Страница:
Фэйзелле вскочила на ноги, будто это было официальное заседание. – «Это нужно обсудить. Я требую официального заседания!»
«Я не вижу в этом необходимости», – не вставая, ответила ей Романда. – «Это лучше чем, то… о чем мы договорились раньше». – Не стоило говорить много при мальчике. Или Мерисе. Как она связана с Возрожденным Драконом? Была ли она одной из давших ему клятву верности?
Саройя вскочила на ноги раньше, чем Романда договорила. – «Большой вопрос, зачем ему это предложение. Возможно, чтобы убедиться, что мы под его контролем. Мы не должны соглашаться».
«Я думаю, что узы Стража сделают спорными все другие предложения», – сухо сказала Лирелле.
Фэйзелле резко вскочила, и они с Саройей стали пытаться перекричать друг друга. – «Порча…» – Они остановились, уставившись друг на друга с подозрением.
«Саидин чиста», – сказал Джахар, хотя никто не обращался к нему. Мерисе лучше было обучить мальчика манерам, если она собиралась представить его перед Советом.
«Чиста?» – саркастически проговорила Саройя.
«Она была запятнана более чем три тысячи лет», – жестко вставила Фэйзелле. – «Как она может быть чиста?»
«К порядку!» – выкрикнула Романда, пытаясь восстановить контроль. – «К порядку!» – Она уставилась на Саройю и Фэйзелле, пока они не вернулись на свои места, затем повернулась к Мерисе. – «Я полагаю, что ты вступала с ним в соединение?» – Зеленая просто кивнула. Ей очень не нравилась эта компания, и она не хотела говорить больше, чем нужно. – «Можешь ли ты сказать: запятнана саидин или нет?»
Женщина не колебалась. – «Могу. Мне потребовалось время, чтобы удостовериться. Мужская половина Силы гораздо более чужда, чем вы можете представить. Не непреклонная, как тихая мощь саидар, а скорее подобна яростному морю огня и льда, перемешавшемуся во время шторма. Однако я уверена. Она чиста».
Романда глубоко вздохнула. Удивление уравновесило часть страхов. – «Заседание неформально, но я задам вопрос. Кто за принятие этого предложения?» – Она встала сразу, как закончила говорить, но не быстрее, чем это синхронно сделали Лилейн и Джания. Спустя мгновение, встали все, за исключением Саройи и Фэйзелле. За пределами ограждения, Сестры закрутили головами, без сомнения начав обсуждать, за что могли голосовать Восседающие. – «Малое согласие достигнуто, предложение связать узами сорок семь Аша'манов принято». – Плечи Саройи опали, и Фэйзелле тяжело вздохнула.
Она призвала к Большему согласию во имя единства, но не удивилась, когда эта парочка демонстративно осталась на своих местах. В конце концов, они сопротивлялись каждому шагу сближения с Аша'манами, не обращая в своей борьбе внимания ни на закон, ни на обычай. Препятствуя даже после того, как решения были приняты. В любом случае, дело сделано, причем обошлось без необходимости в равноценном временном союзе. Конечно, Узы связывают на всю жизнь, но это лучше любого альянса. Который, подразумевает слишком много равноправия.
«Своеобразное число, сорок семь», – задумчиво заметила Джания. – «Могу я задать вопрос твоему Стражу, Мериса? Спасибо. Как Возрожденный Дракон пришел к этому числу, Джахар?» – Очень хороший вопрос, подумала Романда. В потрясении от достижений, не потребовавших ничего взамен, этот вопрос от нее ускользнул.
Джахар взбодрился, будто ждал этого вопроса, и боялся дать ответ. Его лицо, однако, оставалось твердым и холодным. – «Пятьдесят одна сестра уже связаны узами Аша'манами, и четверо из нас связаны узами с Айз Седай. Число сорок семь составляет разницу. Нас было пятеро, но один погиб, защищая свою Айз Седай. Запомните его имя. Эбен Хопвил! Запомните его!»
Оглушительная тишина повисла над скамьями. Романда почувствовала глыбу льда внутри себя. Пятьдесят одна сестра? Связаны узами Аша'манами? Это отвратительно!
«Манеры, Джахар!» – выкрикнула Мериса. – «Не заставляй меня напоминать тебе об этом снова!»
Потрясенный, он повернулся к ней. – «Они должны знать, Мериса. Они должны знать!» – Повернувшись обратно, он пробежался взглядом по рядам. Его глаза пылали. Он не боялся ничего. Он был рассержен, и спокоен одновременно. – «Эбен был в соединении со своей Дайгиан и Белдейн. Кругом управляла Дайгиан, поэтому когда они нос к носу столкнулись с одной из Отрекшихся, все, что он мог сделать, это выкрикнуть: «Она направляет саидин» и броситься на нее с мечом. И, несмотря на то, что она сделала с ним, он, полумертвый, цеплялся за жизнь, цеплялся за саидин, достаточно долго, чтобы Дайгиан успела заставить Отрекшуюся отступить. Поэтому запомните его имя! Эбен Хопвил! Он дрался за свою Айз Седай даже после того, как уже должен был умереть!»
Когда он замолчал, никто не решался заговорить, пока Эскаральда, наконец, не сказала, очень тихо: «Мы запомним его, Джахар. Но как Пятьдесят одна сестра оказались… связаны узами с Аша'манами?» – Она наклонилась вперед, будто ждала, что его ответ будет таким же тихим.
Юноша пожал плечами, не переставая сердиться. Ему это было безразлично. Аша'маны связали узами Айз Седай: «Элайда послала их, чтобы уничтожить нас. Возрожденный Дракон оставил приказ, что ни одной Айз Седай не может быть причинен вред, если она не будет пытаться первой причинить вред одному из нас. Поэтому Таим решил захватить и связать их узами, прежде чем у них появится такая возможность».
Итак, это были сторонницы Элайды. Есть ли разница? Возможно, есть, хоть и небольшая. Но любые сестры, удерживаемые Аша'манами, снова уравнивали положение, что было недопустимо.
«У меня есть другой вопрос к нему, Мериса», – заявила Морайя, и дождалась кивка Зеленой. – «Уже дважды ты упоминал о женщине, которая направляла саидин. Почему? Ведь это невозможно». – Шепот одобрения пробежал по шатру.
«Хотя это и невозможно», – холодно ответил мальчик, – «Но она делала это. Дайгиан передала нам то, что сказал Эбен, и она не смогла ничего обнаружить, когда та женщина направляла. Это должна была быть саидин».
Внезапно, в голове Романды звякнул маленький гонг, и она вспомнила, где слышала имя Кабрианы Мекандес: «Мы должны немедленно отдать приказ об аресте Деланы и Халимы», – сказала она.
