– А что будет с Джеренсом?
   – Просто не представляю, что с ним делать, – сокрушенно покачал головой Хармон. – Эти наркотики, просьбы передать наследство его младшему брату…
   – Вообще-то он неплохой парень. – Я тактично умолчал о том, что Джеренса пришлось тащить на орбитальную станцию силой, хотя любой другой мальчишка был бы от такой экскурсии в неописуемом восторге.
   – Теперь я подумываю, не отдать ли его на лечение в госпиталь. Раньше надеялся, что до такой серьезной меры дело не дойдет.
   – Джеренсу придется туго, если о его наркомании узнают власти.
   С конца эпохи бунтов общество относится к наркоманам весьма жестко, не делая скидки на возраст. Даже тринадцатилетнему Джеренсу скидки не будет. Несомненно, он попадет в колонию строгого режима, если у него хоть однажды найдут наркотик.
   Вертолет Бранстэда скрылся в лучах заходящего солнца. Я заскочил в Адмиралтейство, сдал отчет, отпустил Толливера и поехал домой.
   Анни сидела в гостиной. Одета она была не по-домашнему, на коленях лежала куртка.
   – Собралась на прогулку? – спросил я, снимая китель.
   – Не знаю. Никки, нам надо поговорить.
   – О чем?
   – О том, что произошло… между мной и Эдди.
   – Мы уже говорили об этом. – Я думал лишь об одном: поскорее лечь. Неважное самочувствие, усталость и нервные перегрузки вымотали меня до предела.
   – Нет! Еще не говорили! – повысила она голос. Мне почему-то вспомнилась Аманда. Она тоже бывала очень напористой.
   – Ладно, говори, – уступил я.
   – Ник, я поняла, что сделала нехорошо. Но этого не исправишь. Ты не понимаешь наших законов, поэтому принял то, что произошло, за обиду. – Она помолчала, пытаясь успокоиться, чтобы восстановить хорошее произношение. – Но мы уже поженились. Ты говорил, что это на всю жизнь. Я хочу, чтобы ты заботился обо мне, любил меня. А если не будешь… – Она закрыла лицо руками и пробормотала что-то невразумительное.
   – Я не слышал твоих последних слов, – произнес я натянутым тоном.
   – Я сказала, что если не будешь, тогда я уйду от тебя.
   – Куда?
   – Найду куда. Я не пропаду. Если надо, буду проституткой. Мне не привыкать. Ты забыл, что я беспризорница?
   – Забыл.
   – Как мы будем жить, Никки? – произнесла она сквозь слезы.
   – Не знаю.
   Во мне всколыхнулись воспоминания. Долгий полет, каюта. Анни прилежно учится читать, правильно выговаривать слова, мечтает стать настоящей леди. Анни плачет в моих объятиях. Бессонные ночи плотской любви, наши потные, извивающиеся тела. Анни провожает меня к доктору Тендресу. Ее руки, страстно обнимающие голую спину Эдди Босса.
   Мы сидели в гнетущей тишине. Сгущались сумерки.
   – Тогда я пойду, – наконец произнесла Анни. В голосе ее звучало оскорбленное достоинство. – Вещи я уже собрала.
   – Не уходи, – вырвалось у меня против воли.
   – А что? – усмехнулась она. – Ты хочешь сказать, будто любишь меня? – Она снова от волнения коверкала язык.
   Я долго молчал, не зная, что ей ответить, и наконец так и сказал:
   – Не знаю.
   – Тогда ухожу.
   Мне стало трудно дышать. Я взмолился:
   – Не уходи. Дай мне время. Я должен разобраться в себе.
   – Сколько можно ждать?! – вспылила она. – Долго еще ты будешь меня мучить?
   – Я понимаю твои мучения, но пойми и ты меня. – Я едва заставил себя выдержать ее взгляд. – Мне нужно время.
   Анни разрыдалась. Мне хотелось броситься к ней, обнять, утешить, но вспомнил кошмарную сцену измены с Эдди Боссом.
