Булыга Сергей. Ведьмино отродье

   И как накаркал князь: назавтра поутру примчал первый гонец - из Глухова - с известием: рыки идут! В обед - еще один гонец, теперь уже замайский - и он кричит: идут! А вечером - гореловский! Там вроде бы отбились, но...
   Точно! Ночи не прошло, а вот уже еще один гонец! И еще! И еще! И еще! И все они орут: там рыки, здесь, а сколько их! Тьма тьмущая! Князь, помоги, спаси, уделы твои в панике - народ бежит, спасается! Да что в уделах - в Дымске уже волновались. Был слух, что это, мол, опять грядет Великое Нашествие. И вспоминали, что тогда, шестнадцать лет тому назад, когда орда презренных свинокрадов, пройдя - как саранча - по четырем уделам, дошла до самых здешних стен и осадила Дымск и трижды его штурмовала, то здесь сотворилось такое, что нынче лучше и не вспоминать! И, значит, говорили все, нам теперь не до горцев и не до их золота, ибо уж больно оно высоко, а рыки больно близко! Князь, слышишь нас?!
   Князь их не слушал - князь слушал доносчиков. Молчал, брови сводил и разводил. А что! Не это главная беда, а вот: Замайск в осаде. Глухов едва держится... И из Столбовска, Глинска - отовсюду - гонцы, гонцы. Все воеводы в один голос:
   - Хва! Натерпелись! Князь, плюнь на Горы, двигай в Лес! И нас с собой бери. Князь! Князь!
   Князь не спешил, тянул, как мог: гонцов уже не принимал, велел, чтоб Рыжий гнал их со двора. И Рыжий гнал...
   А город лихорадило. На площадях сбивались толпы. Кричали зло:
   - Бей свинокрадов! Бей! - и с каждым днем все громче и неистовей, сходились же они все ближе, ближе к терему...
   И, наконец, Ага не выдержал. Вышел из флигеля, снял с крыши горский стяг, свернул его и затолкал в хурджун... И ему тотчас подогнали волокушу, хоть он того не требовал - рта не раскрыл, - да только разве это непонятно? Ага сел в волокушу, оглянулся, увидел князя на крыльце... и засмеялся, плюнул, завизжал:
   - Ийя-я-я-яй! Порс! Порс!
   И волокуша понесла - в галоп, в галоп, в галоп! И...
   Что? Да ничего. В обед к крыльцу пришел народ: стоял, молчал. Князь вышел к ним и объявил Большой Лесной Поход, а Горская Страна, сказал, пока что отменяется. Крик был и ликование. Ну и гонцы конечно же во все пределы. И... Р-ра! Равнина сразу ожила, приободрилась, в Дымск спешно потянулись воеводы, и каждый вел с собой дружину. Князь принимал удельных на крыльце, расспрашивал, корил - но не за горцев, нет, о горцах и помина уже не было, а вообще, за всякое, - ну а которых и хвалил...
   А Рыжий пропадал на Пустыре - там обучалось войско, - смотрел, приказывал, порою даже сам показывал секретные приемы. А после, возвратясь к себе, никак не мог заснуть. Сидел, читал: "Мир, созданный Создателем..."
   Внизу плясали, пели, гоготали. А что им! Походы в Лес случались чуть не каждый год, и к ним давно уже привыкли. Правда, обычно это было так: один из воевод, взяв с собой малую дружину, шел и сжигал три-пять рычьих поселков - так просто, для острастки. Ну а теперь...
   - Хва! Хва! - кричали в Низу на пиру. - Под корень этих дикарей! Всех под корень! Навеки!
