Браст Стивен. Пятьсот лет спустя

   — Ну тогда, Раф, я должен тебя поздравить. И делаю это с огромным удовольствием.
   — Благодарю, милорд.
   — Рад, что новый налог не причинил тебе вреда.
   — Вреда, милорд? Напротив, именно благодаря налогу я и разбогател.
   — Он принес тебе доход? Разве такое возможно?
   — Все очень просто. Хотите объясню?
   — Выслушаю тебя с интересом.
   — Вот как это получилось. Я продавал каждый пирог за девять медных пенни — за исключением, конечно, вас. Ну а как ввели новый налог на пшеницу и мясо, мои расходы возросли на два пенни — в расчете на каждый пирог.
   — И что?
   — Естественно, расходы моих конкурентов выросли также.
   — Да, разумеется. И ты поднял цену?
   — Нет, милорд, в этом-то и весь секрет. Я оставил цену прежней, а мои конкуренты ее подняли.
   — И что же дальше?
   — Дальше, милорд, — теперь все приходят ко мне. Конкуренты начали разоряться, я заполучил их клиентов, которые приходят ко мне с противоположного конца города. Конечно, это связано и с качеством мяса…
   — Тут я всецело с тобой согласен, добрый Раф.
   — … но главная причина моего процветания в том, что другие лоточники повысили цены. И хоть я зарабатываю сейчас на каждом пироге меньше, продаю-то их намного больше — настолько больше, что уже целый год с тех пор, как повысились налоги, по вечерам возношу молитвы о здравии его величества. Вот так новые налоги помогли мне нажить состояние.
   — Ну, теперь мне все понятно. Спасибо, ты все отлично объяснил.
   — Милорд, вы оказали мне честь, спросив.
   Кааврен вежливо кивнул и пошел домой, предоставив лоточнику разбираться с приличной очередью, терпеливо (а точнее, благоразумно) дожидавшейся, пока Раф закончит разговор с лейтенантом.
   Надо заметить, наступил вечер, тот самый час, когда лавочники и ремесленники возвращаются после завершения дневных трудов, а нищие и проститутки только принимаются за работу, его же величество заканчивает обед и направляется к игорным столам или обсуждает предстоящую охоту с придворными. Кааврен вернулся домой, словно какой-нибудь лавочник, уставший после долгого дня и с нетерпением ожидающий ужина с семьей.
   Однако на этом сходство (о нем мы непременно должны упомянуть, поскольку подобная мысль не раз приходила в голову Кааврена, причем исключительно в одно и то же время дня) между лейтенантом Императорской гвардии и десятками тысяч лавочников, торговцев и текл заканчивалось. Во-первых, он уже завершил свою вечернюю трапезу в виде пирога, который, как и всегда, оказался сочным и свежим. Во-вторых, вся его семья состояла из единственной служанки, Сахри, успевшей заметно постареть и теперь исполнявшей свои обязанности гораздо лучше, нежели раньше: готовить или вести хозяйство с большим рвением или умением она не стала, зато сделалась молчаливее.
   И если в этот день во дворце произошло много неожиданных событий, то дома у Кааврена все было как обычно. Когда он появился в дверях (на них красовался бронзовый геральдический знак тиасы), Сахри подняла глаза, на секунду оторвавшись от книги, а потом снова молча вернулась к чтению. Кааврен прошел мимо нее, остановившись лишь взглянуть, что же ее так увлекло. Обнаружив, что служанка занята изучением скандальных стихов, их автор называл себя «Отравителем», лейтенант направился в свою комнату, поскольку подумал, что ему нечего сказать по данному поводу.
   Дабы читатель не сделал неправильных выводов относительно отношений между тиасой и теклой (а отсутствие взаимоотношений, естественно, само по себе тоже взаимоотношение) и не посчитал их напряженными, разрешите заявить: это не соответствует истинному положению вещей. Напротив, они настолько хорошо друг друга понимали, что им не требовалось слов, более того — оба испытывали отвращение к ненужным разговорам.
   Добравшись до своей комнаты и повесив ножны со шпагой на гвоздь на верхней площадке лестницы, Кааврен сразу вспомнил о письме, которое начал сочинять своему старому другу Айричу (мы уже упоминали об этом лиорне и осмеливаемся надеяться, читатель о нем не забыл) неделю или две назад, но так и не закончил. Он взял листок бумаги и прочитал несколько строк. Это были ответы на вопросы последнего письма Айрича — всего пара предложений, поскольку особых событий в жизни тиасы не произошло. Сам Айрич прислал короткую записку, где спрашивал о здоровье и новостях. Кааврен, не в силах ничего придумать, оставил недописанное послание на столе — в качестве напоминания, — и, как мы видим, не зря.
