Страница:
— Мы, вероятно, думаем одно и то же.
— Что именно?
— Я нахожу, что выбор пункта превосходный.
— Для ночной высадки, не правда ли?
— Да.
— Но нужно хорошо знать залив и иметь хорошего лоцмана.
— Де Витре укажет им дорогу.
— Да, этого надо бояться.
— Наверно; если бы у нас была пирога…
— У меня есть, — сказал Белюмер.
— Давайте ее сюда, и едем как можно скорее. Сурикэ заметил, что нигде не было караульных; можно было свободно ходить всюду, не натолкнувшись ни на одного часового.
Охотники сели в лодку под предлогом рыбной ловли; никто не обратил на них внимания.
Биго выбрал комендантом этого поста лицо, с которым был давно знаком.
Как только Сурикэ очутился в лодке, он начал снимать план бухты со всеми ее извилинами, потом измерил глубину; глубина везде была достаточная для того, чтобы поднять фрегат среднего размера.
— Я так и подозревал, — сказал Сурикэ.
Рыба была всюду в изобилии, охотники наловили ее столько, что нельзя было предположить, что они занимались чем-нибудь, кроме рыбной ловли.
Сурикэ положил план в карман, намереваясь докончить его по возвращении в Квебек.
Высаживаясь на берег, они встретились с комендантом поста.
Он расхаживал по берегу, отталкивая ногой попадавшиеся валуны с меланхолическим и скучающим видом.
Увидав охотников, он пошел к ним навстречу и раскланялся.
— Удачная была ловля? — спросил капитан.
— Чудесная, — отвечал Сурикэ.
— Уступите мне немного рыбы?
— Мы не торгуем рыбой, г-н комендант, — отвечал Сурикэ, — мы занялись ловлей отчасти для развлечения, отчасти для того, чтобы запастись провизией, которая в Квебеке чрезвычайно дорога.
— Очень жаль, что вы не можете уступить мне штуки две-три; я жду к обеду одного знакомого и не знаю, чем его покормить.
— Ничего не значит, г-н комендант, мы не торгуем рыбой, но с большим удовольствием можем предложить вам выбрать для себя те экземпляры, которые вам понравятся.
— Что же вы обо мне подумаете, если я приму ваш подарок?
— Мы подумаем, что нам удалось вывести из затруднения порядочного человека; и я, и мои друзья будем очень рады.
— Не отказывайтесь, г-н комендант, у нас рыбы больше, чем мы можем съесть при всем желании, как она ни вкусна.
— Господа, вы так любезно предлагаете мне ваш подарок, что я боюсь оскорбить вас отказом.
— Давно бы так, — со смехом заметил Белюмер.
— Далеко вы отсюда живете? — спросил Сурикэ.
— В двух шагах; видите вон ту избушку, немного в стороне от других.
— Так мы отнесем вам рыбу на дом.
— Это слишком любезно, господа, и я только с одним условием могу согласиться принять еще это одолжение.
— С каким условием, г-н комендант?
— Мы выпьем за наше общее здоровье стакан коньяку.
— За ваше здоровье и за посрамление англичан, — сказал Мрачный Взгляд.
Капитан сделал гримасу, но любезно прибавил:
— Как вам угодно.
Охотники в сопровождении коменданта дошли до хижины; ее внутреннее убранство было роскошно и со вкусом.
Капитан усадил охотников и позвал вестового.
Вестовой прибежал на зов.
— Луи! Подайте нам того коньяку, знаете?
— Знаю, капитан, — отвечал солдат.
— Когда подадите коньяк, выберите несколько рыб из невода.
— А главное, не церемоньтесь, Луи, — сказал вестовому Белюмер, — и не бойтесь, смело выбирайте самые лучшие.
— Слушаюсь, — отвечал солдат.
Бутылка не замедлила явиться, капитан наполнил стаканы.
Чокнулись.
— Господа, благодарю вас за любезность и пью за ваше здоровье.
— И за посрамление негодяев англичан, — сказал Белюмер, — я гонюсь именно за этим тостом.
— Вы правы, — сказал капитан с улыбкой, скорее напоминающей гримасу, — не знаю, как я о нем забыл. За посрамление англичан!
— И да здравствует Монкальм! — воскликнул Белюмер с энтузиазмом.
Сурикэ поставил стакан на стол и встал. Товарищи последовали его примеру. В это время появился вестовой, он нес четыре чудесных рыбы.
— Г-н комендант, — сказал Сурикэ, — мы не хотим долго злоупотреблять вашим любезным гостеприимством, позвольте вас поблагодарить и проститься с вами: нас ждут в Квебеке.
— Жалею, что вы так торопитесь, господа, но долг — прежде всего; если вам надо, уезжайте; еще раз благодарю вас.
Охотники простились и ушли.
— У него славный коньяк, — сказал Белюмер.
— Да, — заметил Мрачный Взгляд, — но он ему, вероятно, показался горьким после тоста за посрамление англичан.
— В самом деле, он скорчил странную гримасу, — сказал старый охотник, хохоча, — тем хуже для него; зачем он так благоволит к англичанам.
— Дай Бог, чтобы и англичане, и капитан получили должное возмездие! — сказал Мрачный Взгляд.
— Аминь, — от всего сердца прибавил Сурикэ. Охотники расхохотались.
Затем Сурикэ рассказал друзьям о своей встрече с Биго и о том, что между ними произошло. Смех возобновился.
— Что с ним теперь сталось? — спросил Бесследный.
— Это меня вовсе не касается, — сказал Мрачный Взгляд.
— Ба! Да он, может быть, еще там, — сказал Белюмер.
— Где?
— Да в лесу.
— Не думаю, — возразил Бесследный, — прошло столько времени.
— Это правда, — сказал Сурикэ, — однако же я надеюсь найти его там, где мы его оставили.
— Нет! Нет! — закричали охотники.
— Мне кажется, я прав, — возразил Сурикэ, — я хорошо знаю Биго; он, как все воры, малодушен и труслив; он, как заяц в басне Лафонтена, боится тени своих собственных ушей.
— Вероятно, он попросил какого-нибудь прохожего развязать его.
— Гм! — воскликнул Белюмер. — Если даже он остался там, где вы его оставили, надеюсь, вы ему не покажетесь.
— Зачем же я буду прятаться? — спросил Сурикэ.
— С вашей стороны это было бы большой неосторожностью.
— Да он меня не видел, я был в маске.
— И мы старались изменить наши голоса, — прибавил Мрачный Взгляд.
— Все равно будьте осторожны.
— Хорошо! Уж предоставьте мне действовать; я вас попрошу только об одном.
— В чем дело?
