— И его величество продемонстрировал свое неудовольствие?
   — О, ни в малейшей степени, милорд; Динб без особых проблем сумел убедить обоих уйти. Однако необычно уже то, что в один день…
   — Да, да. Я понял. Что еще произошло в течение дня?
   — Ну, Академия Доверительности подала петицию, но мне неизвестно ее содержание.
   — Ага, — кивнул Кааврен. — Они, конечно, просят денег.
   — Возможно, — согласился слуга. — Очень даже возможно. Потому как сразу после получения петиции его величество призвал к себе графиню Беллор.
   — В самом деле? — сказал Кааврен. — Ну, тогда кое-какие вещи проясняются.
   — Проясняются? — переспросил слуга.
   — Нет, нет, ничего, — проговорил Кааврен. — Так, просто размышляю вслух. Спасибо за предоставленную информацию, дружище. Вот, возьми и выпей за мое здоровье, а я выпью за твое.
   — С радостью, милорд, — ответил слуга, пряча монету в карман и отправляясь по своим делам.
   Кааврен еще несколько минут раздумывал о том, что ему рассказал слуга, а потом философски пожал плечами, понимая, что ему, вполне вероятно, так никогда и не удастся выяснить истинных причин приказа. Впрочем, даже если бы он их узнал — это бы его не изменило. Кааврен, как и всякий хороший офицер, чувствовал удовлетворение, получив четкий, однозначный приказ, который к тому же ему по силам было исполнить. А потому он засунул приказ за пояс, рядом с перчатками, поправил шпагу и поспешил в кабинет управляющего финансами.
   Надо отметить, у управляющего финансами имелось два кабинета. Первый, большой, элегантный, с роскошной мебелью, располагался на четвертом этаже Императорского крыла и использовался лишь для приема официальных посетителей. Второй, куда направился Кааврен, находился в Крыле Феникса на первом этаже и практически примыкал к Императорскому крылу (однако если не считать тайных ходов — их Кааврен не знал, — прямого и короткого пути туда не было). Но Кааврен ведь отлично ориентировался во дворце и вскоре стоял перед дверью кабинета, в которую дважды громко постучал.
   Секретарь-лиорн — Кааврен никогда не видел его раньше — приоткрыл дверь, взглянул на тиасу, после чего распахнул ее, однако сам остался стоять в проеме, загораживая проход.
   — Милорд, могу ли я что-нибудь для вас сделать? — поинтересовался секретарь. — Если вы пришли сюда относительно задержки в выплатах, заверяю, сегодня вам никто не сможет помочь. А вот завтра вам надлежит прибыть сюда между двенадцатью часами после полуночи и третьим часом после полудня. Кроме того, вам следует захватить с собой все бумаги, по которым…
   — Графиня Беллор на месте?
   — О да, милорд. Безусловно. И все же я должен с сожалением повторить, что относительно задержек в выплатах или, — тут секретарь хитро посмотрел на него, — авансов обращаться к ней бесполезно, за исключением…
   — Если вы окажетесь столь любезны и объявите ей, что Кааврен, капитан Гвардии его величества, желает нанести визит, буду вам весьма благодарен.
   — Тем не менее, милорд, я настаиваю…
   — Мой визит связан с делами Империи.
   Секретарь заколебался.
   — Вы ведь не хотите понапрасну тратить время его величества? — осведомился Кааврен.
   Секретарь побледнел, услышав холодные, официальные нотки в голосе капитана; облизнул губы, поколебался еще несколько мгновений, затем кивнул и сказал:
   — Милорд, для меня честь объявить о вашем приходе.
   — Благодарю вас, — вежливо ответил Кааврен. Графиня Беллор появилась почти сразу. Ее лицо с резкими чертами выражало любопытство. Одета она была в пурпурно-красный тонкий шелк с золотым шитьем, одна прядь волос оказалась выкрашена в ярко-рыжий. Графиня держалась с достоинством: соблюдая правила вежливости, как подобает человеку, занимающему один из самых высоких постов в Империи.
   Однако Беллор ни по взгляду на ее одежду, ни по выражению лица не производила впечатление человека спокойного и холодного ума, а именно таковым, по мнению Кааврена, должен был обладать управляющий финансами Империи. Кааврен отбросил свои сомнения, поскольку никогда не разбирался в моде, как Тазендра, не обладал безупречным вкусом Пэла и, уж конечно, способностью Айрича выглядеть в любой одежде так достойно, словно она является верхом элегантности.