   А он здесь, на Верху, молчал. Сидел, листал Книгу Всех Знаний, порой поглядывал в окно... И думал. И было ведь о чем подумать! Как странно, думал он, ведь только что прошла очень суровая, даже жестокая зима. Такая, что даже здесь, на Равнине, был очень сильный голод, а многие просто замерзли. А что же в это время творилось там, в Лесу? Да просто мор, страшный падеж! И Лес теперь, конечно, пуст, Лес без дичи, и потому немногие уцелевшие после все этого рыки конечно же должны были выйти на Равнину. И вот теперь они и вышли и грабят, лютуют, все это понятно, ибо иначе им просто не выжить... Но объясните мне, откуда у них вдруг столько сил? И, главное, как удивительно слаженно они на этот раз идут, и как безошибочно точно они выбирают места для своих нападений. Что-то нечисто здесь, ох, как нечисто! И как все это для кого-то очень вовремя! Ведь о каком теперь походе в горы может идти речь?! Да теперь главное - это отбиться от рыков - так все теперь кричат! И тоже что-то очень они слаженно кричат! А кто их сладил, кто их подбивает на бунт против князя? Да тот, кто написал тебе письмо, а теперь затаился, молчит, и в Дымск все не является. Еще бы! Ему сейчас некогда! Ведь он сейчас вовсю старается и подбивает, подкупает дикарей, натравливает их, дает им дельные советы, а сами бы они да никогда бы не...
   Нет! Рыжий, спохватившись, усмехнулся. И головою покачал. И снова усмехнулся. И подумал: нет, Рыжий, не виляй, а лучше-ка давай начистоту! А это чистота такая: горцы тебе никто, а рыки - твои братья, вот оттого ты и не хочешь выступать на рыков, на горцев же - хоть завтра, хоть сейчас ...
   Р-ра! И Рыжий ощетинился. Нет, дикари ему не братья!.. Н-но, правда, если это действительно так, то...
   Кто они ему? И сам он кто такой? И вообще... Да, вот она перед тобой, Книга Всех Знаний, но разве в ней хоть что-нибудь написано о том, как надо бы...
   И он сидел, листал страницу за страницей. Шли дни. Войско готовилось к войне, князь пировал с удельными. Встречая Рыжего, он делался задумчив и молчал, а если что и спрашивал, так то о всяких мелких пустяках. А воеводы...
   О! Эти все ему учтиво кланялись, справлялись о здоровье, о делах. И нагло, в глаза, ухмылялись. Вот так-то вот! А ведь еще совсем недавно, когда они по одному сидели по своим уделам, а он к ним приезжал и проверял и требовал урок, они тряслись перед ним как последние мыши! А вот теперь сошлись и, сбившись в свору, сразу осмелели. Р-ра! Узколобые! Рыжий вставал чуть свет, отправлялся на Пустырь и там показывал, как надо ладить гати, гнать на огонь, брать языка, вязать фашины...
   А воеводы к войску не являлись. И князь ни разу на Пустырь не съездил. А почему? Да потому, что ни в какой Большой Поход они не собираются и все эти учения, весь этот шум - так, для отвода глаз... Нет, р-ра - чтоб дичь поднять! Вот и сошлись они, удельные, подняли, обложили... А брать-то не решаются! И залегли, и ждут загривщика, а тот никак не кажется - сидит в Хвостове и молчит. Р-ра! Пусть молчит, пусть выжидает! Перемудрил Урван, пересидел; ты, Рыжий, р-ра, ну, ты горазд, ты обошел его, перехитрил! Овчар еще три дня тому назад тайно от всех отправлен тобой в Глухов, Овчар уже взял нужный след, Овчар... Вот только бы успел Овчар до срока, до Урвана! И потому теперь, по вечерам, придя к себе, Рыжий садился на тюфяк, брал книгу, но огня не зажигал. Сидел и слушал. Ждал.
   В ту ночь он ждал особенно. Еще бы! Ведь завтра - срок, поход!.. Нет, не поход, а просто явится Урван, загривщик, и кликнет клич, и все они тогда...
   Так то ведь будет еще только завтра! И то если Овчар до той поры не явится и не поведает князю про след! Так что...