Ей, конечно, придется объясниться. Даже Амерлин не имеет право отдавать приказ об аресте Восседающей без объяснений. С помощью саидин убиты две Сестры, бывшие близкими подругами Кабрианы, женщины, о дружбе с которой заявляла и Халима. Женщина-Отрекшаяся, направлявшая мужскую половину Источника. Они были твердо в этом уверены, особенно Лилейн, еще до того, как лагерь был прочесан вдоль и поперек, в поисках парочки. Их видели – идущими к одной из площадок для перемещений: Делану, ее служанку, несущих большие узлы и спешащих вслед за Халимой. Но они уже исчезли.
Глава 24
«Я не вижу в этом необходимости», – не вставая, ответила ей Романда. – «Это лучше чем, то… о чем мы договорились раньше». – Не стоило говорить много при мальчике. Или Мерисе. Как она связана с Возрожденным Драконом? Была ли она одной из давших ему клятву верности?
Саройя вскочила на ноги раньше, чем Романда договорила. – «Большой вопрос, зачем ему это предложение. Возможно, чтобы убедиться, что мы под его контролем. Мы не должны соглашаться».
«Я думаю, что узы Стража сделают спорными все другие предложения», – сухо сказала Лирелле.
Фэйзелле резко вскочила, и они с Саройей стали пытаться перекричать друг друга. – «Порча…» – Они остановились, уставившись друг на друга с подозрением.
«Саидин чиста», – сказал Джахар, хотя никто не обращался к нему. Мерисе лучше было обучить мальчика манерам, если она собиралась представить его перед Советом.
«Чиста?» – саркастически проговорила Саройя.
«Она была запятнана более чем три тысячи лет», – жестко вставила Фэйзелле. – «Как она может быть чиста?»
«К порядку!» – выкрикнула Романда, пытаясь восстановить контроль. – «К порядку!» – Она уставилась на Саройю и Фэйзелле, пока они не вернулись на свои места, затем повернулась к Мерисе. – «Я полагаю, что ты вступала с ним в соединение?» – Зеленая просто кивнула. Ей очень не нравилась эта компания, и она не хотела говорить больше, чем нужно. – «Можешь ли ты сказать: запятнана саидин или нет?»
Женщина не колебалась. – «Могу. Мне потребовалось время, чтобы удостовериться. Мужская половина Силы гораздо более чужда, чем вы можете представить. Не непреклонная, как тихая мощь саидар, а скорее подобна яростному морю огня и льда, перемешавшемуся во время шторма. Однако я уверена. Она чиста».
Романда глубоко вздохнула. Удивление уравновесило часть страхов. – «Заседание неформально, но я задам вопрос. Кто за принятие этого предложения?» – Она встала сразу, как закончила говорить, но не быстрее, чем это синхронно сделали Лилейн и Джания. Спустя мгновение, встали все, за исключением Саройи и Фэйзелле. За пределами ограждения, Сестры закрутили головами, без сомнения начав обсуждать, за что могли голосовать Восседающие. – «Малое согласие достигнуто, предложение связать узами сорок семь Аша'манов принято». – Плечи Саройи опали, и Фэйзелле тяжело вздохнула.
Она призвала к Большему согласию во имя единства, но не удивилась, когда эта парочка демонстративно осталась на своих местах. В конце концов, они сопротивлялись каждому шагу сближения с Аша'манами, не обращая в своей борьбе внимания ни на закон, ни на обычай. Препятствуя даже после того, как решения были приняты. В любом случае, дело сделано, причем обошлось без необходимости в равноценном временном союзе. Конечно, Узы связывают на всю жизнь, но это лучше любого альянса. Который, подразумевает слишком много равноправия.
«Своеобразное число, сорок семь», – задумчиво заметила Джания. – «Могу я задать вопрос твоему Стражу, Мериса? Спасибо. Как Возрожденный Дракон пришел к этому числу, Джахар?» – Очень хороший вопрос, подумала Романда. В потрясении от достижений, не потребовавших ничего взамен, этот вопрос от нее ускользнул.
Джахар взбодрился, будто ждал этого вопроса, и боялся дать ответ. Его лицо, однако, оставалось твердым и холодным. – «Пятьдесят одна сестра уже связаны узами Аша'манами, и четверо из нас связаны узами с Айз Седай. Число сорок семь составляет разницу. Нас было пятеро, но один погиб, защищая свою Айз Седай. Запомните его имя. Эбен Хопвил! Запомните его!»
Оглушительная тишина повисла над скамьями. Романда почувствовала глыбу льда внутри себя. Пятьдесят одна сестра? Связаны узами Аша'манами? Это отвратительно!
«Манеры, Джахар!» – выкрикнула Мериса. – «Не заставляй меня напоминать тебе об этом снова!»
Потрясенный, он повернулся к ней. – «Они должны знать, Мериса. Они должны знать!» – Повернувшись обратно, он пробежался взглядом по рядам. Его глаза пылали. Он не боялся ничего. Он был рассержен, и спокоен одновременно. – «Эбен был в соединении со своей Дайгиан и Белдейн. Кругом управляла Дайгиан, поэтому когда они нос к носу столкнулись с одной из Отрекшихся, все, что он мог сделать, это выкрикнуть: «Она направляет саидин» и броситься на нее с мечом. И, несмотря на то, что она сделала с ним, он, полумертвый, цеплялся за жизнь, цеплялся за саидин, достаточно долго, чтобы Дайгиан успела заставить Отрекшуюся отступить. Поэтому запомните его имя! Эбен Хопвил! Он дрался за свою Айз Седай даже после того, как уже должен был умереть!»
Когда он замолчал, никто не решался заговорить, пока Эскаральда, наконец, не сказала, очень тихо: «Мы запомним его, Джахар. Но как Пятьдесят одна сестра оказались… связаны узами с Аша'манами?» – Она наклонилась вперед, будто ждала, что его ответ будет таким же тихим.
Юноша пожал плечами, не переставая сердиться. Ему это было безразлично. Аша'маны связали узами Айз Седай: «Элайда послала их, чтобы уничтожить нас. Возрожденный Дракон оставил приказ, что ни одной Айз Седай не может быть причинен вред, если она не будет пытаться первой причинить вред одному из нас. Поэтому Таим решил захватить и связать их узами, прежде чем у них появится такая возможность».
Итак, это были сторонницы Элайды. Есть ли разница? Возможно, есть, хоть и небольшая. Но любые сестры, удерживаемые Аша'манами, снова уравнивали положение, что было недопустимо.