   Я пошел в спальню, собрал в сумку вещи.
   – Поживу пока в казарме. Поговорим через несколько дней, ладно? Она кивнула. Я ушел из дому.
   Я вскользь упомянул о том, что перебрался в казарму. Толливер никак на это не прореагировал. Иного я от него и не ожидал. Во-первых, нечего лейтенанту совать нос в личную жизнь капитана, а во-вторых, за последние дни я достаточно ясно показал ему свою враждебность. Снова и снова я подумывал, не отказаться ли мне от его услуг, но этим и ограничивался. Пойти на решительные действия я почему-то не мог, хотя один только вид его вызывал у меня отвращение.
   Когда я собрался навестить Алекса, Толливер зачем-то увязался за мной. Я не стал возражать.
   Мы нашли Алекса в комнате отдыха. Видимо, больничная палата ему наскучила.
   – Орбитальная станция? – спросил он, когда я начал рассказывать о своей поездке. – Я бывал там?
   – Да. «Порция», на которой ты сюда прилетел, причалила к орбитальной станции.
   – Воспоминания никогда не вернутся, – горько посетовал Алекс.
   – Все прибывающие корабли причаливают к орбитальной станции, мистер Тамаров, – объяснил Толливер. Я бросил на него раздраженный взгляд, но он, кажется, этого не заметил.
   Алекс подошел к окну:
   – А что будете делать дальше?
   – Я сегодня пополудни поеду в гости к Заку Хоупвеллу, встречусь с некоторыми другими плантаторами. Увы, особо обрадовать мне их нечем. С затовариванием складов Сентралтауна мы как-нибудь разберемся, а вот с тарифами на межзвездную перевозку грузов я ничего не могу сделать. Не могу я и уменьшить количество пьяных солдат в Сетралтауне, не могу изменить структуру местного правительства.
   – В этом кресле, где ты сейчас сидишь, я вчера провел весь вечер, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.
   Я встал с кресла, подошел к окну, где стоял Алекс, с надеждой спросил:
   – Вспомнил?
   – Нет. Ничего. Хорошо помню все твои визиты, все, что ты мне говорил. Короче говоря, помню все, что происходило после травмы. А из того, что было до этого, я так ничего и не вспомнил.
   – Как я тебе сочувствую, Алекс.
   – Что толку от твоих сочувствий! Знал бы ты, что это такое – жить без воспоминаний!
   – Извини, Алекс, я просто не… не знал, что сказать.
   – Тогда лучше молчи! Прибереги свою жалость для других!
   Я вконец расстроился. Почему от меня всем достаются одни только неприятности? Краем глаза я заметил укоризненный взгляд Толливера, но не мог понять, кого из нас он осуждает.
   – Что я могу для тебя сделать, Алекс? – выдавил я, превозмогая душевную боль.
   – Ты… Боже мой! Что на меня нашло! – Алекс в отчаянии бросился на кровать. – Прости. Опять сдали нервы.
   – Алекс, больничная скука не способствует твоему выздоровлению. Может быть, тебе лучше поездить со мной? Ты все еще числишься в моей команде.
   – Ты хочешь отозвать меня из отпуска?
   – Нет, – улыбнулся я. Отозвать его из отпуска по болезни я, конечно, не имел права. – Это будет лечебная поездка. Терапевтический отпуск.
   – Есть и такой вид отпуска, сэр? – удивился Толливер.
   – Точно не знаю, но у меня есть возможность устроить нечто подобное. Алекс, хочешь съездить с нами на плантации?
   – Очень.
   – Значит, поедешь.
   Оформив выписку Алекса из госпиталя, я повез его на космодром. Там нас ждал Толливер с вертолетом. В униформе Алекс показался мне прежним самоуверенным лейтенантом, каким я его запомнил по «Порции», но в электромобиле он всю дорогу как бы испуганно озирался по сторонам на незнакомую ему местность. Я не знал, как развеять его страхи. Все, что я мог, это дружески сжимать ему руку.
   Когда мы сели в вертолет, он спросил:
   – Вы умеете им управлять, мистер Сифорт?