   Рыжий сидел, книгу листал, там-сям почитывал... И ждал! Долго ждал. Луна уже давно пошла на склон... И вдруг на лестнице послышались шаги!.. Нет, это не Овчар. И даже не Урван. Рыжий отбросил книгу, весь напрягся...
   Князь, неслышно отбросив циновку, вошел к нему, встал на пороге и спросил:
   - А что ты это в темноте?
   - Так. Нравится, - мрачно ответил Рыжий.
   Князь усмехнулся, подошел к нему и сел напротив. Долго, внимательно смотрел по сторонам, как будто он впервые здесь... и наконец спросил:
   - Почуял?
   Рыжий не ответил. А князь, немного помолчав, опять заговорил:
   - Ну, раз молчишь, значит, почуял. И не ошибся ведь! Плохи наши дела.
   - А... - Рыжий криво усмехнулся. - А может, все-таки, только мои?
   - Нет, наши, Рыжий, наши! - твердо заверил князь. - Правда, мои пока еще так-сяк, ну а зато твои... - князь замолчал и глянул со значением.
   Рыжий спросил:
   - Что, это будет прямо вот сейчас?
   - Нет, завтра, на пиру. - Князь помолчал. - И будет это так. Душила прокричит, что это все из-за тебя, что это ты их, дикарей, поднял, ты их навел; мол, Лес, мол, кровь, сородичи... Ну, и так далее. И вот он это прокричит, а остальные все сразу подхватят. Ты это чуял?
   - Да, - кивнул Рыжий, - это. И не только.
   - А что еще?
   - А то, что ты при этом всем будешь молчать. Ведь ты же за меня не вступишься?
   - Да, несомненно, - согласился князь, - я не вступлюсь. И не подумаю! Во-первых, как мне возражать? Рыки идут? Идут. Как никогда? Как никогда. А почему? Да потому, что это в первый раз они идут так слаженно, все их удары четко согласованы, это уже не дикари, а... Почему это? Да потому что их ведет большая голова...
   - Не узколобая!
   - Вот именно. И эта голова - твоя. И есть тому свидетель - пойманный лазутчик, какой-то Бэк из Гиблого Болота, и у него есть от тебя записка, что будто бы...
   - Но это ложь.
   - Конечно. Но то, что это ложь - одни твои слова. Пустые, между прочим. А этот Бэк - живой. Жива и та записка, там почерк - твой. Крыть нечем, да! И потому я на пиру вступаться за тебя и не подумаю, а... только за себя вступлюсь.
   - Р-ра! А ты-то здесь при чем?
   - При всем, друг мой. Они придут и спросят: "Где предатель?" А я скажу: "Не знаю, вот ночью был, а утром словно куда провалился".
   - Да? - усмехнулся Рыжий.
   - Да. Ведь ты вот прямо вот сейчас поднимешься, сойдешь во двор, а там уже каталку заложили, все, кому нужно, спят, никто и не заметит, как ты, друг мой, исчезнешь.
   - А куда?
   - В Копытов, к Слому и Аге. У меня с ними уже все на этот счет оговорено. Примут тебя хорошо. И вообще: уедешь - будешь жить, а здесь останешься - тебя завтра убьют. А я бы не хотел, чтобы тебя убили, потому что очень скоро ты мне снова будешь нужен.
   - Зачем?
   - Пошлю тебя с Агой на перевалы. Дружину дам... Вот видишь, я не передумал. Ведь так оно и будет все - по-моему! Ну, завтра покричат, ну, будет даже буча. А после все равно уймутся. И вот тогда-то мы и Бэка приберем - и под ребро его - за ложь, за наговор. Да и не одного его... А после двинем к горцам. Понял?
   - Ну, понял. Но...
   - "Но" будет после. А пока вставай!
   - А если... Если я останусь?
   - Зачем?
   - А так просто!
   - Задумал что-нибудь?
   - Да, не без этого.
