Страница:
- Мы постараемся, пап, - отвечал сын.
А Егор думал, как он сейчас изумительно похож на свою мать - те же самые узнаваемые черты лица и особенно глаза - широко распахнутые, как у большой птицы...
- Вот с моря этот раз вернёшься, - делился Стёпка своими соображениями, - и я, наверное, попрошу твоего благословения... Дослуживать мне всё равно ведь меньше года осталось.
- Да неужто женишься?! - воскликнул удивлённо отец.
- Думаю, что уже скоро.
- И кто же она, уж не Светланка ли из соседнего подъезда? - предположил Егор, припомнив давнишнюю школьную подружку своего сына.
- Конечно же, она, - с улыбкой отвечал сын. - Мы ведь, Непрядовы, все однолюбы, как дедушка говаривал.
И не мог уже Егор вслух не посетовать.
- А всё же лейтенантом гляделся бы краше попа. И Светлана твоя, смекаю, ничего не имела бы против.
Степан на это ничего не ответил, только ещё упрямее сжал губы.
Не имел возможности Непрядов поближе познакомиться со своей будущей невесткой. Запомнил её девчушкой-школьницей, которая иногда по-соседски приходила к сыну делать уроки. Но какой она стала теперь, мог представить лишь со слов Степана. Надо полагать, Светлану совсем не смущала перспектива сделаться попадьёй. В том был её добровольный выбор, искреннее влечение сердца. Непрядов и здесь во всём доверялся сыну, надеясь на его правильный выбор, о котором он никогда не будет жалеть.
- Внука хочу, - напомнил Егор. - Вы уж с этим делом не откладывайте. А то мне, старику, на пенсии скучно будет.
Степан смущённо и таинственно улыбнулся, не желая пока раньше времени касаться этой темы. Поскольку прежде он должен был ещё закончить службу и поступить в духовную академию. Что же касается отца, то ведь и его понять можно - он мечтал о продолжении своего рода.
10
День выхода в море подкрался как-то незаметно. Как ни старался Егор, так и не переделал всех намеченных дел. Впервые казалось, что он оставляет на берегу что-то очень важное. Тяготило, что он так и не смог побывать в дедовой церкви, чтобы взглядом попрощаться с Непрядом, далёким предком своим. Тревожился за Стёпку, судьба которого окончательно не определилась. Болел душой и за Лерочку, которая во многом по его - Егоровой вине оказалась на чужбине. Кто знал, суждено ли когда-нибудь им снова свидеться, чтобы попытаться понять и
простить друг друга. Не хотелось даже в мыслях допустить, что Лерочка могла бы забыть его, выкинув из своего сердца. Слишком многое их в этой жизни связывало. И должна будет помнить хотя бы потому, что на всём земном шаре существует единственная точка, куда каждый из них, хотя бы порознь, станет непременно стремиться всю оставшуюся жизнь. Это могила их дочки. Верилось, что у заветной ограды они могли бы однажды снова повстречаться. С этой утешительной надеждой и собрался Егор выйти в море.
На этот раз поход слишком долгим не предвиделся. Предстояло обычное плановое патрулирование в высоких широтах. Обстановка, в целом, на морском театре была спокойной и не имелось никаких причин беспокоиться по поводу её возможного осложнения.
Как обычно, проводить Непрядовскую лодку на пирс прибыло всё штабное начальство. Пока не настало расчётное время отхода, офицеры курили, собравшись в кружок. А в сторонке скромно стоял Степан, дожидаясь, когда можно будет попрощаться с отцом. Егор кивнул ему, сейчас, мол, подойду, вот только отделаюсь от начальства.
Непрядов чувствовал себя как под прицелом снайперской винтовки. Командир дивизии, как всегда, благожелателен к нему, начальник политотдела - дипломатично сдержан, особист - по привычке двусмысленно улыбчив. Часом раньше Горохов провёл с Егором очередную беседу, порядком подгадив ему перед выходом в море настроение. На этот раз кавторанга мёртвой хваткой готов был вцепиться в Колбенева, почему-то потребовав его в море не брать, а оставить на берегу, в распоряжении политотдела. Егор с этим не согласился и настоял на своём. Горохов же, в свою очередь, дал понять, что сделает необходимые выводы уже в отношении самого Непрядова. Егор на этот намёк не отреагировал, чем окончательно взбесил самолюбивого особиста. Разумеется, Горохов мог бы за поддержкой обратиться к адмиралу, однако предпочёл этого всё же не делать. Возможно, он сомневался, что Бахарев без достаточных оснований согласится со списанием Колбенева на берег. Несговорчивый командир был всё ещё особисту не по зубам. Горохов, естественно, тешил себя мыслью, что у него оставались в руках все козыри, чтобы однажды "подмочить" Непрядову репутацию. А ждать он умел.