— Вы должны подтверждать и одобрять все, что я буду делать и говорить. Согласны?
— Ей-богу, я согласен! — воскликнул Белюмер.
— Была не была! Рискую! — сказал Бесследный.
— Вы сообразите, ведь это факт, что мы приезжали сюда и ловили рыбу; в случае надобности мы можем опереться на свидетельство самого коменданта здешнего военного поста.
— Верно! — сказал со смехом Белюмер.
— И потом, ведь нас четверо?
— Тогда как Биго имел дело только с двумя.
— Значит, дело чисто, и нам, кажется, нечего бояться, — сказал Бесследный, хохоча от души, — это будет презабавно.
— Не правда ли?
— Еще бы.
— Будет отличная комедия, — заметил Мрачный Взгляд.
— Но прежде чем продолжить наши подвиги, дайте мне прочесть письмо графа де Витре; оно, может быть, заключает в себе разрешение той загадки, над которой я уже давно бьюсь.
Сурикэ пошарил в своей охотничьей сумке и вынул оттуда письмо.
Биго еще не успел его распечатать, охотник не без церемоний сделал это за него. Он подозвал своего спутника, и оба, отойдя немного в сторону, принялись читать.
Письмо было следующего содержания:
«Любезный Биго.
Посылаю вам это письмо с доверенным человеком, его зовут Франциск; он лесной охотник и находится на службе у генерала Вольфа.
Свидание, которое я вам назначил в ночь с 12 на 13 сентября, не может состояться; надеюсь, вы довольны, вы ведь такой трус. В эту ночь я буду у Фулонской бухты, меня там ждут дела более важные, чем беседа с вами; тем не менее, так как для того, чтобы сохранить хорошие отношения с друзьями, необходимо с ними аккуратно рассчитываться, я посылаю вам с охотником Франциском три связки банковских чеков, по миллиону каждая; теперь я вам ничего более не должен; потрудитесь вручить подателю расписку в получении письма и, главное, трех миллионов.
Главнокомандующий, которому я передал ваше желание выехать отсюда на его корабле, буквально отвечал мне в следующих выражениях:
«Скажите г-ну Биго, что он вор, изменник и негодяй, если он осмелится ступить на палубу моего корабля, я без суда и расправы, прикажу его повесить на мачте».
Что вы об этом думаете? Англичане не отличаются вежливостью; это — пробел в их воспитании, которое в остальных отношениях не оставляет ничего желать; но они ужасно любят высказывать правду в слишком резкой форме.
Прощайте, любезный Биго, очень вероятно, что мы более не увидимся.
Свидетельствую вам мое почтение, насколько вы его заслуживаете.
Прощайте.
Граф Рене, Денис де Витре и капитан французского флота.
Луисбург. 9 сентября 1759».
— Что вы скажете об этом послании? — спросил Мрачный Взгляд.
— Я скажу, что нельзя быть более дерзким и более насмешливым.
— Самое странное, — возразил Мрачный Взгляд, — что в своем восторге от того, что ему представилась возможность издеваться над своим другом, он совершенно упустил из виду, что все оскорбления, которыми он его осыпает, с двойной тяжестью падают на его же голову; граф, по-видимому, этого совсем не замечает.
— Тут нет ничего необыкновенного, разве когда-нибудь бывает иное? Из этого вы можете заключить, насколько неполна наша организация.
— К несчастью, — подтвердил Мрачный Взгляд, пожимая плечами.
— Теперь возвратимся к нашим товарищам.
— Кстати, вы нашли решение загадки?
— Конечно, а вы?
— Я — нет.
— Значит, вы умышленно закрыли глаза, любезный друг; оно так и сквозит во всем письме с начала до конца.
— Вы шутите.
— Нисколько! Припомните-ка параграф.
— Какой?
— «В ту ночь я буду у Фулонской бухты, у меня там будут дела более важные, чем беседы с вами». Теперь поняли?
— Ей-богу, не знаю, как я ухитрился не понять этого места, поразительного по своей ясности; наше предположение оправдывается, т.е. англичане сделают попытку высадиться у Фулонской бухты.
— Теперь более нельзя сомневаться, и сам граф будет служить им лоцманом.
— Очевидно, этот негодяй проникся непримиримой враждой к своему отечеству, которое к тому же осыпало его милостями; за свои позорные деяния он уже давно бы должен был сгнить в одном из казематов Бастилии.
— У нас всегда так, все зависит от протекции и личного благоволения.
— А вон и лес! Там ли еще наш пленник?
Они поехали быстрее, болтая о разных пустяках. Подходя к лесу, они услышали жалобный голос, который звал их к себе.
— Ну, что я вам говорил? — сказал шепотом Сурикэ. — О, я знаю подлую душу этого человека.
— Кто там? — закричал Мрачный Взгляд.
— Несчастный, умоляющий вас о помощи.
— Поглядим, — сказал Сурикэ.
— Берегитесь, — сказал Мрачный Взгляд, — может быть, это ловушка; наши враги так хитры.
— Не бойтесь ничего, — продолжал жалобный голос, — я один и не могу сделать никакого движения.
Охотники вошли в лес.
Биго сидел на траве, он весь посинел и дрожал; глаза его блуждали, язык отказывался служить.
— Боже мой! Я, кажется, не ошибаюсь! — воскликнул Мрачный Взгляд с отлично разыгранным удивлением. — Вы — г-н Биго, главный интендант?
— Увы, да! — отвечал он томным голосом. — Вы не ошиблись.
— Но что же с вами случилось? Надеюсь, вы не рассердитесь на этот вопрос.
— Со мною случилось нечто ужасное, я сделался жертвой искусно расставленной ловушки.
— Как, средь бела дня и почти под самым городом? — спокойно спросил Сурикэ.
— Увы, да, милостивый государь.
— Как вы рискнули без провожатого отправиться за город, когда в стране так неспокойно?
— Конечно, я поступил неосторожно, но мог ли я ожидать, что подвергнусь нападению злодеев?
— Без сомнения, вы этого не могли предвидеть.
— Я отправился верхом за город, чтобы подышать свежим воздухом, я чувствовал в этом потребность.
— Потребность совершенно естественная, — иронически заметил Мрачный Взгляд.
Интендант посмотрел на говорившего: охотник добродушно улыбался.
Биго подумал, что он ошибся, и продолжал рассказ.
— Я задумался и ехал, не смотря по сторонам, как вдруг моя лошадь остановилась, я поднял голову: человек в маске держал мою лошадь за повод; я осмотрелся кругом и увидел несколько вооруженных и замаскированных человек, которые молча меня окружили; не могу вам сказать, сколько их было; я протянул руку, чтобы выхватить пистолет, но был в ту же минуту схвачен и отнесен сюда.
