Страница:
— Однако этот кот знает, как использовать и то и другое.
— Ради вашего собственного благополучия, надеюсь, так оно и есть, — проговорила Гритта.
— Потом мы встретимся снова, — сказал Серый Кот.
— Да, — кивнула Гритта и взглянула ему в глаза. — Что бы ни случилось, в этом вы можете не сомневаться — мы еще встретимся.
Поскольку все было сказано, она поднялась и покинула комнату, а Серый Кот погрузился в свои размышления. Некоторое время на его лице сохранялось обеспокоенное выражение, но постепенно, по мере того как он обдумывал детали своего замысла и приза, который его ждал, на его губах появилась неприятная ухмылка.
Наконец он встал, вышел из таверны и растворился в сумерках города.
ГЛАВА 6
— Ради вашего собственного благополучия, надеюсь, так оно и есть, — проговорила Гритта.
— Потом мы встретимся снова, — сказал Серый Кот.
— Да, — кивнула Гритта и взглянула ему в глаза. — Что бы ни случилось, в этом вы можете не сомневаться — мы еще встретимся.
Поскольку все было сказано, она поднялась и покинула комнату, а Серый Кот погрузился в свои размышления. Некоторое время на его лице сохранялось обеспокоенное выражение, но постепенно, по мере того как он обдумывал детали своего замысла и приза, который его ждал, на его губах появилась неприятная ухмылка.
Наконец он встал, вышел из таверны и растворился в сумерках города.
ГЛАВА 6
В которой рассказывается о появлении при дворе важного сановника
Мы возвращаемся (с некоторым, должны признаться, облегчением) в Императорский дворец через тридцать часов (то есть спустя день и ночь) после того, как его покинули. Все это время во дворце наблюдалась повышенная активность. Отсылались депеши, их внимательно прочитывали и отправляли новые. Проверялись счета, документы, отчеты, куда-то спешили посыльные; однако, несмотря на кипучую деятельность, расписание его величества — после той срочной встречи в спальне — больше не нарушалось.
Перед тем как продолжить повествование, надеемся, читатель разрешит нам сказать несколько слов об этом расписании. Прежде всего следует отметить, что оно было устоявшимся и неизменным. Каждое утро в семь часов после полуночи Орб будил императора. В семь часов две минуты в спальню входил слуга и приносил украшенную изумрудами серебряную чашу с клявой, шестью каплями меда и чуточкой корицы. Тортаалик позволял себе лишь восемь минут на то, чтобы ее выпить, а после приступал к своему утреннему туалету; он заканчивался одеванием — по никому не известным причинам император предпочитал делать это сам. Вся процедура занимала тридцать минут, так что ровно в 7:40 он приветствовал своего лейтенанта — точнее, капитана Гвардии, — совершавшего вместе с ним «утренние круги», они проходили мимо нескольких дверей, которые по приказу Тортаалика открывались, — этим ознаменовалось официальное начало дня в Императорском дворце.
Обход заканчивался там же, где и начинался, — в Императорских покоях (именно поэтому он и носил название «круга»), и в 8:50, отпустив капитана (а до того лейтенанта), его величество утолял голод клявой, на сей раз ее подавали без корицы и в серебряной чаше, украшенной рубинами. Обычно император ел копченую рыбу комнатной температуры; черный хлеб, поджаренный над огнем (в качестве дров использовалось исключительно красное дерево), с маслом или козьим сыром или лапшу с козьим сыром и маслом.
После завтрака, в 10:00, он переходил в Портретный зал, где обычно встречался с высокими лордами (иными словами, герцогами) и принцами (иными словами, наследниками), у которых имелись к нему какие-то неотложные дела. В действительности свои вопросы лорды и принцы обычно решали с Джурабином, к его величеству обращались только в самом крайнем случае. Как правило, император проводил время, сплетничая с дворцовыми сплетниками и обмениваясь шутками с дворцовыми шутами.
Затем посетителей просили покинуть Портретный зал, и его двери закрывались: наступал час отдыха его величества. Обычно он начинался в 11:45 и продолжался час с четвертью. Его величество прогуливался, фехтовал, читал, а иногда даже отменял назначенные на этот день встречи и отправлялся в Императорский заповедник, чтобы поохотиться на атиру, дикого кабана или дичь.
Двери вновь отворялись обычно в 13:00, и встречи с высокими лордами и наследниками продолжались до часа ленча, в 14:15. В хорошую погоду его величество приказывал накрыть стол на террасе, соседней с Портретным залом (что представляло определенные трудности для слуг, поскольку кухни находились довольно далеко). Когда погода к тому не располагала, император удалялся в свои покои, если желал побыть в одиночестве, либо ел в Столовой, если хотел, чтобы ему составил компанию кто-нибудь из приближенных (то есть тех, о ком мы упоминали ранее с иронией, но правдиво как о сплетниках или шутах). В любом случае ленч обыкновенно состоял из разнообразных фруктов (свежих летом и осенью, сушеных — зимой и в начале весны) и омлета или какого-то другого блюда, приготовленного из куриных яиц, потому как его величество считал, что куриные яйца необходимы ему каждый день для поддержания здоровья.
На ленч отводилось сорок пять минут — то есть заканчивался он ровно в полдень, — после чего Тортаалик вновь отправлялся в Портретный зал, открытый (по крайней мере, теоретически) для всех, кто желал переговорить с его величеством. Следует отметить, что это была самая напряженная часть дня, — императору иногда даже приходилось прерывать беседы и шутки с придворными.
В 1:30 император переходил в Седьмую, Каминную или Стеклянную комнату для частной встречи с кем-нибудь, кого, по мнению Джурабина, необходимо было очаровать (а Тортаалик это умел — если хотел), или чтобы разобраться в делах Империи, когда у него вдруг возникал такой интерес. Иногда Тортаалик просто говорил с Джурабином. Пятьдесят лет назад император беседовал с его доверительностью, но сейчас должность пустовала.
В 3:20 он снова встречался — мы смело теперь можем назвать его имя — с Каавреном, и тот провожал Тортаалика в Зал окон на обед, начинавшийся ровно в 3:30, самую обильную и разнообразную трапезу, в которой часто принимали участие гости государственной важности. Роскошный обед всегда планировался тщательным образом, состоял как минимум из шести блюд и занимал два с половиной часа. В последнее время его величество пристрастился к блюдам, популярным в том или ином районе Империи. То ему подавали кетну, зажаренную в остром соусе, — любимую еду жителей Восточных гор, то повара готовили бифштекс в анисовом желе — деликатес северян — или рыбное рагу по рецепту южан.
