Ассиди Орлова. Тени войны

его плечо.
      Даже сам император и тот, беспокойно ерзал в кресле, удерживаемый от
проявления любопытства только важностью своего положения.

121

      Наконец, лук был туго натянут. Мастер тронул тетиву и она тонко запела.
Затем он вложил стрелу и поднялся. Придворные отпрянули в стороны и не
сводили глаз с предмета, которые держал в руках Морис. Предчувствуя
развлечение, Ахха поудобнее уселся в кресле и спросил:
      - Как же действует твое оружие, Морри?
      - Оно поражает на расстоянии, мой император.
      - На каком же расстоянии? - Ахха проявлял явное нетерпение.
      - В триста шагов, божественный!
      - Триста шагов?! - переспросил пораженный Ахха и даже привстал с
кресла. Он перешагнул, через прелестную Каан и подошел к Морису. - Я не
ослышался, ты сказал триста шагов?
      Морис молча кивнул.
      - Он лжет, великий Ахха! - пророкотал Моххад и схватился за рукоять
иглы. - Он лжет! Даже лучшие пращники Сеика поражали насмерть человека,
незащищенного ракушечным панцирем, на расстоянии, не превышающем сорок
шагов!.. Позволь, божественный, я вырву этот лживый язык !
      - Нет, Моххад... - остановил его император. Потом подумал несколько
секунд и добавил. - Мы проведем настоящие боевые испытания. Ты уверен, что
праща лучше этого оружия, а Морри с тобой не согласен. Готовы ли вы оба,
отстоять свою точку зрения?
      - Конечно, мой император, - поклонился Моххад.
      - А ты Морри?
      - Я уверен в победе.
      - Прекрасно, - обрадовался Ахха и хлопнул в ладоши. - Подайте Моххаду
пращу и шлем!..
      Прибежавшие стражники тотчас принесли все, что было необходимо. Моххад
надел свой клыкастый шлем и стал похож на готового к броску дикого зверя.
Неспешной походкой он отошел к стене и ему подали и снаряженную пращу.
      Нарвад императорских войск посмотрел на своего противника и усмехнулся.
Уж больно нелепо смотрелся этот жалкий муюм со своей гнутой палкой. В свою
очередь Морис тоже смотрел на Моххада и ему было жаль упрямого дикаря,
однако другого выхода не было и Морис решительно поднял лук.
      Мелкими брызгами разлетелась одна из раковин, прикрывавших грудь
Моххада и, постояв еще секунду, он грохнулся на пол лицом вниз. Стрела с
треском обломилась и ее оперение смялось. Нарвад лежал на полу не подавая
признаков жизни, но еще продолжал сжимать не пригодившуюся ему пращу.
      Морис опустил лук и посмотрел на присутствующих. По их землистым лицам,
он понял, что только что выиграл крупное сражение. Уже не рабом, а свободным
человеком, он снова спустился в сад, провожаемый взглядами безмолвных
придворных. Стоявший на лестнице стражник почтительно посторонился и Морис
вышел на зеленую лужайку. Он устало опустился на траву и сощурился от яркого
света Бонакуса.
      "Сегодня жарко, - подумал он. - Интересно, далеко ли здесь море?"