— Вот странное происшествие, — серьезным голосом заметил Сурикэ.
— Действительно, очень странное; злодеи меня ограбили дочиста и не оставили мне даже и зубочистки.
— Извините, милостивый государь, но мне кажется, ваш галстук заколот булавкой с дорогим бриллиантом, а на указательном пальце у вас ценный солитер.
Интендант покраснел, что-то пробормотал, но тотчас же оправился.
— Разбойники их не заметили, а может быть, и не знали цены этим вещам, — отвечал он уже совершенно хладнокровно.
— Возможное дело, — сказал Белюмер.
— Они поступили честно по незнанию, — сказал Мрачный Взгляд, — вы не должны ставить им это в вину.
— Как же все это произошло? — с любопытством спросил Сурикэ.
— Когда они отняли у меня деньги, один из них ударил меня прикладом по голове, я упал, потерял сознание; когда я пришел в себя, вокруг меня никого не было.
— Вы не рассмотрели, кто были ваши грабители?
— Во-первых, они были в масках, а во-вторых, сознаюсь вам, что я был так поражен, что ничего не видел и не слыхал.
— Жаль, — сказал Сурикэ, сохраняя полное хладнокровие, — таким образом, вы не можете надеяться отплатить вашим злодеям.
— Это правда, но я уже рад, что негодяи оставили меня живым.
Видно было, что интендант Биго не стеснялся подкрашивать истину, когда считал это нужным.
Наступила маленькая пауза.
Охотники задумались.
Интендант исподтишка с беспокойством наблюдал за ними; он боялся, чтобы они не бросили его в лесу.
— Теперь, когда мы выслушали ваш «рассказ», — сказал Сурикэ, подчеркивая слово рассказ, — говорите, что вам от нас нужно.
— Они мне не верят, — пробормотал сквозь зубы интендант, — и они правы. Я хотел произвести впечатление, да и заврался, как дурак.
Облегчив себя этим диалогом с самим собой, он ответил:
— Я прошу вас проводить меня до Квебека.
— Мы к вашим услугам, г-н интендант, но можете ли вы держаться в седле?
— Кажется, могу, если вы мне поможете влезть на лошадь.
— С удовольствием.
Мрачный Взгляд пошел за лошадью.
— Нет, эти разбойники были добрые люди, — сказал он со смехом.
— Почему? — спросил интендант.
— Потому что, вместо того чтобы увести вашу лошадь, они ее крепко-накрепко привязали, чтобы она не могла оторваться.
— Они, конечно, поняли, что лошадь понадобится своему хозяину, когда он захочет вернуться в Квебек.
Охотники хохотали не стесняясь.
Интендант чувствовал себя все менее и менее ловко; он понимал, что над ним смеются.
Бесследный и Белюмер подняли его, посадили на седло и всю дорогу поддерживали, один — справа, другой — слева, иначе он, наверное, не удержался бы в седле. Его моральное и физическое состояние было самое жалкое: трудно отнестись равнодушно к потере трех миллионов; самый твердый человек не мог бы перенести такого удара без сильнейшего волнения.
Ехали шагом и достигли Квебека перед самым заходом солнца.
Охотники пожелали проводить интенданта до его отеля, так как он был не в состоянии доехать один.
Там они сдали его с рук на руки прислуге и, отказавшись от всех предложений интенданта, поспешили домой.
— Какой негодяй! — с отвращением произнес Мрачный Взгляд.
— Меня особенно возмущает его подлая трусость, — сказал Сурикэ. — Вы пойдете со мной?
— Куда?
— К главнокомандующему. Должны же мы дать ему отчет о нашей экспедиции.
— Обязаны. Я пойду с вами; к тому же мне интересно узнать, что скажет Монкальм.
ГЛАВА XIII. О том, каким образом генерал Вольф, несмотря на превосходство своих сил, проиграл сражение при Монморанси
— Что именно?
— Я нахожу, что выбор пункта превосходный.
— Для ночной высадки, не правда ли?
— Да.
— Но нужно хорошо знать залив и иметь хорошего лоцмана.
— Де Витре укажет им дорогу.
— Да, этого надо бояться.
— Наверно; если бы у нас была пирога…
— У меня есть, — сказал Белюмер.
— Давайте ее сюда, и едем как можно скорее. Сурикэ заметил, что нигде не было караульных; можно было свободно ходить всюду, не натолкнувшись ни на одного часового.
Охотники сели в лодку под предлогом рыбной ловли; никто не обратил на них внимания.
Биго выбрал комендантом этого поста лицо, с которым был давно знаком.
Как только Сурикэ очутился в лодке, он начал снимать план бухты со всеми ее извилинами, потом измерил глубину; глубина везде была достаточная для того, чтобы поднять фрегат среднего размера.
— Я так и подозревал, — сказал Сурикэ.
Рыба была всюду в изобилии, охотники наловили ее столько, что нельзя было предположить, что они занимались чем-нибудь, кроме рыбной ловли.
Сурикэ положил план в карман, намереваясь докончить его по возвращении в Квебек.
Высаживаясь на берег, они встретились с комендантом поста.
Он расхаживал по берегу, отталкивая ногой попадавшиеся валуны с меланхолическим и скучающим видом.
Увидав охотников, он пошел к ним навстречу и раскланялся.
— Удачная была ловля? — спросил капитан.
— Чудесная, — отвечал Сурикэ.
— Уступите мне немного рыбы?
— Мы не торгуем рыбой, г-н комендант, — отвечал Сурикэ, — мы занялись ловлей отчасти для развлечения, отчасти для того, чтобы запастись провизией, которая в Квебеке чрезвычайно дорога.
— Очень жаль, что вы не можете уступить мне штуки две-три; я жду к обеду одного знакомого и не знаю, чем его покормить.
— Ничего не значит, г-н комендант, мы не торгуем рыбой, но с большим удовольствием можем предложить вам выбрать для себя те экземпляры, которые вам понравятся.
— Что же вы обо мне подумаете, если я приму ваш подарок?
— Мы подумаем, что нам удалось вывести из затруднения порядочного человека; и я, и мои друзья будем очень рады.
— Не отказывайтесь, г-н комендант, у нас рыбы больше, чем мы можем съесть при всем желании, как она ни вкусна.
— Господа, вы так любезно предлагаете мне ваш подарок, что я боюсь оскорбить вас отказом.
— Давно бы так, — со смехом заметил Белюмер.
— Далеко вы отсюда живете? — спросил Сурикэ.
— В двух шагах; видите вон ту избушку, немного в стороне от других.
— Так мы отнесем вам рыбу на дом.
— Это слишком любезно, господа, и я только с одним условием могу согласиться принять еще это одолжение.
