Баранов Юрий. Позывные дальних глубин

   Знакомый берег отдалялся, и вместе с ним уходило прошлое, становясь уделом памяти. Тем не менее, за непроглядью тумана Егор будто оставлял частичку самого себя. Он ни от чего не отрекался и ни о чём не жалел. Как долго будут помнить о нём на том, оставшемся берегу, он не знал. Теперь это не имело особого значения. Да и кому он там, кроме Кузьмы с Вадимом, нужен? Хотелось обо всём забыть, и всё начать сначала. И случай такой снова ему представился. Ждал Непрядова новый экипаж и другая субмарина - скоростная и мощная, равной которой по её достоинствам пока что нигде в мире не было. Как никогда прежде Егор чувствовал обращённые к нему голоса дальних глубин. Верилось, что только там, в немой их тишине, он мог бы вновь обрести душевное равновесие и покой, забыв о всех своих земных несчастьях. Эти неведомые глубины не казались ему угрожающе чуждыми и злыми. Там навеки оставались его отец и мать. Это успокаивало и роднило с тем, что было сокрыто в бездне под килем корабля. Океан снова манил Егора к себе, и он безоглядно шёл на его всемогущие позывные.
 
   ПОДЛОДКА УХОДИТ ПОД ЛЁД
 
   Новую лодку Непрядов принял ещё на стапелях, когда заводские корабелы заканчивали на ней монтаж бортовых приборов и оборудования. Это был по всем статьям современный подводный атомоход, технические возможности которого поражали Егорово воображение, казались беспредельными. Прежние "дизелюхи", на которых до этого приходилось служить, не шли ни в какое сравнение с этим кораблём-красавцем, настолько совершенными и до мелочей выверенными представлялись плавные обводы его с могучего корпуса. Атомоход во многом напоминал собой гигантскую торпеду с кормовым крестообразным рулевым оперением и с возвышавшейся на хребтине обтекаемой юртой боевой рубки. Сам же сверхпрочный титановый корпус, которому под силу была километровая глубина, будто в чёрной лоснящейся перчатке втугую затянут специальным шумопоглащающим резиновым покрытием, позволяющим лодке оставаться неслышимой для чужих подводных "ушей". Поражала Егора и движительная мощь двух реакторов, в которые впряжена была лошадиная сила пятидесятитысячной конницы. А турбины выдавали на винт такую ошеломляющую подводную скорость, что впору было угнаться за быстроходным торпедным катером.
   Непрядов не без гордости сознавал, что ему поручено командовать самой скоростной в мире лодкой. Её главное предназначение заключалось в активной противолодочной борьбе - в том, чтобы искать, обнаруживать и, в случае необходимости, уничтожать вражеские подводные корабли. Её смертоносные зубы состояли из самонаводящихся торпед, крылатых ракет и специальных ракето-торпед с ядерными боеголовками. Сложнейшие электронные системы позволяли с тройной степенью надёжности полностью автоматизировать управление кораблём. Этой лодкой, по сути дела, можно было бы управлять, не выходя из центрального отсека. По всем характеристикам это был подводный корабль грядущего ХХ1 века, поспешившим заявить о себе в уходящем двадцатом столетии. Поначалу, правда, у Непрядова не совсем укладывалось в голове, что на вверенной ему лодке не будет ни одного матроса. Весь экипаж полностью состоял из одних офицеров. Исключение составлял разве что корабельный кок, имевший звание мичмана. Впрочем, начинка прочного корпуса была настолько мудрёной, что без инженерного диплома здесь просто нечего было делать. Но ведь и сам Егор сподобился чести командовать таким чудо-кораблём во многом благодаря тому, что после академии умудрился-таки защитить кандидатскую диссертацию. При его назначении на командирскую должность и это, надо полагать, сыграло свою роль.
   А кандидатура Непрядова утверждалась в самых верхах партийного аппарата и государственной власти - столь большое значение придавалось тем задачам, которые предстояло решать уникальной субмарине в просторах мирового океана. Словом, вместе с большими возможностями на его плечи взвалилась и соответствующая по весу ответственность. Но при этом оказывалось и полное доверие. Егор почувствовал себя как бы в ином измерении времени, когда собственные часы показывали не столько на прошлое, сколько ориентировали на предстоящее. Он весь был в предчувствии каких-то пока неведомых, но значительных событий, непременным участником которых ему предстояло быть вместе со всем экипажем. Пока же ясно было лишь одно - в перспективе маячили долгие океанские походы для выполнения особо важных заданий командования. Возможно, в ходе их не исключались и некоторые экстремальные ситуации, подобные тем, в которых Непрядову приходилось уже бывать, находя при этом оптимальный выход. Надо полагать, именно это качество Непрядова всё же оценили по достоинству, вверяя ему новейший корабль вместе с элитным экипажем.
