Буджолд Лоис. Паладин душ

   Эрис обратился к Исте:
   – Рейна, вы устроите это? Ни я, ни Иллвин не сможем говорить с вами; нам придется положиться на ваше мнение, когда настанет момент оборвать связь.
   Мне страшно во всех смыслах этого слова. Физически. Магически. Морально. Особенно последнее.
   – Думаю, я смогу отсечь Иллвина от вас. А как быть с Каттиларой?
   – Избавим ее от этого, – сказал Эрис. – Пускай спит.
   – Чтобы проснуться вдовой? Не думаю, что она когда-нибудь сможет простить вам это предательство. Пусть она молода и глупа, но она уже не ребенок и никогда им больше не станет. В любом случае ее придется разбудить и покормить, чтобы у нее были силы, которые она могла бы отдать вам, а не потерпеть неудачу, не будучи в ней виноватой.
   Иллвин заметил:
   – Боюсь, что как только Катти услышит это, она придет в бешенство. И очень сомневаюсь, что ее демон будет на нашей стороне.
   Над головой начали зажигаться звезды. Розовые облака, застывшие вдоль горизонта на западе, стали сереть. Как равнодушна красота в этом мире…
   – Я должна подумать о Каттиларе, – сказала Иста. Потому что, судя по всему, никто больше здесь не хочет этого делать.
   Из темноты донесся голос Фойкса:
   – Лорд Эрис, если вы решитесь на эту вылазку, я поеду с вами. Если рейна отдаст меня в ваше распоряжение.
   Иста молчала на протяжении трех исполненных боли ударов сердца, а потом сказала:
   – Я отпускаю тебя.
   – Благодарю вас, рейна, за дарованную мне честь, – формальной репликой ответил Фойкс.
   – Пойдем, – позвал Эрис Иллвина. – Нужно посмотреть, осталось ли в замке Порифорс хоть какое-то уцелевшее снаряжение, подходящее для такой необычной охоты. За мной, Фойкс.
   Он зашагал по направлению к ступеням. Иллвин сделал шаг назад, схватил руку Исты и прижал ее к губам:
   – Скоро увидимся.
   – Да, – прошептала Иста. Он сжал ее кисть, а потом отпустил.

Глава двадцать третья

   Уже почти наступила полночь, когда лорд Эрис наконец отправился отдыхать в свои покои, так что по другую сторону двери можно было разбудить и накормить Каттилару. Паж снял с марча только сапоги и уселся у изножья кровати, намереваясь охранять покой господина. Иста отметила про себя, что измотанный парнишка заснет раньше, чем пройдет пять минут. Эрис лег на спину, в свете единственной в комнате свечи его глаза были темными и огромными.
   – Будьте ласковы с ней, – попросил он умоляющим голосом. – Она и так вынесла слишком много.
   – Я буду справедлива, – ответила Иста. Эрис принял ее слова кивком головы. Когда они отвернулись, Иллвин, оценивавший положение дел, прежде чем вернуться к чересчур насыщенному событиями бдению, взглянул на Исту и удивленно поднял бровь:
   – Будь осторожна не только с ней, но и с ее демоном, я имею в виду не так, как этого хочет Эрис, – прошептал он Исте. – После всей этой катавасии с повозкой, уверен, она пойдет на все ради своих целей.
   – Я буду, – ровным голосом сказала Иста, – справедливой. – Она впустила Фойкса и Лисе в спальню леди Каттилары и аккуратно, но твердо закрыла дверь у него перед носом.
   Самая сообразительная из фрейлин Каттилары принесла поднос с едой. По изможденному взгляду и осторожности, с которой девушка поставила поднос, Иста поняла, каких усилий ей все это стоит. Рейна приказала фрейлине отойти и сесть на сундук. Иста приблизилась к кровати Каттилары, Лисе пристроилась рядом.