За несколько минут до отхода, стоя у трапа, отец с сыном напоследок обнялись. Крепко держа Степана за плечи, Егор полюбовался им: высок, статен, русоволос и мичманская форма ладно сидит на нём. "Ну, что б такому молодцу, спрашивается, на флоте не послужить?" - с сожалением снова и снова думал Егор. Пытался представить его в рясе и... никак не мог.
А сын, видимо, сердцем почувствовал отцовские мысли и тихо сказал:
- Не беспокойся, пап, со мной всё будет в полном порядке. Я тебе обещаю.
Ничего на это не сказал Егор. Лишь ещё крепче стиснул сына в своих руках. Потом легонько оттолкнул его от себя, будто отпуская на все четыре стороны свободного плавания и шагнул на трап, ведущий на борт лодки.
И в это самое время, непрерывно сигналя, на пирс влетел штабной "Уазик". Непрядов невольно задержался на трапе. Встрепенулись и провожавшие его офицеры, недоумевая, что бы это могло значить.
Выскочивший из машины офицер тотчас протянул адмиралу бланк телеграммы, пояснив при этом:
- Срочная, из Генштаба.
Сам же как-то странно глянул на Непрядова, давая понять, что сообщение касается его лодки.
"Опять какие-нибудь неприятности", - предположил Непрядов и на душе у него снова сделалось тоскливо и пусто. А здесь Горохов ещё сверлит глазами так, будто дырку проделать хочет или с потрохами сожрать...
Кончив читать, Бахарев с самым серьёзным, официальным видом подозвал к себе Непрядова и громко, чтобы все слышали, произнёс:
- Поздравляю вас, товарищ командир, с присвоением воинского звания контр-адмирал.
При этих словах Непрядов не столько обрадовался, сколько удивился, поскольку не верил, что такое вообще когда-либо возможно. Офицеры возбуждённо загалдели, принялись наперебой поздравлять его, пожимая руку. Он же в ответ сдержанно кивал и грустно улыбался, не чувствуя в себе особого торжества. Ощущение было таким, будто всё происходящее его не касалось.
Могло показаться, что не хотел верить собственным ушам и кавторанга Горохов. Никогда ещё Непрядову не приходилось видеть человека, на лице которого отражалось бы столько разочарования и досады. Впрочем, лично для Непрядова это не имело уже никакого значения.
Окончательно поверил Егор в своё новое звание лишь после того, как его снова обнял сын, в толпе еле протиснувшийся к отцу. Едва ли кто из всех присутствующих радовался за Егора так искренне и чистосердечно.
- Эх, знать бы чуть раньше, - посетовал Бахарев. - Я бы вам свои погоны подарил. У меня как раз парочка новеньких контр-адмиральских
дома завалялась. Всё же приятнее было бы с ними в моря идти. Да вот беда: уже поздно за ними кого-то посылать.
- Это не так уж важно, - успокоил комдива Непрядов. - Я не гордый, потерплю как-нибудь до возвращения с моря.
- Строго между нами, - доверительно шепнул Бахарев Егору, - Ваше адмиральское звание каким-то образом опередило назначение вас на мою должность. Получение приказа ожидается со дня на день, из Москвы мне уже на этот счёт звонили. - А вас куда? - учтиво полюбопытствовал Непрядов.
- В Москву, в переулок Козловского, - поскромничал "два Данилы", имея ввиду Главный штаб флота, - на должность начальника одного из отделов, - и предупредил. - Надо полагать, командиром вы идёте в море последний раз.
- Что ж, там видно будет, - неопределённо отвечал Егор.
На том и расстались. Время вышло, и с борта убрали трап.
Уже на мостике Кузьма по-свойски шлёпнул Непрядова по спине и посулил:
- Не расстраивайся, Егорыч. Мы тебе прямо к ватным штанам пришьём красные генеральские лампасы. Во, какие галифе будут! - и показал большой палец.
- Сам ты солдафон, - незлобно огрызнулся Непрядов и дал команду сниматься со швартовых.
Взбугрилась маслянистая вода у кормы лодки. Громада подводного корабля медленно, задним ходом отвалила от пирса. Провожаемая криком чаек, субмарина величаво пошла к выходу из гавани, нацеливаясь на океан. Оставшиеся на берегу люди какое-то время махали вслед уходившему кораблю руками. Потом, не дожидаясь когда он скроется за дальним поворотом в шхерах, моряки стали расходиться по своим обычным делам. И только высокий, стройный мичман долго ещё глядел в том направлении, где виднелся ещё смутный силуэт лодки. Что он ждал и о чём думал, никому не было ведомо. К тому же, на пирсе до него никому не было дела. Там снова началась привычная рабочая суета. Ворочались стрелы грузовых кранов, медленно передвигались тяжело гружёные торпедовозы. Со своими заботами сновал моряцкий люд, и часовые, как всегда, маялись у корабельных трапов. А мичман всё стоял и стоял у самой кромки пирса, погружённый в свои раздумья. Потом он что-то пошептал про себя и трижды перекрестил совсем уж было ушедшую лодку, благословляя её.
