Кааврена не радовали вынужденные задержки, возникшие из-за того, что ему пришлось принимать посетителей и писать приказы, о коих шла речь несколько секунд назад. Тиаса не принадлежал к типу людей, старающихся оттянуть неизбежное. Он остро чувствовал, как время бежит со скоростью шестьдесят минут в час, и потому, не теряя ни одного драгоценного мгновения, вскочил на коня и поспешил к Воротам Дракона.
   По улицам, как, впрочем, и всегда, было совсем непросто проехать. Но, казалось, его решимость расчищает ему путь — и Кааврену было совершенно все равно, собьет он кого-нибудь или нет. Пешеходы, в свою очередь, каким-то образом это чувствовали, даже если стояли к нему спиной, и спешили уступить дорогу всаднику, пригнувшемуся к шее лошади и ничего не замечающему вокруг себя.
   Миновав ворота города, Кааврен пришпорил коня, намереваясь как можно быстрее добраться до лагеря Адрона, пусть ему и придется для этого загнать лошадь. Надо сказать, скакун все-таки выжил, хотя, когда они выехали на дорогу, ведущую в расположение батальона Адрона, он тяжело дышал.
   Кааврен помнил, что посредине длинной узкой тропы Адрон выставлял стражу. И действительно, зоркий глаз тиасы разглядел троих солдат, поджидавших его на пороге. Кааврен заставил своего коня бежать чуть медленнее — его смутило, почему он видит троих стражников, в то время как в прошлый раз их было двое. Ответа на свой вопрос капитан так и не нашел. Сомнения вынудили его вести себя осторожнее. Он натянул поводья и остановился около троих драконлордов, одетых в форму знаменитого батальона лорда Адрона э'Кайрана.
   — Приветствую вас от имени императора, — обратился к ним Кааврен.
   — Мы тоже вас приветствуем, — ответил один из драконлордов с короткими волосами и похожим на острый клюв носом. — От имени императора и его высочества Адрона э'Кайрана, герцога Истменсуотча, в лагерь которого вы прибыли.
   — Это лагерь лорда Адрона? — спросил Кааврен.
   — Точно, — сказал драконлорд.
   — В таком случае именно сюда я и направлялся, поскольку у меня к лорду Адрону имеется поручение. Оно дрожит от нетерпения и кусает губы от малейшей задержки. Посему, добрый воин, прошу вас меня пропустить, чтобы и я, и мое поручение могли немного успокоиться. Я Кааврен из Каслрока и имею честь быть капитаном Императорской гвардии Его Величества. Поручение, которое я должен выполнить, дано мне императором Тортааликом.
   — С удовольствием бы оказал подобающий прием вам и вашему поручению, — поклонившись, проговорил солдат, — но, к сожалению, его высочество запретил пропускать на территорию лагеря какие бы то ни было поручения, а я и мои товарищи полагаем, что вам вряд ли захочется оставить свое дело здесь, с нами. Поэтому надеемся, вы на нас не обидитесь, если мы скажем, что не можем уступить вам дорогу.
   Кааврен посмотрел на солдата и его спутников — женщину, напомнившую ему Тазендру, вооруженную двумя палашами, и крупного мужчину, больше похожего на маленькую гору. «Гора» держал в руках шпагу размером с Кааврена. Тиаса заглянул им за спины лагерь, расположенный примерно в полукилометре дальше по дороге, и даже на таком расстоянии понял — лагерь решили свернуть и батальон готовится двинуться в путь — причем без промедления. Кроме того, Кааврен заметил, по обеим сторонам, насколько видно глазу, тянется острая колючая проволока из тех, что легко установить за считанные минуты. Следовательно, объехать пост, выставленный на дороге, он не мог и должен был непременно встретиться с тремя исключительно серьезно настроенными драконлордами.
   — Однако, — прервал паузу Кааврен, — мне необходимо поговорить с его высочеством.
   — К сожалению, приказ, который я получил, это запрещает, — ответил солдат.
   — Ну, я знаю, что такое приказ.