122

      Угольный фонарь слабо мерцал в углу приемного покоя Старшего жреца. А
сам он, опершись кулаками на массивный стол и угрюмо набычившись, слушал
доклад одного из своих многочисленных соглядатаев.
      Тарпу - так звали доносчика, старательно описывал все самые
незначительные подробности и обильно потел, робея под колючим взглядом
настоятеля.
      "И почему он хмурится? - думал Тарпу, - Ведь я никогда не опаздываю к
назначенному часу, никогда не вру, если мне нечего сказать, и рассказываю
все толково и правильно. Вон, сосед мой, Пирро-Склочник, на что никого на
дух не переносит, со всеми ссорится, но меня как увидит, всегда попросит,
расскажи мол, Тарпу, что-нибудь интересненькое. Ты, говорит, это можешь.
Хоть и знаю, что врун, да выдумщик, но гладко у тебя все выходит. От твоих
рассказов, говорит Пирро, мне так хорошо, будто кто-то в моей старой башке
ремонт делает, ей-ей."
      - Так где, ты говоришь, дали ему дом для мастерской, за Сладкой ямой? -
проскрипел недовольный голос.
      - Да, мудрый Алкаи, в том самом доме откуда неделю назад забрали
струнника вместе с женой и тремя детьми! - Тарпу, по-песьи склонил голову
набок и постарался заглянуть под густые брови хозяина. Ему очень хотелось
понравиться или хотя бы понять, отчего сердится Старший жрец. На железные
бляшки, получаемые за свои услуги, Тарпу едва сводил концы с концами и, как
раз сегодня, хотел попросить прибавки к жалованью.
      - А струнник был хороший. Его струнами половина Тротиума пользовалась,
а теперь люди и не знают откуда брать хорошие струны. Мясо стало нечем
резать, - Тарпу смахнул со лба крупную каплю пота и снова преданно уставился
на Старшего жреца. А тот молчал и только морщился, как от рыбьего жира.
      "Эх, - вздохнул доносчик, - опять недоволен. Вон, Пирро-Склочник
говорит, что он вообще тает от того, как хорошо я говорю и именно о том, о
чем надо говорить, а этому, вон, не нравится. Хотя, конечно, Пирро не
настоятель храма. Да и старуху свою, поговаривают, он придушил самолично.
Это он ее заставлял себе пятки чесать и маслом мазать, а старуха, известное
дело, возмутилась. Что это, говорит, за срам такой. Совсем, кричит, ты из
ума выжил, старый дурак. Я, мол, говорит, лучше умру, чем такой позор на
старости лет на себя брать - пятки тебе мазать, хоть, говорит, меня за этим
занятием никто и не увидит. Но кричала она, как рассказывал Сиго-Одноглазый,
громко, все слышали. А Пирро-Склочник - он что? Он не переносил, когда на
него орут, тем более его же черномордая старуха. На него двадцать лет в
армии бригадиры орали, но это бригадиры, а не старуха, причем его же, Пирро,
собственная старуха. Он и сейчас такой же нетерпимый и гордый, этот самый
Пирро-Склочник. Видать его потому так и назвали - "Склочник", а может и не
потому. Ну так, видать, он ее и задушил, эту свою старуху. И, конечно, был
прав. Нечего орать на всю улицу. Можно было и потерпеть. По молодости,
небось, обеими руками за его шерстяные штаны хваталась, а тут чуть что,
орать."
      - Уф! - выдохнул Алкаи и снова поморщился.
      - Что? - с готовностью переспросил Тарпу. Ручеек мыслей перестал
журчать в его остроугольной голове и он весь превратился во внимание.
      - Ничего... Что там делает этот, Морри? Ну, в этой мастерской, в доме
струнника? - настоятель опять тяжело вздохнул и осторожно дотронулся до
своего огромного живота.
      - Со всего Тротиума ему везут какие-то жерди, тростник, воловьи жилы -
целые клубки воловьих жил. Так, что еще?.. А еще перья разноцветные, железо,
но не денежное, а боевое. Много железа. Что он там будет делать, пока не
известно, но у входа стоят два стражника, а окна изнутри завесили циновками.
Вчера этот Морри ходил на базар, но ничего не купил. Разговаривал с
некоторыми людьми. По-моему, этот глупец хочет попасть в Саардские горы.
      - С чего ты взял? - недовольно пробурчал Алкаи.
      - Он разговаривал с водоносами и возчиками меда, а Саардские горы
хорошо видны от меловых карьеров и от Синих источников.
      - Ишь, умник... - мотнул головой настоятель и криво усмехнулся. - У
тебя все?
      И он снова бросил на Тарпу сердитый взгляд.
      Тот хотел было сказать о прибавке к жалованию, но Алкаи выглядел таким
сердитым, что доносчик не решился и только кивнул головой, что означало -
все.
      - Тогда иди, - разрешил Алкаи и, тяжело поднявшись из-за стола,
направился в нужник. В обед он сильно переел и теперь у него болело брюхо.

