Булыга Сергей. Ведьмино отродье

   Вот так вот и гребли они, и вели вот такую беседу. Под вечер миновали Свинск, поселок свинопасов. Свинск - это пять или, может, даже шесть десятков гнезд... Р-ра, нет! - домов, конечно, а не гнезд; домов, покрытых камышом. Стены у тех домов сложены из обожженной глины, в каждом доме костер в очаге, дымы от тех костров выходят из домов через трубы. Трубы это вроде бы как дупла. Такие вот у них дома. Перед домами, у реки, на водопое - свины... Но Рыжий их не замечал; Рыжий во все глаза смотрел на южаков. О, сколько же их здесь! И, главное, все они, как об этом Лягаш говорил, действительно очень разные - есть среди них и белые, и черные, и рыжие, и пегие - любые! Тогда и впрямь какое дело будет им и до твоей, Рыжий, масти, а также и до твоего происхождения. Вот только научись уверенно ходить на задних лапах и наловчись передними вот так вот шевелить, чтоб пальцы распрямились, разработались, тогда в них можно будет удержать все, что дадут, - и все, ты здешний, не чужак.
   - Весной, - сказал Лягаш, - здесь, в Свинске, были свинокрады... Н-ну, эти, из Леса... Они пришли большой ордой. Наши укрылись в загонах и восемь дней были в осаде. А потом подоспела подмога, и мы гнали их до самой Гиблой Чащи... Левей, еще левей бери!
   И Рыжий греб, старался до изнеможения. В Дымск! В Дымск! Скорее в Дымск! А там Лягаш не подведет, научит, подсобит. Он знает и умеет все: как прыгать на костер и не гореть, как путать след, как пить отравленную воду и как под водой не дышать, и как одним грызком срывать с врага шейный ремень... Да-да, шейный ремень! То есть ту самую колючую веревку, на которой Рыжий чуть было не лишился зубов. Р-ра, ну еще бы! Ведь он, этот шейный ремень, густо усеян острыми железными шипами, ну а железо - это дар огня. Шейный ремень имеют далеко не все, а только те, кто его заслужил.
   - Ремень, - говаривал Лягаш, - не любит простаков. Вот, видишь, я иду, склоняюсь влево, делаю замах, и... Ар-р! Вставай! Ар-р! Ар-р!
   Рыжий вставал. Лягаш опять рассказывал, показывал - замедленно и в действии - ложный замах, косой отход, переворот, двойной переворот с подходом, брык, душку, ласточку... Ну, и так далее. И так три привала подряд, три долгих ночи у костра Лягаш учил Рыжего секретным боевым приемам, прыжкам через препятствия, а также высеканию огня и выжиманию воды, лечению ран, сниманию следов, отводу глаз. И, главное:
   - Прямохождение, мой друг, прямохождение! - не уставал напоминать Лягаш. - Нет задних лап, есть нижние, точнее - это просто стопы, и нет передних, а есть верхние, точнее - просто лапы. И их затаптывать нельзя, ранить нельзя, а обмораживать тем более. Их надо беречь как глаза! И пальцами вот так вот делай, вот так, и еще быстрей! Сжал, разжал, сжал, разжал! Так, уже хорошо. А теперь... Вот, подними эту соломинку. Теперь подбрось ее. Поймай. Подбрось, поймай. Подбрось-поймай! И не сутулься, стой прямо. Еще прямей! Еще, я говорю!
   И Рыжий выпрямлялся, не сутулился. Бросал соломинку, ловил. Потом брал камни и метал их в цель. Не попадал. Первый, второй привал не попадал, не попадал...
   Потом-таки, уже только на третью ночь, он наконец попал! Сбил старое воронье гнездо - такая тогда была цель. И так он его сбил, что только перья, прутья во все стороны! Жаль, никого там не было. Но все равно:
   - Ар-р! Хорошо! - вскричал Лягаш. - И твой отец, ух-х как он меток был! Бывало, мы сидим в костярне, отдыхаем, а он возьмет кувшин, прицелится... Гм, да! А гиблый зуб?! Он, твой отец, метал его на двадцать пять шагов, и, кому надо, прямо в глаз!
