Страница:
«Пойдем-ка со мной», – сказала она, и взяв Авиенду за руку, почти силой вытащила ее из гардеробной. Эссанде последовала за ними без конца причитая, вместе с Сефани, пытавшейся застегивать платье Авиенды на ходу.
В большей из двух гостиных, в обоих каминах сверкал огонь, и воздух если и не был столь же теплым, как в гардеробной, все же был достаточно согрет, чтобы чувствовать себя комфортно. Там где они с Авиендой чаще всего обедали, посреди вымощенного белой плиткой пола, стоял стол с округлыми краями и пара стульев с низкими спинками. Несколько книг в кожаном переплете из дворцовой библиотеки лежали на подставке в одном из концов стола – история Андора и книги со сказаниями. Стоячие светильника с отражателями давали достаточно света, и сестры здесь часто по вечерам читали книги.
Что более важно, длинный стол напротив одной из украшенных темными панелями стен, был уставлен тер’ангриалами из тайника, который создала Родня в Эбу Дар: кубками и чашами, статуэтками и фигурками, драгоценностями и другими разнообразными вещами. Большинство из них выглядело заурядно, за исключением, возможно, вычурности форм, и, кроме того, даже кажущиеся хрупкими вещи невозможно было разбить, а некоторые из них были значительно легче или тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд. Она никак не могла больше изучать эти вещи, хотя Мин и уверяла ее, что младенцам ничто не угрожает, но теперь, когда ее контроль над Силой стал столь ненадежным, опасность навредить себе стала куда вероятнее, чем прежде. Тем не менее, она каждый день меняла предметы на столе, выбирая их наугад из корзин, хранимых в кладовой, чтобы, рассматривая, размышлять о том, что бы она узнала, если бы не забеременела. Не то, чтобы она смогла многое узнать, – почти ничего, – но она могла думать о них, не беспокоясь о том, что вещи могут быть украдены. Рин Харфор избавилась от большинства, если не от всех нечестных слуг, а охрана на входе приглядывала за оставшимися.
Скривив от неодобрения губы – согласно приличиям следует одеваться в гардеробной, а не за ее пределами, куда в любой момент мог войти кто угодно, – Эссанде продолжила застегивать пуговицы платья Илэйн. Сефани, похоже, больше беспокоилась из-за недовольства пожилой горничной, и пыхтя трудилась над пуговицами на платье Авиенды.
«Выбери любую вещь и скажи мне, для чего это, по-твоему, сделано», – сказала Илэйн. Пустое разглядывание не принесло никакой пользы, и она не ожидала от него ничего путного. Возможно, хоть Авиенда сможет что-нибудь сказать, для чего предназначен тер’ангриал, просто подержав его… Ею овладел приступ ревности, горячей и горькой, но она притушила его, а затем подавила, пока это чувство не исчезло без следа. Она не будет ревновать к Авиенде!
«Я не уверена, что смогу, Илэйн. Я только думаю, что этот нож служит своего рода оберегом. И я могу ошибаться, и кому как не тебе это знать. Ты знаешь об этих вещах больше любого другого».
Щеки Илэйн зарделись от похвалы.
«Мне известно не так уж много, как ты думаешь. Попытайся, Авиенда. Я никогда не слышала ни о ком, кто мог бы... читать тер’ангриалы, но если ты сможешь, даже чуть-чуть, разве ты не видишь, как это было бы замечательно?»
Авиенда кивнула, но ее лицо выражало сомнение. Нерешительно она коснулась лежавшего посредине стола тонкого черного стержня, в шаг длиной и столь гибкого, и упругого, что его можно было согнуть в кольцо, и он распрямился бы обратно. Коснулась, и тут же стремительно отдернула руку, бессознательно вытерев ее о юбки.
«Эта штука причиняет боль».
«Найнив уже говорила об этом», – сказала Илэйн нетерпеливо, и Авиенда смерила ее взглядом.
«Найнив ал’Мира не говорила о том, что можно регулировать количество боли, причиняемое каждым ударом», – неуверенность одолела ее вновь, и ее голос стал не таким твердым. – «По крайней мере, я думаю, что это может быть сделано. Я думаю, что один удар может быть как один, а может быть как сотня. Но я только предполагаю, Илэйн. Это просто мои догадки».
«Продолжай», – сказала Илэйн ей ободряюще. – «Возможно, мы найдем кое-что, что добавит нам уверенности. Что насчет этого?» – Она подхватила странной формы металлический колпак. Покрытый странными, угловатыми узорами того, что казалось тончайшей гравировкой, он был слишком тонок, чтобы использовать вместо шлема, хотя и был вдвое тяжелее, чем казалось. Металл казался скользким, даже слишком, не просто гладким, а как бы смазанным маслом.
Авиенда неохотно отложила кинжал, и разок перевернула колпак в своих руках, перед тем как положить его назад на стол и снова взяться за кинжал.
«Думаю, это позволяет управлять … каким-то устройством. Механизмом». – Она покачала обернутой полотенцем головой. – «Но я не знаю как, или каким. Видишь? Я снова всего лишь гадаю».
Тем не менее, Илэйн не позволила ей на этом закончить. Тер’ангриал за тер’ангриалом проходил через руки Авиенды. Она касалась их, а иногда держала мгновение, и каждый раз у нее находился ответ. Высказанный нерешительно и с предостережениями, что это было всего лишь предположение, но всегда ответ. Ей казалось, что маленькая коробка с шарнирной крышкой, сделанная, по-видимому, из кости, покрытая волнистыми красными и зелеными полосами, содержит музыку – сотни мелодий, возможно тысячи. С тер’ангриалом это могло бы быть возможным. В конце концов, хорошая музыкальная шкатулка может иметь валики для целых ста мелодий, а некоторые могут играть весьма долгие мелодии одну за другой без замены валика. Она считала, что похожая на белую камбалу чаша, почти шаг в диаметре, предназначалась для того, чтобы смотреть на вещи, которые находились очень далеко, а высокая ваза, расписанная белым и синим виноградом – синим! – собирала воду из воздуха. Это казалось нелепым, но Авиенда дотрагивалась до нее почти с нежностью, и, подумав, Илэйн поняла, что в Пустыне подобная вещь будет очень полезна. Если это действительно работает так, как считает Авиенда. И если кто-то выяснит, как заставить ее работать. Черно-белая статуэтка птицы с длинными распростертыми крыльями в полете предназначалась для того, чтобы говорить с людьми издалека, сказала она. Для того же была предназначена и голубая фигурка женщины, достаточно маленькая, чтобы уместиться в ее ладони, в юбке и куртке странного покроя. А также пять серег, шесть перстней и три браслета.