В 5:45 начинались вечерние развлечения — император играл в карты, посещал театр, отправлялся на концерт или просто читал в своих покоях. Иногда к нему присоединялась императрица, и это была их первая встреча в течение дня; в 9:15 они вместе ужинали. Ужин являлся самой легкой трапезой дня и обычно состоял только из деликатесов, которым изредка предшествовал бульон.
В 10:45 Тортаалик направлялся в купальню, часто вместе с императрицей. Кааврен, когда задерживался во дворце до позднего вечера, снова встречался с его величеством в 11:55, и они совершали вечерний крут — закрывали те двери, которые открывали утром. Однако чаще всего Кааврен предоставлял выполнение сей обязанности какому-нибудь гвардейцу, отличившемуся по службе. Императрица иногда сопровождала императора во время обхода, который всегда заканчивался в его покоях в 12:55, и его величество принимался за вечерний туалет. В 13:10 император Тортаалик отходил ко сну.
В некоторые дни ее величество императрица Нойма следовала за императором в его спальню, и только Кааврен знал, как часто это происходило. Но на сей счет тиаса ни разу не проронил ни слова, посему нам остается лишь строить недостойные предположения. И пожалуй, тот факт, что императрица родила ребенка, говорит сам за себя. Мы обязаны же добавить, что в дворцовых сплетнях часто обсуждалась личная жизнь их величеств, а те, кто утверждал, будто моменты взаимной страсти случались крайне редко и не удовлетворяли обоих супругов, сами тщетно добивались внимания ее величества, отчего и выдавали желаемое за действительное. С Тортааликом почти никто не флиртовал, поскольку он яростно протестовал против подобного проявления фамильярности, а его кратковременные увлечения можно было бы пересчитать по пальцам одной руки.
Внимательный читатель, несомненно, заметил, что, за исключением нескольких коротких реплик во время обсуждения утреннего туалета его величества, мы совсем не касались вопросов одежды. Мы руководствовались двумя причинами: во-первых, нам не хотелось утомлять читателя излишне долгими описаниями. Во-вторых, эти подробности освещены в бесчисленных научных и нескольких популярных томах. Далеко не последнее место среди них занимает труд Трааньера «Одежда при дворе перед Междуцарствием», принадлежащий к первой категории, и книга барона Вайля с неудачным названием «Одежда, уничтожившая императора», относящаяся ко второй.
Для тех, кто незнаком с названными произведениями, поясним, что его величество переодевался не менее шести и не более одиннадцати раз за день. Однако он редко возвращался для этого в свои покои, а просто давал указания старшей служанке Димме принести все необходимое, а затем заходил в любую свободную комнату и менял туалет. Скандал, вызванный его совершенным равнодушием к собственному достоинству, предоставил повод для работы Вайля, упомянутой выше, — книга отличается тщательной проработкой материала, что почти компенсирует абсурдность исходной посылки.
Теперь, когда мы подробно расписали день его величества в целом, разрешите нам вернуться к нашему повествованию. Иными словами, в 7:40 утра, на следующий день после встречи с лордами Ролландаром и Джурабином, Кааврен явился в спальню его величества, чтобы сопровождать его во время очередного обхода.
Император вышел из своей спальни. Кааврен поклонился, и, хотя это был его первый день в должности капитана, он не подумал о том, что ему следует изменить форму своего приветствия его величества — то есть поклон и почтительное молчание. Тортаалик ответил быстрым кивком, и Кааврен повел своего сюзерена по Белой лестнице к Внутренней двери Портретного зала, первой, которую следовало открыть. Пока они шли, его величество спросил:
— Есть новости, капитан? (К чести его величества, надо сказать, что он, произведя Кааврена в капитаны, ни разу не ошибся и не обратился к нему «лейтенант».)
— Да, сир.
— Значит, есть какие-то новости? (Его величество удивился, он неизменно задавал один и тот же вопрос, и если Кааврен и слышал что-то интересное, то это было раз в двадцать лет, не слишком-то часто, не правда ли?)
— Да, сир.
— Что вам известно?
— Достаточно, чтобы удовлетворить любопытство вашего величества, если ваше величество его действительно испытывает.
— Конечно, капитан. Оно точно ручная криота лорда Виира, скачущая по клетке.
— Тогда, сир, я рад, что могу его удовлетворить.
— Так поспешите, капитан.
— Вот новость: посланец лорд-мэра Адриланки ожидает ваше величество по делу, не терпящему отлагательства.
В этот момент они проходили по первому этажу, и его величество кивнул хранителю ключей, на сей раз его роль исполняла атира леди Ингера. Леди Ингера открыла замок и, после того как слуги распахнули двери, заняла свое место в шаге за Каавреном и императором.
— Как, — сказал его величество, продолжая разговор со своим капитаном, — лорд-мэр Адриланки?
— Да, сир.
— Интересно, чего он хочет.
— Мне кажется, я знаю, сир.
— Вам так кажется?
— Да, сир. Более того, именно в этом и заключается моя новость.
— То есть ваша новость является причиной его визита?
— Да, сир.
— И вы можете мне ее поведать?
— Да, сир.
— Хорошо, говорите.
— Да, сир, — невозмутимо сказал капитан. — Я так и сделаю.
— Надеюсь, прямо сейчас.
— Если вы того пожелаете, сир.
— Если пожелаю? Думаю, уже час прошел с тех пор, как я этого добиваюсь!
— Сир, лорд Адрон э'Кайран, герцог Истменсуотча и принц Дома Дракона, прибыл к городским воротам и ждет разрешения вашего величества на въезд в город.
— Ах вот оно что, — промолвил его величество. — Итак, лорд Адрон здесь.
— Да, сир.
Его величество нахмурился и сохранял молчание, пока они открывали несколько следующих дверей.
— Капитан, — наконец снова заговорил он, — когда закончите здесь, пожалуйста, передайте, что я позволяю его высочеству въезд в город. Понимаю, это не входит в ваши обязанности, но если вы…
— Конечно, сир. Почту за честь.
