Булыга Сергей. Ведьмино отродье

   Проехали. Они, как говорят в толпе, спешат на эрл-прием в Лампическом дворце; там будут чествовать победу над Девятым Легионом. Крактель Четвертый - долгих ему лет - раздаст особо отличившимся награды, примет послов, а после будет бал и фейерверк...
   Зеваки стали понемногу расходиться. И он пошел. На улицах уже горели фонари. Прохожих становилось меньше, меньше, меньше, а мостовые уже и щербатее. Вот и совсем брусчатка кончилась. Где это он? А! Да - это Гусиная застава. Канавы, грязь. Напротив - серый дом. Это ночлежка для сомнительных. Годится. Он вошел.
   Р-ра, ну и ну! Смрад, чад! Натоптано, накурено. И ко всему еще темно. Хозяйка - в рваном чепчике, дородная - лежала у себя за загородкой и отказалась принимать.
   - Пьяна! - шепнул ее подхватный. - Как грязь пьяна! Не обессудьте, господин. Деньги вперед, и я...
   Он заплатил. Подхватный - пегий шустрый малый - провел его по лестнице на самый верх, под крышу, и спросил:
   - Вам эту или эту?
   - А лучше где?
   - Конечно, здесь. Дверь крепче. И окно поуже. Народ-то у нас, сами понимаете...
   Он согласился. И вселился. То есть вошел, закрыл за собой дверь и осмотрелся, и прислушался. Слева, за стенкой, пели, справа было тихо. А здесь что? Так: стул, табурет, продавленный пуфарь. Да и еще на подоконнике: кружка, миска, объедок свечи. А всего это так: три шага в ширину и пять шагов в длину. Рыжий немного походил по комнате, потом зажег свечу, придвинул табурет к окну, сел и задумался...
   Не думалось. Тогда Рыжий зажмурился, представил себе Книгу и начал ее мысленно листать. Листал, листал... Еще сильней задумался. Еще бы! В Книге о Башне говорилось очень скупо и туманно. Ее, так было сказано, так просто не найти. Она не скрыта - вовсе нет; ты просто можешь каждый день ходить мимо нее и не заметишь, что вот она перед тобой - стоит и ждет тебя. А может, и не ждет. Так что искать ее, надеяться...
   Гм! Да! Он встал, прошел к двери, закрылся на крючок, лег, слушал крики за стеной, бой городских часов...
   Так и уснул. Утром позавтракал внизу и познакомился с хозяйкой, еще раз дал залог, ибо подхватный утверждал, что денег он вчера не брал; нагло смотрел в глаза и повторял: "Чист, как слеза! Чист, как слеза!" Пусть так! Рыжий позавтракал, ушел. Весь день бродил по городу и убеждал себя, что ходит просто так; он ничего не ищет, а только смотрит и запоминает - из любопытства, вот и все. А Башня может быть и не из камня, а вообще одна метафора, так разве стал бы я ее... И он ходил, болтался, просто так. День. Пять. Нотариус. Ошейная. Меняльная. Костярня. Шум, гам. Квартал, еще квартал... Ну а под вечер, сбив стопы, Рыжий всегда спешил на улицу Стекольщиков и заходил в книжный подвал. Там было тихо и прохладно. Старик, сидевший у двери, приветливо кивал ему и спрашивал:
   - Чего?
   А Рыжий отвечал:
   - На ваше усмотрение.
   Потом брал поданную книгу, садился в угол и читал.
   ...Когда он в первый раз пришел в этот подвал, старик долго смотрел на его серую попону, а после, мягко улыбнувшись, предложил "Стихи", но Рыжий сразу отказался. Потом был "Сонник", "Уши следопыта", "Двенадцать юных дев", "Записки тамады"... Рыжий брал книгу, открывал, читал заглавный лист и морщился. Тогда старик не выдержал, спросил:
   - А вы хоть сами знаете, что ищете?
