду выступление Зиновьева 11 декабря, а Сталина - 15
декабря 1923 г. Сталин в этой своей речи говорил: "...левые коммунисты,
составлявшие тогда отдельную фракцию, дошли до такого ожесточения, что
серьезно поговаривали о замене тогда существовавшего Совнаркома новым
Совнаркомом, из новых людей, входивших в состав фракции левых коммунистов.
Часть нынешних оппозиционеров - тт. Преображенский, Пятаков, Стуков и др.
входили в состав фракции левых коммунистов".
Во время дискуссии о Брестском мире Антанта предлагала Советскому
правительству вооружение для борьбы с Германией. группа Бухарина решительно
высказалась против получения оружия от империалистов; Ленин и Троцкий
высказались за то, чтобы оружие взять.
В своем предсмертном - накануне самоубийства - письме Л.Д. Троцкому
Иоффе сообщил о своем разговоре с Лениным по поводу былых разногласий Ленина
и Троцкого о перманентной революции. Иоффе в этом письме свидетельствует,
что Ленин тогда сказал ему: правота была на стороне Троцкого. Насколько мне
известно, Л.Д. никогда не использовал этого свидетельства Иоффе. Очевидно,
сам он все-таки считал, что в этом споре ошибался он, а правота была на
стороне Ленина.
Выше я писал, что во всем, касающемся исторических фактов,
подкрепленных документами, недопустимы всяческие домыслы и предположения. Но
когда речь идет об объяснении мотивов той или иной позиции, без
предположений не обойтись.
Куда эволюционирует советское общество, советское государство? Каков
характер, каковы причины этой эволюции? Вопросы эти давно являются предметом
пристального внимания как мыслящих людей внутри СССР, так и особенно за
границей.
Почему Сталин пошел на разрушение советской демократии и усиление
централизованной власти - этот вопрос занимает как сторонников, так и
противников сталинского режима.
Большинство исследователей объясняет (а многие и оправдывают)
диктаторский режим тем, что страна была в капиталистическом окружении, а
сроки для подготовки к столкновению с капитализмом были ей отпущены краткие.
Так считал, в частности, Е. Варга, так находил Джилас, так писали многие
буржуазные журналисты и советологи. Примерно такой же позиции придерживается
сейчас безусловный противник сталинского режима, генеральный секретарь
Испанской компартии Сантьяго Каррильо.
По мнению Варги, Сталин вынужден был установить жесткую,
централизованную партийно-бюрократическую иерархию ("это было лишь
необходимой системой рычагов централизованного административного
управления"), чтобы выстоять против капиталистического окружения и напора
мелкобуржуазной стихии. Для этого нужна была, утверждал Варга, сильная
централизованная власть.
Но такая власть после Октябрьской революции была у большевиков всегда.
Однако при Ленине, несмотря на некоторые отступления от принципов
демократического централизма, власть эта была гибкой, маневренной,
централизм и демократия тогда более или менее уравновешивались. При Сталине
же централизм полностью поглотил демократию.
Разве в обстановке гражданской войны, когда страна находилась в кольце
блокады, централизованная власть была менее необходима, чем в 1923-1929
годах? Но даже в гражданскую войну съезды партии созывались ежегодно, и
перед каждым из них и в ходе самих съездов происходили жаркие дискуссии, и
ЦК, и Ленин неоднократно выслушивали критику в свой адрес. Линия партии
определялась путем подъема активности партийных масс, а не диктовалась
сверху, административным путем, как установилось при Сталине.
Сантьяго Каррильо, рассматривая в книге "Еврокоммунизм и государство"
вопрос об эволюции советского общества, пишет:
"Необходимо вернуться к сложности этой ситуации и к тому, каким образом
она находится в противоречии с примитивными схемами. Среди тех стадий,
которые упоминались Марксом и Энгельсом (две из них мы называем социализм и
коммунизм), нет той, на которой государство, созданное революцией, должно
будет энергично приняться за осуществление первоначального социалистического
накопления, необходимого для организации современного производства. Другими
словами, не было учтено того, что новое государство будет вынуждено
выполнить прежде всего типично капиталистическую задачу, которая не может
быть выполнена в короткое время".
Идея первоначального социалистического накопления как особого этапа для
перехода от капитализма к социализму впервые выдвинута не Сантьяго Каррильо
в 70-х, а Е. Преображенским в 20-х годах (см. об этом ниже). Идея эта
противоречит всему строю марксистского учения и его экономической теории. Из
учения Маркса вытекает (и это подтверждено жизнью), что гигантская
концентрация средств производства происходит еще в недрах капитализма. И это
само по себе, без всякого "первоначального социалистического накопления",
путем обобществления средств производства обеспечит переход от
капиталистического к социалистическому способу управления. Маркс и Энгельс
считали, что социалистическая революция сможет победить только тогда, когда
капитализм сам проделает всю черновую работу: достигнет высокого уровня
производства и централизует промышленность и сельское хозяйство до такого
уровня, что новому социалистическому строю не понадобится начинать с
первоначального накопления.
А как же быть, если страна, совершившая социалистическую революцию, еще
не созрела для социализма, как, например, Россия в 1917 году? Тогда,
отвечали классики марксизма, они смогут построить социализм с помощью и при
поддержке более развитых стран.
Ленин, борясь в 1917 году за социалистическую революцию, понимал, что
Россия еще не подготовлена к социализму. Он шел на революцию в уверенности,
что пролетариат передовых капиталистических стран Европы поддержит русскую
революцию. Его уверенность вытекала из анализа эпохи империализма как эпохи
войн и революций.
