Страница:
Обессиленная, она стояла под елью и с закрытыми глазами не взглядом, а иным нечеловеческим чувством провожала уходящих людей. Она ощущала смутное тепло. Ее неясные надежды были как-то связаны с уходящими, и Хёрдис готовилась ждать. О, не так, как раньше, когда любое, даже невыполнимое желание рождало в ней всплеск упрямой силы. Теперь она умела ждать спокойно. Спокойно и долго, как камни, которым некуда спешить.
– Теперь главное – действовать быстро! – говорил Хьёрлейв, когда Асвальд и прочие вожаки дружин сидели у костра в ложбинке, где он разбил свой стан. – Тут на соседнем мысу ночевала снека с Острого мыса, я подослал Грани Заплатку – они сказали, что Гримкеля конунга нет дома. Похоже, все так, как он говорил. – Хьёрлейв показал глазами на Гельда,
Рано утром семь фьялльских кораблей пустились в путь на юг. Гельд хотел было присоединиться к сыновьям Стуре-Одда на их «Рогатой Свинье», но Асвальд кивнул ему на своего «Щетинистого», и Гельд подчинился. Если доблестный ярл считает нужным, зачем он станет спорить?
Оказалось, что Асвальд ярл проявил гостеприимство не просто так. В первый же день пути он подошел к Гельду, сидевшему на мешках возле мачты, и положил ему на колени два серебряных обручья, на которые было нанизано несколько перстней. Среди них желтел даже один золотой.
– Это что? – Гельд поднял глаза.
– Это твоя доля добычи. Я обещал, что ты участвуешь наравне с нами. Это, кстати, из-за пазухи Гутхорма Длинного. Похоже, он собирал дань не только железом.
Гельд повертел в руках «добычу». Два колечка были маленькие, явно женские.
– Бери, бери! – оглянувшись, бросил один из гребцов на ближайшем весле. – Сам-то ты добыл не много, если не считать припасенные страшные саги.
– Что-то я в битве тебя не видел! – добавил другой гребец. Фьялли хорошо относились к торговцу-барландцу, но считали себя вправе слегка над ним посмеиваться.
– Ты понимаешь, Фродульв, если бы я был трусом, я бы вовсе не пошел с вами в Медный Лес, верно? – без обиды ответил Гельд, подбрасывая на ладони мягко звенящие обручья. – И вообще не стал бы ввязываться в чужое дело. Если кто-то станет мне угрожать, я знаю, за какой конец держать оружие, не беспокойся. А самому искать случай подраться – не мое дело. Для торговли, знаешь ли, нужен мир и хорошие отношения решительно со всеми. Это, кстати, всем на пользу. Знаешь «Песнь о Риге»?
Фродульв усмехнулся и неопределенно мотнул лохматой головой. Он знал, что такая песнь на свете существует, но в чем там суть, никогда не задумывался. Что ему, делать нечего?
– Когда Златозубый Хеймдалль [60]обходил человеческие жилища и давал начала всем человеческим родам, он каждому определил особое дело, – рассказывал Гельд, поглядывая то на собеседников, то в размытую морскую даль. – Рабам он велел кормить скот и таскать хворост, бондам – пахать землю, воинам – потрясать щитом. Про торговцев там, правда, ничего не сказано, но не могли же они упасть с неба сами собой! В дом моих предков Хеймдалль тоже заходил, иначе откуда бы я взялся?
Люди вокруг засмеялись, даже Асвальд улыбнулся. Гельд неприметно глянул на него и удивился: лицо надменного ярла сейчас было спокойным и почти приветливым. Заслушавшись, он просто забыл следить, за собой и невзначай обнаружил, что является таким же человеком, как и все. И чего боится, чудак?
– А кто ты родом? – спросил хирдман напротив Фродульва.
– А это и ты, Бранд, можешь сказать с тем же успехом, что и я сам! Меня не зря зовут воспитанником Альва Попрыгуна и Подкидышем. Альв нашел меня на пороге своей землянки на поле тинга в Эльвенэсе.
– Так ты еще и слэтт? – изумленно спросил кто-то рядом.
– Женщины определили, что мне было месяцев восемь-девять. Так что родом я мог быть хоть с Эльденланда, если меня привезли. Там, в Эльвенэсе, кого только не бывает! Один раз видели человека, черного, как головешка. Я, правда, не видел, но мне рассказывали надежные люди. Он с ног до головы был черный, а волосы кудрявые, еще кудрявее нашего Тормода. И живой, представьте себе!
– Ну, это ты врешь! – без особого осуждения, но уверенно определил Бранд.
– Можешь не верить, если тебе так приятнее, – беззлобно разрешил Гельд. – Так вот... У Альва нет своих детей, и он взял меня на воспитание. А кто я родом, теперь уж не узнать. Но мне, честно сказать, не так уж и любопытно. Все люди в конце концов происходят от Аска и Эмблы [61], так какой еще род мне нужен?
Слушатели переглядывались, улыбались, пожимали плечами. Род – основа всего, и нельзя жить, не зная, кто ты такой. Странный он, этот парень, хотя и неплохой.
А Гельд поигрывал серебром у себя на коленях и задумчиво смотрел в море. Его родом был весь род человеческий, а родиной – весь обитаемый мир. И поэтому он считал себя гораздо богаче, чем все его новые друзья, привязанные к какому-то десятку человек и клочку каменистой земли в том или ином фьорде.
– Ты пойдешь с нами на Острый мыс? – спросил Асвальд. – В конце концов, как ты говоришь, я собираюсь крепко поссориться с этим подлецом Гримкелем. Пусть не думает, что меня можно предать безнаказанно! И ни о каком мире и хороших отношениях на Остром мысу уже и речи не будет. Если хочешь, мы тебя высадим чуть раньше, и ты дойдешь пешком, чтобы тебя не связывали с нами. И будешь себе торговать... Если потом там что-нибудь останется.
– Поздно! – Гельд мотнул головой. – Люди могли видеть, что я ушел с вами. А потом... Я, знаешь ли, страшно любопытен. А с вами я уже столько повидал... Короче, мне хочется поглядеть, чем все кончится. И если доблестный ярл и храбрая дружина не возражают, я хотел бы остаться с вами и дальше.
– Только мне думается, что все это кончится не скоро, – заметил Хьёрлейв. – Сейчас мы разделаемся с Гримкелем, но главный наш враг – не он.
Теперь уже никто не улыбнулся. Серое лицо квиттингской ведьмы, страшный подарок которой везли на своем корабле Сёльви и Слагви, у каждого стояло перед глазами.
