А слухи передал стюард. Когда он вышел из каюты, Вай Кау злобно сплюнул и сказал:
   - Вот кто будет набрасывать!
   Рыжий не понял:
   - Что набрасывать?
   - Веревку, а что же еще! - неохотно пояснил адмирал. - Когда они придут сюда, никто мараться не захочет. Вот тогда ему, нюхачу, и прикажут: "Веревку!" А знаешь, кто ему прикажет? Вот ни за что не догадаешься... Базей! Да, именно, представь себе: заводчик всего этого - он, твой разлюбезный боцман!
   Р-ра! И действительно, вот уж на кого-кого, а на Базея ты бы не подумал. Ведь он единственный из всех, который, как тебе казалось...
   - Да, - продолжал Вай Кау, - не сомневайся, так оно и будет. Они придут сюда. И еще как придут! Но... Х-ха! Пока они придут, еще семь дней минует, мы к тому времени уйдем уже так далеко, что... Да! И вот тогда я им скажу: да, подвели меня расчеты, да, я нарушил обещание, а посему: хотите вешайте меня на рее, хотите - отправляйте по доске, а после возвращайтесь в свой Ганьбэй, если, конечно, сможете. А хотите... так вот она, карта, и вот он, континент на ней, и вот он, перед вами, я, и я готов и далее еще семь дней... Ну, словом, скажу: как хотите.
   - А если...
   - Значит, будет "если". И так всегда. Ведь если кого-то утопят, то, значит, его не повесят, а если повесят, тогда не утопят. А если вот как я...
   Вай Кау снял очки, протер глаза и нехотя продолжил:
   - Вот мне уже почти что все равно, что в них, а что без них. И если так пойдет и дальше...
   И замолчал, насупился; надел очки, залез в гамак и там, как неживой, и пролежал до темноты. Когда еще на третий день пути он вот так же залег, а Рыжий спросил, что это с ним такое случилось, то адмирал тогда мрачно ответил:
   - Я мечтаю.
   - О чем?
   - Х-ха! Если б знал, о чем надо мечтать, я бы тогда сейчас не здесь лежал, а... Да! Гаси огонь!
   Рыжий встал и погасил. И в первый раз тогда почуял, что с адмиралом творится что-то неладное. А он тогда лежал не шевелясь, лежал - и к утру отлежался. Утром был бодрый, едкий, как всегда...
   И вот опять он лежит и молчит. А там, слышно, гребцы гребут. А ветра нет, на Океане по-прежнему штиль. Солнце садится, жара не спадает. Скоро сменится вахта, и вахтенным боцманом будет Базей. Базей взойдет на ют и станет к румпелю, а они проиграют отбой и "Тальфар" ляжет в дрейф. Это, конечно, глупость - ночью в дрейф, но так гласит устав, глава четвертая, параграф восемнадцатый. И мы блюдем его, хоть понимаем, что этот параграф давно устарел. Мы ж не купцы, которые всего боятся и каждый вечер вытаскивают свои корабли на берег, а здесь какие берега?! Это во-первых. А во-вторых, не стоит даже и доказывать, что с той поры, как появились звездные таблицы, компас и квадрант, в ночном движении нет никакой опасности, и посему...
   Все это так конечно же, но, к сожалению, мы - это мы, а другие - это другие. И Базей, он тоже из других. Зато он единственный из всего экипажа, кто не смотрит на тебя исподлобья и кто не обзывает тебя за глаза колдуном, который завел их неведомо куда. Базей молчит. Всегда молчит! Но зато... Когда ты ночью выходишь из каюты и берешь север, определяешь высоты светил, сверяешься с компасом, лагом, то он тебе всегда чем может подсобит конечно, молча, - а потом, когда тебе, как всегда, не хочется возвращаться в душную, постылую каюту и ты устало садишься на бухту каната, Базей всегда садится рядом. Службы он при этом конечно же не забывает и то и дело поглядывает на марсовую команду... а у марсовых, в отличие от гребцов, есть и ночная вахта, потому что Океан есть Океан, и доверять ему нельзя... И так вот вы - ты и Базей - сидите рядом и молчите. Базей, конечно, неотесан и неграмотен, повадки у него - как и у всех у них, дичайшие, он даже Бейке не чета... А вот сидит рядом с тобой, молчит, и может так всю ночь молчать, покуривать обманку. И он тебе при этом совершенно не мешал. Не раздражал тебя. И вот теперь этот Базей...
