Иллвин шагнул вперед и подхватил ее под локоть, прежде чем она успела споткнуться и упасть.
   – Они издеваются над нами. Смотри в сторону, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Не упади в обморок. Постарайся, чтобы тебя не стошнило.
   С ним самим вот-вот случится и то и другое, – подумала она. Лицо его было серее, чем у любого из трупов, однако глаза горели ярче, чем у любого из виденных Истой мужчин.
   – Не в этом дело, – прошептала она в ответ, – я потеряла бога.
   Его брови дрогнули от ужаса и смятения. Бронзовокожий офицер с мечом наголо жестом скомандовал им двигаться туда, где заканчивалась роща, но не стал заставлять Иллвина отойти от Исты. Должно быть, внешне она тоже была на грани обморока.
   Она решила, что замечание Иллвина насчет издевательства верно. Если бы они оба скрывали в себе какие-то еще нерастраченные возможности, или хотя бы силы, то это зрелище окончательно лишило бы их и этого, – этакая яростная пощечина самодовольным врагам. Если бы она была колдуньей или хотя бы имела при себе меч, то Сордсо жизнью поплатился бы за ту ухмылку, которую он позволил себе, когда Иста споткнулась у останков Эриса. Но, судя по всему, неудавшаяся святая для джоконцев особой опасности не представляла.
   – Они хотели, чтобы Катти прошла мимо этого, – едва дыша прошептал Иллвин. – Прибавьте и это к их счету, и я, клянусь богами, приду забрать его…
   Он переводил взгляд от палатки к палатке, прикидывая путь ночного нападения, подмечая состояние людей и лошадей. Тоненькие серебристые полоски скользили по его щекам, но он не считал ниже своего достоинства вытирать их на глазах у толпы подшучивающих рокнарцев, собравшихся посмотреть на их своеобразный парад. Иста недостаточно хорошо знала солдатский рокнари, чтобы перевести оскорбления, однако Иллвин, сомневаться не приходилось, понимал все отлично. Он продолжал настойчиво шептать:
   – Они не собираются сворачивать лагерь. Они готовят нападение. Мы удивлены? Ха. Но сразу видно: они не знают, насколько мы на самом деле слабы. Иначе готовились бы к прогулке…
   Он пытается отвлечься от надругательства над телом брата? Иста молила, чтобы эта уловка помогла. Она изо всех сил пыталась расширить собственные ослепленные чувства, пыталась найти бога хоть где-нибудь. Ничего. Джоэн и Сордсо поместили голову Эриса на ее пути, чтобы ознаменовать ее провал, это удар по ее отчаянию. Ди Льютес чувствовал себя таким же опустошенным, когда его волосы коснулись воды во второй раз?
   И все же символ, выставленный врагами, одновременно напоминал о триумфе. Присутствие в отсутствии. Странно.
   Бог может отсутствовать, но я все еще здесь. Быть может, это задание предназначено для материи, а что материя делает лучше всего: продолжает существовать. Итак. Она глубоко вздохнула и продолжила идти.
   Они подошли к самой большой из зеленых палаток. Одна ее сторона была закатана наверх, открывая помещение, оказавшееся переносным тронным залом. На земле были расстелены толстые ковры. В дальней части располагался помост, на котором стояли два резных кресла, украшенных золотыми листьями, вокруг были разбросаны подушки. Благочестивый темно-зеленый цвет, выражавший степенное вдовство и материнство, был повсюду, он даже перебивал цвет зеленой морской воды, характерный для джоконского вооружения, и никогда этот цвет не казался Исте столь отвратительным.
   Вдовствующая княгиня Джоэн, одетая в другое, но так же искусно отделанное многослойное платье, – пятеро богов, неужели они встретились на дороге только вчера? – сидела в том кресле, что было пониже и поменьше. Ее фрейлина стояла на коленях на подушках, а несимпатичная, круглолицая молодая женщина, судя по всему ее дочь, скорчилась у ног матери. Иста не могла сказать, кто из них маг. Дюжина офицеров выстроились в линию по обе стороны от тронов. Интересно, – подумала Иста, неужели все выжившие демоны Джоэн присутствуют на этом… на этой демонстрации.
   Двенадцать. Фойкс неподвижно стоял среди джоконских офицеров. Лицо его было в синяках и царапинах, но чистым; одет он был в джоконскую форму и плащ с летящими белыми пеликанами. Выражение лица несколько ошеломленное, странная улыбка словно вымученная и неестественная. Исте даже не нужно было второе зрение, чтобы сказать, что новая светящаяся змея соединяет его с женщиной на помосте и что клыки этой змеи глубоко врезались ему в живот. Глаза Иллвина тоже нашли Фойкса: он, если это возможно, стиснул челюсти еще сильнее.
