Гамильтон Лорел. Всесожжение

   На этот раз – больница, и я испугалась, что Рэйнольдз мне только приснилась, и что на самом деле она была мертва. Рядом с моей кроватью, откинув голову, сидел Ларри – он или спал, или отрубился от обезболивающих. Я решила рассматривать его присутствие, как подтверждение того, что Рэйнольдз не была моей галлюцинацией. Если бы его конфетка погибла, не думаю, что он стал бы сидеть здесь, и тем более – дрыхнуть.
   Он моргнул, просыпаясь и пытаясь сфокусировать взгляд, думаю, от лекарств.
   – Ты как?
   – Это ты мне скажи.
   Он улыбнулся, попытался встать и глубоко вздохнул перед тем, как у него это получилось.
   – Если бы я не был ранен, я бы сейчас помогал Тэмми спасать вампов.
   Что-то глубоко у меня в груди расслабилось.
   – Значит, она жива. Я думала, она мне приснилась.
   Он опять моргнул.
   – Ага, жива. И Рен тоже.
   – Как? – спросила я.
   Он ухмыльнулся.
   – Вампир, известный под именем Странник, похоже, имеет способность захватывать тела других вампов. Короче, он сказал, что представляет их совет, и прибыл нам помочь. Сказал, что ты обратилась к нему за помощью.
   Говоря это, Ларри разглядывал меня, и он так старался заставить меня говорить правду, что из его глаз постепенно вымывались последние следы лекарств.
   – Так и есть, – сказала я.
   – Он захватил тело вампа, который бросился на Тэмми и Рена. Он их просто спас. Она запихнула руку вампу в пасть, так что рука сломана, но она поправится.
   – А как там Рен?
   – В порядке, но он очень расстроен из-за Таккер.
   – У нее не получилось, – сказала я.
   Он покачал головой.
   – Ее разорвали почти пополам. Все, что не давало ей развалиться на половинки – костюм.
   – Так что тебе не пришлось ее протыкать, – сказала я.
   – Вампы сделали все сами, – сказал он. – Они вынесли оттуда тело Таккер, но не тех вампов, которых сделала ты. Они все еще там.
   Я посмотрела на него.
   – Дай, угадаю – пол обвалился, так?
   – Меньше, чем через пять минут после того, как вынесли тело Таккер, а тебя уложили на травку, все обрушилось. Тело, которое использовал Странник, начало гореть. Я еще ни разу не видел, как они горят. Впечатляюще, и страшно. Этого вампа засыпало. Они не могли откопать его до темноты, так как он опять бы загорелся. И когда они только собирались начинать, он выкопался сам.
   – Он на кого-нибудь набросился? – спросила я.
   Ларри покачал головой.
   – Он был совсем спокойный.
   – Ты там был?
   – Ага.
   Я не стала делать замечаний. Какой смысл беспокоиться о том, что могло случиться, если бы вампир озверел, выцарапываясь на свободу. Также, я задумалась над тем, что Странник не мог переносить солнечного света, а Уоррик – мог. Терпимость к солнечному свету, даже совсем слабому и рассеянному, был одним из самых редких талантов среди ходячих мертвецов. Или, возможно, Уоррик был прав.
   Возможно, это была Божья благодать. Кто я такая, чтобы судить?
   – У меня разыгралось воображение, или ты двигаешься уже лучше, и болит меньше? – спросила я.
   – Пошли вторые сутки. Начинаю поправляться.
   – Прости, что ты сказал? – переспросила я.
   – Ты была в отключке больше суток. Сейчас вечер воскресенья.
   – Черт, – сказала я мрачно.
   Встречался ли уже Жан-Клод с советом без меня? Состоялся ли уже этот их «ужин», что бы это ни означало?
   – Черт, – повторила я.
   Нахмурившись, он сказал:
   – У меня есть для тебя послание от Странника. Скажешь, почему ты вдруг так испугалась, и я тебе его передам.
   – Давай без этого, Ларри, пожалуйста.