   – Фойкс, встань у нее в ногах. Следи за демоном, – распорядилась Иста. Фойкс кивнул и сделал так, как велели. Исте было грустно еще раз просить его о помощи, потому что юноша буквально валился с ног от усталости. Перед выездом ему жизненно необходимо поспать хотя бы пару часов. Но Джоэн научила ее относиться к демонам с особой осторожностью.
   Иста призвала на помощь внутреннее зрение и сомкнула ладонь вокруг льющегося из сердца Катти потока пламени души, уменьшая тончайшие струйки, связывающие Каттилару с Эрисом. Иста представила себе, как в соседней комнате жизнь схлынула с его лица, и в груди защемило. Тень демона оживленно задвигалась, но он не попытался противиться контролю. Глаза Каттилары распахнулись, воздух ворвался в легкие. Она резко села, потом покачнулась, словно у нее закружилась голова. Лисе сунула в руку марчессе оловянную кружку воды. Наблюдая, как она судорожно глотает влагу, прижимая кружку к пересохшим губам, Иста подумала, что и воды у них скоро не будет. Лисе перенесла поднос на маленький столик около кровати и сняла льняную салфетку. Их взору предстала безвкусная черствая пища, разложенная по разномастным старым битым тарелкам.
   Катти, не опуская кружку, воззрилась на поднос:
   – Что это? Еда для слуг? Или для заключенных? Неужели хозяйку Порифорса свергла с трона узурпаторша?
   – Это последнее и лучшее из того, что осталось неиспорченным, мы сохранили это специально для вас. Мы окружены джоконской армией, нас держит в осаде отряд магов. Магия их демонов пожирает все, что находится в этих стенах, и выплевывает пережеванное на нас. Воды больше нет. Мясо кишит личинками. Половина дворов сгорела, треть лошадей лежит мертвыми. Внизу люди умирают от болезней и ран, несмотря на то что они даже не подходили к армии Джоэн и Сордсо на расстояние полета стрелы. Джоэн ведет войну изобретательно, жестоко и эффективно. Чрезвычайно эффективно. Поэтому ешьте, ведь это все, что получит Эрис сегодня ночью.
   Каттилара сжала зубы, но предварительно засунула в рот кусок черствого хлеба:
   – Мы могли сбежать. Нам надо было сбежать! Мы бы с Эрисом были уже в сорока милях отсюда, вдали от всего этого. Пропади ты пропадом, безмозглая стерва!
   Фойкс и Лисе вздрогнули, услышав это оскорбление, но Иста остановила их взмахом руки.
   – Эрис не был бы вам благодарен. И кто это – мы? Вы можете точно сказать, чей голос говорит в вас сейчас? Ешьте.
   Катти неизящно вгрызлась в ломоть хлеба, яростный голод не давал ей с презрением отказаться от предложенной пищи. Лисе держала кружку наготове, потому что заострившиеся черты Каттилары давали понять, насколько сильно она нуждается в воде. Иста позволила ей несколько минут жевать и глотать, до тех пор пока марчесса не стала это делать заметно медленнее.
   – Сегодня ночью, – снова начала Иста, – Эрис отправляется на рискованную вылазку, авантюру, которая может спасти нас всех. Или он умрет при попытке.
   – Вы хотите, чтобы он умер, – пробормотала Катти. – Вы ненавидите его. Вы ненавидите меня.
   – Вы ошибаетесь в обоих случаях, хотя, должна признать, иногда у меня возникает сильное желание отшлепать вас. Сейчас, например. Леди Каттилара, вы жена воина и командира, вы дочь воина и командира. Вы не могли превратиться в суровых условиях приграничных земель в столь отъявленную рабу собственных прихотей.
   Каттилара отвернулась, видимо, чтобы скрыть краску стыда, залившую ее лицо:
   – Эта глупая война длится вечно. И будет длиться вечно. Но если Эриса не станет, его не станет навсегда. И все блага мира исчезнут вместе с ним. Боги заберут его и оставят меня ни с чем, и за это я их проклинаю!
   – Я проклинала их много лет, – сухо ответила Иста. – Резкая перемена взглядов, если честно.