— Благодарю вас, капитан.
— С радостью выполню ваше поручение, сир.
До окончания завтрака его величества больше ничего интересного не произошло. Поскольку мы решительно не желаем попусту тратить время читателя на подробности, не связанные с развитием нашего повествования, перенесемся на несколько часов вперед. Иначе говоря, к тому моменту, когда в Портретном зале лорд Брадик провозгласил:
— Его высочество герцог Истменсуотча. Графиня Лимтерак.
Когда стих его голос, пространство перед троном открылось, как перед носом трехмачтового судна, и по образовавшемуся коридору уверенно и спокойно прошли Адрон э'Кайран и его дочь, Алира э'Кайран.
Лорд Адрон, пренебрегая титулом герцога Истменсуотча и тем, что являлся наследным принцем Дома Дракона, прибыл, точно обычный драконлорд, в черном с серебряной каймой костюме, воспринимавшемся многими как униформа. Однако здесь нам следует вспомнить, что Адрон был не только наследником Дома Дракона, но и прямым потомком линии э'Кайран, — иными словами, в его жилах текла кровь Кайрана Завоевателя, который, собственно, и создал Империю, собрав из разрозненных племен настоящую армию. Глядя на лорда Адрона, представить себе его предка не составляло никакого труда.
Адрону исполнилась тысяча лет, и его хорошо знали благодаря знаменитому Изрыгающему Пламя Батальону, получившему такое запоминающееся название в горах Канефтали и подтвердившему свое воинское умение во время Войны Трех Осад. Кроме того, Адрон с самой лучшей стороны проявил себя в подавлении Уайткрестского восстания, впрочем, в тот период о нем упоминали как о «неприятностях на побережье».
Адрон встал с левой (то есть его, Кааврена) стороны от кресла императора, и капитан гвардейцев обратил внимание на то, что волосы Адрона, в отличие от портрета кисти Катаны э'Мариш'Чала, висящего в Крыле Дракона, поредели на макушке и так посветлели, что создавалось впечатление, будто он облысел, точно человек Востока. Тиаса даже заинтересовался, какими заклинаниями пользуется его высочество, чтобы сохранить волосы, — или Адрону э'Кайрану на подобные мелочи наплевать? А еще Кааврену показалось, что за прошедшие годы лицо наследника Дома Дракона стало еще более узким, губы тонкими, скулы заострились, а проницательные голубые глаза смотрели совсем холодно и отстраненно.
Кааврен, всегда отличавшийся наблюдательностью, несомненно, заметил бы еще много деталей, но тут его внимание привлекла дочь Адрона, Алира э'Кайран, которая произвела на него столь сильное впечатление, что тиаса на мгновение забыл, где находится, и едва не сделал несколько шагов вперед, чтобы получше ее разглядеть. Алире в то время исполнилось пятьсот лет, однако ей никто не дал бы более ста. И если наш читатель думает, что мы грешим против истины, то ответим ему так: ученые того времени, да и нынешние выдвигают самые невероятные теории, стараясь разгадать секрет ее не меняющейся с годами внешности. Можно здесь привести недавно высказанную баронессой Форнвей точку зрения, что над Алирой «время не властно» благодаря великодушию Богини.
Впрочем, каких бы объяснений ее вечной юности ни давали, мы лучше обратимся к стихам, сочиненным придворными поэтами того времени, воспевающим красоту Алиры. Дочь э'Кайрана сравнивали с сиянием факела, отраженным сосульками, свисающими в середине зимы с башни Диннепа; с меняющейся четыре раза в год листвой ржанковых деревьев; с мягким течением залива Бертин; с ревом океанского прибоя в проливе Карлока; с неподвижностью ночи в пустыне Сантра; с величием гор Канефтали — короче говоря, с явлениями природы, которые вызывали у людей восхищение.
Мы не станем делать попыток повторить или превзойти творения великих поэтов, а лишь создадим для наших читателей небольшой набросок, чтобы они могли представить себе эту леди.
Алира была невысокого роста, сильная; такие светлые волосы, как у нее, редко встречались у представителей Дома Дракона. Впрочем, длинное, узкое лицо, смягченное изящным разрезом глаз, зеленых или голубых, ясно говорило о ее происхождении; к тому же у нее был подбородок отца, только не столь заостренный. Алира зачесывала назад свои длинные прямые волосы, открывая высокий лоб. Под стать своему отцу она надела простой черный костюм, единственным украшением которому служил медальон в форме головы дракона с голубым и зеленым камнями вместо глаз и широкий серебряный пояс — обычно на нем висел меч. Сейчас, естественно, его там не было — только страже разрешалось иметь оружие в присутствии императора.
Что до характера Алиры, свидетельств совсем мало, и мы считаем это существенным недостатком творчества тех придворных поэтов, которых не занимало, что на самом деле представляет собой Алира, словно ее физическое совершенство затмевало все остальное. Однако известно, будто она отличалась гордым, вспыльчивым нравом и держалась дерзко со всяким, кто мешал ей делать то, что она хотела. К чести Алиры следует добавить: ее никогда не интересовало, какое положение занимает несчастный, умудрившийся навлечь на себя ее гнев.
Надеемся, читатель приметит другие достоинства и недостатки Алиры в процессе развития событий. Для нашего повествования достаточно подчеркнуть, что Кааврен оказался совершенно неготовым в тот момент к исполнению своего долга, — и если бы его величеству угрожала опасность…
Но никакой угрозы для его величества не возникло, Кааврен через несколько мгновений пришел в себя, оторвал взгляд от Алиры и снова принялся изучать зал. Адрон между тем сказал:
— Сир, прошу у вашего величества разрешения представить вам мою дочь, Алиру э'Кайран, графиню Лимтерак.
Его величество поклонился, а Орб, к удовольствию сплетников, приобрел светло-голубой, почти белый цвет — оттенок, который свидетельствовал о том, что его величество старается тщательно контролировать эмоции. Кое-кто из придворных принялся разыскивать глазами императрицу, чтобы посмотреть на ее реакцию, но Ноймы в зале не было. Кааврен тоже заметил реакцию его величества, впрочем, от него не укрылось и то, что на Джурабина, стоявшего по правую руку от императора, Алира тоже произвела большое впечатление.