   Он нехотя ответил:
   – Ужин отложили, пока ты не будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы присутствовать.
   Я откинулась на подушки и не смогла удержаться, чтобы не выразить лицом, да и всем телом, великое облегчение.
   – Что, черт возьми, происходит, Анита?
   Может, дело в сотрясении мозга. Может – в том, что я не могла врать Ларри прямо в лицо. Что бы это ни было, я рассказала ему все, как есть. Все. Рассказала о Ричарде и метках. Он знал об этом, но не то, что я сама обнаружила не так давно. Я не упомянула всего несколько вещей, но не так много. Когда я замолчала, он так и остался сидеть на стуле в изумлении.
   – Ну, скажи что-нибудь.
   Он потряс головой.
   – Пресвятая Богородица, даже не знаю, с чего начать. Жан-Клод при поддержке Странника вчера вечером провел пресс-конференцию. Они говорили о союзе вампира и человека перед лицом ужасающих событий.
   – В чьем теле был Странник? – спросила я.
   Ларри поежился.
   – Это одна из самых жутких вампирских возможностей, которые я видел. Он пользовался вампом из Церкви Малкольма. Сам Малкольм тоже был на пресс-конференции. Странник воспользовался своей силой, чтобы спасти остальных вампов, включая Малкольма.
   – Кто был представителем, когда взошло солнце? – спросила я.
   – Бальтазар, его человек-слуга.
   – Бальтазар – слуга для общественности, вот это – жутко, – сказала я.
   Ларри снова нахмурился.
   – Он сказал, что у него есть штучка для рыжеволосых мальчишек. Это он так шутил?
   Я рассмеялась, и из-за этого у меня начала болеть голова. Я вдруг заметила нарастающую головную боль, словно она все это время была со мной, но просто пряталась за лекарства. Современная фармакология, и никакой замены.
   – Может, и не шутил, но не волнуйся. В меню ты не включен.
   – А кто включен? – быстро спросил Ларри.
   – Пока не знаю. Дольф узнал, кто стоит за этими поджогами?
   – Да, – ответил он, будто одного слова было достаточно.
   – Ну, так рассказывай, или я вылезу из постели и сделаю тебе больно.
   – Это были "Человек Превыше Всего". Утром полиция устроила облаву в их штаб-квартирах, арестовано большинство лидеров.
   – Вот и чудесно.
   Я нахмурилась, от чего голова заболела еще чуть сильнее, потом закрыла глаза и сказала.
   – Откуда ЧПВ узнали, где располагаются все наши монстры? У них частные дома, скрытые дневные убежища. Уж обо всех они знать не могли.
   Я услышала, что открывается дверь, и затем – голос Дольфа:
   – Среди вампиров нашелся предатель.
   – Хай, Дольф!
   – Сама хай. Приятно видеть тебя в сознании.
   – Приятно быть в сознании, – сказала я. – Так что за предатель?
   – Помнишь Викки Пирс, и ее маленькое представление во "Всесожжении"?
   – Помню.
   – У нее был бойфренд из ЧПВ. На втором допросе она его выдала.
   – Как вам удалось ее расколоть?
   – Похоже, ей просто заплатили за этот небольшой спектакль. Мы пригрозили предъявить ей обвинение в нападении и попытке преднамеренного убийства. Так что она рассыпалась, как дешевый карточный домик.
   – А что связывало маленькую Мисс Голубые Невинные Глазки с предателем из вампиров?
   – Она встречалась с Гарри, барменом и совладельцем "Всесожжения".
   Эта новость сбила меня с толку.
   – Зачем ему было устраивать представление у себя? Он же подставлялся?
   – Ее человеческий бойфренд хотел ей за это заплатить. А она в свою очередь не хотела, чтобы он узнал, что она встречается с Гарри. Гарри согласился, так как решил, что будет забавно, если его кабак останется единственным заведением вампов, которое не разгромили фанатики.
   – Так значит, Гарри знал, для чего ей информация? – спросила я.
