Страница:
— Да, но если вы надеетесь обмануть джарегов…
— Заверяю вас, это в мои планы не входит. Мы подпишем договор, и я намерен его исполнять — среди прочего, мне прекрасно известно, что со мной произойдет, если я нарушу условия сделки.
— Очень хорошо, я с нетерпением жду вашего предложения.
— Мы нашли предлог…
— Предлог найти нетрудно. И какого рода предлог?
— Какое это имеет значение? Случайно умрет популярный и ни в чем не повинный человек…
— Случайно?
— Да. Возможно, драконлорд. К примеру, леди Алира, если, конечно, она переживет ближайшие несколько дней. Или Туорли, если она не станет наследницей, а лучше, если станет; она пользуется популярностью.
— Итак, невинный человек случайно погибнет.
— Да, из-за сон-травы.
— Такие вещи случаются, — сказал Дунаан.
— Вот-вот. Сон-трава затуманивает сознание, что иногда приводит к серьезным неприятностям. Мы же видели множество раз… Возможно, падение с башни. Или несчастный случай во время плавания…
— Это нетрудно организовать. Однако я не…
— Все будут оплакивать гибель человека, который пользовался популярностью.
— Очень хорошо.
— А я сделаю так, что скорбь превратится в возмущение — как и в случае с беспорядками в городе.
— В возмущение? Против кого?
— Не против кого, друг мой, а против чего.
— Против?..
— Против сон-травы.
— Возмущение против сон-травы?
— Именно.
— Я не понимаю…
— Уступая давлению масс и моему, а также императрицы, его величество будет вынужден издать эдикт, запрещающий ее выращивание, продажу и использование на территории Империи.
Дунаан удивленно уставился на Серого Кота. Наконец он прошептал:
— Цены…
— Именно. И не только цены. Подумайте о честных купцах, которые будут вынуждены искать другое применение своим капиталам, так что…
— Да! А продавать сон-траву смогут только джареги!
— Точно. И конечно, мы не остановимся на сон-траве. Есть еще «заклинание холода»…
— Возникнут грандиозные скандалы.
— … мерчин…
— Вызывает привыкание и смертельно опасен.
— … капли удачи…
— Опасность возникновения пожара при изготовлении.
— … вино…
— Затуманивает рассудок.
— … медвежьи зубы…
— Ведут к безумию. Боги, друг мой! И почему только эти идеи не пришли в голову ни одному из нас!
— Ну, так как насчет согласия джарегов?
— Похоже, тут все ясно!
— Что ж, теперь вам известен мой план; что вы нем думаете?
В глазах Дунаана застыл восторг.
— Превосходный план; мне еще никогда не приходилось слышать ничего лучшего.
— Ну, тогда будем считать, что все сказано. Начинайте развлечение, которое мы подготовили для его величества, избавьтесь от тиасы, доставившего нам столько неприятностей, после чего войдите в контакт с джарегами. Пора составлять договор.
— Да, да, — словно во сне ответил Дунаан. — Император, тиаса, джареги.
— Именно. Мы скоро встретимся.
Дунаан встал, в глазах его застыло мечтательное выражение, и без единого слова он вышел из таверны. Когда дверь за ним закрылась, Серый Кот перешел в заднюю комнату, где сел на стул и сказал:
— Ну?
— Я слышала, — донесся из темного угла голос Гритты.
— И?
— Иногда мне бывает стыдно, что я с вами знакома.
— Вы имеете в виду мой план привлечения джарегов?
— Нет.
— Тогда вы намекаете на…
— Да.
— Я не знал, что вас волнуют подобные вещи.
— Совершенно не волнуют.
— В таком случае что?
— Тем не менее вы намерены использовать…
— Я не спрашивал вашего мнения.
Гритта рассмеялась — но в ее смехе было мало веселья и совсем отсутствовало человеколюбие — и вышла из тени. Их взгляды скрестились, так смотрят друг на друга командующие противостоящих армий, стараясь угадать, в чем заключается слабость противника. Наконец по неведомым для всех остальных причинам они согласились на том, что на сей раз соперничество следует отложить до лучших времен.
Следующую фразу Гритта произнесла так, словно их разговор только что начался:
— Я попыталась довести до конца миссию, которую вы мне поручили.
— И?..
— Я пробралась в лагерь, но батальон снялся до того, как я сумела нанести удар, мне не удалось удержаться рядом с ними. Поэтому я вернулась, и, насколько я поняла, вы даже рады, что Адрон жив.
— Да, так оно и есть.
— Однако мне кое-что удалось узнать.
— Что именно?
— У него есть гость.
— Кто такой?
— Герцог Арилльский.
Глаза Серого Кота сузились, и он сказал:
— Неужели? Вы его видели?
— Собственными глазами.
— Ладно. — Он немного помолчал, собираясь с мыслями. — Не вижу, чтобы это что-нибудь меняло, — напротив, возможно, в будущем ряд проблем будет даже легче решить. Впрочем, сейчас нам ничего не следует предпринимать относительно Адрона или его гостя.
— Ну, что теперь?
— Вы можете организовать беспорядки вечером послезавтра?
— Возможно.
— Возможно?
— Может быть, я сумею.
— Однако в прошлый раз у вас сомнений не было.
— Да, так было раньше.
— Значит, что-то изменилось?
— Вы очень проницательны.
— Ваша ирония здесь не к месту. Что изменилось?
— Если раньше речь шла о том, чтобы спровоцировать беспорядки в определенное время, то сейчас необходимо удержать людей от выхода на улицы.
— Понятно. Значит, вы полагаете…
— Город ждет лишь искры, и никому не известно когда вспыхнет пламя.
— Хм-м-м. Возможно, так даже лучше. Однако если ничего не произойдет до того момента, о котором я вам сказал…
— Тогда я обеспечу искру.
— Превосходно. Похоже, мы обсудили все вопросы.
— Напротив, — возразила Гритта. — Нам нужно еще очень о многом поговорить, но я полагаю, что вы вряд ли захотите это обсуждать. Во всяком случае, я не хочу. А вы?
В ответ Серый Кот молча встал и вышел из задней комнаты, а потом и из таверны, немного постоял на улице, всматриваясь в прохожих, лица которых, казалось, плыли над толпой, отделенные от тел. Он изучал людей, сегодня их было на улице значительно больше, чем обычно, и все они куда-то целеустремленно направлялись. Вскоре он понял, что многие из них собираются покинуть Драгейру, словно боятся проснуться в городе на следующее утро. Да, возможно Гритта права, решил Серый Кот. Город готов к взрыву — он и сам это чувствовал.