«У меня есть другой вопрос к нему, Мериса», – заявила Морайя, и дождалась кивка Зеленой. – «Уже дважды ты упоминал о женщине, которая направляла саидин. Почему? Ведь это невозможно». – Шепот одобрения пробежал по шатру.
«Хотя это и невозможно», – холодно ответил мальчик, – «Но она делала это. Дайгиан передала нам то, что сказал Эбен, и она не смогла ничего обнаружить, когда та женщина направляла. Это должна была быть саидин».
Внезапно, в голове Романды звякнул маленький гонг, и она вспомнила, где слышала имя Кабрианы Мекандес: «Мы должны немедленно отдать приказ об аресте Деланы и Халимы», – сказала она.
Ей, конечно, придется объясниться. Даже Амерлин не имеет право отдавать приказ об аресте Восседающей без объяснений. С помощью саидин убиты две Сестры, бывшие близкими подругами Кабрианы, женщины, о дружбе с которой заявляла и Халима. Женщина-Отрекшаяся, направлявшая мужскую половину Источника. Они были твердо в этом уверены, особенно Лилейн, еще до того, как лагерь был прочесан вдоль и поперек, в поисках парочки. Их видели – идущими к одной из площадок для перемещений: Делану, ее служанку, несущих большие узлы и спешащих вслед за Халимой. Но они уже исчезли.
Глава 24
Мед к чаю
С самого начала своего странного плена Эгвейн знала, что ее ждут трудности, но все же полагала, что айильское умение принимать боль будет самой простой его частью. В конце концов, ее довольно жестоко наказали Хранительницы Мудрости, когда у нее был тох на счет лжи. В тот раз они били сменяя друг друга, поэтому у нее имелся кое-какой опыт. Но принять боль вовсе не означало полностью расслабиться вместо того, чтобы ей сопротивляться. Вы должны вдохнуть боль, приветствовать ее как часть себя. Авиенда говорила, что в этом случае даже во время самых сильных ударов можно смеяться и радостно распевать песни. На деле все оказалось не так уж и просто.
В то первое утро в кабинете Сильвианы она старалась изо всех сил, пока Наставница Послушниц лупила ее твердой подошвой своей туфли по обнаженному заду. Она не пыталась сдержать слезы, и даже беззвучный крик. Когда ее ноги пытались брыкаться она позволила им только вращаться пока Наставница Послушниц не зажала их между своих, довольно неловко из-за нижних юбок, и ей не оставалось ничего иного кроме как постукивать мысками ног о пол и дико мотать головой. Она пыталась выпить боль, выпить как глоток воздуха. Боль это часть жизни как и дыхание. Так видят мир Айил. Но, О! Свет, как же больно!
Когда наконец ее отпустили, как ей показалось, очень долгое время спустя, она, выпрямившись, опустила сорочку и юбки на тело, и вздрогнула. Белое платье из шерсти показалось тяжелым как вериги. Она попыталась приветствовать в себе этот обжигающий жар. Это было довольно трудно. Очень трудно. Однако, ее слезы высохли очень быстро и сами собой. Она не хныкала и не корчилась от боли. Она оглядела себя в зеркале на стене, позолота на котором истерлась от времени. Сколько тысяч женщин за прошедшие годы смотрелось в него? Все, кого наказывали в этом кабинете всегда вынуждены были смотреть на собственное отражение, чтобы поразмыслить о том, почему она здесь оказалась, но она смотрела на свое отражение не за этим. Ее лицо по-прежнему было красным, но выглядело… спокойным. Несмотря на болезненное жжение ниже спины она чувствовала спокойствие. Возможно, ей нужно попробовать спеть? Или нет. Вытащив белый льняной носовой платок из рукава она тщательно вытерла щеки от слез.
Сильвиана посмотрела на нее с удовлетворенным видом, и убрала туфлю в узкий шкаф в углу кабинета напротив зеркала. – «Полагаю, для начала я смогла привлечь твое внимание, иначе мне придется взяться за тебя всерьез», – сказала она сухо, поправив пучок волос на затылке. – «В любом случае, сомневаюсь, что увижу тебя в ближайшее время. Возможно тебе будет приятно узнать, что я задала те вопросы, о которых ты говорила. Мелари уже начала спрашивать. Женщина на самом деле Лиане Шариф, хотя только Свет знает каким образом…», – умолкнув, она покачала головой, выдвинула стул из-за стола и села. – «Больше всего она беспокоилась о тебе. Даже больше собственной жизни. Когда у тебя будет свободное время, ты можешь ее навестить. Я распоряжусь. Она в открытой камере. А теперь тебе нужно бежать, если ты хочешь успеть что-нибудь съесть перед началом уроков».
«Спасибо», – сказала Эгвейн и повернулась к двери.
Сильвиана вздохнула. – «И никаких реверансов, дитя?» – обмакнув перо в чернильницу в серебряной оправе, она принялась писать в книге наказаний мелким аккуратным почерком. – «Придется увидеться с тобой в полдень. Похоже, два первых дня после возвращения в Башню тебе придется есть стоя».
Эгвейн возможно и оставила бы все как есть, но этой ночью, ожидая в Тел'аран'риод пока Восседающие соберутся на Совет, она выработала для себя твердую линию поведения. Она должна сражаться, если хочет хоть немного преуспеть в задуманном. По крайней мере, нужно понемногу начинать. В разумных пределах, естественно. Отказ от повиновения всем приказам без исключения означал бы что она просто слишком упрямая, что могло закончиться темницей, в которой она будет полностью бесполезна, но некоторым приказам, если она намерена отстаивать ошметки своего достоинства, она может отказаться повиноваться. Больше, чем просто ошметки. Она не могла позволить им отрицать того, кем она являлась, как бы сильно они не нажимали. – «Престол Амерлин никому не кланяется», – ответила она спокойно, хорошо зная, какую реакцию увидит в ответ.
Лицо Сильвианы потяжелело, и она снова взялась за перо. – «И после обеда ты навестишь меня тоже. И на будущее я советую тебе уходить молча, если только не желаешь провести весь день на моем колене».
Эгвейн молча вышла. Но без реверанса. Прекрасная линия поведения, очень похожая на путь по тонкой проволоке, натянутой над глубокой пропастью. Но она должна по ней пройти.
