Ассиди Орлова. Тени войны

      Чувствуя поддержку пращников, солдаты заметно приободрившись и вскоре
успешно добивали последних волосатых колоссов. А еще спустя полчаса, среди
сваленных в кучу тел - солдат и туряков, бродили рабы. Они собирая оружие,
снимали с мертвых доспехи и грузили все это на обозные телеги.

108

      Теплая летняя ночь ласкала спящий город сотнями струящихся запахов.
Разбитые дороги на окраине, пахли сухим навозом и пылью, стены домов,
завоеванные буйно цветущим плющом, источали запах, остывающего камня и меда,
а в едва курящихся струйках очагов, призрачно рыскали запахи пряностей,
подгоревшего мяса и печеных фруктов.
      Человек шел по узкой улочке, внимательно разглядывая дорогу и осторожно
перешагивая через канавы с нечистотами. В неряшливых углах и переулках, то
тут, то там, появлялись злобные команды крыс. Они разбойной ватагой гонялись
за кошками и собаками, не имеющими хозяев и теплого угла.
      Иногда крысы пробегали прямо по ногам, шарахавшегося от них, человека и
он едва не терял сознание от прикосновения их цепких лап и грязных хвостов.
Всякий раз ему казалось, что голодные животные набросятся на него всей
сворой и начнут пожирать, давясь внутренностями и ссорясь из-за лакомых
кусков, и уже на следующую ночь, он, растерзанный среди обгаженных стен,
будет существовать только в виде крысиного помета, равномерно
распределенного по норам в целом квартале.
      Тьфу! Что за чушь! Скорее, скорее идти! Как можно скорее! Однако куда
идти - он не знал. Зачем идти - тоже не мог ответить. Но эта необходимость
движения цепко держала за горло. Она душила, она заставляла метаться по
улицам, оккупированным сотнями и сотнями тысяч крыс.
      И вот уже их целый миллион. Они текут рекой, волоча в своей стремнине
кричащих, упирающихся людей, домашнюю утварь, столы, стулья, кровати и
посуду. Все это качается на волнах кипящей шерстяной реки, постепенно
стачиваясь в бесчисленным количестве острых зубов.
      Захваченный врасплох крысиным наводнением, путник взобрался на большой
камень, лежавший посереди улицы. Он боялся ступить в эту ужасную реку, но и
не мог оставаться на месте, чувствуя, как костлявая рука на горле сжималась
все сильнее и сильнее.
      Дыхание становилось хриплым, глаза лезли из орбит и, собравшись духом,
человек шагнул в кишащее крысами море. Он почувствовал, как его ноги
коснулись дна.
      Крысы достигали ему до пояса, но пока не трогали. Путник брел против
течения, но дышать ему становилось легче и крысы перестали быть такими
отвратительными. Они щекотали путника своими шерстяными спинками и грели
набитыми человечиной животами.
      Неожиданно, навстречу бредущему по крысиной реке путнику выплыло
сердце. Самое обычное пульсирующее, живое, с неровно обгрызенными краями,
торчащих белых трубок. Сердце плыло прямо на него. Оно было измучено борьбой
с крысами и из последних сил уворачивалось от их острых зубов.
      Крысы злились, но никак не могли сожрать вкусное сердце. И человеку
стало жаль его. Он подхватил сердце и прижал к груди. За это крысы тотчас
вцепились в предателя, причинив ему нестерпимую боль.
      Человек страшно закричал и рванулся к берегу. И, как не странно, берег
появился. Настоящий песчаный, с мирно накатывающимися морскими волнами.
Вдоль всего берега, в обе стороны и до самой бесконечности простиралась
белая стена и в этой стене была всего одна единственная дверь.
      Выбравшись на берег, человек опустился на колени и немного передохнув,
принялся копать в песке углубление.
      Выкопав достаточно, он припорошил дно сухим песком и аккуратно положил
на него спасенное сердце. Затем засыпал свою находку полностью и, утрамбовав
песок, огляделся.
      Никто не видел.
      Человек поднялся с колен, отряхнул руки и с чувством исполненного долга
направился к двери в бесконечной стене. Он взялся за медную ручку и прежде,
чем потянул ее на себя, обернулся.
      Солнце садилось в успокоившееся доброе море и теплый ветерок, все еще,
катил к берегу сонные волны.
      Человек открыл дверь и решительно шагнул вперед.