   — Вот и хорошо.
   — Но я тоже получил приказ.
   — Понятно.
   — Мой требует, чтобы я проехал в лагерь.
   — А мой требует, чтобы я вас туда не пускал.
   — Тогда нам придется сразиться.
   — Вне всякого сомнения. Только прежде чем мы приступим…
   — Слушаю вас… прежде чем мы приступим?
   — Мне велено передать вам послание.
   — Я должен его выслушать или передать кому-нибудь?
   — Передать.
   — Вы хотите, чтобы я взялся за второе поручение, не выполнив первого?
   — Знаю, как это трудно, — пожав плечами, заявил драконлорд.
   — А что за послание?
   — Оно адресовано его величеству.
   — И в чем оно заключается?
   — Его высочество не станет сопротивляться аресту…
   — Так!
   — … если его величество извинится перед ним за оскорбление, нанесенное его дочери.
   На сей раз пожал плечами Кааврен.
   — Ваши имена, пожалуйста, — спросил он.
   — Меня зовут Геб, а моих друзей Доэрт и Эфтаан.
   — Очень хорошо, мой дорогой Геб, я выслушал послание его высочества и непременно его передам, однако могу заверить его высочество (и надеюсь сделать это лично после того, как мы с вами завершим наш спор), что его величеству не понравится тон послания.
   — Вы полагаете, — проговорил Геб, — что, выполняя свой долг, я не думаю о последствиях?
   — Я вас отлично понимаю. Ну в таком случае, если у вас больше нет поручений…
   — Больше нет.
   — Значит, вам ничего не остается, как отойти в сторонку и пропустить меня в лагерь.
   — Невозможно.
   — Именем императора, прочь с дороги! — крикнул Кааврен. — Отступите! Или вас затопчет моя лошадь.
   — Отойти в сторону? Ни за что на свете. Неужели вы думаете, нас здесь поставили для того, чтобы мы уступили дорогу по первому требованию?
   — Второго не будет, — предупредил Кааврен и направил коня прямо на солдат.
   — Тем лучше, — заметила женщина, которую звали Доэрт, и швырнула в лошадь Кааврена дротик.
   Лошадь встала на дыбы, заржала и упала. Однако Кааврен успел соскользнуть с седла, перекатиться и вскочить на ноги.
   — Сожалею, что мне пришлось убить вашу лошадь, — заметила Доэрт.
   — Сейчас вы об этом пожалеете еще больше, — заявил Кааврен, обнажая шпагу; в его левой руке мгновенно появился камень-вспышка.
   Все трое драконлордов выхватили шпаги, но, прежде чем они заняли боевую стойку, Кааврен разрядил камень-вспышку в лицо Эфтаана, который оказал шаг впереди остальных. Драконлорд вскрикнул, упал на спину и застонал. Одновременно Кааврен нанес удар Доэрт, и ей пришлось отступить.
   Геб столь стремительно атаковал, что Кааврен успел лишь уклониться в сторону, — но острие задело его висок, и на мгновение перед глазами у него возник туман. Тиаса отступил на шаг и закричал:
   — Если вы действуете по приказу, то это измена, если нет — то подлый мятеж. Подумайте, что делаете!
   — Мне без разницы. — И Геб нанес такой могучий удар, что Кааврен с трудом удержал шпагу в руке.
   — Мне тоже, поскольку у моего камня-вспышки есть второй заряд, — заметил Кааврен и снова разрядил камень-вспышку.
   Геб вскрикнул, упал навзничь и остался неподвижно лежать на земле, однако теперь вперед устремилась Доэрт. Кааврен, который еще не успел поудобнее перехватить рукоять шпаги, не смог ничего придумать, как просто швырнуть камень-вспышку ей в голову.
   Она уклонилась и нанесла режущий удар в бок тиасы. Он ответил тем, что едва не отсек ее руку со шпагой. Доэрт сделала шаг назад и с улыбкой, демонстрирующей, что она испытывает удовольствие от такой кровавой схватки, сказала:
   — Вам следовало взять с собой гвардейцев — честно говоря, лорд Адрон ожидал, что вы так и поступите. — И с этими словами она бросила шпагу, которую держала в правой руке.