   Я не могла поверить, что вампир мог такое сотворить, тем более такой старый, как Гарри.
   – Он знал. Но отказался от денег, – сказал Дольф.
   – Почему?
   – Когда найдем – спросим.
   – Давай угадаю. Он исчез.
   Дольф кивнул.
   – Только не говори своему дружку, Анита.
   – Возможно, вампиры сейчас могут быть единственной надеждой на то, что Гарри поймают.
   – Да, только вернут ли они его нам, или сразу прикончат?
   Я отвела взгляд, чтобы не встречаться с ним глазами.
   – Озвереют они – это точно.
   – И я не могу их за это винить, но я хочу заполучить его живого, Анита. Он нужен мне живым.
   – Зачем?
   – Мы поймали еще не всех активистов из ЧПВ. Не хочу, чтобы они улизнули и приготовили нам еще какой-нибудь мерзкий сюрприз.
   – У тебя есть Викки. Она разве не заговорила?
   – Она потребовала адвоката, и в результате у нее внезапно начала прогрессировать амнезия.
   – Черт возьми.
   – Он нам нужен, чтобы узнать, что за последняя большая подлянка нас ожидает.
   – Но найти вы его не можете, – сказала я.
   – Именно так.
   – И ты не хочешь, чтобы я говорила Жан-Клоду.
   – Дай нам сутки, чтобы определить его местоположение. Если не получится, тогда можешь рассказывать все вампам. Но до того, как они его убьют, постарайся вытащить из него информацию.
   – Ты так говоришь, будто я буду при этом присутствовать, – заметила я.
   Дольф ответил мне только взглядом.
   На этот раз я встретилась с ним глазами.
   – Я не убиваю для Жан-Клода, несмотря на то, что говорят слухи.
   – Хотелось бы верить, Анита. Ты представления не имеешь, как мне бы хотелось в это верить.
   Я легла на подушки.
   – Можешь верить в то, что нравится. В конце концов, так и есть.
   Не сказав больше ни слова, он вышел, словно то, как он хотел ответить, было слишком больно, слишком окончательно. Дольф расталкивал нас, отталкивал меня. Я начинала волноваться, что он будет продолжать это делать, пока мы не окажемся действительно далеко друг от друга. Мы, может, и будем вместе работать, но перестанем быть друзьями. Головная боль стала еще сильнее, и уже не только потому, что действие лекарств заканчивалось.

Глава 48

   Мне выдали карантинное свидетельство. Доктора были в изумлении от скорости, с которой я поправлялась. Если бы они только знали… Ближе к вечеру позвонил Пит МакКиннон. Он обнаружил, что в Нью-Орлеане и Сан-Франциско были устроены поджоги с почерком нашего «светляка». Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, почему важны именно эти города. Вспомнив, я спросила:
   – А как насчет Бостона?
   – Нет, в Бостоне пожаров не было. А что?
   Не думаю, что он поверил, когда я ответила «ничего», но в отличие от Дольфа, настаивать не стал. Я еще не была готова ткнуть пальцем в Совет Вампиров. То, что загадочные пожары были как раз в тех городах, которые они посетили, еще ни о чем не говорило. В Бостоне пожаров не было. И то, что как раз сейчас, когда здесь совет, пожары начались в Сент-Луисе, тоже ничего не доказывало. Ага, и еще, каждый год я получаю подарки лично от Санта-Клауса.
   Я рассказала о своих подозрениях Жан-Клоду.
   – Но зачем совету жечь пустые здания, ma petite? Если бы кто-то из них мог призывать огонь, он бы не стал тратить его на пустую недвижимость. Если только эта недвижимость в огне не давала бы им что-нибудь.
   – Имеешь в виду – денежный мотив? – спросила я.
   Он пожал плечами.
   – Возможно, хотя им бы больше подошли мотивы личные.
   – Я не смогу узнать больше, не выдав властям совет в качестве подозреваемых, – сказала я.
   Похоже, он задумался.