      В ту же секунду, позади раздался мелодичный звон и человек повернулся
на звук. Повернулся и в ужасе замер, поскольку стоял на краю бездонной
пропасти.
      Далеко внизу курился туман и были слышны крики ночных птиц, многократно
повторяемые горным эхом. Человек сделал от края шаг, другой, и под ногами
зашуршал гравий.
      Путник вышел на запущенную аллею и оказался среди деревьев увитыми
хрупкими лианами.
      Ветви подрагивали и тянулись вниз, беспокоя идущего мимо человека. Их
зеленый коридор растворялся в полумраке синих сумерек, который, иногда,
озарялся слабым светом и эти туманные всполохи сопровождались, едва
слышными, радостными криками множества людей. Где-то играла музыка.
Временами веселая, а временами походившая в детский плач, и тогда большие
листья на деревьях начинали шелестеть, а ветки настойчивее тянуться к
путнику.
      Неожиданно, из темноты появились развалины полуразрушенного, некогда
большого и богатого дома. Он, будто, сам выползал из мрака и наводил
животный ужас, впиваясь в человека черными оконными проемами, словно пустыми
глазницами.
      Человек попытался остановиться и не идти в разинутую пасть
дома-призрака, но неожиданно понял, что именно туда, властно влекла его
безжалостная сила, сжимавшая горло костлявой рукой. Понял и смело шагнул за
порог.
      Он шел по хрустящим черепкам, перешагивая через спящих уродливых
животных, которые глухо ворчали в темноте и вздрагивали от посещающих их
кошмаров. На одной из увешанных паутиной лестниц, навстречу человеку, вышла
огромная собака. Она спустилась по ступеням и лизнула человека в лицо мокрым
языком, пахнущим парной кровью.
      Бедняга, кувыркаясь, слетел с лестницы и, распахнув незамеченную дверь,
вкатился внутрь.
      Яркий свет множества свечей ударил ему в глаза. Веселая музыка увлекала
танцевать, громкий смех женщин будоражил. Человек поднялся на ноги и
оглядевшись, подошел к уставленному яствами столу.
      Никто не обращал на него внимание. Полунагие люди под музыку прыгали
через гору горящих костей и громко смеялись. Музыканты играли, не переставая
и их состав все время менялся, за исключением одного существа, с лошадиной
головой.
      Те, кто не играл, поочередно занимались любовью с женщинами
демонической красоты прямо здесь, в углах и под столами. Время от времени, в
комнате появлялись странные существа в черных хламидах. Они угрюмо смотрели
из-под опущенных капюшонов и выбирали нужного им человека.
      Его уводили, а спустя небольшое время одно из существ возвращалось и
высыпало в костер целую охапку свежих костей. И тогда пламя с треском
взвивалось к потолку, а само веселье разгоралось с новой силой.
      Путник налил себе вина и выпил. Он не почувствовал вкуса, но сразу
ощутил себя здесь своим. К нему подскочила красавица, одетая во что-то
прозрачное и легкое. В глазах ее горела разбойная жажда и, одновременно,
лютая ненависть. Женщина впилась в новичка губами и он отдался во власть
этой безумной.
      Лихорадочно осыпая друг друга торопливыми поцелуями, они оба упали на
пол. И уже овладевая женщиной, гость вдруг почувствовал, что обнимает
ледяное тело.
      "Она мертва!" - догадался он и, посмотрев на ее прекрасное лицо,
подумал: "Как жаль, она так молода."
      - Ее сердце сгорело, - раздался позади скрипучий голос.
      Человек обернулся и испуг исказил его лицо. Рядом с ним полукругом
стояли существа в черных одеждах.
      - Не забирайте ее!.. Я принесу ей новое сердце, не забирайте! У меня
есть! - молил он.
      - Тогда спеши, - сказали они. - Долго ждать мы не можем - костер
гаснет...
      Несчастный вскочил и заметался, натыкаясь на танцующих и спотыкаясь о
пары предающиеся любви. Но выхода нигде не было.
      Неожиданно, все стены сотряслись от сильного толчка, с потолка полилась
черная жижа, а костер зашипел и погас.
      Застигнутые черным дождем люди рванулись к ведомому только им выходу и
теперь, вместо смеха, их глотки исторгали рыдания.
