Я засунула руку под подушку и вытащила файрстар. С пистолетом в руке я почувствовала себя лучше. Если меня напугал только сон, потом буду чувствовать себя по-дурацки.
   Я сидела и вслушивалась в темноту, прежде чем включить свет. Если в коридоре кто-то был, то он увидит полоску света под дверью. И если этот кто-то собирается меня подкараулить, я не хотела, чтобы он увидел свет. Пока нет.
   Я почувствовала, что по коридору ко мне что-то движется. Вихрь энергии, зноя, который играл на поверхности моего тела, как рука. Ко мне словно мчался шторм, посверкивая вспышками молний, и наполняя комнату своим весом. Я сняла файрстар с предохранителя, и внезапно поняла, кто это был. Это был Ричард.
   Ко мне несся Ричард. Он приближался, как бешеный ураган.
   Я поставила пистолет на предохранитель. Он был взбешен, я чувствовала это всей кожей. Я видела, как он, разозлившись, перевернул огромную тяжеленную дубовую кровать, словно она ничего не весила. На всякий случай я не стала убирать пистолет. Мне не хотелось оставлять его, но и моральная дилемма не волновала меня настолько, чтобы отказаться от безопасности. Я включила свет, и села, моргая, чтобы привыкли глаза. В животе наливалась тяжесть. Мне не хотелось его видеть. Я не знала, что ему говорить с той самой ночи, когда первый раз спала с Жан-Клодом. С той самой ночи, когда я убежала от Ричарда, убежала от того, чем он стал в полнолуние. Убежала от его зверя.
   Почти бесшумно, не обуваясь, я подкралась к стулу и взяла одежду. Я как раз сражалась с лифчиком без бретелек, бросив пистолет на кровать, когда уловила запах его лосьона. Я почувствовала движение воздуха из-под двери, и поняла, что это движется его тело. На самом деле, запах был совсем не сильный. По идее я не должна была его уловить. Внезапно, словно кто-то шепнул мне это на ухо, я поняла, что Ричард тоже может чувствовать мой запах, и знает, что сегодня я надушилась " Oscar de la Renta " для Жан-Клода.
   Я почувствовала, как он самыми кончиками пальцев легко толкнул дверь, затем глубоко вдохнул запах моего тела.
   Что, черт возьми, происходит? Мы были связаны уже два месяца, но до этого я не чувствовала ничего подобного – ни с Ричардом, ни с Жан-Клодом.
   Послышался такой знакомый голос Ричарда:
   – Анита, мне нужно с тобой поговорить.
   В его голосе, во всем теле, чувствовалась злость, даже ярость. Он был как вжавшийся в дверь гром.
   – Я одеваюсь, – крикнула я.
   Я слышала, как он ходит перед дверью.
   – Я знаю. Я чувствую тебя. Что с нами происходит?
   Это был непростой вопрос. Мне было интересно, мог ли он чувствовать моими руками так же, как мгновение назад я ощущала его?
   – Мы не были так близки на рассвете с того раза, когда нас связал триумвират. И здесь нет Жан-Клода, чтобы сыграть роль буфера.
   Я надеялась, что все было именно так. В противном случае, скорее всего совет что-то сделал с нашими метками. Однако, я не думала, что дело было в этом. Хотя мы не могли быть уверены ни в чем, пока не спросим Жан-Клода. Проклятье.
   Ричард нажал на дверную ручку.
   – Почему ты так долго?
   – Я почти готова, – сказала я.
   Я скользнула в платье. Это была самая простая часть одежды. В туфлях без чулок было не удобно, но босая я бы чувствовала себя не готовой. Не могу объяснить, но туфли добавляли мне уверенности. Я отодвинула стул, освободила дверь и отошла от нее, пожалуй, слишком быстро к противоположной стене комнаты. Я держала руки за собой, сжимая пистолет. Не то, чтобы я думала, что он может броситься на меня, но я никогда раньше не чувствовала его так сильно. Его злость была подобна пылающему шару у меня внутри.