— С каким условием, г-н комендант?
— Мы выпьем за наше общее здоровье стакан коньяку.
— За ваше здоровье и за посрамление англичан, — сказал Мрачный Взгляд.
Капитан сделал гримасу, но любезно прибавил:
— Как вам угодно.
Охотники в сопровождении коменданта дошли до хижины; ее внутреннее убранство было роскошно и со вкусом.
Капитан усадил охотников и позвал вестового.
Вестовой прибежал на зов.
— Луи! Подайте нам того коньяку, знаете?
— Знаю, капитан, — отвечал солдат.
— Когда подадите коньяк, выберите несколько рыб из невода.
— А главное, не церемоньтесь, Луи, — сказал вестовому Белюмер, — и не бойтесь, смело выбирайте самые лучшие.
— Слушаюсь, — отвечал солдат.
Бутылка не замедлила явиться, капитан наполнил стаканы.
Чокнулись.
— Господа, благодарю вас за любезность и пью за ваше здоровье.
— И за посрамление негодяев англичан, — сказал Белюмер, — я гонюсь именно за этим тостом.
— Вы правы, — сказал капитан с улыбкой, скорее напоминающей гримасу, — не знаю, как я о нем забыл. За посрамление англичан!
— И да здравствует Монкальм! — воскликнул Белюмер с энтузиазмом.
Сурикэ поставил стакан на стол и встал. Товарищи последовали его примеру. В это время появился вестовой, он нес четыре чудесных рыбы.
— Г-н комендант, — сказал Сурикэ, — мы не хотим долго злоупотреблять вашим любезным гостеприимством, позвольте вас поблагодарить и проститься с вами: нас ждут в Квебеке.
— Жалею, что вы так торопитесь, господа, но долг — прежде всего; если вам надо, уезжайте; еще раз благодарю вас.
Охотники простились и ушли.
— У него славный коньяк, — сказал Белюмер.
— Да, — заметил Мрачный Взгляд, — но он ему, вероятно, показался горьким после тоста за посрамление англичан.
— В самом деле, он скорчил странную гримасу, — сказал старый охотник, хохоча, — тем хуже для него; зачем он так благоволит к англичанам.
— Дай Бог, чтобы и англичане, и капитан получили должное возмездие! — сказал Мрачный Взгляд.
— Аминь, — от всего сердца прибавил Сурикэ. Охотники расхохотались.
Затем Сурикэ рассказал друзьям о своей встрече с Биго и о том, что между ними произошло. Смех возобновился.
— Что с ним теперь сталось? — спросил Бесследный.
— Это меня вовсе не касается, — сказал Мрачный Взгляд.
— Ба! Да он, может быть, еще там, — сказал Белюмер.
— Где?
— Да в лесу.
— Не думаю, — возразил Бесследный, — прошло столько времени.
— Это правда, — сказал Сурикэ, — однако же я надеюсь найти его там, где мы его оставили.
— Нет! Нет! — закричали охотники.
— Мне кажется, я прав, — возразил Сурикэ, — я хорошо знаю Биго; он, как все воры, малодушен и труслив; он, как заяц в басне Лафонтена, боится тени своих собственных ушей.
— Вероятно, он попросил какого-нибудь прохожего развязать его.
— Гм! — воскликнул Белюмер. — Если даже он остался там, где вы его оставили, надеюсь, вы ему не покажетесь.
— Зачем же я буду прятаться? — спросил Сурикэ.
— С вашей стороны это было бы большой неосторожностью.
— Да он меня не видел, я был в маске.
— И мы старались изменить наши голоса, — прибавил Мрачный Взгляд.
— Все равно будьте осторожны.
— Хорошо! Уж предоставьте мне действовать; я вас попрошу только об одном.
— В чем дело?
— Вы должны подтверждать и одобрять все, что я буду делать и говорить. Согласны?
— Ей-богу, я согласен! — воскликнул Белюмер.
— Была не была! Рискую! — сказал Бесследный.
— Вы сообразите, ведь это факт, что мы приезжали сюда и ловили рыбу; в случае надобности мы можем опереться на свидетельство самого коменданта здешнего военного поста.
— Верно! — сказал со смехом Белюмер.
— И потом, ведь нас четверо?
— Тогда как Биго имел дело только с двумя.
— Значит, дело чисто, и нам, кажется, нечего бояться, — сказал Бесследный, хохоча от души, — это будет презабавно.
— Не правда ли?
— Еще бы.
— Будет отличная комедия, — заметил Мрачный Взгляд.
— Но прежде чем продолжить наши подвиги, дайте мне прочесть письмо графа де Витре; оно, может быть, заключает в себе разрешение той загадки, над которой я уже давно бьюсь.
Сурикэ пошарил в своей охотничьей сумке и вынул оттуда письмо.
Биго еще не успел его распечатать, охотник не без церемоний сделал это за него. Он подозвал своего спутника, и оба, отойдя немного в сторону, принялись читать.
Письмо было следующего содержания:
«Любезный Биго.
Посылаю вам это письмо с доверенным человеком, его зовут Франциск; он лесной охотник и находится на службе у генерала Вольфа.
Свидание, которое я вам назначил в ночь с 12 на 13 сентября, не может состояться; надеюсь, вы довольны, вы ведь такой трус. В эту ночь я буду у Фулонской бухты, меня там ждут дела более важные, чем беседа с вами; тем не менее, так как для того, чтобы сохранить хорошие отношения с друзьями, необходимо с ними аккуратно рассчитываться, я посылаю вам с охотником Франциском три связки банковских чеков, по миллиону каждая; теперь я вам ничего более не должен; потрудитесь вручить подателю расписку в получении письма и, главное, трех миллионов.
Главнокомандующий, которому я передал ваше желание выехать отсюда на его корабле, буквально отвечал мне в следующих выражениях:
«Скажите г-ну Биго, что он вор, изменник и негодяй, если он осмелится ступить на палубу моего корабля, я без суда и расправы, прикажу его повесить на мачте».
Что вы об этом думаете? Англичане не отличаются вежливостью; это — пробел в их воспитании, которое в остальных отношениях не оставляет ничего желать; но они ужасно любят высказывать правду в слишком резкой форме.
Прощайте, любезный Биго, очень вероятно, что мы более не увидимся.
Свидетельствую вам мое почтение, насколько вы его заслуживаете.
Прощайте.
Граф Рене, Денис де Витре и капитан французского флота.
Луисбург. 9 сентября 1759».
— Что вы скажете об этом послании? — спросил Мрачный Взгляд.
— Я скажу, что нельзя быть более дерзким и более насмешливым.