Его величество поклонился сначала Адрону, а потом Алире и сказал:
— Мы с радостью приветствуем вас в Драгейре, ваше высочество.
— Благодарю вас, сир.
— Как обстоят дела в ваших владениях?
— Все спокойно, сир.
— Мы рады это слышать.
И тут Джурабин склонился к уху его величества и что-то прошептал. Император внимательно его выслушал, нахмурился, повернулся к Адрону и сурово спросил:
— Спокойно, вы говорите?
— Абсолютно, сир, — ответил Адрон, который, казалось, не обратил ни малейшего внимания на поведение премьер-министра.
— Значит, полученные нами сведения о стремительном увеличении числа разбойников, охотящихся на дичь во владениях вашего высочества, не соответствуют действительности?
— Дичь, сир?
— Я говорю о волках, ваше высочество.
— О волках, сир? Волков иногда считают опасными. Облавы на них организовывают. Но какая же это дичь?
Орб потемнел, а вместе с ним помрачнело и лицо Тортаалика.
— Мне кажется, вы позволили себе сделать саркастическое замечание в адрес вашего сюзерена?
— Ни в малейшей степени, сир, — с поразительным хладнокровием ответил Адрон, и Кааврен вдруг вспомнил об Айриче, а потом и о теплых чувствах, связывавших много лет четверку друзей и Адрона э'Кайрана.
— Я не мог не обратить внимания, — заметил его величество после некоторой паузы, — что вы сказали «считают».
— Да, сир? Вашему величеству не нравятся эти слова?
— Совсем не нравятся. Они неопределенные, а я предпочитаю, когда мысли выражают ясно.
— Если ваше величество снизойдет до объяснений…
— Вы не сообщили о том, кто так считает.
— Ах вот оно что. Ну, сир, например, я… а также все, кто живет в тех краях.
— Все? Значит, ваше высочество имеет в виду крестьян?
Казалось, Адрон пожал плечами — при этом он даже не пошевелился.
— Да, крестьяне, сир, и многие другие.
— Но разве волки не принадлежат вам?
— Принадлежат, сир.
— Однако вы одобряете, что крестьяне их уничтожают?
— Сир, волки нападают на домашних животных, которые находятся во владении крестьян, те лишаются возможности отдавать мне мою долю.
— И как долго ваше высочество придерживается такого мнения?
— Как долго, сир?
— Да. Я спрашиваю вас об этом, потому что до нас дошли слухи, будто вы пытались остановить уничтожение волков, пока не началось настоящее восстание крестьян, охватившее все ваши владения.
И снова Кааврену показалось, что Адрон пожал плечами, оставаясь абсолютно неподвижным.
— В ваших словах, сир, есть доля правды — я действительно предпочел полное истребление волков гибели крестьян, которые выращивают домашний скот.
— И вы называете положение в ваших владениях мирным? Получается, вы, владелец одного из самых крупных наделов в Империи, не в состоянии контролировать своих крестьян?
— Если ваше величество позволит, — спокойно продолжал Адрон, — я вижу большую разницу между уничтожением волков, с одной стороны, и нападением на мою персону и убийством вассалов — с другой.
Кааврен взглянул на Алиру и отметил про себя: «Ей еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем она научится скрывать свои эмоции; если бы ее мысли были поступками, мне бы пришлось арестовать Алиру за покушение на императора».
Следует сказать, что его величество вел себя ничуть не лучше, — его явно не устраивали ответы Адрона, и Орб не только испускал красноватое свечение, но и начал намного быстрее вращаться вокруг головы Тортаалика — император пребывал в крайнем возбуждении.
«Возможно, — подумал Кааврен, — мне прикажут арестовать Адрона. Ну, если приказ будет отдан, я незамедлительно его выполню. И об этом герцогу, хоть он и драконлорд, надо было вспомнить, прежде чем раздражать его величество».
Приказа такого, однако, не последовало, а вместо этого его величество выпалил:
— А что вы скажете, Истменсуотч, о донесениях, в которых говорится, якобы вы пробуете свои силы в древнем волшебстве, объявленном вне закона со времени основания Империи?
Обвинение будто бы застало Адрона врасплох, поскольку его брови приподнялись, глаза округлились. Впрочем, он быстро пришел в себя и ответил:
— Сир, всякий, кто хоть немного меня знает, заверил бы ваше величество, что подобные донесения лживы.
— В самом деле? — надменно переспросил император.
— Да, сир. Всем известно, что я никогда не был дилетантом.
Придворные ахнули; Орб потемнел еще сильнее, а его величество, обычно отличавшийся бледностью лица, покраснел, словно пытался соответствовать символу своей власти. Тортаалик вздрогнул и пробормотал:
— Аудиенция окончена. Оставьте нас.
— Да, сир. — Адрон поклонился, отступил назад и в сопровождении дочери вышел.
Кааврену вдруг захотелось зааплодировать, но он поборол столь нелепое желание и посмотрел на его величество — проверить, не собирается ли тот отдать приказ об аресте человека, вызвавшего у него приступ раздражения. Уголки рта императора дрожали от возбуждения, зубы были так крепко сжаты, что тиасе стало жаль своего сюзерена. Еще мгновение — и приказ об аресте прозвучал бы.
Однако его величество откинулся на спинку кресла и вздохнул. Его вздох был подхвачен собравшимися придворными, после чего все посмотрели вслед двум удаляющимся драконлордам, которые миновали пост гвардейцев у дверей Портретного зала и исчезли за поворотом, оказавшись в сравнительной безопасности.
Его величество между тем сделал знак Кааврену и поднялся. Подданные едва успели вскочить на ноги, как император в сопровождении своего капитана уже вышел из комнаты через Зеркальные двери.
— Господин Кааврен, — промолвил его величество, когда они пересекали широкий коридор.
— Да, сир, — отозвался тиаса, стараясь не отставать.
— Он не стал отрицать обвинение.
— Верно, сир.
— Более того, он практически похвалялся своим преступлением.
— И это верно, сир.
— В присутствии всего двора!
— Да, сир.
— Что ж, арестуйте его. Посмотрим, сможет ли он нам дать столь дерзкий ответ, когда над его головой окажется Орб. Занятия древним волшебством караются смертью.
— Да, сир.
