Страница:
– Что произошло? – спросила я очень четко, очень спокойно, потому что мне захотелось наорать на него и заставить как можно скорее рассказать, в чем, черт побери, дело.
– Ты можешь подъехать в Университетскую больницу Сент-Луиса?
Это заставило меня собраться.
– Насколько сильно ты ранен?
– Это не я.
Мое сердце прыгнуло к горлу, и я, чуть дыша, выдавила:
– Жан-Клод… И в тот момент, когда я произнесла это, до меня дошло, насколько это глупо. Время было обеденное. Если бы Жан-Клоду понадобился врач, врача бы доставили к нему. Вампиры обычно не разгуливают по врачам днем.
Почему я так беспокоилась о вампире? Так случилось, что я встречалась с ним. Моя семья, верные католики, просто в шоке. А поскольку я сама чувствую себя по этому поводу не очень удобно, мне трудно что-либо придумать в свое оправдание.
– Это не Жан-Клод. Это Натаниель.
– Кто?
Стивен душераздирающе вздохнул.
– Он был одним из людей Габриеля.
Что было еще одним способом сказать, что он верлеопард. Габриель был их альфа, пока я не убила его. Почему я его убила? Большинство ран, которые он мне нанес, уже зажили. Это было одним из преимуществ вампирских меток. У меня уже не оставались такие страшные шрамы, как раньше. Но все же на ягодицах и внизу спины все еще было видно целое скопление бледных полос, почти незаметных, которые навсегда остались мне на память о Габриеле. Напоминание, что его фантазией было изнасиловать меня, заставить выкрикивать его имя, и затем убить. Хотя, зная Габриеля, можно с уверенностью утверждать, что он бы не стал разбираться – умерла ли я уже, или еще нет, – ему бы понравилось в любом случае. Главное, чтоб я была теплая. Большинство ликантропов не признают мертвое мясо.
Я могла рассуждать об этом спокойно, даже про себя. Но мои пальцы скользили вдоль спины, будто я могла чувствовать шрамы через ткань юбки. Мне нужно быть спокойной. Или начнешь кричать, и уже не сможешь остановиться.
– В больнице еще не поняли, что Натаниель оборотень, не так ли? – сказала я.
Он понизил голос:
– Они знают. Он излечивается слишком быстро, так что они заметили.
– Так зачем ты шепчешь?
– Потому что я в холле, говорю по платному телефону.
Послышались звуки, как будто он убрал трубку от лица и сказал в сторону:
– Я закончу через минуту.
И снова мне:
– Нужно, чтобы ты приехала, Анита.
– Зачем?
– Ну, пожалуйста!
– Ты вервольф, Стивен. Что, интересно, ты делаешь, ухаживая за одной из кисок?
– Мое имя было у него в бумажнике на случай чрезвычайных происшествий. Натаниель работает в "Запретном плоде".
– Он стриптизер? – спросила я, потому как он мог быть и официантом, но вряд ли. Жан-Клод владел "Запретным плодом", а он не стал бы разбрасываться оборотнями и не использовать их на сцене. Они были чертовски экзотичны.
– Да.
– Вас двоих нужно подвезти? – похоже, у меня был день для этого.
– И да, и нет… В его голосе прозвучало что-то, что мне совсем не понравилось. Неловкость, напряжение. Стивен никогда не был скрытным. Он не играл в игры. Он просто говорил.
– Как Натаниель был ранен?
Может быть, если задавать правильные вопросы, я получу нужные ответы.
– Клиент попался буйный.
– В клубе?
– Нет. Анита, пожалуйста, у нас нет времени. Приезжай и убедись, чтобы он не уехал отсюда с Зейном.
– Что еще за Зейн, черт возьми?
– Еще один из людей Габриеля. После того, как Габриеля не стало, он сутенерствует. Но он не защищает своих так же, как Габриель. Он не альфа.
– Сутенерствует? Что ты имеешь в виду?
Голос Стивена вдруг стал громче и преувеличенно бодрым:
– Привет, Зейн! Ты еще не видел Натаниеля?
Я не расслышала ответ, только отдаленный шум больничного холла.
– Мне кажется, они бы не хотели его пока отпускать. Он ранен, – сказал Стивен.
Видимо, Зейн подошел очень близко к телефону и к Стивену. Низкий, рокочущий голос ворвался в трубку:
– Он поедет домой тогда, когда я скажу.
В голосе Стивена все отчетливее слышались нотки паники.
– Не думаю, что врачам это понравится.
– А мне плевать. С кем это ты болтаешь?
Его голос было слышно так ясно, что он, должно быть, прижал Стивена к самой стене. Угрожая ему, не говоря ничего особенного.
Рокочущий голос вдруг стал совсем ясным. Он отобрал трубку у Стивена.
– Кто это?
– Анна Блейк, а ты, похоже, Зейн.
Он рассмеялся таким низким смехом, будто у него болело горло.
– Человеческая лупа волков. Ой, как страшно!
Лупа – это слово, которое вервольфы использовали для обозначения спутницы своего вожака. Я была первым человеком, который удостоился такой чести. А сейчас я даже не встречалась больше с их Ульфриком. Мы расстались после того, как на моих глазах он кое-кого съел. Эй, у девушки же должны быть какое-то принципы.
– Габриелю тоже не было страшно. И посмотри, что с ним стало, – сказала я.
Несколько ударов сердца, а Зейн все молчал. Он дышал в трубку, как запыхавшаяся собака, тяжело, но не специально, скорее, у него просто так получалось.
– Натаниель мой. Держись от него подальше.
– А Стивен – не твой, – сказала я.
– Он что, принадлежит тебе?
Мне послышался звук двигающейся одежды. Ощущение движения на другом конце провода, которое мне не понравилось.
– Он тако-о-о-й милый. Ты не пробовала эти сладкие губки? Его длинные светлые волосы не ласкали твою подушку?
Даже не видя, что там происходит, я знала, что он касается Стивена, ласкает его, как говорит.
– Не трогай его, Зейн.
– Уже слишком поздно.
Я сжала трубку и заставила себя звучать спокойно и уверенно:
– Стивен под моей защитой, Зейн. Ты меня понял?
– И что ты сделаешь, чтобы защитить своего ручного волчонка, Анита?
– Тебе бы не хотелось узнать, Зейн. Действительно не хотелось бы.
Он понизил голос до почти болезненного свистящего шепота:
– Ты бы убила меня, чтобы он был в безопасности?
Обычно мне надо хотя бы раз встретить лично того, кому я обещаю его убить, но в этот раз я была близка к тому, чтобы сделать исключение.
– Ага.