   – Может быть, ты отложишь наше однозначное самоубийство на потом, когда нам удастся пережить этот вечер.
   – Конечно, – ответила я.
   Наступившая темнота застала меня в коротком, по фигуре, платье из черного бархата, с V-образным вырезом и без рукавов. На талии была вставка из прозрачного кружева, и сквозь нее моя бледная кожа словно манила. Черные чулки доходили выше, чем до середины бедра, и их черный кружевной верх почти касался таких же кружев на шелковых трусиках. Чулки были на размер больше. Их купил Жан-Клод, и сделал это специально. Я пробовала носить чулки до середины бедра, но мне пришлось признать, что, когда они чуть длиннее, то явно льстят моим недлинным ногам. Они как бы подчеркивали то, что нужно. Если мы планировали занятия вне программы, то мне безумно нравилось смотреть на его лицо, когда я стояла перед ним в одних чулках. Но действительность была чуть пугающей и разочаровывала.
   Я категорически отказалась от принесенных им замшевых туфель на высоких каблуках, и влезла в свои любимые черные лодочки. Не так шикарно. Возможно, и не так удобно, но, по крайней мере, каблуки были достаточно невысокими, чтобы на них можно было бегать, или, если возникнет такая необходимость, носить обморочных верлеопардов.
   – Ma petite, ты – само совершенство. Хотя, эти туфли… – Даже не думай, – перебила его я, – ты должен быть счастлив, что я в чулках. Меня убивает одна мысль о том, что участники вечеринки могут увидеть мое белье.
   – Ты сама говорила со Странником о цене и ответственности. Так вот сегодня мы заплатим за твоих верлеопардов. Ты уже жалеешь об этом?
   Грегори до сих пор лежал у меня в спальне на растяжках, такой бледный и хрупкий на вид. Вивиан заперлась в гостиной и отвечала только односложно.
   – Нет, я нисколько не жалею.
   – Тогда давай соберем компанию и отправимся на нашу «вечеринку», – сказал он, но не пошевелился.
   Он лежал на животе на белом диване, положив голову на скрещенные руки. О любом другом я бы сказала, что он раскорячился. Но не о Жан-Клоде. Он позировал, рисовался, развалился, но никак не раскорячился. Он лежал на диване целиком, вытянув свое стройное тело, только носки черных сапог выходили за край дивана.
   На нем был наряд, который я уже видела, но он не стал от этого менее привлекательным. Мне нравилась его манера одеваться, нравилось смотреть, как он одевается… и как раздевается.
   – О чем думаешь? – спросила я.
   – Хотелось бы сегодня остаться дома. Хочу раздевать тебя – очень медленно, и наслаждаться твоим телом после каждой снятой части одежды.
   От одного предложения по мне пробежало напряжение.
   – Я тоже, – сказала я, и опустилась рядом с ним на пол на колени.
   Руками я подвернула короткую юбку так, чтобы она не помялась и не задралась. Этому меня научил не он, а Бабуля Блейк, во времена, когда на воскресных службах в церкви, казалось, важнее было, как я выгляжу, а не проповедь.
   Я оперлась подбородком на диван рядом с его лицом. Волосы скользнули вперед, касаясь его рук и лица.
   – У тебя такое же приятное на ощупь белье, как у меня? – спросила я.
   – Чистый шелк, – ответил он тихо.
   На меня нахлынуло такое сильное осязательное воспоминание, что я задрожала. Ощущение его сквозь тонкий шелк, почти живое строение гладкой ткани, обтягивающей его упругое тело. Мне пришлось зажмуриться, чтобы он не прочитал это на моем лице. Видение было таким ярким, что я сжала руки.
   Я почувствовала его прикосновение за секунду до того, как он поцеловал меня в лоб. Все еще касаясь губами моей кожи, он прошептал:
   – Твои мысли выдают тебя с головой, ma petite.