   - А! - кивнул князь. - Понятно. Ты думаешь: не стану я, как подлый вор, бежать - я ж прав. Мало того, да я им завтра всем... Ну а меня, ты думаешь, что слушать?! Стар князь, труслив, вот и виляет, и пытается хитрить, и угодить и тем, и этим. Ведь так?
   - Так! - рявкнул Рыжий.
   Князь вскочил!..
   Но нет, не кинулся - застыл. Стоял, громко сопел... И наконец сказал:
   - Н-ну, в общем, так: я тебе все сказал. Предупредил. А ты... теперь как знаешь! - и резко развернулся и ушел, и напоследок громко мотанул циновкой.
   Ночь. Тишина. Луна за облаками. Князь... А что князь? Он знает, что такое бунт. Толпа убила его брата и отца, и он, запуганный юнец, был возведен на Верх... О, нет, он вовсе не запуганный, а он... Ох, он хитер, ох, изворотлив, ловок! И если он еще тогда, в тот бунт, сумел всех обойти, а после умудрился усмирить и подчинить, то завтра на пиру усмирит их тем более. Правда, сперва наговорит им всякого с три короба, наобещает и запутает, и даже поклянется, а потом...
   А вот ты, Рыжий, так не сможешь, не сумеешь. Он узколобый, да, а ты... Ты просто твердолобый. Таким, как ты, удачи вовек не видать; таких, как ты, всегда будут рвать и топтать, душить и... Р-ра! Вот, например, ты вспомни, это ведь совсем недавно было! Когда Ага еще не уезжал. Так вот, когда Ага увидел тебя с Книгой, он усмехнулся и сказал:
   - Ий-я! Жаль твоего отца! Ведь его сын большой глупец - он верит Ложно-Досточтимому!
   Ты прикусил губу и ощетинился. А Ага продолжал:
   - Да-да, почтеннейший, ты не ослышался: сын твоего отца - большой глупец! Потому что только большой глупец и может поверить в то, что будто бы наша Земля есть плоский диск, похожий на монету! - И, помолчав, уже совсем другим, уважительным тоном добавил: - Но, правда, кое в чем ваш Ложно-Досточтимый все-таки разобрался. Это видно тогда, когда он говорит о Башне. А ты о ней что думаешь?
   Ты растерялся, промолчал. Да, в Книге намекалось, будто все, что в ней изложено, - это всего лишь слабый отсвет от окна какой-то загадочной, недоступной нам Башни. Но Башня, думал ты...
   Но промолчал. Тогда за тебя сказал князь:
   - Никакой Башни нет. Это просто такие красивые слова. А понимать их надо так, что знания - это как некая башня, которая вздымается столь высоко, что нам, рожденным от отца и матери, ее вершины никогда не достичь.
   Ага поморщился и, покачав головой, возразил:
   - Ты, князь, не прав. Я прав! Слушай меня! Один раз я поехал в Бурк. Есть такой город, знаешь? Вот, я приехал в Бурк, вот, я делал там свои дела. Вот я их сделал. И тут мне говорят: у нас тут поймали одного старика, который был в Башне! О, сказал я, это мне очень интересно. Я дал им золота, и они за это отвели меня в ту тюрьму, где сидел тот старик. Они его, оказывается, там давно уже допрашивали, а он ничего не рассказывал. Тогда я посулил ему много-много золота. Он засмеялся мне в ответ и сказал, что если он возьмет мое золото, развяжет свой язык и расскажет, что ему открылось в той Башне, то тогда на счет раз, два, три рухнет все то, что до этого целых тридцать тысяч лет лепил и обжигал и снова лепил и снова обжигал и украшал наш Великий Зибзих. Иными словами, если старик вдруг проболтается, то тогда все мы со всем нашим миром погибнем ровно в три мгновения. Хочу ли я того? Я задумался. И пока я думал... этот старик исчез. Он это сделал на виду у всех нас. А если бы он этого не сделал, тогда бы его на следующий день живым сожгли на костре. Потому что таково было решение Большого городского меджлиса.