   Он низко поклонился представительнице Дома Феникса и сказал:
   — Графиня Беллор, я здесь по поручению его величества.
   — Что ж, — отвечала графиня, — значит, вы дважды желанный посетитель. Пожалуйста, входите. Чем могу быть полезной его величеству, моему кузену?
   Кааврен перешагнул через порог и еще раз поклонился.
   — Окажите мне услугу и отдайте свою шпагу.
   — Прошу прощения, — удивилась Беллор. — Вы хотите забрать мою шпагу?
   — Да, мадам, вы совершенно правильно меня поняли.
   — Иными словами, вы хотите, чтобы я отдала вам шпагу?
   Кааврен, который уже давно привык к подобным вопросам, в качестве ответа на предложение отдать шпагу лишь мрачно кивнул.
   — А зачем вам моя шпага?
   — Честно говоря, мне она ни к чему, — вежливо ответил капитан. — Тем не менее я должен ее забрать.
   Беллор пристально посмотрела на Кааврена:
   — Значит, я арестована?
   — Да, — подтвердил Кааврен, слегка поклонившись. — Все именно так. Вы арестованы.
   За спиной у Кааврена послышался какой-то шум, но, когда он оглянулся, оказалось, что это всего лишь впустивший его секретарь, который при слове арест сел на стул, не проверив предварительно, стоит ли он в нужном месте.
   Беллор будто бы не обратила ни малейшего внимания на неудачу своего секретаря (видимо, ее гораздо больше занимали собственные неприятности) и поинтересовалась:
   — Его величество приказал меня арестовать?
   — Не только арестовать, но и препроводить в место заключения.
   — В тюрьму?
   — Да, графиня. В приказе говорится, что вас следует отправить в тюрьму. Более того, я должен сделать это немедленно, как только вы отдадите мне свою шпагу.
   — Но… невозможно!
   — Невозможно, мадам? Почему же. Уверяю вас, мне и раньше приходилось получать подобные приказы, и они вполне возможны. Более того, при их выполнении трудности возникают крайне редко. Я очень надеюсь, вы не доставите мне никаких неприятностей — ведь нам обоим совершенно ни к чему осложнения. Надеюсь, вы понимаете, что не в силах изменить своего положения.
   Открыв рот, графиня Беллор молча смотрела на Кааврена. Ее костюм, который выглядел довольно глупо и раньше, теперь, когда она лишилась прежней уверенности в себе, производил и вовсе дурацкое впечатление.
   — Идемте, мадам, — продолжал Кааврен. — Нет никаких причин для задержки.
   Она уставилась на него, словно не могла сообразить, кто перед ней, что за невиданное животное, а потом сказала:
   — Могу ли я передать короткую записку для его величества?
   — Можете, — ответил Кааврен. — Более того, я обещаю доставить ее лично, если вы того пожелаете.
   — Уверяю вас, буду вашим другом до конца жизни, если вы так поступите.
   Кааврен пожал плечами. Он уже далеко не в первый раз слышал заверения в вечной дружбе от людей, которых сопровождал в Крыло Иорича.
   — И, — добавила графиня, — могу ли я переодеться? Вряд ли мой наряд подходит для пребывания в тюрьме.
   — Безусловно. Более того, вам разрешено взять небольшой саквояж с вещами, чтобы иметь возможность менять одежду во время заключения. Однако я должен наблюдать за тем, как вы будете собираться, чтобы вы не захватили с собой или не уничтожали важные бумаги, как иногда случается во время подобных сборов.
   Беллор не оскорбилась, а лишь рассеянно кивнула, словно не понимала, какое значение могут иметь теперь ее бумаги.
   — Тогда идите за мной, — предложила она, — и я передам вам свою шпагу.
   — Я ни о чем другом и не прошу.
   Она провела его мимо нескольких письменных столов, за которыми сидели секретари, старательно делавшие вид, что они заняты работой и не обращают внимания на развертывающуюся у них на глазах драму. Они вошли в кабинет графини Беллор, и Кааврен обратил внимание на его убранство — множество картин на стенах, невероятное количество стульев, на потолке дорогие лампы, а маленький письменный стол, стоящий в дальнем углу, завален старыми документами и покрыт густым слоем пыли. После недолгих поисков графиня нашла украшенную самоцветами рапиру с такими же ножнами. Кааврен с поклоном принял из ее рук оружие, изо всех сил скрывая свое отвращение. Впрочем, ему не следовало беспокоиться — Беллор уже ни на что не обращала внимания.