   Возможностей для новых издевательств было предостаточно. По счастью, времени было мало. Бронзовокожий офицер вытолкнул Исту вперед, на ковры, в центр, ближе к Джоэн. Иллвина острием меча остановили в двух шагах позади Исты, и она больше сожалела о том, что не видит его, чем о том, что он видит ее. Какое же последнее унижение готовят для нее?
   Ох. Вовсе не унижение. А контроль. Унижение потешило бы только потрепанных вылазкой офицеров Сордсо. Женщины здесь более практичны.
   Иста моргнула, увидев Джоэн в первый раз без внутреннего зрения, без темной угрозы демона, сидящего у нее в животе, словно смолянисто черная дыра, в которую можно свалиться и исчезнуть навсегда. Без демона она была просто… маленькой, угрюмой пожилой женщиной. Совершенно не способной вызывать уважение и верность; казалось, от нее легко сбежать. Маленькая. Пятеро богов, но она была маленькой; все ее способности сжались в ней: единственный ее оплот и сила. Железная воля без ума.
   Мать Исты однажды заполнила дом властью от края до края. Муж провинкары правил Баосией, но внутри собственного замка даже он жил с ее разрешения. Старший брат Исты, унаследовав владения отца, счел, что проще перенести столицу в другой город, чтобы сбежать от вечного детства, которое ожидало его в доме матери, чем пытаться заявить о своих правах там. Но даже в самых тяжелых случаях старая провинкара знала границы, и занимала пространства не больше, чем могла заполнить.
   Джоэн же, как показалось Исте, старалась заполнить Джокону своей властью, как женщины заполняют хозяйство, причем теми же самыми способами; но никто другой не мог распространить ее так далеко. В безграничном мире бесконечного пространства можно двигаться согласно своей воле, но нельзя забывать оставлять место для воли других. Ведь даже боги контролируют не все. Люди порабощают тела друг друга, но молчаливая воля души священна и нерушима больше, чем что-либо другое. Джоэн же берет своих рабов целиком. То, что Джоэн делает с врагами, можно назвать войной, но то, что она делает со своими людьми, носит имя кощунство.
   Князь Сордсо занял положенное по рангу место, запрыгнув в кресло, повинуясь привычному движению тела, которое не удалось искоренить демонской дисциплине. Он поморщился, осматривая комнату. Взгляд матери упал на сына, и он сел ровно, изобразил внимание.
   Исту снова привлекла круглолицая княжна, сидевшая у ног Джоэн. Девушке на вид было около четырнадцати, но она была хилой для своего возраста, пальцы были корявыми, глаза странными – поздний ребенок, который родился недоумком, обычно такие долго не живут. Она была из тех княжон, которые не смогут сбежать из дома с помощью замужества в дальней стране. Рука Джоэн опустилась на голову девочки, только совсем не ласково, и тогда Иста поняла: Она использует дочь в качестве временного хранилища для демона. Презренная душа ее собственной дочеристойло для него.
   Для демона, которого она хочет поселить во мне.
   Джоэн поднялась навстречу Исте. С отчетливым акцентом она произнесла на ибранском:
   – Добро пожаловать к моим вратам, Иста ди Шалион. Я Мать Джоконы.
   Ее рука отпустила голову девочки, словно вытащив оттуда что-то, и разжала пальцы.
   Внутри Исты расцвел бог.
   Внутреннее зрение снова ворвалось в мозг Исты, словно ослепительный луч света, луч, о котором едва ли можно мечтать, осветил странный пейзаж. Она снова увидела все, хватило одного взгляда: двенадцать демонов, извивающиеся, искрящиеся ленты силы, бьющиеся в агонии души, плотный, темный волнующийся демон Джоэн. Тринадцатый демон, безумно несся по воздуху к Исте, таща за собой зловещую пуповину.
   Иста разжала зубы в жестокой улыбке и одним махом проглотила его.
   – Добро пожаловать к моим, Джоэн из Джоконы, – сказала Рейна. – Я – Уста Ада.

Глава двадцать шестая

   Волна света прошла вдоль темно-фиолетовой нити, протянувшееся между Джоэн и Истой, ее цвет и сияние как будто бы усиливались. Может быть, первой реакцией пораженной Джоэн было усилить связь? На какую-то головокружительную секунду Иста задумалась, кто же все-таки рыбак, а кто рыба. Потом она почувствовала, как упирающийся, перепуганный демон перешел в руки Бастарда внутри нее.
   Ты подцепила бога на крючок, Джоэн. И что ты будешь делать теперь? Словно галера забросила крюк на материк, полагая, что может потащить его за собой.
   – В ней бог-демон! – закричала Джоэн. – Убейте ее!
   Да. Это выход…
   Но когда Джоэн закричала, время в восприятии Исты растянулось, словно холодный мед, капающий с ложки в зимнее утро. Но она понимала, что так бесконечно быть не может.
   С чего начать? Спросила Иста у Того, что присутствовало внутри нее.
   Начни с центра, – было ей ответом. – А потом станет понятно.
   Она вытянула вперед материальные руки и заставила призрачные руки двинуться вдоль нити. Войти по этому каналу в тело Джоэн. Обхватить темную массу и вытащить ее. Масса сопротивлялась, волновалась, плевалась и расплескивала, словно воду, едкие фиолетовые тени. Она жгла ее призрачные руки, словно купорос, так, что рейна сжала зубы от неожиданной боли, которая будто бы ударила сначала в центр ее существа, а потом растеклась во все части тела, как шок от раны, отдающийся во всем теле. Существо было очень плотным и уродливым. И огромным.
   Он отвратителен.
   Согласен, – поддержал ее бог. – Но в любом случае продолжай. Закончи начатое Эрисом.
   Ее материальные ладони были слишком слабы, чтобы поддерживать дымящуюся волю. Действуя только призрачными руками, она отводила назад лоскуты души Джоэн, спутавшиеся с демоном. Пока она делала это, Джоэн посылала вперед щупальца холодного пламени, которые обвивали демона и тянули его обратно. Демон кричал.
   Отпусти, – потребовала Иста, – отпусти его, найди себе занятие получше. Даже теперь у тебя есть выбор.
   Нет! – откликнулся разум Джоэн. – Это дар мне, это мой шанс! Никто не отнимет его у меня, даже вы все, вместе взятые! Ты так беспомощна, что не смогла сохранить жизнь собственному сыну! А мой займет подобающее ему место, я пообещала!
   Иста отступила, но Присутствие поддержало ее. Если она не останется, она должна прийти. – сказало Оно. – Продолжай.
   Твои попытки добиться порядка порождают лишь большее разрушение, – сказала Иста Джоэн. – Ты мучаешь и губишь те души, которые, как ты считаешь, должны любить тебя. У тебя есть истинные дары, в каком бы зачаточном состоянии они сейчас ни были. Отпусти его, отыщи их в себе и живи.
   Бьющийся белый огонь был отрицательным ответом. В нем Иста не могла разглядеть ни малейшего шепота сомнения.
   Хорошо.
   Иста поднесла огромного фиолетово-черного демона к губам и втолкнула его внутрь. Проникая глубже, он растягивался, менял форму, от его крика делалось больно во рту, огнем прокатывался по пищеводу. Внутри него есть души, – догадалась она. – Много кусочков старых душ, переваренных, склеенных вместе. Души умерших, умерших давно. Что делать с ними?
   Умершие принадлежат Нам; ты призвана не для того, чтобы определять их судьбу. Души еще живые, разорванные на части, потому что их приковали к миру материивот о ком ты должна заботиться от Нашего имени.
   А что с этой? Белый огонь живой души Джоэн, вцепившийся в демона, как раз входил в нее. Душа царапалась и кусалась.
   Передай ее Мне из рук в руки.
   Ей предстоит не тихая судьба отверженной. И в самом деле белое пламя будто бы выло у Исты в ушах, раздирая барабанные перепонки. Ей не поможет исцеление небесами.
   Нет, – с сожалением согласился Голос. – Не поможет. Она перейдет вместе с демоном в небытие.
   Перед Истой предстало странное видение, лишенная размеров пустота, изображение перетекло, судя по всему, из от Него к ней: мутный омут демонской энергии, бесформенной, безликой, в ней не было ни разума, ни воли, ни песни, ни речи, ни воспоминаний, ни даров Высшего Порядка – Ад Бастарда. Вместилище чистого разрушения. Из этого омута в мир материи тянулась тоненькая контролируемая струя. Обратно вливался неровный поток. Удерживая жизнь мира в равновесии на грани горячей смерти, которая есть хаос, и холодной смерти, которая есть покой. Она наконец поняла, почему связка демонов Джоэн так раздражала ее, если не считать прямую угрозу Порифорсу с их стороны. Возможно ли, чтобы такой водоворот хаоса породил свою собственную течь между двумя мирами, такую, чтобы даже богам было бы тяжело залатать? Так много божественного внимания к одной крошечной точке…
   Немного человеческого внимания Меня очень порадует, – прошептал Голос. Но, отметила про себя Иста, он не подтвердил и не опроверг ее догадку. – Приведи ко мне остатки моего маленького братства, сладкая Иста, как можно быстрее. Но прежде чем у тебя это начнет получаться быстро, тебе придется попрактиковаться.
   То есть мое первое испытание подразумевает целую дюжину демонов за раз. – В животе жгло так, будто бы ее заставили проглотить кусок расплавленного свинца. – Вместе с этой тошнотворной, испорченной дрянью?
   Ну, – приветливо произнес Голос, – получается, что так; если ты останешься в живых после этого, ни один другой заблудившийся в мире материи демон не представит тебе особой сложности в дальнейшем…
   Иста хотела начать возмущаться и спросить: Что ты имеешь в виду под этим «если», но потом решила сдержаться. Спор с этим Присутствием приведет только к тому, что от бесконечных витков мысли у нее закружится голова и Он снова посмеется над ней.
   Ты больше не оставишь меня? – спросила она с подозрением.
   Я не оставлял тебя и раньше… как и ты Меня, должен отметить. Настойчивая Иста.
   Она еще раз направила внутренний взор вовне. Пытаться увидеть бога с помощью него так же бесполезно, как стараться разглядеть собственный затылок. Рот Джоэн был открыт, глаза закатились, тело оседало. Где-то внизу груди Исты первый приступ боли начинал сходить на нет, словно бог забрал древнего демона и его царапающуюся госпожу в Свое царство. Следуя за ними, но не спеша ни к ней, ни к Джоэн, дюжина спутанных, звенящих нитей света дрожала и дергалась от попыток демонов, стремящихся сбежать из пугающего присутствия их бога. Человеческие тела, в которых они жили, только-только начинали двигаться, повинуясь судорожным движениям своих седоков.
   По одному или всех сразу? Иста протянула призрачные руки, схватила первую попавшуюся нить и протянула ее сквозь прозрачные пальцы и дотянулась до демона в фрейлине Джоэн. Экземпляр оказался весьма развитым, в нем кружились части четырех душ. Белое пламя жизни было гораздо более различимо, чем у Джоэн, и Иста отвела назад, может быть не до конца, обрывки души. Рейна проглотила демона. Спина фрейлины выгнулась, и женщина начала терять сознание. На этот раз демон перешел в объятия бога без каких бы то ни было сложностей, практически сразу.
   Эти нити. Узнаю их. С помощью одной из них мне удалось прошлой ночью привести Эриса к последнему приюту невредимым.
   Их украли у нас, очень давно. Пойми, демон не мог создать их. В Голосе послышалась ярость, и если бы лишь бледное отражение ее обрушилось на Исту, ее бы раздавило насмерть. Иста коснулась новой нити, повторяя то, что делала ранее – тянула и отводила обрывки души назад. На этот раз душа принадлежала одному из офицеров; его рот открылся, выпуская крик. У меня нет никакого порядка, – забеспокоилась Иста. – Что-то я делаю неправильно.
   Ты блистательна, – заверил ее Голос.
   Это несовершенно.
   Так же как и все, что было остановлено в определенный момент. И тем не менее тыблистательна. Как замечательно, что Мы жаждем душ, овеянных славой, а не непогрешимых, иначе Мы давно бы иссохли и сидели в одиночестве со Своей совершенной правотой. Поэтому продолжай несовершенно, сияющая Иста.
   Еще один, затем еще один. Демоны стекались к ней, текли сквозь нее; быстрая, но неприятная процедура. Следующий демон принадлежал Сордсо, и он представлял собой самый сложный набор из тех, что Исте доводилось видеть. Один слой душ над другим, и все это пронизано замученным, скованным пламенем души молодого человека. Эта композиция была составлена на удивление любовно. Исте казалось, что она различает кусочки солдат, ученых, судей, рыцарей и отшельников. Все известные доблести Золотого Генерала, тщательно отобранные и отсортированные: очищенный набор совершенной мужественности. Ужасно. Как может быть нечто, созданное из душ, быть таким бездушным?
   Никакой поэзии. Никакой.
   Один темный кусок души отличается от других, – заметила она, когда очередной фрагмент протек сквозь ее пальцы.
   Да, – сказал бог. – Этот человек еще живет в царстве материи.
   Где? Это?… Мне следует попытаться?…
   Да, если сможешь это выдержать. Это не очень приятно.
   Иста свернула кусочек тьмы и спрятала его в глубине разума. Он продолжал пульсировать там, горячий и плотный. Где-то на границе ее материального поля зрения бронзовокожий джоконский офицер стал медленно поднимать меч и поворачиваться. Черной тенью оказался Иллвин, который тоже начал двигаться вместе… нет, вслед за ним. Иста не обращала внимания на это и продолжала освобождать душу. Рот Сордсо раскрылся в бессловесном крике, подумала она, но не как тот, кого лишили чего-то. Это больше похоже на ярость. Может быть, это вопль торжества. Или безумия.
   И следующая нить… последняя.
   Она посмотрела и материальным, и внутренним зрением на мертвенно бледного Фойкса, одетого в зеленый плащ и стоящего среди ошеломленных джоконских офицеров. Внутри него фиолетовая тень больше не напоминала медведя, а неровно распространилась по всему телу юноши. Исте даже показалось, что оба склонились перед ней, глядя на нее с восхищением.
   Она сосредоточилась на нити, которую сжимала в призрачной руке. Поднесла к губам. И перекусила ее.
   Хорошо, – сказал Голос.
   Ох. Мне нужно было спросить разрешения?
   Ты хранитель моих Врат в мир материи. А привратнику лорда не пристало каждый раз бегать к нему с вопросом, пускать или отправить подобру-поздорову того или иного посетителя, будь он в шелках или в отрепьях; в ином случае лорд сам мог бы стоять на воротах. Привратник должен уметь судить сам.
   Судить? – она отпустила конец нити. Она скользнула в Фойкса; теперь он свободен. Или… кем бы Фойкс теперь ни был, он свободен.
   Лицо Фойкса дернулось; губ приоткрылись, приобрели решительное выражение. Потом, через секунду, они растянулись в жуткой, деланной улыбке абсолютного согласия. Лживая лживость; вероломство. Он не такой простой, как кажется.
   Иста едва слышала крики и суматоху, разносящиеся по палатке. Голоса стали затихать, отдаляться, очертания тел становились все менее четкими. Она последовала за чарующим Голосом.
 
* * *
 
   Иста словно подошла к вратам самой себя и выглянула наружу. Головокружительное ощущение цвета и красоты, сложности и пестроты, музыки и песни, все продуманно до мелочей, наполнили ее чувства. Неужели мир выглядит таким же умопомрачительным для новорожденного младенца, который, так же как и она, не знает названий того, что видит, и не знает самих понятий? Но у ребенка, напомнила она себе, есть лицо матери, ее грудь, и уже от этого он начинает дальнейшее знакомство с миром, на познание которого не хватит и жизни.
   Этот мир больше и сложнее, чем мир материи, который дал рождение моей душе и который так и остался за пределами моего понимания. Так с чего мне начать?
   Что ж, Иста, – ответил Голос. – Ты остаешься или уходишь? Ты не можешь вечно торчать у меня на пороге, словно кошка, знаешь ли.
   У меня не хватает слов. Я хочу видеть Твое лицо.
   Внезапно она оказалась в воздушном помещении, похожем на залу Порифорса. Она быстро взглянула вниз и с облегчением обнаружила, что ей даровано не только излеченное от ран, легкое, свободное от боли тело, но и одежда – очень похожая на ту, что была на ней, но без пятен и дыр. Иста подняла голову и отшатнулась.
   На этот раз на Нем было тело и лицо Иллвина. Перед ней стояла здоровая, полнокровная его версия, не переставшая, однако, быть высокой и худощавой. Его парадное одеяние блистало серебряной вышивкой по белому полотну, перевязь была шелковой, рукоять меча и кольцо-печать сияли на свету. Волосы, заплетенные в рокнарские косички и собранные на затылке в толстый пучок, были непогрешимо белы. Бездонные глубины Его глаз уничтожали любую иллюзию сходства с человеком, несмотря на то, что их чернота все же напоминала цвет глаз одного мужчины.
   – Я бы с удовольствием взглянула, – признала она едва слышно, – на Иллвина с белыми волосами.
   – Тогда тебе придется вернуться и немного подождать, – заметил Бастард. Его голос мало отличался по глубине и низким нотам от оригинала; он даже копировал его характерные для севера интонации. – Тебе следует воспользоваться этим шансом, а то вдруг к тому времени, как его волосы побелеют, их уже вовсе не останется?
   Его тело и лицо стали примерять облик всех возможных Иллвинов во множестве различных возрастов: он был прямым и горбатым, стройным и толстым, лысым или нет. Только улыбка на его губах оставалась прежней:
   – Я желаю… это. – Даже самой Исте было не до конца ясно, на кого указывала ее рука: на бога или на мужчину. – Можно войти?
   Его улыбка стала мягче:
   – Выбор твой, моя Иста. И раз ты не отвергаешь меня, я не стану отвергать тебя. И все же, если ты выберешь долгий путь домой, я буду ждать тебя.
   – Я могу сбиться с пути. – Она отвела глаза. Безграничный покой наполнял ее. Ни боли, ни страха, ни сожалений. Их бесконечные отсутствия уступили место… чему-то еще. Чему-то новому, чему-то, о чем она даже не мечтала. Если это то, что испытал Эрис, тогда вовсе неудивительно, что он не оглянулся назад. – Так, значит, это моя смерть. И почему я ее боялась?
   – Говоря как эксперт в этой области, я не сказал бы, что ты вообще боялась ее, – сухо ответил Он.
   Она оглянулась:
   – Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?
   Он пожал плечами:
   – Раз ты возвращаешься в мир материи, защита, которую я могу предложить тебе, весьма ограничена и, увы, не исключает боли. Эту смерть выбирать тебе. Другой может не быть.
   Уголки ее губ против воли поползли вверх:
   – Хочешь сказать, что я могу снова оказаться у этих врат уже через четверть часа?
   Он вздохнул:
   – Надеюсь, что нет. Мне придется обучать нового привратника. А я питаю слабость к рейне. – Глаза Его сверкнули. – Так же как и мой великий душой Иллвин. Это он молил Меня о тебе, в конце концов. Учти мою репутацию.
   Иста учла Его репутацию:
   – Она ужасна, – отозвалась она.
   Он только ухмыльнулся – такой знакомой, украденной, останавливающей биение сердца белозубой ухмылкой.
   – Как обучить? – прибавила она, решив немного позанудствовать. – Ты никогда ничего не объясняешь.
   – Выучка тебя, сладкая Иста, напоминает натравливание сокола на добычу. Сделать это крайне сложно, и в конце концов можно получить больную птицу со стертыми лапами и скучное ожидание ужина. Но с таким размахом крыльев, как у тебя, мне гораздо легче просто стряхнуть тебя с запястья и позволить лететь.
   – И камнем упасть вниз, – проворчала Иста.
   – Только не ты. Уверен, что полпути к бездне ты будешь падать и жаловаться, а потом расправишь крылья и воспаришь.
   – Не всегда. – Ее голос сделался тише. – Не в первый раз. – Он слегка склонил голову, соглашаясь.
   – Но тогда не я был твоим сокольничим. Мы подходим друг другу, ты же знаешь.
   Она отвернулась и оглядела эту странную, совершенную нереальную комнату. Преддверие, подумала она, граница между тем, что внутри, и тем, что снаружи.
   – А мое задание? Оно выполнено?
   – Выполнено, и выполнено очень хорошо, мое истинное, выросшее, медлительное дитя.
   – Да, я долго иду к чему бы то ни было. К прощению, например. К любви. К моему богу. Даже к моей собственной жизни. – Она склонила радостно голову. Выполнено – это хорошо. Значит, можно остановиться. – А джоконцы убили меня, как приказала Джоэн?
   – Нет. Еще нет.
   Улыбаясь, Он подошел к ней и поднял за подбородок ее лицо. Он приблизил губы к ее губам, так же нахально, как Иллвин в тот вечер – вчера? – на вершине башни. Только вкус Его рта не отдавал кониной, а был полон аромата, и в Его глазах не было неуверенности.
   Его глаза, мир, ее ощущения начали меркнуть.
   Бездонные глубины превратились в темные глаза, покрасневшие от безумных слез. Аромат стал запахом сухой, соленой плоти, потом снова благоуханием бога, и опять плотью. Благодатная тишина наполнилась шумом и криками, потом все стихло, а затем загрохотало в полную силу. Лишенное боли парение сменилось непомерной тяжестью, заныла голова, захотелось пить, а потом все это растаяло в блаженстве.