   Он открыл дверь так осторожно, будто ему приходилось обдумывать каждое движение. Его самоконтроль зыбкой линией колыхался между мной и его яростью.
   В нем было шесть футов, один дюйм, широкие плечи, высокие скулы и мягкие чувственные губы. На подбородке была ямочка, и все вместе это было почти слишком красиво. Его глаза были все того же шоколадного цвета, но боль в них была новой. Мягкие волосы спадали за плечи волнами такого насыщенного золотом и медью каштанового цвета, что для него должно было быть свое название. Каштановый – это скучное слово, а его волосы такими не были. Раньше я обожала запустить руки ему в волосы и тянуть за них, когда мы целовались.
   На нем была кроваво-красная майка, выставлявшая напоказ мускулистые плечи и руки. Я знала, что каждый дюйм его тела был коричнево-золотистого цвета. Но это был не загар, а его натуральный цвет кожи.
   Сердце билось где-то в горле, но не от страха. Он разглядывал меня в моем черном платье. Я смыла косметику, волосы разметались в беспорядке, и я чувствовала, как его тело реагирует на меня. Я чувствовала это, будто что-то крутилось у меня внутри. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы не посмотреть на его джинсы и убедиться, что мои ощущения меня не обманывают.
   Когда я открыла глаза, он не пошевелился. Он так и стоял посреди комнаты, сжав руки в кулаки, и тяжело дышал. У него были бешеные глаза, побелевшие, как у лошади, которая вот-вот взбесится.
   Я услышала свой бездыханный голос:
   – Ты хотел поговорить, так говори.
   Я чувствовала биение сердца Ричарда, как поднимается и опадает его грудь – словно его тело было моим. У меня были такие моменты с Жан-Клодом, но никогда – с Ричардом. Если бы мы продолжали с ним встречаться, это могло бы заинтриговать. Но теперь это нас только смущало.
   Он расслабил руки и старательно распрямил пальцы, стараясь не сжать их снова в кулаки.
   – Жан-Клод сказал, что защищает нас друг от друга. Что держит нас на расстоянии, пока мы не будем готовы.
   До сегодняшнего дня я ему не верил.
   Я кивнула.
   – Да уж, неловко.
   Он улыбнулся и покачал головой, но улыбка не вытеснила гнева из его глаз.
   – Неловко? И это все, что ты чувствуешь по этому поводу? Неловкость?
   – Ты чувствуешь то же, что и я, Ричард. Так что можешь сам ответить на свой дурацкий вопрос.
   Он закрыл глаза и свел руки перед грудью. Он сжимал ладони, пока от усилия не задрожали руки, мускулы не напряглись и не заструились под кожей.
   Я чувствовала, что он отгораживается от меня. Хотя, это не объясняет то ощущение. Он словно строил между нами стену. Ставил между нами ментальную защиту. Кто-то должен был это сделать. Мне и в голову это не пришло. Вид и ощущение его тела превратили меня в один большой трепещущий гормон. Это смущало слишком сильно, чтобы выразить словами.
   Я смотрела, как его тело – мускул за мускулом – расслабилось, он открыл глаза – медленно, как после сна. Его тело успокоилось. Я никогда не была так сильна в медитации.
   Он опустил руки и посмотрел на меня.
   – Лучше?
   Я кивнула.
   – Да, спасибо.
   Он покачал головой.
   – Можешь меня не благодарить. Оставалось или взять все под контроль, или бегать с воплями.
   Мы стояли, глядя друг на друга. Молчание росло и начинало напрягать.
   – Чего ты хочешь, Ричард?
   Он резко рассмеялся – так, что мне в лицо бросился жар.
   – Ты знаешь, что я имела в виду, – сказала я.
   – Да, – сказал он, – знаю. Ты подтвердила свой статус лупы, пока меня не было в городе.
   – Ты имеешь в виду – защищая Стивена?
   Он кивнул.
   – У тебя не было прав идти против прямых приказов Сильви. Это ее я оставил главной, а не тебя.
   – Она отказала ему в защите стаи. Ты знаешь, что это значит?