   - Исчез! - недоверчиво повторил князь и усмехнулся. - Да как это он мог исчезнуть?
   - Что, что? - злобно вскричал Ага. - Ты мне не веришь?
   - Да верю, верю, - сказал князь. - Так, с языка сорвалось.
   - Вах! - выдохнул Ага. - Вах! Ладно, слушай дальше. А был он в темнице. На нем были цепи. Он очень слабый был. Он лежал на полу. Из него текла кровь. Вот так - из горла. Тогда они позвали лекаря. Очень ученого. Лекарь пришел, осмотрел старика, поворочал его, ухо ему к груди приставил, в груди что-то послушал, потом долго думал, потом говорит: "Надо дать ему фруктов". Дали - целую чашу. Лекарь фрукты тоже осмотрел, выбрал один, вот так вот его своим рукавом вытер и подал старику. Старик этот фрукт надкусил - вот так, совсем немного - и сразу исчез. Остались только его цепи. И фрукты, да. Я после эти фрукты тоже кушал. И мне ничего! А старик взял и исчез. И все это я видел сам, вот этими глазами, которыми я сейчас смотрю на вас. Теперь мне верите?!
   Князь не решился возражать. А Рыжий, подумав, спросил:
   - А лекарь что?
   - А лекаря сожгли, - мрачно сказал Ага. - Он хорошо горел. И это все. Больше я ничего не скажу. Вижу - не верите.
   И больше он действительно о Башне уже не рассказывал. А вскоре вообще уехал. А ты, Рыжий, остался. И вот ты сейчас лежишь, плотно закрыв глаза, и пытаешься представить себе эту самую загадочную Башню. Она, конечно, не такая, как все остальные башни, она не нами сложена, она...
   Чу! Шорох! Рыжий подскочил!..
   Глава восемнадцатая
   ПИЛЛЬ!
   Вошел Овчар. Встал при пороге, осмотрелся. Взгляд у него был острый, настороженный. И то! Ведь он впервые был здесь, на Верху, лучшим здесь делать нечего, их сюда никогда не зовут. Ну, разве что тогда, когда, вот как теперь, такое приключается...
   Рыжий, вздохнув, сказал:
   - Садись.
   Овчар послушно сел - прямо там, где и стоял.
   - Да что ты?! - засмущался Рыжий. - Сюда. Вот, на тюфяк садись.
   Овчар не спорил, пересел. Молчал, косил по сторонам. Потом тихо спросил:
   - А что это? - и указал на стену.
   - Вот это, да?.. Термометр.
   - А для чего?
   - Так... - растерялся Рыжий. - Просто так, для блажи. Ты голоден? А может быть, хочешь вина?
   - Н-нет, не хочу, - тихо сказал Овчар. - Благодарю.
   Тем разговор и кончился. Они сидели рядом и молчали. Вот до чего жизнь довела! Овчар, старинный друг, испытанный. Вы ж прежде сколько раз в какие только передряги не встревали, где только... Р-ра! Но то когда было? Вот то-то и оно. А нынче говорить вам не о чем. Овчар по-прежнему в Низу: утром у них подъем, на Гору, на обед - и когти рвать. Потом он женится, уедет сотником, а то и воеводой на кормление. Овчар - южак...
   - Так говорить? - спросил Овчар.
   - Да-да, конечно! - спохватился Рыжий.
   Овчар откашлялся и начал:
   - Как ты и говорил, они там все валят на Бэка. А Бэк - это который, если ты помнишь...
   - Да, - кивнул Рыжий. - Он такой...
   - Он, он, - кивнул Овчар. - Но там есть еще и Беляй. Ну, хмырь тай, липарь, доверенный Душилы. Он в этом деле много нюхал. Я тогда сразу про него начну.
   - Давай.