Илэйн уже было решила, что Авиенда сдалась, предлагая каждый раз тот же самый ответ в надежде, что она прекратит спрашивать, но потом она осознала, что голос ее сестры становился увереннее, а не наоборот, что протесты, что она только гадает, стихли. И ее «предположения» становились все детальнее. Изогнутый, непримечательный уныло черный прут, толщиной с запястье – он казался металлическим, а один из его концов приспосабливался к любой руке, которая его держала, – по ее мысли предназначен для резки металла или камня, если они не слишком толсты. Но ведь в нем не было ничего, что могло бы гореть. Фигурка мужчины в фут высотой как будто сделанная из стекла, с поднятой в предостерегающем жесте рукой – изгоняет паразитов, что, безусловно, было бы полезно в защите Кэймлина от чумы, переносимой крысами и мухами. Камень размером с ладонь, испещренный глубокими синими прожилками, на ощупь, по крайней мере, это было похоже на камень, хотя каким-то образом он и не выглядел слоистым – был предназначен для того, чтобы что-то выращивать. Не растения. В голову приходили мысли о дырах, которые не были на самом деле дырами. И она считала, что для того, чтобы это заработало, не нужен человек, умеющий направлять. Следовало только спеть нужную песню! Некоторые тер’ангриалы в самом деле не требовали умения направлять! Но петь?
Стараясь над платьем Авиенды, Сефани все больше подпадала под чары тех чудес, о которых тут рассказывали, ее глаза становились все шире и шире. Эссанде тоже слушала с интересом, ее голова наклонилась в сторону, иногда она ахала над новым открытием, но не прыгала от восторга, как это делала Сефани.
«А что это такое, миледи?» – выпалила младшая из служанок, когда Авиенда на секунду остановилась. Она указала на статуэтку тучного бородатого мужчины с веселой улыбкой, держащего книгу. Фигурка в два фута высотой, казалось, была отлита потемневшей от времени из бронзы, и была достаточно тяжелой, какой ей и следовало быть в этом случае. – «Когда я смотрю на него, миледи, мне тут же хочется улыбнуться».
«И мне, Сефани Пелден», – сказала Авиенда, погладив голову бронзового человечка. – «Он держит больше одной книги, которую вы видите. В нем тысячи и тысячи книг». – Неожиданно ее окутал свет саидар, и она коснулась бронзовой фигурки тонкими потоками Огня и Земли.
Сефани пискнула, когда в воздухе над статуэткой показались два слова на Древнем Наречии, такие яркие, словно они были напечатаны хорошими чернилами. Некоторые из букв были написаны немного странно, но слова были весьма ясны. Слова «Имсоэн» и «Энсоэн» парили в воздухе. Авиенда, кажется, была поражена не меньше служанки.
«Думаю, теперь у нас есть доказательство», – сказала Илэйн спокойнее, чем подсказывали чувства. Ее сердце готово было выскочить из груди. «Правда» и «Ложь», так можно было перевести эти два слова. Или, исходя из контекста, лучше было бы сказать: «Реальность и Вымысел». Это являлось достаточным доказательством. Она запомнила место, где потоки коснулись фигурки, пока самостоятельно не сможет вернуться к исследованиям. – «Однако, тебе не следовало так поступать. Это опасно».
Свечение вокруг Авиенды исчезло.
«О, Свет», – воскликнула она, обнимая Илэйн, – «я не подумала! У меня большой тох к тебе! У меня и в мыслях не было причинить вред тебе и твоим детям! Ни за что!»
«Мои малыши и я в безопасности», – рассмеялась Илэйн, обнимая сестру. – «Помнишь видение Мин?»
По крайней мере, ее малыши были в безопасности. Пока они не были рождены. Так много младенцев умирает в первый год жизни. Мин ничего не сказала, кроме того, что они родятся здоровыми. Также Мин не сказала ничего о том, что она не будет выжжена и не сможет направлять, но она не хотела обсуждать это со своей сестрой, уже чувствующей себя виновной.
«У тебя нет никакого тоха ко мне. Ты неправильно истолковала мою мысль. Ты могла убить или выжечь себя».
Авиенда замерла, пристально глядя в глаза Илэйн. То, что она увидела там, ее убедило, судя по улыбке искривившей ее губы. – «Тем не менее, мне действительно удалось заставить это заработать. Возможно, я могу заняться их изучением. Под твоим руководством это будет в высшей степени безопасно. Пройдут месяцы прежде, чем ты сможешь заняться этим сама».
«У тебя совсем нет времени, Авиенда», – прозвучал женский голос от дверей. – «Мы уходим. Надеюсь, что ты не слишком привыкла носить шелка. Я вижу тебя, Илэйн».
Авиенда резко расторгла объятия, и залилась краской, увидев, что в комнату вошли две айилки, и не простые айилки. Хранительница Мудрости светловолосая Надере была высокого роста, почти как мужчина, и вместе с тем довольно полная. Она обладала значительным авторитетом среди Гошиен. А вторая женщина, чьи длинные рыжие волосы тронула седина, Доринда – была женой Бэила, вождя клана Гошиен, хотя ее истинное выдающееся положение состояло в том, что она была Хозяйкой Крова крупнейшего холда клана – Струй Дыма. Именно она и произнесла те слова.
«Я вижу тебя, Доринда», – сказала Илэйн. – «Я вижу тебя, Надере. Почему вы забираете Авиенду?»
«Вы сказали, что я могу остаться с Илэйн, чтобы помогать охранять ее спину», – возразила Авиенда.
«Вы так сказали, Доринда». – Илэйн крепко сжала руку своей сестры, и Авиенда вернула пожатие. – «Вы и остальные Хранительницы».
Доринда поправила свою темную шаль, и ее браслеты из золота и кости клацнули.
«Сколько еще людей нужно, чтобы беречь твою спину, Илэйн?» – спросила она сухо. – «У тебя сотня или даже больше людей, которые ничем другими не занимаются, и таких же строгих, как Фар Дарайз Мэй». – Улыбка коснулась морщинок в уголках ее глаз. – «Я думаю, что те женщины снаружи хотели бы, чтобы мы отдали наши поясные ножи перед тем, как нас впустить».
Надере коснулась роговой рукоятки своего ножа, ее зеленые глаза нехорошо сверкнули, хотя было маловероятно, чтобы охрана изъявила желание подобного рода. Даже Бергитте, настороженная ко всему, что касалось безопасности Илэйн, не видела никакой опасности от айил, а Илэйн приняла на себя некоторые обязательства, когда она и Авиенда стали сестрами. Хранительницы, принявшие участие в той церемонии, такие, как Надере, имели право ходить повсюду во Дворце, когда и где бы они ни пожелали: это было одним из обязательств. Что касается Доринды, ее присутствие, мягко говоря, было столь подавляющим, что казалось невообразимым, чтобы хоть кто-нибудь смог преградить ей дорогу.