   – Да, мистер Тамаров. Я учился этому в Академии.
   – А я?
   – Насколько я помню ваше досье, в Академии вы тоже посещали вертолетные курсы.
   Алекс погрузился в задумчивое молчание. Я включил мотор, повел вертолет в сторону плантаций. На экране пульта управления компьютер постоянно показывал план местности и нашу предполагаемую траекторию. Лететь предстояло часа полтора. Алекс не отрывался от окна, впиваясь глазами в когда-то знакомую землю.
   – Мистер Сифорт, вам нравится Надежда? – спросил он наконец.
   Нравится? Честно говоря, раньше над этим не задумывался.
   – Знаете, я провел несколько лет в полетах между Землей и этой планетой, – ответил я.
   – Так нравится или нет? – настаивал Алекс. Я скорчил недовольную гримасу.
   – Отстаньте от капитана, – вмешался Толливер.
   – Ничего, пусть спрашивает. С Надеждой у меня связано много воспоминаний. Некоторые из них очень печальны. Их я предпочел бы забыть.
   – Забыть? – удивился Алекс. – Какое странное желание. Разве воспоминания могут быть печальными?
   – Могут. – Например, тот день, когда я узнал, что капитан Форби не может найти мне замену, а значит, мне придется командовать «Порцией». Или тот вечер, когда я пришел к Аманде прощаться, а вместо этого уговорил ее полететь со мной в отпуск в девственные Вентурские горы. – Алекс, здесь жила Аманда.
   Отсюда мы с ней отправились в долгий полет к Солнечной системе. А в обратном полете на «Порции» Аманда покончила жизнь самоубийством. Кстати, под влиянием Аманды Алекс отказался от жестокой мести Филипу Таеру.
   – Кто такая Аманда? – спросил Алекс.
   – Она была моей женой, – коротко ответил я. – И матерью моего единственного сына. Теперь их мертвые тела витают в черной бездне бесконечного космоса за многие световые годы от населенных планет. Рассказывать об этом было бы слишком больно.
   – Ты очень любил ее.
   – Ты помнишь? – с надеждой спросил я.
   – Нет. Это написано у тебя на лице.
   Надежда погасла. Я решил сменить тему:
   – А гостиницу «Отдых шофера» ты помнишь?
   – Нет. А что?
   – Во время прошлой поездки к плантации Бранстэдов мы проезжали мимо нее. С нами был еще… – я запнулся. Упоминать имя Эдди Босса не хотелось.
   – Мистер Босс?
   – Ты помнишь его? – удивился я.
   – Просто он был в больничной палате, когда я пришел в сознание. – Алекс пристально посмотрел на меня. – Вы с ним друзья?
   – Об этом человеке я не хочу говорить. – Я сделал вид, что сконцентрировался на управлении вертолетом, постарался выбросить из головы ненавистное имя.
   – А почему ты упомянул гостиницу «Отдых шофера»?
   – Это единственная гостиница по дороге к плантации Бранстэдов, в которой есть отличный ресторан. Я там несколько раз обедал.
   – Во время твоего первого посещения этой планеты?
   – Да. – Тогда я путешествовал с Дереком Кэрром. Опять воспоминания… На плантации Кэрров Дерек вынужден был скрываться под вымышленным именем. Он притворялся моим умственно отсталым двоюродным братом, то и дело называл меня Никки. Эх, озорная юность… Если бы я мог тогда предвидеть свои будущие злоключения! – Может быть, пообедаем там сейчас?
   – Конечно. – Вдруг Алекс изменился в лице. – Но у меня нет денег.
   – Ты забыл получить зарплату?
   – Я даже забыл, сколько я получаю. Тем более не помню, где и как ее можно получить.
   – Пустяки. За обед заплачу я. – Я сверился с картой, изменил курс к гостинице. – Толливер, по возвращении не забудьте проследить за тем, чтобы мистеру Тамарову зарплату доставляли на дом.
   – Есть, сэр, – ответил Толливер.
