Ассиди Орлова. Тени войны

скрипучий голос. Вскоре оттуда выбралась хромая старуха и заковыляла к
своему хозяину, громко кряхтя и охая.
      Накинув на жреца серебристый плащ, она заколола накидку металлической
застежкой и при этом нечаянно уколола его в заплывшее жиром плечо.
      - Ой, ведьма! Ты специально это делаешь, да? Со свету меня сжить
хочешь, собака облезлая?!
      - Штой, не дергайша, а то еще брюхо пропорю! - сердито прошамкала
старуха. Она не боялась хозяина, поскольку знала его не один десяток лет.
      Давным-давно, когда Старшим жрецом был мудрый Калла, Эре прислуживала
ему в храме. Она была молода и красива, но Калла был стар и немощен. Он даже
не смотрел в ее сторону и не интересовался ничем, кроме полуистлевших
манускриптов.
      Но Эре было двадцать лет и природа звала ее искать своего мужчину. И
хотя девушка строила свои фиолетовые глазки молодым жрецам, но они боялись
гнева старого Каллы.
      Так и бесилась Эре еще четыре года, пока в храме не появился новый
ученик. Юношу звали Алкаи, и ему было пятнадцать лет. Это был скромный и
смышленый мальчик, которого престарелый отец привел в храм в качестве уплаты
штрафа.
      Этот штраф был назначен старику за неуважение, проявленное к служителям
храма. Бедняга не успел достаточно быстро, сотворить тройное падение ниц
перед самим Каллой.
      Рассерженный Старший жрец потребовал компенсацию за проявленное
неуважение. Взять у нищего старика было нечего, он и так жил в меловой
пещере недалеко от Тротиума. И ему повелели привести в храм сына.
      Мальчик пришелся, что называется, ко двору. Быстро запоминал все
культовые мероприятия, их последовательность и назначение. Интересовался
содержанием старинных свитков и законами движения небесных тел. Алкаи
понравился Калле и Старший жрец самолично взялся за его обучение.
      Калла полагал, что со временем сможет возложить на ученика все заботы о
храме.
      Тем временем Эре тоже не теряла времени даром. Она давно положила глаз
на новичка и искала возможности встретиться с ним без свидетелей. Как-то
раз, в темном сумрачном коридоре, Эре подкараулила Алкаи и, преодолев
сопротивление юноши, разбудила в нем мужчину.
      С того случая их свидания стали регулярными. Они встречались в разных
местах и Калла ни о чем не догадывался. Так их связь и продолжалась до тех
пор, пока любовники не состарились.
      Алкаи, некогда стройный ясноглазый юноша, превратился в толстого
брюзжащего Старшего жреца. С годами он подрастерял многое, но добился
главного: именно на нем теперь лежала священная функция доклада о делах в
империи.

118

      Когда мерная чаша перевернулась, в глубоком часовом колодце гулко
зашумела вода. Это означало, что настал срок идти с докладом.
      Громко сопя и шаркая тяжелыми сандалиями, Алкаи протопал по винтовой
лестнице, затем толкнул дверь и ввалился в помещение, где стояла абсолютная
темнота.
      Как это обычно случалось, в брюхе Алкаи завибрировало и тут же
нестерпимо зачесались пятки. А всему виной был страх, который не уходил даже
с годами.
      Это был липкий страх до холодного пота, до бурчания в кишках и он
пронизывал все тело Старшего жреца, раз за разом, сколько бы тот не ходил в
эту давно уже знакомую комнату.
      Алкаи выпучил глаза в темноту, ожидая появления холодного света.
      И снова, как прежде, в нишах появились тусклые голубоватые огни,
которые постепенно наливались силой и принимали ярко выраженный
ультрамариновый оттенок.
      Затем свет в нишах превращался в человеческие контуры, которые обретали
облик людей. Глаза посланцев закрывали серебристые очки, разбрасывающие в
темноту искрящиеся блики.
      - Мы приветствуем тебя, Старший жрец! - раздался голос одного из
обитателей ниши. - Хороши ли дела в храме, все ли в порядке?
      - В порядке, божественные посланцы, - пролепетал Алкаи и поклонился.
      - Что нового в достойном Тротиуме, с тех пор, как там правит император
Ахха?
