Дюма Александр. Ожерелье королевы

   Вдруг засовы заскрипели, и дверь отворилась. Смертельная бледность залила лицо Оливье, когда он заметил двух женщин во вчерашних одеждах.
   — Значит, она влюблена! — прошептал он.
   Обе женщины проделали тот же маневр, что и накануне, и, ускоряя шаг, прошли под окном Шарни.
   Через несколько минут Шарни заметил те же самые плащ и шляпу, которые он разглядел накануне.
   На сей раз незнакомец двигался навстречу королеве уже без почтительной сдержанности: он шел большими шагами, не решаясь бежать.
   Королева, мучимая любовной тоской, прислонившись к тому же большому дереву, опустила голову.
   Теперь незнакомец удвоил нежность своих речей. Порой Шарни, несчастному Шарни казалось, что каждое гармонично трепетавшее слово загорается неземным огнем и что он умирает от ярости и от ревности.
   Королева что-то сказала. По крайней мере, так можно было подумать. Слова были совсем тихие, приглушенные, расслышать их мог только незнакомец. Услышав их, он вне себя от восторга воскликнул:
   — Благодарю! Благодарю вас, мое прекрасное величество! Итак, до завтра!
   Королева закрыла лицо, и без того надежно закрытое.
   Шарни почувствовал, как холодный пот, смертный пот тяжелыми каплями медленно струится по его вискам.
   Тут незнакомец увидел две руки королевы, простершиеся к нему. Он схватил их в свои и запечатлел на них поцелуй, столь долгий и столь нежный, что за это время Шарни познал муки всех пыток, которые человеческая свирепость похитила у сатанинской жестокости.
   После этого поцелуя королева выпрямилась и схватила за руку свою спутницу.
   Обе женщины убежали, промелькнув, как и в прошлый раз, мимо Шарни.
   Ночь прошла для него в яростном беге по парку, по аллеям, которые он от отчаяния упрекал в преступном сообщничестве.
   Он разглядывал следы этого человека с тем холодным вниманием, с каким изучал бы следы дикого зверя. Он узнал дверь за купальнями Аполлона. Взобравшись на верх широкой стены, он увидел следы конских копыт, нанесших немалый урон траве.
   «Он приезжает сюда! Он приезжает не из Версаля, а из Парижа! — думал Оливье. — Он приезжает один, и завтра приедет опять, так как ему было сказано: „До завтра“. А до завтра мы будем молча глотать уже не слезы, которые текут у меня из глаз, а кровь, которая волнами струится из сердца. Завтрашний день будет последним днем моей жизни, иначе я превращусь в негодяя, который никогда не любил».
   Вонзив ногти в грудь, Шарни мерным шагом направился к дому.
   — Они сказали друг другу: «До завтра», — перепрыгнув через балконную решетку, прошептал он. — Да, до завтра!.. Но завтра на свидании нас будет четверо, сударыня!

Глава 10. ЖЕНЩИНА И КОРОЛЕВА

   Завтрашний день принес с собой все те же перипетии. Дверь открылась с последним ударом полуночного боя часов. Появились две женщины.
   Шарни принял решение; сегодня вечером он хотел узнать, кто тот счастливец, кому покровительствует королева.
   Верный своим привычкам, несмотря на то, что они еще не успели укорениться, он отправился в путь, прячась за деревцами, но когда он добрался до места, где уже две ночи подряд происходили свидания, то не обнаружил никого.
   Спутница королевы увлекла ее к купальням Аполлона.
   Королева, посмеиваясь и что-то шепча, направилась к темному убежищу, на пороге которого ее с распростертыми объятиями поджидал неизвестный дворянин.
   Она, протягивая к нему руки, вошла туда. Железная решетка за нею закрылась.
   Сообщница, оставшаяся снаружи, оперлась на разбитую полуколонну, мягкую от покрывавших ее листьев.
   Шарни плохо рассчитал свои силы. Такого удара он не мог выдержать.