Да, говорят критики, но ведь этого не случилось, предвидение Ленина не
осуществилось. Русская революция осталась одинокой в безбрежном океане
капиталистического окружения. И С.Каррильо в связи с этим задается вопросом:
"Не является ли тип государства, который развился в Советском Союзе, и
в частности та диктаторская система, которая ассоциируется с именем Сталина,
со всеми своими эксцессами, злоупотреблениями и произволом, следствием
именно этой функции государства, которая состоит в осуществлении
первоначального накопления, в развитии современной индустрии любой ценой...
...Обратная же сторона состоит в том, что это накопление, это
титаническое усилие развить индустрию потребовало огромных и бесчисленных
жертв рабочего населения, жертв, на которые широкие массы этого населения не
могли согласиться. И в этом состоял просчет, который поразил союз рабочих и
крестьян и с неизбежностью привел к установлению государства такого типа,
которое не только подавляет прежние прогрессивные классы, но также и ту
часть населения, ... которая не принимала эти жертвы и, объективно говоря,
могла быть мобилизована против нового правительства. Феномены бюрократизации
возникли не только на основе традиций царизма, но также из этой ситуации,
которой не предвидели теоретики. Маркс, Энгельс, да и сам Ленин представляли
себе диктатуру пролетариата как власть огромного большинства, подавляющего
крошечное меньшинство, для которой организация широкой демократии была
предпосылкой. На практике так не произошло. Большая часть населения была
пассивной, а очень важная часть - враждебной. Рабочая демократия продолжала
все больше "сморщиваться", и то же самое происходило в партии, где острые
социальные противоречия проявлялись в обострении фракционной борьбы, которой
после смерти Ленина никто не способен был управлять. В результате этого
образовался бюрократический слой, который начал присваивать себе функции
лидерства, будучи уверенным, что он является исполнителем воли социальной
массы рабочего класса, воплощением его диктатуры, но который незаметно начал
пускать свои собственные корни, приобретать собственные интересы,
действовать в соответствии со своими собственными специфическими механизмами
и объективными законами". (С.Каррильо "Еврокоммунизм и государство".
Подчерк. мной. - Авт.)
Здесь многое верно, но неверна главная посылка: бюрократизация
советского строя возникла и развилась не из потребности в первоначальном
социалистическом накоплении, которая (потребность) якобы породила
необходимое для ее удовлетворения насилие. Нет, насилие было необходимо
Сталину для захвата им личной власти, и бюрократизация, централизация, отказ
от установки на мировую революцию и замена ее установкой на сильное
национальное государство - все это нужно было Сталину для достижения им той
же цели.
Каррильо сомневается в том, что сталинская политика насилия явилась
результатом его отхода от ленинской установки на мировую революцию. Он
пишет:
"В своей речи на 1-м Всероссийском съезде Совнархозов 26 мая 1918 года
Ленин сказал: "Мы не закрываем глаза на то, что нам одним, -
социалистической революции в одной стране, - если бы она была даже гораздо
менее отсталой, чем Россия, если бы мы жили даже в условиях более легких,
чем после 4-х лет мучительной, тяжелой и разорительной войны, - в одной
стране социалистической революции своими силами не выполнить". (Ленин, ПСС,
т.36, стр.382)
"Эта же идея, - продолжает Каррильо, - высказывалась и в других
случаях, и Сталин после смерти Ленина в течение некоторого времени
признавал, что невозможно построить полный социализм в одной стране и что
это будет достигнуто только тогда, когда триумфальное шествие революции
охватит другие развитые страны..." (С.Каррильо, там же).
Однако отход сталинской фракции от установки на мировую революцию
начался еще до смерти Ленина, после провала германской революции в 1923
году, после начала стабилизации капитализма.
В своих предсмертных статьях В.И. Ленин наметил тактику партии в связи
со стабилизацией капитализма и затяжкой мировой революции. Эта тактика
предусматривала политику, дававшую возможность пролетарскому государству
продержаться до нового подхода мировой революции, надежда на которую
связывалась у Ленина с назревающим восстанием колониальных и
полуколониальных народов.
Но вскоре после смерти Ленина Бухарин и Сталин предложили другую
тактику - установку на строительство социализма в одной стране (конкретно -
в России) независимо от мировой революции. Это обосновывалось тем, что
капитализм стабилизировался, и вопрос о мировой революции откладывается-де
на неопределенное время. Они выступали поэтому против "авантюристической"
политики Троцкого, продолжавшего придерживаться ленинской установки на
мировую революцию.
Предлагая коренным образом изменить тактику партии, Бухарин и Сталин
руководствовались различными мотивами. Бухарин, так же, как Ленин и Троцкий,
искал возможности продержаться до новой революционной ситуации в странах
Европы - а концепция строительства социализма в одной России, казалось,
открывала возможность мирного сосуществования с капиталистическими странами
и использования этого промежуточного периода для медленной, постепенной
доделки того, что не успел сделать в России капитализм.
Сталин ни в какую мировую революцию не верил и был к этой идее
равнодушен. Социализм, как он его понимал, можно было насадить только силой,
а для этого нужно было создать сильное централизованное государство,
руководимое единой волей и способное силой же в подходящее время насадить
угодный ему строй в других странах. Таким образом, концепция "социализма в
одной стране" совпадала с уже полностью сложившимся к тому времени у Сталина
стремлением к захвату личной власти и очень облегчала этот захват.
"Каким образом, - задает себе вопрос Каррильо, - соотносится, с одной
стороны, эта идея (о невозможности построить социализм в одной стране),
которая затем была идеологически отброшена, чтобы на ХVII съезде в 1934 году
провозгласить победу социализма в СССР, - и, с другой стороны, характерные
черты государства, построенного в СССР?"