      - Нового? А что нового? Подданные любят его, прославляют. Деньги, на
содержание храма, из казны императора поступают вовремя. Разве что в
императорском дворце теперь живет прекрасная пленница. Ее зовут Анупа.
Соглядатаи говорят, что для наших мест эта красота невиданная.
      - Откуда же взялась эта красавица? - спросил другой божественный
посланец, - Ведь женщины империи, даже горянки, имеют некрасивые сумрачные
лица.
      - Она из дальних мест, с берега океана, о божественные. Когда-то
тамошние густые леса были населены сильными и красивыми племенами. Это были
муюмы. Но теперь какое-то поветрие погубило их всех.
      - Ведь это странно, что одна Анупа, как ты ее называешь, выжила из
такого многочисленного племени, - голос звучал из ниоткуда и губы посланцев
не шевелились.
      - Она не одна. Мне докладывали, что с ней рядом был какой-то человек с
лицом, заросшим волосами.
      - С бородой?! Ты говоришь он был с бородой?! - одновременно воскликнули
посланцы и на их непроницаемых лицах появилось заметное беспокойство.
      - О, посланники Железного Отца, мне непонятно ваше священное слово
бо-ро-да. Что оно значит? Простите мое невежество! - воскликнул Алкаи и упал
на колени.
      - Ну, полно, наш младший брат. Скоро ты умрешь и воссоединишься в
эфирном облике со всеми нами. Тогда ты узнаешь все, что тебе надлежит
узнать. А теперь расскажи нам об этом пленнике подробнее.
      - В сущности, я больше ничего не знаю, - залепетал Алкаи не пытаясь
подняться с колен. - Знаю только, что этот пленник навлек на себя гнев
императора. Великий Ахха соизволил сделать Анупу своей женой и матерью
будущего наследника, а лохматый пленник, как мне докладывали, устроил
большой скандал и даже пытался, о ужас, - Алкаи даже глаза закатил, -
Напасть на императора. Теперь его замотали железными колючками и бросили в
сырые подвалы старого замка.
      Старший жрец помолчал и добавил:
      - Теперь его, наверняка, сделают императорским рабом. Отрежут уши и
руки по локоть. Но это лучше, чем быть слепым и работать в шахте. Многие
рабы позавидовали бы этому пленнику. Он будет одет и сыт.
      Алкаи закончил говорить и ждал, когда его спросят еще. Наконец, голос
из ниоткуда зазвучал снова:
      - А скажи, Старший жрец, как часто тебе приходилось слышать о людях с
заросшими лицами.
      - Никогда, божественные.
      - И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут?
      - Я точно не помню, великие посланцы, - Алкаи наморщил лоб и стал
вспоминать: - Дотти... Нет, Дорти, нет не Дорти... Вспомнил! Его зовут
Морри! Мне докладывали. Великий Ахха так и сказал: "Иди Морри, ты ведешь
себя строптиво, но я по своей милости, оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне
мог лишить тебя головы." - Алкаи еще не договорил фразы, а ультрамариновые
изображения начали меркнуть.
      Посланцы исчезали, недослушав.

119

      Морис валялся в подвале, на холодном сыром полу и впервые за много
времени, его мысли были далеко от этого города и этой планеты.
      Впервые он ощущал себя не существом, пытающимся выжить во что бы то ни
стало, а чужаком, пришельцем из чужого мира. И где-то, в самой глубине
своего осознанья Морис чувствовал зарождение слепого протеста и жалости к
самому себе.
      "Кто, уничтожил тысячи людей и корабли? Кто сделал меня беспомощным
затравленным зверем?.. А где Алекс? Симпатяга, умница и хороший друг - нет
его, он остался лежать в этой земле.
      А Тим - румяный, добрый парень - и его теперь нет. А толстый Порк. Где
они, Морис Лист, ты знаешь? Кто отомстит за них если не ты? Не время пускать
слюни, парень, ты слишком много потерял, чтобы плакать. Но ты потерял
достаточно, чтобы заставить плакать своих врагов. Слишком большой счет у
тебя, Лист, к неизвестному врагу. Умереть легко, но кто предъявит к оплате
счет твоих потерь? Только ты сам, Лист. Ты, который потерял друзей и ты,
который давал присягу на верность. Помни о долге..."
      По ногам бегали здоровенные насекомые, но Морис уже не обращал на них
никакого внимания. Он был полностью во власти своих собственных мыслей.