   Он рухнул на мхи, испустив слабый, хриплый вздох, на секунду смутивший покой часового, стоявшего у дверей в купальни Аполлона.
   Он задыхался от кровотечения вновь открывшейся раны.
   Шарни снова вернули к жизни холод росы, влажность земли, жгучее ощущение боли.
   Версальские часы, пробившие два часа ночи, показали ему, что его обморок был весьма продолжительным.
   Ночь была сплошным бредом. Но и к утру он не успокоился.
   Бледный, как мертвец, постаревший на десять лет, он позвал камердинера и оделся в бархатный черный костюм.
   Сумрачный, безмолвный, снедаемый всеми своими болями, он направился во дворец Трианон в то время, когда произошла смена караула, То есть приблизительно в десять часов.
   Королева вышла из капеллы: она была там на литургии.
   Вдруг у конца ограды она заметила Шарни. Она покраснела и вскрикнула от изумления.
   Шарни не склонил головы. Он продолжал смотреть на королеву, которая прочитала в его взгляде новое несчастье. Она подошла к нему.
   — Я полагала, что вы у себя в имении, господин де Шарни, — строго сказала она.
   — Я вернулся, ваше величество, — произнес он отрывисто и почти невежливо.
   Ошеломленная, она умолкла: от нее никогда не ускользал ни один оттенок.
   После этого обмена почти враждебными словами и взглядами она повернулась в ту сторону, где стояли женщины.
   — Здравствуйте, графиня, — дружески обратилась она к г-же де ла Мотт, подмигнув ей, как подмигивают своему человеку.
   Шарни вздрогнул. Он посмотрел на нее внимательнее.
   Жанна, встревоженная, отвернулась.
   Шарни, как сумасшедший, следовал за королевой до тех пор, пока она снова не повернулась к нему лицом.
   Потом он принялся ходить вокруг нее, изучая ее походку.
   Королева, кивая налево и направо, одновременно следила за уловками обоих наблюдателей.
   «Уж не потерял ли он рассудок? — подумала она. — Бедный мальчик!»
   И она снова подошла к нему.
   — Как вы себя чувствуете, господин де Шарни? — мягко спросила она.
   — Очень хорошо, ваше величество, но, слава Богу, не так хорошо, как вы.
   И он поклонился так, что не удивил королеву, а скорее привел ее в ужас.
   — Тут что-то кроется, — произнесла наблюдательная Жанна.
   — Где вы теперь живете? — спросила королева.
   — В Версале, сударыня, — отвечал Оливье.
   — В течение какого времени?
   — Три дня, — отвечал молодой человек, подчеркивая свои слова взглядом, жестом и интонацией.
   Королева не обнаружила ни малейшего волнения, Жанна вздрогнула.
   — Разве вам нечего мне сказать? — с ангельской кротостью спросила королева.
   — О, я мог бы сказать вашему величеству слишком много! — отвечал Шарни.
   — Идемте! — резко сказала она. «Проследим за ними!» — подумала Жанна. Королева большими шагами пошла к своим апартаментам. Все следовали за нею, взволнованные не менее, чем она. Самым великим чудом показалось графине де ла Мотт то обстоятельство, что Мария-Антуанетта, дабы избежать видимости того, что она желает свидания с глазу на глаз, пригласила несколько человек следовать за нею. В группу этих людей проскользнула Жанна. Королева, пройдя в свои апартаменты, отпустила г-жу де Мизери и всю свою прислугу.
   Погода была мягкая и туманная, солнце не показывалось, оно лишь пропускало свет и тепло через густые белые и синие меха облаков.
   Открыв окно, выходившее на маленькую террасу, королева села перед шифоньеркой, заваленной письмами. Она ждала.
   Мало-помалу люди, которые последовали за ней, догадывались, что она желает остаться одна, и удалялись.
   Шарни, бледный от гнева, в нетерпении комкал шляпу в руках.
   — Говорите! Говорите же! — приказала королева. — У вас очень смущенный вид, сударь!