К ее удивлению, в холле за дверью Наставницы Послушниц находилась Алвиарин, которая нетерпеливо прохаживалась взад вперед, закутавшись в белую шаль с бахромой, и вглядывающуюся во что-то видимое только ей. Ей уже было известно, что женщина больше не была Хранительницей Летописей Элайды, но почему ее так быстро сместили, оставалось для нее загадкой. Попытки подглядеть в Тел'аран'риод давали только кусочки реальности. Он являлся всего лишь многочисленным неустойчивым отражением бодрствующего мира. Алвиарин возможно слышала ее стоны, но к удивлению Эгвейн, ей было вовсе не стыдно. Она сражалась в странной битве, а в битвах часто бывают ранения. Обычно хладнокровная Белая сегодня не казалось такой уж невозмутимой. Напротив, она казалась взволнованной, судя по горящим глазам и приоткрытому рту. Эгвейн и ей не стала делать реверанса, но Алвиарин перед тем как войти в кабинет Сильвианы удостоила ее только одного мрачного взгляда.
Немного дальше по коридору стояла наблюдая парочка Красных, одна круглолицая, вторая стройная. Обе с рыбьими глазами, в шалях с выставленной напоказ красной бахромой. Это были уже другие, не те же, что оказались у нее по утру, но и случайностью это не было. Они были не совсем охраной, но с другой стороны, и совсем не охраной они не были тоже. Им она тоже не поклонилась. Они посмотрели на нее равнодушно.
Прежде чем она успела сделать дюжину шагов по красно-зеленым плиткам пола, она услышала страдальческий женский вопль позади себя, слегка приглушенный массивной дверью кабинета Сильвианы. Так-так, значит, Алвиарин отбывает наказание, и не слишком успешно, раз так скоро завопила во всю мощь своих легких. Непохоже, чтобы она тоже пыталась принять боль. Маловероятно. Хотелось бы Эгвейн знать, за что получила наказание Алвиарин, если только его кто-то на нее наложил. У генералов есть разведчики и шпионы, которые могут оповестить его о планах врага. У нее же были только собственные глаза и собственные уши, плюс то, что она могла узнать в Невидимом Мире. Но любая кроха знания может оказаться полезной, поэтому ей нужно копать все, что только можно.
Помня о завтраке, она сперва вернулась в свою крохотную комнатку в части Послушниц только чтобы умыться холодной водой и расчесать волосы. Расческа оказалась среди немногих вещей, которые у нее остались. Ночью вещи и одежда, которая была на ней в момент пленения, исчезли, сменившись белым платьем послушницы, но и платье и сорочки, вывешенные на белой стене, оказались ее собственными. Их сохранили с момента, когда ее возвысили до Принятой, и на них по-прежнему сохранились крохотные метки с ее именем, подшитые с изнанки. Башня всегда была очень бережлива. Никогда не знаешь, какой у новой девушки размер и подойдет ли ей платье предыдущей владелицы. Но заставить надеть женщину белое, вовсе не означает сделать ее послушницей, независимо оттого, во что верила Элайда и остальные.
Только удостоверившись, что ее лицо приобрело обычный цвет и она выглядит столь же собранной внешне, как и внутренне, она вышла наружу. Когда нет иного оружия, внешность – все что есть под рукой. На галерее ее ожидали та же пара Красных.
Обеденный Зал для Послушниц был на самом нижнем уровне Башни, примыкая одной стороной к кухне. Он представлял собой большую палату с белой однообразной стеной по периметру, хотя плитки пола были выполнены, включая цвета всех Айя. Зал был заставлен столами, за которыми на маленьких скамейках могли разместиться одновременно от шести до восьми послушниц. За столами сидела сотня или чуть больше девушек в белом, болтая между собой за едой. Элайда должно быть гордилась их численностью. Столько послушниц в Башне не было уже долгие годы. Несомненно, даже новость о расколе внутри Башни могла послужить дополнительным толчком для некоторых, чтобы попытать счастья в Тар Валоне. Но на Эгвейн они не произвели впечатления. Девушки заполнили едва половину зала, но наверху был точно такой же, который был заперт уже несколько столетий. Как только она получит Башню, этот зал снова будет открыт и все равно послушницам придется есть посменно, как в былые времена, чего не случалось со времен Троллоковых войн.
Едва она вошла, как ей на глаза попалась Николь, которая, кажется, наблюдала за ней и толкнула локтем свою соседку. По залу волной прокатилась тишина, все головы повернулись в ее сторону, когда Эгвейн пошла по центральному проходу. Она не смотрела ни налево, ни направо.
На полпути к двери на кухню одна низкорослая и худая послушница с длинными темными волосами внезапно подскочила на месте и толкнула ее. Сумев сохранить равновесие и не грохнуться лицом об пол, она холодно повернулась в ее сторону. Следующий бой. У юной малявки был облик кайриенки. Подойдя настолько близко, Эгвейн могла точно сказать, что скоро уже ее отправят для испытания на Принятую, если только она не потерпит неудачу в чем-то другом. Но Башня с успехом выкорчевывала подобные недостатки. – «Как твое имя?» – спросила она.
«Алвистере», – ответила девушка с акцентом, который подтвердил ее догадку о происхождении. – «Зачем тебе? Пойдешь ябедничать Сильвиане? Это не поможет. Все подтвердят, что ничего не видели».
«Это плохо, Алвистере. Ты же хочешь стать Айз Седай и дать обет никогда не лгать, а сейчас ты хочешь, чтобы другие солгали ради тебя. Ты видишь некоторую несогласованность?»
Лицо Алвистере покраснело. – «Кто ты такая, чтобы читать мне мораль?»
«Я – Престол Амерлин. Пленная, но, тем не менее, Престол Амерлин», – большие глаза Алвистере стали еще больше, и через зал пронесся гул шепотков, а Эгвейн направилась дальше на кухню. Они не верили, что она станет продолжать себя так величать, одев белое и засыпая среди них. Что ж, они быстро разуверятся в своем заблуждении.
Кухня была большим сводчатым залом с серым полом. Длинный камин с решетками для жарки мяса не был разожжен, но от железных печей и духовок было так жарко, что она бы тут же вспотела, если бы не знала трюк, как с этим бороться. Ей часто приходилось трудиться на кухне, и, безусловно, придется снова. С трех сторон кухню окружали обеденные залы: для Принятых, для Айз Седай и для послушниц. Вспотевшая Госпожа Кухонь Ларас в безупречно чистом переднике, из которого при желании можно было бы сшить три платья для послушниц, сновала по кухне, размахивая длинной деревянной ложкой как скипетром, раздавая распоряжения поварам, их помощникам и поварятам, которые носились по ее распоряжениям с такой скоростью, словно она была королевой. А может и еще быстрее. Вряд ли королева станет бить кого-нибудь деревянной ложкой за то, что он двигался через чур медленно.