123

      Морис продолжал интересоваться Саардскими горами и всем, что говорили о
некой священной стране - недоступной и закрытой для всякого смертного.
      Ему в голову приходила мысль, что если и существовала разгадка его
злоключений, то она находилась именно там - в Саарду.
      Стараясь почерпнуть хоть какие-то полезные сведения, Морис осторожно
заговаривал на улице с незнакомыми людьми и с ним охотно общались, однако
стоило ему вспомнить о Саарду, как его собеседники спешили прочь, испуганно
оглядываясь по сторонам.
      Разговоры на такие темы в городе не поощрялись. Единственными людьми,
кто не боялся рассказывать о Саардских горах, были водоносы. Поднимаясь за
водой к Синим источникам они видели Саардские горы каждый день и поэтому не
упускали случая похвастать, что могут говорить на темы, будившие в умах
остальных горожан, глубокое почитание и страх.
      Тем не менее, Морис не прекращал своих попыток по сбору информации и
даже мазался специальной краской, чтобы придать коже фиолетовый оттенок и
сойти за местного жителя.
      Однажды на базаре к нему подошел водонос и предложил купить холодной и
свежей воды, принесенной от Саардских гор.
      Под пристальным взглядом Листа, водонос перестал улыбаться и
представился. Оказалось, что зовут его Радамеш и он давно наблюдает за
поведением иноземца.
      - Если добрый господин купит у меня воду, то по дороге к его дому, я
смогу рассказать много интересного, - сказал водонос и тихо добавил: - И мне
нет дела, зачем вам это нужно.
      - Ну хорошо, пошли. Считай, что твою воду я уже купил, - согласился
Морис и положил на ладонь водоноса плату превышающую стоимость покупки раз в
десять.
      Дела с изготовлением нового оружия шли полным ходом и мастер щедро
субсидировался из казны императора.
      - Когда я был еще ребенком, - заговорил Радамеш, - мой отец рассказывал
мне, что семья нашего императора была связана с Саарду.
      - Каким образом?
      - У императора была жена и звали ее Анис. Она не относилась к знатным
родам, но была очень красива и все время находилась при дворе, поскольку ее
отец служил при императоре ученым толкователем. Там она и попалась на глаза
нашему императору. Поговаривали, что отец Анис, когда-то пришел в Тротиум из
страны Саарду. Старые люди, те кто его видел, говорили будто черты его лица
сильно отличались от наших мголезских лиц, и я думаю, что скорее всего он
был одного с тобой племени, добрый человек.
      При императоре Тро всем, кто попадался за распространением таких
слухов, выкалывали глаза и отправляли в шахты... - внезапно водонос
остановился и проводил взглядом прошедшего мимо человека.
      - Ты чего? - спросил Морис.
      - Этот прохожий, что попался мне навстречу... Я вижу его в третий раз
за то время, что с тобой разговариваю. Там, на базаре, он стоял за моей
спиной.
      - Ты думаешь за нами следят? - спросил Морис и огляделся.
      - Я не знаю... Но возможно мне показалось. Слушай дальше, добрый
человек, - тихо произнес Радамешь и пошел дальше, сгибаясь по тяжестью
кувшина с водой.
      - Первую жену императора умертвили жрецы, когда она родила
ненормального ребенка. Анис была второй женой императора и все ждали от нее
наследника. В положенные сроки наследник появился и вся империя
отпраздновала это радостное событие. А потом, спустя какое-то время, Анис
скончалась в своей собственной постели.
      - Ее убили, или она действительно, умерла сама?
      - Наверняка этого не знает никто. Я имею ввиду в Тротиуме, а вот в
Саарду. Был только один свидетель старец - Паун Мена. Он имел свою школу и
учеников, которые обучались у него целительству, предсказаниям и другим
премудростям. Так вот, в ночь, когда умерла Анис, сам старец и его ученики
увидели перебиравшихся через дворцовую ограду людей. Их было двое и они уже
покидали дворец. Старец их окликнул и они пустились бежать. Тогда Паун Мена
напустил на них двух своих, самых крепких учеников и приказал догнать
злоумышленников. Куда, ты думаешь убегали эти люди?
      - В сторону гор?
      - Да, к Саардским горам. Учитель собственными глазами видел, как
беглецы бесстрашно двигались к запретной границе Поля Мертвых. Именно там их
и настигла погоня. Тогда один из злоумышленников поднял руку и из нее, со
страшным грохотом вылетел огонь, который поразил учеников Пауна Мены. А
потом эти демоны спокойно перешли запретную границу - и старец видел это
своими глазами.
      Когда он узнал о смерти супруги императора он пошел во дворец и
рассказал о происшествиях ночи начальнику охраны. А еще через день умер и
Паун Мена. Как и Анис он умер в своей постели, а поскольку учитель был
старым человеком, никто не придал его смерти никакого значения.
      Водонос остановился возле жилища Мориса и огляделся.
      - Никто на нас не смотрит, - успокоил его Лист.
      - Все что нужно они уже видели, - спокойно ответил Радамеш. - Твой
стражник пустит меня внутрь?
      - Не беспокойся, я скажу что ты со мной, - и Морис пошел первым, жестом
показав часовому, что водонос следует в дом.
      Радамеш занес воду на кухню и вместе с Морисом снова вышел на улицу.
      - Спасибо тебе за рассказ Радамеш. Будь здоров...
      - Подожди, - остановил Мориса водонос. - Я вижу, что ты настроен
решительно, поэтому знай - за последним из Синих источников начинается еле
заметная тропа и она идет вдоль границы Поля Мертвых. Идти нужно два дня и
тогда придешь к отшельнику. Он знает, как пройти через Поле. А теперь
прощай...
      Радамеш повернулся и вскоре скрылся за углом.
      Едва только Морис взялся за ручку двери, как вдруг услышал какой-то шум
и крики.
      Он быстро добежал до угла и увидел уже успевшую собраться толпу. Что
было в самом ее центре, можно было догадаться.
      - Надо же, камень с крыши упал и прямо на голову водоносу, - хлопая
себя по бедрам повторяла толстая женщина. - Подумать только, я могла
оказаться на его месте. Я была совсем рядом... - приставал она то к одному
то к другому, словно обижалась, что кирпич достался не ей.