Он рассмеялся, низко и нервно.
– Теперь понимаю, почему ты нравилась Габриелю. Такая крутая, такая самоуверенная. Така-а-а-я опас-с-с-ная… – Ты звучишь, как плохая пародия на Габриеля.
Он издал звук, что-то среднее между кошачьим шипением и выдохом.
– Не надо было Стивену вмешиваться.
– Натаниель его друг.
– Я единственный друг, который ему нужен.
– Не думаю.
– Я забираю Натаниеля с собой, Анита. И если Стивен попробует мне помешать, я ему сделаю больно.
– Сделаешь больно Стивену – и я сделаю очень больно тебе.
– Да будет так, – и он повесил трубку.
М-м-мать! Я побежала к джипу. Я была в тридцати минутах от больницы, в двадцати – если хорошенько гнать.
Двадцать минут. Стивен не был доминантом. Он был жертвой. Но так же он был очень верным. Если он решил, что не отпустит Натаниеля с Зейном, то сделает для этого все. Драться он не будет, но вполне может броситься под колеса машины Зейна. А я не сомневаюсь, что Зейн проедет прямо через него. И это лучшее развитие событий. В худшем случае Зейн заберет с собой и Стивена, и Натаниеля. Если Зейн действует по примеру Габриеля, как он утверждает, я бы поставила на сценарий с машиной.
Глава 4
Глава 5
– Ты можешь подъехать в Университетскую больницу Сент-Луиса?
Это заставило меня собраться.
– Насколько сильно ты ранен?
– Это не я.
Мое сердце прыгнуло к горлу, и я, чуть дыша, выдавила:
– Жан-Клод… И в тот момент, когда я произнесла это, до меня дошло, насколько это глупо. Время было обеденное. Если бы Жан-Клоду понадобился врач, врача бы доставили к нему. Вампиры обычно не разгуливают по врачам днем.
Почему я так беспокоилась о вампире? Так случилось, что я встречалась с ним. Моя семья, верные католики, просто в шоке. А поскольку я сама чувствую себя по этому поводу не очень удобно, мне трудно что-либо придумать в свое оправдание.
– Это не Жан-Клод. Это Натаниель.
– Кто?
Стивен душераздирающе вздохнул.
– Он был одним из людей Габриеля.
Что было еще одним способом сказать, что он верлеопард. Габриель был их альфа, пока я не убила его. Почему я его убила? Большинство ран, которые он мне нанес, уже зажили. Это было одним из преимуществ вампирских меток. У меня уже не оставались такие страшные шрамы, как раньше. Но все же на ягодицах и внизу спины все еще было видно целое скопление бледных полос, почти незаметных, которые навсегда остались мне на память о Габриеле. Напоминание, что его фантазией было изнасиловать меня, заставить выкрикивать его имя, и затем убить. Хотя, зная Габриеля, можно с уверенностью утверждать, что он бы не стал разбираться – умерла ли я уже, или еще нет, – ему бы понравилось в любом случае. Главное, чтоб я была теплая. Большинство ликантропов не признают мертвое мясо.
Я могла рассуждать об этом спокойно, даже про себя. Но мои пальцы скользили вдоль спины, будто я могла чувствовать шрамы через ткань юбки. Мне нужно быть спокойной. Или начнешь кричать, и уже не сможешь остановиться.
– В больнице еще не поняли, что Натаниель оборотень, не так ли? – сказала я.
Он понизил голос:
– Они знают. Он излечивается слишком быстро, так что они заметили.
– Так зачем ты шепчешь?
– Потому что я в холле, говорю по платному телефону.
Послышались звуки, как будто он убрал трубку от лица и сказал в сторону:
– Я закончу через минуту.
И снова мне:
– Нужно, чтобы ты приехала, Анита.
– Зачем?
– Ну, пожалуйста!
– Ты вервольф, Стивен. Что, интересно, ты делаешь, ухаживая за одной из кисок?
– Мое имя было у него в бумажнике на случай чрезвычайных происшествий. Натаниель работает в "Запретном плоде".
– Он стриптизер? – спросила я, потому как он мог быть и официантом, но вряд ли. Жан-Клод владел "Запретным плодом", а он не стал бы разбрасываться оборотнями и не использовать их на сцене. Они были чертовски экзотичны.
– Да.
– Вас двоих нужно подвезти? – похоже, у меня был день для этого.
– И да, и нет… В его голосе прозвучало что-то, что мне совсем не понравилось. Неловкость, напряжение. Стивен никогда не был скрытным. Он не играл в игры. Он просто говорил.
– Как Натаниель был ранен?
Может быть, если задавать правильные вопросы, я получу нужные ответы.
– Клиент попался буйный.
– В клубе?
– Нет. Анита, пожалуйста, у нас нет времени. Приезжай и убедись, чтобы он не уехал отсюда с Зейном.
– Что еще за Зейн, черт возьми?
– Еще один из людей Габриеля. После того, как Габриеля не стало, он сутенерствует. Но он не защищает своих так же, как Габриель. Он не альфа.
– Сутенерствует? Что ты имеешь в виду?
Голос Стивена вдруг стал громче и преувеличенно бодрым:
– Привет, Зейн! Ты еще не видел Натаниеля?
Я не расслышала ответ, только отдаленный шум больничного холла.
– Мне кажется, они бы не хотели его пока отпускать. Он ранен, – сказал Стивен.
Видимо, Зейн подошел очень близко к телефону и к Стивену. Низкий, рокочущий голос ворвался в трубку:
– Он поедет домой тогда, когда я скажу.
В голосе Стивена все отчетливее слышались нотки паники.
– Не думаю, что врачам это понравится.
– А мне плевать. С кем это ты болтаешь?
Его голос было слышно так ясно, что он, должно быть, прижал Стивена к самой стене. Угрожая ему, не говоря ничего особенного.
Рокочущий голос вдруг стал совсем ясным. Он отобрал трубку у Стивена.
– Кто это?
– Анна Блейк, а ты, похоже, Зейн.
Он рассмеялся таким низким смехом, будто у него болело горло.
– Человеческая лупа волков. Ой, как страшно!
Лупа – это слово, которое вервольфы использовали для обозначения спутницы своего вожака. Я была первым человеком, который удостоился такой чести. А сейчас я даже не встречалась больше с их Ульфриком. Мы расстались после того, как на моих глазах он кое-кого съел. Эй, у девушки же должны быть какое-то принципы.
– Габриелю тоже не было страшно. И посмотри, что с ним стало, – сказала я.
Несколько ударов сердца, а Зейн все молчал. Он дышал в трубку, как запыхавшаяся собака, тяжело, но не специально, скорее, у него просто так получалось.