– А на Остром мысу можно набрать еще немало таких игрушек! – Бранд кивнул на серебро в руках Гельда. – Эти Лейринги не такие дураки, какими притворяются, у Гримкеля не последний кубок в сундуке!
– И мы еще кое-что добудем! – поддержал товарища неугомонный Фродульв и покосился на Гельда. – Даже те, кому боги, понимаете ли, не велели лезть в драку...
Гельд промолчал и даже не обратил внимания на ехидный намек. На самом деле квиттингская ведьма занимала его гораздо больше, чем Гримкель конунг и весь Острый мыс. За всю свою жизнь, полную странствий (Альв Попрыгун стал брать воспитанника в походы с неполных двенадцати лет) Гельд ни разу не встречал подобного создания. Зная множество рассказов о колдунах и оживших мертвецах, он не мог и вообразить такое странное существо, не принадлежащее ни к одной мыслимой «породе». Сам Риг-Хеймдалль не вспомнил бы, откуда она взялась! Это не старуха или вдова, что живет на отшибе и дурным глазом портит скотину. Это не хромой рыбак, умеющий петь заклинания и приманивать треску в сети! Гельду не верилось, что квиттингская ведьма родилась от людей, как ему рассказывали, от Фрейвида Огниво и какой-то рабыни. Родилась, если верить рассказам, каких-то двадцать три-двадцать четыре года назад! Но у той женщины, которую он видел, не было возраста. Она могла явиться девчонкой или старухой, но возраста не имел даже ее истинный облик, который она показала им напоследок. У камня нет возраста, а если есть, то к нему не приложимы ничтожные человеческие мерки. Нельзя сказать, прожила Хёрдис дочь Фрейвида века или мгновения за те два года, что она провела во власти великана. Ее нынешняя жизнь измеряется совсем по-иному. В ней была холодная озлобленность, жгучее и болезненное стремление к чему-то недостижимому, даже скрытое страдание. В ней была огромная манящая тайна, и Гельд не знал бы покоя всю жизнь, если бы ушел, не разгадав ее.
– Этого подлеца Гримкеля нет дома, и мы не потеряем ни одного человека! – долетали до него с корабельного носа обрывки разговора Асвальда и Хьерлейва. – А потом пойдем за ним следом и накроем его там, где он поджидает в засаде нас. И пусть посмеет сказать, что отправился на охоту! Я ему вобью в глотку тот самый Волчий Камень, которым он так любит клясться!
Семь фьялльских кораблей, похожих на плывущих по морю драконов, стремительно скользили по волнам на юг, и холодный ветер раздувал разноцветные крылья их парусов.
Ворота Двора Лейрингов стояли нараспашку, а усадьба была почти пуста, если не считать женщин и челяди. Ни хозяина, ни его дружины не было, даже гостей стало гораздо меньше. Широко раскрытые глаза женщин, жавшихся по углам, были полны ужаса. На фьяллей смотрели как на восставших мертвецов, и уже этот страх был неоспоримым подтверждением вины. Полмесяца назад их так не боялись.
Асвальд первым ворвался в гридницу и наткнулся на Йорунн хозяйку. Ее головное покрывало сбилось набок, несколько тонких седых прядок свисало на плечи, лицо было злым.
– Где твой сын? – яростно крикнул ей Асвальд. – Где ты его спрятала, этого предателя?
– Тролли знают, где они его носят! – так же яростно завопила старуха в ответ, упирая руки в бока. – Он уже тридцать лет как взрослый и не докладывает мне каждый свой шаг! Я не знаю, где он!
– Ложь! – крикнул Асвальд и шагнул ближе. Все знали, что без совета матери Гримкель конунг бывает разве что в отхожем месте. – Он поехал сторожить меня в Медном Лесу. Поехал на помощь к Гутхорму Длинному! Ну ничего! Скоро они встретятся в Валхалле!
Фьялли растеклись по усадьбе, обшарили все помещения и постройки. Железный Пирог тоже был пуст, возле старого Адильса осталось пять-шесть человек из дружины.
В девичьей Лейрингов Гельд сразу увидел Борглинду. Она стояла в дальнем углу, прижавшись к стене и молча глядя на входящих мужчин. На руках она держала ребенка, примерно годовалого, а рядом с ней стояла рослая рабыня с какими-то тряпками в руках.
– Не бойся! – сказал ей Гельд и на всякий случай подошел поближе. – Это опять мы. Пока живые, как видишь.
– Вижу, – коротко ответила Борглинда.
Больше ей было нечего ему сказать. Ее не слишком порадовало это новое свидание. Все прошедшие дни она вспоминала Гельда, и он казался ей каким-то светлым пятном, свободным от дыма и грязи этой проклятой войны. И вот он снова здесь, в дружине фьялльского ярла. Напрасно она поверила, что он друг ей. Он друг сам себе, как и каждый, а сейчас – друг фьяллей, которые хорошо платят за дружбу. И она сама виновата, что Гримкель конунг не вернется в собственный дом. Фьялли опять, как полтора года назад, темной волной затопили усадьбу, и теперь это казалось повзрослевшей Борглинде настоящим крушением. Держа на руках Свейна, она прижималась к стене, и ей было некуда отступать, некуда уйти от этих остроносых лиц. Все ее существо полнилось молчаливым убеждением: это конец Лейрингов и конец племени квиттов. Они виноваты, виноваты в подлых и низких замыслах, и фьялли заставят их за все отвечать!
Гельд видел, что Борглинда смотрит на него отстраненно-враждебно, будто не узнает и не отличает от фьяллей. Этому, конечно, не стоило удивляться, но это было неприятно. Сам-то он чувствовал к ней прежнее расположение, и ему хотелось ее успокоить, подбодрить хоть немножко. На самый крайний случай у него есть средство спасти ее от больших неприятностей. Она добрая и благородная девушка, и несправедливо заставлять ее отвечать за подлость ее родни.
– Я, помню, обещал тебе живого тролля в корзиночке, – сказал Гельд, не зная, что еще придумать. Насколько он знал высокородных потомков ярла, она сейчас должна начать кричать, что видеть его не желает. Но он хотел все же попытаться. – Тролля поймать пока не получилось. Зато я нашел кое-что... – Он вынул из-за пазухи два маленьких женских колечка из добычи Асвальда. – Мне самому не лезут. – Гельд для наглядности попробовал надеть золотое колечко себе на мизинец, но дальше первого сустава оно не пошло. – Не выбрасывать же. Возьми. Дашь ребеночку поиграть. Это кто? Твой племянник?
Борглинда кивнула. Болтовня барландца все же сделала доброе дело: она опомнилась и поняла, что еще не конец, если хоть кто-то способен болтать про тролля в корзиночке. Гельд вдруг показался ей щелью, в которую можно выскочить из-за железной стены фьяллей; Борглинда еще не знала, что сделает, но в ней зашевелилось желание бороться.