Пытаясь ответить на этот вопрос, Каррильо неправильно выводит
ужесточение режима диктатуры из необходимости обеспечить первоначальное
социалистическое накопление. Он пишет:
"Ускоренная индустриализация, которая снизила возможности демократии и
привела к крайнему подавлению ради достижения капитализации, необходимой для
этой цели, не явилась результатом свободного выбора, сделанного
исключительно по внутренним причинам. Это в значительной степени было
навязано капиталистическим окружением под угрозой войны, которая хотя и
разразилась только в 1941 году, но которая всегда замышлялась против СССР в
предшествующие годы. Или индустриализация, или гибель - такова была дилемма,
подтвержденная фашистской агрессией.
Посредством этой угрозы империалистические силы, сознательно или нет,
но оказывали влияние на все внутреннее развитие СССР. Они навязывали темп
накопления и индустриализации, которые с необходимостью лимитировали
социалистические мероприятия и оказывали негативное влияние на сельское
хозяйство. Иначе говоря, они навязывали такой темп, который, в конечном
счете, препятствовал союзу рабочего класса и крестьянства и сужал массовую
базу системы. В то же время эта ситуация способствовала развитию
государства, расположенного над и выше общества, государства, в котором
методы принуждения разрослись до огромных пропорций и благоприятствовали
возникновению эксцессов сталинских лет. Все это подтверждает невозможность
построить полный социализм в одной стране до победы социализма также в ряде
высокоразвитых стран...
Международная ситуация навязала советским лидерам выбор превратить
новое государство в великую военную державу ценой громадных жертв во имя
этой цели. Это также придало государству, рожденному Октябрьской революцией,
затем развитому Сталиным и все время зажатому в эту дилемму, специфические
особенности которой наиболее ярко подчеркивают его авторитарный характер".
(С.Каррильо, там же).
Мы привели большую выдержку, чтобы не создалось впечатления, будто мы
выдергиваем цитаты из контекста. В приведенной цитате дана законченная мысль
автора по конкретному вопросу.
К сожалению, приходится констатировать, что С.Каррильо ставит здесь
вопрос с ног на голову. Аргументация взята им из "теоретического" арсенала
Сталина. Это Сталин, оправдывая репрессии, убедил своих единомышленников (в
том числе и ряд руководителей иностранных компартий), что карательная
политика партии была вызвана давлением империализма, что ускорение темпов
индустриализации диктовалось капиталистическим окружением, что "эти два
процесса - зажим демократии и индустриализация - были тесно связаны между
собою".
Достаточно, однако, проанализировать ход событий в СССР с 1922 года (с
момента начала болезни Ленина) до войны 1941 года, подробно рассмотренных
мною в первой части данной книги, чтобы убедиться в следующем:
1. Ужесточение режима началось сразу после болезни Ленина и было
осуществлено не ради первоначального социалистического накопления. Ведь об
индустриализации тогда еще и речи не было. Впервые вопрос об
индустриализации был поставлен в докладе Л.Д. Троцкого на ХII съезде партии
в 1923 году - только поставлен, и совсем не в плоскости подготовки страны к
войне, а главным образом под углом зрения организации смычки города с
деревней.
Итак, о первоначальном социалистическом накоплении во имя
индустриализации никто еще не заикался, а требование ужесточить режим уже
открыто выдвигалось в речах лидеров партии (особенно Зиновьева). Это
ужесточение должно было облегчить изоляцию своих противников, ибо в
руководящей головке партии уже начался дележ наследства еще не умершего
Ленина.
2. 1923 год. Об индустриализации страны пока заговорил - и то лишь в
теоретическом плане - только Троцкий. Сталин и Зиновьев еще об
индустриализации и о накоплении средств для нее не помышляют, а зажим
демократии уже принял угрожающие формы. Закончился он на том этапе, как
известно, взрывом - дискуссией в партии и временным отступлением большинства
ЦК под напором оппозиции. Была принята известная резолюция Политбюро от 5
декабря 1923 года "О внутрипартийной демократии", была издана брошюра Л.Д.
Троцкого "Новый курс".
1924 год. О первоначальном социалистическом накоплении, об ускорении
индустриализации все еще речи нет, а ХIII партконференция и ХIII съезд
партии уже принимают направленные против оппозиции решения "О
мелкобуржуазном уклоне" и "О чистке вузовских ячеек". И направлены они
против оппозиции только потому, что та вела борьбу за внутрипартийную
демократию. Съезд также принимает решение "О ленинском призыве в партию",
явно направленное на то, чтобы разжижить состав партии и тем гарантировать
центральному Комитету большинство против оппозиции.
В конце 1924 года фракция большинства добивается первой ощутимой
победы: от руководства отсекается наиболее крупный и серьезный защитник
демократии и ленинской линии Л.Д. Троцкий.
1925 год. Все еще нет речи о первоначальном социалистическом
накоплении. Вопрос об индустриализации (не в плоскости подготовки к войне, а
как решение проблемы смычки с деревней) выдвигается не Сталиным, а
Зиновьевым и Каменевым как один из пунктов программы их противостояния
правоцентристскому блоку Бухарина-Сталина. Но на ХIV партконференции и на
XIV съезде партии продолжается ужесточение режима и дальнейшее отсечение
ленинских кадров. На сей раз отсекаются от руководства Зиновьев и Каменев.