– Натаниель мой. Держись от него подальше.
– А Стивен – не твой, – сказала я.
– Он что, принадлежит тебе?
Мне послышался звук двигающейся одежды. Ощущение движения на другом конце провода, которое мне не понравилось.
– Он тако-о-о-й милый. Ты не пробовала эти сладкие губки? Его длинные светлые волосы не ласкали твою подушку?
Даже не видя, что там происходит, я знала, что он касается Стивена, ласкает его, как говорит.
– Не трогай его, Зейн.
– Уже слишком поздно.
Я сжала трубку и заставила себя звучать спокойно и уверенно:
– Стивен под моей защитой, Зейн. Ты меня понял?
– И что ты сделаешь, чтобы защитить своего ручного волчонка, Анита?
– Тебе бы не хотелось узнать, Зейн. Действительно не хотелось бы.
Он понизил голос до почти болезненного свистящего шепота:
– Ты бы убила меня, чтобы он был в безопасности?
Обычно мне надо хотя бы раз встретить лично того, кому я обещаю его убить, но в этот раз я была близка к тому, чтобы сделать исключение.
– Ага.
Он рассмеялся, низко и нервно.
– Теперь понимаю, почему ты нравилась Габриелю. Такая крутая, такая самоуверенная. Така-а-а-я опас-с-с-ная… – Ты звучишь, как плохая пародия на Габриеля.
Он издал звук, что-то среднее между кошачьим шипением и выдохом.
– Не надо было Стивену вмешиваться.
– Натаниель его друг.
– Я единственный друг, который ему нужен.
– Не думаю.
– Я забираю Натаниеля с собой, Анита. И если Стивен попробует мне помешать, я ему сделаю больно.
– Сделаешь больно Стивену – и я сделаю очень больно тебе.
– Да будет так, – и он повесил трубку.
М-м-мать! Я побежала к джипу. Я была в тридцати минутах от больницы, в двадцати – если хорошенько гнать.
Двадцать минут. Стивен не был доминантом. Он был жертвой. Но так же он был очень верным. Если он решил, что не отпустит Натаниеля с Зейном, то сделает для этого все. Драться он не будет, но вполне может броситься под колеса машины Зейна. А я не сомневаюсь, что Зейн проедет прямо через него. И это лучшее развитие событий. В худшем случае Зейн заберет с собой и Стивена, и Натаниеля. Если Зейн действует по примеру Габриеля, как он утверждает, я бы поставила на сценарий с машиной.
Глава 4
Вторая больничная приемная за последние два часа. Денек выдался слишком информативным даже для меня.
Из хороших новостей было только то, что ни одно из ранений не было моим. Из плохих – что это положение вещей могло вот-вот измениться. Альфа или нет, Зейн был оборотнем. А они легко могли переломить через колено слоника средних размеров. Так что заниматься армрестлингом с ним я не собиралась. Я бы не только проиграла, но он бы, вероятно, выдернул бы мне руку и съел ее. Многие ликантропы любили соревноваться и превосходить людей. Но я не была уверена, что Зейна волновали такие мелочи.
И все же я не хотела убивать Зейна, если только мне не придется это сделать. Это не было милосердием. Меня останавливало только то, что он мог заставить меня сделать это на публике. А я не хотела за решетку. Тот факт, что наказание волновало меня больше, чем преступление, кое-что говорил о моих нравственных позициях.
Иногда мне казалось, что я становлюсь социопатом. А иногда я думала, что я уже почти им стала.
В моем оружии всегда были пули в серебряной оболочке. Серебро так же действует на людей, как на многих сверхъестественных тварей. Так что зачем переходить на обычное вооружение? Но несколько месяцев назад мне встретился фейри, который чуть было не убил меня. Серебро на него не действовало, а вот обычные пули – вполне. Так что у меня была запасная обойма и с теми, и с другими патронами. Первые два места в ней занимали обычные пули. Это означало, что у меня есть два выстрела, чтобы образумить Зейна, прежде, чем я начну его убивать. Потому что, без всяких сомнений, если он будет продолжать спорить со мной после того, как получит две Glazer Safety Rounds, от которых будет чертовски больно, даже если умеешь быстро излечиваться, то первая серебряная пуля будет уже не для того, чтобы ранить.
Только войдя в дверь, я поняла, что не знаю фамилии Натаниеля. А фамилия Стивена их найти мне не поможет. Черт.
Холл был забит. Женщины с ревущими младенцами, дети, носящиеся между брошенных стульев, человек с окровавленным бинтом вокруг головы, люди без следов внешних повреждений, уставившиеся в пространство.
Стивена нигде не было.
Крики, звуки разбивающегося стекла, падающего на пол металла. Из дальней двери выбежала санитарка.
– Позовите охрану, быстрее!
Сестра в приемном стала нажимать кнопки на телефоне.
Можете назвать это чутьем, но я готова была поспорить, что знаю, где Зейн и Стивен. Я сунула свое удостоверение сестре.
– Я в составе Группы по Расследованию Противоестественных Случаев. Могу я помочь?
Сестра схватила меня за руку.
– Вы из полиции?
– Я с полицией, да, – уклонение от ответа в лучшем виде. Как гражданское лицо в составе полицейской команды рано или поздно можно научиться это делать.
– Слава тебе, Господи, – и она потащила меня по направлению к шуму.
Я высвободила руку и достала пистолет. Сняв с предохранителя, я направила его в потолок, готовая стрелять.
С обычным вооружением, я бы не целилась в потолок в больнице, где полно больных надо мной, но в случае с Glazer Safety Rounds – их называют "безопасным обходом" не просто так.
Эта часть приемного покоя была как во всех больничных приемных, где я была. С металлических направляющих свисали занавеси, так что пространство можно было разделить на множество маленьких смотровых. Некоторые занавески были задернуты, но пациенты повскакали и через занавески наблюдали представление. Посреди комнаты была стена, так что видно было не много.
Из-за этой стены и вылетел человек в зеленой хирургической одежде. Он врезался в противоположную стену, тяжело по ней сполз и остался лежать очень неподвижно.
Сестра, которая шла со мной, бросилась к нему. То, что было дальше, что разбрасывало врачей, как игрушки, было работой не для целителя. Это было работой для меня. Еще двое в больничной одежде лежали на полу, мужчина и женщина. Женщина была в сознание, глаза широко открыты. Запястье было выгнуто под углом 45 градусов, явно сломано. Она заметила мое удостоверение, прикрепленное к пиджаку.
– Он оборотень. Будьте осторожны.
– Я знаю, кто он, – сказала я и чуть опустила пистолет.