   Пришел на ют, ибо вот это вот - это его шаги... А вот уже они трубят сигнал: "Всем-всем шабаш!" - и засушили весла, встали и затопали. А вот уже запахло варевом, значит, пошла раздача. Вай Кау заворочался, открыл глаза и потянулся, сел, но с гамака сходить не стал, а так: позевывал, смотрел в иллюминатор, на хронометр, опять в иллюминатор, на хронометр...
   Но вот на палубе процокали шаги, вошел стюард, накрыл на стол. Вечерний стол был как всегда: бобовый суп, галеты "трескуны", лимонный сок. Лимонный сок Вай Кау пил разбавленным, Рыжий - крутым, стюард им так и приготовил. Лимонный сок спасает от цинги...
   - Накрыл? - строго спросил Вай Кау.
   - Да, мой патрон, - сказал стюард.
   - Ну так иди.
   - Я бы хотел...
   - О чем-то доложить? Иди, иди - пока не надо!
   Стюард ушел. Тогда Вай Кау спрыгнул с гамака и подошел к иллюминатору, долго смотрел на Океан, потом спросил: который час. Рыжий ответил:
   - Восемь двадцать.
   - Ну-ну!
   Вай Кау сел к столу, взял ложку... Отложил ее. Сказал:
   - Хронометр чудит. Ты посмотри его, проверь... Сейчас проверь!
   - Но это можно сделать только ночью. По звездам выставить...
   - Как знаешь! Я предупредил.
   И адмирал взял ложку, пододвинул к себе миску. Хлебал он жадно и неаккуратно, такого прежде за ним не было... Поев, Вай Кау встал, еще раз посмотрел в иллюминатор - там уже стемнело. В Лесу темнеет медленно, и вообще, там, в северных широтах, все не так. А здесь, особенно теперь... Р-ра! Здесь! Рыжий ощерился; нет, лучше об этом не думать, нужно дождаться полночи, пойти, проверить, и лишь только потом уже решать, что к чему...
   Вай Кау вдруг сказал:
   - Ну, лягу, помечтаю. А ты, если чего, меня тогда разбудишь, - и лег в гамак, и отвернулся к переборке, и затих.
   И тихо было на "Тальфаре": штиль, волн не слышно, корпус не скрипит. Только фитиль трещит да тикает хронометр. Рыжий задул фитиль. Мрак! Тишина, один только хронометр... который почему-то показал, что нынче вечером солнце зашло на восемь минут позже, чем ему было положено. Что это: барахлит хронометр, а это ты, как мастер Эн учил, сразу заметил бы, на слух - или...
   Мрак. Мрак кромешный! Вот так теперь во мраке и сиди, и жди, когда наступит полночь. И Рыжий замер за столом в кромешной тьме и терпеливо ждал, когда стрелки хронометра сойдутся на двенадцати. Хотя двенадцать это уже поздно, в двенадцать уже нужно быть на юте и брать север. И, значит, без пяти двенадцать ты должен будешь встать, взять инструменты, выйти из каюты. Ну а пока что сиди и не дергайся, жди. И обо всем забудь и о монете тоже. И уж тем более не доставай ее, пускай она себе лежит за пазухой и жжет тебя - не так уж это больно, вытерпишь. А то, что мрак кругом, так это даже хорошо. Мрак - это пустота, почти Ничто. Ничто, оно и есть ничто. И все-таки...
   Растет оно, Ничто! Пухнет Ничто и приближается, и приближается, и вот уже ты погружаешься в него, в это Ничто, и вот... Мрак, абсолютный Мрак вокруг, и только едва слышно тикает хронометр, отсчитыва...
   А время - это что? Время - река без берегов, Бескрайний Океан, мы листья на его поверхности, и время нас влечет все дальше, дальше в Бесконечность. Оно влечет нас то быстрей, то медленней и может сделать так, что наша жизнь промчится в один миг, а может закружить в водовороте, втянуть в него, всосать, увлечь на дно и потащить по дну в кромешной тьме, а после выбросить нас на свою поверхность там, где прежде никто из нас не был, где все нам чуждо, непонятно, где даже солнце всходит и заходит совсем не так, как мы могли бы того ожидать. Вот, например...
   Нет, хва, ты - в пустоте, вокруг тебя Ничто; молчи, рассматривай его, вникай в него, а больше ни о чем не думай, не думай, не думай...