   Овчар пошел рассказывать - подробно, обстоятельно, толково, умно, делово. Но явно нервничал. Еще бы! Ну кто такой Овчар? Простой лучшак, боец. А говорить на воевод, на тысяцких - к этому еще надо привыкнуть. Хотя, если честно признаться, то на этот раз даже он, Рыжий, и то был сильно поражен услышанным. Ну, думалось, ух каковы пошли дела! Тут, думалось, нам с ним сегодня побегать придется - ого! Да и не только бегать, р-ра!..
   Однако все вышло иначе. Овчар, как только рассказал, так сразу встал и сказал:
   - Ну, я пошел.
   - Стой! Погоди. Да мы сейчас...
   Овчар остановился. Глаза их встретились... И Рыжий понял - нет, Овчар не согласится, не рискнет. Вот разве что... И тихо, но жестко спросил:
   - А если вдруг... я на тебя сошлюсь...Ты как тогда?
   - ...Д-да! - мрачно выдавил Овчар. - Да, я сказал! И если будет надо, повторю! - а после кивнул на прощанье и вышел.
   Вновь наступила тишина. Да и темно еще, не рассвело, и, значит, можно... нужно спешно выйти и также спешно пасть в каталку - и ты еще успеешь, Рыжий! Ведь то, о чем тебе Овчар нарассказал и о чем князь предупреждал, что даже Бэк...
   Бэк! Р-ра! Да кто бы тогда мог такое предположить?! В прошлом году на глуховском базаре был пойман тощий, грязный рык. Потом его пытали - он молчал. Потом его морили голодом и жаждой - опять бесполезно. Тогда его кинули в яму - подумать. Он не думал. Прошло два месяца, и тут явился ты. Душила, глуховский удельный, сопровождал тебя по городу, и ты проверил там, проверил сям, разгневался - кругом были сплошные недоимки, воровство, потом пришел в острог, велел, чтоб доставали ямных, стал их выслушивать, расспрашивать - и раз за разом подтверждать: и этому сидеть, и этому, и этому. А после привели его, того как будто бы лазутчика. А был он... никакой. То есть такой, как и все рыки, - в глаза не смотрит, щерится, болотом от него разит, и вообще... просто очень противно, и все! Южаки терпеть не могут рыков. И Рыжий их поначалу тоже не терпел. А потом, особенно после того, как он поднялся на Верх, когда уже мог делать все, что хотел... рыки ему стали просто безразличны. Так было и тогда, в том глуховском остроге. Да и дело тогда было уже к вечеру, Рыжий успел сильно устать и потому уже прилег. Тут к нему ввели Бэка. Рыжий мельком глянул на него, сразу понял, что перед ним не заводной, а так, какой-то серогорбый, и потому велел, чтоб он скорей, без размазни, рассказывал. Вот рык и рассказал. Он, Бэк из Гиблого Болота, а это здесь недалеко, в Ближнем Лесу, заспорил при дележке. Его изгнали. Он бежал. Плутал, потом прибился к южакам, работал на хозяина, скопил деньжат, явился на базар... И там его схватили! Вначале обвиняли в воровстве, а когда воровство не прилипло, так тогда они стали кричать, что он будто лазутчик. Он огрызался, отбивался, спорил. Тогда они его связали, занесли к себе в сторожку и кликнули туда его хозяина. Хозяин пришел, посмотрел, испугался, как бы и его ко всему этому невзначай не примазали, - и, на всякий случай, для верности, отказался от него, от Бэка, сказал, что прежде никогда его не видел. И вот тогда...
   И тут Бэк замолчал - надолго. А после все-таки сказал:
   - Только зачем тебе все это? Ты же все равно меня не оправдаешь.
   - А это еще почему? - неприятно удивился Рыжий.
   - Да потому что ты такой же, как и я, мы с тобой одна кровь, вот только ты оказался удачливей, чем я. И поэтому теперь для того, чтобы не потерять эту удачу, а то вдруг еще станут говорить, что ты, сам рык, стал выгораживать...