Ее глаза бегали, и это не было от боли.
– Не расстреляйте мне всю травматологию.
– Постараюсь, – сказала я и двинулась дальше.
Зейн вышел в коридор. Я никогда не видела его раньше, но кто еще это мог быть? Он кого-то нес на руках.
Сначала мне показалось, что это женщина, так как этот кто-то обладал длинными, блестящими каштановыми волосами, но потом я обратила внимание на спину и слишком мускулистые плечи, слишком мужественные.
Скорее всего, это был Натаниель. Он легко умещался на руках более высокого мужчины.
Зейн был ростом около шести футов, высокий и стройный. Сверху на нем была только черная кожаная жилетка. Волосы у него были белые, коротко подстриженные по бокам, с длинными прядями наверху.
Он открыл рот и зарычал на меня. У него были здоровенные клыки – верхние и нижние, как у большой кошки.
Мама родная… Я наставила на него ствол и постепенно выдохнула, пока мое тело не стало абсолютно неподвижным и спокойным. Я целилась в линию плеча, над Натаниелем. На таком расстоянии, я бы попала.
– Я скажу всего один раз, Зейн. Отпусти его.
– Он мой! Мой! – он широко шагнул, и я выстрелила.
Пуля развернула его и заставила упасть на колени. Плечо, в которое я попала, перестало работать, и Натаниель выскользнул из его руки. Зейн поднялся на ноги, держа тело Натаниеля здоровой рукой, как куклу. Рана на плече уже стягивалась, как на ускоренной съемке закрывающегося цветка. Зейн мог попытаться прорваться мимо меня, использовать свою скорость, но он этого не сделал. Он просто продолжал идти ко мне, как будто не верил, что я сделаю это. А лучше бы ему поверить.
Вторая пуля попала ему прямо в грудь. Кровь выплеснулась на бледную кожу. Он упал на спину, прогнувшись в позвоночнике, пытаясь дышать через дыру в груди размером с кулак. Я пошла к нему, не бегом, но достаточно быстро.
Я обошла его кругом, вне зоны досягаемости его рук и встала сзади. Плечо, в которое я попала, все еще не действовало, его другая рука попала под Натаниеля. Зейн прерывисто дышал, глядя на меня широко открытыми карими глазами.
– Серебро, Зейн. Остальные пули – серебряные. Я выстрелю тебе в голову, и выбью твои уродские мозги на этот красивый чистый пол.
У него, наконец, получилось выдохнуть:
– Не надо.
Струйка крови потекла по его подбородку.
Я прицелилась ему в лицо, на уровне бровей. Если бы я нажала на курок, с ним было бы покончено. Я стояла и смотрела на этого человека, которого никогда раньше не встречала. Он был молодым, меньше тридцати. И меня заполняла Великая Пустота. Как будто стоишь посреди белого шума. Я не чувствовала ничего. Я не хотела его убивать, но мне было все равно, если бы я убила его. Это не имело для меня никакого значения. Это что-то значило только для него. И я дала этому знанию заполнить мой взгляд. Что я не думаю о том, какой путь выбрать. Я дала увидеть ему это, потому что он был оборотнем, и понял бы, что я хочу ему показать.
Большинство людей бы не поняли. Большинство нормальных, во всяком случае.
Я сказала:
– Ты оставишь Натаниеля в покое. Когда приедет полиция, ты сделаешь все, что они тебе скажут. Без споров, без сопротивления, или я убью тебя. Ты меня понял, Зейн?
– Да, – сказал он, и кровь изо рта потекла сильнее. Он начал плакать. Слезы текли по испачканному кровью лицу.
Слезы? Плохие парни не должны плакать.
– Я так рад, что ты пришла, – сказал он, – я старался заботиться о них, но не смог. Я старался быть Габриелем, но у меня не получилось им стать.
Его плечо уже было в порядке, так что он закрыл лицо рукой, чтобы мы не видели, как он плачет, но его голос был полон слез, так же, как и его кровь.
– Я так рад, что ты пришла к нам, Анита. Я так рад, что мы больше не одни.
Я просто не знала, что сказать. Отрицать то, что я буду их вожаком, было бы глупо, учитывая разбросанные тут и там тела. Если я откажусь, он опять может взбеситься, и мне придется его пристрелить. Я вдруг поняла, почти физически почувствовала, что не хочу его убивать. Было ли дело в слезах? Может быть. Но не только в этом. Я убила их альфа, их защитника, и никогда не задумывалась, что теперь делать остальным верлеопардам.
Мне никогда и в голову не приходило, что у них в стае не было второго, кого-то, кто мог заменить Габриеля. Я в любом случае не могла бы быть их альфа. Я не покрываюсь мехом раз в месяц. Но если я могу удержать Зейна от того, чтобы разорвать еще парочку врачей, то я могу недолго поиграть в эту игру.
К моменту, когда приехала полиция, Зейн уже вылечился. Он баюкал Натаниеля, который все еще был без сознания, как плюшевого мишку, и плакал. Он гладил волосы Натаниеля, и повторял снова и снова:
– Она позаботится о нас. Она позаботится о нас. Она позаботится о нас.
Думаю, «она» – это я. И это было выше моего понимания.
Из хороших новостей было только то, что ни одно из ранений не было моим. Из плохих – что это положение вещей могло вот-вот измениться. Альфа или нет, Зейн был оборотнем. А они легко могли переломить через колено слоника средних размеров. Так что заниматься армрестлингом с ним я не собиралась. Я бы не только проиграла, но он бы, вероятно, выдернул бы мне руку и съел ее. Многие ликантропы любили соревноваться и превосходить людей. Но я не была уверена, что Зейна волновали такие мелочи.
И все же я не хотела убивать Зейна, если только мне не придется это сделать. Это не было милосердием. Меня останавливало только то, что он мог заставить меня сделать это на публике. А я не хотела за решетку. Тот факт, что наказание волновало меня больше, чем преступление, кое-что говорил о моих нравственных позициях.
Иногда мне казалось, что я становлюсь социопатом. А иногда я думала, что я уже почти им стала.
В моем оружии всегда были пули в серебряной оболочке. Серебро так же действует на людей, как на многих сверхъестественных тварей. Так что зачем переходить на обычное вооружение? Но несколько месяцев назад мне встретился фейри, который чуть было не убил меня. Серебро на него не действовало, а вот обычные пули – вполне. Так что у меня была запасная обойма и с теми, и с другими патронами. Первые два места в ней занимали обычные пули. Это означало, что у меня есть два выстрела, чтобы образумить Зейна, прежде, чем я начну его убивать. Потому что, без всяких сомнений, если он будет продолжать спорить со мной после того, как получит две Glazer Safety Rounds, от которых будет чертовски больно, даже если умеешь быстро излечиваться, то первая серебряная пуля будет уже не для того, чтобы ранить.