   Впрочем, в левой руке у нее была еще одна.
   — Значит, он ожидал, что вы и ваши друзья погибнете?
   — Мы сами вызвались, — ответила она. — А теперь приготовьтесь, я намерена вас атаковать.
   — Что ж, — только и сказал Кааврен.
   Она и в самом деле устремилась в атаку; Кааврен парировал выпад в шею, но обнаружил, что у него слабеют ноги, видимо, сказывался удар в голову, и ему пришлось отступить. Доэрт продолжала наступление. Кааврен, отбив несколько ударов, неожиданно перешел в контратаку, к которой леди дракон оказалась не готова. Он пронзил ее своим клинком.
   — О прекрасный выпад, — с восхищением произнесла она и нанесла еще один удар в голову тиасы. Кааврен уклонился, но на сей раз немного опоздал и почувствовал острую боль. К счастью, леди дракон уже падала, поэтому в последний момент ее кисть изменила направление движения и удар пришелся плоской стороной клинка. Однако в течение нескольких секунд глаза тиасы застилал мрак, он решил, что уже добрался до конца времени, предназначенного ему судьбой, и подумал о Даро. Мысль о ней была куда мучительнее, чем боль от ранений. Тут Кааврен вдруг сообразил, что все его противники пали. Он победил.
   Капитан опустился на землю.
   «Необходимо перевязать раны, — сказал он себе. — Глупо умереть сейчас, после схватки. Нужно оторвать полосу от плаща, и… но что такое? Я уткнулся лицом в землю? Вставай, Кааврен, вставай! Сколько прошло времени? Уже наступила ночь? Или я действительно умер, а Водопады Врат Смерти грохочут, точно скрежет стали? Или руки моих близких и друзей отсылают меня к Водопадам? Я не в силах вспомнить свои прошлые жизни, как случается с каждым, кто вступает в реку Сна».
   — Ах, райские грезы — я вижу мою любимую Даро. Кровь? Даро, Даро, если это сон, то пусть я никогда не проснусь, пусть сладостное видение будет вечно оставаться у меня перед глазами!
   — Замолчите, мой добрый капитан, и постарайтесь не шевелиться.
   — Даро! Что? Вы? Здесь? Вы настоящая, вы не плод воображения, рожденный моим ослабевшим рассудком?
   — Да, мой дорогой капитан, я настоящая. Вам нельзя двигаться, вы и так потеряли много крови. Увы, я не лекарь.
   — Но что привело сюда? Кстати, где мы вообще находимся?
   — Вы лежали среди мертвых на выезде из города.
   — В лагере Адрона? Значит, я все еще здесь?
   — Вы здесь, но не в лагере. Однако повсюду остались следы пребывания большого отряда, который совсем недавно покинул стоянку. Вы были один, не считая нескольких трупов.
   — И все трое драконлорды?
   — Да, все драконлорды, только вот их пятеро, а не трое.
   — Пятеро? Пятеро? И все же, я помню…
   — А сейчас помолчите. Трое из них пали от ваших рук, а с двумя разобралась я.
   — Вы? С двумя?
   — Ерунда. Они подходили по одному.
   — Лучшие люди Адрона!
   — Ну и что из того? Я тиаса.
   — Так оно и есть, моя милая. Я думал, что умер, а оказалось…
   — Ваши раны перевязаны — я сделала все, что в моих силах. Теперь мы должны проверить, сможете ли вы встать, а потом взобраться в седло. Я сяду впереди, вы будете за меня держаться, и мы вернемся в город, где вас осмотрит лекарь.
   — Но как вы здесь оказались, не понимаю…
   — Я тоже. В вашем доме очаровательные безделушки так живо напоминали о вас, и позволили еще лучше понять ваш характер. Мне вдруг почудилось, что вы в опасности. Я решила немедленно одолжить у кого-нибудь лошадь.