   Едва ли не самой необычной представлялась полученная им привилегия набирать экипаж целиком по своему усмотрению и под собственную ответственность, не считаясь даже ни с чьими советами и пожеланиями. Егор в полной мере воспользовался этим правом, хотя далеко не всем по вкусу пришлась такая его исключительная самостоятельность, спущенная с самого "верха".
   Для начала Непрядов непреклонно заявил, что берёт к себе в старпомы, а по сути вторым сменным командиром, кавторанга Колбенева. И это несмотря на то, что Вадим к тому времени пребывал в опале, поскольку по принципиальным соображениям окончательно разругался с Широбоковым и был выведен за штат. На все доводы, что политработник из Колбенева якобы получился никудышный, следовал не менее веский аргумент, что навигатор и старший помощник он -превосходный. К тому же на столь уникальном корабле, с крайне ограниченной численностью экипажа, никто другой, кроме Колбенева, не мог бы лучше совмещать обязанности старпома и политработника. Предусмотрительным штабным "аристократам" ничего не оставалось, как дать "добро", поскольку никому не хотелось своим несогласием или особым мнением засвечиваться в верхах. А отличавшееся от других мнение Широбокова уже не имело особого значения. Оно рутинно затерялось в каких-то инстанциях.
   С остальными членами экипажа было проще. Не составило особого
   труда перетянуть на свою лодку всех тех, кому сам Егор полностью доверял. Вторым старпомом на лодке стал Обрезков. На борту новой непрядовской субмарины оказались и вечно унылый доктор Целиков, и хитроватый одессит минёр Дымарёв, и неизбывный морской романтик и пушкинист штурман Скиба. Как раз к спуску корабля на воду подоспел механик Теренин, который переучивался в центре специальной подготовки с дизелиста на ядерщика. А радиотехническую службу возглавил старший лейтенант Пётр Хуторнов - тот самый "вундеркинд" с оттопыренными ушами, который, по выражению самого же Непрядова, рождён был гидроакустиком. Как выяснилось, он окончил ВВМУРЭ и успел уже послужить на атомоходах. Хуторнов сам разыскал Непрядова, попросился к нему в команду и по старой доброй памяти, конечно же, был зачислен в штат.
   Сотворение подводной лодки подобно рождению ребенка. Она так же долгое время вынашивается в утробе конструкторских бюро и лабораторий, прежде чем в заводских цехах начнёт обретать свою стальную плоть, по жилам которой потечёт живительная "кровь" электричества, гидравлики, воды и пара. Её будут учить плавать у родного берега, бережно поддерживая, как малыша, делающего с помощью матери первые робкие шажки. А когда лодка достаточно повзрослеет и окрепнет, её уже со спокойной душой отпустят от родительского причала в самостоятельную жизнь, в дальние моря и океаны.
   Точно так было и с непрядовской атомариной. Больше всего Егору запомнилось не то, как она, сопровождаемая сонмом вспомогательных судов, опекаемая всевозможными наставниками и советчиками, отправлялась на ходовые и государственные испытания, а когда экипажу, наконец, дозволено было выйти в море самостоятельно.
   Непрядов, как обычно, стоял на ходовом мостике. Заполярное небо по осеннему серчало и хмурилось, без конца моросил холодный мелкий дождь, а на душе у Егора было тепло и радостно, оттого что не по календарю пришла весна. Егор жаждал всем своим нутром, каждой клеточкой собственного естества, ощутить родственное единение с могучим организмом своего корабля. Хотелось как бы заедино чувствовать, мыслить и даже... сопереживать.
   Атомоход представлялся огромным нарвалом с непонятным пока норовом и привычками. Его только предстояло ещё укротить, сделать ручным и покладистым. Огромным своим рылом он зарывался на ходу в воду, будто хорошо натренированный пловец, стремящийся на дистанции не высовываться головой на поверхность. Забранные тугой резиной бока нарвала холёно, сыто лоснились. Оба реактора, преобразуя чудовищную энергию ТВЭЛов в паровую мощь турбогенераторов, неустанно раскручивали кормовой винт, придавая кораблю почти неслышимый надводный ход. Можно было лишь вообразить, как лодку влечёт упряжка в 50 тысяч лошадей. Вероятно, до самого горизонта, сколько хватит глаз, вихрем неслась бы перед форштевнем эта воображаемая конармия.
