Страница:
Вал! Вверх! На гребень!.. Вниз! И в мрак! Удар! Еще удар! И...
Пузыри! Ко дну! Кровь горлом! Гром в ушах! Грудь хрустнула, и из нее...
...Свет! По глазам! Рыжий зажмурился. Лежал, дрожал; его трясло, его всего кололо так, словно он от носа до хвоста утыкан иглами, а эти иглы раскаленные! - впиваются в него все глубже, глубже! Открой глаза! Открой же, ну!..
Открыл. Над ним - очки - два черненьких кружочка. Пасть. Лапа... Вот она приблизилась, схватила его за щеку, тряхнула. Рыжий болезненно поморщился.
- Жив! - рявкнул адмирал...
Да, это он, действительно. Низко склонившийся над Рыжим, Вай Кау широко оскалился, воскликнул:
- Вот ты и выбрался! Я сразу им сказал: ты не из тех, тебя не заломать. Так?
- Т-так, - тихо ответил Рыжий, вздохнул... и сразу застонал от боли.
- А! - снова оживился адмирал. - Болит! И это хорошо. Значит, цепляешься. А не цеплялся бы... Лежи, лежи! Тебе вставать еще нельзя. Вон ты какой!
Каким он стал, Рыжий еще не видел, сил не было ни встать, ни шею повернуть. Зато он видел, как преобразился адмирал: на этот раз на нем был новенький ярко начищенный серебряный жилет, а в левом ухе медная серьга, ганьбэйский полосатый шарф намотан плотно, в девять оборотов, по уставу. Р-ра! Стало быть...
- Да! - закивал Вай Кау. - Угадал. Такие времена! "Обман и гнев стучатся в мою дверь..." Так вроде говорил твой Стоокий? А теперь посмотри на себя. Полюбуйся!
Адмирал снял со стены зеркало, осторожно навел его на Рыжего...
И Рыжий помертвел от ужаса! Еще бы: вся его грудь была сплошь утыкана спицами... а он все еще был жив! Рыжий вдохнул, еще вдохнул, а после шумно выдохнул, потом еще раз и еще - и спицы шевелились на нем, как живые... а боли он не чувствовал. Странно! Рыжий сглотнул слюну, спросил:
- Кто это так меня отделал?
- Я, - гордо сказал адмирал. - Ваш покорный слуга.
- ...А зачем?
- Хотел поговорить с тобой, вот и отделал. Когда эти мерзавцы принесли тебя сюда, ты был мешком костей. Ты уже даже не дышал. Вот наглецы! Я же их, косарей, просил: "Поаккуратнее! И поскорее!" Вот они и ускорили. Да! Вот каковы теперь у нас помощнички! Ну ничего нельзя никому поручить. Нич-чего! Гниет Ганьбэй... Нет, сгнил уже, - и адмирал тяжко вздохнул, пошел, повесил зеркало на место и сел к столу, задумался.
Коптил, потрескивал светильник, в часах шуршал песок. Светильник! О! Свет в адмиральском кабинете - это добрый знак. Ему-то самому свет зачем? Свет, значит, для тебя, для желанного гостя, полковник. Ты, значит, нынче у него в фаворе. Или же ты ему сейчас очень нужен. Зачем-то... Но ведь и он тебе тоже очень, очень нужен! Так что вы, возможно, еще и договоритесь между собой, найдете общий интерес. А коли так, то главное сейчас - это не спешить, взвесить все как следует, и тогда, может быть, тебе удастся добиться многого, а то и вообще всего. Ну а сперва... Рыжий скосил глаза на спицы. Да, это несколько другие спицы. Те, что торчали в Ларкене, были значительно длинней. И Бейку прикончили тоже длинной и толстой спицей боевой. А здесь не спицы, а скорее иглы. Рыжий с опаской поднял лапу, хотел было дотронуться до этих странных игл...
- Хва! - рявкнул адмирал.
Рыжий поспешно убрал лапу. Вай Кау встал и подошел к нему, сел рядом с ним, сказал:
- Пока что ничего трогать нельзя. Здесь своя сложная, если хочешь, научная система. Свой порядок. И то! Если втыкать не так, не по уму, то загремишь в мешок. И также убирать надо правильно. Это же тебе не простые вязальные спицы! Этими можно убить, если хочешь, а хочешь, ими можно оживить. Диалектика! Что задрожал? Болит?
- Нет-нет!
- Тогда не шевелись. А то, ты знаешь, эти спицы... Ой, с ними мороки! Сперва их накаляют на огне, потом обмакивают в гролль и только после уже ставят. И еще у каждой спицы свой черед и свое место. Вот, скажем, эти две, - и адмирал при этом осторожно дотронулся до тех спиц, о которых рассказывал, - эти прикалывают душу. Их всегда ставят первыми, а снимают последними. А что! Душа приколота - и ты живешь, пусть тебе тогда даже голову отрежут. Такое тоже иногда нужно бывает. Но на этот раз нужно не было, я твою голову не трогал. Я и так, вместе с головой тебя вылечил. Такой вот лекарь-пекарь, с того света аптекарь. А теперь будем это дело помаленьку снимать. Мы ж не ежи! Т-так... Вот, начнем... Р-раз!
Р-раз!
Вай Кау дергал спицы, ухмылялся. Рыжий терпел. Сняв спицы, адмирал сходил за шкаф, принес оттуда банку какой-то едкой, но душистой мази и аккуратно обработал ею ранки. Спросил, склонив голову набок:
- Жжет?
- Нет. То есть не очень.
- Вот и терпи. Как перестанет жечь, тогда скажешь. А пока что молчи.
Рыжий лежал, а адмирал сидел над ним: молчали. Когда боль улеглась, Рыжий сказал:
- Готово.
- Хорошо. Теперь... Лежи, лежи!.. - адмирал посмотрел на часы и сказал: - Теперь о главном. Да! Я ж неспроста, - он усмехнулся, - я ж неспроста с тобой вожусь. Ведь что я, в самом деле, что ли, добрый лекарь? Нет, я Старый Голодный Крот, так меня называют. И так оно и есть. Да, я крот. Копаю, нюхаю, ловлю вас, косарей, потом душу, потом пью вашу кровь. И чем больше я вас, мерзавцев, задушу, тем больше выпью крови - и тем я здоровей, и тем мне радостней. Так говорят?
- Д-да, - нехотя ответил Рыжий. - Так.
- Вот то-то же! Такой вот я злодей. А тебя оживляю. Зачем?
Рыжий молчал. Вай Кау, подождав, спросил:
- Не знаешь?
Рыжий не ответил.
- А знаешь ведь! - гневно воскликнул адмирал. - Ну, говори! Не то...
- Что?
- Ничего!
И вновь они молчали - долго. Потом Вай Кау наконец сказал:
- А ты действительно не скот. Не то что все они. И это первое, из-за чего ты жив остался.