      А посреди этой орущей толпы, неприкаянно метался музыкант с лошадиной
головой. Он жалобно плакал и умолял, чтобы его не бросали.

109

      - А-а-а! - закричал император Тро и пробудился от страшного сна. -
Худина, ко мне скорее! Худина!
      Стуча деревянными туфлями, вбежал раб в оранжевой накидке.
      - Я здесь, божественный! - Худина упал на колени и согнулся, достав
лбом до пола.
      Дряблые щеки престарелого императора все еще тряслись, а в красных
воспаленных глазах отражался страх. В одной ночной рубке он вскочил с
постели и вцепился в раба костлявой рукой.
      - Послушай, Худина, - зашептал Тро, - Я опять видел этот ужасный сон.
Он снова преследует меня.
      Император оглянулся, словно боясь, что его услышат и добавил:
      - Это знак, Худина, дурной знак. Этот сон снился мне за день до смерти
моей второй жены - матери Ирри. Ты же знаешь, как она умерла... - пальцы
императора разжались и отпустили платье раба.
      Тро опустился на постель и тяжело вздохнул.
      - Да, божественный, я все помню.
      - Расскажи, что ты помнишь?
      - Она умерла ночью в своей постели и на ее теле не было ни раны, ни
пятнышка, ни ссадины. Наверное, ее покарал Железный Отец.
      - За что? Она была чиста, как ягненок...
      - Она пострадала за грехи своего отца - лекаря Боты. Я помню и Боту, он
был искусный лекарь, почти колдун. Рассказывали, что однажды, при всем
народе на городской площади, он говорил о Железном Отце неуважительно.
      - Да что же он говорил? - удивленно поднял голову Тро.
      - Он... Он говорил, божественный, что смерть матери Ирри дело рук
самого Железного Отца - кровожадного и жестокого чудовища, так сказал Бота.
      - Хм, он был смел, этот лекарь. А что же потом?
      - Бота был найден мертвым, мой повелитель, в своем доме, в постели.
      - Как?! - с криком вскочил император, - он умер также, как бедняжка
Анис?! И ты ничего мне раньше не говорил, старый пес?!
      - Не гневись, божественный, - смиренно произнес раб, - Ты сам пребывал
в великой печали и мы пеклись о твоем драгоценном здоровье. Поэтому я солгал
во благо. Я сказал тебе, что Боту укусила змея.
      Худина тяжело вздохнул, словно вспоминая былое горе. Затем покосился на
императора и сменил тему разговора:
      - Послушай меня, великий Тро. Бонакус уже давно смотрит в окна большой
башни. Тебе пора спускаться вниз - государственные дела не ждут...
      Сказав это, Худина поднялся с колен и, отойдя на шаг, снова почтительно
склонил лысую голову.
      Несмотря на свое рабское положение, он был, в империи, одним из первых
людей и его безволосая, украшенная обрубками ушей, голова, хранила множество
дворцовых тайн.
      Худина был своенравен и запросто мог закатить затрещину иному
свободному вельможе. За подобные оскорбления с ним не раз пытались
расправиться на месте, но Худина всегда носил в рукаве деревянную иглу и
довольно сносно с ней управлялся. После двух-трех пышных похорон, с личным
рабом императора предпочли больше не связываться.
      - Ну хорошо, Худина, пусть несут умываться и готовят краски.
      Раб бесшумно выскользнул из спальни и спустя полминуты, появился в
сопровождении шестерых слуг, разодетых в шелковые ультрамариновые хламиды и
наброшенные на плечи желтые косынки. Из-под их широких одежд выглядывали
ноги в белоснежных подштанниках, а босые ступни были выкрашены хной.
      На расшитых стеклянным бисером и пурпурным песком полотенцах, слуги
несли предметы утренней гигиены императора.
      Первый раб держал поднос, на котором стоял серебряный кувшином с водой,
второй слуга сгибался под тяжестью большой чаши из покрытого перламутром,
панциря черепахи.
      Третий держал резную костяную коробочку с красками для бровей и ресниц,
а также белилами и румянами для лица.
      Четвертый слуга принес разноцветные склянки с освежающими растираниями
и маслами, а пятый отвечал за набивание ароматического рога и окуривание
императора очищающим дымом.
      Наконец, последний - шестой раб, был самым значимым - он чесал
императору пятки.
      По знаку Худины к сидящему на постели императору, подошли два раба и,
приподняв его легкое тело, перенесли на украшенный вышивкой жесткий
диванчик.