   Я посадил вертолет на площадку, от которой к гостинице тянулась проложенная сквозь буйную растительность дорожка. На автомобильной стоянке стояло полдюжины грузовиков.
   Меню ресторана оказалось на удивление разнообразным. Я объяснил своим спутникам, что в этом ресторане практически нет ничего привозного: мясо, овощи и прочая еда выращиваются на месте, и даже электроэнергия тут собственная – от маленькой ядерной электростанции, расположенной неподалеку, чуть ли не на заднем дворе.
   – А на орбитальной станции реактор термоядерный и полностью автоматический, – сказал Алекс.
   – Ты вспомнил? – удивился я.
   – Не знаю. Понятия не имею, откуда у меня в голове такие сведения.
   – Это изучают на втором курсе Академии, – напомнил Толливер.
   – А еще я помню, что термоядерные электростанции, установленные на кораблях, безопаснее таких ядерных электростанций, как эта, хотя здесь реактор тоже достаточно безопасен и полностью автоматизирован.
   – Верно, – согласился я. – А если быть до конца точным, то даже в ядерных электростанциях автоматика ни при каких обстоятельствах не позволит реактору взорваться.
   – Но если он взорвется, то тут образуется огромная воронка.
   – Радиусом с километр, – добавил Толливер. – А если взорвется термоядерный реактор, то разрушения будут гораздо более впечатляющими.
   – Не говорите, пожалуйста, на эту тему, – попросил я.
   – Почему? – спросил Алекс.
   У нас могли возникнуть серьезные неприятности, если бы нас кто-то подслушал. В 2037 году Совет Безопасности ООН принял резолюцию номер 8645. Я закрыл глаза, сосредоточился и по памяти прочитал вслух:
   «В целях борьбы с ядерной угрозой, на протяжении нескольких поколений терроризировавшей человечество, постановляется: применения, попытка применения, подстрекательство к применению, намерение или предложение применить, а также обсуждение применения ядерной энергии в целях нанесения вреда земле, материальным ценностям или людям, наказываются смертной казнью, причем смертный приговор не может быть отсрочен или смягчен ни судом, ни трибуналом, ни каким-либо другим властным учреждением».
   Это вдалбливают в головы всем кадетам, после чего всякие разговоры на эти темы прекращаются раз и навсегда.
   – Значит, мы не можем даже обсуждать? – поразился Алекс.
   – Не можем.
   Официантка принесла блюда, мы с аппетитом набросились на огромные порции.
   – Перед моим отлетом из Солнечной системы Ассамблея ООН обсуждала возможность внесения поправок в эту резолюцию, – сообщил Толливер в кратком перерыве между большими кусками, ненадолго затыкавшими ему рот.
   – Поправок не будет, – уверенно сказал я.
   – Хорошо бы, конечно, но…
   – Любому дураку ясно, что поправки вносить нельзя. Две ядерных войны уже было, хватит! Третьей человечество не допустит. Даже не намекайте на такие мерзости! – Я с ожесточением вонзил вилку в толстый кусок мяса.
   – Неужели все они шоферы? – спросил Алекс, махнув рукой в сторону посетителей ресторана. – На стоянке было не так уж много грузовиков.
   – Наверно, тут питаются и рабочие с плантаций. Близится страдная пора. – Я старался говорить спокойнее, но мой голос все еще подрагивал от волнения.
   – Разве плантации не автоматизированы? – поинтересовался Толливер.
   – Конечно, автоматизированы, но автоматикой управляют люди. Поля здесь такие огромные, что требуется немало рабочих.
   Военных, кроме нас, в ресторане не было. Видимо, посетители в униформе были здесь редкостью, потому что все смотрели на нас, как на диковинных зверей. Один крепкий парень долго пялился на нашу компанию, потом встал и вышел.
   Порции были непривычно большими. Несмотря на простуду, у меня развился отменный аппетит. Целый час мы насыщались и наконец вышли к вертолету. Я снова занял место пилота, Алекс забрался на заднее сиденье. Толливер устроился рядом со мной и мрачно уставился в окно. Я направил вертолет дальше на запад.