   - Да, - твердо сказал Рыжий, - знаю. Вот я в последний раз читал "Книгу Всех Знаний" Досточтимого. И мне понравилось.
   - О! - удивленно воскликнул старик. - Даже так! И дочитали до конца?
   - Конечно.
   Старик покачал головой, помолчал и сказал:
   - Ну а в шестнадцатой главе, параграф третий, часть восьмая...
   Рыжий победно усмехнулся и ответил:
   - Там сказано: "Иные же убеждены, что мир непознаваем".
   Старик задумался и отвернулся. В подвале было много книг - на полках, на полу и на столах... И всего трое посетителей. Один, должно быть из военных, сидел с погасшею трубкой в зубах, смотрел в подслеповатое окно и думал о чем-то своем. Стряпчий - худой, взъерошенный - листал толстенный альманах, зевал и щурился. И лишь девица в чепчике была по-настоящему увлечена: смешно склонив голову, она перерисовывала модную картинку. Старик вздохнул и, повернувшись к Рыжему, спросил:
   - А вы откуда будете?
   - Издалека. Проездом.
   Старик кивнул и отошел к стене, долго искал, смотрел на корешки... а после подал книгу и сказал:
   - Вот, полистайте. Думаю, понравится.
   Понравилось. Читал до темноты. "Трактат о четырех стихиях" Рентолаунта. А уходя, оставил на столе монету и сказал:
   - До завтра.
   Старик кивнул в ответ и что-то проворчал... но что - нельзя было расслышать.
   И с той поры, лишь только начинали надвигаться сумерки, Рыжий спешил на улицу Стекольщиков. Теперь старик встречал его как старого знакомого, усаживал за лучший стол и даже иногда вступал с ним в беседы - о новостях по городу, погоде, ценах и о прочих пустяках. А днем...
   Уже пять дней прошло, как он явился в Бурк, а чуда так и не случилось. Да Рыжий и не ждал его, а просто так ходил и любопытствовал. Читал. А на шестой день, как проснулся, Рыжий вскочил... и сел, и зло зевнул. Р-ра, вспомнилось! Вчера старик сказал ему:
   - Вот, я вам приготовил "Размышления", труд Гернастейна Чермного о Первосиле, духе Равновесия. Прелюбопытно...
   Да! Без всякого сомнения. Вот разве что... Рыжий похлопал себя по карманам и снова зевнул. Шерсть вздыбилась; оскалился... И все-таки сдержал себя, спустился вниз, позавтракал - сказал, что вечером расплатится, - и вышел.
   Шел, не смотрел по сторонам. Пришел на Биржу. Биржа - это у них такой высокий желтый дом с колоннами. Там он сперва долго слонялся по двору среди шумящей, спорящей, обтрепанной толпы, порой присаживался, слушал и прикидывал... и лишь потом встал в очередь, дошел до кабинета, назвался Ловчером, сержантом из Тримтака: уволен вчистую, согласно собственному выкупу. Чин записал его в журнал, снял отпечатки лап и прикуса, выдал жетон, отправил на раздачу - там проверяли силу и сноровку. Рыжий проверился - брал камни, поднимал, подбрасывал, прыгал на стену, лазал по веревке - и был записан грузчиком на стройку. Строителям платили хорошо, и потому он сразу согласился, спустился вниз, в распределитель, и там его зачислили в артель на мельницу при маслобойной фабрике. И там Рыжий полмесяца таскал на верхотуру кирпичи, давал две нормы, не скулил, не выпивал, не дрался, не прогуливал. И вообще, компаний не водил, ни дурных, ни полезных, а больше все молчал. Его приметили, надбавили оклад. Потом узнали, что он грамотен, - поставили десятником. Потом, зимой