   Встреча с Пэлом преисполнила Кааврена решимости дописать ответ. Он уселся за стол, смял листок и бросил его в угол, где уже валялось с десяток других, в ожидании того времени года, когда тиаса наконец решался допустить Сахри в свой кабинет, а та изъявляла такое желание. Кааврен разыскал чистый лист — он пользовался идеально отбеленной бумагой, сделанной в Хаммерсгейте по самой новейшей технологии, — и начал заново:
 
   «Мой дорогой Айрич¹, спасибо за письмо, в котором вы справляетесь о моих делах и здоровье. Мое здоровье, благодарение Богам и лекарям (или, скорее, тому, что я не имел встреч с последними) в превосходном состоянии. Что же до моих дел — можете не сомневаться, они совершенно не изменились с тех пор, как вы оказали мне честь, спросив о них. Я слежу за охраной императора, которую несут гвардейцы, сам стою на часах и надеюсь на участие в сражении, что кажется весьма маловероятным. Его величество (да хранят его Боги) не проявляет ни малейшего интереса к битвам и не желает, воспользовавшись своим неотъемлемым правом, лично повести в бой войска. Не сомневаюсь, он доверит эту честь Ролландару э'Дриену, который, как вы, наверное, знаете, стал главнокомандующим в начале прошлого столетия. Лорд Ролландар, возможно, из-за того, что его мало интересуют гвардейцы, предоставляет заниматься ими капитану, а тот в свою очередь во всем полагается на меня. В результате у меня много дел, и это вашего покорного слугу чрезвычайно радует. Так что у вас нет оснований тревожиться на мой счет.
   Относительно ваших дел, мой дорогой Айрич, рад слышать, что у вас все хорошо. Меня беспокоило, как бы введение нового закона о налогах не вызвало у вас трудности. Изредка до нас доходят слухи о вооруженном сопротивлении, но ничего серьезного. Несколько дней назад его величество оказал мне честь, спросив, не боюсь ли я народа. Я напомнил ему, что нахожусь на службе в течение двухсот шести лет его правления, во время продуктовых бунтов видел и озлобленное население, и организованную толпу; а сейчас, несмотря на шумные протесты, до этого еще далеко. Кажется, мой ответ его вполне удовлетворил. Не сомневаюсь, Айрич, если бы вы были здесь, то согласились бы со мной.
   О Пэле я мало могу рассказать, не считая того, что мы недавно с ним виделись. Он совсем не изменился — все так же обожает тайны и участвует в интригах. Должен признаться, Айрич, он оскорбил мои чувства, притворившись — чтобы, получить от меня кое-какую информацию, — будто ничего не знает о текущих делах, а это никак невозможно. Впрочем, он всегда был таким, и я прощаю его ради нашей старой дружбы.
   Кстати, о дружбе. Хочу вам сообщить, что около тридцати лет назад я получил весточку от Катаны э'Мариш'Чала. Она вышла замуж за драконлорда линии э'Лания, не помню имени. Меня приглашали на свадьбу, но я не сумел получить отпуск. Вы слышали эту новость? Приглашали ли вас и смогли ли вы присутствовать на церемонии?
   Продолжая разговор о друзьях, не могу не вспомнить о нашей доброй Тазендре. Я был рад узнать, что она не пострадала во время взрыва в своем доме. Надеюсь, Тазендра сделала надлежащие выводы и будет более осторожно проводить свои изыскания. Как поживает ее слуга, Мика? Не пострадал ли он? Я бы очень огорчился, если бы…»
 
   Кааврен прервался, услышав грохот, — кто-то стучал в дверной молоток. Тиаса тщательно промокнул несколько последних слов и приготовился сойти вниз проверить, кто пришел его навестить. Он миновал маленькое окошко, оставленное открытым для проветривания, — Кааврен научился регулировать температуру воздуха в своей комнате, открывая его пошире и меняя тягу в небольшом камине. Причина, по которой мы чувствуем себя обязанными остановить внимание читателя на этом окошке, в том, что, выглянув в него, Кааврен увидел, что спустились сумерки; он просидел за письмом к Айричу гораздо дольше, нежели ему казалось. Неожиданно на него навалилась усталость, и захотелось лечь в постель.