Большей частью пища уносилась на разнообразных подносах, порой серебряных, порой деревянных и возможно позолоченных, которые женщины уносили в сторону зала для Сестер. И это были не служанки Башни с Белым Пламенем Тар Валона на груди, а женщины в хорошо сидящих шерстяных платьях с вышивкой. Это были личные служанки Сестер, которые начинали свой длинный путь наверх в помещения Айя.
Любая Айз Седай при желании могла есть у себя в комнатах, хотя это означало, что ей придется повторно греть еду, а еще многим нравилось делить пищу с кем-то еще. До недавнего времени. Этот длинный поток женщин с закрытыми салфетками подносами был еще одним подтверждением, что Белая Башня покрылась паутиной трещин. Ей бы почувствовать удовлетворение. Под Элайдой находился фундамент, готовый развалиться. Но Башня была ее домом. И все, что она почувствовала, это печаль. И гнев на Элайду. Она заслужила низложение за одно только то, что натворила в Башне с тех пор, как получила посох и палантин!
Ларас удостоила ее только одного взгляда, медленно опустив подбородок, пока у нее их не получилось четыре, а затем продолжила размахивать ложкой и заглядывать через плечо к поварам. Эта женщина однажды помогла Суан и Лиане сбежать, поэтому ее привязанность к Элайде была невелика. Поможет ли она ей теперь? Она прилагала все силы чтобы не смотреть в сторону Эгвейн. Одна из помощниц, которая пока не отличала ее от остальных послушниц, улыбчивая женщина, почти заслужившая второй подбородок, вручила ей поднос с большой кружкой плещущегося внутри чая, с толстым ломтем хлеба, и с маслинами и рассыпчатым сыром на тарелке. Приняв все это, она вышла обратно в зал.
Снова повисла тишина, и все стали наблюдать за ней. Ну конечно. Они уже все знали, что ее вызывали к Наставнице Послушниц. Они хотели посмотреть, станет ли она есть стоя. Ей хотелось поерзать на скамье, чтобы устроиться поудобнее, но она заставила себя сесть как обычно. Это, безусловно, вызвало новый прилив жжения. Не такой сильный, как раньше, но все же достаточно сильный, чтобы она слегка сдвинулась, не сумев себя остановить. Странно, но она не чувствовала никакого желания поморщиться или поежиться. Встать, это да, но не что-то еще. Боль стала частью ее. Она приняла ее без борьбы. Она пыталась ее приветствовать, но, покамест, она еще с этим не справилась.
Она отломила кусок хлеба – здесь в муке тоже были долгоносики – и в зале возобновился тихий шелест разговоров. Тихий, потому что у послушниц приветствовалась тишина. За ее столом тоже возобновился разговор, хотя никто не пытался с ней заговорить. Это очень хорошо. У нее не должно быть подруг среди послушниц. Чтобы не дать им видеть себя одной из них. Нет. Ее цель совсем другая.
Покинув обеденный зал после того как вернула поднос на кухню, она обнаружила снаружи другую поджидавшую ее пару Красных. Одной из них была Кэтрин Алруддин, выглядевшая угрожающе в обильно украшенном красной вышивкой сером платье, с водопадом черных как вороново крыло волос до пояса и с шалью, петлей свисавшей с ее локтей.
«Выпей», – властно предложила она, протягивая ей оловянную кружку тонкой рукой. – «И запомни, до последней капли». – Вторая Красная, темнокожая с квадратным лицом, нетерпеливо поправила шаль и поморщилась. Очевидно, ей не нравилось даже казаться служанкой. Или это было вызвано неприятием содержимого кружки.
Сдержав вздох, Эгвейн выпила. Слабый отвар корня вилочника выглядел и на вкус был не лучше воды со слабым коричневым оттенком и едва заметным мятным привкусом. Даже не привкус мяты, а только что-то отдаленно его напоминающее. Первую кружку Красные, дежурившие возле нее поддерживая щит, торопливо дали ей выпить сразу после пробуждения и умчались по своим делам. Кэтрин немного упустила время, но даже и без этой дополнительной порции она сомневалась, сможет ли сильно направлять хоть какое-то время. И конечно недостаточно сильно, чтобы вышла хоть какая-то польза.
«Не хочу опаздывать на свой первый урок», – заявила она, возвращая кружку. Кэтрин приняла ее, хотя выглядела удивленной тем, что сделала. Эгвейн ускользнула вслед за остальными послушницами прежде, чем Сестра успела что-то возразить. Или вспомнить о наказании за отсутствие реверанса.
Первый же урок в простой лишенной окон комнате на тридцать мест, из которых послушницами было занято только десять, оказался абсолютным кошмаром, как, впрочем, она и ожидала. Однако, кошмар не для нее, независимо от результата. Инструктором оказалась Идрелле Менфорд, долговязая женщина с беспощадными глазами, которая уже была Принятой, когда Эгвейн впервые прибыла в Башню. Она по-прежнему носила белое платье с семицветными полосками на манжетах и подоле. Эгвейн заняла крайнее место, снова не став проявлять беспокойства по поводу жесткого сиденья. Надо просто выпить боль.
Стоя на невысокой кафедре в передней части комнаты Идрелле опустила свой длинный нос, с более чем очевидным удовлетворением снова увидев на Эгвйен белое платье. От этого ее обычно строгий взгляд даже несколько потеплел, что случалось нечасто. – «Что-ж, вы все уже далеко продвинулись от создания обычных шариков огня», – обратилась она к классу, – «но давайте посмотрим, на что способна новенькая. Она, знаете ли, многое о себе мнит». – Несколько послушниц захихикало. – «Сделай шарик огня, Эгвейн. Приступай, дитя!» – Шар огня? Да это одной из самых простейших упражнений, которым учат послушниц. О чем она?
Открывшись Источнику, Эгвейн обняла саидар, позволив Силе себя наполнить. Корень вилочника превращал поток в струйку, ниточку, хотя она привыкла к ливням, но все же это была Сила, и, не смотря на ничтожность потока, она принесла с собой радость саидар и ощущение жизни, а также усилило все чувства, в том числе ощущения. Это означало, что отбитый зад заболел во всю силу только что выпоротого, но она даже не шелохнулась. Вдохнуть боль. Она могла почувствовать слабый аромат мыла, которым умывались послушницы поутру, увидеть малейшую пульсацию жилки на виске Идрелле.
Часть ее хотела ущипнуть женщину за ухо потоком Воздуха, но для этого было достаточно только того количества силы, которым она обладала на данный момент. Поэтому вместо этого она направила Огонь и Воздух, и перед ней появился маленький огненный шарик зеленого цвета. Бледный, почти прозрачный.