Через несколько шагов они подошли к лестнице из отличного зеленого мрамора, ведущей в Седьмую комнату. Поднимаясь по ступенькам, император сказал:
— Так что?
— Да, сир?
— Мне кажется, я отдал вам приказ.
— Совершенно верно, сир.
— Ну, у вас есть еще какой-то вопрос?
— Сир, мне действительно нужно задать вопрос, если только ваше величество позволит.
Император остановился у двери в Седьмую комнату.
— Хорошо, — сказал он.
— Предполагаю, ваше величество, — проговорил Кааврен, — что вы знали правду до того, как начали расспрашивать герцога, — в противном случае, не затронули бы эту тему, не так ли?
— Ну?
— Сир, мне непонятно, почему Адрона не арестовали раньше.
— Почему? Он ведь наследник трона от Дома Дракона, и его арест ускорит… — Тортаалик не закончил предложения и нахмурился.
— Да, сир? — спросил Кааврен.
— Если он докажет свою невиновность, — снова начал император, — то его арест… — Он замолчал и погрузился в размышления.
Перед тем как продолжить повествование, надеемся, читатель разрешит нам сказать несколько слов об этом расписании. Прежде всего следует отметить, что оно было устоявшимся и неизменным. Каждое утро в семь часов после полуночи Орб будил императора. В семь часов две минуты в спальню входил слуга и приносил украшенную изумрудами серебряную чашу с клявой, шестью каплями меда и чуточкой корицы. Тортаалик позволял себе лишь восемь минут на то, чтобы ее выпить, а после приступал к своему утреннему туалету; он заканчивался одеванием — по никому не известным причинам император предпочитал делать это сам. Вся процедура занимала тридцать минут, так что ровно в 7:40 он приветствовал своего лейтенанта — точнее, капитана Гвардии, — совершавшего вместе с ним «утренние круги», они проходили мимо нескольких дверей, которые по приказу Тортаалика открывались, — этим ознаменовалось официальное начало дня в Императорском дворце.
Обход заканчивался там же, где и начинался, — в Императорских покоях (именно поэтому он и носил название «круга»), и в 8:50, отпустив капитана (а до того лейтенанта), его величество утолял голод клявой, на сей раз ее подавали без корицы и в серебряной чаше, украшенной рубинами. Обычно император ел копченую рыбу комнатной температуры; черный хлеб, поджаренный над огнем (в качестве дров использовалось исключительно красное дерево), с маслом или козьим сыром или лапшу с козьим сыром и маслом.
После завтрака, в 10:00, он переходил в Портретный зал, где обычно встречался с высокими лордами (иными словами, герцогами) и принцами (иными словами, наследниками), у которых имелись к нему какие-то неотложные дела. В действительности свои вопросы лорды и принцы обычно решали с Джурабином, к его величеству обращались только в самом крайнем случае. Как правило, император проводил время, сплетничая с дворцовыми сплетниками и обмениваясь шутками с дворцовыми шутами.
Затем посетителей просили покинуть Портретный зал, и его двери закрывались: наступал час отдыха его величества. Обычно он начинался в 11:45 и продолжался час с четвертью. Его величество прогуливался, фехтовал, читал, а иногда даже отменял назначенные на этот день встречи и отправлялся в Императорский заповедник, чтобы поохотиться на атиру, дикого кабана или дичь.
Двери вновь отворялись обычно в 13:00, и встречи с высокими лордами и наследниками продолжались до часа ленча, в 14:15. В хорошую погоду его величество приказывал накрыть стол на террасе, соседней с Портретным залом (что представляло определенные трудности для слуг, поскольку кухни находились довольно далеко). Когда погода к тому не располагала, император удалялся в свои покои, если желал побыть в одиночестве, либо ел в Столовой, если хотел, чтобы ему составил компанию кто-нибудь из приближенных (то есть тех, о ком мы упоминали ранее с иронией, но правдиво как о сплетниках или шутах). В любом случае ленч обыкновенно состоял из разнообразных фруктов (свежих летом и осенью, сушеных — зимой и в начале весны) и омлета или какого-то другого блюда, приготовленного из куриных яиц, потому как его величество считал, что куриные яйца необходимы ему каждый день для поддержания здоровья.
На ленч отводилось сорок пять минут — то есть заканчивался он ровно в полдень, — после чего Тортаалик вновь отправлялся в Портретный зал, открытый (по крайней мере, теоретически) для всех, кто желал переговорить с его величеством. Следует отметить, что это была самая напряженная часть дня, — императору иногда даже приходилось прерывать беседы и шутки с придворными.
В 1:30 император переходил в Седьмую, Каминную или Стеклянную комнату для частной встречи с кем-нибудь, кого, по мнению Джурабина, необходимо было очаровать (а Тортаалик это умел — если хотел), или чтобы разобраться в делах Империи, когда у него вдруг возникал такой интерес. Иногда Тортаалик просто говорил с Джурабином. Пятьдесят лет назад император беседовал с его доверительностью, но сейчас должность пустовала.
В 3:20 он снова встречался — мы смело теперь можем назвать его имя — с Каавреном, и тот провожал Тортаалика в Зал окон на обед, начинавшийся ровно в 3:30, самую обильную и разнообразную трапезу, в которой часто принимали участие гости государственной важности. Роскошный обед всегда планировался тщательным образом, состоял как минимум из шести блюд и занимал два с половиной часа. В последнее время его величество пристрастился к блюдам, популярным в том или ином районе Империи. То ему подавали кетну, зажаренную в остром соусе, — любимую еду жителей Восточных гор, то повара готовили бифштекс в анисовом желе — деликатес северян — или рыбное рагу по рецепту южан.
В 5:45 начинались вечерние развлечения — император играл в карты, посещал театр, отправлялся на концерт или просто читал в своих покоях. Иногда к нему присоединялась императрица, и это была их первая встреча в течение дня; в 9:15 они вместе ужинали. Ужин являлся самой легкой трапезой дня и обычно состоял только из деликатесов, которым изредка предшествовал бульон.
В 10:45 Тортаалик направлялся в купальню, часто вместе с императрицей. Кааврен, когда задерживался во дворце до позднего вечера, снова встречался с его величеством в 11:55, и они совершали вечерний крут — закрывали те двери, которые открывали утром. Однако чаще всего Кааврен предоставлял выполнение сей обязанности какому-нибудь гвардейцу, отличившемуся по службе. Императрица иногда сопровождала императора во время обхода, который всегда заканчивался в его покоях в 12:55, и его величество принимался за вечерний туалет. В 13:10 император Тортаалик отходил ко сну.