   По выходе из губы Непрядов скомандовал "полный ход". Команду мгновенно исполнили. При этом командир не услышал привычно
   ломившего уши рёва дизелей. Могучее тело субмарины лишь слегка
   напряглось в плавном ускорении, преодолевая лобовое сопротивление, и потоки воды бешено понеслись по бортам. Тотчас две волны, рождённые мощным движением "нарвала", начали расходиться от форштевня подобно гигантским усам. Доходя до самого берегового уреза, они как бы поддразнивая и резвясь, щекотали белыми всплесками отдалявшиеся гранитные скалы. Чайки вскоре поотстали, не в силах угнаться за стремительно уходившим кораблём.
   Снова Егор был спокоен и твёрд, как прежде уверен в себе и в своих людях. Рядом были его старые друзья и верные, испытанные сослуживцы, с которыми довелось в морях "съесть" не один пуд соли, с кем породнились и в радости и в беде. Вот рядом Кузьма Обрезков, который скорее сдохнет, чем обманет или предаст. Щурясь встречному ветру, он покуривает в рукав и поводит под альпаковой курткой налитыми покатыми плечами, будто на них ещё непривычно давят погоны с недавно приколотыми звездочками капитана второго ранга. А в центральном вахтой правит Вадим Колбенев. И в нём Егор уверен как в самом себе. Теперь все трое они почти на равных умели управлять этим великолепным, умным кораблём. А лодка действительно была необычной. Из её штатного расписания исчезли многие должности, которые по традиции исполнялись матросами и старшинами срочной службы. Отныне здесь вовсе не нужно было ни клапана вручную крутить, ни давить на рычаги и рукоятки. Автоматизация всех рабочих процессов была полнейшей. Воистину это был подводный корабль грядущего века - настолько он ещё непривычен был в своём техническом совершенстве.
   Операторы в офицерских званиях сидели в удобных кожаных креслах за пультами управления и играли на клавишах компьютеров. А в самом центральном так просторно, что впору давать бал. Даже шахты перископов, частоколом высившиеся посреди помещения, представлялись декоративными колоннами, торжественно подпиравшими своды дворцового зала. И в помине здесь не было столь привычной по старым дизельным лодкам тесноты от скученности множества людей. Глаз ласкал ровный дневной свет неоновых светильников. Трубопроводы и кабели упрятаны под светло-серыми облицовочными панелями, а мощные кондиционеры держали комнатную температуру и обеспечивали свежесть воздуха.
   В расчётной точке атомоход канул в глубину. С верхнего мостика офицеры перешли в центральный. Здесь уютно как у себя дома: светло, тихо и сухо. Кому теперь и какое дело до того, что наверху промозглая сырость и злая непогодица. В прочном корпусе лодки всем теперь хорошо, как у Христа за пазухой.
   Переодевшись, Егор занял свое командирское место. Дисплей непрерывно выдавал ему все необходимые параметры хода корабля, состояние всех его систем и механизмов. По большей части командир видел только спины своих подчиненных, которые трудились на боевых постах по всему периметру отсека. Отчего-то подумалось, что это уже не офицеры в их обычном понимании, сколько чиновный люд подводного ведомства. Даже на вахту здесь полагалось заступать не в обезличенных синих куртках со штатными нашивками на карманах, а в свежих кремовых сорочках и при галстуках.
   В принципе, почти весь поход можно провести в центральном и в жилых отсеках, совсем не заглядывая в опломбированные носовые и кормовые помещения. Там вся работа осуществлялась автоматически, без прямого вмешательства человека - от управления ядерными
   реакторами и турбинами до запуска крылатых ракет и стрельбы торпедами. Но главное преимущество состояло в том, что до предела сокращалось время на все операции по управлению кораблём.
   Впрочем, Непрядов заставил себя не слишком-то обольщаться необычайными возможностями своей лодки, казавшимися поначалу беспредельными. Он знал, что его "нарвал" может лишь прикидываться послушным, что и на этот раз, как всегда, приходится ловить свою командирскую удачу, которая зависела не только от него, но и от тех, чьи спины и затылки маячили перед глазами. А предстояло им всем в глубинах моря Гиперборейского найти и "уничтожить" чужой атомоход - ещё до того, как он изготовится к залпу баллистическими ракетами.