— Самое странное, — возразил Мрачный Взгляд, — что в своем восторге от того, что ему представилась возможность издеваться над своим другом, он совершенно упустил из виду, что все оскорбления, которыми он его осыпает, с двойной тяжестью падают на его же голову; граф, по-видимому, этого совсем не замечает.
— Тут нет ничего необыкновенного, разве когда-нибудь бывает иное? Из этого вы можете заключить, насколько неполна наша организация.
— К несчастью, — подтвердил Мрачный Взгляд, пожимая плечами.
— Теперь возвратимся к нашим товарищам.
— Кстати, вы нашли решение загадки?
— Конечно, а вы?
— Я — нет.
— Значит, вы умышленно закрыли глаза, любезный друг; оно так и сквозит во всем письме с начала до конца.
— Вы шутите.
— Нисколько! Припомните-ка параграф.
— Какой?
— «В ту ночь я буду у Фулонской бухты, у меня там будут дела более важные, чем беседы с вами». Теперь поняли?
— Ей-богу, не знаю, как я ухитрился не понять этого места, поразительного по своей ясности; наше предположение оправдывается, т.е. англичане сделают попытку высадиться у Фулонской бухты.
— Теперь более нельзя сомневаться, и сам граф будет служить им лоцманом.
— Очевидно, этот негодяй проникся непримиримой враждой к своему отечеству, которое к тому же осыпало его милостями; за свои позорные деяния он уже давно бы должен был сгнить в одном из казематов Бастилии.
— У нас всегда так, все зависит от протекции и личного благоволения.
— А вон и лес! Там ли еще наш пленник?
Они поехали быстрее, болтая о разных пустяках. Подходя к лесу, они услышали жалобный голос, который звал их к себе.
— Ну, что я вам говорил? — сказал шепотом Сурикэ. — О, я знаю подлую душу этого человека.
— Кто там? — закричал Мрачный Взгляд.
— Несчастный, умоляющий вас о помощи.
— Поглядим, — сказал Сурикэ.
— Берегитесь, — сказал Мрачный Взгляд, — может быть, это ловушка; наши враги так хитры.
— Не бойтесь ничего, — продолжал жалобный голос, — я один и не могу сделать никакого движения.
Охотники вошли в лес.
Биго сидел на траве, он весь посинел и дрожал; глаза его блуждали, язык отказывался служить.
— Боже мой! Я, кажется, не ошибаюсь! — воскликнул Мрачный Взгляд с отлично разыгранным удивлением. — Вы — г-н Биго, главный интендант?
— Увы, да! — отвечал он томным голосом. — Вы не ошиблись.
— Но что же с вами случилось? Надеюсь, вы не рассердитесь на этот вопрос.
— Со мною случилось нечто ужасное, я сделался жертвой искусно расставленной ловушки.
— Как, средь бела дня и почти под самым городом? — спокойно спросил Сурикэ.
— Увы, да, милостивый государь.
— Как вы рискнули без провожатого отправиться за город, когда в стране так неспокойно?
— Конечно, я поступил неосторожно, но мог ли я ожидать, что подвергнусь нападению злодеев?
— Без сомнения, вы этого не могли предвидеть.
— Я отправился верхом за город, чтобы подышать свежим воздухом, я чувствовал в этом потребность.
— Потребность совершенно естественная, — иронически заметил Мрачный Взгляд.
Интендант посмотрел на говорившего: охотник добродушно улыбался.
Биго подумал, что он ошибся, и продолжал рассказ.
— Я задумался и ехал, не смотря по сторонам, как вдруг моя лошадь остановилась, я поднял голову: человек в маске держал мою лошадь за повод; я осмотрелся кругом и увидел несколько вооруженных и замаскированных человек, которые молча меня окружили; не могу вам сказать, сколько их было; я протянул руку, чтобы выхватить пистолет, но был в ту же минуту схвачен и отнесен сюда.
— Вот странное происшествие, — серьезным голосом заметил Сурикэ.
— Действительно, очень странное; злодеи меня ограбили дочиста и не оставили мне даже и зубочистки.
— Извините, милостивый государь, но мне кажется, ваш галстук заколот булавкой с дорогим бриллиантом, а на указательном пальце у вас ценный солитер.
Интендант покраснел, что-то пробормотал, но тотчас же оправился.
— Разбойники их не заметили, а может быть, и не знали цены этим вещам, — отвечал он уже совершенно хладнокровно.
— Возможное дело, — сказал Белюмер.
— Они поступили честно по незнанию, — сказал Мрачный Взгляд, — вы не должны ставить им это в вину.
— Как же все это произошло? — с любопытством спросил Сурикэ.
— Когда они отняли у меня деньги, один из них ударил меня прикладом по голове, я упал, потерял сознание; когда я пришел в себя, вокруг меня никого не было.
— Вы не рассмотрели, кто были ваши грабители?
— Во-первых, они были в масках, а во-вторых, сознаюсь вам, что я был так поражен, что ничего не видел и не слыхал.
— Жаль, — сказал Сурикэ, сохраняя полное хладнокровие, — таким образом, вы не можете надеяться отплатить вашим злодеям.
— Это правда, но я уже рад, что негодяи оставили меня живым.
Видно было, что интендант Биго не стеснялся подкрашивать истину, когда считал это нужным.
Наступила маленькая пауза.
Охотники задумались.
Интендант исподтишка с беспокойством наблюдал за ними; он боялся, чтобы они не бросили его в лесу.
— Теперь, когда мы выслушали ваш «рассказ», — сказал Сурикэ, подчеркивая слово рассказ, — говорите, что вам от нас нужно.
— Они мне не верят, — пробормотал сквозь зубы интендант, — и они правы. Я хотел произвести впечатление, да и заврался, как дурак.
Облегчив себя этим диалогом с самим собой, он ответил:
— Я прошу вас проводить меня до Квебека.
— Мы к вашим услугам, г-н интендант, но можете ли вы держаться в седле?
— Кажется, могу, если вы мне поможете влезть на лошадь.
— С удовольствием.
Мрачный Взгляд пошел за лошадью.
— Нет, эти разбойники были добрые люди, — сказал он со смехом.
— Почему? — спросил интендант.
— Потому что, вместо того чтобы увести вашу лошадь, они ее крепко-накрепко привязали, чтобы она не могла оторваться.
— Они, конечно, поняли, что лошадь понадобится своему хозяину, когда он захочет вернуться в Квебек.
Охотники хохотали не стесняясь.
Интендант чувствовал себя все менее и менее ловко; он понимал, что над ним смеются.