      Настала очередь водных процедур. В черепаховый таз налили воды и
поднесли к сидящему, как статуя, императору. Худина лично, едва смочив в
поданной чаше кончики пальцев, брызнул Тро в лицо и на этом умывание было
законченно.
      Следующим подошел слуга с косметикой и, расставив на небольшом столике
свои коробочки, приступил к делу.
      Быстрыми, отработанными движениями, он намазал императору голову
специальным жиром и тщательно пригладил редкие, окрашенные в фиолетовый цвет
волосы. Закончив с прической, раб отступил на шаг, чтобы оценить свою
работой.
      Затем он взялся за кисточки и начал накладывать на лицо императора
белила. А после этого, словно на чистом холсте, стал рисовать черные брови и
молодой румянец.
      Краска еще сохла, когда подошел слуга с уже набитым зажженным рогом и
выдул в раскрытый рот Тро бодрящее курение.
      Лицо дряхлого больного императора преобразилось. Он задержал дыхание и
сделал медленный выдох. Морщины на его лбу разгладились и это послужило
знаком для массажиста.
      Слуга налил императору на плечи, разноцветные масла и ждал пока они,
сочетаясь в немыслимую гамму, не стекли до самого пупка. После этого, руки
массажиста замелькали незаметные для взора, размазывая притирания по спине и
шее.
      Пару минут было слышно только пощелкивание старых костей императора и
ритмичное дыхание раба. Но, когда массаж закончился, на теле Тро не осталось
ни капли масла.
      Процедура сменяла процедуру и Тро молодел прямо на глазах. И, наконец,
за дело взялся чесальщик пяток. Он был лучшим чесальщиком во всей империи и
чтобы заполучить его к себе, Тро сфабриковал обвинение в измене против
своего двоюродного брата.
      И потом ни разу пожалел о содеянном.
      Если кто-то думал, что чесать пятки просто, то он глубоко ошибался,
поскольку чесание был настоящим искусством.
      Первый раз чесальщик прошелся по бедрам императора щеткой из нежных
речных водорослей и Тро закрыл от удовольствия глаза.
      Потом прошелся по коленям рукавицей из меха выдры. И только после этого
- по голеням костяшками пальцев.
      Эта комбинация повторялась несколько раз, пока чесальщик не посчитал,
что можно переходить к ступням.
      Его сильные пальцы, казалось, разобрали старческие ревматические ступни
по косточкам и император только охал, но терпел, зная, что главное еще
впереди. И, наконец, в тот момент, когда ноги были уже неощутимы, чесальщик
деревянной щеткой, принялся энергично скрести по ступням императора, а тот,
выгибаясь дугой, трясся, как в припадке...
      Еще минут пять после этой процедуры, император сидел, уставившись в
точку, приходя в себя от потрясения.
      Когда глаза Тро ожили и задвигались, Худина щелкнул пальцами, и на
смену рабам в синем, пришли рабы в зеленых одеяниях, которые принесли
туалеты императора.
      Худина сам, слой за слоем, навешивал на тощие плечи Тро дорогие
разноцветные одежды, а рабы тщательно перевязывали каждый предмет туалета
разноцветными шелковыми ленточками. Затем последовали брошки, цепочки и
заколки.
      В самый последний момент, на голову Тро водрузили алую шелковую
шапочку, и как последний штрих, вставили в уши жемчужные серьги.
      110


      Массивные двери тронного зала распахнулись и взору многочисленных
придворных, предстал почитаемый, как божество, император Тро.
      Загремели железные барабаны и все присутствующие сразу упали ниц.
Четыреста безруких рабов - символ несметного богатства, стояли у стен в
ожидании знака Худины. Затем, они выбежали на середину зала и попадали на
спины перед божественным, образовав дорожку из человеческих тел от парадных
дверей до тронных качелей.
      Этот ежедневный ритуал ввел сам Тро. До него все императоры
довольствовались обычным ковром, но с тонкой подачи Худины, заботившимся о
ревматических ногах божественного, эта чудная мысль появилась в мудром мозгу
великого из великих. Его гениальность состояла и в том, что он придумал
рубить некоторому количеству рабов руки по локоть.
      У самого императора их было четыреста - без обеих рук, а придворные
вельможи, чтобы не было стыдно перед соседями, имели по полусотне, да и то,
некоторые могли себе позволить только одноруких.