   — А как вы меня нашли?
   — Тем же способом — выбирала путь, который представлялся мне верным, и в конце концов вас отыскала. Потом… вставайте, друг мой. Вот так, хорошо. Разрешите мне… теперь все в порядке. Вам следует обхватить меня за талию, вот так. Когда я вас увидела, возле вашего тела стоял драконлорд. Он вроде раздумывал над тем, что с вами делать. Я предложила ему отойти в сторону, и у нас возникла небольшая дискуссия, после которой я начала перевязывать ваши раны, — впрочем, мне пришлось ненадолго отвлечься, чтобы переговорить с другим драконлордом.
   — Значит, вы спасли мне жизнь.
   — О, что до этого…
   — Да?
   — Драконлорды ведь не убивают раненых врагов.
   — Может быть. Но и рассчитывать на то, что они будут перевязывать им раны, я бы не стал. А если они, как я подозреваю, знали, зачем я сюда пожаловал…
   — Поговорим об этом чуть позже. Вас не беспокоит движение лошади?
   — Ни в малейшей степени. Честно говоря, вряд ли я потерял много крови; подозреваю, удар в голову лишь оглушил меня, поскольку я чувствую себя намного лучше.
   — Вполне возможно, хотя земля вокруг вас была залита…
   — Ча! Поговорим об этом, как вы предложили, чуть позже.
   — В таком случае о чем вы хотите поговорить?
   — О вас, моя дорогая графиня.
   — Боюсь, эта песня будет короткой, мой храбрый капитан.
   — Я мечтаю насладиться каждым звуком.
   — И мелодия не покажется вам скучной?
   — Мелодия? Она лишь средство, при помощи которого музыкант раскрывает свою душу.
   — А если музыкант обладает самыми обычными способностями?
   — Прекрасное всегда выражается простыми средствами.
   — Ах, кажется, вы шутите.
   — Вы не любите шуток?
   — Напротив — лекарь прежде всего мечтает о том, чтобы его пациент был счастлив, а шутки, которые приводят больного в веселое расположение, часто служат отличным инструментом в его профессии.
   — Вот видите, упомянув об инструментах, мы вновь вернулись к обсуждению музыки.
   — Как пожелаете. Однако музыканты важнее инструментов.
   — Вы так считаете?
   — Неумелый музыкант…
   — О, вы всегда гармоничны, а вариации на вашу тему никогда мне не наскучат.
   — То, что гармонично для одних, звучит диссонансом для других, а тема, которую вы находите бессмертной, другой посчитает банальной и избитой.
   — Бессмертная любовь… Да, нет темы более банальной. Однако тут все дело в исполнении и оркестровке.
   — Ну и как вы собираетесь оркестрировать данную тему?
   — Но, Даро, ведь оркестр — это вы, что я и намерен вам продемонстрировать, если вы мне позволите, конечно.
   — Безусловно. Вы можете попытаться доказать свою правоту, а я самым внимательным образом прислушаюсь к вашим словам. Но предупреждаю: я не потерплю фальши.
   — Логика моих построений будет столь же безупречной, как клинок, при помощи которого вы защитили меня от опасности.
   — Мы уже договорились о том, что больше не станем обсуждать данную тему.
   — Хорошо.
   — Тогда начинайте.
   — Итак, слушайте. Прежде всего, ваши губы…
   — Мои губы? Почему вы о них упомянули?
   — Потому что они являются частью оркестра.
   — Вижу, вы настроены самым решительным образом.
   — Вы совершенно правы.
   — Превосходно, мои губы. И какое участие они принимают в деятельности оркестра?
   — Они станут дудочкой, а ваш голос пением тростника.
   — Вы так полагаете?
   — Я абсолютно уверен.
   — Раз вы настаиваете — согласна, пусть мои губы будут дудочкой. А в оркестре, о котором мы говорим, есть волынка?
   — Волынка и дудочка, свирель и флейта.
   — И что же такое волынка?