   Однако в дверь продолжали нетерпеливо стучать.
   Сообразив, что уже довольно поздно, тиаса снял с гвоздя шпагу и прихватил ее с собой на случай, если за дверью окажется один или несколько представителей Армии Розы с Шипами — батальона наемников, чья штаб-квартира находилась неподалеку на той же улице. Они всегда недолюбливали гвардейцев, не говоря об их офицерах, и обожали выпивку.
   Минуты через три после того, как Кааврен спустился, он, повесив на место шпагу, снова сидел за письменным столом, сосредоточившись на ответе Айричу.
 
   «… что-нибудь случилось² с этим добрым малым. Надеюсь, вам известны подробности, буду весьма благодарен, если вы мне о них напишете. Полагаю, вас позабавит мой рассказ о том, что пару минут назад мне пришлось убить человека, постучавшегося в мою дверь. Удостоверившись, что перед ним именно я, он попытался разрядить в меня камень-вспышку, — быть может, написание писем не столь безобидное занятие, как я думал. Впрочем, благоразумие, а также поздний час наводят меня на мысль, что пора заканчивать. К тому же я заметил, у меня течет кровь, и мне нужно с этим разобраться, ведь покупка новой одежды, как вы, наверное, еще не забыли, дело не простое, если речь идет о доходах гвардейца.
   Остаюсь вашим преданным другом, мой дорогой Айрич,
   Кааврен».
 
   И тут мы рискнем предположить, что наши читатели, с одной стороны, хотели бы узнать, как отреагировал Айрич, когда прочитал письмо Кааврена, а с другой — испытывают любопытство относительно неких деталей, которые он опустил. Что до первого вопроса, то мы просим прощения, но должно пройти время, прежде чем у них появится ответ на него. Однако надеемся, они удовлетворятся ответом на второй вопрос.
   Мы и в самом деле можем рассказать больше, чем написал Кааврен своему другу. Спустившись по лестнице, тиаса отворил дверь и увидел человека в императорской ливрее, со свитком пергамента в руке, на котором в слабом свете лампы Кааврен разглядел нечто напоминающее императорскую печать.
   Посетитель вежливо поклонился и спросил:
   — Имею ли я честь обращаться к Кааврену, лейтенанту Императорской гвардии?
   Тиаса не заметил ничего подозрительного в позднем посетителе: лишь по чистой случайности в его руке, скрытой за створкой двери, оказалась обнаженная шпага. Тиаса и не собирался ее прятать — просто он держал клинок в правой руке, а дверь открывалась внутрь и направо. Так уж получилось — Кааврену повезло, — как только он заявил, что действительно является лейтенантом Императорской гвардии, посетитель бросил свиток, и на его ладони тиаса увидел плоский и гладкий камень — Кааврен сам не раз пользовался такими.
   Тиаса не терял времени попусту и мгновенно поместил ближайший массивный предмет — дверь — между собой и камнем-вспышкой. После чего отступил на шаг, выпустил из руки лампу (которая благодаря случаю не разлилась и не разбилась, что, вне всякого сомнения, привело бы к серьезным неудобствам) и занял боевую позицию со шпагой, направленной под углом в сорок пять градусов к небу. Наемный убийца — теперь нам следует называть его именно так — сделал ошибку, попытавшись войти в дом ударив в дверь плечом. Убийца оказался достаточно сильным человеком, и ему определенно сопутствовал бы успех, если бы дверь была закрыта на обычную защелку, однако Кааврен успел лишь ее захлопнуть. Дверь широко распахнулась, и убийца ввалился внутрь, высоко подняв руку с камнем-вспышкой, в другой он держал кинжал.
   Кааврен выбрал позицию так удачно, что разрядившийся камень-вспышка лишь слегка оцарапал ему щеку, в то время как тиаса нанес удар шпагой прямо в лоб убийцы, покончив тем самым с его нападением, а заодно и с жизнью. Теперь лейтенанту оставалось только сожалеть, что ему не удастся допросить нежданного гостя. Впрочем, он затащил тело внутрь и обменялся несколькими резкими словами с Сахри, которую разбудил разрядившийся камень-вспышка. Кааврену пришлось пообещать, что служанке не придется завтра убирать из дома труп. Затем он вытер клинок и вернулся к себе в комнату, чтобы закончить письмо.