Гельд вертел оба колечка в руках, не зная, как ей отдать: ее руки были заняты мальчиком. Борглинда передала Свейна рабыне, протянула ладонь. Гельд обрадовался: если возьмет, значит, мир. Она не может знать, что эти колечки дважды были отняты у ее соплеменников-квиттов...
– А ты теперь нанялся в дружину к Асвальду? – спросила Борглинда и снизу вверх заглянула ему в глаза. Она прикидывала, достаточно ли широка спасительная щель.
– Да что ты! – Гельд махнул рукой, потому что это действительно была неправда: он не клялся Асвальду ярлу в верности и не брал у него оружия. – Я просто с ними. Знаешь ли, любопытно было посмотреть, что там делается в Медном Лесу. Когда еще случится туда попасть? Я там такого повидал! Вот я тебе расскажу, когда будет время...
Сейчас, конечно, было не время рассказывать страшные саги. По всему дому стучали шаги, визжали и хлопали двери, раздавались голоса. В гриднице негодующе кричала что-то старая Йорунн. Но Гельд продолжал болтать по привычке, хотя и видел, что Борглинда какая-то странная и едва ли его слушает.
Взгляд у нее был отсутствующий, весь вид говорил о напряженном, лихорадочном размышлении. Яркий румянец на щеках был заметен даже в полутьме девичьей. Она сжимала в руке два колечка, но едва ли понимала, что ей дали.
– Да не бойся ты! – Гельд наконец тронул ее за плечо. – Асвальд ярл обещал не воевать с женщинами. Тебя не тронут. Им нужен только твой родич конунг...
– Побудь здесь! – вдруг сказала ему Борглинда и стремительно кинулась прочь.
Она пробежала через девичью, свирепо распихивая голосящих женщин, пробежала через гридницу, расталкивая мужчин и не слушая, о чем сутулый фьялльский ярл спорит с Йорунн, выскочила в сени. Везде было полным-полно фьяллей, родной дом стал чужим, как никогда: своих в нем не осталось, везде хозяйничали враги. В кухне возле пивной бочки слышался плеск и смех. Да уж, варили не для вас. Не сегодня-завтра Гримкеля ждали назад с победными вестями. За углом дома возле конюшни Борглинда наткнулась на мальчика лет одиннадцати и схватила его за плечо. Это был ее младший брат Хагир. Во время Битвы Конунгов ему было всего девять лет, и поэтому он остался жив. А троюродный брат Атли, которому было целых тринадцать, погиб.
– Слушай! – яростно зашипела Борглинда, сильно сжимая плечо мальчика и подталкивая его к бревенчатой стене конюшни. При этом она старалась загородить его собой от всех глаз. – Слушай, беги скорее! Беги к Хейнгорду, там за усадьбой на Лисьем мысу возьмешь у рыбаков лошадь. Вот тебе. – Она всунула в ладонь брата оба колечка, которые так и не успела разглядеть. – Дашь золото за лошадь. Да смотри, чтобы не всучили клячу. Ты уже взрослый, разберешься. И если кто-то согласится, пусть проводят тебя к Ступенчатому перевалу. Там найдете Гримкеля. Понял?
Хагир горячо кивнул, крепко сжимая в руке колечки. Ему шел двенадцатый год, он мечтал скорее стать взрослым и отомстить проклятым фьяллям за гибель рода. Послали бы его в огонь – он пошел бы с той же готовностью, с детским неведением опасности и смерти, счастливый сознанием, что делает взрослое дело.
– Беги! – шепотом крикнула Борглинда и подтолкнула его к воротам. – Кроме тебя, у нас не осталось мужчин! Беги!
Хагир еще раз кивнул и кинулся бежать, ловко скользя между фигурами фьяллей. Никто из них не знал, что мальчишка в простой некрашеной одежде – мужчина из рода Лейрингов.
Борглинда осталась стоять возле конюшни, глубоко дыша, чтобы успокоиться и ничем себя не выдать. На Хагира никто не оглянулся, а за воротами его уже не очень-то поймаешь. Не могли же фьялли наводнить весь Острый мыс! Асвальд ярл еще тогда говорил, что у него двести человек, а ведь еще им надо охранять корабли... Хагир выберется! И доскачет до Гримкеля раньше фьяллей, потому что двести лошадей они смогут раздобыть разве что в подводных табунах Ньёрда [62]! Как хорошо, что у нее остался хотя бы такой брат! Когда других мужчин нет, и одиннадцатилетний мальчик на многое способен. В последние годы, лишившись большого, Борглинда научилась ценить и малое. И злосчастный Гримкель будет знать, что за гости ждут его дома или даже идут навстречу. А дальше пусть выкручивается сам, раз он такой умный! Борглинда не любила Гримкеля, но не могла бросить в пасть судьбе последнее, что оставалось от ее рода. Да и от державы квиттов тоже. Она сама отчасти виновата, что его замыслы провалились... Хотя придумал он дрянь, что ни говори!
– Иди в дом, липа нарядов! – Исбьёрн сын Стейнара заметил во дворе девушку, родственницу конунга, которая полмесяца назад подносила кубок Асвальду ярлу. – Побудь пока в девичьей, а потом Асвальд ярл решит, что с вами делать.
Борглинда бросила на фьялля один короткий презрительный взгляд и пошла в дом. Исбьёрн двинул бровями, будто сам себе говорил: «Ну, вот, что с ними прикажете делать?» Девчонка из рода Лейрингов смотрела на него так, будто это ее воины захватили его дом. И хоть посади ее за жернов и заставь заниматься рабской работой, она все равно будет так смотреть.
Убедившись, что все их ожидания были верны, фьялли в тот же день жарко заспорили, что делать дальше. Асвальд ярл хотел идти следом за Гримкелем и накрыть его там, где он устроился в засаде. Но Хьёрлейв Изморозь с этим не соглашался, и трое ярлов из семи его поддерживали.
– Конечно, Торбранд конунг поставил тебя старшим над дружиной и ты можешь решать, но, по-моему, выходить сейчас опять к Медному Лесу неумно! – убеждал Хьёрлейв. Это был слишком серьезный случай, и он не мог согласиться с тем, что считал неверным. – Мы ведь не знаем, сколько у него людей! Своей дружины было человек пятьдесят, и из Железного Пирога могли дать человек тридцать-сорок. Да гости, да мало ли еще какие тролли!
– Я расспрашивал здешних, все говорят разное! – вставил Гельд. – Кто говорит – пятьдесят, а кто – триста. Мой Бьёрн видел дружину человек в восемьдесят. Но кто-то мог присоединиться и после ухода Гримкеля отсюда. У них же есть родичи во внутренних землях.