- А что второе?
Вай Кау усмехнулся, не ответил. Зато опять сказал:
- Да, ты не скот. Вот, скот ко мне придет, и я сниму очки: и он как муха в моей лапе. А ты - кремень. Таких нужно беречь! Вот я тебя и берегу. А ты себя? Зачем полез в подвал? Предупреждали ведь! Знаки давали, не пускали... А, что и говорить!
Вай Кау махнул лапой, замолчал. Рыжий спросил:
- Что, снова здесь бунт?
- Д-да, - нехотя ответил адмирал. - Хинт, Чиви Чванг, Ларкен. Ну и другие, не без этого. Вот я и повелел, чтобы форт маленько почистили. И чистили. Тут подвернулся ты... И хорошо еще, что я подсуетился, а так бы быть тебе в мешке, вместе с Ларкеном, - и, помолчав, добавил гневно: Скоты! Скоты безмозглые! - и брякнул кулаком об стол. Еще об стол! Еще!.. И замер, засопел...
А Рыжий терпеливо ждал, ибо прекрасно понимал, что наконец-то адмирал устал паясничать, что наконец и его задело за живое. А если это так, то... Ну! Ну, еще! Ну! Ну!..
И адмирал и впрямь заговорил уже без подковырок, зло и откровенно:
- Ну что, скажи, они, эти безмозглые скоты, умеют?! Топить, жечь, грабить, брать заложников - и это все! А гонору в них! А наглости! И еще дразнят меня: Крот. Да, Крот! И что с того? Зимой тут был Всеобщий Сход, я попросил, чтоб мне представили баланс. Представили. И получилось: я - не смейся, один я! - принес Сообществу в три раза больше прибыли, чем все девять эскадр вместе взятые. И это все при том, что они грохотали, гремели, позорились на весь Континент, а я тихо-мирно сидел на одном месте. Сидел за этим вот столом! А как я это делал? Очень просто. Вот, скажем, первое: свободная торговля - это когда товары нашим клиентам поставляются свободно, минуя всякие надуманные формальности, сборы и прочее.
- А! Это контрабанда, да? - не без иронии поинтересовался Рыжий.
- Ты называй это как хочешь, - сердито отмахнулся от него адмирал, зато заказчики довольны! И, главное, они отныне знают: Ганьбэй несет им прибыль, а не кровь; значит, Ганьбэй нужно любить и всячески поддерживать... Теперь второе дело - сельское хозяйство.
- Плантации обманки?
- Да. И не надо скалиться! Пусть лучше лох обманется обманкой, чем явятся к нему Хинт, Чванг, Зунчаста, Щер... Да много их, скотов, которые придут и будут убивать и грабить почем зря. А так, с моим сельским хозяйством, то есть с моим вторым делом, все получается мирно, дружно и при взаимном удовольствии сторон. И есть у меня еще, поверь, и третье дело, и четвертое, и пятое, десятое, но об этом потом, а мы сейчас опять поговорим...
И адмирал внезапно замолчал. Рыжий, немного подождав, спросил:
- Поговорим о том, куда нам теперь бежать? Ибо на этот раз, мне кажется, тебе...
- Х-ха! - усмехнулся адмирал. - Бежать! Бегут только скоты, спасая свою шкуру. А я могу и не бежать, а просто откупиться... Нет, я не побегу уйду, но так, чтобы потом опять прийти сюда, но не просто так прийти, а красиво. Ты понимаешь, как?
- Да, понимаю. Вернуться, имея здесь, - и Рыжий поднял лапу, сжал ее в кулак и повторил: - здесь... Южный Континент! Так?
- Х-ха! Я разве это говорил? Я разве хоть бы намекал?
- Вот-вот! - и Рыжий усмехнулся. - Ты даже намекать об этом не желаешь. А ведь пошел бы ты на юг. Ух-х как пошел! Но... Да! Ты, как и все они, эти скоты, страшишься Злобной Твари!
- Чего-чего? - наигранно не понял адмирал.
Глаза их встретились. Вай Кау снял очки... но почти сразу вновь надел - не помогало...
А Рыжий сказал так:
- Н-ну, хорошо. Пусть будет так, ты ничего не понял. Мне уже можно встать?
- Конечно.
Рыжий поднялся, осторожно потянулся, затем присел и выгнул спину, весь напрягся... Ничего не болит! Он здоров - совершенно здоров! Р-ра, вот так да!.. Но к делу! И Рыжий подошел к столу. На этот раз стол не был завален книгами и рукописями; мало того, с него была даже снята полосатая ганьбэйская скатерть, скрывавшая под собой конечно же искровик. И тот молчал пока: был неурочный час... Вай Кау молча указал на табурет, но Рыжий также молча отказался, а, навалившись грудью на край стола, задумчиво провел лапой по синеве Океана, затем дотронулся до берега... и наконец заговорил:
- Так вот, сперва о том, что я узнал за эти дни, ну а потом уже о главном. Годится?
- Да.
- Тогда... Дай-ка сюда мою монету! - и Рыжий протянул к Вай Кау лапу.
Тот, на мгновение замешкавшись, порылся по карманам... и отдал. Рыжий схватил монету, сжал ее в горсти, закрыл глаза, прислушался к себе. Монета была теплая... а вот она уже еще теплей... а вот еще... а вот она уже и жжет! Но Рыжий лапу не разжал, а лишь открыл глаза и посмотрел на адмирала, потом на макет. Ганьбэй и Мэг, Даляния, Фурляндия, Равнина, Лес... и тьма в Лесу, и все они бегут, и все кричат: "Наддай! Еще наддай!.." А ты вот здесь стоишь, ты смертельно устал, ты чуть жив, и у тебя в горсти - твоя последняя надежда, о которой...
- Я слушаю, - напомнил адмирал.
- Да, - кивнул Рыжий, - да, конечно. Так вот, о том, что мне в последнее время стало известно. Сколько-то времени тому назад, правда, не знаю где и с кем, Хинт, капитан твоей эскадры... а нынче, как я понимаю, главный бунтовщик... играл на интерес и выиграл вот эту вот монету.
- А почему это он выиграл? Да еще именно ее?!
- Дослушаешь - поймешь. Итак, я повторяю: Хинт выиграл эту монету. Я даже больше скажу: Хинт тогда выиграл много, очень много монет; он одним разом сгреб огромный выигрыш, ибо эта монета могла попасть к нему только под шумок, в общей куче.
- Ну а это еще почему?
- А потому, что, если бы эта монета была поставлена на кон одна, Хинт сразу бы ее узнал.
- А что, он с ней знаком, что ли?! - съехидничал Вай Кау.
- Да! И не он один! - злобно ответил Рыжий. - А все и все и все! И вот именно потому, что у вас в Ганьбэе с ней все прекрасно знакомы, ее прошлый владелец и поспешил поскорее от нее избавиться - ткнул в общий проигрыш, а Хинт, не проверяя, взял, загреб... Теперь понятно?