«Твое обучение слишком долго топталось на месте, Авиенда», – сказала Надере твердо. – «Иди и переоденься в надлежащую одежду».
«Но я так многому учусь у Илэйн, Надере. Тем плетениям, о которых вы даже не знаете. Мне кажется, я смогла бы вызвать дождь в Трехкратной Земле! А только что мы узнали, что я могу…»
«Что бы такого ты ни узнала», – резко прервала ее Надере, – «но, кажется, ты столько же успела позабыть. Например, то, что ты все еще ученица. Единая Сила – всего лишь малая часть того, что следует знать Хранительнице Мудрости, и не только те, кто может направлять становятся Хранительницами. А сейчас иди переоденься, и поблагодари свою удачу за то, что я не отправляю тебя голой на порку. Как мы уже говорили, лагерь снимается, и если клану придется из-за тебя задержаться, то ты будешь наказана.
Не промолвив ни слова, Авиенда отпустила руку Илэйн, и выбежала из комнаты, столкнувшись с как раз входившей Нэрис, которая чуть не выронила большой, покрытый тканью поднос. Эссанде взмахнула рукой, заставив Сефани поторопиться вслед за Авиендой. Глаза Нэрис при виде айилок широко распахнулись, но Эссанде предотвратила задержку и приказала ей расставить еду на столе, заставив молодую служанку двигаться побыстрее, бормоча извинения себе под нос.
Илэйн тоже хотела бежать вслед за Авиендой, чтобы оттянуть расставание с ней хоть на мгновение, но она застыла из-за слов Надере.
«Вы покидаете Кэймлин, Доринда? Куда Вы отправляетесь?» – Как бы Илэйн не нравились айильцы, все же она не хотела, чтобы они просто так бродили по стране. Мир в стране был столь непрочным, что они были проблемой просто выходя за пределами своего лагеря, чтобы поохотиться или поторговать.
«Мы уходим из Андора, Илэйн. Через несколько часов, мы будем далеко за пределами ваших границ. Что касается того, куда мы уходим, то тебе следует спросить об этом у Кар’а’карна».
Надере отошла, чтобы проследить за тем, как Нэрис расставляет еду, и та принялась дрожать так, что чуть не упустила несколько блюд.
«Выглядит неплохо, но мне не известны некоторые из этих трав», – сказала Хранительница. – «Твоя акушерка все это одобрила, Илэйн?»
«Я позову акушерку, когда придет срок, Надере. Доринда, неужели ты думаешь, что Ранд стал бы скрывать ваше место назначения от меня. Что он сказал?»
Доринда всего лишь слегка пожала плечами.
«Он прислал посыльного, одного из этих, в черных куртках, с письмом для Бэила. Бэил конечно же разрешил мне его прочесть», – ее тон не оставлял ни малейшего сомнения в том, что иначе и быть не могло, – «но Кар’а’карн просил Бэила никому не говорить, так что я не могу сказать тебе».
«Нет акушерки?» – сказала Надере недоверчиво. – «Кто же говорит тебе, что есть и пить? Кто дает тебе надлежащие травы? Прекрати метать на меня свирепые взгляды, женщина. У Мелэйн характер похуже твоего, однако же, она достаточно разумна, чтобы позволять Монаэлле управлять ею в подобных вопросах.
«Каждая женщина во Дворце пытается указывать мне, что следует есть», – с горечью ответила Илэйн. – «Иногда мне кажется, что так поступает каждая женщина в Кэймлине. Доринда, ну может хоть ты…»
«Миледи, ваша еда стынет», – мягко сказала Эссанде, но с той ноткой твердости в голосе, которая позволительна старым слугам.
Сжав зубы, Илэйн скользнула на стул, который поддерживала Эссанде. Она не метнулась к нему, хотя и хотела так поступить. Она скользнула. Эссанде достала расческу с костяной ручкой и, сняв полотенце с головы Илэйн, начала расчесывать ее волосы, пока та ела. Она ела в значительной степени потому, что если бы она не стала, то кому-нибудь приказали бы принести еду погорячее. С Эссанды и телохранительниц станется запереть ее тут, пока она все не съест. Помимо сморщенного яблока, еще не успевшего испортиться, еда была решительно неаппетитна. Хлеб был с твердой корочкой, но с кусочками долгоносиков и крупицами сушенных бобов, а так как все запасы бобов испортились, он был жестким и безвкусным. Порезанное яблоко было перемешано с травами, слегка политыми маслом – корнем лопуха, калиной, корой шиповника, одуванчиком, листьями крапивы, а на второе на ее подносе был лишь бульон, сваренный из косточек козленка. И ни какой соли, насколько она могла сказать. Она убила бы за кусок соленой говядины с жиром! А на подносе Авиенды была нарезанная говядина, хотя и выглядела чуть жесткой. Илэйн могла даже не пытаться просить вина. Хотя у нее был выбор напитков: либо козье молоко либо вода. Почти так же сильно, как и жирного мяса, ей хотелось чаю, но даже от самого слабого чая ей пришлось бы бежать до уборной, а у нее и без того проблем хватает. Поэтому она ела методично, механически, пытаясь думать о чем-нибудь другом кроме вкуса во рту. Ну, разве что, когда очередь дошла до яблока.
Она попробовала выведать из айилок какие-нибудь новости о Ранде, но, кажется, они знали еще меньше, чем она. Насколько они дали ей понять. Они, если хотели, умели держать рот на замке. По меньшей мере, она знала, что он был где-то далеко на юго-востоке. Где-то в Тире, как она решила, хотя с той же долей вероятности он оказаться и на Равнине Маредо, и на хребте Мира. Кроме того, ей было известно, что он был жив и ни на йоту больше. Она пыталась поддержать беседу о Ранде в надежде, что они хоть в чем-то проболтаются, но с тем же успехом она могла месить кирпичи руками. У Доринды и Надере была собственная цель: убедить ее немедленно завести акушерку. Они раз за разом повторяли, какие опасности подстерегают ее и детей, и даже видение Мин их не разубедило.
«Ну хорошо», – сказала она наконец, бросая на тарелку нож и вилку. – «Я начну искать ее сегодня же». – И если вдруг ни одной не найдется, они ведь никогда не узнают.
«У меня есть племянница, она – акушерка, миледи», – сказала Эссанде. – «Мелфани торгует травами и мазями в лавке в Новом Городе на Свечной улице, и я уверена, она весьма искусная». – Она зачесала на место несколько последних локонов и отстранилась с довольной улыбкой. – «Как вы похожи на свою мать, миледи».