   - Легко сказать: найти и уничтожить, - ворчал по этому поводу Обрезков, сидевший за своим пультом справа от командира. - Она же, вражья стерва, сама может нас, как пить дать, первой торпедами "долбануть".
   - Иными словами, постарается нас "объегорить", - намекнул Колбенев.- Это же твоя школа, Егор Степанович, так что не взыщи, в случае чего.
   Непрядов лишь досадливо отмахнулся. А дело было, конечно же, не в той самой "стерве-лодке". В конце-то концов, не будь той самой, так нашлась бы любая другая по их душу. Просто, командовал подводным "супостатом" не кто иной, как бывший Непрядовский старпом Савва Тынов. Его командирская звезда, на удивление всем, взошла на служебном небосклоне необычайно стремительно и ярко. Это был тот редкий случай, когда несомненный талант был не только вышестоящим
   начальством вовремя замечен, но и ему дали ход. А в результате, флот приобрёл ещё один экипаж, которым не грех было гордиться. Но произошло это всё именно с подачи Непрядова, разглядевшем в своём грубоватом старпоме несомненное командирское дарование.
   Вот и получалось теперь, что кто уж кто, а Тынов досконально знал все повадки и хитрости своего первого наставника. Выходило, что обучил Егор Саввушку всем премудростям морского подводного боя на свою же собственную голову. Конечно же, смышлёный ученик постарается доказать своему учителю, что наука его не прошла даром.
   - Ну, что ж? - сказал Вадим. - Посмотрим, как яйца курицу учат, - и тут же рассудил. - А с другой стороны, не так уж и обидно будет от Саввушки пинка получить, если проиграем бой. Как-никак, свой всё же человек.
   - Но-но! - возмутился Кузьма, - Это мы ещё поглядим. Пускай лучше у Саввушки твоего задница чешется.
   - Ладно, отцы-командиры, - уже серьезно сказал Егор. - Давайте думать будем.
   И они втроем склонились над прокладочной картой, где было прочерчено движение корабля и обозначена складывавшаяся обстановка.
   Примерный район поиска был известен. Полученные разведданные называли весьма приблизительные координаты, и поэтому больше приходилось полагаться на собственную интуицию и командирское везение.
   На второй день пути, когда лодка подошла к заданному квадрату, общее напряжение в центральном усилилось. Вахтенные работали на боевых постах с повышенным вниманием, стараясь тем не менее, выказывать перед командиром своё хладнокровие и выдержку. Все
   чувствовали приближение подводной дуэли, когда противники, обнаружив друг друга, начнут сходиться на дистанции торпедного выстрела. Неотвратим и скоротечен встречный бой. Грозные самонаводящиеся торпеды у каждого на "товсь". А удача зависит от того, кто теперь первым обнаружит своего "супостата", непрерывно прощупывая океанскую глубину посылками гидролокаторов.
   Который раз Егор убеждался в неоспоримом даровании своего "ушастого вундеркинда", как он по привычке величал про себя Петю Хуторнова. Тот по-прежнему каким-то невероятным чутьём угадывал шумы на запредельных дистанциях. Казалось, нормальному человеку такое сотворить просто не под силу. И лишь спустя некоторое время на экране локатора появлялась характерная пляшущая метка. То вытягиваясь, то сужаясь, маленькое зелёное пятнышко служило подтверждением того, что какая-то цель действительно появилась.
   Тотчас гнусаво крякал ревун, и подвахтенные офицеры, выскакивая по тревоге из кают, спешили занять свои места по боевому расписанию. Только на этот раз даже Пете Хуторнову не везло, и тревога в очередной раз оказывалась ложной. По мере того, как дистанция до цели сокращалась, в наушниках отчетливее слышалось характерное "чавканье" винтов, шелестящие покачивания бортов на волне. И тогда становилось как Божий день ясно, что цель надводная: быть может рыболовный сейнер, танкер, сухогруз. Да какая ж разница, если это совсем не то, что все так упорно ждали. И Петя страдал от уязвлённости своего самолюбия, поскольку не оправдывал пока возлагавшиеся на него надежды.
   А цель всё ближе. Вот к шумам начали примешиваться металлические поскрипывания... Ну, так и есть, это сейнер,
   который идёт с выставленным тралом. Значит, гребёт себе селедку. "Каждому своё, - рассудил Непрядов. - Рыбакам - рыба, а нам- консервы". И очередной раз дал отбой тревоге. Опять начинается поиск в обычном рабочем режиме.