      "Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Ударить
императора - что может быть глупее? Они же могли прирезать меня на месте...
Ты ускользнул от чар Юдит, но попался на лесной дикарке. Ну разве это не
смешно?" - узник со злостью отшвырнул какое-то, особенно настойчивое
насекомое, которое пыталось забраться ему в рот.
      Сороконожка ударилась о дальнюю стену и затихла. Морис вздохнул и в его
голове продолжился парад невеселых мыслей: "Надо выбираться из это ситуации,
но как? С этой девчонкой покончено. Я ее уже забыл," - после того, как эта
фраза появилась в мозгу Мориса, его сердце сладко екнуло. Из темноты
возникли такие нежные, красивые глаза. Узник как будто почувствовал
прикосновение теплых ласковых рук. На губах появился вкус поцелуя.
      - Нет!!! Нет и нет! - заорал очнувшийся Морис и изо всей силы ударил по
полу кулаком.
      Внутренности сороконожек брызнули во все стороны.
      - Я сказал, нет... - сквозь зубы процедил Морис уже тише, судорожно
сглатывая и пытаясь избавиться от спазмов, сдавивших горло. - Все, я
успокоился... - уговаривал он себя. - И когда я отсюда выйду, я стану
прежним Морисом Листом. Трезвым и рассудительным, хладнокровным и
беспощадным.

120

      Наверху что-то зашуршало и вместе с посыпавшейся на голову трухой, в
темноту подземелья проник тусклый свет угольного фонаря, а в проеме узкого
люка показалось несколько лысых голов.
      - Выбирайся, голубчик! Пришел твой час вступить в общество избранных!
Вот тебе дорога к счастью! - ехидно прогнусавил какой-то остряк наверху.
Последние его слова утонули в дружном хохоте. Затем Морису сбросили
веревочную лестницу и он, не раздумывая, полез наверх.
      Едва он показался из горловины люка, сразу несколько сильных рук
подхватили его и вытащили из ямы. Морис выпрямился и протер глаза грязными
кулаками. После пребывания в абсолютной темноте подвала, его слепил даже
тусклый свет угольного фонаря.
      - Куда идти? - спросил он, щурясь.
      - Я покажу, - сказал рослый раб с фонарем в руке и пошел первым.
      Морис двинулся следом за ним, ориентируясь на блеск вспотевшей головы.
В каменных коридорах было душно и по стенам стекала влага.
      Извилистые туннели казались бесконечными и сбежать отсюда не
представлялось реальным. Морис слышал, что позади него идут еще человека
четыре или даже больше. Оставалось только ждать.
      От переднего раба жутко разило потом. И к этому примешивался запах
хлорки и жаренного мяса. Что же здесь могли жарить? Или кого? Морис
вспомнил, что примерно так же пахли трюмы пиратских кораблей, захваченных
флотским патрулем. Там сочетались запахи кухни и нужника.
      "Ну вот, наконец, и пришли," - догадался Морис. Проводник остановился
и, потянув за конец замусоленной бечевки, поднял деревянные жалюзи, за
которыми открылся вход в новое помещение. - Давай вперед, - приказал
проводник и Морис повиновался. В ту же секунду, ему в нос ударила едкая
смесь запахов, тех же что были в коридоре, но только во много раз сильнее.
      За спиной мелодично щелкнули дощечки-жалюзи и вход закрылся.
      При красном свете угольных фонарей, висевших на закопченных стенах,
Морис осмотрелся. В воздухе висело бурое марево из зловонного пара, за
которым расплывались неясные контуры людей.
      Вокруг происходила некая зловещая работа. Повсюду сновали рабы в белых
накидках, перетаскивая с места на место окровавленных, обессиленных людей. У
многих, из этих бедняг, ноги безжизненно волочились по замазанному кровью
полу.
      Время от времени, с разных сторон зала доносились леденящие душу,
жуткие крики, которые затем резко обрывались.
      Мориса передернуло. Казалось, что громадное нечистоплотное животное
дышит ему в лицо. Он не заметил, как с двух сторон к нему подошли два
мускулистых раба и крепко схватили за руки.
      Не сопротивляясь он пошел туда, куда его направляли. Лица его конвоиров
были спокойны и не выражали никаких эмоций. Эти люди были на обычной скучной
работе.
