Страница:
Улыбка Валды увеличилась. Он поверил, что силы Галада подходят к концу, он устал и стал повторяться. Так как в пятый раз Галад начал «Нанизывание Иглы» слишком медленно, то меч противника очертил «Полет Ласточки» почти небрежно. Призвав на помощь всю свою скорость, которая в нем еще оставалась, Галад изменил удар, и «Пожиная Ячмень» его меч рассек Валду сразу под ребрами.
Мгновение казалось, что тот не осознавал, что был ранен. Он сделал несколько шагов, начиная атаку, возможно, это должно было стать «Камнепадом с Утеса». Затем его глаза расширились, он запнулся, рухнув на колени, и меч выпал из слабеющих рук, загремев по мостовой. Его руки нащупали огромную глубокую рану поперек тела, словно он пытался удержать свои внутренности, его рот открылся, и стекленеющие глаза уставились на Галада. Что бы он ни намеревался сказать, у него не вышло, только по подбородку потекла алая кровь. Затем он свалился вниз лицом и застыл неподвижно.
Непроизвольно Галад взмахнул клинком, избавляясь от крови, запачкавшей его последний дюйм, затем медленно нагнувшись вытер последние капли о белый кафтан Валды. Боль, которую он игнорировал до сих пор, теперь вспыхнула со всей силой. Его левое плечо и рука горели, бедро жгло огнем, словно оно находилось в костре. Стоять ровно стоило сил. Возможно, он был куда ближе к усталости, чем думал сам. Сколько же времени они дрались? Он думал, что почувствует удовлетворение оттого, что его мать отомщена, но все, что он чувствовал – это пустоту. Смерти Валды было недостаточно. Ничто, кроме воскресшей Моргейз Траканд не могло помочь.
Внезапно он услышал ритмичное хлопанье и поднял голову, чтобы посмотреть. Каждый воин стучал по собственному нагруднику в знак одобрения. Каждый Дитя Света. Кроме Асунавы и Вопрошающих. Их нигде не было видно.
Байяр поспешил к нему с небольшим кожаным кисетом и тщательно осмотрел раны в разрезах на рукаве кафтана Галада. – «Тут потребуется штопка», – пробормотал он, – «но это подождет». Встав на колени возле Галада, он вынул из кисета ремешки и начал накладывать жгут над глубокой раной на его бедре. – «Здесь тоже потребуется иголка с ниткой, но это не даст тебе истечь кровью до смерти прежде, чем их зашьют». Постепенно вокруг собралась толпа, поздравляя его, мужчины сменяли друг друга, перемещаясь из задних рядов вперед. Ни кто не удостоил труп Валды еще одним взглядом, кроме Кашгара, который очистил его меч о все тот же уже испачканный кровью белый кафтан перед тем как вложить его в ножны.
«Куда делся Асунава?» – спросил Галад.
«Уехал, едва ты ударил Валду в последний раз», – встревожено ответил Дэйн. – «Он едет в лагерь, чтобы привести Вопрошающих».
«Нет, он направился другой дорогой к границе», – вставил кто-то еще. Нассад был где-то рядом с границей.
«Лорды Капитаны», – сказал Галад, и Тром кивнул, соглашаясь.
«Ни один Дитя Света не позволил бы Вопрошающим арестовывать тебя за то, что здесь случилось, Дамодред. Если ему не прикажет его Капитан. Кое-кто из них, думаю, так и поступит».
Раздался сердитый ропот. Воины стали отрицать, что подчинятся подобному приказу, но Тром, успокаивая их, несколько раз качнул поднятыми руками. – «Вы сами знаете, что это так», – сказал он громко. «Иное поведение было бы признано мятежом». – В ответ повисла мертвая тишина. У Детей Света никогда не бывало мятежей. Но то что ранее было невозможно, сегодня было как нельзя близко. – «Я могу дать тебе бумагу с освобождением из Ордена, Галад. Кто-то все равно может попытаться арестовать тебя, но им придется тебя отыскать, а у тебя будет хорошая фора. Асунаве потребуется не меньше половины дня, чтобы разыскать хотя бы одного Лорда Капитана, и все, кто к нему присоединится, не сумеют вернуться раньше наступления сумерек».
Галад сердито помотал головой. Тром был прав, но все это было бы неправильно. Слишком неправильно. – «А ты напишешь освобождение для остальных? Ты же знаешь Асунаву. Он найдет способ их обвинить. А для тех Детей, кто не желает помогать Шончан покорять собственные страны во имя человека умершего тысячу лет назад?» – Несколько тарабонцев обменялись взглядами и согласились, как и другие, и не все они были амадийцами. – «А что на счет тех, кто защищал Цитадель Света? Поможет им твоя бумага сбросить цепи или освободит от рабского труда во славу Шончан?» – Еще более сердитые возгласы. Эти узники были воспаленной раной всех Детей Света.
Сложив руки на груди, Тром, словно увидев его впервые, смотрел на него изучающее: «Что же ты намерен делать?»
«Сделать так, чтобы Дети нашли кого-то, все равно кого, кто сражается с Шончан и стать их союзником. Убедиться, что Дети Света будут сражаться в Последней Битве вместо того, чтобы помогать Шончан охотиться на Айил и красть наши земли».
«Все равно кого?» – тонким голосом спросил кайриэнец по имени Дойреллин. Никто никогда не насмехался над голосом Дойреллина. Хотя он и был невысок, однако в плечах он был почти равен своему росту, и в нем едва нашлась бы унция жира. Он мог положить орехи между всеми пальцами и расколоть их, сжав кулаки. – «Это может также означать – Айз Седай!»
«Если вы намереваетесь сражаться в Тармон Гай’дон, тогда вам все равно придется сражаться рядом с Айз Седай», – спокойно ответил Галад. Младший Борнхальд сморщился от отвращения, и он был не одинок. Байяр даже выпрямился, но снова склонился к своей работе. Но никто не протестовал вслух. Дойреллин медленно кивнул, словно прежде он никогда не размышлял над подобным вопросом.
«Я, как и любой другой из здесь присутствующих, терпеть не могу ведьм», – сказал, наконец, Байяр, не отрываясь от своей работы. Через швы сочилась кровь, хотя он уже сделал перевязку. – «Но в Уставе сказано: чтобы бороться с вороном, можно вступить в союз со змеей, пока не завершена битва». – Рябь согласных кивков пробежала вдоль ряда мужчин. Ворон означал Тень, но каждый знал, что это был герб Шончан.
«Я буду сражаться рядом с ведьмами», – произнес долговязый тарабонец, – «и даже вместе с этими Аша’манами, о которых все не перестают повторять, если они сражаются с Шончан. Или в Последней Битве. И я вызову любого, кто скажет, что я неправ«. – Он поглядел по сторонам, словно готов был начать сию минуту.