   - А гиблый зуб - это что?
   - А это вот такая железяка, на пять, на шесть зубов на растопырку, то есть они во все стороны. Ее вот так берешь, бросаешь, чтоб получалось с подкрутом, и она, эта штука, летит. И - р-раз! - впивается и рвет. Рвет лучше всякой пасти. Представляешь?
   Да, Рыжий представлял, кивал. И понимал: вот для чего нужно терпеть, стоять на нижних лапах, чтобы верхними, свободными, и искру высекать, и зуб метать, и еще это, как его...
   Да! Немало всякого ими там напридумано! Чего только Лягаш ни рассказывал! И про отца, и про князя, и про его догонщиков, их называют лучшие, и про сам Дымск, про тамошних жильцов, про их сытость и лень, про их богатство. И, главное, про удаль лучших. Вот лучшие - это ого! Вот это да! Вот где действительно судьба! Мать намекала на нее, но впрямую так и не сказала - но все равно как она тогда говорила, так теперь и сбылось! Нет, еще не совсем. Но почти! Лягаш сказал, все будет хорошо, все - обязательно, он это ясно видит. Р-ра! Р-ра-ра-ра! И Рыжий изнывал от нетерпения. В Дымск! В Дымск! Скорей! И потому когда утром четвертого дня на правом на высоком берегу реки показался уже не какой-нибудь нищий поселок, а самый настоящий зажиточный город, Рыжий сразу вскочил...
   - Ар-р! Сядь! - строго сказал Лягаш. - Это еще не Дымск.
   - А что?!
   - А это еще только Глухов. Но это уже тоже город. Правда, малый.
   Рыжий вздохнул и сел. А Лягаш продолжал:
   - У Дымска стены деревянные, а здесь даже не стены, а кучи земли. Называется вал. Вал, правда, глиняный. По осени, в дожди, он так раскисает, что потом уже не только чужим, но никому через него не пройти. Да и зачем туда ходить? Дома там - тьфу! А что дымы!..
   Лягаш насмешливо присвистнул, замолчал. Опять взялись грести. Гребли, гребли. Подплыли ближе. Лягаш опять заговорил:
   - Глухов пройдем, и там будет река. Вот по той реке мы уже и выйдем к Дымску. Так что три дня еще идти, но уже по реке. Да, там река! - и Лягаш, облизнувшись, опять повторил: - Да, р-река!
   - А это тогда что? - спросил Рыжий.
   - А это еще просто речка. Речка Дикунья, так она называется. А вот река - это Голуба. Она раз в пять пошире будет. А рыбы там! Вот так вот лапой зачерпнул - и которую сразу за жабры. И рыбы - вот такие! Рыбины! А здесь чего? Здесь не рыба, а дрянь, мелюзга. Греби давай!
   Гребли. И Глухов быстро приближался. А когда до него оставалось уже шагов пятьсот, не больше, они, так повелел Лягаш, пристали к берегу и затащили лодку в ближайшие кусты.
   - Жди меня здесь, - сказал Лягаш. - Я к вечеру вернусь. И никуда не отходи, и вообще лишний раз не высовывайся. А если что, так молчи, ни с кем и ни о чем не разговаривай. А если станут приставать, в свару не лезь, скажи, что ты при мне, при Лягаше, значит. Еще скажи, что я везу тебя к нему.
   - К кому?
   - К нему, и все. Не волнуйся, поймут. Все. Ухожу. Ждать!
   - Жду.