   Глава девятая
   МАГНИТНАЯ ЗВЕЗДА
   Когда Рыжий очнулся, было уже совсем темно и ничего не видно. И ветра по-прежнему не было, волн не было, и корпус не скрипел. И адмирал дышал легко, почти что неслышно. Только хронометр размеренно тикал, тикал, тикал... Рыжий на ощупь отыскал его и развернул к себе, потом высек когтями искры, рассмотрел циферблат - да, ровно без пяти двенадцать. Тогда он встал, взял ящик с инструментами, накинул плащ - хотя зачем ему сегодня плащ, когда и без того такая несусветная жара? - и вышел из каюты.
   На палубе... Конечно, он мог бы сразу посмотреть на небо и убедиться в том, что так оно и есть, что он, к сожалению, не ошибся... Но Рыжий не спешил. Он подошел к румпелю, остановился возле него, кивнул стоявшему неподалеку Базею. Тот кивнул в ответ... Но как-то по-особому кивнул. С ехидцей, что ли? Р-ра! Вот, значит, началось уже! Ну да и ладно. Рыжий достал из ящика квадрант, установил его. Квадрант - очень капризный инструмент, и пользоваться им в открытом Океане достаточно трудно, потому что даже при самом незначительном волнении вам ничего не стоит ошибиться на восемь, а то и на целых десять линий. Зато сегодня, в полный штиль, отвес почти сразу же замер на центральной риске. Отлично! Так что теперь остается только выставить линейку на объект, потом застопорить винты и, осветив искрой шкалу, отметить высоту стояния любого из выбранных светил. Вот, например, выбираем вот это. Потому что не все ли равно, что сейчас выбирать. Главное сейчас - это делать все четко и без суеты, без паники. Подумав так, Рыжий припал глазом к линейке, начал взводить ее...
   Лапа дрожала, глаз моргал - наверное, соринка попала...
   Нет, это не соринка - это нервный тик. Рыжий отстранился от квадранта, провел подушечкой пальца по веку и поморгал... еще раз поморгал... Прошло! Тогда он снова припал глазом к линейке, снова начал взводить...
   Базей стоял поодаль, не встревал, помалкивал. Но все равно мешал - уже только одним своим присутствием.
   Р-ра, ну и пусть себе стоит, и пусть себе глазеет! Рыжий, стараясь действовать как можно более свободно, измерил высоту стояния одной звезды, потом второй, внес показания в тетрадь и развернул квадрант, выбрал еще одну звезду, опять измерил, записал. Хотя зачем это? Ведь если действовать по всем правилам штурманского искусства, то сперва нужно было взять север, то есть навести линейку на Неподвижную Звезду и сопоставить это с компасом, определить склонение иглы и свериться с таблицей - и лишь затем уже вести наблюдение за прочими, второстепенными светилами. А ты что делаешь?! Ты измеряешь высоту стояния даже не прочих, пусть второстепенных, звезд, а вовсе тех, которых нет ни в одной звездной карте, ни в одной навигационной таблице. Так это? Так! Но, скажешь, что мне остается делать?! Выть? Поднимать тревогу? А ведь, скажешь, причина для этого есть, да и еще какая! А кто не верит этому, тот пусть сам посмотрит на небо и убедится в том, что там теперь нет ни единой, повторяю, ни единой знакомой звезды - все, как одна, чужие! Где Эрнь, где Гелта, Восходящий Дым? Нет ни одной! И даже нет Неподвижной Звезды, хотя по всем расчетам она должна была стоять хотя бы на десятом, ну на девятом градусе - а нет ее! И, значит, нас этот проклятый шторм всего за одну ночь унес в такую даль - через экватор, далеко на юг, что и представить себе даже страшно! Так как теперь определить, где мы находимся? Никак! Ибо никто и никогда еще здесь не был, не видел этих звезд, не составлял таких таблиц, не измерял таких склонений компаса!
   А он, Базей, стоит и смотрит искоса, и ухмыляется. Заметил, стало быть...
   А что здесь замечать?! Любого косаря спроси, и он тебе легко укажет два-три десятка наиглавных звезд да еще примется рассказывать про всякие приметы касательно ветров, штормов. А тут сколько ты ни смотри, а ничего не высмотришь! И потому Базей молчать уже не будет! А подойдет и...