«Похоже, все вопросы впредь будут решаться по вашему слову, милорд Капитан Командор», – сказал Тром, поклонившись немного ниже, чем он кланялся Валде. – «По крайней мере, теперь должность твоя по праву. Кто знает, что принесет следующий час, не говоря уж про завтра?»
Галад удивившись сам себе, засмеялся. Вчера он был уверен, что никогда не сможет смеяться снова. – «Это – плохая шутка, Тром».
«Так гласит закон. И Валда это подтвердил. Кроме того, у тебя хватило смелости высказать то, о чем многие размышляли, но боялись сказать. И я в их числе. Твой план лучший из тех, что я слышал с тех пор, как умер Пейдрон Найол».
«И все равно это плохая шутка». – Независимо оттого, что говорит закон, эта его часть не вспоминалась с окончания Войны Ста Лет.
«Посмотрим, что скажут остальные Чада Света по этому вопросу», – широко ухмыляясь, ответил Тром – «когда ты попросишь их идти за тобой в Тармон Гай’дон, чтобы сражаться бок о бок с ведьмами».
Воины принялись хлопать по нагрудникам сильнее, чем после его победы. Сперва их было несколько, потом присоединились еще, пока каждый из них, включая Трома, не стучал в знак одобрения. Все до одного, кроме одного Кашгара. Сделав глубокий поклон, салдэйец обеими руками протянул ножны меча с цаплей на клинке.
«Теперь эта вещь ваша, милорд Капитан Командор».
Галад вздохнул. Он надеялся, что все изменится, когда они доберутся до лагеря. Появиться там было бы довольно глупо, не говоря уж про подобное заявление. Вероятно, их разжалуют и закуют в цепи, или просто изобьют до полусмерти. Но он должен идти. Так будет правильно.
Солнце еще даже не успело показаться из-за горизонта этим прохладным весенним утром, но вокруг становилось ощутимо светлее. Родел Итуралде поднял свою увитую золотой лентой подзорную трубу, чтобы осмотреть деревню у подножия расположенного в самом сердце Тарабона холма, на вершине которого он сидел на своем чалом мерине. Он с нетерпением ждал момента, когда наконец станет достаточно светло, чтобы все рассмотреть. Чтобы не выдать себя случайным бликом, он прикрыл другой конец длинной трубы ладонью, поместив ее на большой палец. В это время суток часовые обычно менее бдительны, полагаясь на то, что темнота, позволявшая врагам подкрасться слишком близко, вот-вот рассеется, но, едва перейдя Равнину Алмот, он то и дело слышал истории про набеги Айил на внутренние территории Тарабона. Если бы он стоял на часах, ожидая нападения Айил, то возможно попытался бы отрастить себе пару дополнительных глаз на затылке. Примечательно, что страна не была разорена Айил словно разрушенный муравейник. Примечательно, а возможно – зловеще. Страну наводняли вооруженные люди – и шончан и присягнувшие им тарабонцы, и орды колонистов-шончан, занятых постройкой ферм и целых деревень, однако ему слишком легко удалось забраться далеко в глубь страны. Сегодня легкая часть дела кончилась.
Позади среди деревьев нетерпеливо толклись всадники. Сотня доманийцев, пришедшая с ним вела себя максимально тихо, стараясь случайно не выдать себя даже скрипом седла от неловкого движения, но он чувствовал, насколько они напряжены. Ему было жаль, что у него нет вдвое больше таких людей. В пять раз больше. Поначалу казалось, что решение отправиться во главе отряда, состоявшего главным образом из тарабонцев, было удачной мыслью. Сегодня он уже не был уверен, что это было хорошим решением. Но теперь уже слишком поздно для взаимных обвинений.
Деревенька Серана была зажата в пологой долине между поросших деревьями холмов на полпути между Элморой и границей с Амадицией. По обе стороны от него, по крайней мере, на милю в даль простирался лес, а впереди между ним и деревней располагалось небольшое, поросшее бахромой тростника озеро, подпитываемое парой широких ручьев. Не слишком впечатляющее местечко при свете дня. И до прихода Шончан оно имело важное значение, так как служило стоянкой для торговых караванов, идущих на восток. Здесь было около дюжины постоялых дворов и почти столько же улиц. Сельчане уже высыпали на улицы, разбредаясь по своим делам. Одни женщины, поставив корзины себе на голову, скользили вниз по деревенским улочкам, другие разводили огонь в очагах на заднем дворе, подвесив закопченные чайники, а мужчины направлялись на работу, порой останавливаясь, чтобы обменяться парой слов. Обычное утро, с обычными бегающими детьми, которые уже занялись своими играми: в обруч, салки и, собравшись толпой, играли в бобы. Послышался нарастающий лязг из кузницы, немного глухой из-за расстояния. Из труб домов потянулся дым от очагов, на которых готовился завтрак.
Насколько он видел, никто в Серане не обращал внимания на три пары всадников с яркими полосами на нагрудниках, патрулирующих верхами местность на расстоянии четверти мили от города. С четвертой стороны деревню надежно прикрывало озеро, которое было заметно шире деревни. Похоже, что патруль для деревни был обычным повседневным делом, как и лагерь шончан, из-за которого Серана раздалась вширь вдвое больше прежних размеров.
Итуралде слегка покачал головой. Сам он бы не стал размещать лагерь бок о бок с деревней. Крыши в Серане были крыты красной, зеленой и синей черепицей, однако дома были сплошь деревянные. Даже небольшой пожар мог слишком быстро перекинуться на лагерь, в котором число брезентовых складских палаток размером с крупное здание намного превосходило численность обычных спальных, а стеллажей из бочек, ящиков и корзин, было вдвое больше, чем всех палаток вместе взятых. Слишком привлекательный куш для не слишком чистых на руку сельских жителей. В каждой деревне есть пара галок, подбирающих то, что плохо лежит, и при этом воображающих, что могут избежать любых неприятностей, но подобная доступность была огромным соблазном даже для более честных граждан. Подобное расположение могло быть продиктовано кратчайшим расстоянием для перемещения груза до озера и назад, а также сокращением пути для солдат за парой кружечек эля или вина после службы, однако с другой стороны это указывало на командира, у которого в отряде была низкая дисциплина.