Но он нисколько не встревожился; очень может быть, что все обернется в его пользу. Он позволил себе слегка улыбнуться и уверенно зашагал вперед. Дно стало для него почти домом. Серый Кот даже спросил себя, не будет ли о нем скучать, когда поселится во дворце.
ГЛАВА 26
ГЛАВА 27
— Заверяю вас, это в мои планы не входит. Мы подпишем договор, и я намерен его исполнять — среди прочего, мне прекрасно известно, что со мной произойдет, если я нарушу условия сделки.
— Очень хорошо, я с нетерпением жду вашего предложения.
— Мы нашли предлог…
— Предлог найти нетрудно. И какого рода предлог?
— Какое это имеет значение? Случайно умрет популярный и ни в чем не повинный человек…
— Случайно?
— Да. Возможно, драконлорд. К примеру, леди Алира, если, конечно, она переживет ближайшие несколько дней. Или Туорли, если она не станет наследницей, а лучше, если станет; она пользуется популярностью.
— Итак, невинный человек случайно погибнет.
— Да, из-за сон-травы.
— Такие вещи случаются, — сказал Дунаан.
— Вот-вот. Сон-трава затуманивает сознание, что иногда приводит к серьезным неприятностям. Мы же видели множество раз… Возможно, падение с башни. Или несчастный случай во время плавания…
— Это нетрудно организовать. Однако я не…
— Все будут оплакивать гибель человека, который пользовался популярностью.
— Очень хорошо.
— А я сделаю так, что скорбь превратится в возмущение — как и в случае с беспорядками в городе.
— В возмущение? Против кого?
— Не против кого, друг мой, а против чего.
— Против?..
— Против сон-травы.
— Возмущение против сон-травы?
— Именно.
— Я не понимаю…
— Уступая давлению масс и моему, а также императрицы, его величество будет вынужден издать эдикт, запрещающий ее выращивание, продажу и использование на территории Империи.
Дунаан удивленно уставился на Серого Кота. Наконец он прошептал:
— Цены…
— Именно. И не только цены. Подумайте о честных купцах, которые будут вынуждены искать другое применение своим капиталам, так что…
— Да! А продавать сон-траву смогут только джареги!
— Точно. И конечно, мы не остановимся на сон-траве. Есть еще «заклинание холода»…
— Возникнут грандиозные скандалы.
— … мерчин…
— Вызывает привыкание и смертельно опасен.
— … капли удачи…
— Опасность возникновения пожара при изготовлении.
— … вино…
— Затуманивает рассудок.
— … медвежьи зубы…
— Ведут к безумию. Боги, друг мой! И почему только эти идеи не пришли в голову ни одному из нас!
— Ну, так как насчет согласия джарегов?
— Похоже, тут все ясно!
— Что ж, теперь вам известен мой план; что вы нем думаете?
В глазах Дунаана застыл восторг.
— Превосходный план; мне еще никогда не приходилось слышать ничего лучшего.
— Ну, тогда будем считать, что все сказано. Начинайте развлечение, которое мы подготовили для его величества, избавьтесь от тиасы, доставившего нам столько неприятностей, после чего войдите в контакт с джарегами. Пора составлять договор.
— Да, да, — словно во сне ответил Дунаан. — Император, тиаса, джареги.
— Именно. Мы скоро встретимся.
Дунаан встал, в глазах его застыло мечтательное выражение, и без единого слова он вышел из таверны. Когда дверь за ним закрылась, Серый Кот перешел в заднюю комнату, где сел на стул и сказал:
— Ну?
— Я слышала, — донесся из темного угла голос Гритты.
— И?
— Иногда мне бывает стыдно, что я с вами знакома.
— Вы имеете в виду мой план привлечения джарегов?
— Нет.
— Тогда вы намекаете на…
— Да.
— Я не знал, что вас волнуют подобные вещи.
— Совершенно не волнуют.
— В таком случае что?
— Тем не менее вы намерены использовать…
— Я не спрашивал вашего мнения.
Гритта рассмеялась — но в ее смехе было мало веселья и совсем отсутствовало человеколюбие — и вышла из тени. Их взгляды скрестились, так смотрят друг на друга командующие противостоящих армий, стараясь угадать, в чем заключается слабость противника. Наконец по неведомым для всех остальных причинам они согласились на том, что на сей раз соперничество следует отложить до лучших времен.
Следующую фразу Гритта произнесла так, словно их разговор только что начался:
— Я попыталась довести до конца миссию, которую вы мне поручили.
— И?..
— Я пробралась в лагерь, но батальон снялся до того, как я сумела нанести удар, мне не удалось удержаться рядом с ними. Поэтому я вернулась, и, насколько я поняла, вы даже рады, что Адрон жив.
— Да, так оно и есть.
— Однако мне кое-что удалось узнать.
— Что именно?
— У него есть гость.
— Кто такой?
— Герцог Арилльский.
Глаза Серого Кота сузились, и он сказал:
— Неужели? Вы его видели?
— Собственными глазами.
— Ладно. — Он немного помолчал, собираясь с мыслями. — Не вижу, чтобы это что-нибудь меняло, — напротив, возможно, в будущем ряд проблем будет даже легче решить. Впрочем, сейчас нам ничего не следует предпринимать относительно Адрона или его гостя.
— Ну, что теперь?
— Вы можете организовать беспорядки вечером послезавтра?
— Возможно.
— Возможно?
— Может быть, я сумею.
— Однако в прошлый раз у вас сомнений не было.
— Да, так было раньше.
— Значит, что-то изменилось?
— Вы очень проницательны.
— Ваша ирония здесь не к месту. Что изменилось?
— Если раньше речь шла о том, чтобы спровоцировать беспорядки в определенное время, то сейчас необходимо удержать людей от выхода на улицы.
— Понятно. Значит, вы полагаете…
— Город ждет лишь искры, и никому не известно когда вспыхнет пламя.
— Хм-м-м. Возможно, так даже лучше. Однако если ничего не произойдет до того момента, о котором я вам сказал…
— Тогда я обеспечу искру.
— Превосходно. Похоже, мы обсудили все вопросы.
— Напротив, — возразила Гритта. — Нам нужно еще очень о многом поговорить, но я полагаю, что вы вряд ли захотите это обсуждать. Во всяком случае, я не хочу. А вы?
В ответ Серый Кот молча встал и вышел из задней комнаты, а потом и из таверны, немного постоял на улице, всматриваясь в прохожих, лица которых, казалось, плыли над толпой, отделенные от тел. Он изучал людей, сегодня их было на улице значительно больше, чем обычно, и все они куда-то целеустремленно направлялись. Вскоре он понял, что многие из них собираются покинуть Драгейру, словно боятся проснуться в городе на следующее утро. Да, возможно Гритта права, решил Серый Кот. Город готов к взрыву — он и сам это чувствовал.
Но он нисколько не встревожился; очень может быть, что все обернется в его пользу. Он позволил себе слегка улыбнуться и уверенно зашагал вперед. Дно стало для него почти домом. Серый Кот даже спросил себя, не будет ли о нем скучать, когда поселится во дворце.
ГЛАВА 26
В которой рассказывается о дзурлордах
Итак, вот как обстояли дела в императорском дворце: Сетра вернулась в Крыло Дракона, чтобы занять апартаменты, пустовавшие после гибели Гиорга Лавоуда. Алира ее сопровождала. Его величество, который все еще находился в ярости, сидел на троне и кусал губы до тех пор, пока они не начали кровоточить. Он ждал часа отдыха в надежде, что сможет немного расслабиться, — до назначенного времени оставалось еще несколько минут.
Кааврен стоял возле локтя его величества, раздумывая над проблемами, которыми ему предстояло заняться: волнения в городе, мятеж Адрона и заговоры внутри двора и за его пределами. Джурабин оставался по другую сторону трона, будучи не в силах произнести ни слова, он мечтал только об одном — отыскать повод, чтобы покинуть зал. К несчастью, премьер-министр застрял, точно джагала в сетях криоты, — как, впрочем, и сам его величество, Кааврен и кое-кто из придворных, сегодня оказавшихся в Портретном зале.
Мы не станем заставлять читателя томиться вместе с ними, дожидаясь заветного боя часов, а покинем Портретный зал, уверенные в том, что его обитатели не будут делать ничего для нас интересного, и направимся вслед за Сетрой и Алирой через Крыло Дракона в апартаменты, которые выбрала для себя Сетра. Не успели они пройти и нескольких шагов, как увидели, что им навстречу двигаются две знакомые фигуры. Сетра и Алира остановились, чтобы с ними поздороваться.
Чтобы объяснить, как эти двое (читатель, разумеется, понял, что мы имеем в виду Пэла и Тазендру) оказались во дворце в такой час, вернемся на несколько часов назад. Мы надеемся, что наши читатели помнят наше предупреждение о том, что в случае необходимости мы будем совершать скачки во времени.
Тазендра, проснувшись, ужасно удивилась, когда поняла, что Кааврена нет дома. Расспросив Сахри (которая явно не желала подвергаться расспросам и сдалась только по настоянию Мики), она выяснила, что тиаса выскочил из своей комнаты около часа назад и помчался к двери, на ходу призывая карету.
— Я рада, что он, по крайней мере, отправился во Дворец в экипаже, — проворчала Тазендра.
— Однако он очень спешил, — заметил Пэл.
— И что с того? — спросила Тазендра.
— У него ведь есть определенные обязанности. Помните вечером он говорил…
— Я помню, как он сказал, что встанет рано и отправится во дворец.
— Ну?
— Похоже, он встал не рано, а, наоборот, поздно. Это указывает на то, что он еще неважно себя чувствовал. По правде говоря, я не думал, что он вообще будет в состоянии сегодня выйти из дома. Мне казалось, вчерашнее ранение заставит его проспать целый день.
— Ба! Вы же знакомы с ним пятьсот лет.
— Да, верно.
— Я не вижу никаких причин для беспокойства.
— Но он ранен. Я за него волнуюсь.
— Вы и вчера волновались!
— И ведь не зря!
— Если подумать, вы оказались совершенно правы, Пэл. Вы опасаетесь нового нападения на Кааврена?
— Так скоро? Нет, не думаю. Но, учитывая состояние его здоровья, я хотел бы посмотреть на нашего друга, а также вернуться во дворец и выяснить, что там происходит.
— И, вне всякого сомнения, переодеться в более привычную для вас одежду.
— Ба, вы же сказали, что мне идет мой нынешний костюм. Одеяние Доверительности слишком стесняет своей бесформенностью, а я предпочитаю что-нибудь более тесное и дарующее свободу. Да и вообще, стоит ли выслушивать чужие сплетни, когда можно самому стать темой разговоров.
— Я не понимаю…
— Ладно, все это не важно, дорогая Тазендра. Я употребил гиперболу.
— А! Тогда все понятно, мне никогда не давались иностранные языки.
— Но надеюсь, вы со мной согласны в том, что мы должны проверить, как себя чувствует наш друг?
— Целиком и полностью. А как же графиня?
Мы должны заметить, что графиня еще не встала.
— А что такое?
— Может быть, она тоже захочет узнать, как у Кааврена идут дела? Возможно, вы не заметили…
— Я заметил, дорогая Тазендра.
— Тогда…
— Вам следует знать, что ее изгнали из дворца.
— Изгнали из дворца? В жизни не слышала ничего подобного! Вы хотите сказать, что ей запрещено входить в Императорское крыло? Если так…
— Нет, я хочу сказать, что ее выслали из города.
— Выслали из города? Невозможно!
— Очень даже возможно.
— А за что ее выслали?
— Графиня была одной из фрейлин ее величества и поссорилась со своей госпожой.
— А вы-то откуда все знаете?
— Тазендра, разве вы забыли, что у меня отличный слух?
— Что правда, то правда.
— Так поверьте мне, я вам сказал чистую правду.
— Хорошо, я вам верю.
— В любом случае мы оставим ей записку, в которой объясним, что отправились навестить Кааврена. Ей так будет спокойнее.
— Вы очень предусмотрительны.
— Ну, пора в путь, дорогая Тазендра, потому что время не ждет.
После этих слов Пэл написал Даро записку, которую передал Сахри, после чего они с Тазендрой направились на улицу Дракона, подозвали экипаж, проезжавший мимо, и приказали кучеру доставить их к Крылу Дракона. Они рассчитывали найти Кааврена в своем кабинете и получить, таким образом, возможность выяснить, как он себя чувствует.
Экипаж остановился у Крыла Императорской гвардии, куда их мгновенно пропустили после того, как они объявили, что у них дело к капитану. Впрочем, почти сразу же друзья с удивлением обнаружили, что Кааврена не только нет на месте, но что он не появлялся здесь со вчерашнего дня. Читатель может догадаться, что это известие взволновало наших друзей, хотя мы-то знаем, что он находится в полной безопасности и уверенно расположился у локтя его величества. Однако, если уж быть честным до конца, следует признать, что Кааврен все-таки немного нервничал.
— Куда Кааврен мог пойти? — спросила Тазендра, когда они снова оказались в холле.
— Может быть, — заметил Пэл, — у него дела вовсе не во дворце? Или он отправился прямо к его величеству?
— Ну и что будем делать?
— Пожалуй, — проговорил Пэл, — если пойти в Императорское крыло, можно спросить у какого-нибудь гвардейца, стоящего на посту, не видел ли он капитана. Мы обязательно получим ответ, поскольку я не вижу причин, по которым они стали бы утаивать от нас правду.
— Вы здорово придумали, друг мой, — восхитилась Тазендра.
Не говоря больше ни слова, они зашагали к Императорскому крылу и уже почти до него добрались, когда увидели, что навстречу им двигаются две знакомые фигуры. И теперь наш читатель должен догадаться, что мы подошли к тому месту и времени, где оставили Сетру и Алиру — только с другой стороны.
— Какая приятная встреча, — сказала Сетра и поклонилась. — Умница Пэл и отважная Тазендра.
— Мы тоже рады вас видеть, — ответил Пэл, возвращая комплимент. — Мудрая Сетра и благородная Алира.
Тазендра и Алира присоединились к приветствиям, и вся четверка провела несколько минут в приятной беседе, обсуждая бегство горожан из города и другие вести, пока Пэл, который ни на минуту не забывал, зачем они приехали во дворец, не сказал:
— Кажется, вы идете из Императорского крыла?
— Да, совершенно верно.
— Вы не видели случайно нашего дорогого Кааврена? Вы знаете, он был ранен, и мы очень о нем беспокоимся.
— Кааврен ранен? — вскричала Сетра.
— Мы его видели, — ответила Алира, — он остался вместе с его величеством, которому мы только что нанесли визит. У меня сложилось впечатление, что капитан совершенно здоров.
— Тем лучше, — заявила Тазендра.
— А каким образом он получил свое ранение? — поинтересовалась Сетра. — Еще одно покушение?
— По правде говоря, и да и нет, — проговорила Тазендра.
— Это как? — удивилась Сетра.
— На его жизнь было совершено покушение, — пояснил Пэл.
— Но рану он получил не тогда, — добавила Тазендра.
— У меня складывается впечатление, — сказала Алира, — что вам есть о чем рассказать.
— Вот уж точно, — согласился с ней Пэл. — Меня удивляет, что вам ничего не известно, поскольку в тот момент, когда Кааврен получил свои ранения, вы находились от него в нескольких шагах.
— Я? — удивилась Алира.
— Именно, — ответил Пэл.
— В ваших словах содержится упрек, господин Доверительность?
— Ни в малейшей степени, — проговорил Пэл. — Если вас интересуют подробности, давайте пройдем и убедимся вместе, как чувствует себя мой друг Кааврен. Я вам все объясню — но даю слово, вы совершенно ни в чем не виноваты.
— Я с удовольствием последую за вами, — сказала Алира уже спокойнее. — Но я только что видела Кааврена рядом с его величеством, и мне совсем не хочется снова входить в зал для аудиенций. — Она тихонько рассмеялась. — Если я вернусь, будет испорчен такой грандиозный выход! — Она поклонилась Сетре, а потом продолжала: — Впрочем, если вы не возражаете, я дойду вместе с вами до дверей, а по дороге выслушаю ваш рассказ. Затем я поведаю о нашем разговоре с его величеством, который, обещаю, доставит вам настоящее наслаждение.
— Я готов, — сказал йенди.
— Сетра, мы с вами непременно еще встретимся, либо в ваших новых апартаментах, либо где-нибудь в другом месте.
— Хорошо, — ответила Сетра. — Если вы, моя дорогая леди дзур, окажете мне любезность и согласитесь меня сопровождать, возможно, я смогу узнать от вас о том, что произошло с лордом Каавреном.
— Я сделаю все, что в моих силах, — проговорила Тазендра, которая изо всех сил старалась сдержать волнение, охватившее ее от одной только мысли о том, что она будет разговаривать с глазу на глаз с Чародейкой Горы Дзур. — Хотя я не очень сильна в объяснениях.
— Уверена, мы с вами отлично поладим, — заявила Сетра.
— Пойдемте, — сказала Алира и взяла Пэла под руку. — До встречи, Сетра и Тазендра.
— До встречи, — крикнули ей вслед Сетра и Тазендра.
По правде говоря, Тазендре понадобилось совсем немного времени, чтобы рассказать с помощью точных и четких вопросов Сетры о том, что случилось с Каавреном. Сетру, казалось, новости огорчили, но прежде чем Тазендра успела как-то это прокомментировать (впрочем, она все равно не могла придумать ничего путного), они добрались до четвертого этажа, где располагались апартаменты Гиорга Лавоуда. Открыв дверь, Сетра остановилась на пороге и тяжело вздохнула.
— Вы думали, что его вещи уже убрали? — осторожно спросила Тазендра.
— Нет, — неожиданно резким голосом ответила Сетра. — Я не думала, что мне будет так больно.
Она вошла в комнату; Тазендра задержалась у двери — из уважения к чувствам Сетры или к покойному, она и сама не смогла бы сказать. Сетра молча оглядывалась по сторонам, внимательно изучала мебель, украшения, личные вещи, разные мелочи, так и оставшиеся здесь после смерти Гиорга.
— Миледи, вы хотите мне о нем рассказать? — откашлявшись, спросила Тазендра.
Сетра повернулась, некоторое время смотрела на леди дзур, заметив по выражению ее лица, что она смущена и сочувствует ее горю.
— Нет, — ответила Сетра. — Лучше вы мне о нем расскажите.
Тазендра открыла рот, захлопнула его и наконец проговорила:
— Миледи, я не очень сильна по части сообразительности…
— На свете не было более глупого волшебника, которому удалось бы прожить больше пятисот лет. Заходите.
Тазендра послушно вошла в комнату и пролепетала:
— Я не…
— Смотрите, — сказала Сетра таким напряженным голосом, что Тазендра испытала некоторое удивление и даже легкий приступ страха. — Оглянитесь по сторонам. Каким он был? — продолжала Сетра допрос.
Тазендра удивленно обвела глазами комнату — разные предметы черной одежды разложены аккуратными кучками тут и там, словно прикрывают дыры в полу; несколько пейзажей, выполненных в пастельных тонах; на стенах записки следующего содержания: «слшкм дал впер получится р скольз в конц», или «12 факт хруст нехв, попр 16 и квр в/гель — СЛЕДИ ЗА ВСПЫШКОЙ!!!». У окна три цветка в горшках, засохшие несколько лет назад; разобранная кровать с бледно-желтыми простынями, перепачканными кровью. Тазендра снова хотела что-то сказать, но не смогла, и просто медленно прошла по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть какой-то предмет, особенно ее заинтересовавший.
Неожиданно Тазендра поняла, что плачет.
— В чем дело? — мягко спросила Сетра.
Несмотря на слезы, Тазендра ответила спокойным ровным голосом:
— Лейка возле цветов.
— И что?
— В ней вода, но цветы все равно…
— Да, — проговорила Сетра. — Еще что?
Тазендра кивнула в сторону столика у кровати, на котором лежали блокнот, перо, чернила и пресс-папье; в блокноте неровным почерком, словно Гиорг писал спросонья, было нацарапано несколько строк.
— Он не…
— Совершенно верно, — согласилась с ней Сетра. — Природа не наделила Гиорга ярким поэтическим даром. Что еще?
— Кто такая Диэсс?
— Леди, занимавшая все его мысли в течение нескольких лет. В поэме о ней упоминается?
— Нет, нет. К лампе у кровати прикреплена записка от нее.
— Да, я вижу. Что там говорится?
— Она ценит его дружбу.
— А это означает, что его любовь ей не нужна.
— Мне тоже так показалось. И все же…
— И все же она прикреплена к лампе у его кровати. Что еще?
Тазендра махнула рукой в сторону серого кресла в углу, мягкое, совсем старое, казалось, оно вот-вот развалится на части; одной ножки не хватало, вместо нее Гиорг использовал стопку книг, обшивка порвалась, а подголовник скривился на одну сторону.
— Время от времени Гиорг садился в кресло и любовался картиной. — Тазендра показала на противоположную стену. — Разрушенный замок… наверное, он думал о том, что когда-нибудь его восстановит. Полагаю, это его дом. А еще он точил меч, когда погружался в размышления о своем родовом гнезде. — Тазендра смотрела на точильный камень, лежащий рядом. — Так он медитировал. Лично я… — Тазендра замолчала и покраснела.
— Конечно, — сказала Сетра. — Вы ведь тоже дзур. А дзуры относятся к процессу затачивания клинка как к особому ритуалу — с одной стороны, такое мужественное занятие. А с другой — очень успокаивает. Подготовка к будущему, своего рода вызов, угроза, ровные ритмичные движения навевают мысли о клинке, его истории и судьбе. Это время, чтобы подумать о жизни и ее цели — и найти ответы на все вопросы. Потому что иначе дзур не может.
— Иногда, — мягко продолжала она, глядя на картину, так занимавшую Гиорга, — представители других Домов смеются над дзурами, называя их глупыми или слепыми. На подобные оскорбления нет ответа, поскольку дзур считает ниже своего достоинства за них убивать; однако у него есть клинок, и, затачивая его, дзур размышляет о дыхании будущего и славе, которая заключена вовсе не в том, чтобы тебя помнили, а в знании — ты бросил вызов целому миру, свершил невозможное и доказал всем, кто не является дзуром, что в сражении заключены величие и красота. И не важно, чем оно закончится. Вот какие мысли посещают дзура, когда он берет в руки точильный камень и смотрит на какой-нибудь предмет, напоминающий ему о прошлом. И в конце концов он начинает чувствовать порывы ветра, уносящего его в будущее.
На одно короткое мгновение Тазендре показалось, что Сетра говорит, обращаясь к самой себе, но потом она вздохнула и прошептала:
— Вы все понимаете.
— Я прожила долгую жизнь, друг мой, — улыбнувшись, ответила Сетра. — Более того, Гиорг был моим другом; он обсуждал со мной вещи, о которых никакой дзурлорд не станет говорить с представителем другого Дома.
— Да, наверное, — проговорила Тазендра, взглянув на Чародейку Горы Дзур. — Наверное.
Тазендра немного помолчала, а потом вдруг сказала:
— Жаль, что я его не знала.
— Да, — ответила Сетра. — Он бы вам понравился. Идемте. Я увидела то, что меня интересовало. Нужно приказать слугам сложить его вещи. Возможно, их захотят забрать родственники. Затем я попрошу навести в комнате порядок и застелить постель. Я намерена здесь поселиться и вечерами вспоминать о Гиорге. Мы найдем слуг, а потом попытаемся отыскать наших друзей, которые, вне всякого сомнения, находятся в Императорском крыле вместе с Каавреном.
— Миледи, — сказала Тазендра и показала на дверь.
— Миледи, — повторила за ней Сетра.
Тазендра вышла первой, и они направились по коридору как раз в тот момент, когда наемный убийца Марио вошел в Императорское крыло дворца.
Кааврен стоял возле локтя его величества, раздумывая над проблемами, которыми ему предстояло заняться: волнения в городе, мятеж Адрона и заговоры внутри двора и за его пределами. Джурабин оставался по другую сторону трона, будучи не в силах произнести ни слова, он мечтал только об одном — отыскать повод, чтобы покинуть зал. К несчастью, премьер-министр застрял, точно джагала в сетях криоты, — как, впрочем, и сам его величество, Кааврен и кое-кто из придворных, сегодня оказавшихся в Портретном зале.
Мы не станем заставлять читателя томиться вместе с ними, дожидаясь заветного боя часов, а покинем Портретный зал, уверенные в том, что его обитатели не будут делать ничего для нас интересного, и направимся вслед за Сетрой и Алирой через Крыло Дракона в апартаменты, которые выбрала для себя Сетра. Не успели они пройти и нескольких шагов, как увидели, что им навстречу двигаются две знакомые фигуры. Сетра и Алира остановились, чтобы с ними поздороваться.
Чтобы объяснить, как эти двое (читатель, разумеется, понял, что мы имеем в виду Пэла и Тазендру) оказались во дворце в такой час, вернемся на несколько часов назад. Мы надеемся, что наши читатели помнят наше предупреждение о том, что в случае необходимости мы будем совершать скачки во времени.
Тазендра, проснувшись, ужасно удивилась, когда поняла, что Кааврена нет дома. Расспросив Сахри (которая явно не желала подвергаться расспросам и сдалась только по настоянию Мики), она выяснила, что тиаса выскочил из своей комнаты около часа назад и помчался к двери, на ходу призывая карету.
— Я рада, что он, по крайней мере, отправился во Дворец в экипаже, — проворчала Тазендра.
— Однако он очень спешил, — заметил Пэл.
— И что с того? — спросила Тазендра.
— У него ведь есть определенные обязанности. Помните вечером он говорил…
— Я помню, как он сказал, что встанет рано и отправится во дворец.
— Ну?
— Похоже, он встал не рано, а, наоборот, поздно. Это указывает на то, что он еще неважно себя чувствовал. По правде говоря, я не думал, что он вообще будет в состоянии сегодня выйти из дома. Мне казалось, вчерашнее ранение заставит его проспать целый день.
— Ба! Вы же знакомы с ним пятьсот лет.
— Да, верно.
— Я не вижу никаких причин для беспокойства.
— Но он ранен. Я за него волнуюсь.
— Вы и вчера волновались!
— И ведь не зря!
— Если подумать, вы оказались совершенно правы, Пэл. Вы опасаетесь нового нападения на Кааврена?
— Так скоро? Нет, не думаю. Но, учитывая состояние его здоровья, я хотел бы посмотреть на нашего друга, а также вернуться во дворец и выяснить, что там происходит.
— И, вне всякого сомнения, переодеться в более привычную для вас одежду.
— Ба, вы же сказали, что мне идет мой нынешний костюм. Одеяние Доверительности слишком стесняет своей бесформенностью, а я предпочитаю что-нибудь более тесное и дарующее свободу. Да и вообще, стоит ли выслушивать чужие сплетни, когда можно самому стать темой разговоров.
— Я не понимаю…
— Ладно, все это не важно, дорогая Тазендра. Я употребил гиперболу.
— А! Тогда все понятно, мне никогда не давались иностранные языки.
— Но надеюсь, вы со мной согласны в том, что мы должны проверить, как себя чувствует наш друг?
— Целиком и полностью. А как же графиня?
Мы должны заметить, что графиня еще не встала.
— А что такое?
— Может быть, она тоже захочет узнать, как у Кааврена идут дела? Возможно, вы не заметили…
— Я заметил, дорогая Тазендра.
— Тогда…
— Вам следует знать, что ее изгнали из дворца.
— Изгнали из дворца? В жизни не слышала ничего подобного! Вы хотите сказать, что ей запрещено входить в Императорское крыло? Если так…
— Нет, я хочу сказать, что ее выслали из города.
— Выслали из города? Невозможно!
— Очень даже возможно.
— А за что ее выслали?
— Графиня была одной из фрейлин ее величества и поссорилась со своей госпожой.
— А вы-то откуда все знаете?
— Тазендра, разве вы забыли, что у меня отличный слух?
— Что правда, то правда.
— Так поверьте мне, я вам сказал чистую правду.
— Хорошо, я вам верю.
— В любом случае мы оставим ей записку, в которой объясним, что отправились навестить Кааврена. Ей так будет спокойнее.
— Вы очень предусмотрительны.
— Ну, пора в путь, дорогая Тазендра, потому что время не ждет.
После этих слов Пэл написал Даро записку, которую передал Сахри, после чего они с Тазендрой направились на улицу Дракона, подозвали экипаж, проезжавший мимо, и приказали кучеру доставить их к Крылу Дракона. Они рассчитывали найти Кааврена в своем кабинете и получить, таким образом, возможность выяснить, как он себя чувствует.
Экипаж остановился у Крыла Императорской гвардии, куда их мгновенно пропустили после того, как они объявили, что у них дело к капитану. Впрочем, почти сразу же друзья с удивлением обнаружили, что Кааврена не только нет на месте, но что он не появлялся здесь со вчерашнего дня. Читатель может догадаться, что это известие взволновало наших друзей, хотя мы-то знаем, что он находится в полной безопасности и уверенно расположился у локтя его величества. Однако, если уж быть честным до конца, следует признать, что Кааврен все-таки немного нервничал.
— Куда Кааврен мог пойти? — спросила Тазендра, когда они снова оказались в холле.
— Может быть, — заметил Пэл, — у него дела вовсе не во дворце? Или он отправился прямо к его величеству?
— Ну и что будем делать?
— Пожалуй, — проговорил Пэл, — если пойти в Императорское крыло, можно спросить у какого-нибудь гвардейца, стоящего на посту, не видел ли он капитана. Мы обязательно получим ответ, поскольку я не вижу причин, по которым они стали бы утаивать от нас правду.
— Вы здорово придумали, друг мой, — восхитилась Тазендра.
Не говоря больше ни слова, они зашагали к Императорскому крылу и уже почти до него добрались, когда увидели, что навстречу им двигаются две знакомые фигуры. И теперь наш читатель должен догадаться, что мы подошли к тому месту и времени, где оставили Сетру и Алиру — только с другой стороны.
— Какая приятная встреча, — сказала Сетра и поклонилась. — Умница Пэл и отважная Тазендра.
— Мы тоже рады вас видеть, — ответил Пэл, возвращая комплимент. — Мудрая Сетра и благородная Алира.
Тазендра и Алира присоединились к приветствиям, и вся четверка провела несколько минут в приятной беседе, обсуждая бегство горожан из города и другие вести, пока Пэл, который ни на минуту не забывал, зачем они приехали во дворец, не сказал:
— Кажется, вы идете из Императорского крыла?
— Да, совершенно верно.
— Вы не видели случайно нашего дорогого Кааврена? Вы знаете, он был ранен, и мы очень о нем беспокоимся.
— Кааврен ранен? — вскричала Сетра.
— Мы его видели, — ответила Алира, — он остался вместе с его величеством, которому мы только что нанесли визит. У меня сложилось впечатление, что капитан совершенно здоров.
— Тем лучше, — заявила Тазендра.
— А каким образом он получил свое ранение? — поинтересовалась Сетра. — Еще одно покушение?
— По правде говоря, и да и нет, — проговорила Тазендра.
— Это как? — удивилась Сетра.
— На его жизнь было совершено покушение, — пояснил Пэл.
— Но рану он получил не тогда, — добавила Тазендра.
— У меня складывается впечатление, — сказала Алира, — что вам есть о чем рассказать.
— Вот уж точно, — согласился с ней Пэл. — Меня удивляет, что вам ничего не известно, поскольку в тот момент, когда Кааврен получил свои ранения, вы находились от него в нескольких шагах.
— Я? — удивилась Алира.
— Именно, — ответил Пэл.
— В ваших словах содержится упрек, господин Доверительность?
— Ни в малейшей степени, — проговорил Пэл. — Если вас интересуют подробности, давайте пройдем и убедимся вместе, как чувствует себя мой друг Кааврен. Я вам все объясню — но даю слово, вы совершенно ни в чем не виноваты.
— Я с удовольствием последую за вами, — сказала Алира уже спокойнее. — Но я только что видела Кааврена рядом с его величеством, и мне совсем не хочется снова входить в зал для аудиенций. — Она тихонько рассмеялась. — Если я вернусь, будет испорчен такой грандиозный выход! — Она поклонилась Сетре, а потом продолжала: — Впрочем, если вы не возражаете, я дойду вместе с вами до дверей, а по дороге выслушаю ваш рассказ. Затем я поведаю о нашем разговоре с его величеством, который, обещаю, доставит вам настоящее наслаждение.
— Я готов, — сказал йенди.
— Сетра, мы с вами непременно еще встретимся, либо в ваших новых апартаментах, либо где-нибудь в другом месте.
— Хорошо, — ответила Сетра. — Если вы, моя дорогая леди дзур, окажете мне любезность и согласитесь меня сопровождать, возможно, я смогу узнать от вас о том, что произошло с лордом Каавреном.
— Я сделаю все, что в моих силах, — проговорила Тазендра, которая изо всех сил старалась сдержать волнение, охватившее ее от одной только мысли о том, что она будет разговаривать с глазу на глаз с Чародейкой Горы Дзур. — Хотя я не очень сильна в объяснениях.
— Уверена, мы с вами отлично поладим, — заявила Сетра.
— Пойдемте, — сказала Алира и взяла Пэла под руку. — До встречи, Сетра и Тазендра.
— До встречи, — крикнули ей вслед Сетра и Тазендра.
По правде говоря, Тазендре понадобилось совсем немного времени, чтобы рассказать с помощью точных и четких вопросов Сетры о том, что случилось с Каавреном. Сетру, казалось, новости огорчили, но прежде чем Тазендра успела как-то это прокомментировать (впрочем, она все равно не могла придумать ничего путного), они добрались до четвертого этажа, где располагались апартаменты Гиорга Лавоуда. Открыв дверь, Сетра остановилась на пороге и тяжело вздохнула.
— Вы думали, что его вещи уже убрали? — осторожно спросила Тазендра.
— Нет, — неожиданно резким голосом ответила Сетра. — Я не думала, что мне будет так больно.
Она вошла в комнату; Тазендра задержалась у двери — из уважения к чувствам Сетры или к покойному, она и сама не смогла бы сказать. Сетра молча оглядывалась по сторонам, внимательно изучала мебель, украшения, личные вещи, разные мелочи, так и оставшиеся здесь после смерти Гиорга.
— Миледи, вы хотите мне о нем рассказать? — откашлявшись, спросила Тазендра.
Сетра повернулась, некоторое время смотрела на леди дзур, заметив по выражению ее лица, что она смущена и сочувствует ее горю.
— Нет, — ответила Сетра. — Лучше вы мне о нем расскажите.
Тазендра открыла рот, захлопнула его и наконец проговорила:
— Миледи, я не очень сильна по части сообразительности…
— На свете не было более глупого волшебника, которому удалось бы прожить больше пятисот лет. Заходите.
Тазендра послушно вошла в комнату и пролепетала:
— Я не…
— Смотрите, — сказала Сетра таким напряженным голосом, что Тазендра испытала некоторое удивление и даже легкий приступ страха. — Оглянитесь по сторонам. Каким он был? — продолжала Сетра допрос.
Тазендра удивленно обвела глазами комнату — разные предметы черной одежды разложены аккуратными кучками тут и там, словно прикрывают дыры в полу; несколько пейзажей, выполненных в пастельных тонах; на стенах записки следующего содержания: «слшкм дал впер получится р скольз в конц», или «12 факт хруст нехв, попр 16 и квр в/гель — СЛЕДИ ЗА ВСПЫШКОЙ!!!». У окна три цветка в горшках, засохшие несколько лет назад; разобранная кровать с бледно-желтыми простынями, перепачканными кровью. Тазендра снова хотела что-то сказать, но не смогла, и просто медленно прошла по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть какой-то предмет, особенно ее заинтересовавший.
Неожиданно Тазендра поняла, что плачет.
— В чем дело? — мягко спросила Сетра.
Несмотря на слезы, Тазендра ответила спокойным ровным голосом:
— Лейка возле цветов.
— И что?
— В ней вода, но цветы все равно…
— Да, — проговорила Сетра. — Еще что?
Тазендра кивнула в сторону столика у кровати, на котором лежали блокнот, перо, чернила и пресс-папье; в блокноте неровным почерком, словно Гиорг писал спросонья, было нацарапано несколько строк.
— Он не…
— Совершенно верно, — согласилась с ней Сетра. — Природа не наделила Гиорга ярким поэтическим даром. Что еще?
— Кто такая Диэсс?
— Леди, занимавшая все его мысли в течение нескольких лет. В поэме о ней упоминается?
— Нет, нет. К лампе у кровати прикреплена записка от нее.
— Да, я вижу. Что там говорится?
— Она ценит его дружбу.
— А это означает, что его любовь ей не нужна.
— Мне тоже так показалось. И все же…
— И все же она прикреплена к лампе у его кровати. Что еще?
Тазендра махнула рукой в сторону серого кресла в углу, мягкое, совсем старое, казалось, оно вот-вот развалится на части; одной ножки не хватало, вместо нее Гиорг использовал стопку книг, обшивка порвалась, а подголовник скривился на одну сторону.
— Время от времени Гиорг садился в кресло и любовался картиной. — Тазендра показала на противоположную стену. — Разрушенный замок… наверное, он думал о том, что когда-нибудь его восстановит. Полагаю, это его дом. А еще он точил меч, когда погружался в размышления о своем родовом гнезде. — Тазендра смотрела на точильный камень, лежащий рядом. — Так он медитировал. Лично я… — Тазендра замолчала и покраснела.
— Конечно, — сказала Сетра. — Вы ведь тоже дзур. А дзуры относятся к процессу затачивания клинка как к особому ритуалу — с одной стороны, такое мужественное занятие. А с другой — очень успокаивает. Подготовка к будущему, своего рода вызов, угроза, ровные ритмичные движения навевают мысли о клинке, его истории и судьбе. Это время, чтобы подумать о жизни и ее цели — и найти ответы на все вопросы. Потому что иначе дзур не может.
— Иногда, — мягко продолжала она, глядя на картину, так занимавшую Гиорга, — представители других Домов смеются над дзурами, называя их глупыми или слепыми. На подобные оскорбления нет ответа, поскольку дзур считает ниже своего достоинства за них убивать; однако у него есть клинок, и, затачивая его, дзур размышляет о дыхании будущего и славе, которая заключена вовсе не в том, чтобы тебя помнили, а в знании — ты бросил вызов целому миру, свершил невозможное и доказал всем, кто не является дзуром, что в сражении заключены величие и красота. И не важно, чем оно закончится. Вот какие мысли посещают дзура, когда он берет в руки точильный камень и смотрит на какой-нибудь предмет, напоминающий ему о прошлом. И в конце концов он начинает чувствовать порывы ветра, уносящего его в будущее.
На одно короткое мгновение Тазендре показалось, что Сетра говорит, обращаясь к самой себе, но потом она вздохнула и прошептала:
— Вы все понимаете.
— Я прожила долгую жизнь, друг мой, — улыбнувшись, ответила Сетра. — Более того, Гиорг был моим другом; он обсуждал со мной вещи, о которых никакой дзурлорд не станет говорить с представителем другого Дома.
— Да, наверное, — проговорила Тазендра, взглянув на Чародейку Горы Дзур. — Наверное.
Тазендра немного помолчала, а потом вдруг сказала:
— Жаль, что я его не знала.
— Да, — ответила Сетра. — Он бы вам понравился. Идемте. Я увидела то, что меня интересовало. Нужно приказать слугам сложить его вещи. Возможно, их захотят забрать родственники. Затем я попрошу навести в комнате порядок и застелить постель. Я намерена здесь поселиться и вечерами вспоминать о Гиорге. Мы найдем слуг, а потом попытаемся отыскать наших друзей, которые, вне всякого сомнения, находятся в Императорском крыле вместе с Каавреном.
— Миледи, — сказала Тазендра и показала на дверь.
— Миледи, — повторила за ней Сетра.
Тазендра вышла первой, и они направились по коридору как раз в тот момент, когда наемный убийца Марио вошел в Императорское крыло дворца.
ГЛАВА 27
В которой рассказывается о цареубийстве в первый, но не в последний раз
Если кто-нибудь возьмет за труд заглянуть в четвертый том монографии Дентраба под названием «Императорское крыло старого дворца», он узнает, что туда можно попасть через девяносто один вход. Каждый из них описан во всех подробностях: расположение, размер, функции, использование и история. Если же вместо этого вы посчитаете необходимым проштудировать работу Баррина «Архитектура старого Императорского дворца», в третьей главе восьмой книги имеется раздел «Девяносто один вход в Императорское крыло», хотя никаких деталей вы здесь не отыщете.
Возьмем еще один пример — в третьем томе «Истории дверей и окон» Каиру, которую можно найти в рукописи в Библиотеке Валлиста в Императорском дворце, автор утверждает, будто в Императорское крыло можно попасть через сто шесть входов, каждый из которых охарактеризован со страстью истинного знатока.
Нам не стоит беспокоиться по поводу точного числа дверей по двум причинам: во-первых, Г'ерет в ряде писем указывает на необходимость организовать охрану шести различных входов из внешнего мира в апартаменты, в которых в разное время суток может находиться его величество, — а посему нас будет интересовать именно это число. Во-вторых, нам доподлинно известно, как Марио проник во дворец, и данная информация является существенной для нашего повествования.
Следует отметить, что Марио без проблем вошел во дворец, поскольку в этот день гвардия находилась в плачевном состоянии — люди Кааврена устали, и потому обвести их вокруг пальца было проще простого. Однако Марио, обдумывая операцию, не знал, что обстоятельства сложатся именно таким образом, а потому решил не отступать от первоначального плана. За три часа до полудня он появился у главного входа в Императорское крыло, одетый в грязную коричневую тунику, свободные штаны, пахнущие отбросами, простые сапоги, уродливую шапку, а на плече мешок.
Он попросил аудиенции у императора, причем с таким видом, словно каждое слово давалось ему с трудом. Гвардеец, стоявший на посту, хоть и смертельно устал и отчаянно мечтал хорошенько отколотить и вышвырнуть бродягу вон, отлично знал, что тот в своем праве, а кроме того, ему было известно, как капитан относится к беспричинным побоям. Поэтому он подал сигнал, обозначающий данный вид просьбы, — обычно типы, вроде стоявшего перед ним оборванца, заявлялись раза два или три в месяц, впрочем, в последнее время они приходили каждый день.
Возьмем еще один пример — в третьем томе «Истории дверей и окон» Каиру, которую можно найти в рукописи в Библиотеке Валлиста в Императорском дворце, автор утверждает, будто в Императорское крыло можно попасть через сто шесть входов, каждый из которых охарактеризован со страстью истинного знатока.
Нам не стоит беспокоиться по поводу точного числа дверей по двум причинам: во-первых, Г'ерет в ряде писем указывает на необходимость организовать охрану шести различных входов из внешнего мира в апартаменты, в которых в разное время суток может находиться его величество, — а посему нас будет интересовать именно это число. Во-вторых, нам доподлинно известно, как Марио проник во дворец, и данная информация является существенной для нашего повествования.
Следует отметить, что Марио без проблем вошел во дворец, поскольку в этот день гвардия находилась в плачевном состоянии — люди Кааврена устали, и потому обвести их вокруг пальца было проще простого. Однако Марио, обдумывая операцию, не знал, что обстоятельства сложатся именно таким образом, а потому решил не отступать от первоначального плана. За три часа до полудня он появился у главного входа в Императорское крыло, одетый в грязную коричневую тунику, свободные штаны, пахнущие отбросами, простые сапоги, уродливую шапку, а на плече мешок.
Он попросил аудиенции у императора, причем с таким видом, словно каждое слово давалось ему с трудом. Гвардеец, стоявший на посту, хоть и смертельно устал и отчаянно мечтал хорошенько отколотить и вышвырнуть бродягу вон, отлично знал, что тот в своем праве, а кроме того, ему было известно, как капитан относится к беспричинным побоям. Поэтому он подал сигнал, обозначающий данный вид просьбы, — обычно типы, вроде стоявшего перед ним оборванца, заявлялись раза два или три в месяц, впрочем, в последнее время они приходили каждый день.