1926 год. Е.А. Преображенский выпустил в свет свою книгу "О
первоначальном социалистическом накоплении". Но эта книга отвергается как
справа, так и слева. Правоцентристский блок Сталина-Бухарина встречает ее в
штыки как направленную против союза с крестьянством и противоречащую
взглядам Ленина. Левая оппозиция в лице Троцкого и Зиновьева также находят
теорию Преображенского противоречащей марксизму.
Разрабатывается платформа оппозиции. В этой платформе впервые ставится
вопрос об ускорении сроков индустриализации, необходимой для обеспечения
страны промышленной продукцией, и в первую очередь - для эффективного
проведения коллективизации. Оборона, конечно, тоже принимается во внимание,
но не она определяет линию на индустриализацию.
Оппозиция предлагает ускоренную индустриализацию лишь в рамках
накоплений, поступающих от разницы между оптовыми и розничными ценами, от
сверхобложения кулаков и нэпманов и от режима экономии. Тем не менее,
правоцентристский блок обвиняет оппозицию в проповеди
"сверхиндустриализации", в попытках разрушить союз рабочих и крестьян.
И вся эта деятельность правящего правоцентристского блока, направленная
против предлагаемого оппозицией ускорения индустриализации, сопровождается
дальнейшим ужесточением режима. Исключаются из Политбюро Троцкий, Зиновьев и
Каменев. Начинаются аресты оппозиционеров.
1927 год. О первоначальном социалистическом накоплении все еще речи
нет. ХV съезд партии принимает резолюцию, предусматривающую умеренную
индустриализацию: развитие легкой индустрии, а тяжелой - только в меру
развития легкой. Продолжаются обвинения оппозиции в "сверхиндустриализации".
Но это - наименьшее из обвинений, которые сыплются в этом году на
оппозицию. Внутрипартийная борьба принимает исключительно острый характер.
ХV съезд исключает оппозицию из партии как раз за взгляды, которые
предусматривают индустриализацию и коллективизацию. ХV съезд был
кульминационным пунктом борьбы по вопросу о строительстве социализма в одной
стране, а вслед за ним состоялось и осуждение оппозиции Коминтерном. Идут
развернутые аресты оппозиционеров и заключение их в тюрьмы и лагеря.
Таким образом, ясно, что идущее крещендо ужесточение режима никак не
связано с подготовкой индустриализации и укреплением обороны страны.
1928 год. В течение всего этого года Сталин продолжает стоять за
умеренную коллективизацию и критиковать левую оппозицию за
"сверхиндустриализаторские" тенденции, все еще занимает позицию развития
тяжелой индустрии только "в меру развития легкой". Правда, в связи с началом
борьбы против правой оппозиции, он уже начинает колебаться, но эти колебания
идут пока главным образом по линии отношения к крестьянству по вопросу об
обложении налогом кулаков и зажиточных середняков. И вызваны эти колебания
срывом закупок государством хлеба у верхних слоев деревни.
А ужесточение режима и зажим демократии все нарастают. Начинаются
преследования последней группы членов ленинского Политбюро. Бухарин, Рыков,
Томский и их сторонники все сильнее жалуются на "организационное окружение".
1929 год. Только с апреля 1929 года Сталин начинает выдвигать вопрос об
ускорении темпов индустриализации. Позднее в том же году он ставит вопрос о
пересмотре в сторону ускорения этих темпов пятилетки - пятилетки, которая до
того предусматривала поистине черепашьи темпы индустриализации.
Можно считать, что с конца 1929 года Сталин принял платформу
Преображенского о "первоначальном социалистическом накоплении". Есть этому и
конкретные свидетельства: во время известной встречи Бухарина с Каменевым в
1928 году Бухарин сообщил Каменеву, что Сталин принял точку зрения
Преображенского.
Но к этому же времени относится окончательный разгром в партии всех
оппозиций, окончательное отсечение от руководства всех бывших членов
ленинского Политбюро, установление в партии и в стране личной диктатуры
Сталина.
Таким образом, на протяжении 1922-1929 годов в партии и в стране
параллельно происходило два процесса: 1) подавление демократии, ужесточение
режима и усиление личной власти Сталина и 2) сдерживание темпов
индустриализации.
Ленин и Троцкий рассматривали диктатуру, насилие как временный
переходный этап, необходимый для подавления "крошечного меньшинства"
(С.Каррильо) внутри страны и как пролог к мировой революции.
Этого не получилось. Первоначальный план Ленина, партии большевиков
столкнулся с сопротивлением внутренней и международной буржуазии, в том
числе и в рядах собственной партии. В своих предсмертных письмах Ленин
Ряд западных компартий официально осудил оккупацию Чехословакии и
выступил в защиту Дубчека и других инициаторов "пражской весны".
Следующим пунктом расхождений между компартиями Италии, Испании,
Франции, Англии и других западноевропейских стран с одной стороны и КПСС
вкупе с компартиями восточно-европейских стран, естественно, стала проблема
прав человека в странах, именующих себя странами социализма. Подталкиваемые
своим рабочим классом и прогрессивной интеллигенцией, западные компартии
присоединились ко всеобщему осуждению на Западе советской и вообще
восточно-европейской политики репрессий против борцов за права человека.
Буржуазная печать Запада обвиняла и продолжает обвинять компартии своих
стран в том, что они выступают против подавления прав человека только до тех
пор, пока сами не придут к власти, для завоевания популярности избирателей.
А заполучив власть, они-де установят в своих странах такой же тоталитарный
режим, как в СССР и в странах-сателлитах СССР.
Это неверно. Конечно, борьба западных компартий за влияние на массы
своих народов теперь в значительной степени зависит от того, поддерживают
или осуждают коммунисты борьбу за права человека диссидентов стран восточной
Европы. Но это только является для западноевропейских коммунистов еще одним
аргументом, доказывающим, что невозможно построить социалистическое общество
с помощью тоталитарного централизма, что необходимо отказаться от
бесконтрольной однопартийной советской системы в пользу многопартийного,
плюралистического общества.