   Погода в этот день была великолепной. Мы поднялись повыше, открылись прекрасные виды. Управлять вертолетом мне было намного легче, чем электромобилем. Может быть, все дело в том, что в воздухе никто не несется тебе навстречу и пешеходы не норовят броситься под колеса?
   – Мистер Толливер, сообщите на плантацию Хоупвелла о времени нашего прибытия, – приказал я.
   – Есть, сэр. – Толливер взял микрофон, и в этот момент на панели управления вдруг замигала красная лампочка. Толливер оцепенел.
   – Обнаружен сигнал вражеского радара! – доложил бортовой компьютер.
   – Что?! – вскрикнул я.
   – Компьютер засек сигнал с одной из плантаций, – сказал Толливер, глядя на экран. – Надо было установить ему мирные параметры.
   – Пожалуй, – буркнул я.
   Наш военный вертолет был оснащен соответствующими системами слежения, а бортовой компьютер воспринимал их показания так, словно находился в боевой обстановке. Вот почему сигнал мирного локатора показался нашему компьютеру серьезной угрозой.
   – Не обращай внимания на эти сигналы, – сказал я компьютеру и выключил противно мигающую красную лампочку. – А сигнал автозапросчика-ответчика плантации Хоупвелла принят?
   – В нас пущена ракета! Запросчик-ответчик выключен! – бесновался компьютер. – Начинаю маневры уклонения!
   – Послушай, компьютер, откуда здесь быть ракетам?
   – Смотрите, сэр, там что-то летит! – воскликнул Толливер.
   В самом деле, издалека к нам приближалась огненная точка.
   – Господи! Неужели?! – От моего благодушия не осталось и следа.
   – Ракета достигнет нас через сорок секунд! – доложил компьютер.
   – Господи Иисусе, – в ужасе пробормотал Толливер.
   Что делать? Разрешить компьютеру бросать вертолет из стороны в сторону, вверх и вниз в попытках уклониться от ракеты или заняться этим самому? Конечно, компьютер будет маневрировать быстрее и точнее, но он запрограммирован, а компьютер ракеты может знать эту программу и перехитрить ее.
   И что это за ракета? Тепловая? С лазерным наведением? Я лихорадочно вспоминал, как нас в Академии учили действовать в таких случаях.
   Вертолет нырнул вниз. Это было почти падение. Алекс испуганно схватился за поручень. Ракета стремительно приближалась.
   – Берите управление на себя! Не доверяйте компьютеру! – крикнул Толливер.
   – Контакт с ракетой ожидается через восемь секунд. Запускаю программу уклонения С12! – доложил компьютер. Включились реактивные маневровые двигатели, падение прекратилась, вертолет начал медленно подниматься. – Осталось четыре секунды.
   – Сифорт, быстрее!
   Я переключил управление на себя, но за секунду до этого компьютер остановил винт, и вертолет камнем ринулся вниз. Не успел я запустить винт, как над кабиной пронеслась ракета. Взревел двигатель, вертолет рванулся вверх. Ракета, описав длинную петлю, возвращалась.
   – Радар ракеты снова нацелен на нас! – доложил компьютер.
   Отвязаться от такой ракеты непросто! Я резко свернул влево. Где же ракета? Я лихорадочно оглядывался по сторонам, вглядывался в экран.
   – Контакт ожидается через шестнадцать секунд!
   Времени чертовски мало. Кто же пустил ракету? Ладно, сейчас не до этого. Я бросил вертолет вправо и вверх.
   – Осталось одиннадцать секунд!
   – Господи, Сифорт, дайте руль мне! – крикнул Толливер.
   Я резко сбавил обороты винта. Вертолет сиганул вниз. Нос ракеты слегка наклонился и снова оказался нацеленным на нас. Она нагоняла нас с чудовищной скоростью.
   – Восемь секунд!
   – Вы нас угробите! Дайте мне штурвал! – потребовал Толливер.