   — Что же иное, как не ваша грудь. Она вздымается так восхитительно — я ни о чем другом не могу думать.
   — Вы научились подобным речам на службе у его величества? Ну хорошо, а как насчет свирели?
   — Глаза, моя единственная. Трепетание ваших ресниц рождает такие сладостные, такие жаркие и совершенные звуки.
   — Не знала, что вы знаток музыки, капитан. Теперь расскажите мне про флейту.
   — Ваш подбородок и овал лица наполняют пение инструментов жизненной силой, без которой чудесные мелодии кажутся пустыми и холодными. Но когда речь идет о вас, произведение становится таким прекрасным, что при его звучании глаза наполняются слезами.
   — Мне нравятся ваши сравнения.
   — Я рад. Только чему вы смеетесь?
   — Надеюсь, мой смех вас не ранит — вам хватает ранений и без моего участия. Я смеюсь от счастья и еще потому, что, если поступлю иначе, ваши комплименты вскружат мне голову.
   — Как хорошо, что вы смеетесь не надо мной, — мое самолюбие не вынесло бы такого удара.
   — Не сомневайтесь в моей искренности. А как насчет струнных инструментов? Они присутствуют в каждом оркестре.
   — Ваши руки, каждый пальчик, поющий свою собственную песнь.
   — Так, а дальше? Возьмем идиофоны — я имею ввиду трещотки, ударные и цимбалы.
   — Биение вашего сердца, с которым мое стучит в унисон.
   — Ах! Вы, оказывается, поэт, Кааврен. А литавры?
   — Разумеется, ваши ножки, мадам. Литавры — опора каждого оркестра, они стройны, изящны, поразительно красивы.
   — Вы заставляете меня краснеть.
   — У вас это так прелестно получается.
   — Кажется, мы почти завершили состав нашего оркестра, если не считать органофона, на котором может играть только настоящий мастер, создающий мелодию волнующую, приводящую в трепет, обостряющую все чувства, — причем он едва касается пальцами инструмента.
   — О, я не могу позволить себе прямо назвать этот самый священный из инструментов.
   — Теперь я краснею и смеюсь одновременно, а от моего достоинства не осталось и следа. Никогда не прощу вам такой вольности!
   — Но, скажите, по крайней мере, удалось ли мне убедить вас в том, что вы достойны обсуждения?
   — Уверяю вас, я капитулирую — окончательно и бесповоротно. Ну, что вы еще хотите знать?
   — Все.
   — Как много! С чего же начать?
   — Расскажите о вашей семье.
   — Моя мать, графиня Уайткрест, сейчас живет в Адриланке. После моего возвращения она отойдет от дел, поскольку никогда не любила управлять поместьем. У нас есть свои корабли, несколько страховых компаний и даже небольшой банк. Моя мать позаботилась о том, чтобы я получила хорошие навыки владения шпагой, а также кое-какие знания волшебства.
   — Вы мне поведали про вашу матушку. А отец.
   — Барон Форлигвуда. Но он отказался от своего титула, чтобы жениться на матери, и теперь живет вместе с ней в Адриланке. Его отец оказал какие-то услуги — мне неизвестно, какие именно — ее величеству и воспользовался ее расположением, когда я выразила желание провести несколько лет при дворе в надежде лучше понять жизнь Империи. Я хотела научиться более эффективно управлять своими поместьями. Впрочем, — вздохнула Даро, — теперь мне придется забыть о своих планах.
   — У вас есть братья или сестры?
   — Никого.
   — Я буду счастлив встретиться с вашими родными.
   — А я буду рада вас с ними познакомить. А теперь ваша очередь.
   — Ну, разве вы забыли, мы заключили соглашение. Поговорим обо мне позднее, хотя мне особенно нечего рассказывать.
   — В таком случае вы хотите, чтобы я продолжила?
   — Больше всего на свете.
   — Что еще вы желаете узнать?
   — Какую еду вы любите?
   — Ну, я из Адриланки, где гордятся Валабаром. Даже пиры императора не обходятся без его вин.