В некоторые дни ее величество императрица Нойма следовала за императором в его спальню, и только Кааврен знал, как часто это происходило. Но на сей счет тиаса ни разу не проронил ни слова, посему нам остается лишь строить недостойные предположения. И пожалуй, тот факт, что императрица родила ребенка, говорит сам за себя. Мы обязаны же добавить, что в дворцовых сплетнях часто обсуждалась личная жизнь их величеств, а те, кто утверждал, будто моменты взаимной страсти случались крайне редко и не удовлетворяли обоих супругов, сами тщетно добивались внимания ее величества, отчего и выдавали желаемое за действительное. С Тортааликом почти никто не флиртовал, поскольку он яростно протестовал против подобного проявления фамильярности, а его кратковременные увлечения можно было бы пересчитать по пальцам одной руки.
Внимательный читатель, несомненно, заметил, что, за исключением нескольких коротких реплик во время обсуждения утреннего туалета его величества, мы совсем не касались вопросов одежды. Мы руководствовались двумя причинами: во-первых, нам не хотелось утомлять читателя излишне долгими описаниями. Во-вторых, эти подробности освещены в бесчисленных научных и нескольких популярных томах. Далеко не последнее место среди них занимает труд Трааньера «Одежда при дворе перед Междуцарствием», принадлежащий к первой категории, и книга барона Вайля с неудачным названием «Одежда, уничтожившая императора», относящаяся ко второй.
Для тех, кто незнаком с названными произведениями, поясним, что его величество переодевался не менее шести и не более одиннадцати раз за день. Однако он редко возвращался для этого в свои покои, а просто давал указания старшей служанке Димме принести все необходимое, а затем заходил в любую свободную комнату и менял туалет. Скандал, вызванный его совершенным равнодушием к собственному достоинству, предоставил повод для работы Вайля, упомянутой выше, — книга отличается тщательной проработкой материала, что почти компенсирует абсурдность исходной посылки.
Теперь, когда мы подробно расписали день его величества в целом, разрешите нам вернуться к нашему повествованию. Иными словами, в 7:40 утра, на следующий день после встречи с лордами Ролландаром и Джурабином, Кааврен явился в спальню его величества, чтобы сопровождать его во время очередного обхода.
Император вышел из своей спальни. Кааврен поклонился, и, хотя это был его первый день в должности капитана, он не подумал о том, что ему следует изменить форму своего приветствия его величества — то есть поклон и почтительное молчание. Тортаалик ответил быстрым кивком, и Кааврен повел своего сюзерена по Белой лестнице к Внутренней двери Портретного зала, первой, которую следовало открыть. Пока они шли, его величество спросил:
— Есть новости, капитан? (К чести его величества, надо сказать, что он, произведя Кааврена в капитаны, ни разу не ошибся и не обратился к нему «лейтенант».)
— Да, сир.
— Значит, есть какие-то новости? (Его величество удивился, он неизменно задавал один и тот же вопрос, и если Кааврен и слышал что-то интересное, то это было раз в двадцать лет, не слишком-то часто, не правда ли?)
— Да, сир.
— Что вам известно?
— Достаточно, чтобы удовлетворить любопытство вашего величества, если ваше величество его действительно испытывает.
— Конечно, капитан. Оно точно ручная криота лорда Виира, скачущая по клетке.
— Тогда, сир, я рад, что могу его удовлетворить.
— Так поспешите, капитан.
— Вот новость: посланец лорд-мэра Адриланки ожидает ваше величество по делу, не терпящему отлагательства.
В этот момент они проходили по первому этажу, и его величество кивнул хранителю ключей, на сей раз его роль исполняла атира леди Ингера. Леди Ингера открыла замок и, после того как слуги распахнули двери, заняла свое место в шаге за Каавреном и императором.
— Как, — сказал его величество, продолжая разговор со своим капитаном, — лорд-мэр Адриланки?
— Да, сир.
— Интересно, чего он хочет.
— Мне кажется, я знаю, сир.
— Вам так кажется?
— Да, сир. Более того, именно в этом и заключается моя новость.
— То есть ваша новость является причиной его визита?
— Да, сир.
— И вы можете мне ее поведать?
— Да, сир.
— Хорошо, говорите.
— Да, сир, — невозмутимо сказал капитан. — Я так и сделаю.
— Надеюсь, прямо сейчас.
— Если вы того пожелаете, сир.
— Если пожелаю? Думаю, уже час прошел с тех пор, как я этого добиваюсь!
— Сир, лорд Адрон э'Кайран, герцог Истменсуотча и принц Дома Дракона, прибыл к городским воротам и ждет разрешения вашего величества на въезд в город.
— Ах вот оно что, — промолвил его величество. — Итак, лорд Адрон здесь.
— Да, сир.
Его величество нахмурился и сохранял молчание, пока они открывали несколько следующих дверей.
— Капитан, — наконец снова заговорил он, — когда закончите здесь, пожалуйста, передайте, что я позволяю его высочеству въезд в город. Понимаю, это не входит в ваши обязанности, но если вы…
— Конечно, сир. Почту за честь.
— Благодарю вас, капитан.
— С радостью выполню ваше поручение, сир.
До окончания завтрака его величества больше ничего интересного не произошло. Поскольку мы решительно не желаем попусту тратить время читателя на подробности, не связанные с развитием нашего повествования, перенесемся на несколько часов вперед. Иначе говоря, к тому моменту, когда в Портретном зале лорд Брадик провозгласил:
— Его высочество герцог Истменсуотча. Графиня Лимтерак.
Когда стих его голос, пространство перед троном открылось, как перед носом трехмачтового судна, и по образовавшемуся коридору уверенно и спокойно прошли Адрон э'Кайран и его дочь, Алира э'Кайран.