   – Получше тебя, – сказал он, – без защиты доминанта, ты – мясо для любого, кто тебя захочет, как леопарды после того, как ты убила Габриеля.
   Я оттолкнулась от стены.
   – Если бы ты раньше сказал, что с ними будет, я бы помогла им.
   – Помогла бы? – переспросил он.
   Он кивнул на пистолет у меня в руке.
   – Или просто перебила бы их?
   – Нет, этого как раз хотела Сильви, а не я.
   Но я стояла с пистолетом в руке и никак не могла придумать изящный способ убрать его.
   – Я знаю, как сильно ты ненавидишь оборотней, Анита. Я не думал, что это будет что-то значить для тебя, да и никто не думал. Иначе тебе бы сказали. Все думали, что тебя это не волнует. Если ты можешь выкинуть из своей жизни того, кого любишь, за то, что он раз в месяц превращается в монстра, то какой шанс может быть у тех, кого ты не знаешь?
   Это было очень грубо. Я никогда не видела, как он делал что-то, просто чтобы уязвить, вытащить нож из раны, а потом толкнуть его глубже. Это было мелочно, а таким Ричард не был никогда.
   – Ты знаешь меня лучше, чем говоришь, – сказала я.
   – Правда? – сказал он.
   Он сел на кровать, схватив обеими руками простыню. Подняв ткань к лицу, он сделал глубокий длинный вдох.
   При этом он смотрел на меня злыми глазами.
   – Твой запах все еще волнует меня, как какой-то наркотик, и я ненавижу тебя за это.
   – Я только что несколько минут была у тебя в голове, помнишь? Ты не ненавидишь меня, Ричард. Было бы меньше боли, если бы ненавидел.
   Он опустил простыню на колени, наматывая ее на кулаки.
   – Любовь побеждает не все, правда? – спросил он.
   Я покачала головой.
   – Нет, не все.
   Он порывисто встал, и начал почти неистово ходить по комнате кругами. Наконец, он остановился передо мной. «Магии» больше не было, просто два человека. Но мне все еще было трудно стоять к нему так близко.
   Очень тяжело осознавать, что мне больше нельзя его коснуться. Черт возьми, не должно же быть так тяжко. Я же сделала выбор.
   – Ты никогда не была моей любовницей, а теперь ты и не моя спутница. Ты не оборотень. Ты не можешь быть моей лупой.
   – Ты так разозлился из-за того, что я спасла Стивена?
   – Ты приказала членам стаи защищать его и верлеопарда. Ты сказала им, что убьешь их за неповиновение. А у тебя нет такого права.
   – Ты сам дал мне это право, когда сделал лупой, – я жестом заставила его не перебивать меня, – и нравится тебе это, или нет, было хорошей идеей дать мне определенное влияние, чтобы я могла решать проблемы.
   Стивен мог быть уже мертв, если бы я не поехала к нему. А Зейн мог натворить еще больше дел в больнице.
   Ликантропам и так хватает плохих отзывов в прессе.
   – Мы монстры, Анита. Про тебя не напишут ничего хорошего, если ты монстр.
   – Ты сам в это не веришь.
   – Ты-то веришь, что мы монстры, Анита. Ты это доказала. Ты лучше переспишь с трупом, чем позволишь мне до тебя дотронуться.
   – Что ты хочешь, чтобы я сказала, Ричард? Что мне жаль, что я не справилась? Мне очень жаль. Что меня саму смущает то, что я бросилась в постель к Жан-Клоду? И это так. Что я меньше всего думала о себе, и не могла перестать любить тебя даже после того, как увидела, что ты сделал с Маркусом?
   – Ты сама хотела, чтобы я убил Маркуса.
   – Потому что иначе он бы убил тебя. Да, я хотела этого. Чтобы ты убил его, а не съел.
   – Когда член стаи погибает в схватке за лидерство, мы все участвуем в трапезе. Это способ впитать их энергию. Маркус и Райна по сути не исчезнут, пока жива стая.
   – Боже, вы и Райну сожрали?
   – А куда, как ты думаешь, делись тела? Думаешь, твои друзья из полиции спрятали все трупы?