   Я медленно подняла лицо, позволив его губам скользить по нему. Он не двигался, пока наши губы не встретились. И в этот момент он начал действовать, прижавшись ко мне губами; я почувствовала его вкус, его язык. Ни он, ни я не пользовались руками, мы касались только в поцелуе.
   – Позвольте вас прервать?
   Знакомый голос был полон такой ярости, что я отшатнулась от Жан-Клода.
   С противоположной стороны дивана стоял и смотрел на нас Ричард. Я не слышала, как он подошел.
   Слышал ли Жан-Клод? Держу пари, что да. Так или иначе, я не думала, что даже в судорогах страсти Жан-Клод никогда не позволит подкрасться к нему незаметно. Или, может быть, я просто не думала, что меня так просто отвлечь. Низкая самооценка? У меня?
   Я села на пятки, и посмотрела снизу вверх на Ричарда. На нем был настоящий фрак, с фалдами.
   Длинные волосы забраны назад в хвост так гладко, что казалось, будто у него короткая стрижка.
   Ричард всегда был красив, но только убрав с лица волосы, можно было понять, как он совершенен.
   Высокие скулы, чувственный рот, ямочка. Он смотрел на меня – соответственно сверху вниз – такой красивый, такой знакомый и такой высокомерный. Он знал, какой производит на меня эффект, и хотел еще немножко повернуть в ране нож.
   Жан-Клод сел на диване, губы были в моей помаде. Красный почти кричал в контрасте с его бледной кожей, и казался удивительным, ярко-кровавым. Он облизнулся, потом медленно провел пальцем по верхней губе, перемазав его красным. Потом положил палец в рот, и облизал его, крайне медленно, крайне намеренно. Смотрел он при этом на меня, но шоу предназначалось для Ричарда.
   Я была и благодарна, и зла на него за это. Он знал, что Ричард пытается причинить мне боль, поэтому причинял боль Ричарду. Но так же он его травил, сыпал соль на рану.
   В глазах Ричарда отразилось столько боли, что мне пришлось отвернуться.
   – Хватит, Жан-Клод, – сказала я, – перестань!
   Жан-Клод довольно улыбнулся:
   – Как пожелаешь, ma petite.
   Ричард снова посмотрел на меня. Я встретилась с ним взглядом. Возможно, у меня в глазах тоже была боль. Во всяком случае, он резко повернулся и вышел из комнаты.
   – Иди обнови свою вкусную помаду, и пойдем.
   В голосе Жан-Клода звучало сожаление, так же, как порой там была радость, или секс.
   Я взяла его за руку и поднесла ее к губам.
   – Все еще боишься их? Даже после такого хорошего совместного паблисити? Наверняка, если бы они хотели нас убить, то не стали бы появляться с тобой вместе перед объективами камер.
   Я дотронулась до его ноги, пробежала пальцами по бедру.
   – Ради всего святого! Странник даже пожал руку мэру Сент-Луиса!
   Коснувшись моего лица, Жан-Клод погладил мою щеку кончиками пальцев.
   – Совет никогда не пытался быть, как ты бы это назвала, мейнстрим (Соответствовать обществу – прим. переводчика). Это их первый шаг на совершенно незнакомую для них почву. Но они тысячи лет были предметом кошмаров, ma petite. Один день человеческой политики не может этого изменить.
   – Но… Он дотронулся пальцами до моих губ.
   – Это хороший знак, ma petite. С этим я не могу не согласиться, но ты не знаешь их так, как я. Ты еще не видела самого плохого.
   У меня перед глазами вспыхнула картина освежеванного, кровавого тела Рафаэля, повисшей на цепях Сильви, ее слабый сорванный голос; картина, как Фернандо пользуется Вивиан.
   – Я видела, как они совершают не лучшие поступки, – заметила я. – Ты установил правила, Жан-Клод.
   Они не могут нас покалечить, изнасиловать, убить. Что остается?
   Он нежно поцеловал меня в губы и встал, протягивая руку. Я взялась за нее и позволила ему поднять меня на ноги. На нем была его удивительная маска, которую я когда-то приняла за его обычное лицо.