   Справившись с этим важным делом, Кааврен быстро снял рубашку и замочил ее в тазе с водой, куда добавил щелока. Потом он приложил влажную тряпицу к щеке, которая еще немного кровоточила, после чего запечатал письмо и отправился спать.
   К своему удивлению, он обнаружил, что заснуть не может. Тот, кто провел несколько сотен лет в форме, отлично знает: солдат и бессонница вещи абсолютно несовместимые. И все же Кааврен не мог не думать об убийце, чей труп остался на первом этаже. (Следует отметить, Сахри тоже долго ворочалась в своей постели, но ее-то состояние понять гораздо легче.)
   — Почему, — спрашивал себя Кааврен, — кто-то захотел меня убить? Я не сделал ничего такого, за что мне хотели бы отомстить, да и мое положение не столь значительно, — во всяком случае, мне кажется, в любой момент меня может заменить любой из дюжины хороших солдат — и никто не заметит разницы. Это очень странно.
   Теперь читателю наверняка стало ясно, почему Кааврен почти час пролежал без сна.

ГЛАВА 4
В которой говорится о тех, кто может оказаться вовлеченным в опасную переписку

 
   Кааврен проснулся с тем же вопросом, который занимал его до того, как он заснул. Однако тиаса и сейчас не находил подходящего ответа. Сахри все еще спала, поэтому он решил позавтракать во дворце. Тиаса взял свою рубашку из таза, нахмурился, сообразив, что она все еще мокрая, и, открыв единственный шкаф, где лежала его одежда, взял другую рубашку и старый синий мундир. Было слишком жарко для такого плотного шерстяного материала, но он надеялся, мундир скроет прорехи в старой рубашке.
   Кааврен пристегнул шпагу, накинул форменный плащ, внимательно оглядел себя в большое зеркало, которое установил в гостиной, когда получил звание лейтенанта, и пришел к выводу, что с его внешним видом все в порядке. Затем он поднял труп своего ночного посетителя, взвалил его на плечо и, прихватив письмо к Айричу, отправился во дворец. Мы можем лишь догадываться, какое впечатление производил офицер Гвардии, шагающий по улице Дракона и несущий на плече труп. Если Кааврен и слышал какие-то реплики прохожих, то виду не подал. Короче говоря, он добрался до дворца без происшествий.
   Миновав внешние ворота дворца, Кааврен передал письмо почтовому офицеру, пообещавшему немедленно отправить его, и поспешил в вестибюль Императорской гвардии.
   Здесь его приветствовал капрал Тэк, вопросительно приподнявший бровь. Читатель наверняка также приподнял бровь, вспомнив Тэка, которого уже встречал в предыдущей книге, — там его поведение не внушало особого доверия. Как ему удалось занять столь уважаемую должность под началом нашего храброго тиасы? Мы не собираемся подробно отвечать на этот вопрос, поскольку наша история того не требует. Но дабы удовлетворить любопытство читателя, скажем, что Тэк, которого лет через восемьдесят или восемьдесят пять после описываемых в «Гвардии Феникса» событий перевели под начало Г'ерета, очень изменился, и Кааврен пришел к выводу — на него можно положиться. Мы не станем спорить с достойным лейтенантом. У нас и нет никаких доказательств того, что добрый Тэк не оправдал доверия Кааврена.
   Тиаса опустил свою ношу на пол и проговорил:
   — Передай поклон Гиоргу Лавоуду и скажи ему, что я сочту за честь, если он согласится уделить мне несколько минут своего времени, когда ему будет удобно.
   — Слушаюсь, лейтенант.
   — Посты расставлены?
   — Да, лейтенант.
   — Тогда и я вскоре займу свое место, но сначала схожу за хлебом и сыром.
   — Да, лейтенант. И…
   — Что?
   Тэк откашлялся и бросил красноречивый взгляд в сторону трупа.
   — Ах это, — ответил Кааврен на его молчаливый вопрос, — можешь пока оставить его здесь. Не думаю, что он будет плохо себя вести.
   — Слушаюсь, лейтенант.
   И Кааврен отправился в обход, как делал почти ежедневно в течение пятисот тридцати лет: по коридорам Крыла Дракона, в сторону короткого пандуса и огромных дверей, которые никогда не закрывались и знаменовали собой вход в Императорское крыло (читатель должен понимать, это было вовсе не крыло, а центральная, основная часть самого дворца). Однако тиасе не удалось уйти далеко, его остановил молодой господин, чья одежда указывала, что он паж, принадлежащий к Дому Феникса.