Если не заострять внимание на дисциплине, то в лагере тоже уже не спали. По сравнению с жизнью в солдатском лагере крестьянское утро казалось размеренным отдыхом. Солдаты осматривали лошадей в длинных коновязях, сотники проводили поверку построенных солдат, сотни рабочих разгружали и загружали фургоны, конюхи запрягали лошадей. Каждый день по дороге с востока и запада в лагерь входили и выходили длинные караваны фургонов. Он восхищался, насколько эффективно действовали Шончан, контролируя наличие у солдат всего, что им нужно, когда нужно и где нужно. Тарабонцы – Принявшие Дракона – самые угрюмые парни на свете, если верят, что Шончан разбили их мечты, но при этом продолжающие только болтать о непостижимых для них вещах, вместо того чтобы присоединиться к нему и делать общее дело. На этой базе хранилось все, что только можно представить: от сапог и мечей, до стрел, подков и фляг; в достаточном количестве, чтобы снарядить с нуля небольшую армию из нескольких тысяч человек. Это будет означать для них существенный урон.
Он опустил трубу, чтобы отогнать назойливую зеленую муху от лица. Вместо одной тут же появилось две. В Тарабоне оказалось полно мух. Они всегда здесь появляются так рано? Когда он вернется в Арад Доман, дома они только начнут появляться. Если вернется. Нет! Прочь мрачные мысли. Вернется! Иначе Тамсин очень рассердится, а так далеко заходить было не очень мудро.
Большинство мужчин внизу было рабочими, а не солдатами, и только сотня из них были Шончан. Однако, в полдень днем раньше в лагерь прибыл отряд в составе трехсот тарабонцев в покрытых полосами нагрудниках, что увеличило численность гарнизона более чем в двое, что потребовало внести изменение в его план. На закате в лагерь прибыл второй отряд тарабонцев столь же крупный, успевший поужинать и расположиться на ночлег там, где успели найти место. Свечи и лампадное масло не по карману для обычных солдат. В лагере обнаружилась и одна из этих женщин в ошейниках – дамани. Хотелось бы дождаться, пока она не уберется восвояси. Должно быть, они притащили ее откуда-то еще. Какой прок от дамани на складе? Но сегодня был день, назначенный для общего начала действий, и он не мог себе позволить дольше сдерживать тарабонцев. Кое-кто воспользовался бы любым предлогом, чтобы сбежать. Он знал, что они не пойдут за ним дальше, но ему нужно было удержать их столько, сколько можно – хотя бы еще пару-тройку дней.
Повернувшись на запад, он уже не стал поднимать подзорную трубу.
«Сейчас», – прошептал он, и словно по команде, из леса галопом выкатились две сотни воинов в кольчужных вуалях на лицах. И немедленно остановились, сбившись в кучу, правдами и неправдами стараясь занять место получше, размахивая при этом окованными сталью копьями. В это время их предводитель, отчаянно жестикулируя, метался вперед-назад перед толпой, очевидно пытаясь придать им видимость строя.
С этого расстояния Итуралде не смог бы разобрать его лица даже с помощью подзорной трубы, но он мог представить, насколько взбешен Торней Ланасиет, разыгрывающий это представление. Принявший Дракона коротышка весь дымился от желания схватиться с Шончан. Все равно с кем из Шончан. Было трудно удержать его от нападения в первый же день после пересечения границы. Вчера он был безмерно рад сорвать ненавистные полосы с нагрудника, указывающие на его лояльность Шончан. Это не важно. Пока он повинуется его распоряжениям.
Ближайший к Ланасиету патруль развернул своих лошадей по направлению к деревне и лагерю Шончан, и Итуралде перенес свое внимание туда, и снова поднял трубу. Предупреждение от патруля вышло бы запоздавшим. Движение в лагере прекратилось. Кое-кто показывал на группу всадников на другом краю деревни, остальные просто наблюдали. И солдаты и рабочие. Видимо, подобный рейд ожидался в последнюю очередь. Невзирая на набеги Айил, Шончан считали Тарабон своей собственностью, и абсолютно безопасной. Быстро переместив взгляд на деревню, он увидел стоящих на улицах людей, наблюдающих за странными всадниками. Они тоже не ожидали атаки. Он решил, что полностью солидарен с Шончан, но поделится этим своим выводом с тарабонцами в ближайшее время.
Но, имея дело с хорошо подготовленными солдатами, рассчитывать на длительный шок не приходится. Солдаты в лагере бросились к лошадям, многие из которых стояли неоседланными, хотя конюхи заработали с удвоенной скоростью. Около восьми десятков шончанских пехотинцев-лучников, выстроившись в колонну, побежали через деревню. Увидев данное свидетельство того, что угроза реальна, крестьяне принялись хватать малышей и подзывать старших, чтобы укрыться в желанной безопасности своих домов. Через мгновение улицы уже были пусты, не считая спешащих лучников в доспехах из покрытой лаком кожи и в странных шлемах.
Итуралде повернул трубу к Ланасиету и обнаружил, что тот повел строй своих людей галопом вперед. «Потерпи», – прорычал он. – «Потерпи!»
И снова, казалось, что тарабонец услышал его приказ и поднял руку, чтобы остановить своих людей. Они находились почти в полумиле или чуть дальше от окраины деревни. Горячему дураку полагалось ждать на краю леса, в миле от деревни, стараясь поддерживать беспорядок, распустив половину бойцов отряда, которые вроде бы струсили. Он подавил желание дернуть за рубин в левом ухе. Битва началась. А во время боя важно, чтобы твои сторонники видели, что ты совершенно спокоен и невозмутим. А не желаешь наброситься с кулаками на предполагаемого союзника. Командующий может заразить своими эмоциями подчиненных, а рассерженные солдаты ведут себя глупо, что приводит к неоправданным потерям и проигрышу в битве.
Дотронувшись до мушки в виде полумесяца на своей щеке – в подобные дни мужчина должен выглядеть хорошо как никогда – он медленно выровнял дыхание, удостоверившись, что внутренне спокоен так же, как и внешне, а потом снова вернулся к изучению лагеря. Большая часть тарабонцев уже сидела верхом, но ожидала, пока не проедет пара десятков шончан во главе с высоким парнем с тонким единственным пером на шлеме любопытной формы, прежде чем пристроится за ним. Вчерашние опоздавшие оказались в самом хвосте.
Итуралде внимательно изучал человека, возглавившего колонну, рассматривая его сквозь промежутки между домами. Единственное перо означало ранг лейтенанта или, возможно, под-лейтенанта. Что в свою очередь могло означать безусого пацана, возглавившего свой первый отряд, либо седого ветерана, который смахнет вашу голову, заметив первый же промах. Что было странно, дамани, за которой отчетливо был виден серебристый поводок, соединяющий ее с женщиной на другой лошади, подстегивала свою лошадь так же яростно, как и остальные. Он слышал, что дамани являются пленницами, но эта женщина проявляла не меньше рвения, чем другая – сул'дам. Возможно...