124

      Открылась дверь и из раскаленного дневного воздуха, Бартон шагнул в
прохладный бокс.
      Он был в белоснежных шортах и пестрой гавайке - типичном туалете
здешнего климата. Его тронутые сединой волосы, атлетическая фигура и
выразительные глаза внушали симпатию. Не удивительно, что во всей колонии
Бартон пользовался значительно большим уважением, чем это требовал уровень
его должности.
      Том и Альфред поднялись с мест и молча наблюдали, как капитан
остановился у синего ящика и ткнул пальцем в кнопку выдающую апельсиновый
сок.
      Шкаф застрекотал и выдал пластиковый стаканчик с ледяным напитком.
Бартон выпил его в несколько глотков и зажмурился от удовольствия. Затем
бросил стаканчик в урну и, подойдя к своим подчиненным, сел напротив них.
      - Садитесь и вы, ребята. Как самочувствие?
      - Спасибо, сэр, мы в порядке, - за обоих ответил Том.
      - Оружие уже получили?
      - Да.
      - Хорошо. Надеюсь, помните, что применять его можно только в крайнем
случае. Объект не должен замечать вашей слежки. Сливайтесь с толпой,
становитесь настоящими мголезцами, но чтобы никакой стрельбы. Прошлая смена,
я имею ввиду Корниха и Липса, поспешила с водоносом и теперь они оба сидят
под домашним арестом и пишут объяснительные. Так что объект и пальцем не
трогать, - капитан Бартон замолчал и покосился на холодильный шкаф. Ему
снова хотелось сока.
      - Необходимо выяснить, сколько агентов протирают штаны в Тротиуме.
Поэтому брать этого мастера, будем тогда, когда убедимся, что он в городе
один. Хотя, это конечно, полный абсурд - засылать одного человека. Еще,
ребята, следует помните, что по вине, примерно таких, как вы болванов из
Армейской разведки в джунглях бесконтрольно бродит отряд, вооруженных до
зубов, диверсантов.
      - Разрешите вопрос, сэр?
      - Спрашивай, Том.
      - А не может тут быть ошибки? Системы Прайса зарекомендовали себя
хорошо, и вряд ли киллер-двойник оставил бы в живых хоть кого нибудь. Может
быть белая кожа, которую объект старательно замазывает краской, следствие
ненормальности? Может он мутант?
      - Знаешь, Том, тебе по должности не нужно думать так много, достаточно
чтобы ты толково выполнял приказы начальства. А остальное не твое собачье
дело. Я доходчиво объясняю?
      - Вполне, сэр. Прошу прощения.
      - Ну что ты я не в обиде. Нормальный рабочий момент. И поскольку ты
задал этот вопрос, я тебе отвечу... На самом деле, здесь еще не все ясно.
Киллер-двойник не вернулся с задания, а вместо него в городе появился
оригинал. Машина не могла уйти из сектора, пока в нем находится ее
раздражитель. В отличии от кибернетических организмов, системы Прайса
полностью лишены инициативы. Скорее всего, их встреча была. И если этот
мерзавец действительно угробил киллера, то его следует опасаться.
      Бартон тяжело вздохнул и продолжил:
      - Задача у нас нелегкая. С одной стороны осторожность, а с другой -
посмотрите этот паршивец мастерит папуасам луки. Ты зря улыбаешься, Альфред.
Придет время и он соберет для них гаубицу, а пушки в руках папуасов это...
Ну, ладно, готовьтесь. Вам уже пора идти.
      Том и Альфред надели маски и их точеные профили превратились в
расплюснутые фиолетовые лица аборигенов. Затем закамуфлировали руки
специальными перчатками и встали на металлическую платформу.
      Бартон включил рубильник и платформа ушла в глубокую шахту.