   Я мотнул головой:
   – Некогда.
   Толливер в мгновенье ока отстегнул мой ремень безопасности, сдвинул меня, как пушинку, сел в кресло пилота сам и развернул вертолет на сто восемьдесят градусов прямо навстречу ракете.
   – Ты спятил?! – заорал я, цепляясь за что попало, чтобы не болтаться по шарахающемуся вертолету.
   – Тихо! – рявкнул Толливер.
   – Четыре секунды! Три.
   Я распрощался с жизнью.
   – Две.
   Мое сердце подскочило к самому горлу – вертолет нырнул вниз, ракета пролетела над нами в нескольких сантиметрах. Какое-то мгновение сквозь рев наших двигателей я даже слышал гул раскаленных газов, вырывающихся из ее сопла.
   – Мы должны приземлиться за несколько секунд! – крикнул Толливер. – Выпрыгивайте сразу, как только сядем!
   Я выглянул в окно.
   – Но внизу сплошной лес!
   – Должна же найтись поляна!
   – Обнаружен радар ракеты! – доложил компьютер.
   – Черт бы ее взял! – Толливер сделал вираж, накренил вертолет для лучшего обзора местности. – Смотрите! Вон, впереди! – На темном фоне сплошного леса ярко зеленела поляна. Лететь оставалось с километр.
   – Не успеем!
   – Возможно, – мрачно согласился Толливер.
   – Ожидается контакт через двенадцать секунд.
   – Сифорт, сообщите в Сентралтаун! – приказал Толливер.
   Как я сам не допер?! Я выругался, схватил микрофон, лихорадочно начал вспоминать частоту канала Военно-Космических Сил. Вот дурень! Есть же чрезвычайный канал!
   – Сентралтаун! Говорит капитан Сифорт, вертолет Военно-Космических Сил восемь-шесть-ноль Альфа! Мы атакованы ракетой неизвестного происхождения. Приблизительные координаты: двести километров западнее гостиницы «Отдых шофера». Нужна помощь. Как слышите? Как слышите?
   Ответа не было.
   – Девять секунд!
   До поляны оставались сотни метров. Казалось, время остановилось. Поляна приближалась кошмарно медленно.
   – Толливер, быстрее!
   – Шесть секунд.
   Лучше жесткая посадка, чем гибель от взрыва.
   – Три секунды!
   Толливер бросил вертолет вверх. Ракета промчалась под нами. Через заднее стекло я увидел, как она снова разворачивается в нашу сторону. Вертолет резко пикировал на поляну.
   Видимо, топливо в ракете кончалось, гоняться за нами она больше не могла и взорвалась вверху. Кабина содрогнулась, двигатель испустил рев агонизирующего чудовища, вертолет начал падать.
   – Держитесь! – крикнул Толливер, выпуская шасси. До земли оставалось несколько метров.
   Вертолет шлепнулся на колеса, подпрыгнул, снова упал. Наверху кабины что-то горело.
   – Бежим!
   Я распахнул дверь, выпрыгнул, споткнулся и покатился прочь от полыхающего вертолета. Толливер вытолкнул из кабины Алекса, сбил с его одежды огонь.
   Отбежав на двадцать метров, мы оглянулись.
   – Господи! – прошептал я.
   – Аминь, – сказал Толливер.
   – Надо бы убраться отсюда подальше, они могли запустить несколько ракет.
   – Наш радар засек только одну ракету, мистер Сифорт.
   – Кто же, черт бы их побрал, ее пустил?
   – Может быть, Мантье? – предположил Толливер.
   – Но ведь мы законные представители власти! – возразил я и тут же понял, какую спорол чушь. Напыщенный придурок! – Наверно, вы правы. Он ведь и раньше покушался на нас.
   Алекс молча смотрел на горящий вертолет.
   – Где он умудрился раздобыть военную ракету? – спросил Толливер.
   – Плантаторы помогали обустраивать Вентурскую военную базу. – Я пнул ногой долетевший до нас обломок лопасти. – Когда-нибудь он попадется мне в руки.