   Р-ра! И Рыжий вновь припал к линейке и развернул квадрант...
   Луна! Только она одна тебе здесь и известна. Луна! Та самая, которую ты предал. И далеко бежал, и думал, что забыл ее. А вот не убежал. И не забыл. Вчерашней ночью, в шторм, ты призывал ее одну, только одну, как будто вновь ты рык и вновь в Лесу - вот какова цена всех твоих знаний и умений. И это правильно! Родился рыком - рыком и умрешь, не пыжься, не воображай. А подойдет Базей, ты ему и скажи...
   И он, Базей, и подошел, остановился за спиной у Рыжего и как ни в чем не бывало спросил:
   - Ну, сколько мы за этот день прошли?
   - Достаточно, - мрачно ответил Рыжий.
   - Достаточно! - и боцман рассмеялся. - Да, и действительно, немало отмахали. Мы, я так понимаю... где?
   Но Рыжий промолчал - так, словно не расслышал, - и вновь навел линейку на еще одну звезду, прищурился и начал измерять высоту ее стояния над горизонтом. Базей, немного помолчав, опять заговорил - на этот раз уже с явной угрозой:
   - Я, штурман, не болтлив, я вообще не из любопытных, ты это знаешь. Но если уж я иногда что-нибудь у кого-нибудь спрашиваю, то хочу, чтобы мне отвечали. Так где мы, а?!
   Рыжий медленно отстранился от квадранта, посмотрел на боцмана, потом на небо, потом снова на боцмана... и тихо, но твердо ответил:
   - Все там же. А что?
   - А я так думаю, что нет! Я таких звезд нигде еще не видывал. И ты, бьюсь об заклад, не видывал.
   - Видывал! - злобно парировал Рыжий. - И потому я не дрейфлю так, как ты, а делаю свое дело. Вот, сам видишь, я занят!
   - Ха! - засмеялся боцман. - Ясно. Да я это сразу разгрыз! Это ты, значит, ту поганую карту составил, и адмирала после охмурил, а теперь и нас всех невесть куда затащил. Ну да и ладно! Мы и не в таких удавках душились. А вот... А вот эту красотку как звать? - и тут он лапой ткнул куда-то вверх.
   Рыжий тоже посмотрел на небо и сделал вид, что ищет ту звезду, на которую указывал Базей, потом спросил:
   - Которая мигает?
   - Да.
   - Так это Альфа Колесницы.
   - А эта?
   - Змеиное Жало.
   - Хм, хорошо, пусть будет Жало. Ну а эта?
   - А этих три вверху и две внизу - это созвездие Корона. И по левой из верхних из них берется юг.
   - Юг? А не север?
   - Юг. А что?
   - Так, ничего. Тогда мы, стало быть, уже на юге, за экватором, и здесь нет Неподвижной Звезды.
   - Зато вместо нее...
   - Ха! Это все понятно! Нет неподвижной той, зато есть неподвижная другая. Та была с севера, а эта будет с юга. Ладно... А она точно неподвижная?
   - Почти. И все ее возможные движения занесены в специальную таблицу.
   - Таблицу можно посмотреть?
   - Нельзя.
   - А почему это?
   - А потому, что она здесь, - и Рыжий постучал себя согнутым пальцем по лбу. - Еще вопросы есть?
   - Ты что, куда-нибудь торопишься?
   - Да. Очень спать хочу.
   - Тогда еще всего один вопрос. Всего. Так, значит, так... Ты только не юли! Мы ищем Южный Континент... или ее?
   - Кого это "ее"?
   - Н-ну, раз мы за экватором и колдовство кругом... Мы что, ищем ее, Магнитную Звезду? Вот и ребята говорят... Ну, отвечай!
   - Не знаю! - Рыжий усмехнулся. - Я не знаю. Как адмирал решит, так все оно и будет. Ну, я пошел... А если вдруг взойдет Магнитная Звезда, так сразу позови меня!
   - И позову! И, может быть...
   И боцман еще что-то говорил, но Рыжий уже этого не слышал, ибо он стремительно сбежал по трапу, вошел к себе в каюту...
   Тьма. Тишина. Хронометр тикает, Вай Кау спит, мерно сопит. Рыжий зажег фонарь, полез за пазуху, обжегся об монету... Замер. Негромко окликнул:
   - Кау!
   Вай Кау перестал сопеть.
   - Вставай!