- Нет.
- Р-ра, даже так! Ну ладно. Тогда я говорю начистоту: и тот прежний, неизвестный мне владелец монеты, и капитан Хинт, и ты - все вы уверены в том, что эта вроде безобидная блестящая кругляшка и есть та самая Злобная Тварь!
- Что-что?
- Р-ра! Хватит лоха гнуть! Так вот, в "Казенных Делах" черным по белому, вот такими вот здоровенными буквами сказано: "Так как эта монета уж очень приметна, то спрячь ее, смешай в кону - и проиграй!" И совершенно верно сказано. Да от нее, кстати, иначе и не избавишься. Ведь Тварь, она на то и Тварь: она не отпускает свою жертву. Ее нельзя вот так вот просто выбросить - она опять к тебе вернется. И потерять ее нельзя, ею нельзя расплатиться, ее нельзя и подарить, а можно... только проиграть! Но кому? Она ж кругом засвечена! Вот в чем беда! И потому, когда, скорей всего, уже только наутро, проспавшись, Хинт в своем кошельке обнаружил ее, эту Злобную Тварь, то он сразу понял, какую жестокую шутку сыграли с ним его приятели! Теперь небось, подумал он, все они потешаются над ним и ни за что не дадут отыграться! Но оставлять монету при себе он очень, очень не хотел - ведь если Тварь успеет в тебя впиться, то уж тогда добра не жди! Вот он и поспешил!
- Куда?
- Да к тому шулеру в Голодной Бухте, то бишь ко мне. А этот шулер, рассуждал твой капитан, он не наш, он лохмат, он про Тварь и не слышал, примет ее и даже не поймет, в чем дело. Хинт так и поступил: пришел ко мне и проиграл ее. И он был рад. И я был рад! Ведь я тогда о Твари ничего не слыхал! И, знаешь, это меня и спасло. Иногда, знаешь, полезно быть тупым, безмозглым скотом. У скота чистый взгляд, ничем, никакой мыслью, никакой заботой не замутненный. Вот я, значит, таким незамутненным взглядом посмотрел, посмотрел на эту кругляшку... И рассмотрел в ней то, чего ни Хинт, ни все они, ни даже ты не видел!
И Рыжий замолчал, сжал челюсти. Ждал. Ждал... И, наконец, адмирал усмехнулся, сказал:
- Ты, значит, рассмотрел совсем не то. А что?
- А вот, сам посмотри!
И Рыжий резко разжал лапу. Глаз на монете был пока что неподвижен. Тогда Рыжий повел монетой вправо, потом влево - глаз ожил и задвигался... и замер. Рыжий опять чуть сдвинул лапу в сторону - и глаз едва заметно дрогнул. Рыжий застыл - и глаз застыл.
-...Что это? - чуть слышно спросил адмирал.
- Глаз, - коротко ответил Рыжий. И, облизнувшись, вновь заговорил: - А смотрит он всегда на Океан. Когда я в первый раз увидел, как он оживает...
И Рыжий сжал кулак! И очень вовремя - Вай Кау, не успевший дотянуться до монеты, вновь сел на свое место и сказал:
- Дай! Посмотреть только...
- Ты уже брал, смотрел.
- Ну, дай еще.
Рыжий, подумав, дал ему монету. И вновь, как и при первой встрече, Вай Кау вертел монету и так, и сяк, и лапой ее растирал, и даже согревал своим дыханием - но все было напрасно.
- Да! - наконец сказал Вай Кау. - Любопытно! - и с явной неохотой вернул монету Рыжему.
А тот сказал:
- Ну вот, теперь ты убедился: эта монета, она для меня и только для меня. А этот глаз - это не просто чей-нибудь глаз, такой любопытный - и все, а это глаз того, кто сейчас там, на Южном Континенте. Он знает обо мне, видит меня, зовет меня...
- Зовет? - с насмешкой перебил его Вай Кау. - А зачем?
- Как это зачем?! Да затем, чтобы я продолжил свои поиски, чтобы нашел его.
- Ну, предположим, ты найдешь его. А дальше что? Какое тебе благо будет оттого, если ты и впрямь отыщешь этот Континент?
Рыжий долго молчал, смотрел на адмирала... и наконец сказал:
- Х-ха! Неплохой вопрос.
- Ну так ответь.
- А и отвечу, да... Н-ну, скажем, это спор. Давнишний спор. И спор не на деньги, а просто так. А "просто так" - это всегда дороже денег. Ну, для таких, как я. Продолжаю. Сэнтей, ты с ним, я так понял, знаком, доказывал, что открытие Южного Континента нарушит Великое Равновесие, в коем нынче находится весь наш обитаемый мир. Сэнтей пугал меня всяческими бедами и напастями, которые неминуемо обрушатся на нашу несчастную цивилизацию. Он... Р-ра! Он глупец! Между прочим, законченный. Потому что нельзя ухудшить то, что и без того уже хуже некуда!
- Что это "хуже некуда"?
- Да все: Ганьбэй, Мэг, Океан, Даляния, Тернтерц. Разве не так?
- Н-ну, предположим. А раз все хуже некуда, то есть ничего испортить уже все равно невозможно, то почему бы не стакнуться и с Вай Кау, этим презренным, подлым, мерзким негодяем... и вкупе с ним взять да отправиться на юг! Ты так примерно рассуждал?
- Д-да. Скажем, так.
Глаза их встретились. Вай Кау не снимал уже очков - так просто посидел, помолчал, постриг ушами... И, наконец, сказал:
- Ну что ж, ты был предельно откровенен. Теперь таким же буду я. Итак... Твой трактат убедил меня, я склонен ему верить. Но Тварь, которая к нему вдруг примазалась, меня, признаюсь, сильно напугала! И все же я оставил ее при себе, я решил понаблюдать, а что же со мной будет, когда она будет при мне, и вообще, а как же это она жрет своего хозяина - и жрет ли вообще. Ну, такой, знаешь, маленький научный опыт, в духе твоего Сэнтея. И что получилось? Ты знаешь, забавно! Х-ха! Тварь, она что? Как только она попадет к тебе, так все говорили, так ты сразу лишаешься всего - удачи, славы, прибылей, а потом, в самом конце, и своей головы... Ну а меня она, эта монета, наоборот спасла. Да-да! Ведь если б не она, так быть бы мне уже в мешке - они, мои друзья-соратники, для этого уже все приготовили, - и вдруг она меня предупредила! Как, спросишь? Очень просто! В тот день, когда мы в первый раз с тобой встретились, я ж ничего еще не знал о мятеже, я верил им, скотам, я думал, что у меня все в порядке. И вдруг ты мне на чистом глазу говоришь, что этот... Хинт был у тебя. Р-ра, вот так да! Да что это, думаю, такое? Я же посылал его в Рифлейскую эскадру, а он, значит, ослушался моего приказа, пошел темнить, потому что Рифлей, он вон где, посмотри, - и адмирал указал на макет, - а Голодная Бухта, и там твой трактир, это вот здесь! А рядом с ней... Ну, тебе совсем необязательно знать, что там у нас рядом с ней. Главное вот что! Ага, подумал я, вот оно что! И потому, как только ты ушел, я вызвал... Ну, кого надо, того я и вызвал и сказал ему: "Пять дней тому назад Хинт был вот здесь, возле Голодной Бухты, с кем?" Тот, вызванный, стал уверять меня, что не может такого быть, что это просто кто-то наклепал на нашего честного, верного Хинта... Ну, и так далее. Тогда я снял очки, и... Х-ха! Я сразу все узнал! Вот как она мне помогла! - и адмирал вскочил...