Илэйн вздохнула. Кажется, ей суждено получить акушерку, вне зависимости от ее желания. Еще одного человека, чтобы приглядывать за тем, чтобы каждый ее прием пищи превращался в сущее несчастье. Хорошо, может акушерка предложит средство от ночной боли в пояснице, и чувствительности груди. Благодарение Свету, ей не пришлось страдать от токсикоза. Женщины, способные направлять, никогда не страдали от этого проявления беременности.
Когда Авиенда вернулась, она снова была в айильской одежде, в своей влажной шали, и в темном шарфе, обвязанном вокруг головы, чтобы удерживать волосы, и с мешком за плечами. В отличие от Доринды и Надере, носивших множество браслетов и ожерелий, у нее было единственное серебряное ожерелье – изящно сработанные диски сложного узора, и единственный костяной браслет, густо разукрашенный резными розами с шипами. Она вручила Илэйн тупой кинжал.
«Если будешь держать это при себе, то будешь в безопасности. Я попытаюсь наведываться к тебе так часто, как смогу».
«Может и будет время для визитов», – строго сказала Надере, – «но ты отстала и, чтобы нагнать, должна упорно трудиться. Удивительно», – задумчиво сказала она, покачивая головой, – «говорить с такой небрежностью о визитах на большое расстояние. Шагнуть через лиги, сотни лиг, одним махом. Странным вещам мы научились в Мокрых Землях».
«Ну, Авиенда, нам следует отправляться», – сказала Доринда.
«Подождите», – сказала им Илэйн. – «Пожалуйста подождите еще чуть-чуть». – Сжимая кинжал, она понеслась в гардеробную. Сефани, вешавшая синее платье Авиенды, прервалась, чтобы сделать реверанс, но Илэйн не обратила на нее внимания и открыла резную крышку своего костяного сундучка с драгоценностями. В ее отделениях поверх ожерелий, браслетов и булавок, лежала брошка в форме черепахи, будто бы сделанная из янтаря, и фигурка сидящей женщины, завернувшейся в собственные волосы, из потемневшей от времени кости. Оба предмета были ангриалами. Положив кинжал с рукояткой из оленьего рога в сундук, она взяла черепашку, а затем, импульсивно, схватила искривленное каменное кольцо для сновидений, переливающееся красным, синим и коричневым. Кажется, с тех пор как она забеременела, оно стало для нее бесполезным, а если она сможет направлять Дух, у нее оставалось серебряное кольцо, выполненное из переплетенных спиралей, которое они отобрали у Испан.
Поспешив назад в гостиную, она нашла Доринду и Надере спорящими, или, по крайней мере, ведущими оживленную беседу, в то время как Эссанде притворялась, что проверяет, нет ли в комнате пыли, проводя своими пальцами по краям стола. Тем не менее, судя по положению ее головы было ясно, что она внимательно прислушивалась. Нэрис, перекладывая тарелки Илэйн на поднос, открыто пялилась на айилок.
«Я сказала, что если мы задержимся из-за нее, то она отведает ремня», – с некоторой горячностью говорила Надере, когда Илэйн вошла в комнату. – «Вряд ли это будет справедливо, если причина не в ней, но я сказала то, что сказала».
«Поступай как должно», – спокойно ответила Доринда, но по напряженности в ее глазах можно было предположить, что это были не первые слова, которыми они обменялись. – «Может, мы вовсе никого и не задерживаем. А может Авиенда с удовольствием заплатит цену, чтобы попрощаться со своей сестрой».
Илэйн не потрудилась вступиться за Авиенду. Это дало бы лишь обратный результат. Сама Авиенда демонстрировала хладнокровие, свойственное Айз Седай, как будто то, что ее изобьют за чужой проступок в порядке вещей.
«Это тебе», – сказала Илэйн, втискивая кольцо и брошку в руку своей сестры. – «Это не подарки. Боюсь, что Белая Башня захочет их вернуть. Но воспользуйся ими в случае нужды».
Авиенда посмотрела на вещи и поперхнулась.
«Даже взять на время эти вещи – великий дар. Ты смущаешь меня, сестра. У меня нет прощального подарка взамен».
«Ты подарила мне свою дружбу. Ты подарила мне сестру». – Илэйн почувствовала, что слеза скатилась с ее щеки. Она испустила смешок, но он был слабым и дрожащим. – «Как же ты можешь говорить, что ничего не подарила взамен? Ты подарила мне все».
Слезы заблестели и в глазах Авиенды. Несмотря на то, что за ними наблюдали, она обвила Илэйн руками и крепко ее обняла.
«Я буду тосковать без тебя, сестра», – прошептала она. – «Мое сердце холодно как ночь».
«И мое, сестра», – прошептала Илэйн, крепко обнимая ее в ответ. – «Я тоже буду тосковать без тебя. Но тебе разрешат посещать меня иногда. Это – не навсегда».
«Нет, не навсегда. Но я все равно буду скучать».
Они, наверное, расплакались бы, но Доринда положила руки им на плечи. – «Пора, Авиенда. Мы должны идти, если ты еще надеешься избежать порки».
Авиенда со вздохом выпрямилась, ее глаза высохли. – «Да найдешь ты всегда воду и прохладу, сестра».
«Да найдешь ты всегда воду и прохладу, сестра», – ответила Илэйн. Айильские обычаи предписывали продолжение, и она добавила. – «Пока я не увижу твое лицо вновь».
Сразу после этого они ушли. И тут же она почувствовала себя очень одинокой. Присутствие Авиенды было опорой. Сестра, с которой можно было поговорить, посмеяться, разделить свои надежды и опасения, но все это кончилось.
Пока они с Авиендой обнимались, Эссанде выскользнула из комнаты, а теперь она вернулась, чтобы надеть на нее диадему Дочери-Наследницы – простой золотой обруч, с единственной золотой розой над ее лбом.
«Чтобы эти наемники не забывали, с кем они говорят, миледи».
Илэйн не сознавала, что ее плечи поникли, пока она их не распрямила. Ее сестра ушла, но у нее оставался город, который следовало защитить, и трон, за который следовало бороться. Долг, который придаст ей сил.
Глава 16
В большей из двух гостиных, в обоих каминах сверкал огонь, и воздух если и не был столь же теплым, как в гардеробной, все же был достаточно согрет, чтобы чувствовать себя комфортно. Там где они с Авиендой чаще всего обедали, посреди вымощенного белой плиткой пола, стоял стол с округлыми краями и пара стульев с низкими спинками. Несколько книг в кожаном переплете из дворцовой библиотеки лежали на подставке в одном из концов стола – история Андора и книги со сказаниями. Стоячие светильника с отражателями давали достаточно света, и сестры здесь часто по вечерам читали книги.