– Если мы выйдем с Острого мыса и встретимся с Гримкелем под открытым небом, то наше положение будет одинаковым! – продолжал Хьёрлейв. – Если бы точно знать, что у него пятьдесят или восемьдесят человек, то это не страшно. Даже если мы оставим половину охранять корабли, со второй половиной мы бы его побили. А если у него две, три сотни? Надо помнить, что он здесь – у себя дома, а мы – нет. Он лучше нас знает, где и сколько людей он может набрать. Он не пошел бы на такое дело, если бы не был уверен в успехе. Гримкель ведь не из тех, кто кидается в битву очертя голову и мечтает лишь со славой погибнуть! И здешние ведьмы при случае скорее помогут ему, чем нам!
– Если не собирать с них дань, – хором сказали Сёльви и Слагви, получившие теперь общее прозвище Хранители Железной Головы.
– А пока мы остаемся на Остром мысу, наше преимущество несомненно! Мы занимаем дом самого Гримкеля! Ему некуда вернуться. Если он вздумает драться, то Острый мыс сгорит дотла. Ему придется отбивать собственный дом! А если не выйдет, то ему придется отступать в Медный Лес. И тогда уже он не сможет считаться конунгом. Торбранд конунг сможет посадить здесь своего человека.
–И держать здесь постоянно целое войско, – проворчал Исбьёрн сын Стейнара. – Мы ведь не бездонные.
– Зато мы сможем собирать дань только в свою пользу и не делиться с остатками Лейрингов. За это можно постараться. Ради такого дела у каждого из наших хёльдов найдется младший сын!
– А нет, так родит! – вставил Гейрбранд Галка, и большинство засмеялось.
– Но так мы можем прождать его до Середины Зимы [63]! – ответил Хьёрлейву Асвальд. Он не мог не признать верности этих доводов, но ему хотелось скорее наказать подлеца. – А если Гримкель узнает и передумает возвращаться? Нам придется тут зимовать или рано или поздно идти его искать, чтобы знать, что с ним сталось. Кто у нас умеет видеть вещие сны?
– Рано или поздно мы о нем узнаем. Это ведь не камень, чтоб упасть в воду и пропасть без следа. Услышим. Дружина в сто или двести человек не может просто так пропасть, да еще и зимой. Ты сам говорил, что в Медном Лесу народ не слишком-то любит своего нового конунга. Некоторые вообще не знают, что он у них есть!
Довольно быстро Асвальд уступил. Его раздражение утихало, и возможность спокойной мести не выходя из дома стала приятно щекотать воображение. Сидеть у очага своего противника и знать, что тот в это время мерзнет и мокнет под зимним дождем и мокрым снегом! И даже не знает, что ему некуда вернуться. А если вернется, то встретит приятную неожиданность! Да, это хорошая месть. Хродмар сын Кари не высидел бы и дня, а непременно устремился бы в погоню, но ему ведь всегда не хватало выдержки. Асвальд сын Кольбейна не собирался брать с него пример.
– Мы останемся здесь, – решил он. – Гейрбранд, распорядись втащить корабли в сараи. Если не хватит места – пусть торговцы убираются куда хотят.
– А если и тогда не хватит?
– Тогда пусть вся эта шваль убирается! И двери открыть, какие были! Устроили гостиный двор!
– Вот кто теперь здесь хозяйничает! – сварливо причитала на женской скамье, что возле двери в девичью, Йорунн хозяйка. – Пусть твои хирдманы, отважный ярл, сами стряпают себе и тебе еду! Я пальцем не шевельну, раз я тут больше не хозяйка! Когда же приедет твоя жена? Я брошу все ключи ей в лицо! – Старуха гневно гремела связкой ключей у себя на поясе, однако снимать ее не спешила. Ох, если бы все мои родичи спустились из Валхаллы, они бы показали тебе, как у нас расправлялись с врагами! От нас ничего не осталось, ничего! Младенец, мальчишка и две девчонки... Где мой племянник Хагир? Почему я его не вижу? Что вы с ним сделали, козлиноголовые? – завопила она с удвоенной силой. – Убили? Значит, он присоединился к родичам!
– Что ты несешь, старая? – раздраженно крикнул Асвальд. Браниться со старухой – не самое достойное дело для мужчины, но настырная и неотвязная Йорунн так его допекла, что не было сил терпеть. – Какой племянник Хагир? Я не нанимался следить за твоими щенками, у тебя для этого достаточно рабынь!
– Это вы... – начала Йорунн и вдруг замолкла. Ее взгляд наткнулся на лицо Борглинды. Девушка смотрела на нее в упор, и ее глаза горели какой-то многозначительной ненавистью. «Что ты делаешь, старая метла? – кричал этот взгляд. – Ты губишь и то, что у нас осталось!»
И Йорунн замолчала, краем грязного передника стала вытирать слезящиеся от напряженного крика глаза. В ее совсем не глупой голове зашевелились догадки. Девчонка что-то придумала, и не только придумала, а сделала. Хагир исчез неспроста. Она сделала то самое, что надлежало сделать самой Йорунн. Она и сама догадалась бы, если бы только не ввязалась в перебранку с этим сутулым мерзавцем.
Старая Йорунн знала, что женщины рода Лейрингов способны на многое. А Борглинда как-никак родное дитя воинственного Халькеля Бычьего Глаза, что получил в грудь копье самого Одина и тем стяжал вечную славу. Ничего удивительного, что младшая родственница Даллы, Мальфрид и Гудрун потихоньку подрастает.
Асвальд, даже удивленный, что старуха так быстро замолчала, вопросительно обернулся и заметил Борглинду. Но она уже смотрела в пол, и он не видел ее глаз. Йорунн, чтобы притушить подозрения, опять начала негромко голосить.
– У него полторы сотни человек, около того! – рассказывали хирдманы. – Идут пешком, к вечеру точно будут здесь. Если не решат заночевать по дороге. Непонятно, знают про нас или нет.
– Конечно, знают! – уверенно ответил Асвальд. – Иначе не вернулись бы так скоро. Они подождали бы нас у Ступенчатого перевала подольше – как можно знать, когда тамошние ведьмы нас выпустят?