   - Хва! - гневно рявкнул Рыжий.
   Бэк замолчал. И Рыжий тоже сперва помолчал, а потом спокойно, как ни в чем не бывало, сказал:
   - Рык я или не рык, это сейчас не важно. Сейчас важно только то, что я, как первый воевода, хочу, чтобы все здесь было сделано по закону.
   И так оно и было: сперва нашли того хозяина и взяли его под ребро. Хозяин сразу вспомнил Бэка. Потом нашли свидетелей того, как его хватали на базаре, но там и до ребра довести не успели - свидетели наперебой все очень четко и ясно рассказали. Бэк был оправдан и освобожден...
   И в тот же день он вдруг исчез, куда - никто не знал. Но тут и сомневаться было нечего - его тогда же сразу и убили, не зря ведь Душила потом так странно усмехался. Но тогда это были одни только догадки, домыслы. А вот теперь все это подтвердилось: Овчар пришел, сказал, что тот, кого они теперь там выдают за Бэка, совсем даже не рык, а так, непонятно откуда взявшийся липарь. Мало того, Беляй, доверенный Душилы, еще вчера...
   Р-ра! Шум, шаги. Рыжий вскочил, глянул в окно. Ого, уже светает! Так, значит...
   Да!
   - Двор-р! - прокричал Брудастый. - Двор-р!
   И тотчас же забегали, затопали по лестнице. И пусть себе бегут, им надо. Вот, значит, как оно, вот, что они задумали. Ну что ж, пусть тешатся, но мы еще посмотрим, кто из нас дичь и кто кого очень скоро погонит! Ну а пока...
   Рыжий еще немного полежал и подождал, а после, сладко потянувшись, встал и не спеша спустился вниз.
   Там, во дворе, все были уже в сборе: строй лучших, воеводы, князь. Так, хорошо! Рыжий сошел с крыльца, остановился. Князь подошел к нему, хотел было что-то сказать, скорей всего предупредить... да не успел - их обступили воеводы. И началась пустая, глупая беседа. Умор - болтливый, как всегда, - пытался рассказать последнюю смехушку: дружинник возвращается с войны и встречает соседа, сосед говорит... Всезнай его перебивал, то и дело уточнял, подсказывал. Князь хмурился. Душила ухмылялся. Рыжий молчал...
   Тут подогнали крытую каталку. Князь сел в нее. Брудастый закричал:
   - Порс! Порс!
   И тягуны помчали со двора. А следом - Рыжий, воеводы, а уже после княжеские лучшие. Рыжий бежал легко, едва ли не вприпрыжку, а воеводы... Х-ха! Потеха! Ну, Растерзай еще хорош, ну, Душила. А остальные все... Поотвыкали напрочь! Раскормились! Но здесь вам не уделы - Дымск, здесь если князь садится в крытую каталку, то, значит, прочим всем - только за ним и только своим ходом! Вот и бегут они, удельные, салом трясут, пыхтят и задыхаются. Порс! Порс! Вдоль, вдоль по улицам. Наддай, еще наддай!
   Ну и наддали, а куда ж ты денешься! И кое-как добежали. Теперь стоят они, развесив языки, и им теперь, поди, уже не до бесед! Да и когда беседовать?!
   - Ар-ра-ра-ар! Ар-ар! - взвыла толпа.
   И дальше, как всегда перед Большим Походом, они всем войском и всем городом встречали Солнце. И князь кричал, звал Одного-Из-Нас. И все они кричали. Потом был смотр на пустыре: четырнадцать дружин сходились, расходились. Народ визжал. И все бы хорошо, да Слома что-то нет и нет, Слом не пришел пока. И еще нет Урвана. Ну, Слом - это понятно, Слом в Копытове, и с ним Ага, и это хорошо, по уговору, Слом - это наша сторона. А вот Урван... И, может, оттого, что его не было, князь злобно хмурился, зевал. И никого за смотр не похвалил, не отличил. Потом, когда пошел к коляске, вдруг оглянулся и окликнул Рыжего. Тот подошел к нему. Вдвоем они сели в каталку. Князь рявкнул:
   - Порс!
   И тягуны рванули. Князь повернулся к Рыжему и уже начал было говорить: "мне донесли"... Но тут Душила и Всезнай вскочили на запятки. Князь, бешено сверкнув глазами, отвернулся.
   Молчали. Ехали. Душила, стоя на запятках, ухмылялся. Рыжий сидел к нему спиной, щелкал орешки да смотрел по сторонам. Порой через плечо пошвыривал скорлупки. Случалось, попадал прямо в Душилу. Тот терпел.
   - Ар-ра-ра-ра! Ар-ра! - кричали лучшие...
   Да, лучшие, отборные бойцы, твои давнишние друзья - все они здесь. И здесь же князь, который тебе верит. И вот еще немного погодя ты встанешь за столом и все как есть расскажешь, потом Овчар все подтвердит. И что тогда? Вот то-то же! Душилу - под ребро. Беляя - под ребро. И... Р-ра! Вот будет славная охота!
   И вот они уже приехали. Поднялись по крыльцу: князь, следом за ним Рыжий, а уже после остальные воеводы - эти скопом. Шли через сени - тоже чин по чину. А подошли к столу... И сразу толкотня! Ну и ладно. Рыжий, оттертый Растерзаем, сел между Клыном и Умором. Князь, увидав такое, поднял брови... Однако Рыжий тотчас подал знак - мол, это пустяки, - и князь смолчал. Завыл ухтырь, запели певуны - и дальше все опять пошло, как это шло всегда: пили за Дымск, за князя, за Равнину, за поход. Бобка плясал. И наконец...
   Всезнай вскочил, провозгласил:
   - За Рыжего! Он, первый воевода, поведет!
   Все взяли миски, встали. Все... Нет, не все! Душила не вставал. Тогда не встал и Рыжий. Князь, воеводы, княжеские лучшие - стоят и ждут. Ждут. Ждут...
   Но наконец Душила облизнулся и сказал:
   - Кто поведет? Он, что ли? Н-нет! Ведь это он и предал нас, он - рык, он - ведьмино отродье! Ар-р! Ар-р!
   И подскочил! И...
   Не решился. Осмотрелся. Все молчали...
   Рыжий оскалился. Ну, вот она, охота! Пилль! Пилль! След в след! Сотник Беляй, доверенный Душилы, был тайно послан в Лес и там платил им, дикарям, и подбивал их на поход, а после наводил на Глухов, Глинск, Замайск. Беляй, он и сейчас в Лесу; Овчар все это выведал, Овчар платил свидетелям, как ты и повелел, без счета, и вот теперь... Да пусть теперь Овчар все это и расскажет! И Рыжий встал. Все пристально смотрели на него. Умор, Всезнай, Душила, Растерзай, Бобка, Друган, Овчар...
   А рядом с ним...
   Урван! Когда он появился здесь?! Ведь только что... Р-ра! Ходу, Ры!...
   Нет, Рыжий, не ходу - стоять! Р-рвать! Р-рвать! И Рыжий впился в стол, грозно потребовал:
   - Овчар!
   А тот не шелохнулся.
   - Овчар! - еще грознее рыкнул Рыжий. - Овчар!
   Тот подскочил... И так и замер! Так и стоял теперь, смотрел перед собой - на яства, в стол - и тяжело дышал. Урван, поворотившись к Рыжему, насмешливо сказал:
   - Овчар? Так его же здесь нет. Ты же, друг мой, лично сам отправил его в Глухов. Отправил, между прочим, тайно! Чтобы он там все высматривал, вынюхивал да подкупал свидетелей. Ведь так?