Внезапно он затаил дыхание и выбросил из головы все мысли о дамани. На улице еще оставались люди – семь или восемь человек, мужчин и женщин, шедших группой прямо перед догоняющей их колонной, и казалось, не слышавших топота позади. У Шончан не оставалось времени на задержку, особенно когда на горизонте виднелся враг, но похоже рука высокого парня даже не пошевелилась на поводьях, когда он и остальные втоптали крестьян в грязь. Значит, ветеран. Пробормотав про себя молитву о спасении павших, Итуралде опустил трубу. Дальнейшее было прекрасно видно и без нее.
В двух сотнях шагов за окраиной деревни на месте, где уже построились лучники с наложенными на тетиву стрелами, офицер начал строить свой отряд. Указав направления тарабонцам, он повернулся в сторону Ланасиета, и стал рассматривать его в подзорную трубу. Солнечный блик вспыхнул на обрамлении его трубы. Солнце наконец-то показалось из-за горизонта. Тарабонцы споро разделились, проявив отменную дисциплину, и заняли позиции по обе стороны от лучников, сверкнув наконечниками копий, которые замерли, наклоненные под одинаковым углом.
Офицер пригнулся, чтобы переговорить с сул'дам. Если сейчас он отпустит дамани вместе с ней, то все может обернуться катастрофой. С другой стороны, если и оставит, то все может быть. Опоздавшие тарабонцы, прибывшие вчера вечером, занимали место в пятидесяти шагах позади основных сил, воткнув копья в землю, и вынув конные луки из футляров, закрепленных позади седел. Ланасиет, проклятие на его глупую голову, отправил своих людей галопом вперед.
На мгновение отвлекшись, Итуралде повернулся и громко скомандовал для солдат позади него: «Приготовиться». – Заскрипела кожа седел, воины подобрали поводья. Затем он пробормотал еще одну молитву о спасении павших и шепнул: «Пора».
Единым махом триста тарабонцев из длинной шеренги, его тарабонцев, подняли свои луки и выстрелили. Ему не потребовалась подзорная труба, чтобы увидеть как в тела сул'дам, дамани и офицера внезапно вонзились стрелы. Потом они выпали из седел, пробитые сразу дюжиной стрел каждый. Подобный приказ причинил ему острую боль, но женщины в отряде были самыми опасными противниками на этом поле. Остальная часть первого залпа сократила число лучников и оставила пустыми седла всадников, покрыв телами землю, второй залп выбил последних лучников и опустошил еще больше седел.
Застигнутые врасплох, лояльные шончан тарабонцы попытались сражаться. Из оставшихся в седле часть развернулась, и опустила копья, чтобы встретить атакующих. Остальные, возможно под влиянием нелогичности, которая порой берет верх над разумом в битве, бросили свои копья и схватились за луки. Но третий залп жалящих стрел накрыл их, на таком расстоянии пробивая доспехи, и внезапно оставшиеся в живых, поняли, что им повезло, и они остались в живых. Большинство их товарищей неподвижно лежало на земле или изо всех сил пыталось держаться ровно, пораженные двумя-тремя выстрелами. Всадники теперь уступали численности своим противникам. Несколько солдат рванули поводья, развернув своих лошадей, и через мгновение отделившаяся группа рванула на юг. Вслед им полетел последний залп на пределе дальности полета стрел, большей частью пролетевших мимо.
«Достаточно», – приказал Итуралде. – «Оставайтесь на месте».
Кое-кто все-таки не удержался и выстрелил, но остальные благоразумно воздержались. Они еще смогли бы поразить несколько врагов, пока те не вышли из досягаемости, но этот отряд уже был разбит, а скоро у них каждая стрела будет на счету. Но лучше всего то, что никто из них не рванул догонять бегущих.
К сожалению, нельзя было то же самое сказать про Ланасиета. С развивающимися плащами на ветру, он со своими двумя сотнями погнался за уцелевшими. Итуралде даже показалось, что он слышит их улюлюканье, словно они были охотниками, преследующими удирающую добычу.
«Думаю, мы видели Ланасиета в последний раз, милорд», – сказал Джаалам, подъехав на своем серой масти коне к Итуралде, который пожал плечами в ответ.
«Возможно, мой молодой друг. А возможно, что он еще придет в чувство. Но, в любом случае, я и не рассчитывал, что тарабонцы вернуться в Арад Доман с нами. А ты?»
«Нет, милорд», – ответил мужчина, – «но я рассчитывал на то, что его честь позволит ему сдержаться в первом бою».
Итуралде поднял трубу, чтобы посмотреть в след мчавшемуся Ланасиету. Парень удрал и вряд ли прислушается к голосу разума, которым он не обладал. С ним потеряна треть всех сил Итуралде, которые все равно могли быть убиты дамани. Он рассчитывал протянуть еще несколько дней. Снова придется менять планы, а возможно и изменить следующую цель.
Отбросив размышления о Ланасиете, он переместил трубу на то место, где находились затоптанные люди, и крякнул от удивления. Растоптанных тел нигде не было. Знакомые или соседи должно быть их унесли, хотя во время битвы на самой окраине деревни, это было столь же невероятно, как и то, что они сами встали и ушли, после того как всадники уехали.
«Пришло время сжечь все эти великолепные шончанские склады», – сказал он. Убрав подзорную трубу в кожаный футляр, прикрепленный к седлу, он надел свой шлем и пришпорил Стойкого вниз по холму. Следом отправился Джаалам и остальные колонной по двое. Брод в восточном ручье было найти легко по следам от фургонов. – «Да, Джаалам, передай нескольким парням, чтобы они предупредили жителей начинать спасать имущество. Скажи, чтоб начинали с домов возле лагеря ». – Где один пожар, там и другой, а он вероятно будет.
По правде говоря, он уже разжег нужное ему пламя. По крайней мере, раздул первые тлеющие угли. Если Свет на его стороне, если никто не переусердствовал и не отчаялся при виде укрепившихся в Тарабоне Шончан, если не опустил руки, столкнувшись с неудачами, которые могут разрушить любой самый лучший в мире план, то сейчас на всей территории Тарабона двадцать тысяч воинов нанесли подобные удары или еще ударят до конца текущего дня. А назавтра они сделают это снова. Теперь все, что требуется от него, это пройти рейдом обратно, через весь Тарабон – путем в почти четыреста миль длиной, избавляясь по дороге от Принявших Дракона тарабонцев и собирая собственных людей, а затем пересечь Равнину Алмот. Если Свет на его стороне, то пожары распалят Шончан достаточно, чтобы броситься в погоню за ним, зеленея от ярости. От жгучей ярости, как он рассчитывал. Таким образом, они, ни о чем не подозревая, прибегут за ним в ловушку, которую он уже расставил. А если они не бросятся в погоню, то, по крайней мере, он избавил свою родину от тарабонцев, и взял слово с Принявших Дракона доманийцев сражаться на стороне Короля, а не против него. А если они увидят ловушку...