   Лягаш ушел. Рыжий остался при лодке один. День тогда выдался погожий, теплый. Рыжий лежал в тени, смотрел на небо, думал. К его кустам никто не подходил. И вообще, на берегу за целый день никого тогда не было. И лодок на реке почти что не было. Только два раза проплывали рыбаки, тянули сеть, молчали. Потом еще какой-то лысолобый старик вез на широкой, наверное, специальной для этого, лодке дрова. Старик неторопливо греб, плыл по течению, насвистывал. Дрова были дрянные, тощие. И то: лес на Равнине - это разве Лес? Так, только смех один. А вспомни, Рыжий, в Выселках...
   Нет, не хотелось вспоминать! И он не вспоминал о Выселках, а вспоминал только о том, что он успел узнать о Дымске, то есть какие там дома и какие обычаи, какая там кому кормежка, и кто такие лучшие, и как его отец с ними служил, и как - тут Рыжий аж зажмурился - и как он сам уже вот-вот, дня этак через три, туда придет, и тоже сразу...
   Р-ра! Вот так, в сладких мечтах, весь тот день и прошел. Никто его тогда не потревожил. И он просто лежал. Есть не хотел - с утра плотно поел. Нет, даже не поел - насытился! Так что теперь лежи себе да переваривай, мечтай себе, воображай. И он воображал, воображал да и вздремнул. И долго, очень долго так дремал, и было ему очень хорошо, спокойно и уверенно. И только уже вечером, когда начало понемногу смеркаться...
   Вдруг послышались удары по воде - шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Рыжий вскочил, сошел к реке. Глянул - лодка идет. Ого, а какая большая! В ней четверо гребцов, они легко, справно гребут. А на корме сидит Лягаш, важно командует:
   - Р-раз! Р-раз!
   Сам уже не гребет. Ну, еще бы! Станет тебе княжий посол об шест лапы марать! Вот он и не марает, так сидит, командует. А эти, серогорбые, крепко натужились, гребут. Замах у них хорош, и гребок тоже резкий и дружный, как надо. Вот лодка подошла уже, вот мягко ткнулась в берег. Первым с нее сошел Лягаш. Спросил у Рыжего:
   - Ну что, небось проголодался?
   Рыжий, принюхавшись, кивнул. Тогда Лягаш сразу оборотился к гребцам и приказал:
   - Кладь! Вот сюда ее! - и показал, куда. Потом: - А здесь костер! - и тоже показал. И грозно прибавил: - Ар-р, порс!
   Гребцы поспешно побросали весла, сошли на берег, потащили кладь большой мешок, набитый всякой вкусной снедью. Дух от той снеди шел просто изумительный! А они как попало вытряхнули ее на землю и тут же, рядом, начали разводить большой жаркий костер. Лягаш стоял над ними, поучал. Теперь он важный был, порой даже порыкивал. Шейный ремень на нем так и поблескивал, пояс так и побрякивал...
   Р-ра, пояс, да! А в нем железный зуб и пряталки, а пряталки - это такие штучки для монет. Ну а сами монеты, Лягаш так рассказывал, это вот такие вот кругляшки, их когда хочешь, можешь поменять на все, что хочешь, то есть даже...
   Но - пояс! Сам-то по себе! И про него Лягаш рассказывал, и объяснял, что пояс - это вообще! Ибо ремень, ну, тот ты еще можешь получить просто за храбрость, а что до пояса, то он дается только тем, кто...
   М-да! Вот оно как все повернулось! Как он непрост, этот Лягаш, весьма непрост, и даже очень! Вон, посмотри - гребцы; как им Лягаш велит, так они сразу же и делают, перечить и не думают. И вон уже сколько всего понаделали: кладь принесли и разобрали, вытащили лодку, дров заготовили, надрали хорошей высокой душистой травы, сложили из нее лежанку - это они для Лягаша, - и развели большой костер. И вот уже на том костре в горшке забулькала вода, в нее бросают снедь. И вот уже и дух пошел от этой снеди, дурманит этот дух, пьянит, ур-р, ур-р! Вскочить бы, чтобы первым бы, чтоб... Нет! Рыжий не вскочил, Рыжий по-прежнему неподвижно лежал возле костра. Ну разве что нет-нет да понюхивал воздух, а то даже и мельком на горшок поглядывал... но, главное, помалкивал. Лягаш ведь говорил, что тот, кто в нужное время молчит, тот после в еще более нужное время все нужное и получает. Ну что ж, посмотрим, подождем...