   — Как мне начать? — произнес думавший вслух Шарни. — Как посмею я оскорбить честь, оскорбить религию, оскорбить величество?
   — Господин де Шарни! — побледнев и подходя к молодому человеку, воскликнула королева. — Если вы не уйдете отсюда, я прикажу моей охране выгнать вас!
   — Прежде чем меня выгонят, я скажу вам, почему вы являетесь недостойной королевой и бесчестной женщиной! — воскликнул Шарни, опьянев от бешенства. — Три ночи я слежу за вами в парке!
   Шарни ожидал, что он увидит, как содрогнется королева под таким страшным ударом, но вместо этого он увидел, что она подняла голову и подошла к нему.
   — Господин де Шарни! — беря его за руку, сказала она. — Вы в таком состоянии, что мне жаль вас. Остерегитесь: ваши глаза сверкают, рука дрожит, лицо у вас бледное, кровь прилила у вас к сердцу. Вы страдаете. Хотите, я позову кого-нибудь?
   — Я видел вас! Видел! — холодно повторил он. — Видел с человеком, которому вы дали розу; видел, как он целовал вам руки; видел, как вы вместе с ним вошли в купальни Аполлона!
   Королева провела рукой по лбу, словно желая удостовериться, что она не спит.
   — Успокойтесь, — сказала она, — усмирите сердце и голову и повторите мне то, что вы сейчас сказали.
   — Вы хотите убить меня? — пролепетал несчастный.
   — Перестаньте! Мне нужно расспросить вас. Когда вы вернулись из своего поместья?
   — Две недели назад.
   — Где вы живете?
   — В домике егермейстера — я его снял нарочно.
   — Ах, да! В доме самоубийцы, у границы парка? Шарни утвердительно кивнул головой.
   — Вы меня видели?
   — Так же, как вижу вас сейчас. Видел я и ту, которая вас сопровождала.
   — Так меня кто-то сопровождал?.. А вы могли бы узнать эту особу?
   — Сейчас мне показалось, что я вижу ее здесь, но утверждать это я бы не осмелился. Похожа только осанка. Что касается лица, то его прячут, когда собираются совершить такого рода преступление.
   — Хорошо! — спокойно произнесла королева. — Мою спутницу вы не узнали, но меня…
   — О, вас, ваше величество, я видел… Подождите… Разве я вас не вижу?
   Она топнула ногой.
   — А... этот спутник... которому я дала розу… — продолжала она, — ведь вы видели, что я дала ему розу?..
   — Да, но я ни разу не мог догнать этого кавалера. — Но вы его знаете?
   — К нему обращаются «ваша светлость» — вот и все, что мне известно.
   Королева в сильнейшем гневе хлопнула себя по лбу.
   — Продолжайте, — сказала она. — Во вторник я дала розу… А в среду?
   — В среду вы дали ему поцеловать обе руки.
   — О-о! — ломая руки, прошептала она. — И, наконец, в четверг, вчера?..
   — Вчера вы провели с этим человеком полтора часа в гроте Аполлона, где ваша спутница оставила вас наедине! Королева встала.
   — И... вы... меня... видели? — произнесла она, запинаясь на каждом слове.
   Шарни поднял руку к небу, чтобы дать клятву.
   — О!.. — хрипло крикнула она, тоже охваченная яростью. — Он клянется!..
   Шарни торжественно повторил свой жест — жест обвинителя.
   — Меня? Меня? — ударяя себя в грудь, спрашивала королева. — Вы видели меня?
   — Да, вас. Во вторник на вас было зеленое платье в полоску, переливающуюся золотом, в среду — ваше платье в больших голубых и красноватых разводах. А вчера, вчера на вас было шелковое платье цвета сухих листьев, в котором вы были, когда я поцеловал вам руку в первый раз! Это вы, это в самом деле вы! И я, умирая от горя и от стыда, говорю вам: «Клянусь моей жизнью, клянусь моей честью, клянусь моим Богом; это были вы, это были вы!»