Такая эволюция во взглядах западных компартий привела летом 1977 года к
открытой дискуссии между ними и компартиями восточно-европейских стран.
Один из ведущих чешских коллаборационистов, второй секретарь ЦК
компартии Чехословакии Василь Биляк в июне 1977 г. заявил, что линия
компартий Испании, Италии и Франции - "это не еврокоммунизм, а
антикоммунизм". Одновременно аналогичная мысль была развита в советском
журнале "Новое время", направившем острие критики главным образом против
генерального секретаря испанской компартии Сантъяго Каррильо.
Разногласия между основными компартиями Западной Европы и КПСС с ее
сателлитами становятся все более глубокими.
Как передавала недавно "Немецкая волна", в книге, изданной в США неким
профессором Иельского университета, утверждается, будто бы Сталин был в
Октябрьские дни "запасным руководителем" на случай [в рукописи пропуск -
прим. ред.] ... Ленина. Это утверждение абсолютно ни на чем не основано.
Авторы имели в виду выступление Зиновьева 11 декабря, а Сталина - 15
декабря 1923 г. Сталин в этой своей речи говорил: "...левые коммунисты,
составлявшие тогда отдельную фракцию, дошли до такого ожесточения, что
серьезно поговаривали о замене тогда существовавшего Совнаркома новым
Совнаркомом, из новых людей, входивших в состав фракции левых коммунистов.
Часть нынешних оппозиционеров - тт. Преображенский, Пятаков, Стуков и др.
входили в состав фракции левых коммунистов".
Во время дискуссии о Брестском мире Антанта предлагала Советскому
правительству вооружение для борьбы с Германией. группа Бухарина решительно
высказалась против получения оружия от империалистов; Ленин и Троцкий
высказались за то, чтобы оружие взять.
В своем предсмертном - накануне самоубийства - письме Л.Д. Троцкому
Иоффе сообщил о своем разговоре с Лениным по поводу былых разногласий Ленина
и Троцкого о перманентной революции. Иоффе в этом письме свидетельствует,
что Ленин тогда сказал ему: правота была на стороне Троцкого. Насколько мне
известно, Л.Д. никогда не использовал этого свидетельства Иоффе. Очевидно,
сам он все-таки считал, что в этом споре ошибался он, а правота была на
стороне Ленина.
Выше я писал, что во всем, касающемся исторических фактов,
подкрепленных документами, недопустимы всяческие домыслы и предположения. Но
когда речь идет об объяснении мотивов той или иной позиции, без
предположений не обойтись.
Куда эволюционирует советское общество, советское государство? Каков
характер, каковы причины этой эволюции? Вопросы эти давно являются предметом
пристального внимания как мыслящих людей внутри СССР, так и особенно за
границей.
Почему Сталин пошел на разрушение советской демократии и усиление
централизованной власти - этот вопрос занимает как сторонников, так и
противников сталинского режима.
Большинство исследователей объясняет (а многие и оправдывают)
диктаторский режим тем, что страна была в капиталистическом окружении, а
сроки для подготовки к столкновению с капитализмом были ей отпущены краткие.
Так считал, в частности, Е. Варга, так находил Джилас, так писали многие
буржуазные журналисты и советологи. Примерно такой же позиции придерживается
сейчас безусловный противник сталинского режима, генеральный секретарь
Испанской компартии Сантьяго Каррильо.
По мнению Варги, Сталин вынужден был установить жесткую,
централизованную партийно-бюрократическую иерархию ("это было лишь
необходимой системой рычагов централизованного административного
управления"), чтобы выстоять против капиталистического окружения и напора
мелкобуржуазной стихии. Для этого нужна была, утверждал Варга, сильная
централизованная власть.
Но такая власть после Октябрьской революции была у большевиков всегда.
Однако при Ленине, несмотря на некоторые отступления от принципов
демократического централизма, власть эта была гибкой, маневренной,
централизм и демократия тогда более или менее уравновешивались. При Сталине
же централизм полностью поглотил демократию.
Разве в обстановке гражданской войны, когда страна находилась в кольце
блокады, централизованная власть была менее необходима, чем в 1923-1929
годах? Но даже в гражданскую войну съезды партии созывались ежегодно, и
перед каждым из них и в ходе самих съездов происходили жаркие дискуссии, и
ЦК, и Ленин неоднократно выслушивали критику в свой адрес. Линия партии
определялась путем подъема активности партийных масс, а не диктовалась
сверху, административным путем, как установилось при Сталине.
Сантьяго Каррильо, рассматривая в книге "Еврокоммунизм и государство"
вопрос об эволюции советского общества, пишет:
"Необходимо вернуться к сложности этой ситуации и к тому, каким образом
она находится в противоречии с примитивными схемами. Среди тех стадий,
которые упоминались Марксом и Энгельсом (две из них мы называем социализм и
коммунизм), нет той, на которой государство, созданное революцией, должно
будет энергично приняться за осуществление первоначального социалистического
накопления, необходимого для организации современного производства. Другими
словами, не было учтено того, что новое государство будет вынуждено
выполнить прежде всего типично капиталистическую задачу, которая не может
быть выполнена в короткое время".