125

      На душе у Мориса было скверно. Вчера за весь день он не сделал ни
одного лука - все валилось из рук. Сегодня тоже. Сидя в своей душной
мастерской, он все время вспоминал рассказ водоноса и еле сдерживался, чтобы
не отправиться в горы немедленно.
      Его останавливало только то обстоятельство, что за ним следили
императорские шпики. И это было понятно, поскольку теперь он являлся
"государственным человеком", от которого зависел военный потенциал всей
империи.
      Морис опасался, что местная служба безопасности успеет перехватить его
и кто знает, сумеет ли он избежать участи раба еще раз?
      Однако сидеть в мастерской было тошно и Морис решил прогуляться, а
заодно постараться запомнить в лицо всех прикрепленных к нему шпиков.
      Приведя себя в порядок и подмазавшись фиолетовой краской, он надел
нарядное платье и вышел из дома.
      Морис ходил по людным улицам, останавливался возле лотков с фруктами и
торговался за деревянные пуговицы. Словом, старался вести себя, как ни в чем
не бывало, лишь, время от времени, скашивал глаза, чтобы запомнить своих
преследователей.
      Всякий раз это были одни и те же люди. Их было четверо - по двое с
каждой стороны улицы. Они вели слежку, как умели и стоило Морису ускориться,
сталкивались с прохожими, переворачивали столы с товаром и бежали дальше.
      Время шло и к полудню стало жарко.
      Морис протаскал свой "хвост" еще целых два часа и усталый, но довольный
вернулся в мастерскую.
      Такие прогулки он предпринимал еще несколько дней подряд и скоро
научился узнавать шпиков в лицо даже в плотной уличной толпе. Но вот какое
дело: Мориса не покидало ощущение, что кто-то еще неотступно следует за ним
по пятам, незаметный ни Морису, ни болтающейся на хвосте четверке
соглядатаев.
      Это ощущение появлялось и проходило, а однажды, теплым солнечным утром,
Морис вышел из дома с серьезным намерением, как следует погонять своих
подопечных.
      Он резво зашагал от самых своих ворот и, лавируя между редкими еще
прохожими, завернул за ближайший угол. Спиной чувствуя, что за ним бегут,
свернул в один, а затем еще в один переулок. Сзади громко топали и сопели.
      "Это хорошо, очень хорошо" - мысленно похвалил Морис своих
преследователей. И пустился бегом, как заяц, петляя по узким улочкам.
Наконец, оказавшись в совершенно незнакомом месте, беглец последний раз
завернул за угол и моментально сбросив красную накидку, надел ее зеленой
изнанкой кверху.
      Затем он очень эффектно сгорбился и разбитой старческой походкой,
поплелся дальше.
      Вскоре мимо него пробежали шпики. Не обращая внимание на старика, они
покрутили головами и повернули назад. Морис слышал, как они о чем-то
заспорили. Наконец, придя к общему мнению, вся четверка помчалась куда-то
еще. А Морис свернул в очередной переулок и с облегчением распрямился.
      "Ну вот, - подумал он. - Теперь можно и сматываться. Только куда это я
забрался?"
      Морис шел по заброшенному старому двору. Стекла в окнах домов,
оказались выбиты и в воздухе держался устойчивый запах плесени. Света было
мало, а небо виднелось высоко вверху, очерченное квадратом каменных стен.
      Под ногами громко хрустели глиняные черепки, и их хруст многократно
отдавался в каменном колодце двора.
      "Эхо," - подумал Морис. Он шел, запрокинув голову и рассматривал
опустевшие здания. В этом заброшенном дворе, Морис чувствовал себя несколько
неуютно и чтобы как-то приободриться, он начал насвистывать мелодию. Это
была старая хорошо известная песенка. Внезапно Морис забыл мотив и
остановился. Его свист мгновенно растворился в темных окнах. Никакого эха не
было. Морис резко обернулся - возле входа во двор хрустнули черепки.
      - А-а-а! - закричал Лист и помчался к выходу на улицу. В проулке тоже
побежали. Морис прибавил ходу, но невидимка все ускользал, успевая
поворачивать за очередной угол, когда Морис уже готов был его увидеть.
Неожиданно, он споткнулся и упал на мостовую. А за углом, куда ускользнул
неизвестный, послышался шум и непонятный треск.
      Наконец Лист поднялся на ноги и хромая, безо всякого притворства, вышел
на улицу. Прямо на мостовой, с зажатыми в руках боевыми иглами, лежали тела
четырех шпиков. По всей вероятности, они пытались задержать того, кто
убегал.
      Морис нагнулся, чтобы рассмотреть тела погибших.
      "Чем это их так?" - подумал он, рассматривая кровоточащие раны.
Неожиданно, что-то блеснуло в щели, между камнями мостовой. Морис осторожно
поднял маленький предмет и даже не поверил своим глазам. Это была
девятимиллимитровая гильза от автоматического пистолета.