   Каттилара в ярости, вне себя, она корчится от невыносимой боли. Но ведь рассудок остался при ней?
   Что происходит сейчас здесь, в этом кошмаре наяву? Где разум? Какой абсурд, ведь мне, единственной из женщин, приходится призывать не забывать о разуме.
   – Продолжайте есть. – Иста выпрямила усталую спину, скрестила руки на груди. – У меня есть для вас предложение.
   Каттилара посмотрела на нее с подозрением.
   – Вы можете принять его или отказаться, но учтите, другого выбора у вас не будет. В этом отношении мое предложение напоминает чудо. Сегодня ночью Эрис предпринимает вылазку против магов Джоэн. Иллвин вызвался взять на себя все его раны, в том числе и смертельные. Но мне кажется, что два тела, подпитывающие разящую руку Эриса и принимающие его раны, смогут провести его дальше, чем одно. Возможно, это и есть та грань, та маленькая разница, которая отделяет почти удачу от почти неудачи. Вы можете стать частью этого предприятия или отвернуться от него.
   Фойкс в крайнем изумлении заметил:
   – Но, рейна, лорд Эрис ни за что этого не пожелает!
   – Верно, – холодно ответила Иста. – Никто другой не предложит вам этого выбора, Каттилара.
   – Вы не можете делать это у него за спиной! – возмутился Фойкс.
   – Я уполномоченный исполнитель этой авантюры. Теперь это женское дело, Фойкс. Помолчи. Каттилара… – Иста набрала в грудь воздуха, – вы уже вдова и будете ею, но та скорбь, которую вы будете нести в себе всю оставшуюся жизнь, будет разной в зависимости от выбора, что вы сделаете сегодня ночью.
   – А как лучше? – откликнулась Каттилара. Теперь из глаз у нее текли слезы. – Без Эриса все – прах.
   – Я не сказала «лучше». Я сказала «разной». Вы можете согласиться исполнить роль, предписанную вам, а можете лечь и остаться не у дел. Если вы не примете предложенную роль, а он потерпит поражение, вы так никогда и не узнаете, смогли бы вы что-нибудь изменить. Если же вы согласитесь, а он все равно потерпит поражение, то вы будете знать это.
   Эрис уберег бы вас от этого выбора так же, как отец оберегает любимого ребенка. В этом Эрис не прав. Я предлагаю вам выбор для женщины, сделайте его здесь, на едином дыхании. Он хочет избавить вас от боли этой ночью. Я же забочусь о ваших ночах в последующие двадцать лет. В этом нет ничего ни дурного, ни хорошего. Но время на изменение решения утекает так же быстро, как вода из Порифорса.
   – Вы думаете, он умрет в этой битве, – рассердилась Каттилара.
   – Он умер три месяца назад. Я боролась не против его смерти, а против его проклятия. Я проиграла. За свою жизнь я дважды видела богов в лицо, и это обожгло меня так, как, боюсь, не может обжечь ничто в материальном мире. Но я боюсь этого для него. Этой ночью он балансирует на грани настоящей смерти, смерти, которая длится вечно, и некому вытащить его из этой пропасти. И даже боги не смогут спасти его, если он в нее упадет.
   – Ваш выбор – отсутствие выбора. Смерть в любом случае.
   – Нет: смерть может быть разной. Вы получили от него больше, чем любая женщина. Теперь колесо повернулось. Будьте уверены, однажды оно повернется в вашу сторону. В этом все равны. Он уйдет первым, но не единственным. Он будет не один, ведь он, как мне кажется, поведет за собой длинную вереницу джоконцев.
   – Поведет, или я ничего в этом не понимаю, – прорычал Фойкс.
   – Да. Неужели вы думаете, что никто из этих джоконцев не любим так же, как Эрис? У вас есть шанс позволить Эрису уйти в покое, с ясным разумом, без помех, сосредоточившись на мече, который является его символом. Я не позволю вам отпустить его взволнованным, лишенным решимости, рассеянным и печальным.