Что более важно, длинный стол напротив одной из украшенных темными панелями стен, был уставлен тер’ангриалами из тайника, который создала Родня в Эбу Дар: кубками и чашами, статуэтками и фигурками, драгоценностями и другими разнообразными вещами. Большинство из них выглядело заурядно, за исключением, возможно, вычурности форм, и, кроме того, даже кажущиеся хрупкими вещи невозможно было разбить, а некоторые из них были значительно легче или тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд. Она никак не могла больше изучать эти вещи, хотя Мин и уверяла ее, что младенцам ничто не угрожает, но теперь, когда ее контроль над Силой стал столь ненадежным, опасность навредить себе стала куда вероятнее, чем прежде. Тем не менее, она каждый день меняла предметы на столе, выбирая их наугад из корзин, хранимых в кладовой, чтобы, рассматривая, размышлять о том, что бы она узнала, если бы не забеременела. Не то, чтобы она смогла многое узнать, – почти ничего, – но она могла думать о них, не беспокоясь о том, что вещи могут быть украдены. Рин Харфор избавилась от большинства, если не от всех нечестных слуг, а охрана на входе приглядывала за оставшимися.
Скривив от неодобрения губы – согласно приличиям следует одеваться в гардеробной, а не за ее пределами, куда в любой момент мог войти кто угодно, – Эссанде продолжила застегивать пуговицы платья Илэйн. Сефани, похоже, больше беспокоилась из-за недовольства пожилой горничной, и пыхтя трудилась над пуговицами на платье Авиенды.
«Выбери любую вещь и скажи мне, для чего это, по-твоему, сделано», – сказала Илэйн. Пустое разглядывание не принесло никакой пользы, и она не ожидала от него ничего путного. Возможно, хоть Авиенда сможет что-нибудь сказать, для чего предназначен тер’ангриал, просто подержав его… Ею овладел приступ ревности, горячей и горькой, но она притушила его, а затем подавила, пока это чувство не исчезло без следа. Она не будет ревновать к Авиенде!
«Я не уверена, что смогу, Илэйн. Я только думаю, что этот нож служит своего рода оберегом. И я могу ошибаться, и кому как не тебе это знать. Ты знаешь об этих вещах больше любого другого».
Щеки Илэйн зарделись от похвалы.
«Мне известно не так уж много, как ты думаешь. Попытайся, Авиенда. Я никогда не слышала ни о ком, кто мог бы... читать тер’ангриалы, но если ты сможешь, даже чуть-чуть, разве ты не видишь, как это было бы замечательно?»
Авиенда кивнула, но ее лицо выражало сомнение. Нерешительно она коснулась лежавшего посредине стола тонкого черного стержня, в шаг длиной и столь гибкого, и упругого, что его можно было согнуть в кольцо, и он распрямился бы обратно. Коснулась, и тут же стремительно отдернула руку, бессознательно вытерев ее о юбки.
«Эта штука причиняет боль».
«Найнив уже говорила об этом», – сказала Илэйн нетерпеливо, и Авиенда смерила ее взглядом.
«Найнив ал’Мира не говорила о том, что можно регулировать количество боли, причиняемое каждым ударом», – неуверенность одолела ее вновь, и ее голос стал не таким твердым. – «По крайней мере, я думаю, что это может быть сделано. Я думаю, что один удар может быть как один, а может быть как сотня. Но я только предполагаю, Илэйн. Это просто мои догадки».
«Продолжай», – сказала Илэйн ей ободряюще. – «Возможно, мы найдем кое-что, что добавит нам уверенности. Что насчет этого?» – Она подхватила странной формы металлический колпак. Покрытый странными, угловатыми узорами того, что казалось тончайшей гравировкой, он был слишком тонок, чтобы использовать вместо шлема, хотя и был вдвое тяжелее, чем казалось. Металл казался скользким, даже слишком, не просто гладким, а как бы смазанным маслом.
Авиенда неохотно отложила кинжал, и разок перевернула колпак в своих руках, перед тем как положить его назад на стол и снова взяться за кинжал.
«Думаю, это позволяет управлять … каким-то устройством. Механизмом». – Она покачала обернутой полотенцем головой. – «Но я не знаю как, или каким. Видишь? Я снова всего лишь гадаю».
Тем не менее, Илэйн не позволила ей на этом закончить. Тер’ангриал за тер’ангриалом проходил через руки Авиенды. Она касалась их, а иногда держала мгновение, и каждый раз у нее находился ответ. Высказанный нерешительно и с предостережениями, что это было всего лишь предположение, но всегда ответ. Ей казалось, что маленькая коробка с шарнирной крышкой, сделанная, по-видимому, из кости, покрытая волнистыми красными и зелеными полосами, содержит музыку – сотни мелодий, возможно тысячи. С тер’ангриалом это могло бы быть возможным. В конце концов, хорошая музыкальная шкатулка может иметь валики для целых ста мелодий, а некоторые могут играть весьма долгие мелодии одну за другой без замены валика. Она считала, что похожая на белую камбалу чаша, почти шаг в диаметре, предназначалась для того, чтобы смотреть на вещи, которые находились очень далеко, а высокая ваза, расписанная белым и синим виноградом – синим! – собирала воду из воздуха. Это казалось нелепым, но Авиенда дотрагивалась до нее почти с нежностью, и, подумав, Илэйн поняла, что в Пустыне подобная вещь будет очень полезна. Если это действительно работает так, как считает Авиенда. И если кто-то выяснит, как заставить ее работать. Черно-белая статуэтка птицы с длинными распростертыми крыльями в полете предназначалась для того, чтобы говорить с людьми издалека, сказала она. Для того же была предназначена и голубая фигурка женщины, достаточно маленькая, чтобы уместиться в ее ладони, в юбке и куртке странного покроя. А также пять серег, шесть перстней и три браслета.
Илэйн уже было решила, что Авиенда сдалась, предлагая каждый раз тот же самый ответ в надежде, что она прекратит спрашивать, но потом она осознала, что голос ее сестры становился увереннее, а не наоборот, что протесты, что она только гадает, стихли. И ее «предположения» становились все детальнее. Изогнутый, непримечательный уныло черный прут, толщиной с запястье – он казался металлическим, а один из его концов приспосабливался к любой руке, которая его держала, – по ее мысли предназначен для резки металла или камня, если они не слишком толсты. Но ведь в нем не было ничего, что могло бы гореть. Фигурка мужчины в фут высотой как будто сделанная из стекла, с поднятой в предостерегающем жесте рукой – изгоняет паразитов, что, безусловно, было бы полезно в защите Кэймлина от чумы, переносимой крысами и мухами. Камень размером с ладонь, испещренный глубокими синими прожилками, на ощупь, по крайней мере, это было похоже на камень, хотя каким-то образом он и не выглядел слоистым – был предназначен для того, чтобы что-то выращивать. Не растения. В голову приходили мысли о дырах, которые не были на самом деле дырами. И она считала, что для того, чтобы это заработало, не нужен человек, умеющий направлять. Следовало только спеть нужную песню! Некоторые тер’ангриалы в самом деле не требовали умения направлять! Но петь?