***
Ночевали в этот раз уже возле кораблей. Хьёрлейв Изморозь привел их еще два дня назад и так ловко спрятал на мысу, закрыв высокие штевни связками еловых лап, что с моря их совсем не было видно. Несколько разномастных кораблей, что с тех пор проходили мимо, не подали и виду, будто что-то заметили.– Теперь главное – действовать быстро! – говорил Хьёрлейв, когда Асвальд и прочие вожаки дружин сидели у костра в ложбинке, где он разбил свой стан. – Тут на соседнем мысу ночевала снека с Острого мыса, я подослал Грани Заплатку – они сказали, что Гримкеля конунга нет дома. Похоже, все так, как он говорил. – Хьёрлейв показал глазами на Гельда,
Рано утром семь фьялльских кораблей пустились в путь на юг. Гельд хотел было присоединиться к сыновьям Стуре-Одда на их «Рогатой Свинье», но Асвальд кивнул ему на своего «Щетинистого», и Гельд подчинился. Если доблестный ярл считает нужным, зачем он станет спорить?
Оказалось, что Асвальд ярл проявил гостеприимство не просто так. В первый же день пути он подошел к Гельду, сидевшему на мешках возле мачты, и положил ему на колени два серебряных обручья, на которые было нанизано несколько перстней. Среди них желтел даже один золотой.
– Это что? – Гельд поднял глаза.
– Это твоя доля добычи. Я обещал, что ты участвуешь наравне с нами. Это, кстати, из-за пазухи Гутхорма Длинного. Похоже, он собирал дань не только железом.
Гельд повертел в руках «добычу». Два колечка были маленькие, явно женские.
– Бери, бери! – оглянувшись, бросил один из гребцов на ближайшем весле. – Сам-то ты добыл не много, если не считать припасенные страшные саги.
– Что-то я в битве тебя не видел! – добавил другой гребец. Фьялли хорошо относились к торговцу-барландцу, но считали себя вправе слегка над ним посмеиваться.
– Ты понимаешь, Фродульв, если бы я был трусом, я бы вовсе не пошел с вами в Медный Лес, верно? – без обиды ответил Гельд, подбрасывая на ладони мягко звенящие обручья. – И вообще не стал бы ввязываться в чужое дело. Если кто-то станет мне угрожать, я знаю, за какой конец держать оружие, не беспокойся. А самому искать случай подраться – не мое дело. Для торговли, знаешь ли, нужен мир и хорошие отношения решительно со всеми. Это, кстати, всем на пользу. Знаешь «Песнь о Риге»?
Фродульв усмехнулся и неопределенно мотнул лохматой головой. Он знал, что такая песнь на свете существует, но в чем там суть, никогда не задумывался. Что ему, делать нечего?
– Когда Златозубый Хеймдалль [60]обходил человеческие жилища и давал начала всем человеческим родам, он каждому определил особое дело, – рассказывал Гельд, поглядывая то на собеседников, то в размытую морскую даль. – Рабам он велел кормить скот и таскать хворост, бондам – пахать землю, воинам – потрясать щитом. Про торговцев там, правда, ничего не сказано, но не могли же они упасть с неба сами собой! В дом моих предков Хеймдалль тоже заходил, иначе откуда бы я взялся?
Люди вокруг засмеялись, даже Асвальд улыбнулся. Гельд неприметно глянул на него и удивился: лицо надменного ярла сейчас было спокойным и почти приветливым. Заслушавшись, он просто забыл следить, за собой и невзначай обнаружил, что является таким же человеком, как и все. И чего боится, чудак?
– А кто ты родом? – спросил хирдман напротив Фродульва.
– А это и ты, Бранд, можешь сказать с тем же успехом, что и я сам! Меня не зря зовут воспитанником Альва Попрыгуна и Подкидышем. Альв нашел меня на пороге своей землянки на поле тинга в Эльвенэсе.
– Так ты еще и слэтт? – изумленно спросил кто-то рядом.
– Женщины определили, что мне было месяцев восемь-девять. Так что родом я мог быть хоть с Эльденланда, если меня привезли. Там, в Эльвенэсе, кого только не бывает! Один раз видели человека, черного, как головешка. Я, правда, не видел, но мне рассказывали надежные люди. Он с ног до головы был черный, а волосы кудрявые, еще кудрявее нашего Тормода. И живой, представьте себе!
– Ну, это ты врешь! – без особого осуждения, но уверенно определил Бранд.
– Можешь не верить, если тебе так приятнее, – беззлобно разрешил Гельд. – Так вот... У Альва нет своих детей, и он взял меня на воспитание. А кто я родом, теперь уж не узнать. Но мне, честно сказать, не так уж и любопытно. Все люди в конце концов происходят от Аска и Эмблы [61], так какой еще род мне нужен?
Слушатели переглядывались, улыбались, пожимали плечами. Род – основа всего, и нельзя жить, не зная, кто ты такой. Странный он, этот парень, хотя и неплохой.
А Гельд поигрывал серебром у себя на коленях и задумчиво смотрел в море. Его родом был весь род человеческий, а родиной – весь обитаемый мир. И поэтому он считал себя гораздо богаче, чем все его новые друзья, привязанные к какому-то десятку человек и клочку каменистой земли в том или ином фьорде.
– Ты пойдешь с нами на Острый мыс? – спросил Асвальд. – В конце концов, как ты говоришь, я собираюсь крепко поссориться с этим подлецом Гримкелем. Пусть не думает, что меня можно предать безнаказанно! И ни о каком мире и хороших отношениях на Остром мысу уже и речи не будет. Если хочешь, мы тебя высадим чуть раньше, и ты дойдешь пешком, чтобы тебя не связывали с нами. И будешь себе торговать... Если потом там что-нибудь останется.
– Поздно! – Гельд мотнул головой. – Люди могли видеть, что я ушел с вами. А потом... Я, знаешь ли, страшно любопытен. А с вами я уже столько повидал... Короче, мне хочется поглядеть, чем все кончится. И если доблестный ярл и храбрая дружина не возражают, я хотел бы остаться с вами и дальше.
– Только мне думается, что все это кончится не скоро, – заметил Хьёрлейв. – Сейчас мы разделаемся с Гримкелем, но главный наш враг – не он.
Теперь уже никто не улыбнулся. Серое лицо квиттингской ведьмы, страшный подарок которой везли на своем корабле Сёльви и Слагви, у каждого стояло перед глазами.
– А на Остром мысу можно набрать еще немало таких игрушек! – Бранд кивнул на серебро в руках Гельда. – Эти Лейринги не такие дураки, какими притворяются, у Гримкеля не последний кубок в сундуке!
– И мы еще кое-что добудем! – поддержал товарища неугомонный Фродульв и покосился на Гельда. – Даже те, кому боги, понимаете ли, не велели лезть в драку...