Мичман не двигался с места до тех пор, пока атомоход совсем не затерялся где-то вдали. Только после этого он пошёл прочь, его тоже звала служба.
11
Для моряка-подводника, так уж выходит, однажды всё может кончиться если не вполне естественным, то самым нелепым образом - даже любовь и сама жизнь, но только не прерванный поход, который становится вечным. Подлодка Непрядова с моря не вернулась. Её долго искали и какое-то время продолжали ещё ждать, надеясь на чудо, но потом, когда минули все разумные сроки, объявили без вести пропавшей. В предполагаемый район её исчезновения вылетали поисковые самолёты, которые с помощью чутких приборов обшаривали едва не каждый торос. Но сплошные ледяные поля были пустынны, безжизненны и немы. Можно было лишь гадать, что произошло с пропавшей лодкой. О ней вспоминали всё реже и реже. А потом она вообще стала достоянием истории флота Российского. Обвинять, либо оправдывать в случившемся экипаж и его командира не имело никакого смысла, потому как ни для того, ни для другого не было достаточных доказательств и фактов. Просто принял океан в очередной раз человеческие души, и оттого снова осиротела земля. Осталась лишь вечная память, да чьи-то невыплаканные слёзы.
А лодки опять из дальней гавани уходили в моря. В отсеках продолжали верить, любить, мечтать и надеяться на счастье, которого подводнику не так уж много отпущено. Конечно же, глубина стоила того, чтобы её однажды преодолеть, а потом уже в ней продолжать весь предназначенный путь, измеряемый ценой собственной жизни. Так было, так есть и так будет всегда, пока в живых останется хоть один моряк-подводник флота Российского.
12
Минули годы. В старинное русское село Укромово Селище однажды прислали на службу молодого иерея. Был он высок и статен, с аккуратной пшеничной бородкой и голубыми васильковыми глазами. Поселился в старом, давно заброшенном доме приходского священника, что стоял на холме подле такой же запустелой церкви. Начал молодой батюшка, по мере сил своих и с помощью мирян православных, поднимать из порухи и запустения храм Божий. Всё ещё могучие стены его покрылись лесами, застучали молотки, завизжали пилы. На звонницу вновь подняли сброшенный с неё и лежавший на земле колокол, укрепили его на железных растяжках, и снова начал он, будто корабельная рында, отбивать над Укромовскими полями и лесами время вечности.
Сам батюшка, как и полагается, правил службу в воссозданном храме, а всё свободное время проводил в подвале за колбами, да ретортами, - что-то "химичил", о чём-то раздумывал и мечтал.
Особым уважением люди прониклись к своему пастырю, как только стало известно, что молодой иерей весьма даже сведущ в пчеловодстве. И здесь он личным примером, да посильной помощью сумел поставить дело так, что редкий сыскался бы двор на селе, где не держали по два-три улья. Но и это, уверял батюшка, только начало...
А через год приехала к настоятелю храма его жена с пятилетним сынишкой. Подстать батюшке попадья была такой, что нельзя не залюбоваться ею. Миловидная, стройная, с пышной косой. Правда, намётанным глазом бабы тотчас определили, что матушка снова тяжела. Значит, быть скоро очередному прибавлению в семье их пастыря. И решили, что дело-то житейское. Детьми своими, как корнями, батюшка
прирастал к земле родной, а значит - навсегда.
Ну, а что же первенец? Мальчишка хоть куда! Смышлёный, непоседливый, крепенький как гриб-боровичок. То на звонницу без спроса залезет, то к пруду пойдёт уток погонять, а то вдруг хватается за молоток, чтобы помочь отцу что-нибудь подправить в доме. Родители, порядка ради, журили мальчишку, но не очень. Даже со стороны видно было, как они нежно любили малыша. Впрочем, отец всё же чуть построже к сынишке относился, зато мать баловала, души в нём не чая.
Отцу особенно нравилось наблюдать, как его мальчишка учился самостоятельно познавать окружавший его мир вещей и явлений. Хотелось всё же убедиться в том, насколько сбудется прорицание прадеда, который перед смертью предрёк праправнуку своему необыкновенно яркую и славную судьбу. И оттого батюшка порой даже робел перед собственным сынишкой, особенно когда заглядывал в его бездонные голубые глаза. Как знаком батюшке был этот глубинный взгляд! И ведомо было, откуда брала начало заключённая в нём сила...
Видел батюшка, как сын однажды зашёл в храм. Остановился подле старинной фрески и прямо-таки замер, силясь понять своим детским умом что-то очень важное. Мальчишка с удивлением глядел на огромные лучезарные очи, от которых исходило непонятное ему сияние, и чему-то улыбался. Он не знал ещё, что его собственные глазёнки, по детски чистые и ясные, были сродни тем очам и тому взгляду, который исходил из глубины веков, осеняя всё вокруг своей первозданной благодатью и святостью. Но его детские глаза были ещё выразительнее, оттого что были живыми.