   Королева вышла на террасу и начала ходить большими шагами, мало беспокоясь о том, что обнаруживает свое странное волнение перед зрителями, которые снизу пожирали ее глазами.
   — Если бы я тоже дала клятву… — произнесла она, — если бы я поклялась моим сыном, моим Богом... у меня, как и у вас, есть Бог… Нет, он мне не верит!.. Он мне не верит!
   Шарни опустил голову.
   — Безумец! — тряхнув его за руку, прибавила королева и увлекла его с террасы в комнату.
   — Я видел! — холодно отозвался Шарни.
   — О, я знаю, я знаю! — воскликнула королева. — Разве эту ужасную клевету уже не бросали мне в лицо? Разве не видели меня на балу в Опере, когда я привела в негодование весь двор? Разве не видели меня в экстазе у Месмера, когда я привела в негодование любопытных и девиц для веселья?.. Вы прекрасно это знаете, именно вы — ведь вы дрались за меня на дуэли?
   Королева подняла от отчаяния к небу напрягшуюся руку, и две горячие слезы скатились с ее щек на грудь.
   — Господи! — сказала она. — Пошли мне мысль, которая спасет меня! О Боже мой, я не хочу, чтобы этот человек презирал меня!
   Шарни был до глубины души взволнован этой простой и жаркой мольбой. Он закрыл лицо руками.
   — Сударь! — поразмыслив, начала королева. — Вы Должны дать мне удовлетворение. Вот какого удовлетворения я требую от вас: три ночи подряд вы видели меня в парке в обществе мужчины. Вам, однако, было известно, что сходством со мной уже злоупотребляли, что у какой-то женщины, — не знаю, кто она, — в лице и в походке есть что-то общее со мной — со мной, со злосчастной королевой. Но раз вы предпочитаете верить тому, что это я бегала ночью, раз вы утверждаете, что это я, идите в парк в то же время, идите вместе со мной. Если это другая, то почему бы нам не увидеть ее? А если мы ее увидим… Ах, сударь, сожалеете ли вы о том, что заставили меня сейчас столько выстрадать?
   Шарни схватился за сердце обеими руками.
   — Вы делаете для меня слишком много, сударыня, — прошептал он. — Я заслуживаю смерти. Не подавляйте меня своей добротой!
   — Я подавлю вас доказательствами, — промолвила королева. — Ни одного слова ни единому человеку! Сегодня вечером, в десять часов, ждите один у дверей охотничьего домика — я на это решилась, чтобы убедить вас. Идите, сударь, и пусть по вашему виду ничего не будет заметно.
   Не сказав ни слова, Шарни преклонил колени и вышел. В конце второй гостиной он невольно прошел под взглядом Жанны — она не сводила с него глаз и была готова по первому зову королевы войти к ее величеству вместе со всеми.

Глава 11. ЖЕНЩИНА И ДЕМОН

   От Жанны не ускользнуло ни волнение Шарни, ни заботливость по отношению к нему королевы, ни готовность обоих завязать разговор.
   После умело подготовленной Калиостро встречи графини де ла Мотт с Оливой комедия трех последних ночей может обойтись без комментариев.
   Снова войдя к королеве, Жанна прислушивалась, наблюдала; она хотела разглядеть на лице Марии-Антуанетты доказательства того, что она подозревала.
   Но с некоторых пор королева привыкла не доверять никому. На ее лице ничего нельзя было прочитать. И Жанне пришлось ограничиться предположениями.
   Она уже приказала одному из своих лакеев проследить за Шарни. Возвратившись, лакей объявил, что его сиятельство скрылись в домике в конце парка, поблизости от грабовой аллеи.
   «Сомнений больше нет, — подумала Жанна, — это влюбленный, который видел все».
   Она услышала, как королева сказала г-же де Мизери:
   — Мне не по себе, дорогая Мизери, сегодня я лягу в восемь.
   Так как придворная дама на чем-то настаивала, королева прибавила:
   — Я не приму никого!
   «Все ясно, надо быть сумасшедшим, чтобы не понять», — сказала себе Жанна и тотчас же уехала из Версаля.