   Теперь я знала, что он что-то скрывает. Он выглядел так в основном тогда, когда был испуган и не хотел, чтобы окружающие это заметили.
   – Ты меня пугаешь, – тихо сказала я.
   Он улыбнулся.
   – Не я, ma petite, об этом позаботятся они – для меня, и для всех нас.
   И успокоив меня таким образом, он ушел собирать остальных. Я пошла за сумочкой и за своей «вкусной» помадой. Совет выдвинул ряд своих собственных условий. Никакого оружия. По этой причине я была одета именно так: одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что на мне нет ничего тяжелого. Жан-Клод думал, что это не даст им повода меня обыскивать. Когда я спросила, что в этом такого, он заметил только: "Ты не захочешь давать им повод тебя трогать, ma petite. Можешь мне поверить". И я поверила. Я действительно не хотела, чтобы кто-то из совета ко мне прикасался, никогда. А ночь будет долгой.

Глава 49

   В бывшей гостиной Жан-Клода, а до этого – тронном зале Николаос, устроили банкетный зал. Они даже раздобыли где-то стол больше десяти футов длиной. Единственной частью стола, которая осталась на виду, были массивные резные ножки с рельефными львиными головами. Тонкая скатерть с золотой вышивкой мерцала от расставленных на ней свечей. Если предполагалось, что с нее нужно будет есть, я бы все время волновалась, как бы ее не испортить, но еды на столе не было. Не было и стульев. Не было тарелок. Были только белые льняные салфетки в золотых кольцах, хрустальные бокалы, и одна из тех больших настольных жаровен с голубыми языками газового пламени, которые лизали ее блестящие бока. Беспомощно покачивая ногами над сияющим столом привязанный за запястья, висел человек. Он был точно над пока пустой жаровней. Звали его Эрни. Мускулистый торс был обнажен. Захватывая сзади часть собранных в хвост волос, его рот затыкал кляп. С обеих сторон головы волосы были тщательно выбриты. Это не была пытка совета. Он сделал это сам. Он был одним из последних приобретений Жан-Клода, человек, который хотел стать вампиром и служил извращенной версией ученика, выступая в роли прислуги и мальчика на побегушках. В данном случае, судя по всему, он выступал в роли аперитива.
   Вместе со мной стояли Ричард и Жан-Клод, за нами – Джамиль, Дамиан, Джейсон и, что удивительно, Рафаель. Крысиный Король настоял на том, что пойдет с нами. Сильно возражать я не стала. Нам разрешили взять по одному человеку на каждого, плюс Джейсона – в обязательном порядке. Иветт специально это подчеркнула. Взяв его с собой, мы имели в резерве вервольфа, но его голубые глаза были чуть слишком широко открыты, а дыхание – слишком быстрым. Иветт воплощала для Джейсона ад, и этот ад прислал ему приглашение.
   Эрни забился, глядя на нас и пытаясь что-то сказать через кляп. Думаю, он пытался сказать: "Снимите меня", но поклясться не могу.
   – Что все это значит? – нарушил тишину Жан-Клод.
   Его голос наполнил огромную комнату, свистя и перекатываясь, отталкиваясь от теней, и возвращаясь резким звуком эха.
   Из прохода вышел Падма. На нем был его традиционный костюм, который мерцал золотом, как скатерть на столе. На этот раз на нем был даже золотой тюрбан с павлиньими перьями и сапфиром, больше, чем мой большой палец.
   – Ты не проявил гостеприимства по отношению к нам, Жан-Клод. Малкольм, и его люди предложили нам пищу. А ты, Мастер Города, не предложил нам ничего, – он показал рукой на Эрни. – Вот этот пришел к нам без разрешения. И сказал, что принадлежит тебе.
   Жан-Клод подошел к столу так, чтобы видеть лицо Эрни.
   – Ты вернулся из дома на два дня раньше. В следующий раз, если будет следующий раз, сначала позвони.