Мальчишка не знал и того, что никогда ему не быть служителем вечности в этом храме, как того страстно желал отец. По отцовским, да
прапрадедовским стопам пойдёт его младшиё братишка, который пока не появился ещё на белый свет, пребывая до урочного часа в утробе своей матери. А старшенькому суждено будет по велению сердца пойти служить на флот и тем самым исполнить заветное предсказание мудрого старца. Испытав великие горести и беды, которые выпадут на долю флота Российского, да и всей земли русской, он тем не менее будет командовать большим подводным кораблём, достигнет немалых чинов и почестей, но в сущности своей навсегда останется мальчишкой с голубыми глазами отрока Непряда. И род его, мореплавателей и священнослужителей, не иссякнет до тех пор, пока жива будет земля русская.
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ
МОРСКИХ ТЕРМИНОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
Автономка - автономное плавание (жаргон).
Бак - носовая часть палубы от форштевня до фок-мачты.
Банка - лавка на гребном судне или катере.
Бачковой - дежурный матрос, ответственный за получение на камбузе бачков с едой для своей команды.
Бербаза - береговая база.
Боны - боно-сетевые заграждения, представляющие собой находящиеся наплаву брёвна или бочки, к которым крепятся кольчугообразные стальные сети. Используются для защиты внутренних акваторий военно-морских баз, портов, гаваней и рейдов от проникновения неприятельских подлодок и торпед.
БПК - большой противолодочный корабль.
БЧ-1 - Штурманская боевая часть.
ВВМУРЭ - Высшее военно-морское училище радиоэлектроники им. А.Попова.
Выгородка - частично отгороженное помещение на корабле, не имеющее дверей.
Гермоплафон - герметичный плафон освещения.
Гиперборейское море - старинное название Северного ледовитого океана.
Главкомат - главное командование флота.
Главпур - главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота.
Глухарь - корабельный гидроакустик (жаргон).
Гомо-акватикус - человек подводный (латынь).
Дисбат - дисциплинарный батальон, в котором по приговору трибунала отбывают наказание военнослужащие срочной службы.
Замначпо - заместитель начальника политотдела.
Кандейка - жестяная банка для отбросов (жаргон).
Кавторанга - капитан второго ранга (жаргон).
Капераз - капитан первого ранга (жаргон).
Комингс - выступающая над палубой часть трубы, вертикальной шахты, к которой крепится крышка люка.
Корабелка - корабельная радиотрансляция (жаргон).
КБР - корабельный боевой расчёт.
Леер - туго натянутый трос, служащий для ограждения борта.
Макаров С.О. - адмирал, известный русский флотоводец и учёный-кораблестроитель (1848 - 1904 гг.).
Морзавод - морской завод.
Мотыль - корабельный моторист (жаргон).
Надводники - экипаж надводного корабля (жаргон).
Нарывал - зубатый кит, имеющий на верхней челюсти закрученный бивень.
Начпо - начальник политотдела.
Начпрод - начальник продовольственной службы.
НЗ - неприкосновенный запас.
Нючепинг - шведский город на побережье Балтийского моря, где расположена военно-морская база.
Оверкиль - переворот корабля кверху днищем (жаргон).
Особист - начальник особого отдела.
Пакетник - электрический переключатель.
Переговорка - переговорное устройство (жаргон).
Подплав - подводное плавание.
Привальный брус - верхняя часть конструкции борта катера или шлюпки.
Примбуль - приморский бульвар (жаргон).
Провизионка - хранилище провизии на корабле жаргон).
Противолодочники - экипаж противолодочного корабля (жаргон).
РДО - радиодонесение, направляемое находящимся в море кораблём на берег.
Система ниппель - Высшее военно-морское училище со строгим пропускным режимом (жаргон).
Старлей - старший лейтенант (жаргон).
Студёное море - поморское название Северного ледовитого океана.
ТВЭЛ - тепловыделяющий элемент реактора подлодки.
ТВД - театр военных действий или зона оперативной ответственности.
Тифон - звуковой прибор для подачи корабельных сигналов.
Топ - верхняя часть мачты.
ТОФ - Тихоокеанский флот.
Тускарора - одна из наиболее глубоких впадин Мирового океана с отметкой 10.377 метров.
Чепчик - рабочий берет (жаргон).
Шкаф - жилая каюта на корабле (жаргон).
Шпангоут - поперечное ребро жёсткости бортовой обшивки корабля между днищем и палубой.
Шумопеленгование - определение направления на цель по шумам корабельных винтов.
Флагврач - флагманский врач.
Форштевень - передняя оконечность корабля.
Шторм-трап - отвесная лестница на корабле, состоящая из двух канатов, соединённых деревянными перекладинами.
ЭПРОН - Экспедиция подводных работ особого назначения, занимавшаяся судоподъёмом в 20-30 года прошлого столетия.
Ямамото - адмирал, командующий японской эскадрой, палубная авиация которой в декабре 1941 года нанесла внезапный и сокрушительный удар по американской военно-морской базе Пирл-Харбор, расположенной на Гавайских островах.