Только войдя в дверь, я поняла, что не знаю фамилии Натаниеля. А фамилия Стивена их найти мне не поможет. Черт.
Холл был забит. Женщины с ревущими младенцами, дети, носящиеся между брошенных стульев, человек с окровавленным бинтом вокруг головы, люди без следов внешних повреждений, уставившиеся в пространство.
Стивена нигде не было.
Крики, звуки разбивающегося стекла, падающего на пол металла. Из дальней двери выбежала санитарка.
– Позовите охрану, быстрее!
Сестра в приемном стала нажимать кнопки на телефоне.
Можете назвать это чутьем, но я готова была поспорить, что знаю, где Зейн и Стивен. Я сунула свое удостоверение сестре.
– Я в составе Группы по Расследованию Противоестественных Случаев. Могу я помочь?
Сестра схватила меня за руку.
– Вы из полиции?
– Я с полицией, да, – уклонение от ответа в лучшем виде. Как гражданское лицо в составе полицейской команды рано или поздно можно научиться это делать.
– Слава тебе, Господи, – и она потащила меня по направлению к шуму.
Я высвободила руку и достала пистолет. Сняв с предохранителя, я направила его в потолок, готовая стрелять.
С обычным вооружением, я бы не целилась в потолок в больнице, где полно больных надо мной, но в случае с Glazer Safety Rounds – их называют "безопасным обходом" не просто так.
Эта часть приемного покоя была как во всех больничных приемных, где я была. С металлических направляющих свисали занавеси, так что пространство можно было разделить на множество маленьких смотровых. Некоторые занавески были задернуты, но пациенты повскакали и через занавески наблюдали представление. Посреди комнаты была стена, так что видно было не много.
Из-за этой стены и вылетел человек в зеленой хирургической одежде. Он врезался в противоположную стену, тяжело по ней сполз и остался лежать очень неподвижно.
Сестра, которая шла со мной, бросилась к нему. То, что было дальше, что разбрасывало врачей, как игрушки, было работой не для целителя. Это было работой для меня. Еще двое в больничной одежде лежали на полу, мужчина и женщина. Женщина была в сознание, глаза широко открыты. Запястье было выгнуто под углом 45 градусов, явно сломано. Она заметила мое удостоверение, прикрепленное к пиджаку.
– Он оборотень. Будьте осторожны.
– Я знаю, кто он, – сказала я и чуть опустила пистолет.
Ее глаза бегали, и это не было от боли.
– Не расстреляйте мне всю травматологию.
– Постараюсь, – сказала я и двинулась дальше.
Зейн вышел в коридор. Я никогда не видела его раньше, но кто еще это мог быть? Он кого-то нес на руках.
Сначала мне показалось, что это женщина, так как этот кто-то обладал длинными, блестящими каштановыми волосами, но потом я обратила внимание на спину и слишком мускулистые плечи, слишком мужественные.
Скорее всего, это был Натаниель. Он легко умещался на руках более высокого мужчины.
Зейн был ростом около шести футов, высокий и стройный. Сверху на нем была только черная кожаная жилетка. Волосы у него были белые, коротко подстриженные по бокам, с длинными прядями наверху.
Он открыл рот и зарычал на меня. У него были здоровенные клыки – верхние и нижние, как у большой кошки.
Мама родная… Я наставила на него ствол и постепенно выдохнула, пока мое тело не стало абсолютно неподвижным и спокойным. Я целилась в линию плеча, над Натаниелем. На таком расстоянии, я бы попала.
– Я скажу всего один раз, Зейн. Отпусти его.
– Он мой! Мой! – он широко шагнул, и я выстрелила.
Пуля развернула его и заставила упасть на колени. Плечо, в которое я попала, перестало работать, и Натаниель выскользнул из его руки. Зейн поднялся на ноги, держа тело Натаниеля здоровой рукой, как куклу. Рана на плече уже стягивалась, как на ускоренной съемке закрывающегося цветка. Зейн мог попытаться прорваться мимо меня, использовать свою скорость, но он этого не сделал. Он просто продолжал идти ко мне, как будто не верил, что я сделаю это. А лучше бы ему поверить.
Вторая пуля попала ему прямо в грудь. Кровь выплеснулась на бледную кожу. Он упал на спину, прогнувшись в позвоночнике, пытаясь дышать через дыру в груди размером с кулак. Я пошла к нему, не бегом, но достаточно быстро.
Я обошла его кругом, вне зоны досягаемости его рук и встала сзади. Плечо, в которое я попала, все еще не действовало, его другая рука попала под Натаниеля. Зейн прерывисто дышал, глядя на меня широко открытыми карими глазами.
– Серебро, Зейн. Остальные пули – серебряные. Я выстрелю тебе в голову, и выбью твои уродские мозги на этот красивый чистый пол.
У него, наконец, получилось выдохнуть:
– Не надо.
Струйка крови потекла по его подбородку.
Я прицелилась ему в лицо, на уровне бровей. Если бы я нажала на курок, с ним было бы покончено. Я стояла и смотрела на этого человека, которого никогда раньше не встречала. Он был молодым, меньше тридцати. И меня заполняла Великая Пустота. Как будто стоишь посреди белого шума. Я не чувствовала ничего. Я не хотела его убивать, но мне было все равно, если бы я убила его. Это не имело для меня никакого значения. Это что-то значило только для него. И я дала этому знанию заполнить мой взгляд. Что я не думаю о том, какой путь выбрать. Я дала увидеть ему это, потому что он был оборотнем, и понял бы, что я хочу ему показать.
Большинство людей бы не поняли. Большинство нормальных, во всяком случае.
Я сказала:
– Ты оставишь Натаниеля в покое. Когда приедет полиция, ты сделаешь все, что они тебе скажут. Без споров, без сопротивления, или я убью тебя. Ты меня понял, Зейн?
– Да, – сказал он, и кровь изо рта потекла сильнее. Он начал плакать. Слезы текли по испачканному кровью лицу.
Слезы? Плохие парни не должны плакать.
– Я так рад, что ты пришла, – сказал он, – я старался заботиться о них, но не смог. Я старался быть Габриелем, но у меня не получилось им стать.
Его плечо уже было в порядке, так что он закрыл лицо рукой, чтобы мы не видели, как он плачет, но его голос был полон слез, так же, как и его кровь.
– Я так рад, что ты пришла к нам, Анита. Я так рад, что мы больше не одни.