   — Милорд лейтенант Кааврен? — обратился паж к тиасе.
   — Да, — ответил остановившийся Кааврен.
   — Его величество желает видеть вас как можно скорее.
   Кааврен нахмурился:
   — Уведомите его величество, что я немедленно направляюсь к нему. Вам следует поспешить, в противном случае я буду там раньше вас, и вы не успеете передать его величеству мои слова.
   — Так и сделаю, милорд, — ответил паж и устремился в обратный путь, оставив озадаченного Кааврена в одиночестве.
   «Ну, — сказал он себе, — ситуация серьезная. Прошел седьмой час после полуночи, и через двадцать минут я буду у дверей в покои его величества, где появляюсь утром всегда в одно и то же время, чтобы вместе с его величеством участвовать в ритуале, который мы называем „Открытие дворца“, хотя дворец никогда не закрывается. Его величество, насколько мне известно, бодрствует уже двадцать минут, однако еще не закончил утренний туалет; а через сорок минут после седьмого часа я обычно занимаю свой пост. Почему же его величество чувствует необходимость напомнить мне об обязанностях, которые я неизменно исполняю в течение пятисот лет?
   Единственное объяснение — некое событие повергло его величество в такое расстройство, что он забыл о своих привычках и хочет встретиться со мной по какому-то срочному делу. В свете нашего вчерашнего разговора день обещает быть весьма интересным. Спеши, Кааврен, тебя зовет твой господин. Сейчас не время для колебаний».
   Сурово проговорив себе эти слова, он двинулся дальше быстрым военным шагом, чтобы прибыть в императорскую спальню через десять минут, а не через пятнадцать, как обычно. Когда Кааврен туда вошел, его глазам предстало весьма примечательное зрелище. Двое гвардейцев у дверей отсалютовали своему лейтенанту; его величество, в утреннем одеянии из богатого золотого шелка и в бриллиантах, сидел в кресле возле большой кровати с балдахином, рядом стоял поднос с утренней клявой. Однако Орб, круживший над головой Тортаалика, светился мрачным темно-желтым цветом, означавшим, что император огорчен и обеспокоен. В спальне находились еще два человека, которых Кааврен не привык здесь видеть, — Джурабин и его превосходительство Ролландар э'Дриен, главнокомандующий.
   Джурабина мы уже встречали и уверены, читатель скорее предпочтет услышать ответы на вопросы, мучившие Кааврена, нежели узнать, как выглядел главнокомандующий. Поэтому отметим лишь, что Ролландар э'Дриен был очень худым человеком тысячи ста лет от роду, с коротко подстриженными прямыми черными волосами и пробором посредине. Увидев его, Кааврен сразу подумал: «Неужели началась война?» Однако тиаса промолчал и, поклонившись его величеству, застыл на месте, ожидая дальнейших указаний.
   — Мои поздравления, капитан, вы пришли вовремя.
   — Благодарю; но простите, кажется, ваше величество назвали меня капитаном?
   — Назвал. Я решил назначить вас на эту должность, поскольку сегодня ночью умер бригадир Г'ерет.
   — Ясно, — ответил Кааврен, чувствуя в большей степени скорбь, чем радость от получения нового чина. — Благодарю за честь и глубоко признателен вашему величеству.
   — Однако я призвал вас вовсе не за этим, — добавил его величество. — Вы здесь по той же причине, что и господа, которых вы перед собой видите.
   — Да, сир?
   Император откашлялся.
   — Должен вам сообщить, бригадир Г'ерет умер не своей смертью.
   — Сир?
   — Его убили кинжалом, когда он возвращался после бала у графа Вестбриза.
   — Сир! Кто может желать смерти…
   — Мы не знаем, — ответил его величество, взглянув на Джурабина и Ролландара, те пожали плечами. — Впрочем, я сказал вам не все.
   — Как, сир?
   — Прошлой ночью произошло еще одно убийство, о котором меня поставили в известность, только я проснулся.
   — Да, сир?
   — Убили Смоллера, управляющего финансами.
   Кааврен нахмурился:
   — Сир, кажется, я с ним встречался.
   — Леди Беллор утверждает, что он был одним из лучших ее служащих.
   — Поддерживаю ее мнение, — вмешался Джурабин.
   — Сир, как он…
   — Его нашли мертвым в собственной ложе в театре Орба после представления «Песни Винбарра». Мы никогда не узнали бы, что он пал от рук убийц, если б не его превосходительство главнокомандующий, который подвергает сомнению все смерти. Он привел с собой волшебника, чтобы тот проверил, не имело ли место колдовство.