Ют - кормовая, задняя часть корабельной палубы.
А Егор думал, как он сейчас изумительно похож на свою мать - те же самые узнаваемые черты лица и особенно глаза - широко распахнутые, как у большой птицы...
- Вот с моря этот раз вернёшься, - делился Стёпка своими соображениями, - и я, наверное, попрошу твоего благословения... Дослуживать мне всё равно ведь меньше года осталось.
- Да неужто женишься?! - воскликнул удивлённо отец.
- Думаю, что уже скоро.
- И кто же она, уж не Светланка ли из соседнего подъезда? - предположил Егор, припомнив давнишнюю школьную подружку своего сына.
- Конечно же, она, - с улыбкой отвечал сын. - Мы ведь, Непрядовы, все однолюбы, как дедушка говаривал.
И не мог уже Егор вслух не посетовать.
- А всё же лейтенантом гляделся бы краше попа. И Светлана твоя, смекаю, ничего не имела бы против.
Степан на это ничего не ответил, только ещё упрямее сжал губы.
Не имел возможности Непрядов поближе познакомиться со своей будущей невесткой. Запомнил её девчушкой-школьницей, которая иногда по-соседски приходила к сыну делать уроки. Но какой она стала теперь, мог представить лишь со слов Степана. Надо полагать, Светлану совсем не смущала перспектива сделаться попадьёй. В том был её добровольный выбор, искреннее влечение сердца. Непрядов и здесь во всём доверялся сыну, надеясь на его правильный выбор, о котором он никогда не будет жалеть.
- Внука хочу, - напомнил Егор. - Вы уж с этим делом не откладывайте. А то мне, старику, на пенсии скучно будет.
Степан смущённо и таинственно улыбнулся, не желая пока раньше времени касаться этой темы. Поскольку прежде он должен был ещё закончить службу и поступить в духовную академию. Что же касается отца, то ведь и его понять можно - он мечтал о продолжении своего рода.
10
День выхода в море подкрался как-то незаметно. Как ни старался Егор, так и не переделал всех намеченных дел. Впервые казалось, что он оставляет на берегу что-то очень важное. Тяготило, что он так и не смог побывать в дедовой церкви, чтобы взглядом попрощаться с Непрядом, далёким предком своим. Тревожился за Стёпку, судьба которого окончательно не определилась. Болел душой и за Лерочку, которая во многом по его - Егоровой вине оказалась на чужбине. Кто знал, суждено ли когда-нибудь им снова свидеться, чтобы попытаться понять и
простить друг друга. Не хотелось даже в мыслях допустить, что Лерочка могла бы забыть его, выкинув из своего сердца. Слишком многое их в этой жизни связывало. И должна будет помнить хотя бы потому, что на всём земном шаре существует единственная точка, куда каждый из них, хотя бы порознь, станет непременно стремиться всю оставшуюся жизнь. Это могила их дочки. Верилось, что у заветной ограды они могли бы однажды снова повстречаться. С этой утешительной надеждой и собрался Егор выйти в море.
На этот раз поход слишком долгим не предвиделся. Предстояло обычное плановое патрулирование в высоких широтах. Обстановка, в целом, на морском театре была спокойной и не имелось никаких причин беспокоиться по поводу её возможного осложнения.
Как обычно, проводить Непрядовскую лодку на пирс прибыло всё штабное начальство. Пока не настало расчётное время отхода, офицеры курили, собравшись в кружок. А в сторонке скромно стоял Степан, дожидаясь, когда можно будет попрощаться с отцом. Егор кивнул ему, сейчас, мол, подойду, вот только отделаюсь от начальства.
Непрядов чувствовал себя как под прицелом снайперской винтовки. Командир дивизии, как всегда, благожелателен к нему, начальник политотдела - дипломатично сдержан, особист - по привычке двусмысленно улыбчив. Часом раньше Горохов провёл с Егором очередную беседу, порядком подгадив ему перед выходом в море настроение. На этот раз кавторанга мёртвой хваткой готов был вцепиться в Колбенева, почему-то потребовав его в море не брать, а оставить на берегу, в распоряжении политотдела. Егор с этим не согласился и настоял на своём. Горохов же, в свою очередь, дал понять, что сделает необходимые выводы уже в отношении самого Непрядова. Егор на этот намёк не отреагировал, чем окончательно взбесил самолюбивого особиста. Разумеется, Горохов мог бы за поддержкой обратиться к адмиралу, однако предпочёл этого всё же не делать. Возможно, он сомневался, что Бахарев без достаточных оснований согласится со списанием Колбенева на берег. Несговорчивый командир был всё ещё особисту не по зубам. Горохов, естественно, тешил себя мыслью, что у него оставались в руках все козыри, чтобы однажды "подмочить" Непрядову репутацию. А ждать он умел.
За несколько минут до отхода, стоя у трапа, отец с сыном напоследок обнялись. Крепко держа Степана за плечи, Егор полюбовался им: высок, статен, русоволос и мичманская форма ладно сидит на нём. "Ну, что б такому молодцу, спрашивается, на флоте не послужить?" - с сожалением снова и снова думал Егор. Пытался представить его в рясе и... никак не мог.