   Каттилара прорычала:
   – Но почему, почему я должна отдавать его смерти… или богам, или вам, или всем? Он мой. Моя жизнь принадлежит ему.
   – Значит, когда он уйдет, в вас останется пустота, в которой будет слышаться эхо его голоса.
   – Все эти бедствия – не моих рук дело! Если бы люди делали так, как сказала я, этого бы не было. Все против меня…
   Еда на подносе иссякла. Вздохнув, Иста коснулась белого пламени и снова расширила канал. Каттилара осела назад, проклиная все вокруг. Поток белого огня из сердца Катти был медленным и сердитым, но еще на несколько часов этого хватит.
   – Я бы дала ей возможность попрощаться, – грустно сказала Иста. – Замечание лорда Иллвина об удержанных поцелуях и несказанных словах не дают мне покоя.
   На лице Фойкса отразился ужас:
   – Но ее замечания, мне кажется, все же не стоит передавать лорду Эрису.
   – Я рассудила так же. Пятеро богов, зачем меня прислали сюда? Ступай, Фойкс, отдохни, сколько сможешь. Сейчас это твой первейший долг.
   – Слушаюсь, рейна. – Он взглянул на Лисе. – Ты придешь проводить нас? Позже?
   – Да, – прошептала Лисе.
   Фойкс хотел было что-то сказать, но голосовые связки отказались ему повиноваться; он благодарно кивнул и откланялся.
 

* * *

 
   Иста тоже отправилась к себе прилечь на несколько часов. Она жаждала сна без сновидений, боялась видений, но ей удалось только подремать, звуки агонии, просачивающиеся сквозь решетку из медленно разлагающегося замка, казалось, заполняли все вокруг. Наконец Лисе, чье лицо освещал огарок свечи, стоящий в медном основании подсвечника, стеклянная часть которого лежала где-то грудой осколков, пришла разбудить ее. Иста к этому времени уже проснулась и оделась. Унылое траурное одеяние стало грязным и кое-где износилось, но черное платье отвечало ее настроению и сливалось с темнотой.
   Лисе последовала за ней, подняв повыше бледный огонек, когда Иста открывала дверь, ведущую на галерею. Рейна миновала несколько ступенек и застыла. Дыхание перехватило.
   Высокий угрюмый мужчина стоял на несколько ступеней ниже нее, так что его лицо как раз находилось напротив ее, в той же самой позе, в какой стоял мертвый Эрис, когда она поцеловала его. Лицо мужчины и его очертания были немного размыты; Иста решила, что он немного похож на Эриса, немного на Арвола, совсем чуть-чуть на ее умершего отца, хотя ди Баосия был ниже и толще. На Иаса, сочла она, он похож был меньше всего.
   Одет он был так же, как офицер Порифорса, – в кольчугу и серо-золотой плащ; но кольчуга сверкала, плащ отглажен и безупречен, вышивка горела, словно огонь. Его волосы и борода были ровного серого цвета, острижены так же коротко, как у Эриса, чистые и гладкие. Колеблющийся свет свечи не оставлял отблесков ни у него на лице, ни в бесконечных глубинах его глаз; напротив, они светились своим собственным лучезарным светом.
   Иста сглотнула и вздернула подбородок. Колени стали ватными:
   – Я не ожидала увидеть Тебя здесь. – Отец Зимы одарил ее мрачным кивком:
   – На полях сражений присутствуют все боги. Какие родители не будут с беспокойством ждать, стоя у ворот, снова и снова поглядывая на дорогу, когда же их дети вернутся домой из долгого и опасного путешествия? Ты сама ждала у этих ворот, и тщетно и не зря. Помножь эту муку на тысячи и пожалей меня, сладкая Иста. Потому что мой великой души сын задерживается, он заблудился в дороге.
   Его глубокий голос отдавался у нее в груди до звона костей. Она едва могла дышать. Вода застилала глаза и падала вниз с неморгающих век.
   – Я знаю, Сир, – прошептала она.