Мгновение казалось, что тот не осознавал, что был ранен. Он сделал несколько шагов, начиная атаку, возможно, это должно было стать «Камнепадом с Утеса». Затем его глаза расширились, он запнулся, рухнув на колени, и меч выпал из слабеющих рук, загремев по мостовой. Его руки нащупали огромную глубокую рану поперек тела, словно он пытался удержать свои внутренности, его рот открылся, и стекленеющие глаза уставились на Галада. Что бы он ни намеревался сказать, у него не вышло, только по подбородку потекла алая кровь. Затем он свалился вниз лицом и застыл неподвижно.
Непроизвольно Галад взмахнул клинком, избавляясь от крови, запачкавшей его последний дюйм, затем медленно нагнувшись вытер последние капли о белый кафтан Валды. Боль, которую он игнорировал до сих пор, теперь вспыхнула со всей силой. Его левое плечо и рука горели, бедро жгло огнем, словно оно находилось в костре. Стоять ровно стоило сил. Возможно, он был куда ближе к усталости, чем думал сам. Сколько же времени они дрались? Он думал, что почувствует удовлетворение оттого, что его мать отомщена, но все, что он чувствовал – это пустоту. Смерти Валды было недостаточно. Ничто, кроме воскресшей Моргейз Траканд не могло помочь.
Внезапно он услышал ритмичное хлопанье и поднял голову, чтобы посмотреть. Каждый воин стучал по собственному нагруднику в знак одобрения. Каждый Дитя Света. Кроме Асунавы и Вопрошающих. Их нигде не было видно.
Байяр поспешил к нему с небольшим кожаным кисетом и тщательно осмотрел раны в разрезах на рукаве кафтана Галада. – «Тут потребуется штопка», – пробормотал он, – «но это подождет». Встав на колени возле Галада, он вынул из кисета ремешки и начал накладывать жгут над глубокой раной на его бедре. – «Здесь тоже потребуется иголка с ниткой, но это не даст тебе истечь кровью до смерти прежде, чем их зашьют». Постепенно вокруг собралась толпа, поздравляя его, мужчины сменяли друг друга, перемещаясь из задних рядов вперед. Ни кто не удостоил труп Валды еще одним взглядом, кроме Кашгара, который очистил его меч о все тот же уже испачканный кровью белый кафтан перед тем как вложить его в ножны.
«Куда делся Асунава?» – спросил Галад.
«Уехал, едва ты ударил Валду в последний раз», – встревожено ответил Дэйн. – «Он едет в лагерь, чтобы привести Вопрошающих».
«Нет, он направился другой дорогой к границе», – вставил кто-то еще. Нассад был где-то рядом с границей.
«Лорды Капитаны», – сказал Галад, и Тром кивнул, соглашаясь.
«Ни один Дитя Света не позволил бы Вопрошающим арестовывать тебя за то, что здесь случилось, Дамодред. Если ему не прикажет его Капитан. Кое-кто из них, думаю, так и поступит».
Раздался сердитый ропот. Воины стали отрицать, что подчинятся подобному приказу, но Тром, успокаивая их, несколько раз качнул поднятыми руками. – «Вы сами знаете, что это так», – сказал он громко. «Иное поведение было бы признано мятежом». – В ответ повисла мертвая тишина. У Детей Света никогда не бывало мятежей. Но то что ранее было невозможно, сегодня было как нельзя близко. – «Я могу дать тебе бумагу с освобождением из Ордена, Галад. Кто-то все равно может попытаться арестовать тебя, но им придется тебя отыскать, а у тебя будет хорошая фора. Асунаве потребуется не меньше половины дня, чтобы разыскать хотя бы одного Лорда Капитана, и все, кто к нему присоединится, не сумеют вернуться раньше наступления сумерек».
Галад сердито помотал головой. Тром был прав, но все это было бы неправильно. Слишком неправильно. – «А ты напишешь освобождение для остальных? Ты же знаешь Асунаву. Он найдет способ их обвинить. А для тех Детей, кто не желает помогать Шончан покорять собственные страны во имя человека умершего тысячу лет назад?» – Несколько тарабонцев обменялись взглядами и согласились, как и другие, и не все они были амадийцами. – «А что на счет тех, кто защищал Цитадель Света? Поможет им твоя бумага сбросить цепи или освободит от рабского труда во славу Шончан?» – Еще более сердитые возгласы. Эти узники были воспаленной раной всех Детей Света.
Сложив руки на груди, Тром, словно увидев его впервые, смотрел на него изучающее: «Что же ты намерен делать?»
«Сделать так, чтобы Дети нашли кого-то, все равно кого, кто сражается с Шончан и стать их союзником. Убедиться, что Дети Света будут сражаться в Последней Битве вместо того, чтобы помогать Шончан охотиться на Айил и красть наши земли».
«Все равно кого?» – тонким голосом спросил кайриэнец по имени Дойреллин. Никто никогда не насмехался над голосом Дойреллина. Хотя он и был невысок, однако в плечах он был почти равен своему росту, и в нем едва нашлась бы унция жира. Он мог положить орехи между всеми пальцами и расколоть их, сжав кулаки. – «Это может также означать – Айз Седай!»
«Если вы намереваетесь сражаться в Тармон Гай’дон, тогда вам все равно придется сражаться рядом с Айз Седай», – спокойно ответил Галад. Младший Борнхальд сморщился от отвращения, и он был не одинок. Байяр даже выпрямился, но снова склонился к своей работе. Но никто не протестовал вслух. Дойреллин медленно кивнул, словно прежде он никогда не размышлял над подобным вопросом.
«Я, как и любой другой из здесь присутствующих, терпеть не могу ведьм», – сказал, наконец, Байяр, не отрываясь от своей работы. Через швы сочилась кровь, хотя он уже сделал перевязку. – «Но в Уставе сказано: чтобы бороться с вороном, можно вступить в союз со змеей, пока не завершена битва». – Рябь согласных кивков пробежала вдоль ряда мужчин. Ворон означал Тень, но каждый знал, что это был герб Шончан.
«Я буду сражаться рядом с ведьмами», – произнес долговязый тарабонец, – «и даже вместе с этими Аша’манами, о которых все не перестают повторять, если они сражаются с Шончан. Или в Последней Битве. И я вызову любого, кто скажет, что я неправ«. – Он поглядел по сторонам, словно готов был начать сию минуту.