Гельд промолчал и даже не обратил внимания на ехидный намек. На самом деле квиттингская ведьма занимала его гораздо больше, чем Гримкель конунг и весь Острый мыс. За всю свою жизнь, полную странствий (Альв Попрыгун стал брать воспитанника в походы с неполных двенадцати лет) Гельд ни разу не встречал подобного создания. Зная множество рассказов о колдунах и оживших мертвецах, он не мог и вообразить такое странное существо, не принадлежащее ни к одной мыслимой «породе». Сам Риг-Хеймдалль не вспомнил бы, откуда она взялась! Это не старуха или вдова, что живет на отшибе и дурным глазом портит скотину. Это не хромой рыбак, умеющий петь заклинания и приманивать треску в сети! Гельду не верилось, что квиттингская ведьма родилась от людей, как ему рассказывали, от Фрейвида Огниво и какой-то рабыни. Родилась, если верить рассказам, каких-то двадцать три-двадцать четыре года назад! Но у той женщины, которую он видел, не было возраста. Она могла явиться девчонкой или старухой, но возраста не имел даже ее истинный облик, который она показала им напоследок. У камня нет возраста, а если есть, то к нему не приложимы ничтожные человеческие мерки. Нельзя сказать, прожила Хёрдис дочь Фрейвида века или мгновения за те два года, что она провела во власти великана. Ее нынешняя жизнь измеряется совсем по-иному. В ней была холодная озлобленность, жгучее и болезненное стремление к чему-то недостижимому, даже скрытое страдание. В ней была огромная манящая тайна, и Гельд не знал бы покоя всю жизнь, если бы ушел, не разгадав ее.
– Этого подлеца Гримкеля нет дома, и мы не потеряем ни одного человека! – долетали до него с корабельного носа обрывки разговора Асвальда и Хьерлейва. – А потом пойдем за ним следом и накроем его там, где он поджидает в засаде нас. И пусть посмеет сказать, что отправился на охоту! Я ему вобью в глотку тот самый Волчий Камень, которым он так любит клясться!
Семь фьялльских кораблей, похожих на плывущих по морю драконов, стремительно скользили по волнам на юг, и холодный ветер раздувал разноцветные крылья их парусов.
***
На Остром мысу их никто не ждал. Как ни мало фьяллям обрадовались в первый раз, полмесяца назад, нынешнее их появление повергло квиттов в настоящий ужас. Мужчины и женщины без оглядки разбегались с побережья, побросав мокрые сети, рыбные ножи и наполовину вычищенный улов. Семь драконов летели вдоль берега мыса, направляясь к большим усадьбам, и после них берег вымирал: повсюду хлопали двери избушек, матери звали детей, и все прятались. Торговцы, наоборот, бежали к своим кораблям. На этот раз никто не вышел встречать знатных гостей, а Асвальд никого и не ждал. Мгновенно высадившись и оставив необходимое для охраны кораблей число людей, фьялли устремились к усадьбе Лейрингов и к Железному Пирогу, владению Адильса хёльда.Ворота Двора Лейрингов стояли нараспашку, а усадьба была почти пуста, если не считать женщин и челяди. Ни хозяина, ни его дружины не было, даже гостей стало гораздо меньше. Широко раскрытые глаза женщин, жавшихся по углам, были полны ужаса. На фьяллей смотрели как на восставших мертвецов, и уже этот страх был неоспоримым подтверждением вины. Полмесяца назад их так не боялись.
Асвальд первым ворвался в гридницу и наткнулся на Йорунн хозяйку. Ее головное покрывало сбилось набок, несколько тонких седых прядок свисало на плечи, лицо было злым.
– Где твой сын? – яростно крикнул ей Асвальд. – Где ты его спрятала, этого предателя?
– Тролли знают, где они его носят! – так же яростно завопила старуха в ответ, упирая руки в бока. – Он уже тридцать лет как взрослый и не докладывает мне каждый свой шаг! Я не знаю, где он!
– Ложь! – крикнул Асвальд и шагнул ближе. Все знали, что без совета матери Гримкель конунг бывает разве что в отхожем месте. – Он поехал сторожить меня в Медном Лесу. Поехал на помощь к Гутхорму Длинному! Ну ничего! Скоро они встретятся в Валхалле!
Фьялли растеклись по усадьбе, обшарили все помещения и постройки. Железный Пирог тоже был пуст, возле старого Адильса осталось пять-шесть человек из дружины.
В девичьей Лейрингов Гельд сразу увидел Борглинду. Она стояла в дальнем углу, прижавшись к стене и молча глядя на входящих мужчин. На руках она держала ребенка, примерно годовалого, а рядом с ней стояла рослая рабыня с какими-то тряпками в руках.
– Не бойся! – сказал ей Гельд и на всякий случай подошел поближе. – Это опять мы. Пока живые, как видишь.
– Вижу, – коротко ответила Борглинда.
Больше ей было нечего ему сказать. Ее не слишком порадовало это новое свидание. Все прошедшие дни она вспоминала Гельда, и он казался ей каким-то светлым пятном, свободным от дыма и грязи этой проклятой войны. И вот он снова здесь, в дружине фьялльского ярла. Напрасно она поверила, что он друг ей. Он друг сам себе, как и каждый, а сейчас – друг фьяллей, которые хорошо платят за дружбу. И она сама виновата, что Гримкель конунг не вернется в собственный дом. Фьялли опять, как полтора года назад, темной волной затопили усадьбу, и теперь это казалось повзрослевшей Борглинде настоящим крушением. Держа на руках Свейна, она прижималась к стене, и ей было некуда отступать, некуда уйти от этих остроносых лиц. Все ее существо полнилось молчаливым убеждением: это конец Лейрингов и конец племени квиттов. Они виноваты, виноваты в подлых и низких замыслах, и фьялли заставят их за все отвечать!
Гельд видел, что Борглинда смотрит на него отстраненно-враждебно, будто не узнает и не отличает от фьяллей. Этому, конечно, не стоило удивляться, но это было неприятно. Сам-то он чувствовал к ней прежнее расположение, и ему хотелось ее успокоить, подбодрить хоть немножко. На самый крайний случай у него есть средство спасти ее от больших неприятностей. Она добрая и благородная девушка, и несправедливо заставлять ее отвечать за подлость ее родни.
– Я, помню, обещал тебе живого тролля в корзиночке, – сказал Гельд, не зная, что еще придумать. Насколько он знал высокородных потомков ярла, она сейчас должна начать кричать, что видеть его не желает. Но он хотел все же попытаться. – Тролля поймать пока не получилось. Зато я нашел кое-что... – Он вынул из-за пазухи два маленьких женских колечка из добычи Асвальда. – Мне самому не лезут. – Гельд для наглядности попробовал надеть золотое колечко себе на мизинец, но дальше первого сустава оно не пошло. – Не выбрасывать же. Возьми. Дашь ребеночку поиграть. Это кто? Твой племянник?