      Конечно, покалеченный раб не приносил никакого дохода - напротив,
сплошные убытки, так как за ним требовался отдельный уход. К тому же,
безрукие "счастливчики" должны были иметь украшения из чистого железа и
выглядеть опрятно и упитанно. Однако, именно количество этих бесполезных
нахлебников и определяло богатство того или иного вельможи.
      Барабанный грохот и восхваляющие выкрики сопровождали шествие босого
императора по мягким теплым животам рабов. С одной стороны Тро поддерживал
за руку Худина, а другой рукой, божественный держался за плечо своего
старшего сына - рослого, но совершенно лишенного разума юноши.
      Принца звали Ое. Он был несчастьем и немым укором для императора,
поскольку совсем не мог говорить. Вдобавок к этому он косил глаза, пускал
слюни и совершенно естественно справлял нужду в залах дворца. Его мать, за
рождение неполноценного наследника, была умерщвлена ядом, который принесли
жрецы из храма Железного Отца. Таковы были законы империи.
      Вторая жена - Анис, родила императору вполне здорового мальчика. Тро
был этому безумно рад, поскольку злые языки распространяли по столице слухи
о наказании, посланном ему Железным Отцом за его неразумное правление.
      Тро сошел с последнего теплого живота и подождал, пока двое подбежавших
служителей оденут ему на ноги нарядные мягкие тапочки. В этой обуви он
поднялся к трону и сев в него поудобнее, дал знак рукой.
      Специально поставленный раб начал вращать колесо, приводящее в действие
потаенный механизм, и тронные качели вместе с императором поплыли по кругу.
      Вельможи поднялись с пола и нестройным хором пожелали божественному
доброго здравия в это чудесное утро, хотя, в сущности, был уже полдень.
Император плыл над головами, и все поворачивались, следя за ним, как за
настоящим светилом.
      - Какие вести от Аххи? - бросил Тро свысока, обращаясь к военному
советнику и слабый голос императора был усилен акустикой каменного купола.
      - О, божественный, от Аххи прибыл посланник и он принес хорошие вести!
Войско возвращается с победой, пленниками и богатыми трофеями!
      - Как Ирри? Он здоров?
      - Здоров-здоров! - поспешно закивал головой советник, - мало того, он
мужественно сражался и снискал славу храбрейшего.
      Улыбка тронула губы Тро и он окончательно успокоился. А то ведь всю
неделю его мучили нехорошие предчувствия.

111

      Лагерь еще мирно спал.
      Возле горящих костров, готовя на завтрак похлебку, суетились кашевары;
у вырытых рвов, перекликались дозорные.
      Первые птицы подавали голоса, собираясь встретить восход, а в
полуразбитой туряками кибитке, вторую ночь подряд, Морис и Анупа,
наслаждались относительным уединением. Однако их утехи прервал посыльный и
Морис был вынужден оставить любовные приклдчения.
      Горнист еще не играл подъем, а Морис Лист в сопровождении личного раба
Аххи уже следовал в пурпурный шатер военноначальника.
      Когда они подошли к входу, завешенному тяжелой занавеской, раб жестом
пригласил Мориса войти внутрь.
      На самой середине шатра, на походной износившейся подушке, сидел Ахха.
Он держал в руках традиционную чашку с зе и не глядя на Мориса, произнес:
      - Здравствуй, муюм. Проходи и садись, выпей со мной зе, как с равным.
Напиток взбодрит тебя и прояснит твою голову.
      Морис шагнул вперед, но Ахха снова заговорил:
      - Любовные утехи затуманили разум, - добавил он нравоучительным тоном и
протянул Морису чашку с зе.
      Гость сел на соседнюю подушку и неловко подогнул под себя ноги. Затем
сделал из шашки маленький глоток. Он пробовал зе уже второй раз и напиток
ему нравился.
      - Как тебя зовут, муюм? Как твое имя, если вообще муюмы имеют добрые
имена? - спросил Ахха.
      - Я не муюм, вельможа. Я из других мест, а зовут меня Морис.
      Ахха недовольно поморщился. Он не отступал от своих умозаключений.
      - Муюм, не муюм - в этом нет большой разницы. Ты, Морри, - при этом
Ахха ткнул в Мориса пальцем, - являешься моей добычей. Пленником... Вместе
со своей подругой. И твоя дальнейшая судьба, я имею ввиду жизнь в Тротиуме,
полностью зависит от того, как я буду к тебе относиться.
      Нарвад империи прервался и сделал глоток из чашки. Морис наблюдал, как
на старческой шее дернулся острый кадык.
      - Надеюсь, ты понимаешь, муюм, что я не собираюсь устраивать твои дела
за "просто так". Сейчас ты пленник, но можешь заслужить иную участь. Для
этого у тебя есть все: силы и возможность. Ты должен помочь мне в одном,
очень важном деле.
      Ахха сделал паузу и внимательно посмотрев на Мориса, утчонил:
      - До тебя доходят мои слова или думаешь о своей подружке?..
      - Я слушаю и понимаю вас, вельможа.
      - Тогда слушай дальше. Я видел, как ты действовал в бою с туряками. Ты
прекрасно обучен, Морри. - Ахха поставил зе и уставился на гостя, будто
стараясь проникнуть ему в самые потроха. Морис тоже отставил чашу и смело
ответил на взгляд нарвада.
      - Ты должен убить одного человека, Морри. Цена - твоя жизнь, а в
пределах империи - жизнь свободного гражданина...
      - Я согласен, - быстро ответил Морис и поднялся. Ахха тотчас поднялся
следом.
      - Ты так легко согласился, даже не спросив имени будущей жертвы?..
      - Мне все равно. Я не собираюсь жить рабом... - ответил Морис,
вытянувшись по стойке "смирно" и подобострастно пожирая Ахху глазами.
      - И тем не менее, - старик опустил свой взгляд, - Это мой племянник
Ирри... Что скажешь? - спросил он, взглянув на пленника исподлобья.
      - Я убью его, - отрезал Морис, не моргнув и глазом.
      "Каков подлец", - подумал про себя Ахха, невольно окидывая ладную
фигуру Мориса,- "Такой, видать, порешит любого, если заплатить. Ну что ж,
такой мне и нужен..."
      - Такой мне и нужен, - повторил он вслух. - До благословленной столицы
еще два дня пути, а твои руки теперь развязаны - действуй. Полагаю, тебе не
нужно напоминать, что все услышанное здесь абсолютная тайна.
      - Не нужно, вельможа, - подтвердил Морис.
      - И тем не менее, я должен преподать тебе урок. Сейчас посвященных в
тайну только трое: ты, я и Роро, он охранял нас снаружи и все слышал. А
теперь смотри, муюм, что я сделаю...
      Ахха негромко позвал:
      - Роро...
      Раб тотчас явился перед господином и покорно склонил голову.
      - Роро, подойди ко мне, - приказал нарвад и слуга немедленно
повиновался. - Смотри же, Морри, смотри внимательно.
      В руках Аххи появилась боевая игла. Короткий взмах, и она прошила
сердце раба. Не проронив ни звука, бедняга рухнул на пол.
      - Теперь нас только двое. Можешь идти, - и старик отвернулся от Мориса,
давая понять, что разговор окончен.

112

      Днем колонна опять тянулась по пыльным проселочным дорогам. Однако
теперь, солдаты шли налегке, без тяжелых доспехов, которые везли в
сопровождающем войско обозе.
      Морис управлял починенной им самим повозкой, которую тянули два мощных
буйвола. Иногда к нему на козлы выбиралась из кибитки Анупа, и тогда они
сидели рядом, счастливо глядя друг на друга.
      Время от времени, раздавался топот и то в одну, то в другую сторону,
проносился всадник. Чаще всего это был Ирри. Проезжая мимо он придерживал
своего буйвола, чтобы еще раз взглянуть на ускользнувшую от него добычу.
      Не мог он, сын императора, смириться со своим поражением, пусть и
временным. Он был уверен, что по возвращении войска в Тротиум, отец подарит
ему прекрасную муюмку, и она умрет с Ирри так, как он пожелает.
      Снова раздался топот буйвола и снова мимо проскакал Ирри. Он впился
глазами в такую желанную и недосягаемую, женщину. Принца трясло от гнева
ведь этот вонючий раб, все еще, был рядом с прекрасной муюмкой. Он спал с
ней и она отдается ему по первому требованию - Лело докладывал. Докладывал и
даже кривлялся, показывая под смех солдат, как эти презренные ласкали друг