Стараясь над платьем Авиенды, Сефани все больше подпадала под чары тех чудес, о которых тут рассказывали, ее глаза становились все шире и шире. Эссанде тоже слушала с интересом, ее голова наклонилась в сторону, иногда она ахала над новым открытием, но не прыгала от восторга, как это делала Сефани.
«А что это такое, миледи?» – выпалила младшая из служанок, когда Авиенда на секунду остановилась. Она указала на статуэтку тучного бородатого мужчины с веселой улыбкой, держащего книгу. Фигурка в два фута высотой, казалось, была отлита потемневшей от времени из бронзы, и была достаточно тяжелой, какой ей и следовало быть в этом случае. – «Когда я смотрю на него, миледи, мне тут же хочется улыбнуться».
«И мне, Сефани Пелден», – сказала Авиенда, погладив голову бронзового человечка. – «Он держит больше одной книги, которую вы видите. В нем тысячи и тысячи книг». – Неожиданно ее окутал свет саидар, и она коснулась бронзовой фигурки тонкими потоками Огня и Земли.
Сефани пискнула, когда в воздухе над статуэткой показались два слова на Древнем Наречии, такие яркие, словно они были напечатаны хорошими чернилами. Некоторые из букв были написаны немного странно, но слова были весьма ясны. Слова «Имсоэн» и «Энсоэн» парили в воздухе. Авиенда, кажется, была поражена не меньше служанки.
«Думаю, теперь у нас есть доказательство», – сказала Илэйн спокойнее, чем подсказывали чувства. Ее сердце готово было выскочить из груди. «Правда» и «Ложь», так можно было перевести эти два слова. Или, исходя из контекста, лучше было бы сказать: «Реальность и Вымысел». Это являлось достаточным доказательством. Она запомнила место, где потоки коснулись фигурки, пока самостоятельно не сможет вернуться к исследованиям. – «Однако, тебе не следовало так поступать. Это опасно».
Свечение вокруг Авиенды исчезло.
«О, Свет», – воскликнула она, обнимая Илэйн, – «я не подумала! У меня большой тох к тебе! У меня и в мыслях не было причинить вред тебе и твоим детям! Ни за что!»
«Мои малыши и я в безопасности», – рассмеялась Илэйн, обнимая сестру. – «Помнишь видение Мин?»
По крайней мере, ее малыши были в безопасности. Пока они не были рождены. Так много младенцев умирает в первый год жизни. Мин ничего не сказала, кроме того, что они родятся здоровыми. Также Мин не сказала ничего о том, что она не будет выжжена и не сможет направлять, но она не хотела обсуждать это со своей сестрой, уже чувствующей себя виновной.
«У тебя нет никакого тоха ко мне. Ты неправильно истолковала мою мысль. Ты могла убить или выжечь себя».
Авиенда замерла, пристально глядя в глаза Илэйн. То, что она увидела там, ее убедило, судя по улыбке искривившей ее губы. – «Тем не менее, мне действительно удалось заставить это заработать. Возможно, я могу заняться их изучением. Под твоим руководством это будет в высшей степени безопасно. Пройдут месяцы прежде, чем ты сможешь заняться этим сама».
«У тебя совсем нет времени, Авиенда», – прозвучал женский голос от дверей. – «Мы уходим. Надеюсь, что ты не слишком привыкла носить шелка. Я вижу тебя, Илэйн».
Авиенда резко расторгла объятия, и залилась краской, увидев, что в комнату вошли две айилки, и не простые айилки. Хранительница Мудрости светловолосая Надере была высокого роста, почти как мужчина, и вместе с тем довольно полная. Она обладала значительным авторитетом среди Гошиен. А вторая женщина, чьи длинные рыжие волосы тронула седина, Доринда – была женой Бэила, вождя клана Гошиен, хотя ее истинное выдающееся положение состояло в том, что она была Хозяйкой Крова крупнейшего холда клана – Струй Дыма. Именно она и произнесла те слова.
«Я вижу тебя, Доринда», – сказала Илэйн. – «Я вижу тебя, Надере. Почему вы забираете Авиенду?»
«Вы сказали, что я могу остаться с Илэйн, чтобы помогать охранять ее спину», – возразила Авиенда.
«Вы так сказали, Доринда». – Илэйн крепко сжала руку своей сестры, и Авиенда вернула пожатие. – «Вы и остальные Хранительницы».
Доринда поправила свою темную шаль, и ее браслеты из золота и кости клацнули.
«Сколько еще людей нужно, чтобы беречь твою спину, Илэйн?» – спросила она сухо. – «У тебя сотня или даже больше людей, которые ничем другими не занимаются, и таких же строгих, как Фар Дарайз Мэй». – Улыбка коснулась морщинок в уголках ее глаз. – «Я думаю, что те женщины снаружи хотели бы, чтобы мы отдали наши поясные ножи перед тем, как нас впустить».
Надере коснулась роговой рукоятки своего ножа, ее зеленые глаза нехорошо сверкнули, хотя было маловероятно, чтобы охрана изъявила желание подобного рода. Даже Бергитте, настороженная ко всему, что касалось безопасности Илэйн, не видела никакой опасности от айил, а Илэйн приняла на себя некоторые обязательства, когда она и Авиенда стали сестрами. Хранительницы, принявшие участие в той церемонии, такие, как Надере, имели право ходить повсюду во Дворце, когда и где бы они ни пожелали: это было одним из обязательств. Что касается Доринды, ее присутствие, мягко говоря, было столь подавляющим, что казалось невообразимым, чтобы хоть кто-нибудь смог преградить ей дорогу.
«Твое обучение слишком долго топталось на месте, Авиенда», – сказала Надере твердо. – «Иди и переоденься в надлежащую одежду».
«Но я так многому учусь у Илэйн, Надере. Тем плетениям, о которых вы даже не знаете. Мне кажется, я смогла бы вызвать дождь в Трехкратной Земле! А только что мы узнали, что я могу…»
«Что бы такого ты ни узнала», – резко прервала ее Надере, – «но, кажется, ты столько же успела позабыть. Например, то, что ты все еще ученица. Единая Сила – всего лишь малая часть того, что следует знать Хранительнице Мудрости, и не только те, кто может направлять становятся Хранительницами. А сейчас иди переоденься, и поблагодари свою удачу за то, что я не отправляю тебя голой на порку. Как мы уже говорили, лагерь снимается, и если клану придется из-за тебя задержаться, то ты будешь наказана.