Борглинда кивнула. Болтовня барландца все же сделала доброе дело: она опомнилась и поняла, что еще не конец, если хоть кто-то способен болтать про тролля в корзиночке. Гельд вдруг показался ей щелью, в которую можно выскочить из-за железной стены фьяллей; Борглинда еще не знала, что сделает, но в ней зашевелилось желание бороться.
Гельд вертел оба колечка в руках, не зная, как ей отдать: ее руки были заняты мальчиком. Борглинда передала Свейна рабыне, протянула ладонь. Гельд обрадовался: если возьмет, значит, мир. Она не может знать, что эти колечки дважды были отняты у ее соплеменников-квиттов...
– А ты теперь нанялся в дружину к Асвальду? – спросила Борглинда и снизу вверх заглянула ему в глаза. Она прикидывала, достаточно ли широка спасительная щель.
– Да что ты! – Гельд махнул рукой, потому что это действительно была неправда: он не клялся Асвальду ярлу в верности и не брал у него оружия. – Я просто с ними. Знаешь ли, любопытно было посмотреть, что там делается в Медном Лесу. Когда еще случится туда попасть? Я там такого повидал! Вот я тебе расскажу, когда будет время...
Сейчас, конечно, было не время рассказывать страшные саги. По всему дому стучали шаги, визжали и хлопали двери, раздавались голоса. В гриднице негодующе кричала что-то старая Йорунн. Но Гельд продолжал болтать по привычке, хотя и видел, что Борглинда какая-то странная и едва ли его слушает.
Взгляд у нее был отсутствующий, весь вид говорил о напряженном, лихорадочном размышлении. Яркий румянец на щеках был заметен даже в полутьме девичьей. Она сжимала в руке два колечка, но едва ли понимала, что ей дали.
– Да не бойся ты! – Гельд наконец тронул ее за плечо. – Асвальд ярл обещал не воевать с женщинами. Тебя не тронут. Им нужен только твой родич конунг...
– Побудь здесь! – вдруг сказала ему Борглинда и стремительно кинулась прочь.
Она пробежала через девичью, свирепо распихивая голосящих женщин, пробежала через гридницу, расталкивая мужчин и не слушая, о чем сутулый фьялльский ярл спорит с Йорунн, выскочила в сени. Везде было полным-полно фьяллей, родной дом стал чужим, как никогда: своих в нем не осталось, везде хозяйничали враги. В кухне возле пивной бочки слышался плеск и смех. Да уж, варили не для вас. Не сегодня-завтра Гримкеля ждали назад с победными вестями. За углом дома возле конюшни Борглинда наткнулась на мальчика лет одиннадцати и схватила его за плечо. Это был ее младший брат Хагир. Во время Битвы Конунгов ему было всего девять лет, и поэтому он остался жив. А троюродный брат Атли, которому было целых тринадцать, погиб.
– Слушай! – яростно зашипела Борглинда, сильно сжимая плечо мальчика и подталкивая его к бревенчатой стене конюшни. При этом она старалась загородить его собой от всех глаз. – Слушай, беги скорее! Беги к Хейнгорду, там за усадьбой на Лисьем мысу возьмешь у рыбаков лошадь. Вот тебе. – Она всунула в ладонь брата оба колечка, которые так и не успела разглядеть. – Дашь золото за лошадь. Да смотри, чтобы не всучили клячу. Ты уже взрослый, разберешься. И если кто-то согласится, пусть проводят тебя к Ступенчатому перевалу. Там найдете Гримкеля. Понял?
Хагир горячо кивнул, крепко сжимая в руке колечки. Ему шел двенадцатый год, он мечтал скорее стать взрослым и отомстить проклятым фьяллям за гибель рода. Послали бы его в огонь – он пошел бы с той же готовностью, с детским неведением опасности и смерти, счастливый сознанием, что делает взрослое дело.
– Беги! – шепотом крикнула Борглинда и подтолкнула его к воротам. – Кроме тебя, у нас не осталось мужчин! Беги!
Хагир еще раз кивнул и кинулся бежать, ловко скользя между фигурами фьяллей. Никто из них не знал, что мальчишка в простой некрашеной одежде – мужчина из рода Лейрингов.
Борглинда осталась стоять возле конюшни, глубоко дыша, чтобы успокоиться и ничем себя не выдать. На Хагира никто не оглянулся, а за воротами его уже не очень-то поймаешь. Не могли же фьялли наводнить весь Острый мыс! Асвальд ярл еще тогда говорил, что у него двести человек, а ведь еще им надо охранять корабли... Хагир выберется! И доскачет до Гримкеля раньше фьяллей, потому что двести лошадей они смогут раздобыть разве что в подводных табунах Ньёрда [62]! Как хорошо, что у нее остался хотя бы такой брат! Когда других мужчин нет, и одиннадцатилетний мальчик на многое способен. В последние годы, лишившись большого, Борглинда научилась ценить и малое. И злосчастный Гримкель будет знать, что за гости ждут его дома или даже идут навстречу. А дальше пусть выкручивается сам, раз он такой умный! Борглинда не любила Гримкеля, но не могла бросить в пасть судьбе последнее, что оставалось от ее рода. Да и от державы квиттов тоже. Она сама отчасти виновата, что его замыслы провалились... Хотя придумал он дрянь, что ни говори!
– Иди в дом, липа нарядов! – Исбьёрн сын Стейнара заметил во дворе девушку, родственницу конунга, которая полмесяца назад подносила кубок Асвальду ярлу. – Побудь пока в девичьей, а потом Асвальд ярл решит, что с вами делать.
Борглинда бросила на фьялля один короткий презрительный взгляд и пошла в дом. Исбьёрн двинул бровями, будто сам себе говорил: «Ну, вот, что с ними прикажете делать?» Девчонка из рода Лейрингов смотрела на него так, будто это ее воины захватили его дом. И хоть посади ее за жернов и заставь заниматься рабской работой, она все равно будет так смотреть.
Убедившись, что все их ожидания были верны, фьялли в тот же день жарко заспорили, что делать дальше. Асвальд ярл хотел идти следом за Гримкелем и накрыть его там, где он устроился в засаде. Но Хьёрлейв Изморозь с этим не соглашался, и трое ярлов из семи его поддерживали.
– Конечно, Торбранд конунг поставил тебя старшим над дружиной и ты можешь решать, но, по-моему, выходить сейчас опять к Медному Лесу неумно! – убеждал Хьёрлейв. Это был слишком серьезный случай, и он не мог согласиться с тем, что считал неверным. – Мы ведь не знаем, сколько у него людей! Своей дружины было человек пятьдесят, и из Железного Пирога могли дать человек тридцать-сорок. Да гости, да мало ли еще какие тролли!