   Вай Кау поворочался, затих. Рыжий вытащил лапу из-за пазухи, подул на обожженные пальцы, сел к столу и тихо сказал:
   - Большая неприятность, Кау.
   Адмирал, не поднимая головы, спросил:
   - Небось хронометр в порядке?
   - Да! Нас просто отнесло на юг. Но отнесло невероятно далеко. Вот почему солнце зашло на восемь минут позже: другая сторона, другое полушарие и ни одной прежней звезды на небе. Ты представляешь?!
   - Нет, - адмирал наигранно зевнул. - Не представляю. А ты, друг мой, похоже, не на шутку растерялся. Я не ошибся, а?
   - Нет, не ошибся! А ты... А ты... Паяц!
   - Вот даже как! - Вай Кау сел и потянулся, снял и надел очки, вновь снял, сказал: - Зажги огонь, мне ничего не видно.
   - Что?! - не поверил Рыжий и вскочил...
   - Да! - тихо, зло сказал Вай Кау. - Мне темно. Зажги огонь, я говорю.
   - Но он... и так горит!
   - Вот как?! Тогда совсем забавно! - Вай Кау снова снял очки и проморгался, и головою поводил... и замер, зло спросил: - Где он?
   - Кто?
   - Да огонь!
   - Он на столе. А где ему еще быть? Вот, хочешь, поднесу...
   - Не надо. Сядь!
   Рыжий послушно сел. Вай Кау медленно надел очки, лег... Снова сел. Долго молчал. Потом задумчиво сказал:
   - А что? Все правильно. Крот должен быть слепым. А то какой я крот?! и хмыкнул, завалился на спину, закинул стопу за стопу и продолжал уже своим обычным голосом: - Ну, ладно, это мелочи. С кем не бывает?.. Так, говоришь, нас далеко забросило?
   - Д-да, очень. Д-да... Ну а с тобой-то что?! Ведь ты же только что, еще за ужином, все видел!
   - Ха! Видел! - гневно отозвался адмирал. - Да как мы только вышли в Океан, так с каждым днем я видел все хуже и хуже. И уже птиц, которые тогда нам этот шторм устроили... Да, вроде было что-то в вышине, но чтобы рассмотреть как следует, так нет, уже не получилось. Р-ра! - и адмирал болезненно поморщился, а после с вызовом сказал: - А Хинт был прав! Вот как мне это обернулось. А все она, эта твоя... Хр-р! Р-ра! - и, махнув лапой, замолчал, засопел.
   Рыжий сидел не шевелясь. Р-ра, так вот оно что! Вот, значит, почему...
   Но адмирал опять заговорил:
   - Хотя... Так это или нет, никто того не знает. И вообще, никто здесь ничего не знает. Ну, я хоть слеп, и мне мое незнание простительно. А ты? Вот, говоришь, нас далеко забросило. А если поточней? Ты ж ведь не скажешь!
   - Нет. Все звезды незнакомые. Как здесь определишься?
   - Но солнце, я надеюсь, прежнее?
   - Скорей всего...
   - Ха! - засмеялся адмирал. - Вот так ответ! Тогда мы, значит, так... Да! Завтра ровно в полдень мы с тобой... Нет, лучше ты уже один, конечно, ты один замеришь, как высоко оно будет стоять в зените. Тогда определишь хотя бы нашу широту, чтобы хотя бы примерно знать, куда же это нас все-таки забросило.
   - А дальше что? Ты же слеп! И я теперь один. И что я один против них...
   - Ха! - снова засмеялся адмирал. - И я в Ганьбэе тоже был один, а их девять эскадр. А всех вот так держал! - и сжал кулак, и показал, и продолжал: - А здесь чего тебе робеть? Кучка скотов, к тому же насмерть перепуганных, не знающих, что с ними, где они. А ты... Задумайся: "Тальфар" за одну ночь так далеко продвинулся, что даже не представить. И, значит, ты почти у цели! Монета при тебе? Так глянь, что там, на ней. Ну, не тяни. Живей!
   Рыжий полез за пазуху и, обжигая пальцы, достал монету, рассмотрел ее, а после повертел ее и так, и сяк... И едва слышно прошептал:
   - Молчит. Не отвечает... Глаз больше не движется, Кау!
   - Да, - усмехнулся адмирал, - я Кау. А что она молчит, так это хорошо. Значит, уже все сказано. Значит, пришли уже.