«Очень хорошо», – саркастически сказала Идрелле. О, да. Ей хотелось начать с того, чтобы показать всем, как слаба Эгвейн. – «Отпусти саидар. А теперь, класс…»
Эгвейн добавила к зеленому голубой шарик, затем коричневый, серый, заставив их вращаться вокруг друг друга.
«Отпусти Источник!» – резко сказала Идрелле.
Желтый шарик присоединился к остальным, за ним белый и, наконец, красный. Быстро она добавила огненные кольца, одно внутри другого, вращающиеся вокруг шаров. Теперь красное было первым, потому что она хотела чтобы оно вышло меньше остальных, зеленое шло последним и вышло самым большим. Если бы ей позволили выбирать Айя, она бы выбрала Зеленую. Семь огненных колец вращались, и каждое в собственном направлении, внутри исполняя замысловатый танец вращались семь огненных шариков. Хотя ее поток и был тоненькой струйкой и плетение выходило бледным, но все же это было внушительным зрелищем – одновременное управление четырнадцатью разделенными потоками. Жонглирование Силой было не проще жонглирования руками.
В то первое утро в кабинете Сильвианы она старалась изо всех сил, пока Наставница Послушниц лупила ее твердой подошвой своей туфли по обнаженному заду. Она не пыталась сдержать слезы, и даже беззвучный крик. Когда ее ноги пытались брыкаться она позволила им только вращаться пока Наставница Послушниц не зажала их между своих, довольно неловко из-за нижних юбок, и ей не оставалось ничего иного кроме как постукивать мысками ног о пол и дико мотать головой. Она пыталась выпить боль, выпить как глоток воздуха. Боль это часть жизни как и дыхание. Так видят мир Айил. Но, О! Свет, как же больно!
Когда наконец ее отпустили, как ей показалось, очень долгое время спустя, она, выпрямившись, опустила сорочку и юбки на тело, и вздрогнула. Белое платье из шерсти показалось тяжелым как вериги. Она попыталась приветствовать в себе этот обжигающий жар. Это было довольно трудно. Очень трудно. Однако, ее слезы высохли очень быстро и сами собой. Она не хныкала и не корчилась от боли. Она оглядела себя в зеркале на стене, позолота на котором истерлась от времени. Сколько тысяч женщин за прошедшие годы смотрелось в него? Все, кого наказывали в этом кабинете всегда вынуждены были смотреть на собственное отражение, чтобы поразмыслить о том, почему она здесь оказалась, но она смотрела на свое отражение не за этим. Ее лицо по-прежнему было красным, но выглядело… спокойным. Несмотря на болезненное жжение ниже спины она чувствовала спокойствие. Возможно, ей нужно попробовать спеть? Или нет. Вытащив белый льняной носовой платок из рукава она тщательно вытерла щеки от слез.
Сильвиана посмотрела на нее с удовлетворенным видом, и убрала туфлю в узкий шкаф в углу кабинета напротив зеркала. – «Полагаю, для начала я смогла привлечь твое внимание, иначе мне придется взяться за тебя всерьез», – сказала она сухо, поправив пучок волос на затылке. – «В любом случае, сомневаюсь, что увижу тебя в ближайшее время. Возможно тебе будет приятно узнать, что я задала те вопросы, о которых ты говорила. Мелари уже начала спрашивать. Женщина на самом деле Лиане Шариф, хотя только Свет знает каким образом…», – умолкнув, она покачала головой, выдвинула стул из-за стола и села. – «Больше всего она беспокоилась о тебе. Даже больше собственной жизни. Когда у тебя будет свободное время, ты можешь ее навестить. Я распоряжусь. Она в открытой камере. А теперь тебе нужно бежать, если ты хочешь успеть что-нибудь съесть перед началом уроков».
«Спасибо», – сказала Эгвейн и повернулась к двери.
Сильвиана вздохнула. – «И никаких реверансов, дитя?» – обмакнув перо в чернильницу в серебряной оправе, она принялась писать в книге наказаний мелким аккуратным почерком. – «Придется увидеться с тобой в полдень. Похоже, два первых дня после возвращения в Башню тебе придется есть стоя».
Эгвейн возможно и оставила бы все как есть, но этой ночью, ожидая в Тел'аран'риод пока Восседающие соберутся на Совет, она выработала для себя твердую линию поведения. Она должна сражаться, если хочет хоть немного преуспеть в задуманном. По крайней мере, нужно понемногу начинать. В разумных пределах, естественно. Отказ от повиновения всем приказам без исключения означал бы что она просто слишком упрямая, что могло закончиться темницей, в которой она будет полностью бесполезна, но некоторым приказам, если она намерена отстаивать ошметки своего достоинства, она может отказаться повиноваться. Больше, чем просто ошметки. Она не могла позволить им отрицать того, кем она являлась, как бы сильно они не нажимали. – «Престол Амерлин никому не кланяется», – ответила она спокойно, хорошо зная, какую реакцию увидит в ответ.
Лицо Сильвианы потяжелело, и она снова взялась за перо. – «И после обеда ты навестишь меня тоже. И на будущее я советую тебе уходить молча, если только не желаешь провести весь день на моем колене».
Эгвейн молча вышла. Но без реверанса. Прекрасная линия поведения, очень похожая на путь по тонкой проволоке, натянутой над глубокой пропастью. Но она должна по ней пройти.
К ее удивлению, в холле за дверью Наставницы Послушниц находилась Алвиарин, которая нетерпеливо прохаживалась взад вперед, закутавшись в белую шаль с бахромой, и вглядывающуюся во что-то видимое только ей. Ей уже было известно, что женщина больше не была Хранительницей Летописей Элайды, но почему ее так быстро сместили, оставалось для нее загадкой. Попытки подглядеть в Тел'аран'риод давали только кусочки реальности. Он являлся всего лишь многочисленным неустойчивым отражением бодрствующего мира. Алвиарин возможно слышала ее стоны, но к удивлению Эгвейн, ей было вовсе не стыдно. Она сражалась в странной битве, а в битвах часто бывают ранения. Обычно хладнокровная Белая сегодня не казалось такой уж невозмутимой. Напротив, она казалась взволнованной, судя по горящим глазам и приоткрытому рту. Эгвейн и ей не стала делать реверанса, но Алвиарин перед тем как войти в кабинет Сильвианы удостоила ее только одного мрачного взгляда.
Немного дальше по коридору стояла наблюдая парочка Красных, одна круглолицая, вторая стройная. Обе с рыбьими глазами, в шалях с выставленной напоказ красной бахромой. Это были уже другие, не те же, что оказались у нее по утру, но и случайностью это не было. Они были не совсем охраной, но с другой стороны, и совсем не охраной они не были тоже. Им она тоже не поклонилась. Они посмотрели на нее равнодушно.