      Наконец, пленника подвели к какому-то странному приспособлению. Это
была сложная деревянная конструкция с массой винтов и рычагов. От нее
исходила некая опасность. Морис почувствовал это и ему все меньше нравилось
мрачное помещение. Слепое повиновение предрекало большие неприятности и
следовало принимать решение.
      Между тем, спутники Мориса крепко держали его за руки, но не двигались
с места, ожидая когда станок освободится. Причина их заминки была очевидна:
двое других рабов запихивали в адскую машину очередного несчастного. Он
сопротивлялся как мог, но они повидали всякого и заломив своей жертве руки,
зажали голову в специальный захват. Затем развели конечности к крепко
стянули их кожаными ремнями.
      К торчащей в зажиме голове подошел человек в большом кожаном фартуке.
На его темном лице играла белозубая улыбка. В руках у улыбающегося человека
был небольшой металлический ковшик. Человек в фартуке улыбался, как добрый
повар, который хочет угостить малыша припрятанными для такого случая
сладостями.
      Вот он нагнулся к нелепо торчащей голове и что-то быстро заговорил на
ухо своей жертве. Палач все время улыбался и это возымело действие. Стянутый
ремнями человек перестал трястись, прислушиваясь к тому, что ему говорили.
Выбрав удобный момент палач опрокинул на голову несчастного содержимое
ковша...
      Дикий крик разрезал бурый туман зала и тут же смолк - несчастный
потерял сознание. Его голова начала дымиться, а волосы приняли пепельный
оттенок. Специальной щеточкой палач смел вылезшие волосы и сбросил их в
сторону, в общую, довольно большую кучу. Затем снял с гвоздя острую зубчатую
струну и снова приблизился к жертве.
      Перед тем как использовать свое орудие, мастер внимательно осмотрел
струну и проверил ее на прочность. Затем последовали два быстрых движения, и
уши полетели на пол.
      Подобрав струну потолще, человек в фартуке сделал еще два движения и
кивнул: можно забирать. Освободив голову, двое рабов взяли бесчувственное
тело и утащили прочь, а в зажимах остались висеть только руки.
      Улыбаясь каким-то своим мыслям, палач отстегнул их и положил в
отдельную кучу. Затем повернулся к Морису и будничным голосом произнес:
      - Проходи следующий...
      Между тем Лист уже порядком струхнул. До сих пор ему казалось, что еще
немного и он пробудится от этого страшного сна. Но реальность развивалась
своим чередом и счастливых пробуждений не ожидалось.
      Пленника подвели к зажимам и он не сопротивлялся, внешне казавшись
покорным. Даже его сопровождающие поверили, что клиент окончательно смирился
и не доставит беспокойства.
      Тот, что был слева, потянулся к запястью Мориса, чтобы было удобнее
вывернуть руку, если пленник вздумает сопротивляться. Морис отчаянно
рванулся, пытаясь высвободить руку, но раб был здоровым парнем и не думал ее
выпускать. Однако, он потерял равновесие и начал падать на Мориса.
      Последовал встречный удар головой в лицо и кровь хлынула на белую
одежду раба. Он схватился за сломанный нос и со стоном завалился на бок.
      Освободившейся рукой Морис тут же ударил второго охранника и тот
отлетел на кучу ошпаренных волос, картинно раскинув руки.
      Тем временем, палач, расширенными от испуга глазами, смотрел на Мориса.
      - Чего уставился, болван?! Живо сюда самого главного, кто только есть!
Я хочу говорить с императором, по важному делу!.. Я жду! - с этими словами,
Лист схватил человека в фартуке и, развернув его, наддал под зад коленом,
придавая нужное ускорение.
      Тот споткнулся и едва не упал, однако сумел выровняться и вскоре
затерялся в туманном сумраке зала.
      Морис огляделся: раб с подбитым носом, шмыгая и всхлипывая словно
ребенок, поспешно отползал на четвереньках, а его напарник, сидя на полу,
тряс головой и время от времени осторожно дотрагивался до нижней челюсти.
      - Что, брат, болит? - поинтересовался Морис. Сидящий на полу быстро
поднял голову и его лицо исказил испуг. Вскрикнув, он перепрыгнул через
каменное возвышение и исчез в полумраке.
      "Теперь нужно ожидать пробуждения всеобщего интереса," - подумал Морис
безо всякого энтузиазма.