   - Куда?
   - Н-ну... Завтра все узнаешь. Ну а пока гаси огонь и будем спать.
   - Я не засну.
   - Заснешь. Завтра - тяжелый день, придется нам обоим попотеть. Да, Рыжий, да! Вай Кау уже слеп, но еще жив. Гаси, я говорю!
   И Рыжий загасил фонарь, залез в гамак, закрыл глаза. Лежал, зажав в лапе монету. Монета жжет, волны толкутся в борт, толкутся, корабль скрипит - наверное, опять поднялся ветер, пусть небольшой, но все-таки... Нет, ветра нет! Иначе б паруса захлопали. Но что это тогда? Может, течение? Но, судя по волнам, это какое-то сильное, опасное течение. Да-да, опасное! Вот и Базей что-то кричит, командует; да, там, наверху, уже что-то случилось! А ты лежишь и даже головы не поднимаешь, а в лапе у тебя монета, и теперь можно повернуть ее и так и сяк, а глаз не шелохнется, Вай Кау, видно, прав - приплыли, прибыли, а вот куда, того никто не знает. И вообще, никто и ничего не знает. А если так, то для чего было бежать тогда из Выселок, когда... Р-ра! Да! Там - тьма, здесь - тьма; Вай Кау слеп, и так ему... А что?! А вот он и ответ! Да, мы уже почти у цели, не зря ж вон как течение усилилось! Хоть ветра вовсе нет, а корпус как скрипит - почти как в шторм! И, может, уже завтра мы... Но это не для них! И потому-то он, Вай Кау, и ослеп, чтобы не видел, а завтра и они все, как и он, все до единого ослеп... Р-ра! Нет, не то! Совсем не то! Спи, Рыжий, спи, все правильно Вай Кау негодяй... Но негодяй какой-то странный. Вот он ослеп и думает, что это с ним случилось из-за Твари, а Тварь ему подсунул ты, но он не то чтобы грозить или совсем... а даже и не упрекнул - ни словом, ни намеком. Да, негодяй. Но ведь не скот. Слеп. Тьма. Жизнь - тьма. Кромешная. И только лишь она, Магнитная Звезда, там, где-то вдалеке, наверное...
   Глава десятая
   ПОРС! ПОРС!
   Проснулся он тяжелый весь, разбитый, он даже глаз не мог открыть. Подумалось: наверное, опять ему всю ночь снились кошмары. А попытался вспомнить, что же именно, так и не вспомнил. Ну и ладно! Утро, вставать пора, на палубе уже дудят побудку...
   А он по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Волны толкутся в борт, толкутся, корабль скрипит. А вот они протопали к котлам, запахло варевом. Вай Кау уже там, сейчас будет обсказывать им курс, коорди...
   Р-ра! Да он же слеп! Да как он выйдет к ним такой, как... Р-ра! Да он и не выходит, он - ты принюхайся... Он здесь! Лежит и спит - вон тихо как в каюте! Тогда они, сойдясь возле грот-мачты... И уж тогда Базей не преминет... Да он уже не преминул! И там они сейчас, наверное...
   - Рыжий! - окликнул адмирал.
   Р-ра! Здесь он, да!
   - Вставай!
   Но Рыжий и не думал вставать. Он даже глаз не открывал - лежал, оцепенев. Тогда Вай Кау уже громче повторил:
   - Вставай! Сейчас стюард придет!
   - А ты?
   - А я уже сижу и жду. Вот так дела! - Вай Кау тихо засмеялся. - Такая рань! Темно, хоть глаз коли, а я уже проголодался. К чему бы это, а?
   Рыжий открыл глаза и повернулся, глянул на Вай Кау. Ого! Вон как он нынче вырядился: опять на нем серебряный жилет, в ухе серьга, на шее шарф... И голова его повернута к тебе, поблескивают стеклышки очков...
   - Ты смотришь на меня? - спросил Вай Кау.
   - Да.
   - И как я выгляжу?
   - Достойно.
   Вай Кау улыбнулся и сказал:
   - Ну что ж, приятно это слышать. Садись и ты ко мне. А то, - и адмирал, принюхавшись, задергал носом, - стюард и впрямь вот-вот заявится.
   Рыжий спустился вниз, подсел к столу. Немного помолчав, спросил:
   - Ты к ним, конечно, не ходил?