126

      По желтой шероховатой стене садового домика, оставляя мокрый след,
сползал гигантский прозрачный слизняк.
      Добравшись до края, он завис на хвосте и, помедлив, плюхнулся в зеленую
лужу, потревожив рой толстых откормленных мух. Они тревожно загудели и стали
метаться в липком зловонном воздухе.
      Из полусгнившей кучи сваленных деревьев выскочило существо на двух
ногах, с телом покрытым лохмотьями кожи. Громко сопя жаберными щелями, оно
запрыгало по лужам, загоняя маленького, коротконогого зверя. Затем
последовал бросок и началась возня в илистой яме. Вскоре добыча была поймана
и сдавленно пискнув, испустила дух.
      Охотник поднялся с колен и, вывернув на изнанку свой желудок,
внимательно его осмотрел. Затем извлек оттуда, маленький отбеленный скелет и
отбросил в сторону, а на освободившееся место бережно положил тушку добытого
зверя. Желудок сомкнулся и существо, удовлетворенно посопев жабрами,
зашлепало по лужам к полуразрушенной каменной стене. Уродец нашел место с
самой теплой грязью и погрузился в нее с головой, чтобы поспать до
наступления ночи.
      Буферная зона жила своей жизнью, неумолимо губя любые проявления
разумного. Это был мир неподвластный ни эволюции, ни каким бы то ни было
законам.
      Когда-то один необдуманный шаг породил на этой планете людей, города,
языки, пытаясь за короткие мгновения пройти тот путь, который требовал
миллионов лет. И чем более этот, чуждый здесь, разум пытался подчинить все
своей воле, тем быстрее разрасталась опухоль буферной зоны. Природа
протестовала против непонятной ей логики и упрямо уравновешивала
несовершенство, доводя его до полного абсурда.
      На берегу небольшого озера, потрескивая смолистыми сучьями горел
костер. Возле костра сидел человек и пристально смотрел на синеватое пламя.
Этот несчастный был изуродован огромным горбом из которого росла
единственный рука. Она свешивалась перед лицом человека, делая его похожим
на скорпиона.
      От воды подул ветер. Кроны деревьев зашумели листьями и заскрипели,
трущимися друг о друга, ветками. Живущие в кронах зверьки, не удержавшись,
стали со стукам падать на землю, точно переспевшие яблоки. Человек у костра
прислушался и поднявшись на ноги, пошел к ближайшему дереву.
      Заслышав его тяжелые шаги, зверюшки закопались в грунт и затаились.
      Тогда охотник пригнулся к самой земле и его подвижный нос зашуршал по
сухой листве. Мышцы горба напряглись и мощная рука легко вспорола толщу
дерна.
      Поймав добычу, человек-скоропион аппетитно захрустел нежными
косточками, не замечая темного силуэта, застывшего позади него. Силуэт
сделал шаг и, словно почувствовав его движение, человек повернулся.
      С дерева сорвался плод. От удара о землю он раскололся и во все стороны
брызнула сочная мякоть.
      Человек потянул носом воздух, но не заметив опасности, отвернулся и
продолжил ужин, а безликий силуэт, за его спиной, сделал еще один шаг и
взмахнул острой конечностью. Удар едва не снес человеку-скорпиону голову и