Не промолвив ни слова, Авиенда отпустила руку Илэйн, и выбежала из комнаты, столкнувшись с как раз входившей Нэрис, которая чуть не выронила большой, покрытый тканью поднос. Эссанде взмахнула рукой, заставив Сефани поторопиться вслед за Авиендой. Глаза Нэрис при виде айилок широко распахнулись, но Эссанде предотвратила задержку и приказала ей расставить еду на столе, заставив молодую служанку двигаться побыстрее, бормоча извинения себе под нос.
Илэйн тоже хотела бежать вслед за Авиендой, чтобы оттянуть расставание с ней хоть на мгновение, но она застыла из-за слов Надере.
«Вы покидаете Кэймлин, Доринда? Куда Вы отправляетесь?» – Как бы Илэйн не нравились айильцы, все же она не хотела, чтобы они просто так бродили по стране. Мир в стране был столь непрочным, что они были проблемой просто выходя за пределами своего лагеря, чтобы поохотиться или поторговать.
«Мы уходим из Андора, Илэйн. Через несколько часов, мы будем далеко за пределами ваших границ. Что касается того, куда мы уходим, то тебе следует спросить об этом у Кар’а’карна».
Надере отошла, чтобы проследить за тем, как Нэрис расставляет еду, и та принялась дрожать так, что чуть не упустила несколько блюд.
«Выглядит неплохо, но мне не известны некоторые из этих трав», – сказала Хранительница. – «Твоя акушерка все это одобрила, Илэйн?»
«Я позову акушерку, когда придет срок, Надере. Доринда, неужели ты думаешь, что Ранд стал бы скрывать ваше место назначения от меня. Что он сказал?»
Доринда всего лишь слегка пожала плечами.
«Он прислал посыльного, одного из этих, в черных куртках, с письмом для Бэила. Бэил конечно же разрешил мне его прочесть», – ее тон не оставлял ни малейшего сомнения в том, что иначе и быть не могло, – «но Кар’а’карн просил Бэила никому не говорить, так что я не могу сказать тебе».
«Нет акушерки?» – сказала Надере недоверчиво. – «Кто же говорит тебе, что есть и пить? Кто дает тебе надлежащие травы? Прекрати метать на меня свирепые взгляды, женщина. У Мелэйн характер похуже твоего, однако же, она достаточно разумна, чтобы позволять Монаэлле управлять ею в подобных вопросах.
«Каждая женщина во Дворце пытается указывать мне, что следует есть», – с горечью ответила Илэйн. – «Иногда мне кажется, что так поступает каждая женщина в Кэймлине. Доринда, ну может хоть ты…»
«Миледи, ваша еда стынет», – мягко сказала Эссанде, но с той ноткой твердости в голосе, которая позволительна старым слугам.
Сжав зубы, Илэйн скользнула на стул, который поддерживала Эссанде. Она не метнулась к нему, хотя и хотела так поступить. Она скользнула. Эссанде достала расческу с костяной ручкой и, сняв полотенце с головы Илэйн, начала расчесывать ее волосы, пока та ела. Она ела в значительной степени потому, что если бы она не стала, то кому-нибудь приказали бы принести еду погорячее. С Эссанды и телохранительниц станется запереть ее тут, пока она все не съест. Помимо сморщенного яблока, еще не успевшего испортиться, еда была решительно неаппетитна. Хлеб был с твердой корочкой, но с кусочками долгоносиков и крупицами сушенных бобов, а так как все запасы бобов испортились, он был жестким и безвкусным. Порезанное яблоко было перемешано с травами, слегка политыми маслом – корнем лопуха, калиной, корой шиповника, одуванчиком, листьями крапивы, а на второе на ее подносе был лишь бульон, сваренный из косточек козленка. И ни какой соли, насколько она могла сказать. Она убила бы за кусок соленой говядины с жиром! А на подносе Авиенды была нарезанная говядина, хотя и выглядела чуть жесткой. Илэйн могла даже не пытаться просить вина. Хотя у нее был выбор напитков: либо козье молоко либо вода. Почти так же сильно, как и жирного мяса, ей хотелось чаю, но даже от самого слабого чая ей пришлось бы бежать до уборной, а у нее и без того проблем хватает. Поэтому она ела методично, механически, пытаясь думать о чем-нибудь другом кроме вкуса во рту. Ну, разве что, когда очередь дошла до яблока.
Она попробовала выведать из айилок какие-нибудь новости о Ранде, но, кажется, они знали еще меньше, чем она. Насколько они дали ей понять. Они, если хотели, умели держать рот на замке. По меньшей мере, она знала, что он был где-то далеко на юго-востоке. Где-то в Тире, как она решила, хотя с той же долей вероятности он оказаться и на Равнине Маредо, и на хребте Мира. Кроме того, ей было известно, что он был жив и ни на йоту больше. Она пыталась поддержать беседу о Ранде в надежде, что они хоть в чем-то проболтаются, но с тем же успехом она могла месить кирпичи руками. У Доринды и Надере была собственная цель: убедить ее немедленно завести акушерку. Они раз за разом повторяли, какие опасности подстерегают ее и детей, и даже видение Мин их не разубедило.
«Ну хорошо», – сказала она наконец, бросая на тарелку нож и вилку. – «Я начну искать ее сегодня же». – И если вдруг ни одной не найдется, они ведь никогда не узнают.
«У меня есть племянница, она – акушерка, миледи», – сказала Эссанде. – «Мелфани торгует травами и мазями в лавке в Новом Городе на Свечной улице, и я уверена, она весьма искусная». – Она зачесала на место несколько последних локонов и отстранилась с довольной улыбкой. – «Как вы похожи на свою мать, миледи».
Илэйн вздохнула. Кажется, ей суждено получить акушерку, вне зависимости от ее желания. Еще одного человека, чтобы приглядывать за тем, чтобы каждый ее прием пищи превращался в сущее несчастье. Хорошо, может акушерка предложит средство от ночной боли в пояснице, и чувствительности груди. Благодарение Свету, ей не пришлось страдать от токсикоза. Женщины, способные направлять, никогда не страдали от этого проявления беременности.
Когда Авиенда вернулась, она снова была в айильской одежде, в своей влажной шали, и в темном шарфе, обвязанном вокруг головы, чтобы удерживать волосы, и с мешком за плечами. В отличие от Доринды и Надере, носивших множество браслетов и ожерелий, у нее было единственное серебряное ожерелье – изящно сработанные диски сложного узора, и единственный костяной браслет, густо разукрашенный резными розами с шипами. Она вручила Илэйн тупой кинжал.
«Если будешь держать это при себе, то будешь в безопасности. Я попытаюсь наведываться к тебе так часто, как смогу».