Но тотчас сел, нахмурился и мрачно продолжал:
- Да только поздно я опомнился. Успел очистить только форт: кого зашил, кого на спицу, а кого... А город упустил! Не дотянулся, не успел Хинт уже пришел им на помощь, привел с собой двадцать восемь вымпелов, встал за моей спиной, грозит. Теперь разве до города?!
- Так что теперь?
- Как что? Я радуюсь тому, какой я молодец. Когда она - ну, эта Тварь, - меня спасла, я сразу же сообразил, что здесь не все так просто, и сам себе сказал: "Храни трактирщика и все ему прощай, он знает нечто важное и это важное тебе еще ох-ох как пригодится!" И не ошибся, х-ха! Вон как она к тебе благоволит. И как зовет! А посему... Хвала, - и адмирал не удержался от улыбки, - сладчайшая хвала Стоокому, что эти мои взбунтовавшиеся скоты еще не успели перекрыть Зимний Док. В Доке нас ждет "Тальфар"! Ты, я надеюсь, этому рад?
Рыжий молчал. Смотрел на адмирала, хмурился. И думал: вот как оно все быстро обернулось: бежал, бежал - и добежал уже. А вот теперь решай! Противно, да? И страшно? Что, думаешь, он и тебя потом, как и Ларкена... Х-ха! Убьет, не сомневайся! Но, может, перед тем, как околеть, ты еще все-таки успеешь ну хоть одним глазком увидеть Юж...
И Рыжий... Р-ра! Не выдержал - вскочил и выкрикнул:
- Тогда чего мы ждем? Скорей!
Глава шестая
ИДТИ, А НЕ БЕЖАТЬ
Но адмиралу такая поспешность пришлась не по вкусу. Он сделал властный жест, и Рыжий сел. Адмирал перебросил часы - и вновь песок едва заметной струйкой побежал из верхней склянки в нижнюю, - затем поправил шарф, очки, откашлялся... и только после этого ткнул когтем в колокольчик. Подождали. Вбежал посыльный лейтенант - тот самый, что все "ради вас", - увидел Рыжего живым, замешкался... Но Рыжий равнодушно отвернулся, а адмирал тихим, но строгим голосом велел, чтоб лейтенант немедленно, собрав надежную команду, шел и сбивал замки с Казенной Башни, грузил сокровища и спешно отправлял их вниз, в город, к площади Главных Весов.
- Но, ваша честь! - испуганно воскликнул лейтенант. - Там, у Весов, уже Чиви Чванг! Он и его ребята...
- Чванг! - повторил адмирал. - Да, там Чванг. Ну и что? С ним давно уже все обговорено, он ждет тебя с грузом. Иди.
- Но...
- Я сказал! Р-рняйсь!
Лейтенант встал во фрунт. Адмирал, улыбнувшись, продолжил:
- Да, Крунч, такие времена пришли. Отнюдь не лучшие. Вот и приходится с кем-то делиться. Ибо вторая шкура на плечах не вырастет, да и вторая голова тем более. Понятно?
- Д-да.
- Тогда... Порс! Порс! Выполняй!
Лейтенант убежал. Затем, немного погодя, был вызван обер-квартирмейстер Лапый - такой дородный, мрачный тип. Он у Вай Кау первый клык. И, говорят, Вай Кау любит с ним поговорить, пооткровенничать.
Но в этот раз говорить было некогда. Вай Кау коротко велел:
- В полдень. Понятно? Ровно в полдень.
Лапый кивнул.
- Не то...
- Да разве я!..
- Иди!
И Лапый развернулся и пошел. Шел - стриг ушами, горбился. Ушел, неслышно притворивши дверь. Вай Кау посидел еще; смотрел по сторонам, моргал, наверное, да разве за очками что рассмотришь, - а после резко встал, сказал:
- А вот теперь и нам пора идти. Идти, а не бежать. По Океану ведь не бегают, и по нему даже не ходят - в него только идут. Идем!
Они прошли за шкаф, там Вай Кау опустился на четвереньки, ловким шулерским движением провел лапой по плинтусу, что-то где-то нажал, чем-то щелкнул, паркет разъехался, под ним открылся узкий черный люк, они быстро спустились в него вниз по скобам, вбитым в стену, люк тотчас же закрылся и они пошли. Куда? Вай Кау только и сказал:
- Это мой личный ход, подземный.
Только скорее это был не ход, а настоящая кротовая нора: тьма, теснота, но, правда, чисто, сухо. Но тьма какая, тьма! Рыжий все время отставал, Вай Кау поджидал его на поворотах, подсказывал, куда лучше ступить, и то и дело говорил:
- Успеем, не спеши. Все схвачено. Успеем. Схвачено. Успе...
Р-ра! Не стерпев, Рыжий спросил:
- Что схвачено?
- Да все! - ответил адмирал. - И все. В полдень они взлетят на воздух. Лапый - кремень, не дрогнет.
- А сам-то он потом куда?
- Мест много, Континент большой. А Чванг... - Вай Кау засмеялся. - А Чванг подавится. Девять эскадр ему не проглотить, вот и подавится. А жаль его: какой был загребной!.. А вот теперь сюда, приятель... Сюда, я говорю! Что, ничего, что ли, не видно?!
И так они и шли - в полнейшей темноте. Потом ползли. Вновь шли. Спускались по канату. Шли...
И вот он, Зимний Док! Огромная сводчатая пещера в гранитной скале: на закопченных стенах - факелы, внизу, у пирса - черная галера на черной, в отсветах огня, воде. Вода - как зеркало. И - никого, и - тишина...
Но вот запели боцманские дудки, и тотчас же галера ожила - в единый миг на ней вдруг объявился экипаж, который до того, наверное, сидел в тени фальшборта, а тут разом вскочил и замер. Но дудки продолжали петь - и экипаж, без всякой толкотни и суеты, за рядом ряд, начал сбегать на пирс. Они бежали не по трапу, а по веслам. Сбегали, строились; а вот они и снова уже замерли. Ждут, стало быть.