Бесследный и Белюмер подняли его, посадили на седло и всю дорогу поддерживали, один — справа, другой — слева, иначе он, наверное, не удержался бы в седле. Его моральное и физическое состояние было самое жалкое: трудно отнестись равнодушно к потере трех миллионов; самый твердый человек не мог бы перенести такого удара без сильнейшего волнения.
Ехали шагом и достигли Квебека перед самым заходом солнца.
Охотники пожелали проводить интенданта до его отеля, так как он был не в состоянии доехать один.
Там они сдали его с рук на руки прислуге и, отказавшись от всех предложений интенданта, поспешили домой.
— Какой негодяй! — с отвращением произнес Мрачный Взгляд.
— Меня особенно возмущает его подлая трусость, — сказал Сурикэ. — Вы пойдете со мной?
— Куда?
— К главнокомандующему. Должны же мы дать ему отчет о нашей экспедиции.
— Обязаны. Я пойду с вами; к тому же мне интересно узнать, что скажет Монкальм.
ГЛАВА XIII. О том, каким образом генерал Вольф, несмотря на превосходство своих сил, проиграл сражение при Монморанси
В начале девятого часа Сурикэ и Мрачный Взгляд, согласно своему намерению, подошли к отелю главнокомандующего.
Дверь была заперта; Сурикэ постучал, швейцар отворил.
— Вы к г-ну главнокомандующему? — спросил швейцар, который знал посетителей.
— Да, — отвечал Сурикэ, — мы желаем его видеть.
— Вы знаете, г-н Лебо, генерал готов принять вас во всякое время, но сегодня — невозможно.
— Разве есть что-нибудь новое?
— Да, новостей достаточно, господа, но дело не в этом.
— А в чем?
— Генерала нет дома.
— А! Но он скоро вернется?
— Не могу вам сказать; знаю только, что последние десять дней генерал не бывает дома, он надзирает за постройкой укреплений.
— Так что же ты не сказал нам этого с самого начала? — воскликнул Мрачный Взгляд.
— Да вы об этом не спрашивали!
В то же время сержант Ларутин подошел к двери отеля.
— Ей-богу! Господа, — весело воскликнул он, — генерал не может вас принять ввиду того,что его нетдома.
— Знаете вы, где он?
— Его превосходительство будет очень счастлив вас видеть, потому что он очень огорчен, что так долго вас не видел.
— Вы опять пойдете к главнокомандующему?
— Неукоснительно, г-н Лебо.
— Далеко это?
— С помощью компаса вы употребите на ходьбу не более двадцати минут, как раз столько времени, сколько нужно, чтобы выкурить добрую трубку.
— Если это так близко, мы пойдем с вами. Надеюсь, мы вам не помешаем? Нам непременно нужно видеть генерала как можно скорее.
— Ах! Черт побери! Как вы можете мне помешать. Мне это чувствительно приятно, несказанно, как кружка водки в горле.
— Идем.
— В путь. Тем не менее, однако, мы не долго проходим, даю вам в этом расписку.
С этими словами охотники в сопровождении сержанта быстрым шагом отправились по направлению к городским укреплениям.
— Однако, — с удивлением воскликнул Мрачный Взгляд, — что это за чучело, которое говорит на каком-то непонятном наречии?
— Которого он и сам не понимает.
— Этот достойный муж — отличный солдат, всей душой преданный генералу, несмотря на свою эксцентричность (слово это считается новым, но оно уже было известно в колониях и заимствовано от англичан, которые давно его ввели в употребление), он совсем не глуп, но, к сожалению, ему пришлось провести полтора года в Версале, в гарнизоне; с тех пор он усвоил себе этот язык и убежден, что так именно говорят при дворе.
— Забавный субъект.
— Когда генерал в хорошем расположении духа, он по целым часам забавляется его разговором.
— Да и стоит.
Сержант сказал правду — через двадцать минут они достигли реки. На берегу кипела усиленная деятельность, солдаты, под руководством офицеров, работали со сверхъестественным рвением.
Ларутин очень искусно провел охотников через лабиринт строящихся укреплений; найти здесь дорогу было нелегко.
Сержант остановился перед хижиной, построенной из досок и древесных ветвей; это был род шалаша, вроде тех, которые себе строят дикари.
— Здесь, — сказал сержант. Он слегка постучал в дверь.
— Войдите, — послышался звучный голос генерала. Посетители вошли в шалаш.
— Вот славный сюрприз! — вскричал генерал, увидев охотников. — Добро пожаловать, господа! Где вы столько времени пропадали?
Сурикэ хотел отвечать.
— Подождите, — перебил он с живостью, — держу пари, что вы трудились для меня.
— Ей-богу, так, генерал, — сказал Сурикэ, — мы работали для вас и можем вас порадовать сюрпризом.
Генерал засмеялся; он был не один, охотники увидели Дореля.
Дорель ласково поздоровался с Шарлем Лебо, которого очень любил.
— Обедали вы, господа?
— А вы, генерал? — улыбаясь, спросил Мрачный Взгляд.
— Нет еще, не было времени.
— Так мы вместе пообедаем, и за десертом я расскажу, что мы сделали.
— Отлично, мы прекрасно проведем вечер.
— Надеюсь, — заметил Сурикэ с тонкой улыбкой. — Но над чем это вы так деятельно трудитесь?
— Водрейль, — отвечал генерал, — упустил из виду пустую вещь: он забыл возвести на берегу реки траншементы и батареи.
— Чем он оправдывается?
— Тем, что у него не было денег в кассе; но и у меня нет денег, однако я соорудил отлично укрепленный лагерь; и меня очень стесняет недостаток средств; не знаю, как обернуться, чтобы закончить укрепления, но я надеюсь на провидение.
— И не без основания, генерал: мы вам принесли денег.
— Вы?
— Мы.
— Да, каких-нибудь сто или пятьдесят тысяч ливров, и то не знаю, как вы их добыли; вы только богаты сердцем, друг мой, а мне нужно, по крайней мере…
— Ну сколько, генерал?
— По крайней мере, миллион.
— В таком случае успокойтесь, генерал, мы вам принесли три миллиона.
— Три миллиона! Вы бредите?
— Нет, генерал, вы скоро в этом сами убедитесь.
— Но как вы?..
— Нет, генерал, не лишайте мой рассказ его главного интереса; я обещал все рассказать за десертом, и, право, мое повествование стоит того, чтобы его подождать.
— Хорошо, я потерплю, — отвечал генерал, смеясь.
— Ваше превосходительство! — сказал сержант, появляясь на пороге.
— Велите подавать.
— Ваше превосходительство, извольте только садиться за стол: обед подан.
— Господа, идемте в столовую, я умираю с голоду.
— И от любопытства, — прибавил Дорель с тонкой улыбкой.