«Похоже, все вопросы впредь будут решаться по вашему слову, милорд Капитан Командор», – сказал Тром, поклонившись немного ниже, чем он кланялся Валде. – «По крайней мере, теперь должность твоя по праву. Кто знает, что принесет следующий час, не говоря уж про завтра?»
Галад удивившись сам себе, засмеялся. Вчера он был уверен, что никогда не сможет смеяться снова. – «Это – плохая шутка, Тром».
«Так гласит закон. И Валда это подтвердил. Кроме того, у тебя хватило смелости высказать то, о чем многие размышляли, но боялись сказать. И я в их числе. Твой план лучший из тех, что я слышал с тех пор, как умер Пейдрон Найол».
«И все равно это плохая шутка». – Независимо оттого, что говорит закон, эта его часть не вспоминалась с окончания Войны Ста Лет.
«Посмотрим, что скажут остальные Чада Света по этому вопросу», – широко ухмыляясь, ответил Тром – «когда ты попросишь их идти за тобой в Тармон Гай’дон, чтобы сражаться бок о бок с ведьмами».
Воины принялись хлопать по нагрудникам сильнее, чем после его победы. Сперва их было несколько, потом присоединились еще, пока каждый из них, включая Трома, не стучал в знак одобрения. Все до одного, кроме одного Кашгара. Сделав глубокий поклон, салдэйец обеими руками протянул ножны меча с цаплей на клинке.
«Теперь эта вещь ваша, милорд Капитан Командор».
Галад вздохнул. Он надеялся, что все изменится, когда они доберутся до лагеря. Появиться там было бы довольно глупо, не говоря уж про подобное заявление. Вероятно, их разжалуют и закуют в цепи, или просто изобьют до полусмерти. Но он должен идти. Так будет правильно.
* * *
Солнце еще даже не успело показаться из-за горизонта этим прохладным весенним утром, но вокруг становилось ощутимо светлее. Родел Итуралде поднял свою увитую золотой лентой подзорную трубу, чтобы осмотреть деревню у подножия расположенного в самом сердце Тарабона холма, на вершине которого он сидел на своем чалом мерине. Он с нетерпением ждал момента, когда наконец станет достаточно светло, чтобы все рассмотреть. Чтобы не выдать себя случайным бликом, он прикрыл другой конец длинной трубы ладонью, поместив ее на большой палец. В это время суток часовые обычно менее бдительны, полагаясь на то, что темнота, позволявшая врагам подкрасться слишком близко, вот-вот рассеется, но, едва перейдя Равнину Алмот, он то и дело слышал истории про набеги Айил на внутренние территории Тарабона. Если бы он стоял на часах, ожидая нападения Айил, то возможно попытался бы отрастить себе пару дополнительных глаз на затылке. Примечательно, что страна не была разорена Айил словно разрушенный муравейник. Примечательно, а возможно – зловеще. Страну наводняли вооруженные люди – и шончан и присягнувшие им тарабонцы, и орды колонистов-шончан, занятых постройкой ферм и целых деревень, однако ему слишком легко удалось забраться далеко в глубь страны. Сегодня легкая часть дела кончилась.
Позади среди деревьев нетерпеливо толклись всадники. Сотня доманийцев, пришедшая с ним вела себя максимально тихо, стараясь случайно не выдать себя даже скрипом седла от неловкого движения, но он чувствовал, насколько они напряжены. Ему было жаль, что у него нет вдвое больше таких людей. В пять раз больше. Поначалу казалось, что решение отправиться во главе отряда, состоявшего главным образом из тарабонцев, было удачной мыслью. Сегодня он уже не был уверен, что это было хорошим решением. Но теперь уже слишком поздно для взаимных обвинений.
Деревенька Серана была зажата в пологой долине между поросших деревьями холмов на полпути между Элморой и границей с Амадицией. По обе стороны от него, по крайней мере, на милю в даль простирался лес, а впереди между ним и деревней располагалось небольшое, поросшее бахромой тростника озеро, подпитываемое парой широких ручьев. Не слишком впечатляющее местечко при свете дня. И до прихода Шончан оно имело важное значение, так как служило стоянкой для торговых караванов, идущих на восток. Здесь было около дюжины постоялых дворов и почти столько же улиц. Сельчане уже высыпали на улицы, разбредаясь по своим делам. Одни женщины, поставив корзины себе на голову, скользили вниз по деревенским улочкам, другие разводили огонь в очагах на заднем дворе, подвесив закопченные чайники, а мужчины направлялись на работу, порой останавливаясь, чтобы обменяться парой слов. Обычное утро, с обычными бегающими детьми, которые уже занялись своими играми: в обруч, салки и, собравшись толпой, играли в бобы. Послышался нарастающий лязг из кузницы, немного глухой из-за расстояния. Из труб домов потянулся дым от очагов, на которых готовился завтрак.
Насколько он видел, никто в Серане не обращал внимания на три пары всадников с яркими полосами на нагрудниках, патрулирующих верхами местность на расстоянии четверти мили от города. С четвертой стороны деревню надежно прикрывало озеро, которое было заметно шире деревни. Похоже, что патруль для деревни был обычным повседневным делом, как и лагерь шончан, из-за которого Серана раздалась вширь вдвое больше прежних размеров.
Итуралде слегка покачал головой. Сам он бы не стал размещать лагерь бок о бок с деревней. Крыши в Серане были крыты красной, зеленой и синей черепицей, однако дома были сплошь деревянные. Даже небольшой пожар мог слишком быстро перекинуться на лагерь, в котором число брезентовых складских палаток размером с крупное здание намного превосходило численность обычных спальных, а стеллажей из бочек, ящиков и корзин, было вдвое больше, чем всех палаток вместе взятых. Слишком привлекательный куш для не слишком чистых на руку сельских жителей. В каждой деревне есть пара галок, подбирающих то, что плохо лежит, и при этом воображающих, что могут избежать любых неприятностей, но подобная доступность была огромным соблазном даже для более честных граждан. Подобное расположение могло быть продиктовано кратчайшим расстоянием для перемещения груза до озера и назад, а также сокращением пути для солдат за парой кружечек эля или вина после службы, однако с другой стороны это указывало на командира, у которого в отряде была низкая дисциплина.
Если не заострять внимание на дисциплине, то в лагере тоже уже не спали. По сравнению с жизнью в солдатском лагере крестьянское утро казалось размеренным отдыхом. Солдаты осматривали лошадей в длинных коновязях, сотники проводили поверку построенных солдат, сотни рабочих разгружали и загружали фургоны, конюхи запрягали лошадей. Каждый день по дороге с востока и запада в лагерь входили и выходили длинные караваны фургонов. Он восхищался, насколько эффективно действовали Шончан, контролируя наличие у солдат всего, что им нужно, когда нужно и где нужно. Тарабонцы – Принявшие Дракона – самые угрюмые парни на свете, если верят, что Шончан разбили их мечты, но при этом продолжающие только болтать о непостижимых для них вещах, вместо того чтобы присоединиться к нему и делать общее дело. На этой базе хранилось все, что только можно представить: от сапог и мечей, до стрел, подков и фляг; в достаточном количестве, чтобы снарядить с нуля небольшую армию из нескольких тысяч человек. Это будет означать для них существенный урон.