      И действительно, его ожидания оправдались. Постепенно, со всех сторон
стали подходить рабы в белых одеждах. Они образовали плотный полукруг возле
строптивого бунтовщика и с неподдельным любопытством глазели на того, кто
воспротивился воле императорского правосудия.
      Подтягивались все новые силы. У некоторых в руках были палки и еще
кое-какие тяжелые предметы. А Морис отчаянно шарил по углам, в поисках хоть
какого нибудь оружия. Наконец ему повезло и он наткнулся на небольшой
кожаный мешок. Мешок был тяжелым в нем звенел металл.
      Не сводя глаз с враждебно настроенной толпы, Морис вытряхнул содержимое
на каменный пол. Видя, что бунтовщик ворует железо принадлежащее палачу,
толпа осуждающе загудела. А довольный Морис выбирал четырехгранные кованные
костыли и аккуратно раскладывал их на ладони.
      - Ну что, лысые, добровольцы есть? - взвешивая в руке дюжину тяжелых
гвоздей, спросил Морис и уверенная улыбка заиграла на его лице.
      Неожиданно толпа расступились и вперед вышел квадратный здоровяк, очень
серьезного вида.
      На его темно-коричневом блестящем теле, были видны все мышцы до единой.
Их грозная масса нервно подергивалась легкими судорогами, как поверхность
мутного пруда. Узкие глаза, словно щели бронетранспортера, надежно
гарантировали быструю и верную смерть.
      Губы этого монстра, сильно изуродованные в какой-то жестокой схватке,
не могли скрыть торчащие кривые клыки. Огромные кисти, висящие ниже колен,
сжимались в литые кулаки, пережевывая липкое и вонючее пространство.
      Широко развернув грудь, живой танк решительно двинулся на Мориса.
      Б-у-м-м, ударил первый гвоздь и вошел по самую шляпку.
      Б-у-м-м, б-у-м-м - легли в линию еще два. Танк недовольно рыкнул и
приостановился, затем справившись с болью снова пошел вперед.
      Морис размашисто метал гвозди в надвигающуюся гору, но его противник
продолжал идти, пока последние две заточки не вошли в горло и правый глаз.
      Монстр захрипел и, споткнувшись о низкий борт небольшого бассейна,
угодил в него целиком.
      Его последующий вопль был похож на внезапно оборвавшуюся пожарную
сирену. Жидкость забурлила и вся ее поверхность покрылась пеной нежно
розового цвета. Это был тот самый раствор, которым ошпаривали волосы.
      - Эй, это ты хотел говорить с императором? - среди насмерть
перепуганных рабов появился войсковой бригадир.
      - Я, - Морис сделал шаг вперед.
      - Следуй за мной! Но учти, если ты соврал, и ничего важного император
от тебя не услышит, смерть твоя будет страшной, муюм.

121

      В этот час, император сидел удобно расположившись в плетеном кресле,
выполненном из эластичных рыбьих ребер. Одет он был по-военному скромно, и
только бусы из железных шариков, да легкие тапочки, усыпанные жемчугом,
украшали его незамысловатый туалет.
      Ахха пребывал в хорошем настроении. Возле его ног, на расшитых алыми
цветами круглых подушках, полулежала прекрасная Каан, как на местный лад
переименовали муюмскую пленницу. Она стала женой императора и будущей
матерью наследника.
      Ахха был счастлив с молодой женой. Своей сухой коричневой ладонью, он
постоянно гладил свою Каан по шелковистым волосам или круглому плечику.
      Стоящие возле императора Моххад, Заппа и Сеик, а также другие
приближенные, на коих распространялась милость императора, с завистью,
наблюдали за божественным и его молодой женой.
      Казалось, что Анупа-Каан спокойно и даже безразлично принимала ласки
старика. Почти все время она лениво пожевывала сладости, уставясь в одну
точку.
      Раза два или три за день, в зависимости от количества государственных
дел, Ахха вставал со своего кресла и глаза его делались маленькими и
блестящими. Император поднимал с подушек свое сокровище и уводил его в
спальню.
      Спустя час или чуть больше, они снова появлялись. Подруга императора, с
неизменно сонными глазами, ложилась на подушки, тщательно взбитые в ее
отсутствие, а Ахха бодрый и помолодевший заводил любимые разговоры о войне,
легко решал суды и споры, много шутил.