   И так оно и вышло. Когда горшок сняли с огня, Лягаш ловко, ничуть не обжигаясь, выловил из него и роздал каждому из гребцов по хорошему кусу вареного свина, те с теми кусами и отошли и прилегли на землю. Там и кормились - в стороне. Там и молчали. А Лягаш, уже не обращая на них никакого внимания, глянул в горшок, широко облизнулся, сказал:
   - А это, остальное, нам. Вот только я еще это дело украшу.
   После чего он расстегнул на поясе одну из пряталок, выгреб оттуда целую пригоршню какого-то белого зернистого песка, сыпнул его в горшок, потом взял чистую, заранее приготовленную для этого щепочку и тщательно размешал ею варево - вначале в одну сторону, потом в другую, потом отбросил щепочку, немного подождал... а после резко, будто на охоте - р-раз! выхватил из горшка большой и жирный свиной кус, подал его Рыжему и сказал:
   - А ну-ка, попробуй!
   Рыжий попробовал. Р-ра, странно как... Но, между прочим, очень вкусно! И он тихо спросил:
   - А что это за песок такой?
   - Это не песок, это соль. Вижу, понравилось?
   - О, да!
   - Вот то-то же! - важно сказал Лягаш. - И впредь без соли еды не бери. Никогда! Нам, лучшим, это не по чину. А этим... - и вдруг спохватился. Да, кстати! - после чего оборотился к гребцам и окликнул: - Эй, вы!
   Гребцы сразу вскочили. Лягаш им велел:
   - Ты и вот ты, - и лапой указал, кто именно. - Вы давайте живо за дровами. А ты сбегай за водой. А ты чего сидишь? Ты - пошел сторожить. Ар-р! Порс!
   Гребцы послушно разбежались, кто куда. Только после этого Лягаш опять полез в горшок, взял себе кус - тоже большой и сочный. Но ел он неохотно, вяло. Молчал, ни о чем не спрашивал и сам ничего не рассказывал. Молчал и Рыжий. Съев первый кус, он тут же взял второй. А после третий. И четвертый. А после пил навар. Навар соленый, жирный был. Сперва стало тепло, а после даже жарко. Глаза слипались, лапы сами собой опускались. Потом поплыло все перед глазами, потом расплылось и перевернулось...
   И так он и заснул возле костра, и так и спал - без всяких сновидений. Проснулся утром - вновь плотно поел, и вновь горячего да жирного. Ел - не спешил. Его не торопили, ждали. В лодку сошел, сел рядом с Лягашом. Гребцы споро гребли. Все молчали. Почти сразу за Глуховом с Дикуньи вышли на Голубу. Голуба - да, это действительно самая настоящая река - широкая, глубокая. И рыба там водилась крупная; порой так заиграет, так заплещет, что просто оторопь берет. А берега пошли пологие, песчаные. И то и дело на тех берегах попадались хутора, поселки, а то и целые городки - ухоженные, зажиточные, с удобными пристанями...
   Но лодка к пристаням не приставала. Лягаш сказал, что он спешит, вот гребцы весь тот день и гребли. Молчали. Рыжий заскучал. А заночевали они на излучине, возле омута. Лягаш послал туда гребцов, те пошарили под корягами и наловили целую плетенку раков. И оказалось, что вареный красный рак это... Гм! Да! Их было много, даже слишком много съедено. Опять сморило в сон. Опять сон крепкий был.