   Кааврен вежливо отвернулся, пока она переодевалась в белые брюки и белую блузу с золотым шитьем, а также удобные коричневые сапоги. Затем Беллор объявила, что закончила, и Кааврен прошел за ней вверх по лестнице, которая вела в ее покои, и молча наблюдал, как она призвала слугу, чтобы тот собрал саквояж с вещами и понес его вслед за ними. Вся эта процедура заняла достаточно много времени, так что графиня успела спросить Кааврена, известно ли ему о причинах ее ареста.
   — Заверяю вас, мадам, — ответил тиаса, — мне ничего не известно о причинах.
   — Очень странно, — заявила Беллор.
   — В самом деле? — сказал Кааврен. — Неужели вы тоже ничего не знаете?
   — Я ощущаю себя простым пастухом, — ответила Беллор.
   — Значит, вы никак не оскорбили его величество?
   — Ни в чем, клянусь.
   — Вы не отказывались, к примеру, предоставить средства для тех или иных целей?
   — Я отказывала его величеству в средствах? О, капитан, он действительно требовал денег для Академии Доверительности.
   — И вы согласились их выделить?
   — Вы должны понимать, капитан, что у нас не осталось никаких средств, и я не считаю, что в том моя вина.
   — Не ваша вина? — удивился Кааврен. — Но ведь вы же управляющий финансами?
   — Ну разумеется. В мои обязанности входит наблюдать за средствами, которые у нас есть, — не в моих силах сделать так, чтобы их стало больше.
   — Вы объяснили его величеству, как обстоят дела?
   — Конечно объяснила.
   — И он остался доволен вашими объяснениями?
   — Не знаю. Его величество попросил, чтобы я показала ему отчеты…
   — Ну и?..
   — Как вы понимаете, капитан, я не могу выполнить его просьбу. Управляющий, который ими занимался, умер совсем недавно. Вернее, его убили…
   — Его звали Смоллер, не так ли?
   — Вы совершено правы.
   — И он знал, каково состояние казны?
   — Так же хорошо, как вы свою шпагу, капитан.
   — Вам его, наверное, не хватает.
   — Мое горе безгранично.
   — А что он был за человек?
   — О, на этот вопрос я ничего не могу ответить. Мы не обменялись с ним и десятком слов за то время, пока он у меня работал. Однако…
   — Прошу меня простить, мадам, но мне кажется, ваш саквояж собран. Следуйте за мной.
   Они прошли мимо секретаря-лиорна, который так и не сумел закрыть рот, и Кааврен бросил ему:
   — Возможно, мы с вами скоро встретимся по поводу повышения моего содержания.
   Но тот не нашелся что ответить.
   Слуга закрыл за ними дверь, и Кааврен зашагал рядом с Беллор так, словно они были старыми друзьями, а слуга торопливо семенил вслед за ними с саквояжем в руках.
   — У меня есть возможность, мадам, — заявил Кааврен, — выбрать любой разумный маршрут к месту нашего назначения — как вы понимаете, речь идет о Крыле Иорича. Так вот, я предоставляю вам выбор. Что вы предпочитаете?
   — Что я предпочитаю? — переспросила Беллор. — А какое это может иметь для меня значение?
   — Ну, вас же арестовали.
   — Действительно. Моя шпага у вас.
   — Именно. Кое-кто после ареста предпочитает, чтобы его видело как можно меньше людей. Другие, опасаясь бесследно исчезнуть, желают иметь побольше свидетелей ареста. Поскольку я не получил никакого приказа на сей счет, буду счастлив провести вас тем путем, который вы выберете.
   — Вы очень любезны.
   Кааврен пожал плечами.
   — Вообще-то мне абсолютно все равно, выбирайте путь на ваше усмотрение.
   — Очень хорошо. В таком случае мы пойдем самым коротким — нам следует повернуть здесь и пройти по Голубому коридору, который ведет непосредственно на первый этаж Крыла Иорича.
   — Как пожелаете, капитан.
   Кааврен не менее сотни раз тем или иным путем попадал в Императорскую тюрьму в подвалах Крыла Иорича, и всегда он припоминал, как его привели туда в качестве узника. Воспоминания эти будили самые разные чувства: неудержимый страх перед заключением, печаль об ушедшей любви, которую он питал к Иллисте, предавший его именно здесь, и удовлетворение, когда он думал о триумфе, последовавшем вскоре после пленения и позора.
   Просим правильно понять нас: никакие чувства не мешали Кааврену исполнять свои обязанности. Он молча вел графиню Беллор все дальше, пока она сама не прервала затянувшуюся паузу:
   — Капитан, а не говорил ли вам его величество чего-нибудь, что могло бы пролить свет на причину моего ареста?