Он опустил трубу, чтобы отогнать назойливую зеленую муху от лица. Вместо одной тут же появилось две. В Тарабоне оказалось полно мух. Они всегда здесь появляются так рано? Когда он вернется в Арад Доман, дома они только начнут появляться. Если вернется. Нет! Прочь мрачные мысли. Вернется! Иначе Тамсин очень рассердится, а так далеко заходить было не очень мудро.
Большинство мужчин внизу было рабочими, а не солдатами, и только сотня из них были Шончан. Однако, в полдень днем раньше в лагерь прибыл отряд в составе трехсот тарабонцев в покрытых полосами нагрудниках, что увеличило численность гарнизона более чем в двое, что потребовало внести изменение в его план. На закате в лагерь прибыл второй отряд тарабонцев столь же крупный, успевший поужинать и расположиться на ночлег там, где успели найти место. Свечи и лампадное масло не по карману для обычных солдат. В лагере обнаружилась и одна из этих женщин в ошейниках – дамани. Хотелось бы дождаться, пока она не уберется восвояси. Должно быть, они притащили ее откуда-то еще. Какой прок от дамани на складе? Но сегодня был день, назначенный для общего начала действий, и он не мог себе позволить дольше сдерживать тарабонцев. Кое-кто воспользовался бы любым предлогом, чтобы сбежать. Он знал, что они не пойдут за ним дальше, но ему нужно было удержать их столько, сколько можно – хотя бы еще пару-тройку дней.
Повернувшись на запад, он уже не стал поднимать подзорную трубу.
«Сейчас», – прошептал он, и словно по команде, из леса галопом выкатились две сотни воинов в кольчужных вуалях на лицах. И немедленно остановились, сбившись в кучу, правдами и неправдами стараясь занять место получше, размахивая при этом окованными сталью копьями. В это время их предводитель, отчаянно жестикулируя, метался вперед-назад перед толпой, очевидно пытаясь придать им видимость строя.
С этого расстояния Итуралде не смог бы разобрать его лица даже с помощью подзорной трубы, но он мог представить, насколько взбешен Торней Ланасиет, разыгрывающий это представление. Принявший Дракона коротышка весь дымился от желания схватиться с Шончан. Все равно с кем из Шончан. Было трудно удержать его от нападения в первый же день после пересечения границы. Вчера он был безмерно рад сорвать ненавистные полосы с нагрудника, указывающие на его лояльность Шончан. Это не важно. Пока он повинуется его распоряжениям.
Ближайший к Ланасиету патруль развернул своих лошадей по направлению к деревне и лагерю Шончан, и Итуралде перенес свое внимание туда, и снова поднял трубу. Предупреждение от патруля вышло бы запоздавшим. Движение в лагере прекратилось. Кое-кто показывал на группу всадников на другом краю деревни, остальные просто наблюдали. И солдаты и рабочие. Видимо, подобный рейд ожидался в последнюю очередь. Невзирая на набеги Айил, Шончан считали Тарабон своей собственностью, и абсолютно безопасной. Быстро переместив взгляд на деревню, он увидел стоящих на улицах людей, наблюдающих за странными всадниками. Они тоже не ожидали атаки. Он решил, что полностью солидарен с Шончан, но поделится этим своим выводом с тарабонцами в ближайшее время.
Но, имея дело с хорошо подготовленными солдатами, рассчитывать на длительный шок не приходится. Солдаты в лагере бросились к лошадям, многие из которых стояли неоседланными, хотя конюхи заработали с удвоенной скоростью. Около восьми десятков шончанских пехотинцев-лучников, выстроившись в колонну, побежали через деревню. Увидев данное свидетельство того, что угроза реальна, крестьяне принялись хватать малышей и подзывать старших, чтобы укрыться в желанной безопасности своих домов. Через мгновение улицы уже были пусты, не считая спешащих лучников в доспехах из покрытой лаком кожи и в странных шлемах.
Итуралде повернул трубу к Ланасиету и обнаружил, что тот повел строй своих людей галопом вперед. «Потерпи», – прорычал он. – «Потерпи!»
И снова, казалось, что тарабонец услышал его приказ и поднял руку, чтобы остановить своих людей. Они находились почти в полумиле или чуть дальше от окраины деревни. Горячему дураку полагалось ждать на краю леса, в миле от деревни, стараясь поддерживать беспорядок, распустив половину бойцов отряда, которые вроде бы струсили. Он подавил желание дернуть за рубин в левом ухе. Битва началась. А во время боя важно, чтобы твои сторонники видели, что ты совершенно спокоен и невозмутим. А не желаешь наброситься с кулаками на предполагаемого союзника. Командующий может заразить своими эмоциями подчиненных, а рассерженные солдаты ведут себя глупо, что приводит к неоправданным потерям и проигрышу в битве.
Дотронувшись до мушки в виде полумесяца на своей щеке – в подобные дни мужчина должен выглядеть хорошо как никогда – он медленно выровнял дыхание, удостоверившись, что внутренне спокоен так же, как и внешне, а потом снова вернулся к изучению лагеря. Большая часть тарабонцев уже сидела верхом, но ожидала, пока не проедет пара десятков шончан во главе с высоким парнем с тонким единственным пером на шлеме любопытной формы, прежде чем пристроится за ним. Вчерашние опоздавшие оказались в самом хвосте.
Итуралде внимательно изучал человека, возглавившего колонну, рассматривая его сквозь промежутки между домами. Единственное перо означало ранг лейтенанта или, возможно, под-лейтенанта. Что в свою очередь могло означать безусого пацана, возглавившего свой первый отряд, либо седого ветерана, который смахнет вашу голову, заметив первый же промах. Что было странно, дамани, за которой отчетливо был виден серебристый поводок, соединяющий ее с женщиной на другой лошади, подстегивала свою лошадь так же яростно, как и остальные. Он слышал, что дамани являются пленницами, но эта женщина проявляла не меньше рвения, чем другая – сул'дам. Возможно...