   – Я думала, с этим разобрался Жан-Клод.
   – Разобрался, но вся грязная работа досталась стае. Вампиров не волнует тело, если оно холодное. Они не любят холодную кровь.
   Я почти спросила, предпочитает ли он теплое мясо холодному, но вовремя остановилась. На самом деле мне не хотелось этого знать. Все эти разговоры не вели ни к чему, что меня бы интересовало. Я посмотрела на наручные часы.
   – Мне надо идти, Ричард.
   – Идти спасать своих верлеопардов.
   Я посмотрела на него.
   – Да.
   – Вот почему я тут. Я – твое прикрытие.
   – Это что, идея Жан-Клода?
   – Сильви сказала, что Грегори отказался ее трогать. Несмотря на то, что они делали во главе с Габриелем, они – оборотни, а мы помогаем своим даже если они не лукои.
   – А у верлеопардов есть свое название для себя? – спросила я.
   Он кивнул.
   – Они зовут себя «пард». Вервольфы – это лукои, а леопарды – парды.
   Я шагнула мимо него, коснувшись грудью его обнаженной руки. Одно это прикосновение заставило встать дыбом все волоски на моем теле, будто он дотронулся до чего-то намного более личного. Но я к этому уже привыкла. Я сделала выбор, и не имеет значения, как меня это смущало. Я все еще желала Ричарда, даже любила его. Но я выбрала вампира, а у вас не может быть свой вампир и свой вервольф одновременно.
   Я вытащила из-под кровати автомат и перекинула лямку через плечо и голову.
   – Жан-Клод сказал, что мы не должны никого убивать, – заметил Ричард.
   – Он знает, что ты здесь? – спросила я.
   Он кивнул.
   Я улыбнулась, но улыбка вышла не очень счастливой.
   – Разве он тебе не сказал? – спросил Ричард.
   – Нет.
   Мы снова смотрели друг на друга.
   – Ты не можешь доверять ему, Анита, и ты это знаешь.
   – Ты сам добровольно дал ему поставить первую метку. Что я сделала, Ричард – я делала, чтобы спасти вас обоих. Если ты действительно думал, что он так чертовски ненадежен, то зачем связал нас с ним?
   Ричард отвернулся и очень тихо сказал:
   – Я не думал, что потеряю тебя.
   – Иди подожди в коридоре, Ричард.
   – Зачем?
   – Мне нужно одеться.
   Он скользнул глазами по моим ногам, таким белым по сравнению с черным платьем, и посмотрел на каблуки.
   – Чулки, – сказал он тихо.
   – Вообще-то, кобура, – сказала я, – чулки эту ночь не пережили. А теперь, выметайся, пожалуйста.
   Он вымелся, даже не сделав на прощание язвительного замечания. Явный прогресс. Когда он закрыл за собой дверь, я села на кровать. Мне не хотелось это делать. Возвращаться за леопардами уже не казалось удачной идеей. Возвращаться с Ричардом за спиной было еще хуже. Но мы должны это сделать. Я не могла велеть ему остаться дома. Кроме того, мне и правда нужно было прикрытие. Не имеет значения, как мучительно больно быть с ним рядом, но он – один из самых сильных оборотней. Если бы его зверски не мучила совесть размером с Род-Айленд, он был бы очень опасным. Конечно, если бы дали слово Маркусу, он, возможно, сказал бы, что Ричард и так очень опасен. И Маркус был бы прав.

Глава 27

   В Цирк мы поехали на джипе Ричарда. Я сидела рядом с ним, но с тем же успехом меня там могло и не быть.
   Он ни разу не взглянул на меня, не заговорил. Но вид его напряженного тела говорил лучше слов. Он знал, что я рядом.
   Шерри и Зейн ехали на заднем сидении. Я удивилась, когда в машину скользнула Шерри. Ее глаза побелели, а веки дергались, как от нервного тика. Она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Зейн, как обычно, был самим собой – с широкой улыбкой и хитрющими глазами. Самим собой? Эта мысль меня развеселила. Я знала его меньше суток. Я, черт возьми, понятия не имела, каким он был "самим собой".