   Эрни смотрел на него дикими глазами, пытаясь что-то ответить. Он бил ногами, и начал раскачиваться.
   – Вырываясь, ты только делаешь себе больнее, – спокойно сказал Жан-Клод, – успокойся.
   Услышав последнее слово, Эрни постепенно обмяк. Жан-Клод захватил его глазами и если не усыпил его, то заставил успокоиться. Напряжение ушло, и он в ожидании смотрел на Жан-Клода пустыми глазами. По крайней мере, он больше не был напуган.
   К Падме подошли Гидеон с Томасом, и встали у него по бокам. Томас был при параде, сапоги отполированы так, словно служили ему черным зеркалом. На нем был белый шлем с большим плюмажем, скорее всего, из конского волоса. Красный китель, медные пуговицы, белые перчатки и даже шпага.
   Гидеон – наоборот – был почти обнажен. Все, что на нем было – белые ремни. Они покрывали его тело.
   Почти всю шею скрывал тяжелый золотой ошейник, украшенный крошечными бриллиантами и огромными изумрудами. Аккуратно расчесанные золотистые волосы рассыпались сверху. От ошейника к руке Томаса вела цепь.
   Падма протянул руку, и Томас отдал цепь ему. Ни Томас, ни Гидеон не уделили этому даже взгляда.
   Они явно уже не раз участвовали в этом шоу.
   Единственное, что удержало меня от замечания по этому поводу, было данное мной Жан-Клоду слово, что этой ночью за нас будет говорить он. Он считал, что я могу ляпнуть что-нибудь такое, что выведет кого-нибудь из себя. Кто – я?
   Жан-Клод обошел стол. Мы с Ричардом следовали за ним, копируя Падму с его зверюшками.
   Символизм ситуации ни от кого не ускользнул. Но дело было в том, что мы с Ричардом притворялись.
   А они – вряд ли.
   – Полагаю, ты собираешься перерезать ему горло, слить кровь в жаровню и подать к столу? – спросил Жан-Клод.
   Падма улыбнулся и отвесил изящный полупоклон.
   Жан-Клод рассмеялся своим дивным осязаемым смехом.
   – Если ты действительно собираешься это сделать, Мастер Зверей, то должен был подвесить его за лодыжки.
   Мы с Ричардом переглянулись у него за спиной. Я повернулась и посмотрела на спокойно висевшее тело Эрни. Откуда Жан-Клод знал, что его нужно было повесить за щиколотки? Не будем задавать глупых вопросов.
   – Хочешь сказать, мы блефуем? – спросил Падма.
   – Нет, – ответил Жан-Клод, – но ваша позиция ясна.
   Падма улыбнулся, и улыбка почти коснулась его глаз.
   – Тебе всегда удавалась эта игра.
   Жан-Клод слегка поклонился, не отводя глаз от стоявшего перед ним вампира.
   – Для меня честь, что ты так думаешь обо мне, Мастер Зверей.
   Падма резко рассмеялся.
   – Сладкие речи, Мастер Города.
   Внезапно все веселье умерло, ушло, от него не осталось и следа. Его лицо посуровело, стало пустым, остался только стремительно проступавший гнев.
   – Но смысл не меняется – ты был плохим хозяином. Мне пришлось питаться через слуг.
   Он скользнул рукой по обнаженному плечу Гидеона. Тигр-оборотень никак не отреагировал. Словно Падмы здесь не было. Или, может быть, словно здесь не было его, Гидеона.
   – Но есть и другие, кто благословлен не так, как я. Они голодны, Жан-Клод. Они ступили на твою землю, как твои гости, и познали голод.
   – Их питает Странник, – сказал Жан-Клод. – Я думал, что он питает и тебя.
   – Мне не нужны остатки его энергии, – сказал Падма. – Он поддерживал остальных, пока она, – он указал на меня свободной рукой, – не велела ему перестать.
   Я начала что-то говорить, почти спросив на это разрешение, и подумала, что все испортила.