   — Нет, мадам, должен признаться, он вообще ничего мне не говорил по данному поводу — просто передал мне через слугу приказ.
   — А вы бы хотели знать, почему меня арестовали? Теперь, после некоторых раздумий, мне кажется, я знаю причину и могу ее вам поведать.
   — Если вы желаете меня просветить — что ж, буду счастлив вас выслушать.
   — Да, я хочу вам все рассказать, потому как мне больше не с кем поделиться своим открытием. А вы один из тех, кто может предпринять какие-то действия на основании информации, которую я вам сообщу.
   — В таком случае, мадам, я заверяю вас, что буду слушать со всем возможным вниманием.
   — Хорошо. Причина звучит так: его величество приказал меня арестовать из-за того, что я не сумела предоставить ему отчета о состоянии императорской казны.
   — Понимаю.
   — Звучит разумно, не так ли?
   — Мадам, могу лишь поверить вам на слово, поскольку ни одна из указанных вами проблем не имеет ко мне ни малейшего отношения.
   — Даю слово, что так оно и есть.
   — Очень хорошо.
   — Только…
   — Только?
   — Причина, по которой я не сумела выполнить приказ его величества, состоит в том, что, как я уже объясняла, мой лучший управляющий убит.
   — Да, вы говорили, управляющий Смоллер убит.
   — Речь идет именно о нем.
   — Продолжайте.
   — Я много об этом думала, пытаясь понять…
   — А что вас так удивило? Должен признаться, вы меня заинтриговали.
   — Я пыталась понять, почему кому-то понадобилось убивать Смоллера, который во всех отношениях был мирным человеком, целиком и полностью преданным своему делу.
   — Ах вот оно что. И у вас появилась какая-нибудь догадка?
   — Да, верно.
   — Слушаю.
   — Тогда я вам скажу. Полагаю, он убит для того, чтобы появилась причина для моего ареста.
   — Как, вы так думаете?
   — Гром и молния, а у вас есть сомнения? — сказала графиня. — Судите сами: прошло всего несколько дней после его гибели — и вот я арестована!
   — Значит, вы считаете, — отозвался Кааврен, — Смоллера убили, чтобы вас арестовали и сняли с должности управляющего финансами?
   — Именно так я и считаю.
   — Хм-м-м, — проговорил Кааврен. — Весьма возможно.
   Однако на лице тиасы ничего не отразилось, он только кивнул, словно предлагая своей пленнице продолжить рассуждения.
   — И конечно, мой арест необходим для того, чтобы в императорской казне, а значит, и во всей Империи все перепуталось.
   Кааврен подумал, что к убийству Смоллера арест графини отношения не имел, но вслух ответил:
   — Вы, несомненно, высказали интересное предположение.
   — О, убеждена, что оно абсолютно правильное.
   — Возможно, — сказал Кааврен.
   — Мой добрый капитан, вы должны объяснить это его величеству. Я тревожусь вовсе не за себя, а за него. Быть может, вам удастся узнать имена тех, кто организовал заговор против меня — иными словами, против его величества, — и выяснить, что они замышляют.
   — Безусловно, — ответил Кааврен, — я тщательно обдумаю все, что вы мне сказали. Однако мы подошли к тюрьме, и я должен оставить вас на попечении господина, который позаботится о ваших удобствах, пока вы будете у него гостить.
   Беллор перевела взгляд на тюремщика, иорича по имени Джуин, — Кааврен уже множество раз встречался с ним раньше. Джуин вежливо поклонился, после чего, подписав все необходимые бумаги, обратил свое внимание на графиню. Кааврен откланялся и поспешно покинул Крыло Иорича, чтобы вернуться в Императорское крыло с намерением посетить его величество, который, по всей видимости, приступил к своему вечернему туалету, и доложить ему, что приказ выполнен.
   Шагая по дворцу, Кааврен размышлял над словами графини Беллор:
   «Со всей очевидностью ясно: плести интриги против нее нет никакого резона. Однако в том, что она говорит, есть немалая доля истины — убийство Смоллера действительно должно являться частью чего-то большего. И чем дольше я думаю, тем сильнее меня тревожат все эти события.
   Ах, Кааврен, речь идет о безопасности Империи, а это уже входит в твою компетенцию! Ты должен выяснить, кто плетет интриги и чего они добиваются. Нельзя терять время.