   Утром, проснувшись раньше Лягаша - а может быть, тот и не спал, а просто притворился, - Рыжий поднял гребцов и стал распоряжаться.
   - Здесь надо сделать это, - говорил. - А это здесь. И это тоже. И сюда. Ар-р, поживей!
   Ну, и так далее. А те:
   - Да, господин. Конечно, господин.
   И они старались. Было очень радостно на это смотреть. Да и чего скрывать - гордость брала. А что! Вот так-то вот! Дикарь из Глухих Выселок, и вдруг...
   Ну нет! Какое это "вдруг"? И какой же он теперь дикарь?! Он же теперь, как и все они, здешние, ходит только на двоих, и, как и все они, ничуть при этом не сутулится, и знает все, что надо знать. И, главное...
   Да, это и есть главное: он теперь не просто так, как эти серогорбые, он господин! Вожак, сын вожака, сын лучшего из лучших. И едет в Дымск, и там будет представлен князю; князь, только увидав его, сразу...
   Р-ра! Р-ра! Легко-то как! Особенно, когда с тобой Лягаш, ведь он не просто господин: "О, господин!" - так говорят ему гребцы. Вот и сейчас один из них:
   - О, господин! Вставай, завтрак готов.
   Лягаш поднялся. Ели. Столкнули лодку. Двинулись. Лягаш дремал, а Рыжий за него командовал:
   - Р-раз! Р-раз! Лево греби, право табань! Еще табань! Еще!.. Хва! Навались! Р-ра! Р-ра!
   И было хорошо, легко. И то не оттого, что ты кем-то командуешь, а то, что ты здесь не чужой, что южаки - они почти такие же, как рыки, а то, что они ходят на двоих, так это ничего почти не значит, ведь еще твой отец когда-то говорил: "Ум в голове, а не в стопах!", и так оно и есть, отец был прав, Лягаш гребцов не любит, не подпускает их к костру, он говорит о них: "Глупцы, холопы, челядь!" и говорит, что в Дымске все как в Выселках, то есть кругом почти одни глупцы, ты в этом очень скоро сам убедишься, но, правда, есть, конечно, и такие, с кем можно и поговорить, попировать и даже сделать дело, но мало их таких, и потому не смей робеть и никогда ни при ком не сутулься, всем и всегда смотри только в глаза, будь тверд, не отступай, не уступай, не сторонись, и тогда скоро сам...
   Р-ра! Скоро! Сам! И вот уже прошли те три дня с той поры, как они отчалили от Глухова. И вот, как Лягаш и обещал, вдали показался град Дымск! Ну, наконец!...
   Но, тем не менее, Рыжий спокойно, без особой робости окинул взглядом приближающийся город. Да, и действительно город большой. Можно сказать, красивый. Весь в дымах, тоже верно. А там вон, наверху, где эта приметная крыша, там князь живет. И там же, при князе, и лучшие. И там был Зоркий, твой отец. И очень скоро будешь там и ты. Как это сделать, Лягаш объяснил. И научил. И говорил, что все будет хорошо. И так оно и будет, это точно. А пока...
   Они подплыли к пристани, с большим трудом протиснулись среди огромного скопления больших и малых лодок, пришвартовались и сошли на берег. Шум, суета вокруг; прохожих просто тьма. Все разномастные, и все они спешат, толкаются. Дома, дома, дома, заборы, вновь дома. И - чад, дым, пахнет чешуей и потрохами. Здесь, возле пристани, живет простонародье, и их здесь как мух на добыче, здесь среди них не протолкаешься, не продерешься, не...
   - Ар-р! - дружно крикнули гребцы. - Пр-рочь, пр-рочь! - и яро двинулись в толпу.
   - Лягаш! - послышалось вокруг. - Кость в пасть! Кость в пасть!