А сын, видимо, сердцем почувствовал отцовские мысли и тихо сказал:
- Не беспокойся, пап, со мной всё будет в полном порядке. Я тебе обещаю.
Ничего на это не сказал Егор. Лишь ещё крепче стиснул сына в своих руках. Потом легонько оттолкнул его от себя, будто отпуская на все четыре стороны свободного плавания и шагнул на трап, ведущий на борт лодки.
И в это самое время, непрерывно сигналя, на пирс влетел штабной "Уазик". Непрядов невольно задержался на трапе. Встрепенулись и провожавшие его офицеры, недоумевая, что бы это могло значить.
Выскочивший из машины офицер тотчас протянул адмиралу бланк телеграммы, пояснив при этом:
- Срочная, из Генштаба.
Сам же как-то странно глянул на Непрядова, давая понять, что сообщение касается его лодки.
"Опять какие-нибудь неприятности", - предположил Непрядов и на душе у него снова сделалось тоскливо и пусто. А здесь Горохов ещё сверлит глазами так, будто дырку проделать хочет или с потрохами сожрать...
Кончив читать, Бахарев с самым серьёзным, официальным видом подозвал к себе Непрядова и громко, чтобы все слышали, произнёс:
- Поздравляю вас, товарищ командир, с присвоением воинского звания контр-адмирал.
При этих словах Непрядов не столько обрадовался, сколько удивился, поскольку не верил, что такое вообще когда-либо возможно. Офицеры возбуждённо загалдели, принялись наперебой поздравлять его, пожимая руку. Он же в ответ сдержанно кивал и грустно улыбался, не чувствуя в себе особого торжества. Ощущение было таким, будто всё происходящее его не касалось.
Могло показаться, что не хотел верить собственным ушам и кавторанга Горохов. Никогда ещё Непрядову не приходилось видеть человека, на лице которого отражалось бы столько разочарования и досады. Впрочем, лично для Непрядова это не имело уже никакого значения.
Окончательно поверил Егор в своё новое звание лишь после того, как его снова обнял сын, в толпе еле протиснувшийся к отцу. Едва ли кто из всех присутствующих радовался за Егора так искренне и чистосердечно.
- Эх, знать бы чуть раньше, - посетовал Бахарев. - Я бы вам свои погоны подарил. У меня как раз парочка новеньких контр-адмиральских
дома завалялась. Всё же приятнее было бы с ними в моря идти. Да вот беда: уже поздно за ними кого-то посылать.
- Это не так уж важно, - успокоил комдива Непрядов. - Я не гордый, потерплю как-нибудь до возвращения с моря.
- Строго между нами, - доверительно шепнул Бахарев Егору, - Ваше адмиральское звание каким-то образом опередило назначение вас на мою должность. Получение приказа ожидается со дня на день, из Москвы мне уже на этот счёт звонили. - А вас куда? - учтиво полюбопытствовал Непрядов.
- В Москву, в переулок Козловского, - поскромничал "два Данилы", имея ввиду Главный штаб флота, - на должность начальника одного из отделов, - и предупредил. - Надо полагать, командиром вы идёте в море последний раз.
- Что ж, там видно будет, - неопределённо отвечал Егор.
На том и расстались. Время вышло, и с борта убрали трап.
Уже на мостике Кузьма по-свойски шлёпнул Непрядова по спине и посулил:
- Не расстраивайся, Егорыч. Мы тебе прямо к ватным штанам пришьём красные генеральские лампасы. Во, какие галифе будут! - и показал большой палец.
- Сам ты солдафон, - незлобно огрызнулся Непрядов и дал команду сниматься со швартовых.
Взбугрилась маслянистая вода у кормы лодки. Громада подводного корабля медленно, задним ходом отвалила от пирса. Провожаемая криком чаек, субмарина величаво пошла к выходу из гавани, нацеливаясь на океан. Оставшиеся на берегу люди какое-то время махали вслед уходившему кораблю руками. Потом, не дожидаясь когда он скроется за дальним поворотом в шхерах, моряки стали расходиться по своим обычным делам. И только высокий, стройный мичман долго ещё глядел в том направлении, где виднелся ещё смутный силуэт лодки. Что он ждал и о чём думал, никому не было ведомо. К тому же, на пирсе до него никому не было дела. Там снова началась привычная рабочая суета. Ворочались стрелы грузовых кранов, медленно передвигались тяжело гружёные торпедовозы. Со своими заботами сновал моряцкий люд, и часовые, как всегда, маялись у корабельных трапов. А мичман всё стоял и стоял у самой кромки пирса, погружённый в свои раздумья. Потом он что-то пошептал про себя и трижды перекрестил совсем уж было ушедшую лодку, благословляя её.
Мичман не двигался с места до тех пор, пока атомоход совсем не затерялся где-то вдали. Только после этого он пошёл прочь, его тоже звала служба.