   Шерри замерла на сидении, обнимая себя руками. Она медленно сворачивалась в маленький клубок. Я знала ее еще меньше, чем Зейна, но это было бы ненормально для кого угодно.
   Я повернулась назад, насколько позволял ремень безопасности, и спросила:
   – В чем дело, Шерри?
   Она взглянула на меня, и крепко зажмурилась. Покачав головой, она вжала ее в плечи еще сильнее. По ее шее растекался свежий синяк. Он мог появиться еще до того, как я увидела ее в первый раз. Но я не была в этом уверена.
   – Зейн, что с ней?
   – Ей страшно, – сказал он. Голос был нейтральный, но что-то в его лице выдавало злость.
   – Я же сказала, что это дело добровольное. Ей не обязательно было ехать с нами.
   – Скажи это своему Мистеру Мачо, – сказал он.
   Он сидел за Ричардом, сверля взглядом его спину.
   Я повернулась и посмотрела на Ричарда. Он не ответил на мой взгляд.
   – Что происходит, Ричард?
   – Она едет с нами, – подчеркнуто спокойно ответил он.
   – Почему?
   – Потому что я так сказал.
   – Бред!
   Наконец, он посмотрел на меня. Он постарался, чтобы взгляд был холодным, но в нем так и сквозил гнев.
   – Ты – моя лупа, а я все еще Ульфрик. Мое слово – все еще закон.
   – Да пошло оно, твое слово. Зачем втягивать ее в это только потому, что ты злишься на меня?
   Он сжал челюсти так сильно, что я увидела, как под кожей окаменели мышцы.
   – Они оба бросили своих. И теперь оба будут это исправлять.
   Его голос все еще был спокойным, низким и осторожным, как будто он очень старался не потерять контроль над собой. Он говорил так, как говорят люди, которые собираются на вас наорать.
   – Ты только посмотри на нее, Ричард! Она будет хуже, чем бесполезна. Нам только придется тратить силы, чтобы защищать и ее.
   Он покачал головой.
   – Нельзя бросать никого из своих, ни при каких обстоятельствах. Это закон.
   – Закон стаи, но она не в стае.
   – Пока ты – моя лупа, Анита, все, что принадлежит тебе – принадлежит мне.
   – Ты просто высокомерный урод.
   Он улыбнулся, но всего лишь обнажив зубы – больше рычание, чем смех.
   – Все что-то делают, чтобы выделиться.
   Мне понадобилась целая секунда, чтобы понять, что он имел в виду, и я смешалась. Но будь я проклята, если буду объяснять ему, что не имела в виду ничего буквального. Он знал, что я не имела этого в виду. Он просто пытался вывести меня из себя. Пошел он.
   – Это ты ударил Шерри?
   Его вдруг очень заинтересовала дорога, а руки начали разглаживать руль. Он не был в восторге от того, что ударил ее. Да и я не была.
   – Ты хотела, чтобы я стал сильным. Вот тебе исполнение желания.
   – Есть разница между сильным и жестоким, Ричард.
   – Правда? Никогда не мог отличить.
   Я подумала, что последние слова были обо мне. Но вы можете заставлять меня чертовски долго чувствовать себя виноватой, а потом я просто свихнусь.
   – Хорошо, если все, что мое – твое, то это правило работает и в обратную сторону.
   Он, нахмурившись, коротко взглянул на меня.
   – Что ты хочешь сказать?
   Его недоумение меня порадовало. Мне нравилось направлять его хваленую мужскую логику против него самого. По-своему, я просто злилась на него так же, как он на меня. У меня не было таких же высоких моральных принципов, как у него, но я и не оборачивалась каннибалом. Хотя… Возможно, все-таки у меня были высокие моральные принципы.
   – Если ты можешь заставить Шерри ехать с нами, то я могу приказать стае защищать Стивена. Я могу приказать им, черт возьми, все, что угодно – если я достаточно доминант для этого.
   – Нет, – сказал он.