   – Он не слышит моего зова. Он не видит света в моем окне, потому что отделен от меня, он слеп, он глух, он спотыкается, и некому взять его за руку и привести ко мне. Но ты можешь коснуться его в окружающей его тьме. А я могу коснуться тебя в той тьме, что окружает тебя. Возьми эту нить и проведи его по лабиринту, куда мне хода нет.
   Он подался вперед и поцеловал ее в лоб. Его губы жгли, как ледяной металл. В священном трепете она протянула руку, тронула его бороду, как тронула бороду Эриса в тот день, и ощутила мягкое покалывание. Он склонил голову, и слеза, словно снежинка, упала ей на ладонь, растаяла и испарилась.
   – Теперь я проводник от Твоего имени? – оцепенев, спросила она.
   – Нет, мои врата.
   Он загадочно улыбнулся ей – белая вспышка среди ночи молнией прошлась по всем чувствам, и оцепенение превратилось в слепоту.
   – Еще немного я буду ждать его.
   Он отступил назад, и лестница снова была пуста. Потрясенная, Иста не двигалась. Точка на левой ладони, где его слеза коснулась кожи, была холодной, словно лед.
   – Рейна? – очень осторожно сказала Лисе, стоявшая у нее за спиной. – С кем вы разговариваете?
   – Ты видела мужчину?
   – Мм-м… нет.
   – Жаль.
   Лисе приподняла подсвечник:
   – Вы плачете.
   – Да. Знаю. Пойдем. Думаю, тебе лучше подержать меня за руку, пока мы спускаемся.
   Каменный двор, арка, двор в форме звезды, знакомый своими резкими очертаниями, и большие ворота, ведущие в парадный двор, остались позади в темной дымке. На протяжении всего пути Лисе не отпускала ее руки и хмурилась, чувствуя, как она дрожит.
   Освещенный факелами двор был полон людей и лошадей. Большая часть цветочных горшков разбилась, упав со стен, или накренилась, сыпля вниз сухую землю. Суккуленты были сплющены, более нежные цветы завяли и покосились, напоминая сушеную зелень. У дальней стены два спиралевидных дерева роняли сухие листья, которые падали на кучу гниющих лепестков.
   Фойкс первый заметил ее появление; он повернулся и застыл с раскрытым ртом. Нет сомнений, что вокруг нее облако божественного света, как будто бы бог рядом, ведь он коснулся ее так недавно. Я несу ношу, которую я обязана доставить по назначению. Иста оглядела двор, нашла Эриса и Иллвина, но ее внимание отвлек конь, которого они рассматривали. С некоторого расстояния.
   Это был высокий каштановый жеребец с длинной мордой. Уздечка, к которой крепились шоры, скрывавшие глаза, заканчивалась крепкими удилами. Один из грумов держал его за кольцо рядом с верхней губой. Прижав уши к голове, конь сердито ржал, показывая длинные желтые зубы, и брыкался. Иллвин стоял на приличном отдалении от животного и казался печальным.
   Иста подошла к нему и сказала:
   – Лорд Иллвин, вы знаете, что этот жеребец одержим элементалем?
   – Об этом мне только что сказал Фойкс, рейна. Это объясняет очень многое в поведении этой зверюги.
   Иста взглянула сквозь полуопущенные ресницы на извивающуюся лиловую тень внутри животного.
   – Но он еще мал, неопытен и глуп.
   – Это объясняет еще больше. Ад Бастардов. Я хотел дать Эрису проклятого коня. Его серый в яблоках хромает, так же как и остальные оставшиеся лошади – гниение стрелки, которое развивается неестественно быстро; надеюсь, что Эрис вскоре доставит наши благодарности тому джоконскому магу, которому пришла в голову эта замечательная мысль.
   – Это действительно очень хороший боевой конь?
   – Нет, но никто не расстроится, если Эрис загонит его до смерти. На самом деле, думаю, грумы будут просто счастливы, если так случится. Видят пятеро богов, я пытался, но безуспешно.