   Но как, как это сделать? Ответ найти легко: когда начинается война, следует обратить внимание на драконов. Возникает дело о коррупции — ищи джарега. Если речь заходит о заговоре — тут не обойтись без йенди. А у меня есть знакомый йенди, которого я считаю другом. Надо все рассказать Пэлу; поделюсь своими подозрениями, а потом выслушаю его совет. Итак, как только я повидаюсь с его величеством, отправлюсь на поиски Пэла — пора нанести ему ответный визит. А вот и Императорское крыло. Теперь нужно побыстрее покончить с формальностями и приняться за более серьезные дела».
   Но когда тиаса вошел в Зал герцогств, где часто собирались придворные после того, как их величества удалялись на покой, он понял: произошло или происходит нечто необычное. Весь двор, во всяком случае те кто собрался в Зале герцогств — а на взгляд Кааврена тут было очень много народу: придворные, министры и гвардейцы, — шумели так, словно случилось что-то из ряда вон выходящее.
   Кааврен нахмурился, прикоснулся к рукояти шпаги и быстрыми шагами направился в зал, чтобы выяснить причину всеобщего волнения.

ГЛАВА 15
В которой рассказывается о превращении, какое претерпевает герцог Гальстэн, и о возвращении нашего старого друга Пэла

   Кааврен, как мы уже говорили, вошел в Зал герцогств с намерением выяснить, что вызвало переполох. Некоторые сведения он узнал от гвардейцев, кое-что ему поведали придворные. На то чтобы по кусочкам воссоздать всю историю, Кааврену потребовалось минут двадцать или тридцать. Читатель только обрадуется — мы сэкономили ему время; ведь писатель способен быстро изложить события, которые заняли у участников часы, дни или даже годы. Кроме того, он умеет извлекать уроки и делать выводы, отчего его труды становятся еще более полезными.
   Увидев столь многочисленное сборище, Кааврен сначала решил, что либо у Беллор оказалось больше друзей, чем он предполагал, либо подробности ареста представлялись странными и тревожными. Но он с удивлением, как, возможно, и наш читатель, обнаружил, что шум не имел никакого отношения (во всяком случае, напрямую) к смещению графини Беллор с должности управляющего финансами, а явился следствием радикального нарушения этикета со стороны Алиры э'Кайран, которая потребовала аудиенции у его величества, когда тот заканчивал вечерний обход дворца.
   Точности ради отметим, что именно в это время Алира вошла во дворец со стороны Крыла Дракона, миновала покои главнокомандующего, ничего не сообщив о своих намерениях (Кааврен, было бы у него время, сказал бы пару теплых слов тем, кто ее пропустил!). Затем, задав вопросы нескольким придворным, которым не следовало на них отвечать, выяснила, где ей искать его величество.
   Тортаалик как раз проходил через Зал баллад в сопровождении капрала Тэка — он заменял отсутствующего Кааврена — и леди Ингеры, хранительницы ключей. Некоторые из придворных оказались настолько безответственными (или, возможно, ехидными), что объяснили Алире, как найти Зал баллад в лабиринте Императорского крыла. По свидетельствам, Алира устремилась туда именно в тот момент, когда его величество приказал закрыть зал. Более того, Алира чуть не сбила с ног Ингеру, которая вставляла ключ в замок.
   Тэк, несмотря на неожиданность, сразу заметил у Алиры на поясе шпагу — а он прекрасно знал, что это запрещено в присутствии его величества. Достойный капрал немедленно занял угрожающую боевую стойку между Алирой и императором и обнажил свое оружие. Алира не выглядела встревоженной; она спокойно отстегнула пояс со шпагой, небрежно бросила его Тэку и заявила:
   — Я прошу разрешения, сир, переговорить с вашим величеством. — Причем тон Алиры входил в противоречие с тщательно подобранными словами, но вполне соответствовал времени и манере ее появления.
   Леди Ингера сумела удержаться на ногах и надменно расправила плечи, а Тэк уставился на пояс со шпагой, который оказался в его левой руке. Его величество между тем пристально смотрел сверху вниз на Алиру (читатель, наверное, не забыл, она отличалась маленьким ростом), словно не мог сообразить, что перед ним за птица. Впрочем, он довольно быстро припомнил, где видел ее раньше.
   Наконец император сказал:
   — Сейчас не подходящее время для разговоров. Если вы придете завтра…
   — Сир, дело чрезвычайной срочности, поэтому я смиренно прошу вас уделить мне несколько минут.