   Приехав к себе домой, на улицу Сен-Клод, она обнаружила великолепный подарок — серебряную посуду, которую сегодня утром прислал ей кардинал.
   Бросив равнодушный взгляд на этот дар, хотя он был ценным, она из-за занавески посмотрела на окна Оливы, которые еще не были открыты. Уставшая Олива еще спала — день был очень жаркий.
   Жанна приказала отвезти ее к кардиналу и увидела, что он сияет.
   Он бросился к ней навстречу, — Вы из Версаля? — сгорая от нетерпения, спросил он.
   — Да.
   — Судя по вашему виду, можно подумать, что вы привезли плохие известия.
   — Один ум и два сердца, ваше высокопреосвященство, никогда не помешают глазам видеть сквозь листву.
   — Нас видели! — в ужасе воскликнул де Роан.
   — У меня есть все основания так думать.
   — Что же делать?
   — Не ездить больше в Версаль. Кардинал подскочил.
   — Утром? — с улыбкой спросил он.
   — Прежде всего утром, а затем и вечером.
   — Меня сглазили, если хотят, пусть меня убьют, но любовь!.. — вскричал влюбленный. — Я поеду в Версаль.
   — Она не придет.
   — Вы приехали, чтобы объявить мне это от ее имени? — с трепетом спросил кардинал.
   — Я полчаса раздумывала, как смягчить этот удар.
   — Она больше не хочет меня видеть?
   — Нет, и это посоветовала ей я.
   — Какой ужас! — пробормотал кардинал. — Падение убийственное! Рухнуть с вершины счастья! О, я умру от этого!
   — Вы клянетесь повиноваться мне?
   — Слово де Роана!
   — Отлично! Лекарство для вас уже найдено. Я запрещаю вам встречаться, но не запрещаю переписываться.
   — Правда? — воскликнул безумец, которого воскресила надежда. — Я могу написать?, — Постарайтесь.
   — И... она мне ответит?
   — А вот тут уж постараюсь я.
   Кардинал покрыл поцелуями руку Жанны и назвал ее своим ангелом-хранителем.
   Можно себе представить, как весело смеялся демон, который жил в сердце графини.

Глава 12. НОЧЬ

   Было четыре часа все того же дня, когда какой-то всадник остановился у границы парка, за купальнями Аполлона.
   Остановился он на том самом месте, где в течение трех дней Роан останавливал своего коня. В этом месте земля была истоптана копытами, а кусты вокруг дуба объедены — вокруг того дуба, к стволу которого он привязывал своего скакуна.
   Всадник спешился.
   — Это место изрядно пострадало, — произнес он и подошел к стене.
   «Вот следы того, кто влезал сюда. А вот и дверь, которую недавно открывали. Это именно то, что я и предполагал.
   С индейцами саванны не воюют, если ничего не смыслят в следах лошадей и людей. Итак, Шарни возвратился две недели назад и в течение этих двух недель ни разу не появился. А вот и дверь, которую он выбрал для того, чтобы входить в Версаль».
   Всадник шумно вздохнул, словно вместе со вздохом у него отлетала душа.
   «Однако необходимо доказательство. А какой ценой, каким способом получить его?
   О! Ничего нет проще! Ночью, в кустах, человека обнаружить невозможно, и из своего укрытия я увижу тех, кто сюда придет. Вечером я буду в кустах».
   Всадник подобрал поводья, не спеша уселся в седле и, не торопя коня, скрылся за углом стены.
   А Шарни, повинуясь приказаниям королевы, в ожидании вести заперся у себя.
   Вдруг он увидел внизу, под парковыми грабами, закутанную в широкую и длинную накидку фигуру женщины, которая подняла к нему бледное, взволнованное лицо.
   Он не смог удержать крик радости и скорби. Женщина, которая его ждала, женщина, которая его звала, была королева.
   Одним прыжком он выскочил из окна и рухнул около Марии-Антуанетты.