Лорд Адрон, пренебрегая титулом герцога Истменсуотча и тем, что являлся наследным принцем Дома Дракона, прибыл, точно обычный драконлорд, в черном с серебряной каймой костюме, воспринимавшемся многими как униформа. Однако здесь нам следует вспомнить, что Адрон был не только наследником Дома Дракона, но и прямым потомком линии э'Кайран, — иными словами, в его жилах текла кровь Кайрана Завоевателя, который, собственно, и создал Империю, собрав из разрозненных племен настоящую армию. Глядя на лорда Адрона, представить себе его предка не составляло никакого труда.
Адрону исполнилась тысяча лет, и его хорошо знали благодаря знаменитому Изрыгающему Пламя Батальону, получившему такое запоминающееся название в горах Канефтали и подтвердившему свое воинское умение во время Войны Трех Осад. Кроме того, Адрон с самой лучшей стороны проявил себя в подавлении Уайткрестского восстания, впрочем, в тот период о нем упоминали как о «неприятностях на побережье».
Адрон встал с левой (то есть его, Кааврена) стороны от кресла императора, и капитан гвардейцев обратил внимание на то, что волосы Адрона, в отличие от портрета кисти Катаны э'Мариш'Чала, висящего в Крыле Дракона, поредели на макушке и так посветлели, что создавалось впечатление, будто он облысел, точно человек Востока. Тиаса даже заинтересовался, какими заклинаниями пользуется его высочество, чтобы сохранить волосы, — или Адрону э'Кайрану на подобные мелочи наплевать? А еще Кааврену показалось, что за прошедшие годы лицо наследника Дома Дракона стало еще более узким, губы тонкими, скулы заострились, а проницательные голубые глаза смотрели совсем холодно и отстраненно.
Кааврен, всегда отличавшийся наблюдательностью, несомненно, заметил бы еще много деталей, но тут его внимание привлекла дочь Адрона, Алира э'Кайран, которая произвела на него столь сильное впечатление, что тиаса на мгновение забыл, где находится, и едва не сделал несколько шагов вперед, чтобы получше ее разглядеть. Алире в то время исполнилось пятьсот лет, однако ей никто не дал бы более ста. И если наш читатель думает, что мы грешим против истины, то ответим ему так: ученые того времени, да и нынешние выдвигают самые невероятные теории, стараясь разгадать секрет ее не меняющейся с годами внешности. Можно здесь привести недавно высказанную баронессой Форнвей точку зрения, что над Алирой «время не властно» благодаря великодушию Богини.
Впрочем, каких бы объяснений ее вечной юности ни давали, мы лучше обратимся к стихам, сочиненным придворными поэтами того времени, воспевающим красоту Алиры. Дочь э'Кайрана сравнивали с сиянием факела, отраженным сосульками, свисающими в середине зимы с башни Диннепа; с меняющейся четыре раза в год листвой ржанковых деревьев; с мягким течением залива Бертин; с ревом океанского прибоя в проливе Карлока; с неподвижностью ночи в пустыне Сантра; с величием гор Канефтали — короче говоря, с явлениями природы, которые вызывали у людей восхищение.
Мы не станем делать попыток повторить или превзойти творения великих поэтов, а лишь создадим для наших читателей небольшой набросок, чтобы они могли представить себе эту леди.
Алира была невысокого роста, сильная; такие светлые волосы, как у нее, редко встречались у представителей Дома Дракона. Впрочем, длинное, узкое лицо, смягченное изящным разрезом глаз, зеленых или голубых, ясно говорило о ее происхождении; к тому же у нее был подбородок отца, только не столь заостренный. Алира зачесывала назад свои длинные прямые волосы, открывая высокий лоб. Под стать своему отцу она надела простой черный костюм, единственным украшением которому служил медальон в форме головы дракона с голубым и зеленым камнями вместо глаз и широкий серебряный пояс — обычно на нем висел меч. Сейчас, естественно, его там не было — только страже разрешалось иметь оружие в присутствии императора.
Что до характера Алиры, свидетельств совсем мало, и мы считаем это существенным недостатком творчества тех придворных поэтов, которых не занимало, что на самом деле представляет собой Алира, словно ее физическое совершенство затмевало все остальное. Однако известно, будто она отличалась гордым, вспыльчивым нравом и держалась дерзко со всяким, кто мешал ей делать то, что она хотела. К чести Алиры следует добавить: ее никогда не интересовало, какое положение занимает несчастный, умудрившийся навлечь на себя ее гнев.
Надеемся, читатель приметит другие достоинства и недостатки Алиры в процессе развития событий. Для нашего повествования достаточно подчеркнуть, что Кааврен оказался совершенно неготовым в тот момент к исполнению своего долга, — и если бы его величеству угрожала опасность…
Но никакой угрозы для его величества не возникло, Кааврен через несколько мгновений пришел в себя, оторвал взгляд от Алиры и снова принялся изучать зал. Адрон между тем сказал:
— Сир, прошу у вашего величества разрешения представить вам мою дочь, Алиру э'Кайран, графиню Лимтерак.
Его величество поклонился, а Орб, к удовольствию сплетников, приобрел светло-голубой, почти белый цвет — оттенок, который свидетельствовал о том, что его величество старается тщательно контролировать эмоции. Кое-кто из придворных принялся разыскивать глазами императрицу, чтобы посмотреть на ее реакцию, но Ноймы в зале не было. Кааврен тоже заметил реакцию его величества, впрочем, от него не укрылось и то, что на Джурабина, стоявшего по правую руку от императора, Алира тоже произвела большое впечатление.
Его величество поклонился сначала Адрону, а потом Алире и сказал:
— Мы с радостью приветствуем вас в Драгейре, ваше высочество.
— Благодарю вас, сир.
— Как обстоят дела в ваших владениях?
— Все спокойно, сир.
— Мы рады это слышать.
И тут Джурабин склонился к уху его величества и что-то прошептал. Император внимательно его выслушал, нахмурился, повернулся к Адрону и сурово спросил:
— Спокойно, вы говорите?
— Абсолютно, сир, — ответил Адрон, который, казалось, не обратил ни малейшего внимания на поведение премьер-министра.
— Значит, полученные нами сведения о стремительном увеличении числа разбойников, охотящихся на дичь во владениях вашего высочества, не соответствуют действительности?
— Дичь, сир?
— Я говорю о волках, ваше высочество.
— О волках, сир? Волков иногда считают опасными. Облавы на них организовывают. Но какая же это дичь?
Орб потемнел, а вместе с ним помрачнело и лицо Тортаалика.