11
Для моряка-подводника, так уж выходит, однажды всё может кончиться если не вполне естественным, то самым нелепым образом - даже любовь и сама жизнь, но только не прерванный поход, который становится вечным. Подлодка Непрядова с моря не вернулась. Её долго искали и какое-то время продолжали ещё ждать, надеясь на чудо, но потом, когда минули все разумные сроки, объявили без вести пропавшей. В предполагаемый район её исчезновения вылетали поисковые самолёты, которые с помощью чутких приборов обшаривали едва не каждый торос. Но сплошные ледяные поля были пустынны, безжизненны и немы. Можно было лишь гадать, что произошло с пропавшей лодкой. О ней вспоминали всё реже и реже. А потом она вообще стала достоянием истории флота Российского. Обвинять, либо оправдывать в случившемся экипаж и его командира не имело никакого смысла, потому как ни для того, ни для другого не было достаточных доказательств и фактов. Просто принял океан в очередной раз человеческие души, и оттого снова осиротела земля. Осталась лишь вечная память, да чьи-то невыплаканные слёзы.
А лодки опять из дальней гавани уходили в моря. В отсеках продолжали верить, любить, мечтать и надеяться на счастье, которого подводнику не так уж много отпущено. Конечно же, глубина стоила того, чтобы её однажды преодолеть, а потом уже в ней продолжать весь предназначенный путь, измеряемый ценой собственной жизни. Так было, так есть и так будет всегда, пока в живых останется хоть один моряк-подводник флота Российского.
12
Минули годы. В старинное русское село Укромово Селище однажды прислали на службу молодого иерея. Был он высок и статен, с аккуратной пшеничной бородкой и голубыми васильковыми глазами. Поселился в старом, давно заброшенном доме приходского священника, что стоял на холме подле такой же запустелой церкви. Начал молодой батюшка, по мере сил своих и с помощью мирян православных, поднимать из порухи и запустения храм Божий. Всё ещё могучие стены его покрылись лесами, застучали молотки, завизжали пилы. На звонницу вновь подняли сброшенный с неё и лежавший на земле колокол, укрепили его на железных растяжках, и снова начал он, будто корабельная рында, отбивать над Укромовскими полями и лесами время вечности.
Сам батюшка, как и полагается, правил службу в воссозданном храме, а всё свободное время проводил в подвале за колбами, да ретортами, - что-то "химичил", о чём-то раздумывал и мечтал.
Особым уважением люди прониклись к своему пастырю, как только стало известно, что молодой иерей весьма даже сведущ в пчеловодстве. И здесь он личным примером, да посильной помощью сумел поставить дело так, что редкий сыскался бы двор на селе, где не держали по два-три улья. Но и это, уверял батюшка, только начало...
А через год приехала к настоятелю храма его жена с пятилетним сынишкой. Подстать батюшке попадья была такой, что нельзя не залюбоваться ею. Миловидная, стройная, с пышной косой. Правда, намётанным глазом бабы тотчас определили, что матушка снова тяжела. Значит, быть скоро очередному прибавлению в семье их пастыря. И решили, что дело-то житейское. Детьми своими, как корнями, батюшка
прирастал к земле родной, а значит - навсегда.
Ну, а что же первенец? Мальчишка хоть куда! Смышлёный, непоседливый, крепенький как гриб-боровичок. То на звонницу без спроса залезет, то к пруду пойдёт уток погонять, а то вдруг хватается за молоток, чтобы помочь отцу что-нибудь подправить в доме. Родители, порядка ради, журили мальчишку, но не очень. Даже со стороны видно было, как они нежно любили малыша. Впрочем, отец всё же чуть построже к сынишке относился, зато мать баловала, души в нём не чая.
Отцу особенно нравилось наблюдать, как его мальчишка учился самостоятельно познавать окружавший его мир вещей и явлений. Хотелось всё же убедиться в том, насколько сбудется прорицание прадеда, который перед смертью предрёк праправнуку своему необыкновенно яркую и славную судьбу. И оттого батюшка порой даже робел перед собственным сынишкой, особенно когда заглядывал в его бездонные голубые глаза. Как знаком батюшке был этот глубинный взгляд! И ведомо было, откуда брала начало заключённая в нём сила...
Видел батюшка, как сын однажды зашёл в храм. Остановился подле старинной фрески и прямо-таки замер, силясь понять своим детским умом что-то очень важное. Мальчишка с удивлением глядел на огромные лучезарные очи, от которых исходило непонятное ему сияние, и чему-то улыбался. Он не знал ещё, что его собственные глазёнки, по детски чистые и ясные, были сродни тем очам и тому взгляду, который исходил из глубины веков, осеняя всё вокруг своей первозданной благодатью и святостью. Но его детские глаза были ещё выразительнее, оттого что были живыми.