   — Правда?
   — Самые лучшие вина Империи, те, что производятся в островных королевствах или у сариоли, даже вина с Востока — все собраны в подвалах Валабара. И каждому отведено соответствующее место в качестве почетного спутника для того или иного блюда. Должна заметить, они несказанная услада для органов чувств. В общем, Валабар сделал меня привередливой. Так что его можно рассматривать как благословение и как проклятие.
   — Вы должны меня туда отвезти.
   — Непременно.
   — Расскажите еще что-нибудь.
   — Про еду?
   — Или про что-нибудь другое.
   — Например?
   — Каковы ваши взгляды на жизнь?
   — Вы полагаете, они у меня есть?
   — У всех есть взгляды на жизнь.
   — Да, вы правы. Но чтобы объяснить, в чем заключаются мои, нужно много времени, а мы уже подъехали к вашему дому.
   — О, в самом деле, мы добрались до цели наше путешествия. Вам следует спешиться, а я отправляюсь во дворец.
   — Почему во дворец? Вы же нездоровы!
   — Наоборот, у меня немного кружится голова, но я не помню, когда чувствовал себя так прекрасно. Я должен повидаться с его величеством и доложить о том, что я предпринял для выполнения его приказа. После чего, обещаю вам, я обязательно схожу к личному врачу его величества и вернусь к вам, как только покончу со всеми делами.
   — Хорошо, я не намерена становиться между вами и вашим долгом. Однако вам следует позаботиться о своем здоровье, поскольку мне будет жаль, если я потратила силы понапрасну.
   — Буду осторожен. А что станете делать вы?
   — Порепетирую, чтобы подготовиться к следующему концерту.
   Оставив Даро возле дверей своего дома, Кааврен направился во дворец. Всю дорогу туда он чувствовал эйфорию, хорошо знакомую всем влюбленным. Однако по мере приближения к императорскому дворцу мысли о том, что он не выполнил приказ его величества, а следовательно, и свой долг, стали постепенно вытеснять счастливые и сладостные мечтания на второй план. Кааврен помрачнел, и его охватило ощущение какого-то необъяснимого нетерпения и досады.
   Впрочем, досада, с которой Кааврен покинул дворец, не шла ни в какое сравнение с чувством, охватившим его по возвращении. Но, что бы ни случилось, он должен был поставить его величество обо всем известность. Поэтому слова: «Прошу прощения, капитан», — услышанные им в тот момент, когда он соскочил со своего коня по имени Чемпер, не могли не вызвать у него раздражение, которое он перенес на говорившего, чей голос не узнал.
   Он постарался скрыть неудовольствие и придать лицу любезное выражение, поворачиваясь к тому, кто его позвал. Оказалось, что это лорд Вернуа, феникс. Кааврен видел его несколько раз при дворе. Он поклонился:
   — Слушаю, милорд. Вы меня звали?
   — Да, дорогой Кааврен, я хочу с вами переговорить прежде чем вы продолжите свой путь.
   — Я готов, но только если это займет немного времени, — ответил Кааврен, передавая лошадь конюху. — Я очень тороплюсь. Надеюсь, вы понимаете, дело тут совсем не во мне. Срочный приказ его величества. Нельзя мешкать.
   — Буду краток, — пообещал Вернуа, — поскольку не имею никакого желания мешать выполнению приказов его величества.
   — Хорошо, — проговорил Кааврен. — Тогда я вас слушаю.
   — Капитан, вы бледны.
   — Ничего страшного, простая царапина.
   — Именно по этой причине вы прижимаете руку к боку, а на голове у вас повязка?
   — Разумеется. Но, прошу вас, вы хотели задать мне вопрос. Уверяю, я не могу терять ни минуты.
   — Хорошо, раз вы настаиваете.
   — Да.
   — Вам знакома принцесса Лудин?
   — Таков ваш вопрос?
   — Почти. Мой вопрос имеет к ней отношение. Так знакомы ли вы с принцессой?