   Стоит ли говорить, что даже теперь ее тон и поза входили в полное противоречие со словами? А Орб, который до ее появления был чисто белым, приобрел темно-красный оттенок.
   Тем не менее его величество, смерив Алиру гневным взглядом, ответил:
   — Ну, если ваш вопрос не терпит никаких отлагательств, можете говорить. — В голосе Тортаалика прозвучало предупреждение: «Если сообщение не покажется мне действительно срочным, мой гнев будет страшен».
   — Сир, меньше часа назад по приказу вашего величества в мои покои вошли посторонние люди и забрали одну из принадлежащих мне вещей.
   Лицо императора потемнело, и он прикусил губу:
   — Невозможно, — заявил его величество.
   — Как невозможно? Вы утверждаете…
   — Из вашей комнаты не могли взять то, что вам принадлежало.
   Глаза Алиры сузились.
   — Не окажет ли мне ваше величество честь объяснить свои слова? Должна признать, я ничего не понимаю.
   Читателю необходимо понимать, что фразы, произнесенные Алирой, звучали отрывисто, — каждое слов произносилось четко и внятно, передавая едва сдерживаемый гнев, хотя их содержание оставалось безупречно вежливым.
   — Я не просто вам объясню! — вскричал император. — Я скажу, что именно забрали из ваших покоев и почему.
   — Ни о чем другом не прошу.
   — Из ваших комнат взяли предмет доимперской магии. Вы понимаете меня, Алира э'Кайран? Вещи такого рода запрещены со дня создания Орба!
   — Что довольно-таки странно, — заметила Алира, — учитывая то, как создан Орб. Тем не менее, сир, я должна выразить свой протест…
   — Вы протестуете? Вы, значит, протестуете? Протестуете?
   — Так оно и есть, сир. Зачем повторять?
   — Владение подобными предметами наказывается смертной казнью!
   — В самом деле, сир? — спокойно осведомилась Алира. — А каково наказание за нарушение тайны покоев леди?
   — Я полагаю, вы оказали себе честь, допрашивая меня!
   — Совершила дерзость, сир?
   — Дерзость? Безусловно!
   — Но что моя дерзость по сравнению с дерзостью вашего величества, позволившего своим гвардейцам войти в мои покои и произвести там обыск?
   — Вы осмеливаетесь обвинять меня — меня — в дерзости?
   Алира холодно посмотрела на него, словно прикидывала, кто из них выше. Казалось, она смотрит на императора сверху вниз.
   — Орб и трон, сир, даются человеку тогда, когда он становится императором. Право вести за собой империю необходимо заслужить. — И с этими словами она поклонилась, отступила на несколько шагов назад, взяла свое оружие у Тэка, который, потеряв дар речи, все еще держал его в левой руке, повернулась на каблуках и вышла из Зала баллад.
   Вот что Кааврену удалось выяснить, после того как он выслушал несколько свидетельств от тех, кто находился в Зале герцогств. Когда тиаса составил себе полную картину, он остановился поразмыслить.
   «Теперь, — сказал он себе, — необходимо принять решение. Если я вернусь домой или в свой кабинет, то скоро получу послание от императора — мне будет предложено найти его величество, а он отдаст мне приказ арестовать Алиру. Леди дракон — это вам не управляющий финансами. Да и вообще, мне совсем не хотелось бы брать ее под стражу, поскольку она дочь человека, которого я имею честь считать своим другом. Если же я попытаюсь привести в исполнение свой исходный план и отправлюсь навестить Пэла, то сумею отдалить момент ареста настолько, что у Алиры будет достаточно времени, чтобы скрыться. Никто не сможет обвинить меня в пренебрежении своим долгом — ведь когда его величество отправляется на покой, начинается мое личное время».
   Затем тиаса вздохнул.
   «Нет, Кааврен, тебе не удастся так легко улизнуть. Твоя совесть последует за тобой, ты услышишь ее шепоток, потеряешь сон и спокойствие, которые так ценишь. Из-за подобного поступка отношения с твоими дорогими друзьями могут дать трещину — в особенности с благородным Айричем. Его величество, ясное дело, потребует, чтобы я арестовал Алиру, тут не может быть сомнений. Поэтому я, как и всякий верный вассал, должен сам разыскать императора. Если он уже отправился в свою спальню, не оставив мне никаких поручений, — тем лучше. Если же, как я и предполагаю, записка меня ждет или, что еще более вероятно, он намерен отдать приказ лично, я его исполню с такой же быстротой, как если бы мне пришлось взять под стражу теклу, человека Востока или управляющего финансами».