Я просто не знала, что сказать. Отрицать то, что я буду их вожаком, было бы глупо, учитывая разбросанные тут и там тела. Если я откажусь, он опять может взбеситься, и мне придется его пристрелить. Я вдруг поняла, почти физически почувствовала, что не хочу его убивать. Было ли дело в слезах? Может быть. Но не только в этом. Я убила их альфа, их защитника, и никогда не задумывалась, что теперь делать остальным верлеопардам.
Мне никогда и в голову не приходило, что у них в стае не было второго, кого-то, кто мог заменить Габриеля. Я в любом случае не могла бы быть их альфа. Я не покрываюсь мехом раз в месяц. Но если я могу удержать Зейна от того, чтобы разорвать еще парочку врачей, то я могу недолго поиграть в эту игру.
К моменту, когда приехала полиция, Зейн уже вылечился. Он баюкал Натаниеля, который все еще был без сознания, как плюшевого мишку, и плакал. Он гладил волосы Натаниеля, и повторял снова и снова:
– Она позаботится о нас. Она позаботится о нас. Она позаботится о нас.
Думаю, «она» – это я. И это было выше моего понимания.
Глава 5
Стивен лежал на узкой больничной кровати. Его волнистые светлые волосы были длиннее, чем у меня, и расстилались по всей подушке. Резкие красные и розовые шрамы расчерчивали его нежное лицо. Он выглядел так, будто его швырнули в окно, что в действительности и произошло. Стивен, который весил всего фунтов на 20 больше меня, настаивал на своем. В результате Зейн бросил его в стекло с металлической сеткой. Это как кинуть кого-то через металлическую терку для сыра. Если бы ему под руку попался человек, он был бы мертв.
Даже Стивену досталось, и серьезно. Но он исцелялся. На самом деле я не могла уследить, как пропадают шрамы. Будто наблюдаешь, как распускается цветок: знаешь, что это происходит, но никак не можешь уловить.
Я отводила глаза, затем смотрела на него, и не находила еще одного шрама. Это чертовски нервировало.
Натаниель лежал на другой кровати. Его волосы были еще длиннее, чем у Стивена. Готова была поспорить, что до пояса. Хотя трудно судить, так как видела я его только лежащим. Волосы были темно-рыжие, почти каштановые, но не совсем. Это был глубокий, насыщенный цвет красного дерева. Они лежали на белых простынях, как тонкая и блестящая звериная шкура.
Он был красив скорее женской красотой, и в нем вряд ли было больше 5 футов 6 дюймов роста. Волосы только добавляли в его облик женственности. Но плечи у него были непропорционально широкие, отчасти – накачанные, отчасти – от природы. У него были великолепные плечи, но для того, кто хотя бы на полфута выше. Ему должно было быть не меньше восемнадцати, чтобы работать стриптизером в "Запретном плоде".
Его лицо было тонким, линии слишком плавными. Может, восемнадцать ему уже и исполнилось, но вряд ли больше. Возможно, когда-нибудь он дорастет до своих плеч.
Мы были в отдельной палате, в специальном изолированном крыле. Это этаж, который многие больницы отводят для ликантропов, вампиров и других противоестественных граждан. Для всех, кто кажется им опасным. Зейн мог бы быть опасным. Но копы скрутили его и увезли, когда раны уже почти зажили. Его плоть вытолкнула мои пули на пол, как отторгнутые ткани организма. Я не думала, что нам нужен изолятор для Стивена и Натаниеля. Я могла ошибаться на счет Натаниеля, но не думаю. Я доверяла мнению Стивена.
Натаниель так и не пришел в сознание. Я расспросила врачей про его ранения, и они мне все рассказали, так как все еще думали, что я из полиции, и спасла их задницы. Благодарность – великая вещь.
Кто-то практически выпотрошил Натаниеля. Я не имею в виду – просто вспорол ему живот. Этот кто-то вспорол его и дал его внутренностям вывалиться на пол. Так же у него были сильные повреждения и других частей тела. Над ним сексуально надругались. Конечно, занимаясь проституцией, будь готов к насилию. Все что надо сделать – сказать «нет». Скорее всего, сначала было насилие, а затем они хотели убить его. Это было слегка менее отвратительно в таком порядке. Слегка.
На запястьях и лодыжках у него были отметины, как будто он был скован. Кровоподтеки были такие, будто он вырывался, а раны не заживали. Это означало, что они использовали цепи с высоким содержанием серебра, которые не только держат, но и причиняют боль. Кто бы это ни сделал с ним, они знали о том, что им попался ликантроп. Они подготовились. Что заставляет задаться очень интересными вопросами.
Стивен говорил, что Габриель был сутенером. Я понимала, почему людям нравилась такая экзотика, как верлеопарды. Я знала так же, что существует садомазохизм. Оборотни могли выдержать чертовски много боли. Так что такой вариант имел смысл. Но это было за рамками сексуальных игр. Я не видела ничего настолько жестокого, если не считать дел о серийных убийствах.
Я не могла оставить их одних, без защиты. Даже если не брать в расчет сексуальных извращенцев, нельзя было забывать про верлеопардов. Хоть Зейн и целовал в слезах мне ноги, есть и другие. Пока у них нет порядка в стае, нет альфа, им некому велеть оставить Натаниеля в покое. Настоящих леопардов обычно не волнует, кто главный. У них нет стаи, но обротни – не звери, они люди. А это означает, что как бы ни была сильна и проста их звериная часть, человеческая половина всегда найдет способ все испортить. Раз Габриель не сдерживал своих людей, то я не могла быть уверена, что они не придут и не постараются опять забрать Натаниеля. Габриель был просто больным котенком, да и Зейн не произвел на меня особого впечатления.
Кого в этом случае надо звать для подкрепления? Местную стаю вервольфов, конечно. Стивен был членом стаи. Они должны его защитить.
В дверь постучали. Я достала браунинг и положила на колени под журнал, который читала. Мне удалось найти старый номер "National Wildlife" со статьей про медведей. Журнал прекрасно скрывал пистолет.
– Кто там?
– Это Ирвинг.
– Заходи.
Я не убрала браунинг, на случай, если кто-нибудь попытается войти, втолкнув его в комнату перед собой.
Ирвинг был вервольфом и репортером. Для репортера он был неплохим парнем, но не таким осторожным, как я. Когда увижу, что он один, тогда уберу пистолет.
Ирвинг открыл дверь, улыбаясь. Его курчавые каштановые волосы обрамляли голову, как нимб, с круглой блестящей лысиной посередине. На маленьком носу сидели очки. Он был невысокого роста и производил впечатление кругленького, но не толстого. Он выглядел как угодно, но не как большой злой серый волк. Он так же не был похож на репортера, что было одной из причин, почему у него получались отменные интервью, но и поэтому же он всегда оставался за камерой. Он работал на St. Louis Post-Dispatch, и много раз брал интервью у меня.