— Мне кажется, вы позволили себе сделать саркастическое замечание в адрес вашего сюзерена?
— Ни в малейшей степени, сир, — с поразительным хладнокровием ответил Адрон, и Кааврен вдруг вспомнил об Айриче, а потом и о теплых чувствах, связывавших много лет четверку друзей и Адрона э'Кайрана.
— Я не мог не обратить внимания, — заметил его величество после некоторой паузы, — что вы сказали «считают».
— Да, сир? Вашему величеству не нравятся эти слова?
— Совсем не нравятся. Они неопределенные, а я предпочитаю, когда мысли выражают ясно.
— Если ваше величество снизойдет до объяснений…
— Вы не сообщили о том, кто так считает.
— Ах вот оно что. Ну, сир, например, я… а также все, кто живет в тех краях.
— Все? Значит, ваше высочество имеет в виду крестьян?
Казалось, Адрон пожал плечами — при этом он даже не пошевелился.
— Да, крестьяне, сир, и многие другие.
— Но разве волки не принадлежат вам?
— Принадлежат, сир.
— Однако вы одобряете, что крестьяне их уничтожают?
— Сир, волки нападают на домашних животных, которые находятся во владении крестьян, те лишаются возможности отдавать мне мою долю.
— И как долго ваше высочество придерживается такого мнения?
— Как долго, сир?
— Да. Я спрашиваю вас об этом, потому что до нас дошли слухи, будто вы пытались остановить уничтожение волков, пока не началось настоящее восстание крестьян, охватившее все ваши владения.
И снова Кааврену показалось, что Адрон пожал плечами, оставаясь абсолютно неподвижным.
— В ваших словах, сир, есть доля правды — я действительно предпочел полное истребление волков гибели крестьян, которые выращивают домашний скот.
— И вы называете положение в ваших владениях мирным? Получается, вы, владелец одного из самых крупных наделов в Империи, не в состоянии контролировать своих крестьян?
— Если ваше величество позволит, — спокойно продолжал Адрон, — я вижу большую разницу между уничтожением волков, с одной стороны, и нападением на мою персону и убийством вассалов — с другой.
Кааврен взглянул на Алиру и отметил про себя: «Ей еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем она научится скрывать свои эмоции; если бы ее мысли были поступками, мне бы пришлось арестовать Алиру за покушение на императора».
Следует сказать, что его величество вел себя ничуть не лучше, — его явно не устраивали ответы Адрона, и Орб не только испускал красноватое свечение, но и начал намного быстрее вращаться вокруг головы Тортаалика — император пребывал в крайнем возбуждении.
«Возможно, — подумал Кааврен, — мне прикажут арестовать Адрона. Ну, если приказ будет отдан, я незамедлительно его выполню. И об этом герцогу, хоть он и драконлорд, надо было вспомнить, прежде чем раздражать его величество».
Приказа такого, однако, не последовало, а вместо этого его величество выпалил:
— А что вы скажете, Истменсуотч, о донесениях, в которых говорится, якобы вы пробуете свои силы в древнем волшебстве, объявленном вне закона со времени основания Империи?
Обвинение будто бы застало Адрона врасплох, поскольку его брови приподнялись, глаза округлились. Впрочем, он быстро пришел в себя и ответил:
— Сир, всякий, кто хоть немного меня знает, заверил бы ваше величество, что подобные донесения лживы.
— В самом деле? — надменно переспросил император.
— Да, сир. Всем известно, что я никогда не был дилетантом.
Придворные ахнули; Орб потемнел еще сильнее, а его величество, обычно отличавшийся бледностью лица, покраснел, словно пытался соответствовать символу своей власти. Тортаалик вздрогнул и пробормотал:
— Аудиенция окончена. Оставьте нас.
— Да, сир. — Адрон поклонился, отступил назад и в сопровождении дочери вышел.
Кааврену вдруг захотелось зааплодировать, но он поборол столь нелепое желание и посмотрел на его величество — проверить, не собирается ли тот отдать приказ об аресте человека, вызвавшего у него приступ раздражения. Уголки рта императора дрожали от возбуждения, зубы были так крепко сжаты, что тиасе стало жаль своего сюзерена. Еще мгновение — и приказ об аресте прозвучал бы.
Однако его величество откинулся на спинку кресла и вздохнул. Его вздох был подхвачен собравшимися придворными, после чего все посмотрели вслед двум удаляющимся драконлордам, которые миновали пост гвардейцев у дверей Портретного зала и исчезли за поворотом, оказавшись в сравнительной безопасности.
Его величество между тем сделал знак Кааврену и поднялся. Подданные едва успели вскочить на ноги, как император в сопровождении своего капитана уже вышел из комнаты через Зеркальные двери.
— Господин Кааврен, — промолвил его величество, когда они пересекали широкий коридор.
— Да, сир, — отозвался тиаса, стараясь не отставать.
— Он не стал отрицать обвинение.
— Верно, сир.
— Более того, он практически похвалялся своим преступлением.
— И это верно, сир.
— В присутствии всего двора!
— Да, сир.
— Что ж, арестуйте его. Посмотрим, сможет ли он нам дать столь дерзкий ответ, когда над его головой окажется Орб. Занятия древним волшебством караются смертью.
— Да, сир.
Через несколько шагов они подошли к лестнице из отличного зеленого мрамора, ведущей в Седьмую комнату. Поднимаясь по ступенькам, император сказал:
— Так что?
— Да, сир?
— Мне кажется, я отдал вам приказ.
— Совершенно верно, сир.
— Ну, у вас есть еще какой-то вопрос?
— Сир, мне действительно нужно задать вопрос, если только ваше величество позволит.
Император остановился у двери в Седьмую комнату.
— Хорошо, — сказал он.
— Предполагаю, ваше величество, — проговорил Кааврен, — что вы знали правду до того, как начали расспрашивать герцога, — в противном случае, не затронули бы эту тему, не так ли?
— Ну?
— Сир, мне непонятно, почему Адрона не арестовали раньше.
— Почему? Он ведь наследник трона от Дома Дракона, и его арест ускорит… — Тортаалик не закончил предложения и нахмурился.
— Да, сир? — спросил Кааврен.
— Если он докажет свою невиновность, — снова начал император, — то его арест… — Он замолчал и погрузился в размышления.