Пузыри! Ко дну! Кровь горлом! Гром в ушах! Грудь хрустнула, и из нее...
...Свет! По глазам! Рыжий зажмурился. Лежал, дрожал; его трясло, его всего кололо так, словно он от носа до хвоста утыкан иглами, а эти иглы раскаленные! - впиваются в него все глубже, глубже! Открой глаза! Открой же, ну!..
Открыл. Над ним - очки - два черненьких кружочка. Пасть. Лапа... Вот она приблизилась, схватила его за щеку, тряхнула. Рыжий болезненно поморщился.
- Жив! - рявкнул адмирал...
Да, это он, действительно. Низко склонившийся над Рыжим, Вай Кау широко оскалился, воскликнул:
- Вот ты и выбрался! Я сразу им сказал: ты не из тех, тебя не заломать. Так?
- Т-так, - тихо ответил Рыжий, вздохнул... и сразу застонал от боли.
- А! - снова оживился адмирал. - Болит! И это хорошо. Значит, цепляешься. А не цеплялся бы... Лежи, лежи! Тебе вставать еще нельзя. Вон ты какой!
Каким он стал, Рыжий еще не видел, сил не было ни встать, ни шею повернуть. Зато он видел, как преобразился адмирал: на этот раз на нем был новенький ярко начищенный серебряный жилет, а в левом ухе медная серьга, ганьбэйский полосатый шарф намотан плотно, в девять оборотов, по уставу. Р-ра! Стало быть...
- Да! - закивал Вай Кау. - Угадал. Такие времена! "Обман и гнев стучатся в мою дверь..." Так вроде говорил твой Стоокий? А теперь посмотри на себя. Полюбуйся!
Адмирал снял со стены зеркало, осторожно навел его на Рыжего...
И Рыжий помертвел от ужаса! Еще бы: вся его грудь была сплошь утыкана спицами... а он все еще был жив! Рыжий вдохнул, еще вдохнул, а после шумно выдохнул, потом еще раз и еще - и спицы шевелились на нем, как живые... а боли он не чувствовал. Странно! Рыжий сглотнул слюну, спросил:
- Кто это так меня отделал?
- Я, - гордо сказал адмирал. - Ваш покорный слуга.
- ...А зачем?
- Хотел поговорить с тобой, вот и отделал. Когда эти мерзавцы принесли тебя сюда, ты был мешком костей. Ты уже даже не дышал. Вот наглецы! Я же их, косарей, просил: "Поаккуратнее! И поскорее!" Вот они и ускорили. Да! Вот каковы теперь у нас помощнички! Ну ничего нельзя никому поручить. Нич-чего! Гниет Ганьбэй... Нет, сгнил уже, - и адмирал тяжко вздохнул, пошел, повесил зеркало на место и сел к столу, задумался.
Коптил, потрескивал светильник, в часах шуршал песок. Светильник! О! Свет в адмиральском кабинете - это добрый знак. Ему-то самому свет зачем? Свет, значит, для тебя, для желанного гостя, полковник. Ты, значит, нынче у него в фаворе. Или же ты ему сейчас очень нужен. Зачем-то... Но ведь и он тебе тоже очень, очень нужен! Так что вы, возможно, еще и договоритесь между собой, найдете общий интерес. А коли так, то главное сейчас - это не спешить, взвесить все как следует, и тогда, может быть, тебе удастся добиться многого, а то и вообще всего. Ну а сперва... Рыжий скосил глаза на спицы. Да, это несколько другие спицы. Те, что торчали в Ларкене, были значительно длинней. И Бейку прикончили тоже длинной и толстой спицей боевой. А здесь не спицы, а скорее иглы. Рыжий с опаской поднял лапу, хотел было дотронуться до этих странных игл...
- Хва! - рявкнул адмирал.
Рыжий поспешно убрал лапу. Вай Кау встал и подошел к нему, сел рядом с ним, сказал:
- Пока что ничего трогать нельзя. Здесь своя сложная, если хочешь, научная система. Свой порядок. И то! Если втыкать не так, не по уму, то загремишь в мешок. И также убирать надо правильно. Это же тебе не простые вязальные спицы! Этими можно убить, если хочешь, а хочешь, ими можно оживить. Диалектика! Что задрожал? Болит?
- Нет-нет!
- Тогда не шевелись. А то, ты знаешь, эти спицы... Ой, с ними мороки! Сперва их накаляют на огне, потом обмакивают в гролль и только после уже ставят. И еще у каждой спицы свой черед и свое место. Вот, скажем, эти две, - и адмирал при этом осторожно дотронулся до тех спиц, о которых рассказывал, - эти прикалывают душу. Их всегда ставят первыми, а снимают последними. А что! Душа приколота - и ты живешь, пусть тебе тогда даже голову отрежут. Такое тоже иногда нужно бывает. Но на этот раз нужно не было, я твою голову не трогал. Я и так, вместе с головой тебя вылечил. Такой вот лекарь-пекарь, с того света аптекарь. А теперь будем это дело помаленьку снимать. Мы ж не ежи! Т-так... Вот, начнем... Р-раз!
Р-раз!
Вай Кау дергал спицы, ухмылялся. Рыжий терпел. Сняв спицы, адмирал сходил за шкаф, принес оттуда банку какой-то едкой, но душистой мази и аккуратно обработал ею ранки. Спросил, склонив голову набок:
- Жжет?
- Нет. То есть не очень.
- Вот и терпи. Как перестанет жечь, тогда скажешь. А пока что молчи.
Рыжий лежал, а адмирал сидел над ним: молчали. Когда боль улеглась, Рыжий сказал:
- Готово.
- Хорошо. Теперь... Лежи, лежи!.. - адмирал посмотрел на часы и сказал: - Теперь о главном. Да! Я ж неспроста, - он усмехнулся, - я ж неспроста с тобой вожусь. Ведь что я, в самом деле, что ли, добрый лекарь? Нет, я Старый Голодный Крот, так меня называют. И так оно и есть. Да, я крот. Копаю, нюхаю, ловлю вас, косарей, потом душу, потом пью вашу кровь. И чем больше я вас, мерзавцев, задушу, тем больше выпью крови - и тем я здоровей, и тем мне радостней. Так говорят?
- Д-да, - нехотя ответил Рыжий. - Так.
- Вот то-то же! Такой вот я злодей. А тебя оживляю. Зачем?
Рыжий молчал. Вай Кау, подождав, спросил:
- Не знаешь?
Рыжий не ответил.
- А знаешь ведь! - гневно воскликнул адмирал. - Ну, говори! Не то...
- Что?
- Ничего!
И вновь они молчали - долго. Потом Вай Кау наконец сказал:
- А ты действительно не скот. Не то что все они. И это первое, из-за чего ты жив остался.
- А что второе?