   Время текло, но "противник" ничем себя так и не обнаружил, будто его вовсе не было в заданном квадрате. Но в том-то и дело, что он реально существовал и, возможно, сам уже нащупал Непрядовский атомоход "ушами" своих чутких локаторов. Могло статься, что он ждал только подходящего случая, когда Непрядов занервничает, замечется в поисках неуловимого "супостата". Вот тогда и можно было бы Саввушке подловить Егора на упреждающей атаке.
   Но глубина была чистой, зелёный луч развёртки безнадёжно бегал по окружности индикатора, не находя ни единой зацепки.
   Близилось обеденное время. Мичман Расходов доложил, что в кают-компании стол уже накрыт. И Егор дал "добро" харчиться. Сам же немного помедлил, задержавшись на рабочем месте. Поиграв клавишами, вывел на экране командирского компьютера необходимые контрольные данные и ещё раз убедился, что все корабельные системы пребывают в норме. Теперь пора и знаменитый Митин гороховый суп с гренками отведать.
   Кают-компания субмарины представляла собой довольно просторный, изысканно отделанный салон. Корабельные проектировщики не поскупились, чтобы создать здесь для команды максимум удобств. Как полагается, посреди помещения стоял общий обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью, а по его периметру располагались удобные кожаные кресла с вращающимися сиденьями. Здесь же находился отделанный под "ретро" буфет с посудой. Рядом
   изящная кушетка и столик для игры в шахматы. На переборках картины в позолоченных рамах. Если же кому-то захочется помузицировать, то есть и пианино.
   За столом сидели человек двадцать - сразу половина команды. Когда Егор вошёл, офицеры встали, приветствуя его. Лишь после этого началась трапеза. Таков непременный порядок, заведенный ещё со времен парусного флота, и на современном атомоходе он ничем не отличается от любого другого военного корабля, находившегося под флагом и вымпелом. Обедали не торопясь, но поглядывая на бортовой хронометр. Обстановка всё же не давала покоя.
   - Товарищ командир, прямо по курсу начинается ледовое поле, - доложил по трансляции Хуторнов. Дистанция...
   - Обследовать кромку в режиме шумопеленга! - громким голосом распорядился Непрядов, задержав у рта ложку. - Докладывать обстановку через каждые десять минут.
   - Есть, через десять минут, - принял команду Хуторнов и отключил динамик.
   Непрядов принялся проворнее доедать суп, с опаской поглядывая при этом на динамик. В любую секунду Егор готов был сорваться с места и бежать в центральный. А Целиков отреагировал на это глубоким вздохом и умоляющим взглядом святого мученика, страдавшего за всю команду. Уж который раз он убеждал, умолял и требовал, чтобы во время еды никто бы не торопился, не глотал бы в спешке пищу, обжигая нёбо. Это же верный путь к гастриту, от которого и без того не застрахован ни один подводник.
   - Горизонт чист, - через положенное время снова доложил начальник радиотехнической службы, однако в его голосе, как показалось,
   не было твёрдой уверенности. Это Егора настораживало. Допив компот, он поторопился снова подняться в центральный. Попутно заглянул в рубку гидроакустиков. Там полумрак и тишина. Лишь посылки гидролокатора монотонно вскрикивали на одной ноте, будто неведомый музыкант играл бесконечное пиццикато на единственной струне.
   - Горизонт чист, товарищ командир, - подтвердил Хуторнов, поворачивая в сторону Егора подсвеченное индикатором и оттого жутковато-зелёное узкое лицо. В это мгновенье он походил то ли на отшельника из горной пещеры, то ли на вурдалака из преисподней.
   - А как ваше чутьё, Пётр Иванович? - осторожно напомнил Непрядов, понизив голос и тем самым как бы приглашая своего "вундеркинда" к интимной откровенности.
   - Да что там чутьё! - отозвался Хуторнов. - Его же на индикаторе не покажешь и в вахтенный журнал не занесёшь.
   - А если конкретнее, - настаивал Егор.
   Хуторнов шумно вздохнул, помедлил, как бы набивая себе цену, потом все же выдал:
   - Вообще-то, не нравится мне сектор по курсу норд-норд-ост.
   - Точнее.
   - Да примерно тридцать пять градусов справа.
   - И почему же? - допытывался Непрядов.
   - Ну, сам не знаю, - раздражённо отвечал "ушастый вундеркинд". - Ведь ничего же такого нет, а вот ждёт сердце какой-то гадости именно оттуда. Звуковой фон какой-то не такой,.. - скорее предположил, чем уверовал в это Хуторнов.