– Я расспрашивал здешних, все говорят разное! – вставил Гельд. – Кто говорит – пятьдесят, а кто – триста. Мой Бьёрн видел дружину человек в восемьдесят. Но кто-то мог присоединиться и после ухода Гримкеля отсюда. У них же есть родичи во внутренних землях.
– Если мы выйдем с Острого мыса и встретимся с Гримкелем под открытым небом, то наше положение будет одинаковым! – продолжал Хьёрлейв. – Если бы точно знать, что у него пятьдесят или восемьдесят человек, то это не страшно. Даже если мы оставим половину охранять корабли, со второй половиной мы бы его побили. А если у него две, три сотни? Надо помнить, что он здесь – у себя дома, а мы – нет. Он лучше нас знает, где и сколько людей он может набрать. Он не пошел бы на такое дело, если бы не был уверен в успехе. Гримкель ведь не из тех, кто кидается в битву очертя голову и мечтает лишь со славой погибнуть! И здешние ведьмы при случае скорее помогут ему, чем нам!
– Если не собирать с них дань, – хором сказали Сёльви и Слагви, получившие теперь общее прозвище Хранители Железной Головы.
– А пока мы остаемся на Остром мысу, наше преимущество несомненно! Мы занимаем дом самого Гримкеля! Ему некуда вернуться. Если он вздумает драться, то Острый мыс сгорит дотла. Ему придется отбивать собственный дом! А если не выйдет, то ему придется отступать в Медный Лес. И тогда уже он не сможет считаться конунгом. Торбранд конунг сможет посадить здесь своего человека.
–И держать здесь постоянно целое войско, – проворчал Исбьёрн сын Стейнара. – Мы ведь не бездонные.
– Зато мы сможем собирать дань только в свою пользу и не делиться с остатками Лейрингов. За это можно постараться. Ради такого дела у каждого из наших хёльдов найдется младший сын!
– А нет, так родит! – вставил Гейрбранд Галка, и большинство засмеялось.
– Но так мы можем прождать его до Середины Зимы [63]! – ответил Хьёрлейву Асвальд. Он не мог не признать верности этих доводов, но ему хотелось скорее наказать подлеца. – А если Гримкель узнает и передумает возвращаться? Нам придется тут зимовать или рано или поздно идти его искать, чтобы знать, что с ним сталось. Кто у нас умеет видеть вещие сны?
– Рано или поздно мы о нем узнаем. Это ведь не камень, чтоб упасть в воду и пропасть без следа. Услышим. Дружина в сто или двести человек не может просто так пропасть, да еще и зимой. Ты сам говорил, что в Медном Лесу народ не слишком-то любит своего нового конунга. Некоторые вообще не знают, что он у них есть!
Довольно быстро Асвальд уступил. Его раздражение утихало, и возможность спокойной мести не выходя из дома стала приятно щекотать воображение. Сидеть у очага своего противника и знать, что тот в это время мерзнет и мокнет под зимним дождем и мокрым снегом! И даже не знает, что ему некуда вернуться. А если вернется, то встретит приятную неожиданность! Да, это хорошая месть. Хродмар сын Кари не высидел бы и дня, а непременно устремился бы в погоню, но ему ведь всегда не хватало выдержки. Асвальд сын Кольбейна не собирался брать с него пример.
– Мы останемся здесь, – решил он. – Гейрбранд, распорядись втащить корабли в сараи. Если не хватит места – пусть торговцы убираются куда хотят.
– А если и тогда не хватит?
– Тогда пусть вся эта шваль убирается! И двери открыть, какие были! Устроили гостиный двор!
– Вот кто теперь здесь хозяйничает! – сварливо причитала на женской скамье, что возле двери в девичью, Йорунн хозяйка. – Пусть твои хирдманы, отважный ярл, сами стряпают себе и тебе еду! Я пальцем не шевельну, раз я тут больше не хозяйка! Когда же приедет твоя жена? Я брошу все ключи ей в лицо! – Старуха гневно гремела связкой ключей у себя на поясе, однако снимать ее не спешила. Ох, если бы все мои родичи спустились из Валхаллы, они бы показали тебе, как у нас расправлялись с врагами! От нас ничего не осталось, ничего! Младенец, мальчишка и две девчонки... Где мой племянник Хагир? Почему я его не вижу? Что вы с ним сделали, козлиноголовые? – завопила она с удвоенной силой. – Убили? Значит, он присоединился к родичам!
– Что ты несешь, старая? – раздраженно крикнул Асвальд. Браниться со старухой – не самое достойное дело для мужчины, но настырная и неотвязная Йорунн так его допекла, что не было сил терпеть. – Какой племянник Хагир? Я не нанимался следить за твоими щенками, у тебя для этого достаточно рабынь!
– Это вы... – начала Йорунн и вдруг замолкла. Ее взгляд наткнулся на лицо Борглинды. Девушка смотрела на нее в упор, и ее глаза горели какой-то многозначительной ненавистью. «Что ты делаешь, старая метла? – кричал этот взгляд. – Ты губишь и то, что у нас осталось!»
И Йорунн замолчала, краем грязного передника стала вытирать слезящиеся от напряженного крика глаза. В ее совсем не глупой голове зашевелились догадки. Девчонка что-то придумала, и не только придумала, а сделала. Хагир исчез неспроста. Она сделала то самое, что надлежало сделать самой Йорунн. Она и сама догадалась бы, если бы только не ввязалась в перебранку с этим сутулым мерзавцем.
Старая Йорунн знала, что женщины рода Лейрингов способны на многое. А Борглинда как-никак родное дитя воинственного Халькеля Бычьего Глаза, что получил в грудь копье самого Одина и тем стяжал вечную славу. Ничего удивительного, что младшая родственница Даллы, Мальфрид и Гудрун потихоньку подрастает.
Асвальд, даже удивленный, что старуха так быстро замолчала, вопросительно обернулся и заметил Борглинду. Но она уже смотрела в пол, и он не видел ее глаз. Йорунн, чтобы притушить подозрения, опять начала негромко голосить.
***
На четвертый день прискакал дозорный десяток, посланный в долины на север. Гримкель конунг с дружиной приближался к Острому мысу.– У него полторы сотни человек, около того! – рассказывали хирдманы. – Идут пешком, к вечеру точно будут здесь. Если не решат заночевать по дороге. Непонятно, знают про нас или нет.
– Конечно, знают! – уверенно ответил Асвальд. – Иначе не вернулись бы так скоро. Они подождали бы нас у Ступенчатого перевала подольше – как можно знать, когда тамошние ведьмы нас выпустят?