Вай Кау усмехнулся, не ответил. Зато опять сказал:
- Да, ты не скот. Вот, скот ко мне придет, и я сниму очки: и он как муха в моей лапе. А ты - кремень. Таких нужно беречь! Вот я тебя и берегу. А ты себя? Зачем полез в подвал? Предупреждали ведь! Знаки давали, не пускали... А, что и говорить!
Вай Кау махнул лапой, замолчал. Рыжий спросил:
- Что, снова здесь бунт?
- Д-да, - нехотя ответил адмирал. - Хинт, Чиви Чванг, Ларкен. Ну и другие, не без этого. Вот я и повелел, чтобы форт маленько почистили. И чистили. Тут подвернулся ты... И хорошо еще, что я подсуетился, а так бы быть тебе в мешке, вместе с Ларкеном, - и, помолчав, добавил гневно: Скоты! Скоты безмозглые! - и брякнул кулаком об стол. Еще об стол! Еще!.. И замер, засопел...
А Рыжий терпеливо ждал, ибо прекрасно понимал, что наконец-то адмирал устал паясничать, что наконец и его задело за живое. А если это так, то... Ну! Ну, еще! Ну! Ну!..
И адмирал и впрямь заговорил уже без подковырок, зло и откровенно:
- Ну что, скажи, они, эти безмозглые скоты, умеют?! Топить, жечь, грабить, брать заложников - и это все! А гонору в них! А наглости! И еще дразнят меня: Крот. Да, Крот! И что с того? Зимой тут был Всеобщий Сход, я попросил, чтоб мне представили баланс. Представили. И получилось: я - не смейся, один я! - принес Сообществу в три раза больше прибыли, чем все девять эскадр вместе взятые. И это все при том, что они грохотали, гремели, позорились на весь Континент, а я тихо-мирно сидел на одном месте. Сидел за этим вот столом! А как я это делал? Очень просто. Вот, скажем, первое: свободная торговля - это когда товары нашим клиентам поставляются свободно, минуя всякие надуманные формальности, сборы и прочее.
- А! Это контрабанда, да? - не без иронии поинтересовался Рыжий.
- Ты называй это как хочешь, - сердито отмахнулся от него адмирал, зато заказчики довольны! И, главное, они отныне знают: Ганьбэй несет им прибыль, а не кровь; значит, Ганьбэй нужно любить и всячески поддерживать... Теперь второе дело - сельское хозяйство.
- Плантации обманки?
- Да. И не надо скалиться! Пусть лучше лох обманется обманкой, чем явятся к нему Хинт, Чванг, Зунчаста, Щер... Да много их, скотов, которые придут и будут убивать и грабить почем зря. А так, с моим сельским хозяйством, то есть с моим вторым делом, все получается мирно, дружно и при взаимном удовольствии сторон. И есть у меня еще, поверь, и третье дело, и четвертое, и пятое, десятое, но об этом потом, а мы сейчас опять поговорим...
И адмирал внезапно замолчал. Рыжий, немного подождав, спросил:
- Поговорим о том, куда нам теперь бежать? Ибо на этот раз, мне кажется, тебе...
- Х-ха! - усмехнулся адмирал. - Бежать! Бегут только скоты, спасая свою шкуру. А я могу и не бежать, а просто откупиться... Нет, я не побегу уйду, но так, чтобы потом опять прийти сюда, но не просто так прийти, а красиво. Ты понимаешь, как?
- Да, понимаю. Вернуться, имея здесь, - и Рыжий поднял лапу, сжал ее в кулак и повторил: - здесь... Южный Континент! Так?
- Х-ха! Я разве это говорил? Я разве хоть бы намекал?
- Вот-вот! - и Рыжий усмехнулся. - Ты даже намекать об этом не желаешь. А ведь пошел бы ты на юг. Ух-х как пошел! Но... Да! Ты, как и все они, эти скоты, страшишься Злобной Твари!
- Чего-чего? - наигранно не понял адмирал.
Глаза их встретились. Вай Кау снял очки... но почти сразу вновь надел - не помогало...
А Рыжий сказал так:
- Н-ну, хорошо. Пусть будет так, ты ничего не понял. Мне уже можно встать?
- Конечно.
Рыжий поднялся, осторожно потянулся, затем присел и выгнул спину, весь напрягся... Ничего не болит! Он здоров - совершенно здоров! Р-ра, вот так да!.. Но к делу! И Рыжий подошел к столу. На этот раз стол не был завален книгами и рукописями; мало того, с него была даже снята полосатая ганьбэйская скатерть, скрывавшая под собой конечно же искровик. И тот молчал пока: был неурочный час... Вай Кау молча указал на табурет, но Рыжий также молча отказался, а, навалившись грудью на край стола, задумчиво провел лапой по синеве Океана, затем дотронулся до берега... и наконец заговорил:
- Так вот, сперва о том, что я узнал за эти дни, ну а потом уже о главном. Годится?
- Да.
- Тогда... Дай-ка сюда мою монету! - и Рыжий протянул к Вай Кау лапу.
Тот, на мгновение замешкавшись, порылся по карманам... и отдал. Рыжий схватил монету, сжал ее в горсти, закрыл глаза, прислушался к себе. Монета была теплая... а вот она уже еще теплей... а вот еще... а вот она уже и жжет! Но Рыжий лапу не разжал, а лишь открыл глаза и посмотрел на адмирала, потом на макет. Ганьбэй и Мэг, Даляния, Фурляндия, Равнина, Лес... и тьма в Лесу, и все они бегут, и все кричат: "Наддай! Еще наддай!.." А ты вот здесь стоишь, ты смертельно устал, ты чуть жив, и у тебя в горсти - твоя последняя надежда, о которой...
- Я слушаю, - напомнил адмирал.
- Да, - кивнул Рыжий, - да, конечно. Так вот, о том, что мне в последнее время стало известно. Сколько-то времени тому назад, правда, не знаю где и с кем, Хинт, капитан твоей эскадры... а нынче, как я понимаю, главный бунтовщик... играл на интерес и выиграл вот эту вот монету.
- А почему это он выиграл? Да еще именно ее?!
- Дослушаешь - поймешь. Итак, я повторяю: Хинт выиграл эту монету. Я даже больше скажу: Хинт тогда выиграл много, очень много монет; он одним разом сгреб огромный выигрыш, ибо эта монета могла попасть к нему только под шумок, в общей куче.
- Ну а это еще почему?
- А потому, что, если бы эта монета была поставлена на кон одна, Хинт сразу бы ее узнал.
- А что, он с ней знаком, что ли?! - съехидничал Вай Кау.
- Да! И не он один! - злобно ответил Рыжий. - А все и все и все! И вот именно потому, что у вас в Ганьбэе с ней все прекрасно знакомы, ее прошлый владелец и поспешил поскорее от нее избавиться - ткнул в общий проигрыш, а Хинт, не проверяя, взял, загреб... Теперь понятно?