«Может и будет время для визитов», – строго сказала Надере, – «но ты отстала и, чтобы нагнать, должна упорно трудиться. Удивительно», – задумчиво сказала она, покачивая головой, – «говорить с такой небрежностью о визитах на большое расстояние. Шагнуть через лиги, сотни лиг, одним махом. Странным вещам мы научились в Мокрых Землях».
«Ну, Авиенда, нам следует отправляться», – сказала Доринда.
«Подождите», – сказала им Илэйн. – «Пожалуйста подождите еще чуть-чуть». – Сжимая кинжал, она понеслась в гардеробную. Сефани, вешавшая синее платье Авиенды, прервалась, чтобы сделать реверанс, но Илэйн не обратила на нее внимания и открыла резную крышку своего костяного сундучка с драгоценностями. В ее отделениях поверх ожерелий, браслетов и булавок, лежала брошка в форме черепахи, будто бы сделанная из янтаря, и фигурка сидящей женщины, завернувшейся в собственные волосы, из потемневшей от времени кости. Оба предмета были ангриалами. Положив кинжал с рукояткой из оленьего рога в сундук, она взяла черепашку, а затем, импульсивно, схватила искривленное каменное кольцо для сновидений, переливающееся красным, синим и коричневым. Кажется, с тех пор как она забеременела, оно стало для нее бесполезным, а если она сможет направлять Дух, у нее оставалось серебряное кольцо, выполненное из переплетенных спиралей, которое они отобрали у Испан.
Поспешив назад в гостиную, она нашла Доринду и Надере спорящими, или, по крайней мере, ведущими оживленную беседу, в то время как Эссанде притворялась, что проверяет, нет ли в комнате пыли, проводя своими пальцами по краям стола. Тем не менее, судя по положению ее головы было ясно, что она внимательно прислушивалась. Нэрис, перекладывая тарелки Илэйн на поднос, открыто пялилась на айилок.
«Я сказала, что если мы задержимся из-за нее, то она отведает ремня», – с некоторой горячностью говорила Надере, когда Илэйн вошла в комнату. – «Вряд ли это будет справедливо, если причина не в ней, но я сказала то, что сказала».
«Поступай как должно», – спокойно ответила Доринда, но по напряженности в ее глазах можно было предположить, что это были не первые слова, которыми они обменялись. – «Может, мы вовсе никого и не задерживаем. А может Авиенда с удовольствием заплатит цену, чтобы попрощаться со своей сестрой».
Илэйн не потрудилась вступиться за Авиенду. Это дало бы лишь обратный результат. Сама Авиенда демонстрировала хладнокровие, свойственное Айз Седай, как будто то, что ее изобьют за чужой проступок в порядке вещей.
«Это тебе», – сказала Илэйн, втискивая кольцо и брошку в руку своей сестры. – «Это не подарки. Боюсь, что Белая Башня захочет их вернуть. Но воспользуйся ими в случае нужды».
Авиенда посмотрела на вещи и поперхнулась.
«Даже взять на время эти вещи – великий дар. Ты смущаешь меня, сестра. У меня нет прощального подарка взамен».
«Ты подарила мне свою дружбу. Ты подарила мне сестру». – Илэйн почувствовала, что слеза скатилась с ее щеки. Она испустила смешок, но он был слабым и дрожащим. – «Как же ты можешь говорить, что ничего не подарила взамен? Ты подарила мне все».
Слезы заблестели и в глазах Авиенды. Несмотря на то, что за ними наблюдали, она обвила Илэйн руками и крепко ее обняла.
«Я буду тосковать без тебя, сестра», – прошептала она. – «Мое сердце холодно как ночь».
«И мое, сестра», – прошептала Илэйн, крепко обнимая ее в ответ. – «Я тоже буду тосковать без тебя. Но тебе разрешат посещать меня иногда. Это – не навсегда».
«Нет, не навсегда. Но я все равно буду скучать».
Они, наверное, расплакались бы, но Доринда положила руки им на плечи. – «Пора, Авиенда. Мы должны идти, если ты еще надеешься избежать порки».
Авиенда со вздохом выпрямилась, ее глаза высохли. – «Да найдешь ты всегда воду и прохладу, сестра».
«Да найдешь ты всегда воду и прохладу, сестра», – ответила Илэйн. Айильские обычаи предписывали продолжение, и она добавила. – «Пока я не увижу твое лицо вновь».
Сразу после этого они ушли. И тут же она почувствовала себя очень одинокой. Присутствие Авиенды было опорой. Сестра, с которой можно было поговорить, посмеяться, разделить свои надежды и опасения, но все это кончилось.
Пока они с Авиендой обнимались, Эссанде выскользнула из комнаты, а теперь она вернулась, чтобы надеть на нее диадему Дочери-Наследницы – простой золотой обруч, с единственной золотой розой над ее лбом.
«Чтобы эти наемники не забывали, с кем они говорят, миледи».
Илэйн не сознавала, что ее плечи поникли, пока она их не распрямила. Ее сестра ушла, но у нее оставался город, который следовало защитить, и трон, за который следовало бороться. Долг, который придаст ей сил.
Глава 16
Новый сторонник
Голубая Приемная получила такое название из-за синего пола и потолка, выполненного в виде купола, окрашенного в цвета неба и облаков. Это была самая маленькая приемная во Дворце, площадью менее десяти квадратных спанов. На дальней стене располагались стрельчатые окна, прикрытые от весенней непогоды дополнительной рамой, выходили на внутренний двор, и даже в дождливый день, как сегодня, давали достаточно света. Но, несмотря на богатый антураж, состоявший из двух больших каминов из точеного мрамора, широкого карниза с гипсовыми львами и двух гобеленов, изображавших белых львов на охоте, которые висели по обеим сторонам от створок дверей, делегация кэймлинских купцов была бы оскорблена до глубины души, если бы ее пригласили в эту приемную. Если же на их месте оказались бы банкиры, то они бы посинели от ярости. Именно по этому госпожа Харфор проводила наемников именно сюда, хотя они даже не догадывались о глубине нанесенного им оскорбления. Сама она собственной персоной находилась тут же, «приглядывая» за парой молоденьких служанок в ливреях, которые с помощью двух серебряных кувшинов, стоявших тут же на резном буфете, поддерживали кубки посетителей наполненными. Но при ней была ее тисненая папка с традиционными отчетами, словно она рассчитывала, что вопрос с наемниками будет решен очень быстро. Тут же в уголке стоял Халвин Норри, прижимавший собственную папку к своей впалой груди, и, как всегда, пучки его седых волос за ушами очень напоминали перья. Их ежедневный отчет в последнее время стал незыблемой традицией, и редко когда мог порадовать ее сердце. Скорее наоборот.