   — Ну, если не ошибаюсь, я ее видел. По-моему, несколько лет назад она была одной из фрейлин ее Величества, а сейчас является наследницей трона от Дома Феникса.
   — Именно о ней и речь. Она подала в отставку семьдесят лет назад по случаю нашего бракосочетания.
   — Вы женились на фрейлине ее величества?
   — Верно.
   — Позвольте поздравить вас, милорд, поскольку взять в жены фрейлину ее величества — большая честь.
   — Однако должен заметить, моя жена вызывает у меня некоторое беспокойство, — поклонившись, проговорил Вернуа.
   — Беспокойство?
   — Да. Что и заставило меня обратиться к вам; более того, я намерен доверить вам тайну, если не возражаете.
   — Вы хотите доверить мне тайну?
   — Если позволите, капитан.
   — В таком случае давайте отойдем от двери. Вам следует говорить потише. И тогда, я уверен, никто не услышит нашего разговора.
   — Да, да, — прошептал Вернуа, последовав совету Кааврена. — Что вы знаете об опасности быть подслушанным? Во дворце повсюду уши. К сожалению, информация получается неполной. Отсюда рождаются слухи, естественно часто неверные.
   — Вы правы, — согласился с ним Кааврен. — Мы вдыхаем слухи, живем ими, нам даже кажется, будто ветерок, гуляющий по коридорам, что-то нашептывает нам.
   — Точно. И, мой дорогой капитан, кое-какие их этих слухов наводят ужас — в особенности на человека в моем положении.
   — В вашем положении?
   — Да.
   — А каково ваше положение?
   — Точнее, разговор о положении моей жены.
   — Ее…
   — Она ждет ребенка, капитан.
   — О, ждет ребенка? Примите мои поздравления, милорд, от всего сердца!
   — Спасибо, капитан.
   — Но слухи…
   — Ах да. Мне говорили о беспорядках в городе. Вы о них слышали?
   — Слышал. И уж кто, кроме вас, может знать о беспорядках наверняка. Я беспокоюсь за безопасность своей жены. В обычной ситуации я бы не стал волноваться, капитан. Боги знают, моя супруга — женщина отважная, умело владеет шпагой и вполне способна за себя постоять. Однако она должна родить со дня на день. Поэтому, надеюсь, вы понимаете, что если ситуация действительно серьезная, я должен немедленно увезти ее из города. Впрочем, я не хочу подвергать ее опасности и пускаться в путь, если для беспокойства нет причин. Капитан, я вам доверяю, скажите, что мне делать?
   Кааврен посмотрел в честные глаза Вернуа и вспомнил опустевший лагерь, приказ, который получил, памфлеты и хмурые лица прохожих на улицах.
   — Милорд, — проговорил он, понижая голос, — если вас беспокоит благополучие вашей супруги и будущего ребенка, не теряйте ни минуты, отправьте их из города как можно скорее.
   Вернуа озадаченно на него посмотрел, затем кивнул и зашагал в сторону дворца. Он уже бежал, когда приблизился к двери.

ГЛАВА 22
В которой рассказывается о том, как Пэл занимается расследованием; Мика приглашает Сахри на обед; его величество разговаривает со своими советниками, а врач занимается ранами

   К тому моменту, когда Кааврен вошел к его величеству, император закончил ужинать, что Кааврен посчитал чрезвычайно удачным стечением обстоятельств.
   Ведь ужин и раздражение ее величества заставили бы его помедлить и не объявлять о своем прибытии сразу. А это, в свою очередь, привело бы к возникновению осложнений, которые вряд ли доставили бы удовольствие. Учитывая тот факт, что тиаса подслушал разговор Ноймы с Даро, он сомневался в собственной способности сдержаться и не ответить резкостью, пожелай супруга его величества сделать колкое замечание в его адрес. Размышления об ужине заставили Кааврена вспомнить о том, что он не ел целый день, кое упущение он и решил восполнить при первой же возможности. Его величество в сопровождении супруги и верного Тэка направлялся в бани, когда его отыскал Кааврен.