— Я не отрицаю. Помните, любезный Дорель, что я вам говорил не далее как нынче: когда придет Лебо, все изменится, он мне приносит счастье.
— Верно, — отвечал Дорель.
— Господа, пощадите, — хохотал Сурикэ. Когда подали кофе, генерал обратился к Сурикэ.
— Уф! Теперь я доволен! — смеялся он. — Да и голоден же я был.
— Вы можете сказать: мы были голодны, потому что мы все набросились на еду, как несчастные, потерпевшие кораблекрушение.
Общий хохот был ответом на эту остроту.
— Возьмите сигару, милый Шарль, рекомендую — настоящие гаванские; да помните, что за вами рассказ.
— Да, генерал, — отвечал молодой человек, — давши слово, держись; я готов начинать, к тому же рассказ не длинен.
— Очень жаль, лучше, если б он был длинен; после хорошего обеда — кофе, хорошая сигара, занимательный рассказ; что же может лучше быть для пищеварения? Правда?
— Правда, вы только забыли о дружеской компании, — отвечал Дорель и засмеялся.
— Верно, я виноват, прошу извинить, начинайте, Шарль, мы ждем.
— Сию минуту, — сказал молодой человек.
Чтобы сделать свой рассказ понятнее для генерала и Дореля, Шарль начал издалека, т.е. с разговора между Биго и графом де Витре, который был подслушан Жаком Дусе в тот вечер, когда, чтобы скрыть от шпиона смысл своей беседы, они прибегли к валлийскому или, лучше сказать, гельскому наречию, не подозревая, что Жак Дусе был чистокровный бретонец; последний понял весь их разговор от слова до слова.
Этот комический эпизод сильно насмешил аудиторию.
Когда хохот стих, молодой человек продолжал свой рассказ, он пересыпал его такими остротами, рисовал все такими яркими красками, что возбудил в слушателях сильнейший интерес и веселость; при этом он не забыл ни одной подробности, передавая все случившееся с буквальной точностью. Он кончил, все смолкли.
— Вот странное сплетение обстоятельств, — сказал наконец генерал, потирая руки. — Восхитительно! Все устроилось как нельзя лучше.
— Да, признаюсь, — сказал Дорель, — желал бы я видеть, какую плачевную рожу скорчил Биго.
— Вы не можете представить, как он был хорош, просто достоин кисти художника, в особенности, когда нам рассказывал — а мы знали отлично, как все произошло, — о ловушке, в которую нечаянно попал, и о своей храбрости.
— Что мы будем делать с этими деньгами? Как вы думаете, Дорель?
— Оставим их у себя, они ни в каком случае не должны быть возвращены интенданту. Не забудьте, что эти миллионы — награда за участие в измене; сомневаться в том, что это английские деньги — невозможно, в доказательство у нас есть расписки.
— Вот они, — сказал Сурикэ, подавая генералу расписки, — а вот и связки денег, — прибавил он, выкладывая чеки на стол.
— Не доводите щепетильность до крайности, друг мой; дело это законное и честное, у вас нет средств для ведения войны и организации обороны. Биго и Водрейль на ваши справедливые требования отвечают только «у нас нет денег»; наконец, сами англичане приносят нам гораздо больше вреда своими деньгами, нежели войском; они подкупают изменников, чтобы таким образом нанести нам поражение, мы захватили эти деньги — награду за предательство — и конфискуем их в свою пользу; это не наше право, это наш долг, мы не должны поступать иначе. Войну нельзя вести на ореховые скорлупки, нужны деньги, воспользуемся же английским золотом, чтобы одолеть врага, не будем простаками.
— Я согласен, любезный друг, — отвечал главнокомандующий, — вы меня убедили; когда в этом случае говорит такой человек, как вы, т.е. воплощенная честность, он не может не быть правым, я соглашаюсь с вашим мнением; деньги, предназначенные в уплату за измену, пойдут на издержки по укреплениям, которые, клянусь вам, не удастся взять англичанам.3
Дверь была заперта; Сурикэ постучал, швейцар отворил.
— Вы к г-ну главнокомандующему? — спросил швейцар, который знал посетителей.
— Да, — отвечал Сурикэ, — мы желаем его видеть.
— Вы знаете, г-н Лебо, генерал готов принять вас во всякое время, но сегодня — невозможно.
— Разве есть что-нибудь новое?
— Да, новостей достаточно, господа, но дело не в этом.
— А в чем?
— Генерала нет дома.
— А! Но он скоро вернется?
— Не могу вам сказать; знаю только, что последние десять дней генерал не бывает дома, он надзирает за постройкой укреплений.
— Так что же ты не сказал нам этого с самого начала? — воскликнул Мрачный Взгляд.
— Да вы об этом не спрашивали!
В то же время сержант Ларутин подошел к двери отеля.
— Ей-богу! Господа, — весело воскликнул он, — генерал не может вас принять ввиду того,что его нетдома.
— Знаете вы, где он?
— Его превосходительство будет очень счастлив вас видеть, потому что он очень огорчен, что так долго вас не видел.
— Вы опять пойдете к главнокомандующему?
— Неукоснительно, г-н Лебо.
— Далеко это?
— С помощью компаса вы употребите на ходьбу не более двадцати минут, как раз столько времени, сколько нужно, чтобы выкурить добрую трубку.
— Если это так близко, мы пойдем с вами. Надеюсь, мы вам не помешаем? Нам непременно нужно видеть генерала как можно скорее.
— Ах! Черт побери! Как вы можете мне помешать. Мне это чувствительно приятно, несказанно, как кружка водки в горле.
— Идем.
— В путь. Тем не менее, однако, мы не долго проходим, даю вам в этом расписку.
С этими словами охотники в сопровождении сержанта быстрым шагом отправились по направлению к городским укреплениям.
— Однако, — с удивлением воскликнул Мрачный Взгляд, — что это за чучело, которое говорит на каком-то непонятном наречии?
— Которого он и сам не понимает.
— Этот достойный муж — отличный солдат, всей душой преданный генералу, несмотря на свою эксцентричность (слово это считается новым, но оно уже было известно в колониях и заимствовано от англичан, которые давно его ввели в употребление), он совсем не глуп, но, к сожалению, ему пришлось провести полтора года в Версале, в гарнизоне; с тех пор он усвоил себе этот язык и убежден, что так именно говорят при дворе.
— Забавный субъект.
— Когда генерал в хорошем расположении духа, он по целым часам забавляется его разговором.
— Да и стоит.
Сержант сказал правду — через двадцать минут они достигли реки. На берегу кипела усиленная деятельность, солдаты, под руководством офицеров, работали со сверхъестественным рвением.
Ларутин очень искусно провел охотников через лабиринт строящихся укреплений; найти здесь дорогу было нелегко.