- Нет.
- Р-ра, даже так! Ну ладно. Тогда я говорю начистоту: и тот прежний, неизвестный мне владелец монеты, и капитан Хинт, и ты - все вы уверены в том, что эта вроде безобидная блестящая кругляшка и есть та самая Злобная Тварь!
- Что-что?
- Р-ра! Хватит лоха гнуть! Так вот, в "Казенных Делах" черным по белому, вот такими вот здоровенными буквами сказано: "Так как эта монета уж очень приметна, то спрячь ее, смешай в кону - и проиграй!" И совершенно верно сказано. Да от нее, кстати, иначе и не избавишься. Ведь Тварь, она на то и Тварь: она не отпускает свою жертву. Ее нельзя вот так вот просто выбросить - она опять к тебе вернется. И потерять ее нельзя, ею нельзя расплатиться, ее нельзя и подарить, а можно... только проиграть! Но кому? Она ж кругом засвечена! Вот в чем беда! И потому, когда, скорей всего, уже только наутро, проспавшись, Хинт в своем кошельке обнаружил ее, эту Злобную Тварь, то он сразу понял, какую жестокую шутку сыграли с ним его приятели! Теперь небось, подумал он, все они потешаются над ним и ни за что не дадут отыграться! Но оставлять монету при себе он очень, очень не хотел - ведь если Тварь успеет в тебя впиться, то уж тогда добра не жди! Вот он и поспешил!
- Куда?
- Да к тому шулеру в Голодной Бухте, то бишь ко мне. А этот шулер, рассуждал твой капитан, он не наш, он лохмат, он про Тварь и не слышал, примет ее и даже не поймет, в чем дело. Хинт так и поступил: пришел ко мне и проиграл ее. И он был рад. И я был рад! Ведь я тогда о Твари ничего не слыхал! И, знаешь, это меня и спасло. Иногда, знаешь, полезно быть тупым, безмозглым скотом. У скота чистый взгляд, ничем, никакой мыслью, никакой заботой не замутненный. Вот я, значит, таким незамутненным взглядом посмотрел, посмотрел на эту кругляшку... И рассмотрел в ней то, чего ни Хинт, ни все они, ни даже ты не видел!
И Рыжий замолчал, сжал челюсти. Ждал. Ждал... И, наконец, адмирал усмехнулся, сказал:
- Ты, значит, рассмотрел совсем не то. А что?
- А вот, сам посмотри!
И Рыжий резко разжал лапу. Глаз на монете был пока что неподвижен. Тогда Рыжий повел монетой вправо, потом влево - глаз ожил и задвигался... и замер. Рыжий опять чуть сдвинул лапу в сторону - и глаз едва заметно дрогнул. Рыжий застыл - и глаз застыл.
-...Что это? - чуть слышно спросил адмирал.
- Глаз, - коротко ответил Рыжий. И, облизнувшись, вновь заговорил: - А смотрит он всегда на Океан. Когда я в первый раз увидел, как он оживает...
И Рыжий сжал кулак! И очень вовремя - Вай Кау, не успевший дотянуться до монеты, вновь сел на свое место и сказал:
- Дай! Посмотреть только...
- Ты уже брал, смотрел.
- Ну, дай еще.
Рыжий, подумав, дал ему монету. И вновь, как и при первой встрече, Вай Кау вертел монету и так, и сяк, и лапой ее растирал, и даже согревал своим дыханием - но все было напрасно.
- Да! - наконец сказал Вай Кау. - Любопытно! - и с явной неохотой вернул монету Рыжему.
А тот сказал:
- Ну вот, теперь ты убедился: эта монета, она для меня и только для меня. А этот глаз - это не просто чей-нибудь глаз, такой любопытный - и все, а это глаз того, кто сейчас там, на Южном Континенте. Он знает обо мне, видит меня, зовет меня...
- Зовет? - с насмешкой перебил его Вай Кау. - А зачем?
- Как это зачем?! Да затем, чтобы я продолжил свои поиски, чтобы нашел его.
- Ну, предположим, ты найдешь его. А дальше что? Какое тебе благо будет оттого, если ты и впрямь отыщешь этот Континент?
Рыжий долго молчал, смотрел на адмирала... и наконец сказал:
- Х-ха! Неплохой вопрос.
- Ну так ответь.
- А и отвечу, да... Н-ну, скажем, это спор. Давнишний спор. И спор не на деньги, а просто так. А "просто так" - это всегда дороже денег. Ну, для таких, как я. Продолжаю. Сэнтей, ты с ним, я так понял, знаком, доказывал, что открытие Южного Континента нарушит Великое Равновесие, в коем нынче находится весь наш обитаемый мир. Сэнтей пугал меня всяческими бедами и напастями, которые неминуемо обрушатся на нашу несчастную цивилизацию. Он... Р-ра! Он глупец! Между прочим, законченный. Потому что нельзя ухудшить то, что и без того уже хуже некуда!
- Что это "хуже некуда"?
- Да все: Ганьбэй, Мэг, Океан, Даляния, Тернтерц. Разве не так?
- Н-ну, предположим. А раз все хуже некуда, то есть ничего испортить уже все равно невозможно, то почему бы не стакнуться и с Вай Кау, этим презренным, подлым, мерзким негодяем... и вкупе с ним взять да отправиться на юг! Ты так примерно рассуждал?
- Д-да. Скажем, так.
Глаза их встретились. Вай Кау не снимал уже очков - так просто посидел, помолчал, постриг ушами... И, наконец, сказал:
- Ну что ж, ты был предельно откровенен. Теперь таким же буду я. Итак... Твой трактат убедил меня, я склонен ему верить. Но Тварь, которая к нему вдруг примазалась, меня, признаюсь, сильно напугала! И все же я оставил ее при себе, я решил понаблюдать, а что же со мной будет, когда она будет при мне, и вообще, а как же это она жрет своего хозяина - и жрет ли вообще. Ну, такой, знаешь, маленький научный опыт, в духе твоего Сэнтея. И что получилось? Ты знаешь, забавно! Х-ха! Тварь, она что? Как только она попадет к тебе, так все говорили, так ты сразу лишаешься всего - удачи, славы, прибылей, а потом, в самом конце, и своей головы... Ну а меня она, эта монета, наоборот спасла. Да-да! Ведь если б не она, так быть бы мне уже в мешке - они, мои друзья-соратники, для этого уже все приготовили, - и вдруг она меня предупредила! Как, спросишь? Очень просто! В тот день, когда мы в первый раз с тобой встретились, я ж ничего еще не знал о мятеже, я верил им, скотам, я думал, что у меня все в порядке. И вдруг ты мне на чистом глазу говоришь, что этот... Хинт был у тебя. Р-ра, вот так да! Да что это, думаю, такое? Я же посылал его в Рифлейскую эскадру, а он, значит, ослушался моего приказа, пошел темнить, потому что Рифлей, он вон где, посмотри, - и адмирал указал на макет, - а Голодная Бухта, и там твой трактир, это вот здесь! А рядом с ней... Ну, тебе совсем необязательно знать, что там у нас рядом с ней. Главное вот что! Ага, подумал я, вот оно что! И потому, как только ты ушел, я вызвал... Ну, кого надо, того я и вызвал и сказал ему: "Пять дней тому назад Хинт был вот здесь, возле Голодной Бухты, с кем?" Тот, вызванный, стал уверять меня, что не может такого быть, что это просто кто-то наклепал на нашего честного, верного Хинта... Ну, и так далее. Тогда я снял очки, и... Х-ха! Я сразу все узнал! Вот как она мне помогла! - и адмирал вскочил...