   – Почему это? – спросила я.
   – Потому что я так сказал.
   Я рассмеялась, и даже для меня смех вышел стервозный.
   И он сорвался. Уже не сдерживаясь, безысходно и зло он заорал:
   – Боже мой, Анита! Боже!
   – Похоже, мы порвем друг друга, если быстренько что-нибудь не придумаем, – сказала я.
   Он опять посмотрел на меня. Гнев ушел из его глаз, оставив только боль с примесью паники.
   – Ты спишь с вампиром. Тут нечего придумывать.
   – Мы трое связаны друг с другом на долгое-долгое время, Ричард. Мы должна найти способ жить вместе.
   Он резко рассмеялся.
   – Жить вместе?! Ты что, хочешь домик на троих – типа, Жан-Клод в подвале, а я – на цепи во дворе?
   – Не совсем, но ты не можешь и дальше себя так ненавидеть.
   – Это тебя я ненавижу, а не себя.
   Я покачала головой.
   – Если бы это было так, я бы оставила тебя в покое. Но ты ненавидишь своего зверя, а твой зверь – это ты.
   Он затормозил перед Цирком.
   – Мы приехали.
   Ричард выключил мотор, и машину наполнила тишина.
   – Шерри может подождать нас здесь.
   – Спасибо, Ричард, – сказала я.
   Он покачал головой.
   – Не благодари меня, Анита.
   Он провел руками по лицу и запустил их в волосы, пропуская пряди меж пальцев. Этот жест демонстрировал его руки и плечи в самом выгодном ракурсе. Он так и не осознал, как меня волновали самые простые вещи, которые он делал.
   – Не благодари меня, – и он вышел из машины.
   Я велела Шерри сидеть тихо. Мне не хотелось, чтобы у кого-то возникла идея схватить ее, пока мы вытаскиваем остальных. Это свело бы на нет все усилия для достижения цели нашего путешествия.
   Зейн поцеловал ее в лоб, как обычно успокаивают ребенка. Он сказал, что все будет хорошо, и я позабочусь о них. Боже, я так надеялась, что он прав!

Глава 28

   Навстречу Ричарду вышел человек. Он явно его ждал. Я сунула руку в карман плаща и сняла браунинг с предохранителя, так как узнала встречавшего.
   Зейн пододвинулся ко мне ближе и спросил:
   – Что-то не так?
   Я покачала головой.
   – Привет, Джамиль!
   – Привет, Анита!
   Он чуть не дотягивал до шести футов, на нем была белая обтягивающая майка-близнец той, что была на Ричарде. Кроме того, Джамиль отрезал ворот, рукава и подол у рубашки, так что его стройная талия и бугры мышц представали во всем великолепии. Белая майка потрясающе смотрелась в контрасте с насыщенным коричневым цветом его кожи. Его волосы были скручены в косички с вплетенными яркими бусинами, и доходили до пояса. Наряд завершали белые тренировочные штаны, и вообще он выглядел так, будто только что вышел из спортзала.
   Последний раз, когда я видела Джамиля, он пытался убить Ричарда.
   – Что ты тут делаешь?
   Даже для меня это прозвучало неприветливо.
   Он улыбнулся, сверкнув зубами.
   – Я помогаю Ричарду.
   – И что?
   – Они разрешили каждому из нас взять с собой прикрытие, и верлеопардов, – сказал Ричард.
   Он говорил, не глядя на меня, рассматривая возвышающийся перед нами в ярких лучах солнца Цирк.
   – У меня не хватает одного верлеопарда и прикрытия, – сказала я.
   Он, наконец, посмотрел на меня. Лицо было замкнутым и ничего не выражало.
   – Я думал, Жан-Клод сказал об этом, а ты просто отказалась от прикрытия.
   – Да я бы в ад с собой взяла подмогу, Ричард. Сам знаешь.
   – Я не виноват, что твой дружок забыл об этом упомянуть.
   – Возможно, он думал, что мне скажешь ты.
   Ричард ответил мне гневным взглядом.
   – Может, ты еще что-нибудь забыл мне сказать?