уже учетчиком. И он опять, как и когда-то в Дымске, считал без косточек, в уме, и помнил все раскладки. Ему давали дачи - он не брал, звали к столу - не шел. В шесть вечера вставал, одергивал лантер - и к старику. Читал. Потом стал делать выписки. Чертил колонны, портики, рассчитывал фундаменты. Старик молчал. И он молчал. Придя домой, с соседями почти что не общался. Да и о чем бы с ними говорил?! Он в кубик не играл, не пил, в цирк не ходил, в долг не давал - копил. А накопив, врезал дверной замок, поставил в комнате сервант, повесил зеркало. Выписывал газету. И как-то раз прочел, что в Дымске все спокойно; похода не было - ни в Лес, ни в Горскую Страну, - а был лишь пир по случаю Большого Примирения. Прочел... и равнодушно улыбнулся. Встал, посмотрел в окно. Пруд, дыни, карта на стене и Книга в кожаном мешке, и заговор, и Зыбь - когда все это было? И было ли? Вот князь, он так любил порассуждать о том, что состоит в родстве с самим Крактелем, который свою дочь, любимую Айли... А здесь над нами все смеются! Айли - дочь не наследная, а по любви, таких у короля... А сам король? Уже почти не выезжает. Эрн, старший принц крови, вчера сказал в Парламенте...
   А впрочем, что тебе до этого? Там, в Дымске, грызлись, здесь - ничуть не лучше. И так везде. Всегда. На то и Равновесие. И Башни нет. А мельница уже построена. Теперь берут подряд на Третий Акведук, и там тебя назначат уже обером и выдадут на обера патент...
   А дальше что?! И он вскочил и заходил по комнате. Час, два ходил и тяжело сопел, потом не выдержал, открыл сервант, налил себе душистых капель, выпил, успокоился. Лег...
   Нет, не помогло. Так и лежал всю ночь с открытыми глазами. Там, в Дымске, - не мое, здесь, в Бурке, - не мое. А где тогда мое и что тогда мое? Ведь Башни нет! Она придумана затем...
   Зачем?! Вскочил...
   А было уже утро. Оделся, вышел, не позавтракав, пошел.
   Шел, шел...
   Подвал! Как ты попал сюда? Ведь ты не собирался! Но если так...
   Спустился. Поприветствовал. Старик, конечно, был немало удивлен, но сделал вид, что будто ничего такого не случилось. Провел к столу, дал книгу, сел напротив. Рыжий взял книгу, развернул. На титуле -"О крепости конструкций". Сразу поморщился. Закрыл.
   - Что, я не угадал? - спросил старик.
   - Н-ну, как сказать...
   - А так. Как есть.
   Старик смотрел ему в глаза и улыбался. Рыжий молчал. В подвале было тихо. Пыль, солнечные блики на столах. По улице проехал экипаж. Прошел разносчик, прокричал: "Горячие! Горячие!". И снова тишина. Утром никто в подвал не заявляется, все заняты...
   И вдруг старик сказал:
   - Мы с вами уже скоро год как знакомы. А так до сих пор один другому не представились. А ведь давно пора! Так вот, меня зовут Сэнтей. А вас?
   - Ловчер, - заученно ответил Рыжий. - Я... это... Я учетчик на строительстве.
   - А раньше?
   - Хм... Сержант! Двойной Тримтакский Легион. Уволен вчистую.
   - Наслышан, - и Сэнтей кивнул. - А если... будем искренни! - и тут он как-то странно улыбнулся. - Да вы только попробуйте! Скажите, кем вы были раньше. Ведь я же вам не враг. И мы одни, - глаза их встретились. - Ну!.. Ну!
   Но Рыжий отвернулся. Тогда Сэнтей, немного помолчав, тихо сказал:
   - Хотите, я за вас отвечу?
   - Вы?! - удивился Рыжий.
   - Да, - по-прежнему тихо и совершенно спокойно ответил Сэнтей. - Так вот, вы не сержант, а много, много выше по званию. В прошлом году вы прибыли сюда на поиски... не будем говорить, чего, но не нашли того, что искали. И разуверились в себе. И вообще, просто устали. Ну что ж, коли так, тогда вам пора возвращаться обратно. Тем более что там, откуда вы пришли, вас ждут.
   - Что?! - Рыжий подскочил.
   - Да, это именно так, - невозмутимо подтвердил Сэнтей, - вас ждут. Не верите? Так посмотрите... Да, мне в глаза. В глаза. В глаза, я говорю! Сэнтей уже почти кричал, и...
   Где он?! Нет его - исчез! Зато вместо него...
   Дворец поменьше княжьего, да и крыльцо пониже. А на крыльце...
   Стоит Урван! И он кричит:
   - Вот это встреча! Ар-р! Наконец-то вернулся! - и побежал с крыльца...
   А Рыжий отшатнулся, осмотрелся. Да, площадь, улицы - это и впрямь Хвостов. Пруд, дыни, пасека - все без обмана... И, главное - Урван! Возле тебя - совсем. И он хотел было обнять тебя, да не решился. Сказал только:
   - Ух, как я рад! А мы-то уже думали...
   И замолчал. И ты молчал, ты весь дрожал, тебя качало. Не удержался сел. А он, Урван, стоял, сопел, переминался на стопах... И наконец сказал:
   - Прости меня. Я тогда... глупо, да, совсем неумно поступил. Но, понимаешь, здесь... А! После объясню. Пойдем, передохнешь, а утром - сразу в Дымск. Вдвоем! Князь ждет тебя, он так и не поверил в то, что ты погиб, что в Зыби утонул, а ведь туда вели твои следы... Ар-р! Что с тобой? Ар-р! Ар-р!..
   И все исчезло. Рухнуло. Пропало. Рыжий лежал возле стола. Сэнтей сидел над ним, осторожно тряс за плечо и приговаривал:
   - Да что с тобой? Да что с тобой? Очнись!
   Рыжий очнулся. Сразу встал. Перед глазами все плывет... Сэнтей спросил:
   - Ну, видел?
   - Д-да.
   - И что?
   - Твой... призрак... Да, конечно, просто призрак! Так вот: твой призрак обознался! Я никакой не Рыжий, я...
   - Ловчер?
   - Нет.
   - А кто тогда?
   - Никто! - и Рыжий сел к стене и перевел дыхание. - Я - это я, и больше ничего.
   - Так, хорошо, - Сэнтей прищурился. - Ты - это просто ты. Что было умерло. Жить, как другие, ты не хочешь. Да и не можешь, кстати, да! Но зато у тебя есть одна мечта. Ведь это так?
   - Почти. Была мечта. Уже была.
   - Но почему же? Она есть! Иначе б ты давно уже вернулся в Дымск или пришел в Коллегию и получил патент на обера. Но Башня не дает тебе покоя...
   - Башни нет!
   - Есть.
   - Где?
   - О! - и Сэнтей даже причмокнул. - Найти ее - это великая удача. Мало кому такое удается. Но, думаю, внук Старой Гры... Я не ошибся?
   Рыжий не ответил.
   - Н-ну, хорошо, - сказал Сэнтей. - Договорились раз и навсегда: что было - умерло. И вообще, а было ли оно? Конечно, не было. И, значит, так: ты - Ловчер, я - Сэнтей. И ты пришел ко мне, спросил, а я тебе ответил: да, ты войдешь в Башню Семи Печалей, но лишь тогда, когда придет твой срок. Ну а пока... Вчера мне дали одну книгу. В ней шесть подпорченных страниц. Так вот, пойдем, я дам тебе пергамент и перо. Ты будешь переписывать, а я буду платить тебе за это. Так - каждый день. Годится?
   - ... Да.
   - Вот и прекрасно!
   Глава третья
   МАСТЕР ДРЭМ
   И началась совсем другая жизнь. Утром, позавтракав, Рыжий, ни на что не отвлекаясь, сразу спешил в книжный подвал на улицу Стекольщиков. Там, в задней комнате, он садился за конторку и своим крупным, аккуратным почерком переписывал пришедшие в негодность книги. Работал он весьма добросовестно и потому, случалось, зарабатывал по целых три монеты в день, то есть ничуть не меньше, чем учетчиком. А вечером читал, теперь уже бесплатно. И книги Рыжий брал уже не с полок в общем зале, а здесь, рядом с конторкой, в маленьком железном шкафу, укромно стоявшем за массивными напольными часами. Сэнтей дал ему ключ от шкафа и сказал:
   - Читай все, что тебе понравится, но только в зал не выноси.
   - Но почему это? - не понял Рыжий. - Ведь книги здесь совершенно такие же, как и там.
   - Да, это так, - согласился Сэнтей. - Но, тем не менее, теперь привыкай вот к такому порядку. Так надо. И вообще, отныне будет так: все, о чем ты прочтешь, будешь пересказывать только мне одному. А почему это так, скажу одно: надо!
   И так оно с того дня и было. Рыжий вначале переписывал, потом читал, потом пересказывал. Сэнтей его внимательно выслушивал, кивал... А после, улыбаясь, возражал, опровергал, доказывал обратное. А Рыжий должен был не соглашаться с ним и - только обоснованно - отстаивать свое. А если это у него не получалось, тогда Сэнтей подбадривал его, подсказывал... и снова возражал. Лежал на пуфаре, задумчиво прищурившись, смотрел на потолок и рассуждал - часами. Спор для него был как любимая игра, как для кого-то кубик или шу. Спор, говорил он, - это высшее познание. Спор - это жизнь, жизнь - это спор, и, значит, все, что окружает нас, достойно спора, то есть переосмысления. И он, Сэнтей, действительно мог спорить обо всем...
   И только один раз, заслышав о Создателе, он тотчас помрачнел, сказал:
   - А вот об этом лучше помолчим. Не нам о нем судить.
   А после встал и подошел к столу, зажег огонь в спиртовке. Он жил один и не держал прислуги. Он и готовил себе сам, и сам же за собою прибирал. Когда Рыжий спросил, откуда он узнал о его дымском прошлом, Сэнтей ответил так:
   - Прочел. В твоих глазах... - а после рассмеялся и добавил: - Не бойся, это шутка. Ведь ты же знаешь, что читать в чужих глазах запрещено законом.
   И замолчал, а Рыжий не посмел его подробнее об этом расспрашивать. Лег, засопел. Сэнтей ни разу не грозил ему, ни в чем не упрекал. И вообще, движения его были всегда неторопливые, спокойные, речь тихая. Даже с разносчиком, который приносил ему продукты и брал втридорога, Сэнтей был неизменно вежлив и учтив. И, тем не менее, когда Сэнтей вдруг замолкал и уходил в себя, Рыжий не смел его тревожить. И это вовсе был не страх, не почитание, а нечто ему прежде совершенно незнакомое. Или давно забытое. Ибо, быть может, так же в Дымске на реке, когда он видел подо льдом Подледного...
   Нет, то было просто обычное видение, явный обман. А вот зато потом, когда он словно бы опять попал в Хвостов к Урвану, там вроде бы... А там что было, а? Рыжий задумался...
   И тут вдруг Сэнтей, как будто прочтя его мысли, сказал:
   - А так оно тогда бы и случилось. Это верно! Ибо тебе тогда привиделась твоя возможная Судьба. Но ты ее не выбрал, отказался.
   - А если бы...
   Сэнтей пожал плечами, улыбнулся...
   Но тут вдруг раздался стук в дверь, Сэнтей пошел, открыл, к нему явился посетитель...
   Да, кстати, посетители! Там, в задней комнате, они появлялись довольно-таки часто - которые из них были с письмом, а кто и просто с новой книгой. Пришедшие, как правило, молчали, а если и вступали в разговор, так только с Сэнтеем, и при этом изъяснялись они весьма кратко и намеренно туманно. Кто это были такие и зачем они к нему приходили, Сэнтей не объяснял, а только иногда просил у Рыжего:
   - Побудь там, в зале, за меня. Я задержусь. У меня гость.
   И тогда Рыжий выходил в общий зал, стоял у полок, выдавал заказы. Потом Сэнтей сменял его, и Рыжий возвращался за конторку и писал. До обеда. Обедали они наскоро, просто. После обеда он читал. А вечером Сэнтей опять расспрашивал его, и Рыжий излагал прочтенное и делал выводы, и спорил - не распаляясь, не сердясь, искал изъяны в тех логических цепочках, которые выстраивал Сэнтей. И тот все чаще стал хвалить его... А Рыжий с каждым днем все реже, реже улыбался. Так шли недели, месяцы. Когда же Рыжий, наконец не выдержав, обмолвился о Башне, Сэнтей едва заметно улыбнулся и сказал:
   - Я думаю, что ты скоро найдешь ее.
   - А скоро - это как?
   - Все в свой черед. Пиши. Ищи.
   И он писал. Читал. И обсуждал прочтенное. А возвратясь домой, лежал и вспоминал о том, что было узнано им за день, вникал, сопоставлял... Но все было напрасно. А утром, приходя в подвал, он уже не с любопытством, а с явным раздражением смотрел на стопки книг. Вон, думал, сколько их! И в каждой - нечто новое: там - вечный двигатель, там - философский камень, там - чудо-эликсир, там... там... А Башня где? И кто такие эти посетители? А сам он теперь кто? Да, похоже, никто! Ведь он даже собственное "я" и то уже не чувствует. И что вокруг него творится, ему уже тоже почти безразлично. Умер Крактель, и в Бурке разразилась смута - пять принцев крови поднялись, толпы на улицах, разбой, дороговизна, хозяйка говорит: "Закроюсь, все продам, уеду", и ходит в храм, и ставит, ставит свечи, и молится, и молится, сейчас так поступают многие... А он по-прежнему Стоокому не верит. Стоокий возвестил: Земля - основа жизни, но это ведь не так; Земля и вообще весь мир - это создание Создателя. А о Создателе...
   Сэнтей о нем не говорил и даже слышать о нем не хотел, и всякий разговор на эту тему немедля резко пресекал. А вот зато мастер Дрэм...
   Дрэм был одним из посетителей. Появился он так: вошел, держа под мышкой книгу, кивнул вместо приветствия и сразу сел. Насупился, молчал. Рыжий поднялся и хотел было уйти - ведь он всегда так поступал, когда являлись вот такие мрачные гости, Сэнтей о том просил... Но тут Сэнтей вдруг возразил:
   - О, нет! Сиди, сиди! На этот раз это к тебе, а не ко мне.
   - Как? - не поверил Рыжий.
   - Так. Дело в том, что мастер Дрэм, - и тут Сэнтей кивнул на посетителя, - он сейчас пишет труд о северных народах. И ему хотелось бы кое-что в этом вопросе уточнить. Он надеется, что ты ему в этом поможешь. Не правда ли?
   Дрэм утвердительно кивнул. Потом сухо, напыщенно сказал:
   - Не беспокойтесь, юноша. От вас мне будет нужен только один Дымск. Его законодательство. Налоги. Быт. Обряды. Вы, говорят...
   - Да! - торопливо перебил его Сэнтей. - Это верно. Мой ученик бывал там. И не раз. Торговля, по делам... Ну, Ловчер, что ты на это скажешь? Может, действительно поможешь, а?
   Рыжий молчал, смотрел на посетителя. Тот был сухой, в подпалинах, надменный, в его глазах так и сверкала ничем не прикрытая насмешка. Ар-р! Р-ра! Ну, хорошо, приятель, хор-рошо! И Рыжий приосанился, взял поданную Дрэмом книгу и с лязгом расстегнул ее застежки, раскрыл на титуле. Там было золотом начертано: "О варварах". Рыжий скривился, закусил губу и сделал вид, будто задумался... Сэнтей неслышно встал и вышел из комнаты. Дрэм пересел напротив, ближе к Рыжему, и подсказал:
   - Равнина - это сто двадцатая страница. Там еще есть закладка.
   Рыжий нашел закладку, а после резко развернул, где надо, и прочел: "Сия страна, что расположена на севере, за Спасительной Зыбью, суть первобытная монархия с зачатками примитивного народоуправления. Язычники. Климат умеренно-континентальный. Осадки: в январе..." И далее, и далее, и далее: красивым, ровным почерком, убористо, доходчиво. С примерами и ссылками, таблицами, обмером черепов, народными приметами, рецептами и ценами на ярмарках - на свинов, на оружие. И все как есть: ошибок не было ни в цифрах, ни в названиях, ни в фактах. И тем не менее... Да, дикари конечно же, да, бедность, да, жестокость. Да. Да. И это - да. Но сбой - ты чуял - был, сбой был чудовищный, а вот найти его тебе никак не удавалось. И только в заключении... вот этот вот абзац... Да, в нем вся суть. Позиция. Ужасная! Но, правда, о позиции не спорят; Сэнтей учил, что это неэтично. И все-таки...
   Рыжий спокойно, медленно перевернул последнюю страницу и отодвинул труд на край стола. Затем, повременив, совершенно спокойно сказал:
   - Нет, это не годится.
   - Что?! - хрипло выдохнул Дрэм. Встал, ощетинился...
   - Да, не годится. Все, - уверенным и ровным голосом продолжил Рыжий. Вы пишете о варварах. И утверждаете, что дикость - это данность. И константа. А я же говорю: Создатель создал нас всех равными. Другое дело, что впоследствии...
   - Создатель! - гневно рассмеялся Дрэм. - Ты рассуждаешь о нем так, как будто ты сам уже в Башне. А ты...
   И осекся. Помолчал. Потом жестко сказал:
   - Что есть Создатель? Только аксиома, которую нам, увы, не дано постигнуть. Но зато мы, цивилизованное общество, это прекрасно понимаем и потому не тратим напрасных усилий на попытку добиться невозможного. А варвары, они и есть варвары. Вот, скажем, твой народ - дикарь и дикарем останется. А ты... Ты, их бывший первый воевода, ты - это просто досадное исключение, которое как раз и подтверждает данное правило. И потому ты исключение и не ужился на Равнине, пришел сюда, точнее, прибежал, приполз. И потому... Гм! Да! Вот я и думаю, а достоин ли ты большего?
   Дрэм замолчал. Смотрел на Рыжего - внимательно, пронзительно. Рыжий, не выдержав, спросил:
   - Вы, значит, знаете, кто я?
   - Мы знаем все.
   - Кто это "мы"?
   Дрэм не ответил, продолжал:
   - Мы знаем все. Мы - это мы, а ты пока что еще никто. Правда, Сэнтей хвалил тебя. И я... Вот я пришел и наблюдал тебя, читал тебя, как ты читаешь книгу. Ну а теперь... Дело за малым. Ты не бойся. От этого еще никто не умирал. Другое дело, что...
   Дрэм резко встал и поднял лапу, что-то прошептал...
   И сразу наступила кромешная тьма! И все - пол, стены, потолок - в одно мгновение исчезло! Ты провалился вниз...
   Но не упал: застыл, висел в кромешной тьме. И - страх: что это, где ты, как?!
   - Дрэм! - крикнул ты.
   И тотчас боль - невыносимая - вдруг рванула тебя изнутри! И шкура твоя лопнула, и затрещали твои кости, и ты... Ты начал разрываться на куски! Вот - лапы прочь! Вот - тело. Голова! И вот уже только одни глаза остались от тебя, и те глаза смотрели в темноту. И еще мысль была - мысль, грохотала, словно колокол: "что?!", "что?!" И...
   Вдруг откуда-то издалека раздался голос Дрэма:
   - Видишь? Видишь?! Ну, отвечай! Не то...
   И ты...
   Увидел шар. В кромешной тьме плыл шар - голубоватый. А где-то вдалеке едва искрились ослепительные точки. Но эти точки оставались далеко, а шар все приближался, приближался к тебе. В одних местах он, этот странный шар, был едва затянут легкой дымкой, в других темнел бушующими пятнами, и лишь вверху - быть может, это только показалось - ты различил... И крикнул:
   - Вижу! Вижу!
   А вот что именно ты видел, ты об этом сразу забыл. Зато очнулся - там же, в той же комнате. А Дрэма там уже не было. И книги его не было. Значит, он совсем уже ушел...
   А это что? Ты торопливо разжал лапу...
   И увидел в ней шар. Точнее, шарик. Белый, костяной, шероховатый. Ты повертел его - ни надписей на нем, ни знаков. Тогда ты встал и подошел к столу. Сел, попытался думать, но не получилось. Обрывки мыслей, страх... А после не осталось даже страха. Сидел, зажав в лапе шар, смотрел перед собой. И так час, два прошло. Вот и спиртовка уже догорела. Тьма. Тишина...
   Бесшумно растворилась дверь, и в комнату вошел Сэнтей. Прошел и сел напротив Рыжего. Зевнул, прикрывшись лапой. Подождал. Потом спросил:
   - Он ушел?
   Рыжий кивнул. Сэнтей опять спросил:
   - Что передал?
   Рыжий разжал кулак - шар лег на стол и покатился. Замер. Сэнтей смотрел на шар и улыбался. А Рыжий... прошептал:
   - Я больше так не могу. Мне очень душно. Я словно в подземелье...
   - О, нет! - глухо сказал Сэнтей. - Ты просто очень долго шел и наконец пришел. Теперь ты в Башне. Да, ты пока на самом ее дне. Да, Семь Печалей давят на тебя. И тебе сейчас очень тяжело, я знаю. Но знай и ты, что вскорости... Э, что это? Я вижу, ты не рад... Рыжий, очнись! Ты уже в Башне, понимаешь? Ты наконец нашел ее. Она тебе открылась, теперь ты с нами, ты - наш брат, мы - твоя жизнь!.. Ну, что с тобой?
   Но Рыжий ничего ему на это не ответил. Встал и прошел по комнате. Потрогал лапой стену, шкаф. Достал одну, вторую книгу. Отложил. Сел и зажмурился. Гудела голова. Сэнтей стоял над ним и говорил:
   - Вставай. Пойдем, я уложу тебя. Дам трав...
   - Нет-нет, домой! - решительно воскликнул Рыжий. - Только домой, - и встал, и как слепой пошел к двери.
   Сэнтей сказал:
   - Завтра утром я жду тебя. Жду, слышишь меня, брат!?
   Рыжий кивнул. И вышел - в тьму. Кромешную.
   Глава четвертая
   БРАТ
   Как он пришел тогда к себе, как лег - Рыжий об этом ничего не помнил. Проснулся же он как всегда рано, с рассветом. И голова его была ясна и совсем не болела, и в теле у него была легкость. И вообще, он чувствовал себя так, как будто вчера с ним ничего особенного и не случалось. А вот, правда, вставать с постели ему ну совершенно не хотелось! Да и зачем было вставать? Рыжий зевнул и потянулся. Теперь-то ему спешить некуда. И он лежал, помаргивал, смотрел на потолок. Потом... не выдержал и сунул лапу под подушку...