Идея первоначального социалистического накопления как особого этапа для
перехода от капитализма к социализму впервые выдвинута не Сантьяго Каррильо
в 70-х, а Е. Преображенским в 20-х годах (см. об этом ниже). Идея эта
противоречит всему строю марксистского учения и его экономической теории. Из
учения Маркса вытекает (и это подтверждено жизнью), что гигантская
концентрация средств производства происходит еще в недрах капитализма. И это
само по себе, без всякого "первоначального социалистического накопления",
путем обобществления средств производства обеспечит переход от
капиталистического к социалистическому способу управления. Маркс и Энгельс
считали, что социалистическая революция сможет победить только тогда, когда
капитализм сам проделает всю черновую работу: достигнет высокого уровня
производства и централизует промышленность и сельское хозяйство до такого
уровня, что новому социалистическому строю не понадобится начинать с
первоначального накопления.
А как же быть, если страна, совершившая социалистическую революцию, еще
не созрела для социализма, как, например, Россия в 1917 году? Тогда,
отвечали классики марксизма, они смогут построить социализм с помощью и при
поддержке более развитых стран.
Ленин, борясь в 1917 году за социалистическую революцию, понимал, что
Россия еще не подготовлена к социализму. Он шел на революцию в уверенности,
что пролетариат передовых капиталистических стран Европы поддержит русскую
революцию. Его уверенность вытекала из анализа эпохи империализма как эпохи
войн и революций.
Да, говорят критики, но ведь этого не случилось, предвидение Ленина не
осуществилось. Русская революция осталась одинокой в безбрежном океане
капиталистического окружения. И С.Каррильо в связи с этим задается вопросом:
"Не является ли тип государства, который развился в Советском Союзе, и
в частности та диктаторская система, которая ассоциируется с именем Сталина,
со всеми своими эксцессами, злоупотреблениями и произволом, следствием
именно этой функции государства, которая состоит в осуществлении
первоначального накопления, в развитии современной индустрии любой ценой...
...Обратная же сторона состоит в том, что это накопление, это
титаническое усилие развить индустрию потребовало огромных и бесчисленных
жертв рабочего населения, жертв, на которые широкие массы этого населения не
могли согласиться. И в этом состоял просчет, который поразил союз рабочих и
крестьян и с неизбежностью привел к установлению государства такого типа,
которое не только подавляет прежние прогрессивные классы, но также и ту
часть населения, ... которая не принимала эти жертвы и, объективно говоря,
могла быть мобилизована против нового правительства. Феномены бюрократизации
возникли не только на основе традиций царизма, но также из этой ситуации,
которой не предвидели теоретики. Маркс, Энгельс, да и сам Ленин представляли
себе диктатуру пролетариата как власть огромного большинства, подавляющего
крошечное меньшинство, для которой организация широкой демократии была
предпосылкой. На практике так не произошло. Большая часть населения была
пассивной, а очень важная часть - враждебной. Рабочая демократия продолжала
все больше "сморщиваться", и то же самое происходило в партии, где острые
социальные противоречия проявлялись в обострении фракционной борьбы, которой
после смерти Ленина никто не способен был управлять. В результате этого
образовался бюрократический слой, который начал присваивать себе функции
лидерства, будучи уверенным, что он является исполнителем воли социальной
массы рабочего класса, воплощением его диктатуры, но который незаметно начал
пускать свои собственные корни, приобретать собственные интересы,
действовать в соответствии со своими собственными специфическими механизмами
и объективными законами". (С.Каррильо "Еврокоммунизм и государство".
Подчерк. мной. - Авт.)
Здесь многое верно, но неверна главная посылка: бюрократизация
советского строя возникла и развилась не из потребности в первоначальном
социалистическом накоплении, которая (потребность) якобы породила
необходимое для ее удовлетворения насилие. Нет, насилие было необходимо
Сталину для захвата им личной власти, и бюрократизация, централизация, отказ
от установки на мировую революцию и замена ее установкой на сильное
национальное государство - все это нужно было Сталину для достижения им той
же цели.
Каррильо сомневается в том, что сталинская политика насилия явилась
результатом его отхода от ленинской установки на мировую революцию. Он
пишет:
"В своей речи на 1-м Всероссийском съезде Совнархозов 26 мая 1918 года
Ленин сказал: "Мы не закрываем глаза на то, что нам одним, -
социалистической революции в одной стране, - если бы она была даже гораздо
менее отсталой, чем Россия, если бы мы жили даже в условиях более легких,
чем после 4-х лет мучительной, тяжелой и разорительной войны, - в одной
стране социалистической революции своими силами не выполнить". (Ленин, ПСС,
т.36, стр.382)
"Эта же идея, - продолжает Каррильо, - высказывалась и в других
случаях, и Сталин после смерти Ленина в течение некоторого времени
признавал, что невозможно построить полный социализм в одной стране и что
это будет достигнуто только тогда, когда триумфальное шествие революции
охватит другие развитые страны..." (С.Каррильо, там же).
Однако отход сталинской фракции от установки на мировую революцию
начался еще до смерти Ленина, после провала германской революции в 1923
году, после начала стабилизации капитализма.
В своих предсмертных статьях В.И. Ленин наметил тактику партии в связи
со стабилизацией капитализма и затяжкой мировой революции. Эта тактика
предусматривала политику, дававшую возможность пролетарскому государству
продержаться до нового подхода мировой революции, надежда на которую
связывалась у Ленина с назревающим восстанием колониальных и
полуколониальных народов.
Но вскоре после смерти Ленина Бухарин и Сталин предложили другую
тактику - установку на строительство социализма в одной стране (конкретно -
в России) независимо от мировой революции. Это обосновывалось тем, что
капитализм стабилизировался, и вопрос о мировой революции откладывается-де
на неопределенное время. Они выступали поэтому против "авантюристической"
политики Троцкого, продолжавшего придерживаться ленинской установки на
мировую революцию.