   Но Лягаш на приветствия не отвечал. Шел, гордо подняв голову, и делал вид, что ничего не слышит, никого не знает и знать не желает. А впереди него шли гребцы, и по обеим сторонам - гребцы. Они рычали на толпу:
   - Пр-рочь! Ар-р! Пади!
   Толпа покорно расступалась. Так и прошли они по площади, так в город и вошли. Грязь, лужи, смрад кругом. Ф-фу! Р-ра! Невыносимый смрад! Да как здесь можно жить, да чем они здесь дышат? И Рыжий то и дело фыркал, морщился...
   Но вот дорога стала подниматься в гору - и смрад очень быстро развеялся, и стало даже вроде бы светлей. И мостовая стала шире, чище, дома пошли повыше, поухоженней. И - лавки, лавки, лавки там и сям. Вот бы зайти хоть в одну из них, вот глянуть бы, чего там продают и за сколько, Лягаш ведь говорил...
   А вот теперь молчал. Шел быстро, делово. Рыжий едва за ним поспевал, тем более что он при том еще и постоянно осматривался по сторонам. Р-ра, ну еще бы! Сколько здесь всего! Дома, лавки, лавки, дома, снова лавки. А вот и баня, пар из бани, мокрый южак вышел из бани. Вот кузница, огонь, дым, грохот, гарь. А вот костярня, р-ра! Возле нее толпится с полтора десятка южаков, такие все веселые да шумные, глаза у всех горят. Дух из костярни просто изумительный! А вот... Ого! Лягаш об этом говорил, но Рыжий, как только это увидел, так все равно не удержался и весело захыкал. Еще бы! Проходившая мимо них южачка была одета в ярко-красную попонку. Ну и дела! Рыжий хотел было...
   - Ар-р! - строго прикрикнул Лягаш, и они пошли дальше. Поднявшись по довольно-таки крутому откосу, они обогнули кричащий, визжащий, орущий базар, вышли на тихую узкую улочку, пошли по ней, свернули раз, второй...
   И очутились на просторной, мощенной диким камнем площади. Слева и справа эта площадь была обнесена высоким - в три роста - плетнем, а впереди... возвышалось величественное двухэтажное строение, стены которого были сложены из столетних дубовых бревен, а четырехскатная крыша крыта новеньким лубом. Княжий дворец! А на его крыльце стоит охрана - два дюжих южака в шейных ремнях, налапниках.
   - Лягаш! - вскричал один из них. - Кость в пасть! - и радостно замахал хвостом.
   - В пасть! В пасть! - кивнул Лягаш и оглянулся на гребцов, и потянулся к поясу, порылся в пряталках... И выдал каждому из них по маленькому желтому кружку - это монеты. Гребцы, приняв монеты, поклонились. Лягаш сказал:
   - Благодарю. Свободны!
   Гребцы попятились, еще раз поклонились, развернулись, и...
   Хва! Забудь о них! Зачем они тебе? Но зато те, что стоят на крыльце...
   - Ар-р! - напомнил Лягаш. - Порс! Не зевай! - и двинулся к крыльцу.
   Рыжий кинулся следом за ним. И по ступенькам раз-раз-раз! Спина пряма как жердь, пасть - на полный оскал. Охранники невольно расступились. И Рыжий - р-раз через порог, ну а в сенях свернул было налево...
   - Рано! - шепнул ему Лягаш. - С-сюда! - и повернул направо, к богато разукрашенной циновке, скрывавшей вход в трапезную.
   Из трапезной доносился приглушенный говор множества голосов, хруст разгрызаемых костей. Так-так, все правильно. Там, за циновкой, лучшие, там гордые и смелые, там наиловкие отборные бойцы. Рыжий сглотнул слюну, шагнул, толкнул циновку вслед за Лягашом, еще шагнул...
   И замер. За широким пиршественным столом, заваленным всевозможными яствами, теснилось два, а то и три десятка южаков. Все они были при шейных ремнях, все холеные, дерзкие. Южаки пировали. А во главе стола черной горой полулежал сам князь, Великий Тымх - мохнатый, толстый, вислоухий, с седым пятном на лбу. В правой лапе князь держал миску с брагой, а в левой кость. Первым завидев прибывших, князь медленно привстал...
   И в зале сразу наступила тишина. Пирующие замерли и, следуя взору Великого Тымха, пристально уставились на Рыжего, принюхались...
   - О! - важно сказал князь. - Лягаш! Кость в пасть!
   - В пасть, в пасть.
   - А это что с тобой за свинокрад?
   Собравшиеся дружно рассмеялись. Рыжий сжал зубы, ощетинился. Лягаш резко шагнул вперед - смех сразу стих - и процедил:
   - А сам спроси!
   И широко зевнул и полуотвернулся. Князь поднял брови, помолчал, а потом, обернувшись к Рыжему, все-таки спросил:
   - Ну и как тебя звать?
   - Р-ры!.. - сбился Рыжий. - Р-рыжий!
   Южаки снова засмеялись. Князь поднял лапу - они сразу же замолчали. Тогда князь снисходительно усмехнулся и снова спросил:
   - И это все?
   - Да, все.
   - Тогда... Зачем ты сюда к нам пожаловал?
   Рыжий мельком глянул на Лягаша, увидел одобрительный кивок и, задыхаясь от волнения, сказал:
   - Хочу стать лучшим среди лучших!
   И в трапезной сразу стало тихо, даже очень, неприятно тихо. Рыжий напрягся в ожидании...
   Но выучка есть выучка; никто из лучших и не подумал кидаться на него. Приказа не было! Князь не спеша цедил из миски брагу, усмехался... и наконец, хитро прищурившись, спросил:
   - А вы, друзья мои, что вы на это скажете?
   Вот и приказ! О, что тут сразу началось! Все разом повскакивали с мест и заорали, кто во что горазд:
   - Ар-р! Дикий зверь! Болотная лягушка! Свинокрад! Ату его! Ату! - и завизжали от восторга, и только уже было собрались кидаться...
   - Р-ра! - крикнул Рыжий. - Узколобые! Р-ра! Р-ра! - и прыгнул! Бросился на стол! И - в гущу! Р-ра! В загривок! В горло! В ухо! Рви! Бей, как Лягаш учил! Круши! Яства летели со стола. Шерсть - клочьями. Крик. Стоны. Визг. Рыжий хватал врагов, швырял, топтал, душил. Брык, глотка, ласточка! Двойной с надрывом! Отступ! Хря! И так, и еще так, и так, и так, так, так! Вот оно как! Никто не мог с ним совладать! Р-ра! Р-ра!..
   - Хва! - закричал Лягаш. - Хва! Хва!
   Рыжий стряхнул с себя врагов, скатился со стола, отпрыгнул в сторону и замер, плотно прижавшись спиною к стене. Стоял, как и положено, на двух, хрипло дышал и зорко, быстро поглядывал то на лучших, то на дверь, то на окно, то снова на лучших. А эти лучшие...
   Пристыженно столпились возле князя. Все молчали.
   - Гм, - наконец сказал князь. - Преизрядно! Лягаш, так все же кто это?
   Лягаш гордо молчал. Потом сказал:
   - Тымх, помнишь Зоркого? Ну так смотри!
   Князь долго, пристально смотрел на Рыжего, а после с удивлением спросил:
   - Так ты, что ли, хочешь сказать, что старая Гры была права?
   - Да, как всегда, - скупо кивнул Лягаш.
   Князь помрачнел. Взял миску... И отставил. Закрыл глаза. Открыл. И, строго оглядев собравшихся, сказал:
   - Ну, поняли теперь, кто перед вами? То-то же! - и вдруг поднялся во весь рост и крикнул: - Эй, Брудастый!
   Немного погодя, а это "погодя" прошло в полном молчании, в трапезную вошел старый лохматый южак и, подслеповато щурясь, уставился на князя.
   - Вот этому, - и князь кивнул на Рыжего, - сегодня же, нет, прямо сейчас, выдать шейный ремень. И вообще, все, как положено! Понятно?
   Старик степенно поклонился.
   - Так! - сказал князь. - Теперь... Всем прочь! Лягаш, а ты останься.
   И лучшие, а вместе с ними Рыжий, шумной гурьбой поспешили из трапезной. У самого порога Рыжий обернулся. Лягаш подмигнул ему. Р-ра! Ну, еще бы! Ведь все получилось именно так, как ими и было задумано.
   Глава шестая
   СТРАХ
   Пройдя через сени, Рыжий свернул налево, то есть к тому входу, в который Лягаш еще совсем недавно его не пустил. Теперь же, никем не останавливаемый, Рыжий уверенно переступил через заветный порог, прошел еще пару шагов, остановился, осмотрелся. Так, темновато здесь. Два ряда низких нар вдоль стен, на нарах тюфяки, печь в самом дальнем углу, в ней едва теплится огонь, возле печи стоит кадушка. В кадушке, говорил Лягаш, полно моченых яблок. Бери их, сколько хочешь, и ешь, когда захочется. Вот это правильно! И вообще, просторно здесь, тепло. Вот какова она, казарма лучших! Рыжий гордо оскалился и оглянулся.
   Южаки, теснившиеся у порога, настороженно молчали. Брудастый важно выступил вперед и приказал:
   - Ремень!
   Один из южаков подал ему новенький шейный ремень - широкий, крепкий, весь в шипах, висюльках. Р-ра, красота!..
   - Эй, голову! - строго велел Брудастый.
   Рыжий послушно склонил голову. К нему подскочили, р-раз, р-раз! - и надели ремень. А вот его уже и застегнули. Ух, тесновато, зато каково! Ведь кто бы это мог еще десяток дней тому назад предположить, что тебе, невежественному лесному дикарю, вдруг выпадет такая высокая честь!? Да это же... Ого! Рыжий восторженно закашлялся! Брудастый сразу отступил на шаг и спросил:
   - Что, может, жмет?
   - Нет-нет! - поспешно заверил его Рыжий. - Все отлично!
   - Тогда... - Брудастый криво подмигнул. - У печки! Хоп!
   Рыжий одним прыжком вскочил на нары, а там скок-перескок, двойной переворот - и сел на крайний у печи тюфяк.
   - Вот так! - сказал Брудастый. - Ар-р! Служи. А вы, - и обернувшись к лучшим, вдруг дико заорал: - Порс! Когти рвать!
   Лучшие с радостным гиканьем бросились вон из казармы. Брудастый, даже не глянув на Рыжего, не спеша последовал за ними.
   Оставшись в казарме один, Рыжий некоторое время сидел не шевелясь, а потом осторожно повел головой - висюльки на ремне сразу чуть слышно брякнули. Ну, вот и все. Все это, значит, было наяву. Рыжий, счастливо улыбаясь, медленно лег на тюфяк. На тюфяке было тепло, удобно, мягко. А если пододвинуться к печи... Ого! Так даже еще лучше! Эх, видел бы тебя сейчас Лягаш! Но Лягашу сейчас не до тебя, Лягаш и князь уже взошли на Верх, и они держат там совет, и сейчас никому туда нельзя. И Лягашу оттуда тоже никуда не сойти. Да это ему и не надо! Там, на Верху, небось еще сытнее и вольготней. А здесь... Но и здесь тоже разве плохо? Здесь что?! Раз в месяц отдежурил по казарме, потом еще, тоже раз в месяц, стража на крыльце, и это все. Да! И еще каждое утро - но это уже все вместе - сгонял на Горку, прибежал - и теперь точно все, то есть гуляй и когти рви! Ну а пока лежи, служи на мягком тюфяке...