Булыга Сергей. Ведьмино отродье

   И вдруг...
   - Я знал! - послышался знакомый голос.
   Рыжий досадливо поморщился, но все же повернулся. Да, так и есть толмач сидел возле него. И он, толмач, сказал:
   - Я знал, что ты меня услышишь и придешь. Я рад!.. Р-ра, что с тобой?
   Но Рыжий не ответил. А зачем? Да, нет в нем радости, но толмачу-то что до этого? И он зажмурился, и лапы вытянул, и осторожно склонил на них голову...
   Тогда толмач опять заговорил:
   - Да, понимаю, ты устал. Ты долго ждал, надеялся, искал - но так и не нашел. А может быть, нашел, но только сам того не знаешь.
   Рыжий открыл глаза. Толмач сказал:
   - Если еще два дня идти строго на юг, то там как раз и будет то, куда вы направлялись. Там - Южный Континент.
   Рыжий повел ушами, поднял голову. Толмач опять заговорил:
   - Но дальше Острова еще никто не проходил. И не пройдет никто - они не пустят.
   - Кто? - спросил Рыжий, он уже сидел.
   - Да птицы, кто же еще, - сказал толмач. - Цвирин-тсаар, он никакой не император. Он просто здешний комендант, а Остров - это их передовая застава. Или, по-ганьбэйски, форпост.
   - А... много их, ну, этих птиц, на Континенте?
   - Я не знаю. Кто я у них? Простой толмач. И так давно я здесь, что лучше и не вспоминать... А твоих слов они ужасно испугались.
   - Каких?!
   - Да про монету. Что в ней их напугало, я не знаю. Наверное, та сила, что в ней заложена, им неподвластна. Но, повторяю, кто я такой, чтобы все знать?
   - А и действительно, кто ты?
   - Моряк. Карт-спец. А это - моя Башня...
   Толмач вдруг замолчал, прислушался. Где-то внизу раздался гул, пол задрожал. Рыжий вскочил, спросил:
   - Что это?!
   - Я не знаю! - толмач тоже вскочил и в ужасе вскричал: - Смотри!
   Рыбки в бассейне замерли, как будто неживые, а после начали желтеть, желтеть, вода - мутнеть и тоже становиться желтой. А что есть желтое? А желтое - суть золото. А зо...
   А гул все нарастал и приближался. По стенам побежали трещины.
   - Р-ра! - закричал толмач. - Я так и думал! Ну и пусть! Тебя им не убить, а я... Я все, что знал о них, сказал! Знание растерять нельзя! Теперь не я, а ты - их Хранитель! Рыжий, запомни это! Ры...
   Гр-рохот! Гр-ром! Пол вздыбился и раскололся. Дым! Пламя! Гарь! Л-луна! О, где же ты, Л-луна? Мы твои блудные дети, спаси нас, спа...
   Гр-ром! Пламя! Грозный перетоп! И...
   Тьма! Падение! Рыжий вскочил!..
   Нет, не вскочил, а вынырнул и отплевался. Ночь, небо в тучах, ливень, гром. Рыжий, подхваченный волной, взлетел на гребень, оглянулся...
   Заветный Остров, содрогаясь, грохотал...
   И - вниз тебя волной: плыви, барахтайся, и...
   Снова вверх! Остров горит, крошится, погружается...
   И снова вниз. Плывешь и вертишь головой, кричишь, зовешь...
   И - вверх! А Остров...
   Нет его! И ничего там больше нет: нет корабля, нет косарей, нет толмача, нет птиц! А ты плыви, Рыжий, плыви, глядишь, потом куда-нибудь и приплывешь. Бей лапами, греби, старайся, но в то же время силы береги. Тебе ведь еще долго плыть - ночь, день и снова ночь, и снова день, и месяц, год, а может, и сто лет - кто знает? А приплывешь, выйдешь на берег и расскажешь: там птицы, очень много птиц, они разумные и потому нас презирают, не допускают нас к себе, а тех, кто все же проберется к ним...
   Р-ра! Р-ра! Греби, глупец, старайся. Да нет, теперь ты не простой глупец, а вдобавок еще и хранитель. А что тебе хранить? Да то, что все мы дикари. А Дрэм-то думал, будто дикари живут лишь только в Дымске да Голянии, Сэнтей надеялся на то, что дикари - это другие, но не братья, ведь братья...
   Р-ра! Вот так-то вот! И вверх тебя волной, и вниз, и снова вверх, и снова вниз, давай, Рыжий, греби - ночь, день, неделю, год, сто лет. Плыви, храни: ты должен...
   Нет! Ты никому и ничего не должен! Нигде и никогда ты никому... Да, никому! И никогда! И ни за что! Ты - это просто ты, сам по себе, и ты устал, ты хочешь отдохнуть, забыться. Вот ты и отдохнешь - прямо сейчас. Вот ляжешь и заснешь. Вот уже лег, закрыл глаза, лапы сложил, и вот уже тебя волной - р-ра! - с головой накрыло, и вот уже как будто кто-то тебя обнял и потащил вниз, вниз, ты испугался, ты кричишь - а крика нет, одни лишь пузыри пошли, ты захлебнулся, но еще пытаешься...
   А вот уже и не пытаешься... А вот уже... А вот...
   Глава тринадцатая
   ЩЕРБАТАЯ КОРМИЛИЦА
   Проснулся он от холода. Подумалось: наверное, опять дверь не закрыл, вот за ночь все и выдуло. Рыжий открыл глаза, глянул на дверь - да, так оно и есть, стоит открытая. И пусть себе стоит, делов-то. Пошарив вокруг себя лапами, Рыжий нагреб тряпья, укрылся им как следует, лег на другой бок и опять заснул.
   Правда, спал он недолго. Зато на этот раз проснулся уже окончательно. Сел и протер глаза, тяжко вздохнул. А что? Годы берут свое, берут! Взял со стола кувшин, встряхнул его и радостно ощерился - есть кое-что!
   Вино было кислющее и терпкое, он пил его короткими и редкими глотками. Пить натощак, конечно, вредно. Но, скажем, жить еще вредней. Так, как они живут, так лучше и совсем не жить...
   А где сухарь? Кто взял?! Вот здесь же вот лежал!..
   А, да, на месте. Рыжий макал сухарь в вино, размачивал и ел. Доев, допил вино и снова лег. Спешить-то некуда. Они небось еще все спят. Когда ты уходил от них, там и гульбы еще достойной не было; так, только-только разогрелись. Чмар говорил: "Не уходи, сыграй еще, я тебе втрое заплачу". Но ты как встал, так и пошел. А Чмар тогда вскочил, хотел тебя остановить, но тут как раз ввели бойцов, он сразу про тебя забыл и стал кричать и делать ставки. Вот потому ты и ушел - ты знал, что бойцы им будут интереснее. Бойцы - вот это зрелище, а ты, старик, плетешь все об одном и том же. Да и никто тебе не верит, все знают, что у Кау на "Тальфаре" весь экипаж как на подбор был только черной масти, а ты, друг мой, сер как пожухлая трава, на левом ухе рыжее пятно, а правого и вовсе нет - его тебе отрезали на каторге в Тернтерце.
   Да, было дело, был Тернтерц. Попал туда конечно же по глупости. Все побежали, ты упал, басуну выронил, стал подбирать ее, вот тут тебя и заломили - на два года. Потом была амнистия: Чмар выкупил тебя, привез к себе в Рифлей... А ох как не хотели тебя отдавать! То есть других пожалуйста, бери да выкупай, а на тебе они уперлись: "Не дадим!". Да ты и сам не очень-то просился на волю. А зачем? Ты в яму на работы не ходил, в бараке ты не жил и столовался вместе с офицерами. То есть не каторга, а рай! А все она, щербатая кормилица, заступница и надоумица!
   Ар-р! Р-ра! И Рыжий потянулся, взял басуну, прижал ее к груди и принялся настраивать. Да, старая она, щербатая, неплохо бы подклеить деку да струны поменять. Чмар обещал, что будто бы достанет арихальковых. Врет, как всегда! Да и зачем тебе те арихальковые струны? Вот если б он достал такие же, как здесь, но только новые, вот это было б хорошо. И ты вчера ему опять об этом говорил, Чмар помрачнел, а все вокруг смеялись. Р-ра, ну еще бы! Ведь твои струны не простые, а магнитные - все это видели, все это проверяли, и не железные они, а...
   Да, вот так-то вот! Хотите верьте, а хотите нет, но был я там, на том Магнитном Острове, мы восемь лет... ну, пять... ну, год, не менее, в кромешной тьме, в шторм, в ливень и в туман мы шли к нему, гребли, ритм два и два, ритм три и три, сухарь - в вино и в пасть, в вино и в пасть, я с той поры и пристрастился, волны вздымали нас, швыряли, и вновь вздымали, вновь швыряли, а Океан там... Р-ра! Вода то черная и вязкая, а то наоборот - как молоко, а то как кровь, а то как зо... Р-ра! Нет, как золото она была уже потом, это когда уже завидели Магнитную Звезду, тогда весь Океан в единый миг окрасился под золото и так горел, и так слепил, что мы, чтоб не ослепнуть, все зажмурились и так вслепую и гребли, один лишь адмирал, Вай Кау, да, на нем были очки; очки - это такие кругляшки из черного стекла, свет через них не проходил, вот потому Вай Кау и штурвалил, стоял последние три дня, три ночи, не сменяясь, он курс держал, командовал, а мы гребли, а душно было, жарко, страшно, уключины дымились - так гребли...
   Х-ха! Х-ха! Вот тут они всегда аж привстают. "Уключины дымились!" Да, хорошо придумано, красиво, до них, до косарей, доходчиво. А все она, щербатая кормилица! И хорошо, что ты тогда не поскупился. Триста сразу и триста потом, а еще сотню брат подкинул. Брат в гневе был, брат проклинал тебя, брат поминал отца: "Отец предупреждал!". А вот отец как раз во всем и виноват, это отец тебя к басуне приучил, а после, возвращаясь, требовал: "Сыграй!". Ты и играл. Понравилось. А после и...
   Семьсот монет! Ты поразился и сказал: "Такие деньги!". А мастер улыбнулся и ответил: "Так это ж только вам, как лучшему басунщику. А лучшим - лучшее. Вот, вы только послушайте!". И мастер показал их в деле. Они были магнитные и в то же время золотые, а звук какой! Ты сразу даже не поверил. Спросил: "Откуда взял?". Он не ответил. Только потом уже, когда ты внес вторую часть, он рассказал, что у него была старинная монета, очень странная, по ней ударишь когтем - и она звенит. Тогда он взял ее, расплавил...
   С тех пор, конечно, струны износились. И звук уже не тот, и всем твоя история известна, вчера сказали: "Вязнет на зубах". И потому ты и решил уйти - обиделся...
   А так все хорошо! Чего еще желать? Чего желаешь, то и получаешь. Вот через час, ну, через два, у них проснутся, и сразу прибежит посыльный лейтенант и позовет прийти, а ты велишь подать тележку - и подадут они, и привезут тебя, посадят рядом с Чмаром...
   Но все-таки пора менять историю, а то ты все про Остров да про Остров, которого никто и никогда не видел. И не увидит - нет его. И быть его не может! И вообще, про Океан больше не надо. А что-нибудь такое про...
   Про что? Да вот про что? Не так-то это просто - взял и...
   А вот...
   Да, вот хотя бы про это! Уже который раз тебе одно и то же снится, что ты, словно дикарь, согнувшись в три погибели, бежишь куда-то все, бежишь, тебе кричат: "Наддай! Наддай!" - и ты бежишь, лось впереди. Так! Так...
   И Рыжий взял басуну, провел по струнам и сказал:
   - Ночь кончилась!..
   Нет! Замолчал, подумал. Опять сказал:
   - Заканчивалась ночь...
   Нет, вновь не так. У диких - дикий ритм. Вот так аккорд, потом вот так. Тогда:
   - Заканчивалась длинная, осенняя ночь. Небо на востоке стало понемногу светлеть. Лягаш сказал...
   А кто такой Лягаш? Р-ра, подожди! И Рыжий, отложив басуну, встал, заходил по хижине. И долго так ходил, никак не мог собраться с мыслями. Их было много, разных, непонятных - какой-то лес, какие-то нерыки, князь, чужаки, опять этот Лягаш, а вот уже зимой, на льду, ты не один уже, а...
   Х-ха! Вот так история! Темна, запутанна, чем кончится, не важно. А важно... Р-ра! Так, значит, как начнем? И Рыжий... или Бэнг... а может, снова Рыжий, поспешно взял басуну, провел по струнам, и начал нараспев, речитативом:
   - Ночь кончилась! Я, Рыжий, рык из Глухих Выселок, сейчас вам расскажу всю свою жизнь!