Внезапно он затаил дыхание и выбросил из головы все мысли о дамани. На улице еще оставались люди – семь или восемь человек, мужчин и женщин, шедших группой прямо перед догоняющей их колонной, и казалось, не слышавших топота позади. У Шончан не оставалось времени на задержку, особенно когда на горизонте виднелся враг, но похоже рука высокого парня даже не пошевелилась на поводьях, когда он и остальные втоптали крестьян в грязь. Значит, ветеран. Пробормотав про себя молитву о спасении павших, Итуралде опустил трубу. Дальнейшее было прекрасно видно и без нее.
В двух сотнях шагов за окраиной деревни на месте, где уже построились лучники с наложенными на тетиву стрелами, офицер начал строить свой отряд. Указав направления тарабонцам, он повернулся в сторону Ланасиета, и стал рассматривать его в подзорную трубу. Солнечный блик вспыхнул на обрамлении его трубы. Солнце наконец-то показалось из-за горизонта. Тарабонцы споро разделились, проявив отменную дисциплину, и заняли позиции по обе стороны от лучников, сверкнув наконечниками копий, которые замерли, наклоненные под одинаковым углом.
Офицер пригнулся, чтобы переговорить с сул'дам. Если сейчас он отпустит дамани вместе с ней, то все может обернуться катастрофой. С другой стороны, если и оставит, то все может быть. Опоздавшие тарабонцы, прибывшие вчера вечером, занимали место в пятидесяти шагах позади основных сил, воткнув копья в землю, и вынув конные луки из футляров, закрепленных позади седел. Ланасиет, проклятие на его глупую голову, отправил своих людей галопом вперед.
На мгновение отвлекшись, Итуралде повернулся и громко скомандовал для солдат позади него: «Приготовиться». – Заскрипела кожа седел, воины подобрали поводья. Затем он пробормотал еще одну молитву о спасении павших и шепнул: «Пора».
Единым махом триста тарабонцев из длинной шеренги, его тарабонцев, подняли свои луки и выстрелили. Ему не потребовалась подзорная труба, чтобы увидеть как в тела сул'дам, дамани и офицера внезапно вонзились стрелы. Потом они выпали из седел, пробитые сразу дюжиной стрел каждый. Подобный приказ причинил ему острую боль, но женщины в отряде были самыми опасными противниками на этом поле. Остальная часть первого залпа сократила число лучников и оставила пустыми седла всадников, покрыв телами землю, второй залп выбил последних лучников и опустошил еще больше седел.
Застигнутые врасплох, лояльные шончан тарабонцы попытались сражаться. Из оставшихся в седле часть развернулась, и опустила копья, чтобы встретить атакующих. Остальные, возможно под влиянием нелогичности, которая порой берет верх над разумом в битве, бросили свои копья и схватились за луки. Но третий залп жалящих стрел накрыл их, на таком расстоянии пробивая доспехи, и внезапно оставшиеся в живых, поняли, что им повезло, и они остались в живых. Большинство их товарищей неподвижно лежало на земле или изо всех сил пыталось держаться ровно, пораженные двумя-тремя выстрелами. Всадники теперь уступали численности своим противникам. Несколько солдат рванули поводья, развернув своих лошадей, и через мгновение отделившаяся группа рванула на юг. Вслед им полетел последний залп на пределе дальности полета стрел, большей частью пролетевших мимо.
«Достаточно», – приказал Итуралде. – «Оставайтесь на месте».
Кое-кто все-таки не удержался и выстрелил, но остальные благоразумно воздержались. Они еще смогли бы поразить несколько врагов, пока те не вышли из досягаемости, но этот отряд уже был разбит, а скоро у них каждая стрела будет на счету. Но лучше всего то, что никто из них не рванул догонять бегущих.
К сожалению, нельзя было то же самое сказать про Ланасиета. С развивающимися плащами на ветру, он со своими двумя сотнями погнался за уцелевшими. Итуралде даже показалось, что он слышит их улюлюканье, словно они были охотниками, преследующими удирающую добычу.
«Думаю, мы видели Ланасиета в последний раз, милорд», – сказал Джаалам, подъехав на своем серой масти коне к Итуралде, который пожал плечами в ответ.
«Возможно, мой молодой друг. А возможно, что он еще придет в чувство. Но, в любом случае, я и не рассчитывал, что тарабонцы вернуться в Арад Доман с нами. А ты?»
«Нет, милорд», – ответил мужчина, – «но я рассчитывал на то, что его честь позволит ему сдержаться в первом бою».
Итуралде поднял трубу, чтобы посмотреть в след мчавшемуся Ланасиету. Парень удрал и вряд ли прислушается к голосу разума, которым он не обладал. С ним потеряна треть всех сил Итуралде, которые все равно могли быть убиты дамани. Он рассчитывал протянуть еще несколько дней. Снова придется менять планы, а возможно и изменить следующую цель.
Отбросив размышления о Ланасиете, он переместил трубу на то место, где находились затоптанные люди, и крякнул от удивления. Растоптанных тел нигде не было. Знакомые или соседи должно быть их унесли, хотя во время битвы на самой окраине деревни, это было столь же невероятно, как и то, что они сами встали и ушли, после того как всадники уехали.
«Пришло время сжечь все эти великолепные шончанские склады», – сказал он. Убрав подзорную трубу в кожаный футляр, прикрепленный к седлу, он надел свой шлем и пришпорил Стойкого вниз по холму. Следом отправился Джаалам и остальные колонной по двое. Брод в восточном ручье было найти легко по следам от фургонов. – «Да, Джаалам, передай нескольким парням, чтобы они предупредили жителей начинать спасать имущество. Скажи, чтоб начинали с домов возле лагеря ». – Где один пожар, там и другой, а он вероятно будет.
По правде говоря, он уже разжег нужное ему пламя. По крайней мере, раздул первые тлеющие угли. Если Свет на его стороне, если никто не переусердствовал и не отчаялся при виде укрепившихся в Тарабоне Шончан, если не опустил руки, столкнувшись с неудачами, которые могут разрушить любой самый лучший в мире план, то сейчас на всей территории Тарабона двадцать тысяч воинов нанесли подобные удары или еще ударят до конца текущего дня. А назавтра они сделают это снова. Теперь все, что требуется от него, это пройти рейдом обратно, через весь Тарабон – путем в почти четыреста миль длиной, избавляясь по дороге от Принявших Дракона тарабонцев и собирая собственных людей, а затем пересечь Равнину Алмот. Если Свет на его стороне, то пожары распалят Шончан достаточно, чтобы броситься в погоню за ним, зеленея от ярости. От жгучей ярости, как он рассчитывал. Таким образом, они, ни о чем не подозревая, прибегут за ним в ловушку, которую он уже расставил. А если они не бросятся в погоню, то, по крайней мере, он избавил свою родину от тарабонцев, и взял слово с Принявших Дракона доманийцев сражаться на стороне Короля, а не против него. А если они увидят ловушку...