Прежде чем она успела сделать дюжину шагов по красно-зеленым плиткам пола, она услышала страдальческий женский вопль позади себя, слегка приглушенный массивной дверью кабинета Сильвианы. Так-так, значит, Алвиарин отбывает наказание, и не слишком успешно, раз так скоро завопила во всю мощь своих легких. Непохоже, чтобы она тоже пыталась принять боль. Маловероятно. Хотелось бы Эгвейн знать, за что получила наказание Алвиарин, если только его кто-то на нее наложил. У генералов есть разведчики и шпионы, которые могут оповестить его о планах врага. У нее же были только собственные глаза и собственные уши, плюс то, что она могла узнать в Невидимом Мире. Но любая кроха знания может оказаться полезной, поэтому ей нужно копать все, что только можно.
Помня о завтраке, она сперва вернулась в свою крохотную комнатку в части Послушниц только чтобы умыться холодной водой и расчесать волосы. Расческа оказалась среди немногих вещей, которые у нее остались. Ночью вещи и одежда, которая была на ней в момент пленения, исчезли, сменившись белым платьем послушницы, но и платье и сорочки, вывешенные на белой стене, оказались ее собственными. Их сохранили с момента, когда ее возвысили до Принятой, и на них по-прежнему сохранились крохотные метки с ее именем, подшитые с изнанки. Башня всегда была очень бережлива. Никогда не знаешь, какой у новой девушки размер и подойдет ли ей платье предыдущей владелицы. Но заставить надеть женщину белое, вовсе не означает сделать ее послушницей, независимо оттого, во что верила Элайда и остальные.
Только удостоверившись, что ее лицо приобрело обычный цвет и она выглядит столь же собранной внешне, как и внутренне, она вышла наружу. Когда нет иного оружия, внешность – все что есть под рукой. На галерее ее ожидали та же пара Красных.
Обеденный Зал для Послушниц был на самом нижнем уровне Башни, примыкая одной стороной к кухне. Он представлял собой большую палату с белой однообразной стеной по периметру, хотя плитки пола были выполнены, включая цвета всех Айя. Зал был заставлен столами, за которыми на маленьких скамейках могли разместиться одновременно от шести до восьми послушниц. За столами сидела сотня или чуть больше девушек в белом, болтая между собой за едой. Элайда должно быть гордилась их численностью. Столько послушниц в Башне не было уже долгие годы. Несомненно, даже новость о расколе внутри Башни могла послужить дополнительным толчком для некоторых, чтобы попытать счастья в Тар Валоне. Но на Эгвейн они не произвели впечатления. Девушки заполнили едва половину зала, но наверху был точно такой же, который был заперт уже несколько столетий. Как только она получит Башню, этот зал снова будет открыт и все равно послушницам придется есть посменно, как в былые времена, чего не случалось со времен Троллоковых войн.
Едва она вошла, как ей на глаза попалась Николь, которая, кажется, наблюдала за ней и толкнула локтем свою соседку. По залу волной прокатилась тишина, все головы повернулись в ее сторону, когда Эгвейн пошла по центральному проходу. Она не смотрела ни налево, ни направо.
На полпути к двери на кухню одна низкорослая и худая послушница с длинными темными волосами внезапно подскочила на месте и толкнула ее. Сумев сохранить равновесие и не грохнуться лицом об пол, она холодно повернулась в ее сторону. Следующий бой. У юной малявки был облик кайриенки. Подойдя настолько близко, Эгвейн могла точно сказать, что скоро уже ее отправят для испытания на Принятую, если только она не потерпит неудачу в чем-то другом. Но Башня с успехом выкорчевывала подобные недостатки. – «Как твое имя?» – спросила она.
«Алвистере», – ответила девушка с акцентом, который подтвердил ее догадку о происхождении. – «Зачем тебе? Пойдешь ябедничать Сильвиане? Это не поможет. Все подтвердят, что ничего не видели».
«Это плохо, Алвистере. Ты же хочешь стать Айз Седай и дать обет никогда не лгать, а сейчас ты хочешь, чтобы другие солгали ради тебя. Ты видишь некоторую несогласованность?»
Лицо Алвистере покраснело. – «Кто ты такая, чтобы читать мне мораль?»
«Я – Престол Амерлин. Пленная, но, тем не менее, Престол Амерлин», – большие глаза Алвистере стали еще больше, и через зал пронесся гул шепотков, а Эгвейн направилась дальше на кухню. Они не верили, что она станет продолжать себя так величать, одев белое и засыпая среди них. Что ж, они быстро разуверятся в своем заблуждении.
Кухня была большим сводчатым залом с серым полом. Длинный камин с решетками для жарки мяса не был разожжен, но от железных печей и духовок было так жарко, что она бы тут же вспотела, если бы не знала трюк, как с этим бороться. Ей часто приходилось трудиться на кухне, и, безусловно, придется снова. С трех сторон кухню окружали обеденные залы: для Принятых, для Айз Седай и для послушниц. Вспотевшая Госпожа Кухонь Ларас в безупречно чистом переднике, из которого при желании можно было бы сшить три платья для послушниц, сновала по кухне, размахивая длинной деревянной ложкой как скипетром, раздавая распоряжения поварам, их помощникам и поварятам, которые носились по ее распоряжениям с такой скоростью, словно она была королевой. А может и еще быстрее. Вряд ли королева станет бить кого-нибудь деревянной ложкой за то, что он двигался через чур медленно.
Большей частью пища уносилась на разнообразных подносах, порой серебряных, порой деревянных и возможно позолоченных, которые женщины уносили в сторону зала для Сестер. И это были не служанки Башни с Белым Пламенем Тар Валона на груди, а женщины в хорошо сидящих шерстяных платьях с вышивкой. Это были личные служанки Сестер, которые начинали свой длинный путь наверх в помещения Айя.
Любая Айз Седай при желании могла есть у себя в комнатах, хотя это означало, что ей придется повторно греть еду, а еще многим нравилось делить пищу с кем-то еще. До недавнего времени. Этот длинный поток женщин с закрытыми салфетками подносами был еще одним подтверждением, что Белая Башня покрылась паутиной трещин. Ей бы почувствовать удовлетворение. Под Элайдой находился фундамент, готовый развалиться. Но Башня была ее домом. И все, что она почувствовала, это печаль. И гнев на Элайду. Она заслужила низложение за одно только то, что натворила в Башне с тех пор, как получила посох и палантин!