   — Ах, это вы, сударь? Какое счастье! — тихо сказала глубоко взволнованная королева. — Что вы делали?
   — Вы! Вы! Ваше величество!.. Вы сами! Может ли это быть? — промолвил Шарни.
   — Пойдемте в лес и подождем.
   — Ваше величество…
   Королева прошла вперед довольно быстрым шагом и спросила Шарни:
   — Где произошла сцена, о которой вы рассказывали?
   — Сию секунду, снова начав разведку, я получил страшный удар в сердце. Я вижу вас на том самом месте, где в последние ночи я видел... женщину, игравшую роль французской королевы.
   — Здесь? — воскликнула королева, с отвращением уходя с того места, где она стояла.
   — Да, под этим каштаном.
   — В таком случае уйдем отсюда, — сказала Мария-Антуанетта. — Ведь если они были здесь, то сюда же и вернутся.
   Шарни последовал за королевой в другую аллею. Сердце его билось так сильно, что он боялся не расслышать звука открываемой двери.
   А она, гордая и безмолвная, ждала появления живого доказательства ее невиновности.
   Пробило полночь. Дверь не открылась. Протекло еще полчаса, и за это время Мария-Антуанетта больше десяти раз спрашивала Шарни, очень ли пунктуально являлись самозванцы на каждое из свиданий.
   На Версальской церкви Святого Людовика пробило без четверти час.
   Королева с нетерпением топнула ногой.
   — Вот увидите: сегодня они не придут, — сказала она. — Только со мной случаются подобные несчастья!
   Королева, ослабев и устав от длительного пребывания в сыром парке, прислонилась к дереву и уронила голову на руку.
   Колени ее подогнулись; Шарни не подал ей руки, и она скорее упала, чем села, на мох и траву.
   Он продолжал стоять, сумрачный и несчастный.
   Она закрыла лицо руками, и Шарни не увидел, как слеза заскользила между ее длинными, белыми пальцами.
   Внезапно она подняла голову.
   — Вы правы, — заговорила Мария-Антуанетта, — я осуждена. Я обещала сегодня же доказать вам, что вы меня оклеветали, но Богу это не угодно — я склоняюсь перед Его волей.
   Она взяла руку Шарни и притянула к себе.
   — Вы видели!.. Вы слышали!.. Это в самом деле была я, не правда ли?..
   — глухо заговорила она. — Ну, а если я скажу вам: «Господин де Шарни! Я любила, люблю и буду любить только одно существо в целом мире... и это вы!…» Боже мой! Боже мой!.. Этого довольно, чтобы убедить вас, что не бесчестен человек, в сердце которого вместе с королевской кровью горит и божественный огонь такой любви?
   Из груди Шарни вырвался стон, похожий на стон умирающего. Разговаривая с ним, королева опьяняла его своим дыханием.
   Она вынула из-за корсажа платья розу, еще горячую от огня, который сжигал ей грудь.
   — Возьмите! — сказала королева. Он вдохнул аромат цветка и спрятал розу у себя на груди.
   — Это здесь другая позволила поцеловать ее руку? — спросила королева.
   — Обе руки, — пошатываясь, ответил Шарни, опьяневший в то мгновение, когда его лицо скрылось в горячих руках королевы.
   — Сейчас это уже чистое место, — с прелестной улыбкой сказала королева. — А теперь скажите: ведь они ходили в купальни Аполлона?
   Шарни, ошеломленный, полумертвый, остановился, словно ему на голову обрушился небосвод.
   — Здесь я бываю только днем, — весело сказала королева. — Пойдемте и вместе посмотрим на ту дверь, через которую удрал любовник королевы.
   Радостная, легкая, опираясь на руку самого счастливого человека, которого когда-либо благословлял Бог, она направилась к двери, за которой виднелись следы конских копыт.
   Они вышли и наклонились, чтобы рассмотреть их. Луна выглянула из-за облака словно для того, чтобы помочь им.
   Лунный луч мягко скользнул по прекрасному лицу королевы, которая оперлась на руку Шарни, слушая его и вглядываясь в кусты.