Сержант остановился перед хижиной, построенной из досок и древесных ветвей; это был род шалаша, вроде тех, которые себе строят дикари.
— Здесь, — сказал сержант. Он слегка постучал в дверь.
— Войдите, — послышался звучный голос генерала. Посетители вошли в шалаш.
— Вот славный сюрприз! — вскричал генерал, увидев охотников. — Добро пожаловать, господа! Где вы столько времени пропадали?
Сурикэ хотел отвечать.
— Подождите, — перебил он с живостью, — держу пари, что вы трудились для меня.
— Ей-богу, так, генерал, — сказал Сурикэ, — мы работали для вас и можем вас порадовать сюрпризом.
Генерал засмеялся; он был не один, охотники увидели Дореля.
Дорель ласково поздоровался с Шарлем Лебо, которого очень любил.
— Обедали вы, господа?
— А вы, генерал? — улыбаясь, спросил Мрачный Взгляд.
— Нет еще, не было времени.
— Так мы вместе пообедаем, и за десертом я расскажу, что мы сделали.
— Отлично, мы прекрасно проведем вечер.
— Надеюсь, — заметил Сурикэ с тонкой улыбкой. — Но над чем это вы так деятельно трудитесь?
— Водрейль, — отвечал генерал, — упустил из виду пустую вещь: он забыл возвести на берегу реки траншементы и батареи.
— Чем он оправдывается?
— Тем, что у него не было денег в кассе; но и у меня нет денег, однако я соорудил отлично укрепленный лагерь; и меня очень стесняет недостаток средств; не знаю, как обернуться, чтобы закончить укрепления, но я надеюсь на провидение.
— И не без основания, генерал: мы вам принесли денег.
— Вы?
— Мы.
— Да, каких-нибудь сто или пятьдесят тысяч ливров, и то не знаю, как вы их добыли; вы только богаты сердцем, друг мой, а мне нужно, по крайней мере…
— Ну сколько, генерал?
— По крайней мере, миллион.
— В таком случае успокойтесь, генерал, мы вам принесли три миллиона.
— Три миллиона! Вы бредите?
— Нет, генерал, вы скоро в этом сами убедитесь.
— Но как вы?..
— Нет, генерал, не лишайте мой рассказ его главного интереса; я обещал все рассказать за десертом, и, право, мое повествование стоит того, чтобы его подождать.
— Хорошо, я потерплю, — отвечал генерал, смеясь.
— Ваше превосходительство! — сказал сержант, появляясь на пороге.
— Велите подавать.
— Ваше превосходительство, извольте только садиться за стол: обед подан.
— Господа, идемте в столовую, я умираю с голоду.
— И от любопытства, — прибавил Дорель с тонкой улыбкой.
— Я не отрицаю. Помните, любезный Дорель, что я вам говорил не далее как нынче: когда придет Лебо, все изменится, он мне приносит счастье.
— Верно, — отвечал Дорель.
— Господа, пощадите, — хохотал Сурикэ. Когда подали кофе, генерал обратился к Сурикэ.
— Уф! Теперь я доволен! — смеялся он. — Да и голоден же я был.
— Вы можете сказать: мы были голодны, потому что мы все набросились на еду, как несчастные, потерпевшие кораблекрушение.
Общий хохот был ответом на эту остроту.
— Возьмите сигару, милый Шарль, рекомендую — настоящие гаванские; да помните, что за вами рассказ.
— Да, генерал, — отвечал молодой человек, — давши слово, держись; я готов начинать, к тому же рассказ не длинен.
— Очень жаль, лучше, если б он был длинен; после хорошего обеда — кофе, хорошая сигара, занимательный рассказ; что же может лучше быть для пищеварения? Правда?
— Правда, вы только забыли о дружеской компании, — отвечал Дорель и засмеялся.
— Верно, я виноват, прошу извинить, начинайте, Шарль, мы ждем.
— Сию минуту, — сказал молодой человек.
Чтобы сделать свой рассказ понятнее для генерала и Дореля, Шарль начал издалека, т.е. с разговора между Биго и графом де Витре, который был подслушан Жаком Дусе в тот вечер, когда, чтобы скрыть от шпиона смысл своей беседы, они прибегли к валлийскому или, лучше сказать, гельскому наречию, не подозревая, что Жак Дусе был чистокровный бретонец; последний понял весь их разговор от слова до слова.
Этот комический эпизод сильно насмешил аудиторию.
Когда хохот стих, молодой человек продолжал свой рассказ, он пересыпал его такими остротами, рисовал все такими яркими красками, что возбудил в слушателях сильнейший интерес и веселость; при этом он не забыл ни одной подробности, передавая все случившееся с буквальной точностью. Он кончил, все смолкли.
— Вот странное сплетение обстоятельств, — сказал наконец генерал, потирая руки. — Восхитительно! Все устроилось как нельзя лучше.
— Да, признаюсь, — сказал Дорель, — желал бы я видеть, какую плачевную рожу скорчил Биго.
— Вы не можете представить, как он был хорош, просто достоин кисти художника, в особенности, когда нам рассказывал — а мы знали отлично, как все произошло, — о ловушке, в которую нечаянно попал, и о своей храбрости.
— Что мы будем делать с этими деньгами? Как вы думаете, Дорель?
— Оставим их у себя, они ни в каком случае не должны быть возвращены интенданту. Не забудьте, что эти миллионы — награда за участие в измене; сомневаться в том, что это английские деньги — невозможно, в доказательство у нас есть расписки.
— Вот они, — сказал Сурикэ, подавая генералу расписки, — а вот и связки денег, — прибавил он, выкладывая чеки на стол.
— Не доводите щепетильность до крайности, друг мой; дело это законное и честное, у вас нет средств для ведения войны и организации обороны. Биго и Водрейль на ваши справедливые требования отвечают только «у нас нет денег»; наконец, сами англичане приносят нам гораздо больше вреда своими деньгами, нежели войском; они подкупают изменников, чтобы таким образом нанести нам поражение, мы захватили эти деньги — награду за предательство — и конфискуем их в свою пользу; это не наше право, это наш долг, мы не должны поступать иначе. Войну нельзя вести на ореховые скорлупки, нужны деньги, воспользуемся же английским золотом, чтобы одолеть врага, не будем простаками.
— Я согласен, любезный друг, — отвечал главнокомандующий, — вы меня убедили; когда в этом случае говорит такой человек, как вы, т.е. воплощенная честность, он не может не быть правым, я соглашаюсь с вашим мнением; деньги, предназначенные в уплату за измену, пойдут на издержки по укреплениям, которые, клянусь вам, не удастся взять англичанам.3