Ларас удостоила ее только одного взгляда, медленно опустив подбородок, пока у нее их не получилось четыре, а затем продолжила размахивать ложкой и заглядывать через плечо к поварам. Эта женщина однажды помогла Суан и Лиане сбежать, поэтому ее привязанность к Элайде была невелика. Поможет ли она ей теперь? Она прилагала все силы чтобы не смотреть в сторону Эгвейн. Одна из помощниц, которая пока не отличала ее от остальных послушниц, улыбчивая женщина, почти заслужившая второй подбородок, вручила ей поднос с большой кружкой плещущегося внутри чая, с толстым ломтем хлеба, и с маслинами и рассыпчатым сыром на тарелке. Приняв все это, она вышла обратно в зал.
Снова повисла тишина, и все стали наблюдать за ней. Ну конечно. Они уже все знали, что ее вызывали к Наставнице Послушниц. Они хотели посмотреть, станет ли она есть стоя. Ей хотелось поерзать на скамье, чтобы устроиться поудобнее, но она заставила себя сесть как обычно. Это, безусловно, вызвало новый прилив жжения. Не такой сильный, как раньше, но все же достаточно сильный, чтобы она слегка сдвинулась, не сумев себя остановить. Странно, но она не чувствовала никакого желания поморщиться или поежиться. Встать, это да, но не что-то еще. Боль стала частью ее. Она приняла ее без борьбы. Она пыталась ее приветствовать, но, покамест, она еще с этим не справилась.
Она отломила кусок хлеба – здесь в муке тоже были долгоносики – и в зале возобновился тихий шелест разговоров. Тихий, потому что у послушниц приветствовалась тишина. За ее столом тоже возобновился разговор, хотя никто не пытался с ней заговорить. Это очень хорошо. У нее не должно быть подруг среди послушниц. Чтобы не дать им видеть себя одной из них. Нет. Ее цель совсем другая.
Покинув обеденный зал после того как вернула поднос на кухню, она обнаружила снаружи другую поджидавшую ее пару Красных. Одной из них была Кэтрин Алруддин, выглядевшая угрожающе в обильно украшенном красной вышивкой сером платье, с водопадом черных как вороново крыло волос до пояса и с шалью, петлей свисавшей с ее локтей.
«Выпей», – властно предложила она, протягивая ей оловянную кружку тонкой рукой. – «И запомни, до последней капли». – Вторая Красная, темнокожая с квадратным лицом, нетерпеливо поправила шаль и поморщилась. Очевидно, ей не нравилось даже казаться служанкой. Или это было вызвано неприятием содержимого кружки.
Сдержав вздох, Эгвейн выпила. Слабый отвар корня вилочника выглядел и на вкус был не лучше воды со слабым коричневым оттенком и едва заметным мятным привкусом. Даже не привкус мяты, а только что-то отдаленно его напоминающее. Первую кружку Красные, дежурившие возле нее поддерживая щит, торопливо дали ей выпить сразу после пробуждения и умчались по своим делам. Кэтрин немного упустила время, но даже и без этой дополнительной порции она сомневалась, сможет ли сильно направлять хоть какое-то время. И конечно недостаточно сильно, чтобы вышла хоть какая-то польза.
«Не хочу опаздывать на свой первый урок», – заявила она, возвращая кружку. Кэтрин приняла ее, хотя выглядела удивленной тем, что сделала. Эгвейн ускользнула вслед за остальными послушницами прежде, чем Сестра успела что-то возразить. Или вспомнить о наказании за отсутствие реверанса.
Первый же урок в простой лишенной окон комнате на тридцать мест, из которых послушницами было занято только десять, оказался абсолютным кошмаром, как, впрочем, она и ожидала. Однако, кошмар не для нее, независимо от результата. Инструктором оказалась Идрелле Менфорд, долговязая женщина с беспощадными глазами, которая уже была Принятой, когда Эгвейн впервые прибыла в Башню. Она по-прежнему носила белое платье с семицветными полосками на манжетах и подоле. Эгвейн заняла крайнее место, снова не став проявлять беспокойства по поводу жесткого сиденья. Надо просто выпить боль.
Стоя на невысокой кафедре в передней части комнаты Идрелле опустила свой длинный нос, с более чем очевидным удовлетворением снова увидев на Эгвйен белое платье. От этого ее обычно строгий взгляд даже несколько потеплел, что случалось нечасто. – «Что-ж, вы все уже далеко продвинулись от создания обычных шариков огня», – обратилась она к классу, – «но давайте посмотрим, на что способна новенькая. Она, знаете ли, многое о себе мнит». – Несколько послушниц захихикало. – «Сделай шарик огня, Эгвейн. Приступай, дитя!» – Шар огня? Да это одной из самых простейших упражнений, которым учат послушниц. О чем она?
Открывшись Источнику, Эгвейн обняла саидар, позволив Силе себя наполнить. Корень вилочника превращал поток в струйку, ниточку, хотя она привыкла к ливням, но все же это была Сила, и, не смотря на ничтожность потока, она принесла с собой радость саидар и ощущение жизни, а также усилило все чувства, в том числе ощущения. Это означало, что отбитый зад заболел во всю силу только что выпоротого, но она даже не шелохнулась. Вдохнуть боль. Она могла почувствовать слабый аромат мыла, которым умывались послушницы поутру, увидеть малейшую пульсацию жилки на виске Идрелле.
Часть ее хотела ущипнуть женщину за ухо потоком Воздуха, но для этого было достаточно только того количества силы, которым она обладала на данный момент. Поэтому вместо этого она направила Огонь и Воздух, и перед ней появился маленький огненный шарик зеленого цвета. Бледный, почти прозрачный.
«Очень хорошо», – саркастически сказала Идрелле. О, да. Ей хотелось начать с того, чтобы показать всем, как слаба Эгвейн. – «Отпусти саидар. А теперь, класс…»
Эгвейн добавила к зеленому голубой шарик, затем коричневый, серый, заставив их вращаться вокруг друг друга.
«Отпусти Источник!» – резко сказала Идрелле.
Желтый шарик присоединился к остальным, за ним белый и, наконец, красный. Быстро она добавила огненные кольца, одно внутри другого, вращающиеся вокруг шаров. Теперь красное было первым, потому что она хотела чтобы оно вышло меньше остальных, зеленое шло последним и вышло самым большим. Если бы ей позволили выбирать Айя, она бы выбрала Зеленую. Семь огненных колец вращались, и каждое в собственном направлении, внутри исполняя замысловатый танец вращались семь огненных шариков. Хотя ее поток и был тоненькой струйкой и плетение выходило бледным, но все же это было внушительным зрелищем – одновременное управление четырнадцатью разделенными потоками. Жонглирование Силой было не проще жонглирования руками.