Он закрыл за собой дверь. Я достала из-под журнала пистолет, и его глаза расширились.
Он сказал тихо, но не шепотом:
– Как Стивен?
– Как ты сюда попал? У двери должна быть охрана.
– Боже, Блейк, я тоже рад тебя видеть!
– Не шути со мной, Ирвинг. За дверью должен быть коп.
– Он болтает с очень хорошенькой сестричкой за столом.
– Черт побери!
Я не настоящий полицейский, так что я не могла выйти и построить охрану, но это было так соблазнительно.
В правительственных кругах давно муссировали закон о том, чтобы придать охотникам на вампиров статус федеральных агентов. Иногда я думала, что это плохая идея. Иногда – наоборот.
– Расскажи мне быстренько, пока меня не выгнали. Как Стивен?
Я в общих словах рассказала, что произошло.
– Тебя не волнует состояние Натаниеля?
Ирвинг замялся.
– Ты знаешь, что де факто Сильви сейчас вожак стаи, пока Ричард уехал из города работать над диссертацией?
Я вздохнула.
– Нет, я не знала.
– Я знаю, что вы не разговаривали с Ричардом с тех пор, как расстались, но я думал, кто-нибудь другой об этом упомянул.
– Остальные волки обходят меня стороной так же осторожно, как смерть. Никто не разговаривает со мной о Ричарде, Ирвинг. Сдается мне, он запретил им общаться со мной.
– Насколько я знаю, нет.
– Удивительно, что ты пришел сюда не затем, чтобы сделать статью.
– Я не могу писать об этом, Анита. Это слишком близко к дому.
– Потому что ты знаешь Стивена?
– Потому что все это про оборотней, а я простой обычный репортер.
– Ты действительно думаешь, что потеряешь работу, если они узнают?
– Работу, черт… А что скажет моя мама?
Я улыбнулась.
– Значит, ты не можешь побыть телохранителем.
Он нахмурился.
– Ты знаешь, я не думал об этом. Раньше, когда член стаи был ранен, и это нельзя было скрыть от общественности, Райна обычно всегда мчалась на выручку. После ее смерти, я не думаю, что у нас есть альфа, которые не скрывают, кто они на самом деле. Никого, кому бы я доверил охранять Стивена, во всяком случае.
Райна была спутницей вожака стаи до того, как эта «должность» перешла ко мне. Формально, предыдущая лупа не должна была умирать, чтобы уступить свое место – в отличие от Ульфрика, Вожака. Но Райна была любовницей Габриеля. У них были общие интересы, типа съемок порнографии с оборотнями и людьми в главных ролях. Она была за камерой, когда Габриель пытался меня изнасиловать. О, да, Райна определенно доставила мне удовольствие прокомпостировать ее билет.
– Ты уже второй раз игнорируешь Натаниеля, – сказала я, – в чем дело, Ирвинг?
– Я же сказал – Сильви у нас главная, пока не вернется Ричард.
– И что?
– Она запретила нам в любых видах помогать верлеопардам.
– Почему?
– Райна много использовала верлеопардов в своей порнушке, вместе с волками.
– Я видела один из фильмов. И меня он не впечатлил. Отвратительно, но не впечатляюще.
Ирвинг смотрел на меня очень серьезно.
– Она так же позволяла Габриелю и остальным кошкам наказывать непослушных членов стаи.
– Наказывать? – переспросила я.
Ирвинг кивнул.
– Сильви была одной из тех, кого наказывали, и больше, чем один раз. Она их всех ненавидит, Анита. Если бы Ричард не запретил этого, она бы вместе со стаей охотилась бы на леопардов и перебила бы их всех.
– Я видела, какие игры Габриель и Райна считали веселыми. Думаю, в этом я на стороне Сильви.
– Вы сделали за нас работу, ты и Ричард. Ричард убил Маркуса и теперь он Ульфрик, вожак стаи. Ты убила Райну, и теперь ты наша лупа.
Даже Стивену досталось, и серьезно. Но он исцелялся. На самом деле я не могла уследить, как пропадают шрамы. Будто наблюдаешь, как распускается цветок: знаешь, что это происходит, но никак не можешь уловить.
Я отводила глаза, затем смотрела на него, и не находила еще одного шрама. Это чертовски нервировало.
Натаниель лежал на другой кровати. Его волосы были еще длиннее, чем у Стивена. Готова была поспорить, что до пояса. Хотя трудно судить, так как видела я его только лежащим. Волосы были темно-рыжие, почти каштановые, но не совсем. Это был глубокий, насыщенный цвет красного дерева. Они лежали на белых простынях, как тонкая и блестящая звериная шкура.
Он был красив скорее женской красотой, и в нем вряд ли было больше 5 футов 6 дюймов роста. Волосы только добавляли в его облик женственности. Но плечи у него были непропорционально широкие, отчасти – накачанные, отчасти – от природы. У него были великолепные плечи, но для того, кто хотя бы на полфута выше. Ему должно было быть не меньше восемнадцати, чтобы работать стриптизером в "Запретном плоде".
Его лицо было тонким, линии слишком плавными. Может, восемнадцать ему уже и исполнилось, но вряд ли больше. Возможно, когда-нибудь он дорастет до своих плеч.
Мы были в отдельной палате, в специальном изолированном крыле. Это этаж, который многие больницы отводят для ликантропов, вампиров и других противоестественных граждан. Для всех, кто кажется им опасным. Зейн мог бы быть опасным. Но копы скрутили его и увезли, когда раны уже почти зажили. Его плоть вытолкнула мои пули на пол, как отторгнутые ткани организма. Я не думала, что нам нужен изолятор для Стивена и Натаниеля. Я могла ошибаться на счет Натаниеля, но не думаю. Я доверяла мнению Стивена.
Натаниель так и не пришел в сознание. Я расспросила врачей про его ранения, и они мне все рассказали, так как все еще думали, что я из полиции, и спасла их задницы. Благодарность – великая вещь.
Кто-то практически выпотрошил Натаниеля. Я не имею в виду – просто вспорол ему живот. Этот кто-то вспорол его и дал его внутренностям вывалиться на пол. Так же у него были сильные повреждения и других частей тела. Над ним сексуально надругались. Конечно, занимаясь проституцией, будь готов к насилию. Все что надо сделать – сказать «нет». Скорее всего, сначала было насилие, а затем они хотели убить его. Это было слегка менее отвратительно в таком порядке. Слегка.