   – Он только просил тебе передать, что убивать никого нельзя.
   – Он упоминал кого-нибудь конкретного? – спросила я.
   Ричард нахмурился.
   – Вообще-то, да, – и продолжал, старательно картавя, изображая французский акцент, – скажи ма петит, чтобы не убивала Фегнандо, несмотгя на все пговокасии.
   Я против воли скупо улыбнулась.
   – Отлично!
   Джамиль разглядывал меня.
   – Ну и выражения лица, детка. Самая злая маленькая улыбочка из тех, что я видел. Что этот Фернандо тебе сделал?
   – Лично мне – ничего.
   – Он изнасиловал вашу Гери, вторую в стае, – вмешался Зейн.
   Оба вервольфа развернулись к нему, и внезапный порыв враждебности заставил Зейна отступить. Он скакнул за меня, но это не очень помогло, так как его рост превосходил мой на целый фут. Трудно спрятаться за тем, кто тебя ниже.
   – Он изнасиловал Сильви? – спросил Ричард.
   Я кивнула.
   – Его нужно наказать за это, – сказал Ричард.
   Я покачала головой.
   – Я обещала Сильви, что убью его. Что мы убьем их всех.
   – Всех? – переспросил Ричард.
   – Всех, – ответила я.
   Он отвернулся, чтобы не встречаться со мной глазами, и спросил:
   – Сколько?
   – Она сказала мне о двоих. Могло быть и больше, но она еще не готова об этом говорить.
   – Ты уверена, что был не только этот Фернандо? – Ричард посмотрела на меня с надеждой в глазах, будто хотел, чтобы я сказала, что все не так плохо, как кажется.
   – Это было групповое изнасилование, Ричард. Они пыжились от гордости, когда сказали мне об этом.
   – Кто этот второй? – спросил он.
   Он спросил. Я ответила:
   – Лив.
   Он моргнул.
   – Она же женщина.
   – Я в курсе.
   Он уставился на меня.
   – Как?
   Я подняла брови.
   – Ты правда хочешь, чтобы я раскрыла тебе секреты техники?
   Ричард покачал головой, ему явно стало нехорошо. В отличие от Джамиля. Тот встретил мой взгляд, не моргая, его лицо вытянулось в жесткие злые линии.
   – Если они могу захватить и использовать одного из самых сильных наших волков, то угроза стаи для них ничего не значит.
   – И это тоже, – сказала я, – но я не собираюсь убивать кого-то только потому, что страдает репутация стаи.
   – Тогда почему? – спросил Джамиль.
   На секунду я задумалась.
   – Потому что я дала слово. Дотронувшись до нее, они вырыли себе могилы. А я их просто зарою.
   – Почему? – снова спросил Джамиль, – ты же ненавидела Сильви?
   Похоже, мой ответ был очень важен, как будто вопрос значил больше, чем должен был, по крайней мере – для него.
   – Они не смогли ее сломать. Что они только не делали, но не сломали ее. Она могла остановить пытку в любой момент, всего лишь отдав стаю. Но она не сдалась, – я постаралась выразить это словами, – такая преданность и сила заслуживает того же в ответ.
   – Что ты знаешь о преданности? – спросил Ричард.
   – Ну, хватит! – сказала я.
   Я повернулась и ткнула его пальцем в грудь.
   – После того, как спасем Вивиан и Грегори, можем устроить великую драку. Они изнасиловали Сильви. Ты действительно считаешь, что они сделают меньше с двумя оборотнями, у которых, по их мнению, нет альфы, чтобы их защитить?
   Я почти выплевывала слова ему в лицо, у меня перехватило дыхание, так что голос был низкий и сдавленный, иначе я бы заорала.
   – Мы пойдем, вытащим их и отвезем в безопасное место. И только после этого, можешь снова со мной сцепиться. Можешь заматывать нас в свою ревность и ненависть, пока мы не задохнемся. Но в эту самую минуту, у нас есть дело. Понял?
   Он смотрел на меня, пока сердце сделало один или два удара, и почти незаметно кивнул: