Ассиди Орлова. Тени войны

      Упускать свой обед не хотелось и Лист, то, почти, настигал рыбу и
наносил ей разящие удары, то вновь упускал и яростно, на чем свет стоит,
ругался.
      Наконец, судьба послала ему удачу, и знакомые выпученные глаза
появились из глубин взбитой болотной жижи совсем рядом. К тому же эти глаза
сами плыли прямо к Морису.
      Собрав все силы, он рванулся вперед и так врезал меж этих самых глаз,
что из его собственных посыпались искры, а рыба, обезумев, разметала, по
берегам, половину оставшейся грязи.
      Однако Морис уже ни на что не обращал внимания и, постанывая, выбрался
на траву, держа на уровне глаз разбитый окровавленный кулак.
      Морщась от боли, он попробовал пошевелить пальцами - пальцы двигались и
это обнадеживало.
      "Хорошо, что хоть ничего не сломал," - утешался Морис, - "Надо обмыть
кровь и уходить, по-добру по-здорову, пока сам себе шею не свернул".
      Лист опустил руку в воду и осторожно ею поводил. Затем сунул кулак себе
под нос, но никаких открытых ран не обнаружил. Только одну небольшую
царапину.
      Удивленный охотник поднял глаза и то, что он увидел на воде, заставило
его вскочить на ноги. Это была толстенная, трехметровой длинны, змея. Она
плавала кверху ядовито-желтым брюхом. Все ее тело мелко подрагивало, а шкура
каждую секунду меняло свою окраску.
      Вскоре агония прекратилась и змея благополучно издохла, а Морис все еще
стоял и смотрел на воду, надеясь, что всплывет оглушенная им рыба. Однако -
тщетно.
      Вздохнув, Морис Лист зашел в воду и, не без труда, выволок на берег
свою добычу.
      "Может ее и есть то нельзя", - подумал он и с подозрением посмотрел на
змею.
      - Что ж, отравлюсь, так отравлюсь, - произнес он вслух. - Сытая смерть
все же лучше голодной.
      И, натужено сопя, удачливый охотник стал выбираться из оврага.
      Огромная голова змеи волочилась по земле, а из приоткрытой пасти
торчали, теперь уже, безопасные ядовитые зубы.
      Едва за Листом сомкнулись густые ветви, на другом конце балки
шевельнулись кусты и кто-то несколько раз с шумом втянул воздух. После паузы
треснули сучья и из зарослей показался огромный зверь - что-то среднее между
тигром и вепрем.
      В холке монстр достигал не менее четырех метров. Коричневая шерсть на
загривке топорщилась, как щетка, а в маленьких глазах горел неутолимый
голод. Нос был очень подвижен и этим он сильно напоминал крысиный, а
желтоватые, покрытые зеленой плесенью клыки, страшно торчали во все стороны.
      Несмотря на свой многотонный вес, животное ступало на мягких лапах,
почти, бесшумно. Несколько секунд зверь постоял на открытом пространстве,
прислушиваясь к затихающим шагам Мориса, а потом одним прыжком, легко
перемахнул балку.
      Потоптавшись возле места, где минуту назад прошел человек, он зажмурил
глаза, шумно потянул носом воздух и двинулся по следу.
      Придя к своему "новому дому", Морис, первым делом, отсек ножом змее
голову и понес на пробу лесным муравьям, жилище которых он приметил по
дороге.
      Муравьи с большим энтузиазмом набросились на дармовое угощение, и змея
выдержала тест на съедобность. Довольный собой, Морис вернулся и принялся
разделывать добычу. Каково же было его изумление, когда в брюхе змеи
оказалась та самая черная рыбина, на которую он первоначально имел виды.
      Это была уже двойная удача. Морис даже засвистел бодренький марш.
Работа спорилась, и вскоре дюжина тонких ломтиков змеиного и рыбьего мяса
вялилось на черных, раскалившихся от солнца, камнях. Вместо соли Морис решил
использовать морскую воду. Взяв помятую фляжку, он уже собрался спуститься
вниз к океану, но его внимание привлек необычный доносившийся со стороны
берега звук.
      Над волнами, метрах в сорока от поверхности воды, висел чужой корабль и
с его борта Мориса наверняка уже засекли, как бы далеко он не находился.
      Чувства страха не было, но наблюдая висевшую громадину, ощерившуюся
ракетами и лазерными пушками, которые в любой момент могут превратить тебя в
облачко ионизированного газа, невольно ощущаешь себя голым посреди улицы. До
корабля было километров пять, но Морис отчетливо видел, как от его большого
тела отделилась и двинулась к берегу маленькая точка.
      В этой приближавшейся к берегу точке, Лист, опытным глазом, определил
патрульную лодку. Она благополучно достигла берега и, взметнув облако белого
песка, начала садиться. Однако, едва коснувшись земли, лодка снова взмыла в
высоту и повернула обратно к кораблю. Морис с полным непониманием следил за
этими странными маневрами.
      Однако судьба приготовила ему еще один сюрприз: по косе неспешным
шагом, от того места, куда только что садилась лодка и в направлении стоянки
Мориса, шествовал человек в военной форме без доспехов и шлема.
      Бонакус был почти в самом зените и палил нещадно, но человек не спешил
укрыться в тенистом лесу - ему было не жарко.
      Когда незнакомец приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть
его лицо, Морис обрадовался. Он узнал этого парня, ну, по крайней мере, тот
был ему знаком. Наконец-то можно было что-то узнать о судьбе своих
товарищей.
      Морис выбрался из кустов, куда он предусмотрительно спрятался, когда
увидел незнакомца. Этот, знакомый Листу парень, был уже шагах в сорока,
когда Лист крикнул ему:
      - Эй, я здесь! Иди сюда!

70

      Подойдя к подножию обрыва, человек в военной форме начал подниматься по
крутым ступеням. Он карабкался вверх, упорно глядя себе под ноги.
      "Надо помочь", - подумал Морис и, подойдя к краю площадки, протянул
руку:
      - Хватайся!
      Знакомый парень, по-прежнему глядя на свои сапоги, принял услугу и,
оказавшись рядом с гостеприимным хозяином, поднял свое лицо.
      Морис охнул от неожиданности, столкнувшись нос к носу с... Морисом
Листом.
      Пятясь от своего наступающего двойника и лепеча что-то бессвязное, он
оступился и грохнулся на спину.
      Это его и спасло, поскольку в этот момент, на уровне горла, со свистом
распоров воздух, сверкнуло лезвие стилета. Удар пришелся в пустоту и
двойник, потеряв равновесие, чуть-чуть завис над лежащим Морисом. Он только
теперь осознал опасность и это придало ему силы: опершись плечами о землю,
он резко выбросил ноги вверх.
      Нападавший, не ожидал такого поворота событий и получив мощный толчок в
грудь, упал и перекатился через голову. Лист, быстро вскочил и устремился к
лежащему врагу, чтобы его добить, но двойник мгновенно оказался на ногах и,
встретил Мориса, неуловимым, механическим ударом.
      Тот, отлетел метра на три и ударился головой о твердый каменистый
грунт.
      Сознание покинуло Мориса, и он не мог видеть противника, который
подошел к его распростертому телу и прикинул местоположение сердца. Он уже
занес руку, вооруженную узким, как жало, стилетом, когда из кустов с шумом
выбрался зверь.
      По его позеленевшим клыкам стекала тягучая слюна и было видно, что
голод сводит гиганта с ума. Животное буквально вонзило свои злые свинячьи
глазки в двойника и начал медленно приближаться.
      Однако тот вовсе не испугался. Он только сделал шаг назад, словно
готовясь к бою. Между тем, шерсть на вершине холма мускулов зашевелилась,
зверь на мгновение замер и, как только его обед попытался улизнуть, в
стремительном прыжке и с неожиданной легкостью, настиг свою добычу.
      Звонко, словно вишневая косточка, щелкнула в челюстях зверя голова
жертвы, а еще мгновение спустя, в пасти чудовища полыхнула яркая вспышка и
грохнул мощный взрыв.
      Оглушенное животное, с горящей факелом шерстью, поднялось на дыбы,
извергая из горла кровь и, хватающий за сердце, жуткий крик. Затем фонтан
крови усилился крик прекратился. Колосс замотал головой и рухнул на
небольшие деревья, ломая их своей тяжестью.

71

      Морис начал приходить в себя от легких щекочущих прикосновений.
      Затылок разламывала тупая боль и он с трудом открыл глаза, однако все
видимые образы неуловимо расплывались.
      Морис не мог понять, где он и кто рядом с ним. Он кожей чувствовал
присутствие чего-то доброжелательного и теплого. Может быть он снова стал
маленьким? Ведь все было точь-в-точь, как в детстве: те же ощущения.
      Вот сейчас он окончательно проснется и если рядом не будет мамы,
зальется горькими слезами.
      Изображение медленно прояснялось, а черты лица, склоненного над
Морисом, становились отчетливее и узнаваемее. Из памяти всплыл образ Юдит,
ее волосы, глаза, голос.
      - Ю-д-и... Ю-д-и-т?.. - простонал Морис.
      - Тихо, тебе лучше не разговаривать, молчи, - на губы замком лег
маленький палец.
      Наконец, Лист сумел окончательно открыть глаза.
      Во-второй раз увидев перед собой Юдит, Морис не стал удивляться, а
принял все, как есть. Девушка была красива, приветлива и абсолютно во всех
подробностях повторяла ту, которую Тимотеус застрелил в каюте Валевского.
      Морис поднял руку и погладил шелковистые волосы девушки. Она счастливо
заулыбалась и прижала его ладонь к своей щеке.
      - Как тебя зовут? - разлепив потрескавшиеся губы, сипло спросил Морис.
      - Анупа... Меня зовут Анупа, - голос Анупы звучал радостно и звонко.
      - Прекрасно, - Морис оперся на землю и сел. - А меня зовут Морис...
Понятно?
      - Понятно, Мо-рис, - ответила она с готовностью, не сводя с него глаз.
      - Откуда же ты взялась, Анупа? - спросил Морис и устало улыбнулся.
      - Я убегала от черных демонов и увидела тебя, Мо-рис. Демоны убили
глупых лягушек Хоро и Тернику.
      - Какие демоны? О чем ты?
      - Обыкновенные демоны. Черные и очень страшные... Мо-рис, ты войдешь в
хижину моей матери?
      - Какую еще хижину? - из-за постоянных травм головы Морис туго
соображал.
      - Я хочу, чтобы ты был моим мужчиной и чтобы ты вошел в хижину моей
матери. Ты рад этому? - скороговоркой выпалила Анупа.
      Обалдевший Морис, ничего не понимая, пялился на девушку, а потом вдруг
зашелся в приступе хохота.
      Он то падал, то вставал на ноги, но ненадолго. Смех валил его,
ослабленного, на землю снова и снова. Наконец, это перестало нравиться
Анупе. Она поднялась с камней, схватила хохочущего Мориса за плечо, а другой
рукой коротко ударила под дых.
      Морис охнул и присел, а после некоторой паузы сказал:
      - Видишь ли, крошка, я вроде, как на службе.
      Несколько раз глубоко вздохнув, он, наконец, сумел восстановить
дыхание. А девушка опять неподвижно сидела рядом, не спуская с него глаз:
      - Теперь я знаю, что среди мужчин - ты самый сильный, - продолжала она,
как ни в чем не бывало, - А среди женщин - я. Ты понимаешь, о чем я говорю,
Мо-рис?
      - Догадываюсь, крошка, - ответил тот, дотронувшись до живота. - Скажи,
Анупа, а откуда ты знаешь мой язык?
      - Скорее это ты знаешь наш. Этот язык знают муюмы, бактисы, жители
пустыни Ронги и люди из большой страны Мго. Все, кто поклоняется Железному
Отцу, говорят с ним на его языке, ну и между собой, конечно. Этот язык муюмы
называют нгоро - "божественная речь".
      Анапа уселась поудобнее и начала рассказывать, словно читая заученный
текст:
      - Очень давно, много лет назад, когда мой народ существовал в обличи
рыб и питался водорослями в океане, пришел Железный Отец. Он дал нам новую
жизнь, богатые дичью леса, глубокие озера и наш язык муюмов. То же он сделал
и для других народов, но люди ссорились между собой, убивали друг друга и
пожирали. Муюмы ели бактисов, а жителей Мго поедали ронгийские горцы. Ведь
каждый в иноплеменнике видел только добычу и еду. Тогда Железный Отец
спустился с Саардских гор и подарил нам нгоро. Войны сразу прекратились, мы
поделили земли и стали уважать границы друг друга. Так говорят легенды...
Беспокоясь о нас, Отец создавал новых больших зверей, имеющих много мяса.
Одного такого ты сегодня убил... Ты храбрый, Мо-рис, ты сильный...
      - Какого еще зверя? - не понял Морис.
      - Как же, вон там в кустах, ты забыл?
      - В каких кустах? - только сейчас Морис обратил внимание, что с той
стороны, куда указывала Анупа, был слышен писк, шорохи, хлопанье крыльев -
одним словом, возня.
      Когда Морис поднялся и приблизился к кустам, он стал очевидцем того,
как по громадной туше зверя прыгали птицы величиной с индюка. У них были
массивные клювы и они сосредоточенно долбали ими то тут, то там, а в залитой
кровью траве, кишела всякая лесная мелочь.
      Морис сплюнул под ноги и вернулся к Анупе.
      - Откуда... это здесь?
      - Как? Ты совсем ничего не помнишь? - и девушка рассказала все до
мельчайших подробностей, особенно приукрашивая подвиги Мориса.

72

      Жутко надоели мухи. Они лезли в лицо, уши, глаза. Морис так устал, что
уже не отмахивался от них. Целых полдня он шел следом за Анупой и только
один раз останавливался на отдых.
      Девушка несла пару вязанок каких-то съедобных плодов и мешочек с
вяленой рыбой, которую добыл Морис и было совершенно не заметно, чтобы она
хоть чуточку устала. Анупа подпрыгивала, что-то напевала на своем варварском
диалекте, а Морису оставалось только идти и любоваться ее стройными ножками.
После того, как Анупа в который раз обернулась и, счастливо улыбаясь,
спросила: "Как дела?", Морис усмехнулся и, пройдя еще несколько шагов,
бросил:
      - Дела лучше, чем у Робинзона Крузо...
      Дикарка остановилась и посмотрела на своего спутника:
      - Почему? -спросила она.
      - Потому, что у него была только коза, - улыбнулся Морис, - а у меня
есть ты...
      Анупа недоуменно пожала плечами и, повернувшись, продолжила свой путь,
давая понять, что больше не собирается тратить время на пустяки. Так они шли
в абсолютной тишине около получаса, после чего Анупа вдруг резко
остановилась. Морис даже наткнулся на вязанку фруктов, которые она несла.
Девушка медленно повернулась к своему спутнику и серые глаза ее гневно
сверкнули.
      - Когда мы придем в деревню, я обязательно подарю тебе козу, Мо-рис, -
отчетливо произнесла дикарка и, резко повернувшись, пошла дальше.

73

      Колонна медленно втягивалась в ущелье.
      Известковая пыль из-под копыт сотен буйволов поднималась белесыми
клубами и ложилась на пропитанные потом доспехи. Полуденный Бонакус раскалил
кремниевые панцири, и вскоре можно было видеть, как отдельные воины падали
со спин буйволов от тепловых ударов. Рабы оттаскивали их на обочину и
приканчивали, протыкая сердца несчастных иглой гигантского кактуса.
      В качестве оружия, воины императора носили железные иглы, однако рабам
железо не доверяли. Но и деревянные иглы, длиной в локоть, отполированные
мелким речным песком и ребрами жертв, в руках рабов были опасным оружием.
      Бросать своих раненых считалось позором, однако брать их с собой не
было никакой возможности.
      С умерщвленных иглами воинов, рабы снимали доспехи и складывали рядом с
покойниками, а затем другие рабы, шедшие в конце колонны, собирали тяжелое
убранство и сносили его в обоз.
      Главный нарвад Империи с досадой и горечью наблюдал за тем, как таят
ряды вверенного ему войска, но иначе было нельзя - за каждым кустом
прятались метатели.
      Во всех племенах горцев считалось хорошим тоном убивать солдат сильного
и богатого войска императора, а затем хвастать перед своими соседями, чтобы
те больше уважили своих героев. Поэтому все, от мала до велика, сидя на
деревьях или забившись в какую-нибудь щель, выжидали удачный, для метания,
момент. Стоило кому-то из императорских солдат проявить легкомыслие и снять
тяжелые доспехи, как тут же, злобно шипя, раскручивалась праща, и желтый
блестящий шарик вонзался в грудь бедняги. Солдат падал со своего буйвола, а
в тени кустов низколобые угрюмые горцы, с темной завистью в глазах, смотрели
на своего приплясывающего, более удачливого сородича.
      Едва авангард войска выбрался из каменных тисков ущелья, он тут же
начал строиться в боевые порядки. Ведомые своими храбрыми бригадирами,
кавалерийские цепи пошли в атаку на густые заросли, где прятались коварные
горцы.
      Подгоняемые острыми шпорами, буйволы с яростным ревом, словно танки,
утюжили кусты, и из них, в панике разбегались метатели. Всадники догоняли
бегущих и поражали их в головы четырехгранными спицами.
      После того, как горцы были частью рассеяны, а частью перебиты, колонна
войск, безо всякого риска, вышла из ущелья и поотрядно встала на отдых.

74

      В центре лагеря быстро установили шатер нарвада и заметив его сановный
пурпур, Ахха развернул своего буйвола.
      Нарвад проезжал мимо галдящих солдат, хозяйским взором подмечая в каком
состоянии находились буйволы и веселы ли распрягавшие их всадники. По запаху
исходящему от парящих котлов, он точно определял, будут ли завтра сыты его
войска, а по собиравшимся у горизонта облакам - какая ждет погода.
      Следом за Аххой на белых и желтых буйволах ехали военноначальники
пониже рангом и это было связано с тем, что в Империи цвет буйвола говорил о
принадлежности всадника к определенному сословию.
      На серебристых буйволах с рогами, покрытыми перламутром, ездил только
сам император и члены его семьи. Вельможи и военноначальники садились на
белых или желтых буйволов. Пятнистых и серых использовали придворные
цирюльники, надсмотрщики за рабами и войсковые командиры. Солдатам были
положены буйволы черного цвета. Ну, а пестрые, рябые, коричневые и еще
невесть какие, трудились на полях простых подданных.
      За нарушение этого закона виновного ослепляли и опускали в шахты, где
он до конца жизни работал на благо императора и добывал для Империи железо.
      Возле шатра шустрые рабы помогли своим господам спешиться и те, в
порядке значимости, вошли под шелковые своды. Вторым, за Аххой, в доспехах
из черных морских раковин, шел Ирри.
      Его шлем был изготовлен из черепа большой лесной обезьяны. Все
вооружение красавца Ирри состояло из изящной тонкой спицы, немного длиннее
обычной, с шариком из драгоценной пластмы, вместо рукояти. Ирри был
подчеркнуто франтоват. Он красил волосы по новой столичной моде и был
жесток, как сам дьявол. Он приходился Аххе двоюродным племянником, но старый
вояка не любил молодого зазнайку, и потребовалось вмешательство самого
светлейшего Тро, чтобы нарвад, наконец, сдался и согласился взять принца в
поход к побережью.
      Оказавшись в шатре нарвада, все уселись в круг. Появились рабы и,
неслышно ступая по пушистому ковру, подали каждому из присутствующих по
чашке зе - легкого хмельного напитка, получаемого из речных водорослей. С
минуту все молча прихлебывали, смотря перед собой. Но вот Ахха отставил
чашку и произнес:
      - Итак, мы дошли до границы владений муюмов - лесных людей. Они бегают
по горам, как козы, видят в темноте, как совы, плавают, как рыбы и хитры,
как лисы. Основное задание императора мы выполнили - сожгли Сази - столицу
Ронги уничтожили ронгийского князя Илу и его солдат. Мы имеем право
вернуться по безопасной дороге через Кали-Нуми в наш благословенный Тротиум.
Однако, мы можем пойти к побережью и своими глазами увидеть прекрасных
муюмок с очами голубыми, как озера и руками быстрыми, как праща. Итак, мои
верные полковники, ваше мнение. Говори ты, Моххад.
      - Я скажу... - Моххад провел по загорелому лицу огромной ладонью,
вытирая пот. Потом пригладил длинные седые волосы. - Я скажу, Ахха... Я,
Моххад, промбиуд императора. Сейчас я имею желтого буйвола, а когда-то был
очень счастлив, получив императорской милостью - черного. Я был червь, а
император меня сделал промбиудом. И, поэтому, я проливал, проливаю и буду
проливать кровь свою и своих врагов во славу императора. Нарвад, я иду к
океану! - сказал промбиуд и воинственно тряхнул седой шевелюрой.
      - Что скажет Сеик?
      Сеик, командир трех сотен пращников, выкинул вверх руку со спицей и
тонким голосом выкрикнул:
      - Я, как Моххад! Пусть мгонеты будут самыми красивыми, а красивых и
смелых детей нам нарожают женщины-муюмки.
      - Я думая, что спрашивать остальных нет необходимости, все едины в этом
решении. Я правильно понял?..
      - Да, нарвад! - ответил хор голосов.
      - Вы все храбрые войны и это хорошо, у императора не должно быть
других. Но подумайте и о том, что от трех с половиной тысяч воинов у нас уже
осталось не более двух тысяч. Что вы на это скажете? Не получится ли так,
что мы, ища своему императору славы, оставим его беззащитным перед большим
количеством врагов Империи?
      - Уважаемый Ахха. Вы можете взять, для сопровождения, сотню воинов и
отправиться в Тротиум, - язвительно произнес Ирри. - Вас никто не сможет
упрекнуть из уважения к вашим годам и прошлым заслугам.
      На "годах" и "прошлых заслугах", Ирри сделал особое ударение, и Ахха
заметил это.
      - Если я уеду, кто поведет воинов к океану? Уж не ты ли дорогой
племянник со своей игрушечной булавкой?.. Да и солдаты у тебя будут
заниматься не тем, - больно уколол племянника старый Ахха.
      Шатер затрясся от взрыва смеха. Не смеялся только Ирри. На его
побелевшем лице, тонкие губы стали совсем не различимы. Сейчас ему напомнили
о его самом любимом развлечении.
      Здесь, в Ронги, солдаты часто захватывали в плен горянок и с
удовольствием их насиловали. А Ирри предоставлял для этого свой шатер, но
требовал, чтобы жертву мучили в течении нескольких часов в его присутствии,
а когда он видел, что горянка на последнем издыхании и жить ей оставались
минуты, Ирри сгонял солдата и набрасывался на умирающую, овладевая ею
совершенно растерзанной.
      Для любого другого такие, с позволения сказать, развлечения могли
окончиться темными и сырыми шахтами Империи, но Ирри был сыном императора.