Предлагая коренным образом изменить тактику партии, Бухарин и Сталин
руководствовались различными мотивами. Бухарин, так же, как Ленин и Троцкий,
искал возможности продержаться до новой революционной ситуации в странах
Европы - а концепция строительства социализма в одной России, казалось,
открывала возможность мирного сосуществования с капиталистическими странами
и использования этого промежуточного периода для медленной, постепенной
доделки того, что не успел сделать в России капитализм.
Сталин ни в какую мировую революцию не верил и был к этой идее
равнодушен. Социализм, как он его понимал, можно было насадить только силой,
а для этого нужно было создать сильное централизованное государство,
руководимое единой волей и способное силой же в подходящее время насадить
угодный ему строй в других странах. Таким образом, концепция "социализма в
одной стране" совпадала с уже полностью сложившимся к тому времени у Сталина
стремлением к захвату личной власти и очень облегчала этот захват.
"Каким образом, - задает себе вопрос Каррильо, - соотносится, с одной
стороны, эта идея (о невозможности построить социализм в одной стране),
которая затем была идеологически отброшена, чтобы на ХVII съезде в 1934 году
провозгласить победу социализма в СССР, - и, с другой стороны, характерные
черты государства, построенного в СССР?"
Пытаясь ответить на этот вопрос, Каррильо неправильно выводит
ужесточение режима диктатуры из необходимости обеспечить первоначальное
социалистическое накопление. Он пишет:
"Ускоренная индустриализация, которая снизила возможности демократии и
привела к крайнему подавлению ради достижения капитализации, необходимой для
этой цели, не явилась результатом свободного выбора, сделанного
исключительно по внутренним причинам. Это в значительной степени было
навязано капиталистическим окружением под угрозой войны, которая хотя и
разразилась только в 1941 году, но которая всегда замышлялась против СССР в
предшествующие годы. Или индустриализация, или гибель - такова была дилемма,
подтвержденная фашистской агрессией.
Посредством этой угрозы империалистические силы, сознательно или нет,
но оказывали влияние на все внутреннее развитие СССР. Они навязывали темп
накопления и индустриализации, которые с необходимостью лимитировали
социалистические мероприятия и оказывали негативное влияние на сельское
хозяйство. Иначе говоря, они навязывали такой темп, который, в конечном
счете, препятствовал союзу рабочего класса и крестьянства и сужал массовую
базу системы. В то же время эта ситуация способствовала развитию
государства, расположенного над и выше общества, государства, в котором
методы принуждения разрослись до огромных пропорций и благоприятствовали
возникновению эксцессов сталинских лет. Все это подтверждает невозможность
построить полный социализм в одной стране до победы социализма также в ряде
высокоразвитых стран...
Международная ситуация навязала советским лидерам выбор превратить
новое государство в великую военную державу ценой громадных жертв во имя
этой цели. Это также придало государству, рожденному Октябрьской революцией,
затем развитому Сталиным и все время зажатому в эту дилемму, специфические
особенности которой наиболее ярко подчеркивают его авторитарный характер".
(С.Каррильо, там же).
Мы привели большую выдержку, чтобы не создалось впечатления, будто мы
выдергиваем цитаты из контекста. В приведенной цитате дана законченная мысль
автора по конкретному вопросу.
К сожалению, приходится констатировать, что С.Каррильо ставит здесь
вопрос с ног на голову. Аргументация взята им из "теоретического" арсенала
Сталина. Это Сталин, оправдывая репрессии, убедил своих единомышленников (в
том числе и ряд руководителей иностранных компартий), что карательная
политика партии была вызвана давлением империализма, что ускорение темпов
индустриализации диктовалось капиталистическим окружением, что "эти два
процесса - зажим демократии и индустриализация - были тесно связаны между
собою".
Достаточно, однако, проанализировать ход событий в СССР с 1922 года (с
момента начала болезни Ленина) до войны 1941 года, подробно рассмотренных
мною в первой части данной книги, чтобы убедиться в следующем:
1. Ужесточение режима началось сразу после болезни Ленина и было
осуществлено не ради первоначального социалистического накопления. Ведь об
индустриализации тогда еще и речи не было. Впервые вопрос об
индустриализации был поставлен в докладе Л.Д. Троцкого на ХII съезде партии
в 1923 году - только поставлен, и совсем не в плоскости подготовки страны к
войне, а главным образом под углом зрения организации смычки города с
деревней.
Итак, о первоначальном социалистическом накоплении во имя
индустриализации никто еще не заикался, а требование ужесточить режим уже
открыто выдвигалось в речах лидеров партии (особенно Зиновьева). Это
ужесточение должно было облегчить изоляцию своих противников, ибо в
руководящей головке партии уже начался дележ наследства еще не умершего
Ленина.
2. 1923 год. Об индустриализации страны пока заговорил - и то лишь в
теоретическом плане - только Троцкий. Сталин и Зиновьев еще об
индустриализации и о накоплении средств для нее не помышляют, а зажим
демократии уже принял угрожающие формы. Закончился он на том этапе, как
известно, взрывом - дискуссией в партии и временным отступлением большинства
ЦК под напором оппозиции. Была принята известная резолюция Политбюро от 5
декабря 1923 года "О внутрипартийной демократии", была издана брошюра Л.Д.
Троцкого "Новый курс".