      Когда стражники привели Мориса, император сидел в кресле с чашкой зе в
руке и о чем-то беседовал с Моххадом.
      Другая рука Аххи, по-хозяйски, оглаживала грудь Каан.
      Едва узника вывели на середину террасы, внимание всех присутствующих
обратилось на него. В том числе и самого императора.
      На лице Аххи появилась насмешливая улыбка.
      - Что я вижу? Наш строптивый Морри пришел просить прощение?!
      - Нет божественный, моя вина так велика, что я не могу и заикаться о
прощении! Но я принес тебе больше, чем мои извинения.
      - О!.. Я слышу мудрые слова! Это воздух старого Тротиума прополоскал
тебе мозги или сырые подвалы замка научили уму-разуму? - спросил Ахха едко
захихикал.
      Его смех был с готовностью подхвачен всеми присутствующими, но как
только император перестал смеяться, замолкли и все остальные.
      Продолжая жевать, Каан, отстранила руку своего хозяина и уселась
поудобнее. Затем потянулась, как кошка и зевнула.
      В наступившей тишине Морис продолжил.
      - Я слышал, что ты собираешься воевать, император. Ты будешь воевать
легко и без проблем, если я останусь живым и здоровым. Твои воины - храбрые
ребята, я сам видел их в бою, но их вооружение оставляет желать лучшего. Ну
что это за оружие, праща или игла? Я могу создать нечто такое, перед чем
праща, только жалкая игрушка, а о железных иголках вообще не приходится
говорить.
      Видно было, что слова эти задели за живое не только императора, но и
всех окружающих, и в глазах, Морис видел недоверие и ненависть.
      - Если ты струсил там, в замке, то так и скажи, и я, может быть,
помилую тебя! А эти сказки будешь рассказывать в помещении для рабов. Наши
отцы и деды создали могучее государство - империю Мго, используя старое
доброе оружие. И с его помощью мы подчинили себе даже земли муюмов... Мало
того, - тут Ахха повысил голос и встал с кресла, - С этим оружием мы
пересечем Поле Мертвых и завоюем Саарду - священную страну!
      Услышав такие ужасные слова, пускай даже из уст самого императора,
толпа непроизвольно шарахнулась по углам. Даже верный Моххад в страхе
прикрылся рукой от таких речей. Только Каан продолжала жевать и тупо
таращиться на стоявшего посереди террасы Мориса.
      Заметив, что в столь ответственную минуту, император остался один,
Морис громко, чтобы слышали все, сказал:
      - Браво, мой император! Я уверен, ты будешь правителем мира!..
      - Но только с помощью моего нового оружия, - добавил он уже тише, но
вполне отчетливо.
      Ахха посмотрел направо, потом налево и недовольно пожевал губами. Свита
постепенно приходила в себя, и кое-кто, с запозданием попробовал затянуть
прославляющий императоре речитатив.
      - Заткнитесь! Трусливые лесные обезьяны! - оборвал их император. -
Почему со мной остался только Морри?! - Ахха негодовал потрясая в воздухе
кулаками.
      Приближенные приниженно молчали.
      - Морри, когда ты сможешь показать свое новое оружие?!
      - Я сотворю его на твоих глазах, мой император, - смело пообещал Морис,
почувствовав перемену в настроении Аххи. - Но мне нужно выйти в сад.
      Придворные переглянулись, не понимая столь странной причуды пленного
муюма. Но император махнул рукой и стражник в доспехах, отошел в сторону,
пропуская Мориса к лестнице ведущей в сад.
      Уже через десять минут Морис снова поднялся на террасу.
      В его руках была свежесломаная палка, высотой в человеческий рост и
сухая камышинка. Усевшись прямо на пол, Морис принялся за сооружение первого
экземпляра своего чудо-оружия.
      Кроме палки и камышины, у него был моток воловьих жил, который он взял
у садовника, а также пушистое перо какой-то райской птицы.
      - Еще мне нужна игла без рукояти, - категорично заявил новоявленный
мастер и его просьба была немедленно исполнена.
      Ведь что бы там ни говорили, у Мориса был вид человека, который знал,
что делает. Насмешливые ухмылки приближенных императора сменились выражением
подлинного любопытства и незаметно, для самих себя, все присутствующие, шаг
за шагом, приближались к Морису, чтобы получить возможность заглянуть через