75

      От долгой ходьбы, ноги Мориса завязывались в морские узлы. Временами
ему казалось, что они выписывали замысловатые кренделя уже где-то далеко
позади. В момент, когда силы, казалось, покинули его, и Морису хотелось
только тихо умереть под кустом, Анупа, наконец, остановилась. Ее измученный
спутник остановился тоже и, постояв пару секунд, со стоном, словно мешок,
осел на траву.
      Из под насупленных бровей Анупа строго посмотрела на лежащего спутника
и, едва заметно, улыбнулась.
      Это было душераздирающее зрелище и ее женское сердце не выдержало.
Девушка, присела возле Мориса и нежно провела по успевшей отрасти бороде.
      - Мо-рис, какой ты странный! - Анупа звонко рассмеялась, - Как лесная
обезьяна! Почему у тебя на лице растут волосы?
      Морис молчал, не открывая глаз, ему нравилось щебетание этой иногда
суровой, но чаще ласковой пташки. Ее пальчики приятно щекотали лицо.
Разомкнув, наконец, веки он увидел большие серые глаза Анупы очень близко. В
них было столько нежности, что бравый легионер напрочь забыл о своей
усталости. Действуя согласно обстановки, он привлек девушку к себе и пытаясь
поцеловать.
      - Фу!.. Грязная обезьяна!.. - Анупа без труда вырвалась из его объятий
и брезгливо отерла губы. Однако было заметно, что она в нокдауне.
      Тем временем, Морис уселся на землю и, обхватив руками колени, принял
самую обиженную позу. И он не ошибся.
      Спустя несколько минут ему на плечо легла ладошка Анупы.
      - Эй, послушай, не сердись. Я... Я... - девушка искала слова и не
находила их. - Скажи мне, Морис, а что ты делал... Ну вот когда я...
рассердилась?.. Это что?
      - Это называется "поцеловать", крошка. У вас, что же, никто не
целуется?
      - Не-а. И волосы на лице у нас не растут. Знаешь, если бы мне раньше
сказали, что у людей, как у зверей, на лице растут волосы, мне бы, - девушка
сморщилась, - мне было бы противно, а вот ты такой лохматый, - Анупа снова
коснулась бороды, - нравишься мне еще больше.
      - Это называется "бо-ро-да", девочка.
      - Бо-ро-да, - повторила Анупа.
      - Слушай, а почему ты не поинтересовалась кто я, откуда. Ведь у вас нет
бородатых мужчин.
      - Ну-у-у! - девушка наморщила лоб, и ее носик смешно вздернулся, -
Какая разница. И вообще, ты наверное голоден, Морис?
      - Да-да, конечно! - Морис энергично почесал впалый живот, - Было бы
очень кстати.
      - Тогда пойдем, наберем желтых камней для метания, - предложила Анупа,
- здесь недалеко есть ручей.
      Морис пожал плечами и, поднявшись с земли, заковылял вслед за девушкой.

76

      Оказавшись у ручья, заросший и ободранный Морис начал, вдруг, дико
хохотать, а затем бросился в воду и стал лихорадочно засовывать в карманы
слитки - маленькие и большие.
      - Золото!.. Золото!.. Мы богаты! Мы очень богаты! Я брошу военную
службу, я заживу как рантье! - не переставая повторял он, и глаза его горели