1924 год. О первоначальном социалистическом накоплении, об ускорении
индустриализации все еще речи нет, а ХIII партконференция и ХIII съезд
партии уже принимают направленные против оппозиции решения "О
мелкобуржуазном уклоне" и "О чистке вузовских ячеек". И направлены они
против оппозиции только потому, что та вела борьбу за внутрипартийную
демократию. Съезд также принимает решение "О ленинском призыве в партию",
явно направленное на то, чтобы разжижить состав партии и тем гарантировать
центральному Комитету большинство против оппозиции.
В конце 1924 года фракция большинства добивается первой ощутимой
победы: от руководства отсекается наиболее крупный и серьезный защитник
демократии и ленинской линии Л.Д. Троцкий.
1925 год. Все еще нет речи о первоначальном социалистическом
накоплении. Вопрос об индустриализации (не в плоскости подготовки к войне, а
как решение проблемы смычки с деревней) выдвигается не Сталиным, а
Зиновьевым и Каменевым как один из пунктов программы их противостояния
правоцентристскому блоку Бухарина-Сталина. Но на ХIV партконференции и на
XIV съезде партии продолжается ужесточение режима и дальнейшее отсечение
ленинских кадров. На сей раз отсекаются от руководства Зиновьев и Каменев.
1926 год. Е.А. Преображенский выпустил в свет свою книгу "О
первоначальном социалистическом накоплении". Но эта книга отвергается как
справа, так и слева. Правоцентристский блок Сталина-Бухарина встречает ее в
штыки как направленную против союза с крестьянством и противоречащую
взглядам Ленина. Левая оппозиция в лице Троцкого и Зиновьева также находят
теорию Преображенского противоречащей марксизму.
Разрабатывается платформа оппозиции. В этой платформе впервые ставится
вопрос об ускорении сроков индустриализации, необходимой для обеспечения
страны промышленной продукцией, и в первую очередь - для эффективного
проведения коллективизации. Оборона, конечно, тоже принимается во внимание,
но не она определяет линию на индустриализацию.
Оппозиция предлагает ускоренную индустриализацию лишь в рамках
накоплений, поступающих от разницы между оптовыми и розничными ценами, от
сверхобложения кулаков и нэпманов и от режима экономии. Тем не менее,
правоцентристский блок обвиняет оппозицию в проповеди
"сверхиндустриализации", в попытках разрушить союз рабочих и крестьян.
И вся эта деятельность правящего правоцентристского блока, направленная
против предлагаемого оппозицией ускорения индустриализации, сопровождается
дальнейшим ужесточением режима. Исключаются из Политбюро Троцкий, Зиновьев и
Каменев. Начинаются аресты оппозиционеров.
1927 год. О первоначальном социалистическом накоплении все еще речи
нет. ХV съезд партии принимает резолюцию, предусматривающую умеренную
индустриализацию: развитие легкой индустрии, а тяжелой - только в меру
развития легкой. Продолжаются обвинения оппозиции в "сверхиндустриализации".
Но это - наименьшее из обвинений, которые сыплются в этом году на
оппозицию. Внутрипартийная борьба принимает исключительно острый характер.
ХV съезд исключает оппозицию из партии как раз за взгляды, которые
предусматривают индустриализацию и коллективизацию. ХV съезд был
кульминационным пунктом борьбы по вопросу о строительстве социализма в одной
стране, а вслед за ним состоялось и осуждение оппозиции Коминтерном. Идут
развернутые аресты оппозиционеров и заключение их в тюрьмы и лагеря.
Таким образом, ясно, что идущее крещендо ужесточение режима никак не
связано с подготовкой индустриализации и укреплением обороны страны.
1928 год. В течение всего этого года Сталин продолжает стоять за
умеренную коллективизацию и критиковать левую оппозицию за
"сверхиндустриализаторские" тенденции, все еще занимает позицию развития
тяжелой индустрии только "в меру развития легкой". Правда, в связи с началом
борьбы против правой оппозиции, он уже начинает колебаться, но эти колебания
идут пока главным образом по линии отношения к крестьянству по вопросу об
обложении налогом кулаков и зажиточных середняков. И вызваны эти колебания
срывом закупок государством хлеба у верхних слоев деревни.
А ужесточение режима и зажим демократии все нарастают. Начинаются
преследования последней группы членов ленинского Политбюро. Бухарин, Рыков,
Томский и их сторонники все сильнее жалуются на "организационное окружение".
1929 год. Только с апреля 1929 года Сталин начинает выдвигать вопрос об
ускорении темпов индустриализации. Позднее в том же году он ставит вопрос о
пересмотре в сторону ускорения этих темпов пятилетки - пятилетки, которая до
того предусматривала поистине черепашьи темпы индустриализации.
Можно считать, что с конца 1929 года Сталин принял платформу
Преображенского о "первоначальном социалистическом накоплении". Есть этому и
конкретные свидетельства: во время известной встречи Бухарина с Каменевым в
1928 году Бухарин сообщил Каменеву, что Сталин принял точку зрения
Преображенского.
Но к этому же времени относится окончательный разгром в партии всех
оппозиций, окончательное отсечение от руководства всех бывших членов
ленинского Политбюро, установление в партии и в стране личной диктатуры
Сталина.
Таким образом, на протяжении 1922-1929 годов в партии и в стране
параллельно происходило два процесса: 1) подавление демократии, ужесточение
режима и усиление личной власти Сталина и 2) сдерживание темпов
индустриализации.
Ленин и Троцкий рассматривали диктатуру, насилие как временный
переходный этап, необходимый для подавления "крошечного меньшинства"
(С.Каррильо) внутри страны и как пролог к мировой революции.
Этого не получилось. Первоначальный план Ленина, партии большевиков
столкнулся с сопротивлением внутренней и международной буржуазии, в том
числе и в рядах собственной партии. В своих предсмертных письмах Ленин