   Вполне убедившись во всем, королева заставила де Шарни вернуться в парк, удерживая его нежными пожатиями руки.
   Дверь за ними закрылась. Пробило два часа.
   — Прощайте! — сказала она. — Возвращайтесь к себе. До завтра!
   Она пожала ему руку и, не прибавив более ни слова, исчезла под грабами.
   А за дверью, которую они только что закрыли, поднялся из-за кустов человек и скрылся в лесу, окаймлявшем дорогу.
   Удаляясь, этот человек уносил с собой тайну королевы.

Глава 13. ОТСТАВКА

   На следующий день королева, улыбающаяся, прекрасная, вышла из своих апартаментов — пора было идти к мессе.
   В двойной шеренге, образуемой дворянами, с правой стороны можно было видеть Шарни, которого друзья поздравляли с выздоровлением, с возвращением, а главное — с тем, что лицо у него сияло.
   Он обратил внимание на одинокую фигуру, чья сумрачная бледность и неподвижность поразили его в самый разгар его опьянения.
   Он узнал Филиппа де Таверне, затянутого в мундир и державшего руку на эфесе шпаги.
   — Простите, господа! — раздвигая рукой окружавшую его группу, произнес Оливье. — Разрешите мне выполнить долг вежливости.
   Шарни протянул было руку, чтобы Филипп подал свою, но в эту самую минуту барабан возвестил о появлении королевы.
   — Идет королева, — медленно произнес Филипп, не отвечая на дружеский жест Шарни.
   Королева приблизилась. Можно было видеть, что она улыбается разным людям, берет или приказывает брать прошения. Она еще издали заметила Шарни.
   Внезапно ее отвлек от этого сладостного, но опасного созерцания шум шагов и звук какого-то чужого голоса.
   Шаги заскрипели слева по плитам пола. Взволнованный и вместе с тем строгий голос произнес:
   — Ваше величество!..
   — Ах, это вы, господин де Таверне! — придя в себя, воскликнула она. — Так это вы? Вы хотите о чем-то попросить меня? Говорите же!
   — Я прошу ваше величество дать мне на досуге десятиминутную аудиенцию, — сказал Филипп, суровая бледность лица которого не уменьшилась.
   — Сию минуту, — сказала королева, бросая беглый взгляд на Шарни: она невольно испугалась, увидев его столь близко от его старого противника.
   — Следуйте за мной.
   Четверть часа спустя Филиппа ввели в библиотеку, где ее величество королева принимала по воскресеньям.
   — А! Господин де Таверне! Входите! — приветливо заговорила она. — Успокойте меня поскорее, господин де Таверне, и скажите, что вы пришли не затем, чтобы сообщить мне о каком-нибудь несчастье.
   — Я имею честь заверить ваше величество, что на сей раз я приношу вам добрую весть.
   — Ах, так это весть! — сказала королева.
   — Сегодня последний отпрыск той семьи, которой вы, ваше величество, изъявили благоволение, исчезнет, чтобы больше не возвращаться к французскому двору, — печально проговорил Филипп.
   — Вы уезжаете? — вскричала она.
   — Да, ваше величество.
   — Странно! — задумчиво прошептала она и не прибавила более ни слова.
   Филипп по-прежнему стоял как мраморная статуя, ожидая жеста, которым королева его отпустит.
   — А куда вы отправляетесь? — внезапно выйдя из задумчивости, спросила королева.
   — Я отправляюсь, чтобы присоединиться к господину де Лаперузу, — отвечал Филипп.
   — Господин де Лаперуз сейчас на Новой Земле… Все, что я знаю, — продолжала она, — это то, что я любила Андре, а она меня покинула. Что я дорожила вами и что вы тоже меня покидаете. Это для меня унизительно, что такие прекрасные люди, — я не шучу, — оставляют мой дом! Быть может, здесь есть кто-то, кто вам неприятен? Ведь вы обидчивы, — прибавила она, устремляя свой светлый взгляд на Филиппа.