   – Хм, – протянула Иста. Она сделала шаг вперед; двое грумов, сдерживающих морду животного, предупредительно крикнули. Она прищурила глаза, приблизилась и положила осененную богом руку жеребцу на лоб. Маленькая шестиконечная отметина жгла ей кожу, белоснежная для обычного зрения, невыразимо сияющая для внутреннего.
   – Уберите шоры.
   Грум в отчаянии посмотрел на Иллвина, но тот кивнул, хотя не преминул вытащить меч и держать его наготове, напряженно наблюдая за происходящим.
   Глаза коня оказались фиолетовыми с коричневым ободком. У большинства лошадей пурпурный зрачок, напомнила себе Иста, но обычно в них нет такого глубокого блеска. Глаза застыли при виде нее. Она ответила им взглядом. Животное вдруг успокоилось. Иста встала на цыпочки, взялась за одно ухо и прошептала в него:
   – Веди себя хорошо с лордом Эрисом. Иначе я заставлю тебя мечтать о том, чтобы я выпустила тебе кишки, связала ими и скормила богам.
   – Собакам? – поправил ее грум, держащий кольцо.
   – И им тоже, – согласилась Иста. – Отстегивайте кольцо и отходите.
   – Леди?…
   – Все в порядке.
   Грум отступил. Конь, дрожа, растопырил уши, демонстрируя внимание, и согнул шею, чтобы покорно ткнуться мордой Исте в грудь. Он оставил на черном платье несколько рыжих волос и удивительно спокойно выпрямился.
   – И часто ты так делаешь? – поинтересовался Иллвин, подходя к ней. Крайне осторожно он вытянул руку и попробовал погладить животное по шее.
   – Нет, – вздохнула Иста. – Сегодня день откровений. – Иллвин был одет в легкие льняные штаны и все ту же рубаху с искристой нитью, видимо, уже подготовился к предстоящей роли. Эрис выглядел почти так же, как в тот день, когда Иста увидела его впервые, от чего у нее перехватило дыхание. Только сейчас на кольчуге и плаще не было пятен крови. Еще не было. Подойдя к ней, он мягко улыбнулся:
   – На одно слово, рейна, прежде чем я уеду. На два слова.
   – На сколько хотите. – Он понизил голос:
   – Сначала, я хочу поблагодарить вас за то, что подарили мне возможность умереть лучшей смертью. Менее постыдной, низкой, глупой, чем моя первая.
   – Даже в таком количестве наши люди могут удивить, – мрачно заметил Иллвин.
   В дальнем конце двора коней готовил едва ли десяток солдат. Среди них был Пежар; лицо у него лихорадочно горело, заметила Иста. Ему следовало бы лежать на соломенном тюфяке, а не отправляться на вылазку. Сколько людей в Порифорсе еще могут передвигаться пешком?
   Эрис коротко улыбнулся брату и не стал спорить, пытаться поправить его, не стал вырывать у него из рук последнюю надежду. Он повернулся к Исте:
   – И у меня есть просьба.
   – Я сделаю все, что в моих силах.
   Его ясные глаза пронзительно взглянули на нее; она почувствовала себя мишенью.
   – Если этой ночью ди Льютесу удастся умереть достойно, позвольте ему завершить то, что он оставил незаконченным много лет назад. Пусть та победа, которую мне удастся завоевать, навсегда поглотит ту старую жестокую ошибку. Пусть заживет та рана, что нанес вам другой ди Льютес.
   – Ох, – выдавила Иста. Ох. Она не могла позволить голосу дрогнуть; все-таки она при исполнении обязанностей. – Мне передали для вас послание.
   Он поднял брови; это заявление застало его врасплох:
   – Ни один курьер не проникал сегодня сквозь джоконскую блокаду. Кто отправил послание?
   – Я только что встретилась с Ним на лестнице. Вот оно. – Иста сглотнула, чтобы голос не изменил ей:
   – Ваш Отец призывает вас к Себе, к Своему Двору. Вам не следует собирать вещи; вы отправитесь туда, облеченный той славой, что окружает вас. Он с нетерпением ждет у ворот Своего замка, чтобы поприветствовать вас, Он уже приготовил для вас место рядом с Собой за Его высоким столом, среди великих душой, благородных и возлюбленных детей. Я говорю правду. Склоните голову.
   Широко распахнув глаза, пораженный до глубины души, он подчинился. Она коснулась губами его лба, его бледной нетеплой и нехолодной кожи, нетронутой потом. Ее губы как будто оставили ледяной след, который испарился в тяжелом ночном воздухе. Перед ее внутренним зрением появилась новая линия, тонкая нить серого света протянулась от нее к нему. Это линия жизни. Она может, откуда-то Иста знала это, неразрывно растянуться от одного края земли до другого. Ох.
   – Нет сомнений, – прошептал он в благоговейном трепете, – мы благословлены.
   – Да. Потому что мы благословили друг друга. Да пребудет покой в вашем сердце. Так будет хорошо.
   Она отступила в сторону, позволив Иллвину обнять брата. Иллвин отнял Эриса от груди и, держа за плечи, с изумленной улыбкой заглянул в эти странные ликующие глаза, которые как будто созерцали происходящее из великой, ускользающей дали. И все же прохладные губы ласково улыбнулись ему. Иллвин помог ему сесть на болезненно покорного рыжего жеребца, в последний раз проверил подпругу, стремена и сбрую и привычным жестом хлопнул брата по затянутой в кожу ноге. Потом отступил.
   Иста огляделась – в глазах щипало, зрение застилала влажная пелена – и увидела Лисе, стоящую у коня Фойкса. Юноша уже был в седле. Он отсалютовал Лисе, как принято в Ордене Дочери, – коснувшись лба. Она ответила ему курьерским салютом, сначала дотронувшись до сердца. Встретившись взглядом с Истой, Фойкс отсалютовал и ей; она осенила его пятикратным знаком благословения.
   По тихому приказу командира жалкая дюжина людей Эриса оседлала коней. Никто ничего больше не сказал.
   – Лисе, – Иста запнулась и откашлялась. – Лисе, – начала она снова, – пойдем со мной. Пора отправляться в башню.
   И Лисе, и Иллвин последовали за ней, и они направились обратно к арке. За спиной Иста слышала скрип открывающихся ворот Порифорса, металлический скрежет цепей подъемного моста разнесся среди умирающих цветов. Иллвин на секунду обернулся, глядя в испещренную огнями тьму, но Иста запретила себе смотреть назад.

Глава двадцать четвертая

   Ноющие ноги Исты несли ее вверх по узким ступеням башни, камень стен под ладонями был шершавым на ощупь, – вперед, выше, к квадрату неожиданно яркого света. Вдоль парапета с северной и южной сторон стояли ряды свечей, воткнутых в капельку собственного воска; в неподвижном ночном воздухе их пламя горело ровно и ясно. Жар будто бы поднимался к черному звездному небу, но все же здесь, на вершине башни, воздух не был таким спертым и затхлым, как внизу во дворе.
   После их прихода площадка, казалось, была переполнена людьми. Иста обозрела приготовления, которые были произведены по ее приказу, и облегченно вздохнула. С одной стороны на тюфяке, накрытом простыней, безмолвно лежала одетая в платье леди Каттилара. Другой тюфяк рядом с ней, тоже застеленный старой простыней, был пуст. Женщина-швея, держащая наготове иголку и нитки, Горам и мудрейший ди Кэйбон, одеяния которого снова были безжалостно запятнаны, с нетерпением ждали их прихода. Этой небольшой компании вполне достаточно; те немногие целители и служители Ордена Матери, что остались в живых в осажденном городе, лежали, сраженные лихорадкой, или не могли пробраться по разрушенным туннелям в замок для оказания помощи.
   Иллвин, появившись из темного проема лестницы, заслонил рукой глаза от света свечей:
   – Рейна, как же ты собираешься смотреть вниз и наблюдать за продвижением моего брата?
   – Следить за ним я буду иными глазами. Слугам нужно видеть вас.