Но тотчас сел, нахмурился и мрачно продолжал:
- Да только поздно я опомнился. Успел очистить только форт: кого зашил, кого на спицу, а кого... А город упустил! Не дотянулся, не успел Хинт уже пришел им на помощь, привел с собой двадцать восемь вымпелов, встал за моей спиной, грозит. Теперь разве до города?!
- Так что теперь?
- Как что? Я радуюсь тому, какой я молодец. Когда она - ну, эта Тварь, - меня спасла, я сразу же сообразил, что здесь не все так просто, и сам себе сказал: "Храни трактирщика и все ему прощай, он знает нечто важное и это важное тебе еще ох-ох как пригодится!" И не ошибся, х-ха! Вон как она к тебе благоволит. И как зовет! А посему... Хвала, - и адмирал не удержался от улыбки, - сладчайшая хвала Стоокому, что эти мои взбунтовавшиеся скоты еще не успели перекрыть Зимний Док. В Доке нас ждет "Тальфар"! Ты, я надеюсь, этому рад?
Рыжий молчал. Смотрел на адмирала, хмурился. И думал: вот как оно все быстро обернулось: бежал, бежал - и добежал уже. А вот теперь решай! Противно, да? И страшно? Что, думаешь, он и тебя потом, как и Ларкена... Х-ха! Убьет, не сомневайся! Но, может, перед тем, как околеть, ты еще все-таки успеешь ну хоть одним глазком увидеть Юж...
И Рыжий... Р-ра! Не выдержал - вскочил и выкрикнул:
- Тогда чего мы ждем? Скорей!
Глава шестая
ИДТИ, А НЕ БЕЖАТЬ
Но адмиралу такая поспешность пришлась не по вкусу. Он сделал властный жест, и Рыжий сел. Адмирал перебросил часы - и вновь песок едва заметной струйкой побежал из верхней склянки в нижнюю, - затем поправил шарф, очки, откашлялся... и только после этого ткнул когтем в колокольчик. Подождали. Вбежал посыльный лейтенант - тот самый, что все "ради вас", - увидел Рыжего живым, замешкался... Но Рыжий равнодушно отвернулся, а адмирал тихим, но строгим голосом велел, чтоб лейтенант немедленно, собрав надежную команду, шел и сбивал замки с Казенной Башни, грузил сокровища и спешно отправлял их вниз, в город, к площади Главных Весов.
- Но, ваша честь! - испуганно воскликнул лейтенант. - Там, у Весов, уже Чиви Чванг! Он и его ребята...
- Чванг! - повторил адмирал. - Да, там Чванг. Ну и что? С ним давно уже все обговорено, он ждет тебя с грузом. Иди.
- Но...
- Я сказал! Р-рняйсь!
Лейтенант встал во фрунт. Адмирал, улыбнувшись, продолжил:
- Да, Крунч, такие времена пришли. Отнюдь не лучшие. Вот и приходится с кем-то делиться. Ибо вторая шкура на плечах не вырастет, да и вторая голова тем более. Понятно?
- Д-да.
- Тогда... Порс! Порс! Выполняй!
Лейтенант убежал. Затем, немного погодя, был вызван обер-квартирмейстер Лапый - такой дородный, мрачный тип. Он у Вай Кау первый клык. И, говорят, Вай Кау любит с ним поговорить, пооткровенничать.
Но в этот раз говорить было некогда. Вай Кау коротко велел:
- В полдень. Понятно? Ровно в полдень.
Лапый кивнул.
- Не то...
- Да разве я!..
- Иди!
И Лапый развернулся и пошел. Шел - стриг ушами, горбился. Ушел, неслышно притворивши дверь. Вай Кау посидел еще; смотрел по сторонам, моргал, наверное, да разве за очками что рассмотришь, - а после резко встал, сказал:
- А вот теперь и нам пора идти. Идти, а не бежать. По Океану ведь не бегают, и по нему даже не ходят - в него только идут. Идем!
Они прошли за шкаф, там Вай Кау опустился на четвереньки, ловким шулерским движением провел лапой по плинтусу, что-то где-то нажал, чем-то щелкнул, паркет разъехался, под ним открылся узкий черный люк, они быстро спустились в него вниз по скобам, вбитым в стену, люк тотчас же закрылся и они пошли. Куда? Вай Кау только и сказал:
- Это мой личный ход, подземный.
Только скорее это был не ход, а настоящая кротовая нора: тьма, теснота, но, правда, чисто, сухо. Но тьма какая, тьма! Рыжий все время отставал, Вай Кау поджидал его на поворотах, подсказывал, куда лучше ступить, и то и дело говорил:
- Успеем, не спеши. Все схвачено. Успеем. Схвачено. Успе...
Р-ра! Не стерпев, Рыжий спросил:
- Что схвачено?
- Да все! - ответил адмирал. - И все. В полдень они взлетят на воздух. Лапый - кремень, не дрогнет.
- А сам-то он потом куда?
- Мест много, Континент большой. А Чванг... - Вай Кау засмеялся. - А Чванг подавится. Девять эскадр ему не проглотить, вот и подавится. А жаль его: какой был загребной!.. А вот теперь сюда, приятель... Сюда, я говорю! Что, ничего, что ли, не видно?!
И так они и шли - в полнейшей темноте. Потом ползли. Вновь шли. Спускались по канату. Шли...
И вот он, Зимний Док! Огромная сводчатая пещера в гранитной скале: на закопченных стенах - факелы, внизу, у пирса - черная галера на черной, в отсветах огня, воде. Вода - как зеркало. И - никого, и - тишина...
Но вот запели боцманские дудки, и тотчас же галера ожила - в единый миг на ней вдруг объявился экипаж, который до того, наверное, сидел в тени фальшборта, а тут разом вскочил и замер. Но дудки продолжали петь - и экипаж, без всякой толкотни и суеты, за рядом ряд, начал сбегать на пирс. Они бежали не по трапу, а по веслам. Сбегали, строились; а вот они и снова уже замерли. Ждут, стало быть.