   — К смерти Смоллера приложил руку волшебник?
   — Да. У Смоллера остановилось сердце.
   — Понятно. Кажется, ваше величество произнесли слова «все смерти»?
   — Вы правы.
   — Значит, были и другие, сир?
   — Еще одна, — его величество вздохнул, — Гиорг Лавоуд. Он спал в своей постели, когда ему перерезали горло.
   — Как, ваше величество? — вскричал Кааврен. — Капитан Лавоудов мертв?
   — Да, — с мрачным видом подтвердил император.
   От таких новостей у Кааврена закружилась голова.
   — Тогда мое сообщение ему не доставлено.
   — Сообщение? — спросил император.
   — Да, сир. Сегодня утром я просил у него аудиенции.
   — По какой причине?
   — Чтобы проконсультироваться по вопросу, в котором трудно разобраться без вмешательства искусного волшебника и воина.
   — Гиорг Лавоуд обладал качествами, о которых вы говорите, — согласился император. — А по какому вопросу вы хотели к нему обратиться?
   — Ваше величество желает знать подробности?
   — Да, причем незамедлительно.
   — Сир, вчера вечером на меня было совершено покушение.
   Ролландар ахнул, а Джурабин отшатнулся, словно от формы Кааврена исходил запах смерти. Его величество встал.
   — Неслыханно!
   — Да, сир.
   — Кто убийца?
   — Не знаю, сир, — ответил Кааврен. — Однако я принес с собой его тело — оно осталось в моей приемной. Я намеревался спросить капитана Гиорга, не сможет ли он что-нибудь узнать, осмотрев труп, но теперь… — Последнее предложение Кааврен сопроводил пожатием плечами.
   — Но теперь, — согласился его величество, — мы должны решить, что делать. Не вызывает сомнений — мы столкнулись с заговором. И заговорщики, какими бы ни были их цели, метят в сердце Империи. — Его величество оглядел собравшихся в его спальне людей. — Как мы их найдем и где следует искать прежде всего?
   — Прежде всего, — заявил Джурабин, бросив холодный взгляд на главнокомандующего, — искать надо в Доме Дракона. Именно его представители должны желать скорейшего окончания цикла — раньше естественного хода событий (если вообще существует такой ход событий при участии человека, который можно назвать «естественным»).
   Ролландар э'Дриен посмотрел на Джурабина не менее холодно и ответил:
   — Драконлорды не нанимают убийц.
   — Вполне возможно, — ответил Джурабин, — однако…
   — Пожалуйста, господа, — вмешался его величество. — Будете пререкаться в другое время. Очевидно, нам необходимо что-то предпринять. И немедленно. Я уже запоздал со своим обычным обходом, а сегодня день опробования вин; мне бы не хотелось это откладывать. Значит, нам нужно определить порядок своих дальнейших действий, и вам, господа, проследить за их выполнением, а мне вернуться к управлению Империей.
   — Сир, — сказал Джурабин, — нам нужно подумать…
   — Вам некогда думать, — отрезал его величество. — Не потерплю, чтобы день был испорчен, а расписание нарушено. Я намерен сделать все, что входит в мои обязанности. Вам следует прямо сейчас определить срочные меры, после чего заняться своими делами.
   Джурабин откашлялся.
   — Расследование… — начал он.
   — Да, да, — перебил его император. — Конечно, необходимо расследование. А кто будет его проводить?
   — Я, — предложил Ролландар.
   — Вы? — удивился Джурабин. — Какими силами?
   — С помощью присутствующего здесь капитана. — Ролландар указал на Кааврена. — Не сомневаюсь…
   — Отлично, — кивнул его величество. — Это все? Вы проведете расследование, а потом доложите мне, что вам удалось узнать.
   — Сир, — вновь вмешался Джурабин, — мне кажется, нам следует призвать герцога Истменсуотча и расспросить его. Как наследник от Дома Дракона, он…
   — … все равно должен прибыть в Драгейру в течение ближайшей недели, — спокойно возразил Ролландар. — Вы забыли о Встрече провинций.
   — Да, — со вздохом согласился Джурабин, — действительно забыл.
   — Прошу прощения, господа, — заговорил Кааврен, — но мне ясно, что необходимо привлечь к расследованию еще одного человека. В любом случае она проведет свое расследование и может не сообщить нам о его результатах.