Мальчишка не знал и того, что никогда ему не быть служителем вечности в этом храме, как того страстно желал отец. По отцовским, да
прапрадедовским стопам пойдёт его младшиё братишка, который пока не появился ещё на белый свет, пребывая до урочного часа в утробе своей матери. А старшенькому суждено будет по велению сердца пойти служить на флот и тем самым исполнить заветное предсказание мудрого старца. Испытав великие горести и беды, которые выпадут на долю флота Российского, да и всей земли русской, он тем не менее будет командовать большим подводным кораблём, достигнет немалых чинов и почестей, но в сущности своей навсегда останется мальчишкой с голубыми глазами отрока Непряда. И род его, мореплавателей и священнослужителей, не иссякнет до тех пор, пока жива будет земля русская.
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ
МОРСКИХ ТЕРМИНОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
Автономка - автономное плавание (жаргон).
Бак - носовая часть палубы от форштевня до фок-мачты.
Банка - лавка на гребном судне или катере.
Бачковой - дежурный матрос, ответственный за получение на камбузе бачков с едой для своей команды.
Бербаза - береговая база.
Боны - боно-сетевые заграждения, представляющие собой находящиеся наплаву брёвна или бочки, к которым крепятся кольчугообразные стальные сети. Используются для защиты внутренних акваторий военно-морских баз, портов, гаваней и рейдов от проникновения неприятельских подлодок и торпед.
БПК - большой противолодочный корабль.
БЧ-1 - Штурманская боевая часть.
ВВМУРЭ - Высшее военно-морское училище радиоэлектроники им. А.Попова.
Выгородка - частично отгороженное помещение на корабле, не имеющее дверей.
Гермоплафон - герметичный плафон освещения.
Гиперборейское море - старинное название Северного ледовитого океана.
Главкомат - главное командование флота.
Главпур - главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота.
Глухарь - корабельный гидроакустик (жаргон).
Гомо-акватикус - человек подводный (латынь).
Дисбат - дисциплинарный батальон, в котором по приговору трибунала отбывают наказание военнослужащие срочной службы.
Замначпо - заместитель начальника политотдела.
Кандейка - жестяная банка для отбросов (жаргон).
Кавторанга - капитан второго ранга (жаргон).
Капераз - капитан первого ранга (жаргон).
Комингс - выступающая над палубой часть трубы, вертикальной шахты, к которой крепится крышка люка.
Корабелка - корабельная радиотрансляция (жаргон).
КБР - корабельный боевой расчёт.
Леер - туго натянутый трос, служащий для ограждения борта.
Макаров С.О. - адмирал, известный русский флотоводец и учёный-кораблестроитель (1848 - 1904 гг.).
Морзавод - морской завод.
Мотыль - корабельный моторист (жаргон).
Надводники - экипаж надводного корабля (жаргон).
Нарывал - зубатый кит, имеющий на верхней челюсти закрученный бивень.
Начпо - начальник политотдела.
Начпрод - начальник продовольственной службы.
НЗ - неприкосновенный запас.
Нючепинг - шведский город на побережье Балтийского моря, где расположена военно-морская база.
Оверкиль - переворот корабля кверху днищем (жаргон).
Особист - начальник особого отдела.
Пакетник - электрический переключатель.
Переговорка - переговорное устройство (жаргон).
Подплав - подводное плавание.
Привальный брус - верхняя часть конструкции борта катера или шлюпки.
Примбуль - приморский бульвар (жаргон).
Провизионка - хранилище провизии на корабле жаргон).
Противолодочники - экипаж противолодочного корабля (жаргон).
РДО - радиодонесение, направляемое находящимся в море кораблём на берег.
Система ниппель - Высшее военно-морское училище со строгим пропускным режимом (жаргон).
Старлей - старший лейтенант (жаргон).
Студёное море - поморское название Северного ледовитого океана.
ТВЭЛ - тепловыделяющий элемент реактора подлодки.
ТВД - театр военных действий или зона оперативной ответственности.
Тифон - звуковой прибор для подачи корабельных сигналов.
Топ - верхняя часть мачты.
ТОФ - Тихоокеанский флот.
Тускарора - одна из наиболее глубоких впадин Мирового океана с отметкой 10.377 метров.
Чепчик - рабочий берет (жаргон).
Шкаф - жилая каюта на корабле (жаргон).
Шпангоут - поперечное ребро жёсткости бортовой обшивки корабля между днищем и палубой.
Шумопеленгование - определение направления на цель по шумам корабельных винтов.
Флагврач - флагманский врач.
Форштевень - передняя оконечность корабля.
Шторм-трап - отвесная лестница на корабле, состоящая из двух канатов, соединённых деревянными перекладинами.
ЭПРОН - Экспедиция подводных работ особого назначения, занимавшаяся судоподъёмом в 20-30 года прошлого столетия.
Ямамото - адмирал, командующий японской эскадрой, палубная авиация которой в декабре 1941 года нанесла внезапный и сокрушительный удар по американской военно-морской базе Пирл-Харбор, расположенной на Гавайских островах.
Ют - кормовая, задняя часть корабельной палубы.