   – Не исключено, что он вскоре прибудет сюда со своими людьми посмотреть на наши останки. Лучше нам отсюда убраться, сэр.
   – Наверняка он поймал мой сигнал о помощи в Сентралтаун, а значит, не рискнет столкнуться со спасательной командой Военно-Космических Сил, которая должна вот-вот сюда явиться, – возразил я.
   Алекс упал на колени. Его выворачивало наизнанку.
   – Все в порядке, мистер Тамаров. Опасность миновала, – утешил его Толливер.
   Вдруг я осознал, что он наделал. Как он обращался со мной, капитаном!
   Алекс прокашлялся, вытер рот травою.
   – Извините, ради бога, – виновато сказал он.
   Толливер заметил мой взгляд, вздохнул, вынул из кобуры лазерный пистолет, протянул его мне рукоятью вперед.
   – За мной, – приказал я и не оглядываясь пошел в лес. Отойдя подальше, чтобы нас не услышал Алекс, я остановился. – Какое я должен предъявить вам обвинение, лейтенант?
   – Выбирайте по вашему усмотрению, сэр, – ответил побледневший Толливер.
   – Отвечайте.
   – Мятеж. Нарушение субординации. Физическое насилие над старшим офицером. Несанкционированное прикосновение к командиру. Из этих преступлений три караются смертной казнью. Имеет ли значение, какое из них выбрать?
   – Имеет, раз я об этом спрашиваю! – прорычал я.
   – Есть, сэр. Неуважительное поведение и дерзкие выражения. Незаконное присвоение власти. Больше ничего подходящего не могу придумать, сэр.
   – Смягчающие обстоятельства?
   – Таковых нет, сэр.
   – Есть! Отвечайте!
   Он горько улыбнулся.
   – Все в Академии знали, что вы никчемный пилот. Самый бездарный из всех.
   Что верно, то верно. Сколько нарядов вне очереди я за это отработал!
   – Дальше.
   – Не возьми я управление на себя, никаких шансов спастись у нас не было бы, – закончил он.
   – Вы действительно уверены, что я не сумел бы уклониться от ракеты?
   – Да. Уверен. А вы?
   Я долго молчал. Наконец вздохнул.
   – Конечно, мне надо было передать вам управление сразу. – Мои кулаки сжались. – Зря я этого не сделал.
   – Нет, сэр, это не оправдание, – покачал головой Толливер. – Я знаю законы.
   – В самом деле?
   – Вы должны казнить меня и за мятеж, и за остальные мои преступления. Они очевидны.
   Я отвернулся, начал расхаживать в задумчивости, сунув руки в карманы и опустив голову. Как мне хотелось отомстить ему за все издевательства, пережитые мной в Академии! Давно хотелось. И вот такая возможность представилась. Теперь я имел полное право его убить. Законное право! И никто бы не узнал, что убил я его не за преступление, а из ненависти.
   Искушение было непреодолимым.
   Я остановился.
   – Вы требуете трибунала или удовлетворитесь немедленным дисциплинарным взысканием? – резко спросил я.
   – Дисциплинарным? – изумился Толливер, не в силах поверить своему счастью. – Конечно, сэр. Спасибо, сэр.
   Выбери он трибунал – и смертный приговор можно было предсказать с полной уверенностью. А дисциплинарные взыскания командир имеет право налагать без суда. Разумеется, они куда мягче приговоров трибунала.
   – Хорошо. – Я стоял напротив него, заложив руки за спину, и смотрел ему прямо в глаза. – Когда вы получили лейтенантское звание, Толливер?
   – Около года назад в полете к Надежде. Капитан Хаукинс…
   – С этого дня вы снова гардемарин! – перебил я.
   – Мне уже двадцать пять лет, сэр, – растерянно сказал он.
   Его можно было понять. Гардемарин, не ставший лейтенантом к этому возрасту, что случается редко, обычно так и доживает свой век гардемарином. А ведь лейтенантское звание – это заветная мечта любого гардемарина.