   - Что ж, ваше предчувствие - это ведь и моё предположение, - сказал Непрядов. - А это уже кое-что. Усильте поиск по курсовому тридцать
   пять справа.
   Водрузившись в свое кресло, Егор крепко задумался. Всё настойчивее и неотвязней мучила его догадка, что опасность внезапного нападения в большей мере исходила со стороны ледяной шапки, под покровом которой вполне могла прятаться Тыновская лодка. Во всяком случае, на месте Саввушки Непрядов именно так бы и поступил. С Непрядовым согласились и оба его старпома, когда он высказал им своё предположение. Правда, Вадим с оговоркой, что прятаться подо льдом небезопасно, тем более что без крайней необходимости: обстановка ведь не боевая. Зато Кузьма посчитал такой, как он выразился, "подводный трюк" вполне в духе Саввушки.
   Неопределённость обстановки настораживала Непрядова, заставляла слегка нервничать. Впрочем, он хорошо знал, как важно в такие минуты держать нервы "в узде". Основное внимание он старался сосредоточить на том, чтобы разгадать замысел Тынова. Тот наверняка выбрал какой-то оптимальный тактический вариант атаки и, возможно, уже приводил его в действие.
   То и дело Егор бросал взгляд на дублирующий экран гидролокатора. Но луч развёртки продолжал медленно и плавно раскручиваться по часовой стрелке, по-прежнему ничего не выдавая. И невольно стало закрадываться сомнение, да есть ли вообще на сто миль вокруг хоть одна живая душа, хоть что-нибудь рукотворное, на что могут отреагировать чуткие бортовые приборы?
   В отсеке была вполне нормальная комнатная температура, а у Непрядова начали от напряжения проступать на лбу капельки пота. Он полез в карман за носовым платком, при этом кощунственно подумав, "Эх, сейчас бы пивка холодненького с воблой!.."
   - Есть пеленг, товарищ командир, - вполне спокойно, как бы между прочим, выдал динамик голосом Хуторнова.
   Егор впился взглядом в экран локатора, только ничего там по-прежнему не разглядел.
   - Акустики, вы не ошиблись? - переспросил командир на всякий случай, поднеся к губам головку микрофона.
   - Никак нет, - упрямо стоял на своём Хуторнов. - Станция буквально мгновенье работала по курсовому тридцать справа. Но мы засекли.
   Рывком вскочив с кресла, Непрядов стремительно подошёл к планшету, на котором была прорисована обстановка. Он больше уже не сомневался в том, что должен был немедленно предпринять.
   - Ну и хитёр, - сказал Колбенев о Саввушке. - Выходит, он из-подо льда нас превосходно слышит и "видит", а мы его - нет.
   - И верно, большой циркач, - согласился Кузьма. - Ухватился рукой за сосульку и висит себе под крышей. Теперь только и ждёт, когда мы приблизимся на дистанцию торпедного залпа и вежливо подставим ему свой борт.
   - Пускай себе ждёт, - враз повеселев, Егор подмигнул дружкам. - Мы ему такого удовольствия не доставим.
   И Непрядов, укрепившись в собственной решимости, вознамерился "выкинуть" собственный трюк. Суть его он кратко изложил старпомам и те одобрили командирскую затею.
   - Вахтенный офицер, идём под лёд, - ободрённый поддержкой, приказал Непрядов. - Штурман, проложите курс под "шапку".
   Вся хитрость Непрядовского замысла состояла в том, чтобы не идти напролом на лобовое сближение с "супостатом", а попытаться незаметно подкрасться к месту его подводной засады с тыла. Для этого самому надо было войти в подводном положении под сплошную ледяную "шапку", простиравшуюся на многие сотни миль, и сделать там солидный крюк, нацеливаясь на исходную точку для собственной атаки. Правда, была определенная доля риска в том, что "неприятель" мог разгадать этот манёвр со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако у Непрядова в любом случае оставался ряд несомненных преимуществ. Его лодка была намного быстроходней, к тому же достаточно маневренной и вёрткой, чтобы уклониться от "вражеских" торпед в случае внезапной атаки. И уж без сомнения, в команде у Саввы Тынова не было "ушастого вундеркинда", который мог не только слышать, но и "просматривать" глубины своим необыкновенным чутьём на запредельной дистанции до цели. Во всяком случае, необыкновенно развитое чувство интуиции редко подводило Хуторнова.