На запястьях и лодыжках у него были отметины, как будто он был скован. Кровоподтеки были такие, будто он вырывался, а раны не заживали. Это означало, что они использовали цепи с высоким содержанием серебра, которые не только держат, но и причиняют боль. Кто бы это ни сделал с ним, они знали о том, что им попался ликантроп. Они подготовились. Что заставляет задаться очень интересными вопросами.
Стивен говорил, что Габриель был сутенером. Я понимала, почему людям нравилась такая экзотика, как верлеопарды. Я знала так же, что существует садомазохизм. Оборотни могли выдержать чертовски много боли. Так что такой вариант имел смысл. Но это было за рамками сексуальных игр. Я не видела ничего настолько жестокого, если не считать дел о серийных убийствах.
Я не могла оставить их одних, без защиты. Даже если не брать в расчет сексуальных извращенцев, нельзя было забывать про верлеопардов. Хоть Зейн и целовал в слезах мне ноги, есть и другие. Пока у них нет порядка в стае, нет альфа, им некому велеть оставить Натаниеля в покое. Настоящих леопардов обычно не волнует, кто главный. У них нет стаи, но обротни – не звери, они люди. А это означает, что как бы ни была сильна и проста их звериная часть, человеческая половина всегда найдет способ все испортить. Раз Габриель не сдерживал своих людей, то я не могла быть уверена, что они не придут и не постараются опять забрать Натаниеля. Габриель был просто больным котенком, да и Зейн не произвел на меня особого впечатления.
Кого в этом случае надо звать для подкрепления? Местную стаю вервольфов, конечно. Стивен был членом стаи. Они должны его защитить.
В дверь постучали. Я достала браунинг и положила на колени под журнал, который читала. Мне удалось найти старый номер "National Wildlife" со статьей про медведей. Журнал прекрасно скрывал пистолет.
– Кто там?
– Это Ирвинг.
– Заходи.
Я не убрала браунинг, на случай, если кто-нибудь попытается войти, втолкнув его в комнату перед собой.
Ирвинг был вервольфом и репортером. Для репортера он был неплохим парнем, но не таким осторожным, как я. Когда увижу, что он один, тогда уберу пистолет.
Ирвинг открыл дверь, улыбаясь. Его курчавые каштановые волосы обрамляли голову, как нимб, с круглой блестящей лысиной посередине. На маленьком носу сидели очки. Он был невысокого роста и производил впечатление кругленького, но не толстого. Он выглядел как угодно, но не как большой злой серый волк. Он так же не был похож на репортера, что было одной из причин, почему у него получались отменные интервью, но и поэтому же он всегда оставался за камерой. Он работал на St. Louis Post-Dispatch, и много раз брал интервью у меня.
Он закрыл за собой дверь. Я достала из-под журнала пистолет, и его глаза расширились.
Он сказал тихо, но не шепотом:
– Как Стивен?
– Как ты сюда попал? У двери должна быть охрана.
– Боже, Блейк, я тоже рад тебя видеть!
– Не шути со мной, Ирвинг. За дверью должен быть коп.
– Он болтает с очень хорошенькой сестричкой за столом.
– Черт побери!
Я не настоящий полицейский, так что я не могла выйти и построить охрану, но это было так соблазнительно.
В правительственных кругах давно муссировали закон о том, чтобы придать охотникам на вампиров статус федеральных агентов. Иногда я думала, что это плохая идея. Иногда – наоборот.
– Расскажи мне быстренько, пока меня не выгнали. Как Стивен?
Я в общих словах рассказала, что произошло.
– Тебя не волнует состояние Натаниеля?
Ирвинг замялся.
– Ты знаешь, что де факто Сильви сейчас вожак стаи, пока Ричард уехал из города работать над диссертацией?
Я вздохнула.
– Нет, я не знала.
– Я знаю, что вы не разговаривали с Ричардом с тех пор, как расстались, но я думал, кто-нибудь другой об этом упомянул.
– Остальные волки обходят меня стороной так же осторожно, как смерть. Никто не разговаривает со мной о Ричарде, Ирвинг. Сдается мне, он запретил им общаться со мной.
– Насколько я знаю, нет.
– Удивительно, что ты пришел сюда не затем, чтобы сделать статью.
– Я не могу писать об этом, Анита. Это слишком близко к дому.
– Потому что ты знаешь Стивена?
– Потому что все это про оборотней, а я простой обычный репортер.
– Ты действительно думаешь, что потеряешь работу, если они узнают?
– Работу, черт… А что скажет моя мама?
Я улыбнулась.
– Значит, ты не можешь побыть телохранителем.
Он нахмурился.
– Ты знаешь, я не думал об этом. Раньше, когда член стаи был ранен, и это нельзя было скрыть от общественности, Райна обычно всегда мчалась на выручку. После ее смерти, я не думаю, что у нас есть альфа, которые не скрывают, кто они на самом деле. Никого, кому бы я доверил охранять Стивена, во всяком случае.
Райна была спутницей вожака стаи до того, как эта «должность» перешла ко мне. Формально, предыдущая лупа не должна была умирать, чтобы уступить свое место – в отличие от Ульфрика, Вожака. Но Райна была любовницей Габриеля. У них были общие интересы, типа съемок порнографии с оборотнями и людьми в главных ролях. Она была за камерой, когда Габриель пытался меня изнасиловать. О, да, Райна определенно доставила мне удовольствие прокомпостировать ее билет.
– Ты уже второй раз игнорируешь Натаниеля, – сказала я, – в чем дело, Ирвинг?
– Я же сказал – Сильви у нас главная, пока не вернется Ричард.
– И что?
– Она запретила нам в любых видах помогать верлеопардам.
– Почему?
– Райна много использовала верлеопардов в своей порнушке, вместе с волками.
– Я видела один из фильмов. И меня он не впечатлил. Отвратительно, но не впечатляюще.
Ирвинг смотрел на меня очень серьезно.
– Она так же позволяла Габриелю и остальным кошкам наказывать непослушных членов стаи.
– Наказывать? – переспросила я.
Ирвинг кивнул.
– Сильви была одной из тех, кого наказывали, и больше, чем один раз. Она их всех ненавидит, Анита. Если бы Ричард не запретил этого, она бы вместе со стаей охотилась бы на леопардов и перебила бы их всех.
– Я видела, какие игры Габриель и Райна считали веселыми. Думаю, в этом я на стороне Сильви.
– Вы сделали за нас работу, ты и Ричард. Ричард убил Маркуса и теперь он Ульфрик, вожак стаи. Ты убила Райну, и теперь ты наша лупа.