   - Зачем? Базей, когда вахту сдавал, сам заходил ко мне сюда. Я разрешил, так он и зашел. Ты дрых, как сосунок, а мы поговорили.
   - И что?
   - А то. Он про экватор спрашивал, я отвечал. Я ему так сказал... что так всегда бывает! Вот почему, я говорил, к нему, к экватору, боятся приближаться.
   - И он поверил?
   - Нет. Но промолчал, не спорил. Он был другим напуган.
   - Р-ра! Чем еще?!
   - Течением. Ты ж слышишь, как скрипит? А ветра нет. Такое вот течение - ого! И я сказал ему: да, это так, ты, боцман, верно догадался нам из него, из этого течения, не выгрести, и нас будет нести всю эту ночь... ну, ту, которая прошла... а после еще день и ночь - и приплывем. Куда? Н-ну, я ему, Базею, так сказал, что нам с тобой и про течение было заранее известно. Оно, это течение, я так сказал, такое: весной оно направлено на юг, а осенью оно течет обратно. Так что до осени, я так ему сказал, мы там и просидим, на той земле, на южной. И там, сказал я, золота... А он спросил: "Магнитного?" А я сказал: "Ты через день все сам узнаешь!" Тогда он стал говорить, что завтра его не устраивает, он хочет знать прямо сейчас. А я на то сказал: "Как хочешь! Не нравится - веди их, косарей, сюда, на ют, я сам себе удавку затяну, сам по доске пойду! Но понукать собой я не позволю. Особенно всяким скотам!". И я вскочил! Да, я его не видел, р-ра, я только слышал, как он захрипел и заплевал... А все равно не рыпнулся, ушел! Быстро ушел! И с той поры они там все молчат. Да, и еще. Вот, - и Вай Кау взялся за оправу, - глянь, как там у меня они... и снял очки.
   Рыжий подался к адмиралу, посмотрел... сглотнул слюну и не ответил. Тогда Вай Кау поморгал, потом повел глазами вправо, влево, опять спросил:
   - Заметно? А?
   Но Рыжий снова промолчал, не зная, что сказать. Взгляд у Вай Кау был... Р-ра! Взгляда-то как раз и не было, а были лишь глаза - пустые, безразличные, сухие; был в Выселках один такой старик, и у него...
   - Хва! - рявкнул адмирал, схватил очки, надел их, приосанился, шепнул: - Идет! Журнал!
   Рыжий подал ему журнал, помог найти последнюю рабочую страницу...
   Вошел стюард, стал накрывать на стол. На этот раз он делал это медленно, с подчеркнутым усердием: пододвигал, отодвигал тарелки, позвякивал бокалами, вздыхал... И адмирал не выдержал, резко закрыл журнал и поднял голову.
   Стюард застыл, сложивши лапы на груди, опасливо глянул на дверь...
   Тишь-тишина - и здесь, и там у них, на палубе, вот только волны, как всегда, толкутся в борт, толкутся, борт скрипит...
   - А весла где? - строго спросил Вай Кау. - Я их не слышу. Почему?
   Стюард вздохнул, но не ответил.
   - Где весла, а?! - опять спросил Вай Кау. И, помолчав, ответил сам: А весла сушатся. Весь экипаж на баке. Ждут, что я выйду к ним. Так?
   - Так, - кивнул стюард.
   - Зря ждут. Я очень занят. Я дело делаю, - и адмирал ткнул лапой в журнал. - А то, что они там стоят и думают, что выстоят, так это все пустые суеверия. Кто нынче вахтенный?
   - Базей, - тихо сказал стюард.
   - Как так?! Опять Базей? А почему?!
   - У Гезы кровь горлом пошла: лежит, не поднимается. Метнули жребий, выпало Базею. Вот он опять и заступил... Так вы к ним выйдете?
   - Нет!.. А хотя, - Вай Кау взялся за очки, поправил их на переносице и настороженно спросил: - А Геза, что, он вправду сильно плох?
   - Да. И не только он один, а еще семеро гребцов и двое марсовых. Вот их и отнесли на бак. И там им вроде стало легче.
   - И у всех горлом кровь?
   - Да нет, по-всякому. Вот, скажем...
   - Хва!
   Стюард весь дернулся, застыл. Вай Кау, помолчав, сказал:
   - Так, в общем, так... Я выйду к ним. Но не сейчас - еще чуток подумаю... Иди, чуть что, я позову. Иди, иди!