Страница:
– Понял.
– Отлично! – сказала я.
Я оставила сумочку в больнице, но ключ от парадного входа лежал у меня в кармане плаща вместе с удостоверением личности. Что еще нужно девушке?
– У тебя есть ключ от парадной двери? – спросил Ричард.
– Ричард, не начинай, – попросила я.
– Ты права. Ты права, а я – нет. Я два месяца не занимался делами. Сильви говорила мне об этом. А я не слушал. Может, если бы я… она… Может, если бы я послушал, то она бы не пострадала.
– Боже, Ричард, избавь меня от своего очередного комплекса вины. Да будь ты самым Аттилой, совет все равно бы приехал. Никакая демонстрация силы этому бы не помешала.
– А что бы помешало? – спросил он.
Я покачала головой.
– Они – совет, Ричард. Порождение ночных кошмаров. А кошмарам плевать, какой ты сильный.
– А на что им не плевать? – спросил он.
Я вставила ключ в замок.
– На то, чтобы испугать тебя.
Большие двустворчатые двери медленно открылись внутрь. Я вытащила из кармана браунинг.
– Мы не должны никого убивать, – сказал Ричард.
– Я помню, – сказала я, но пистолет не убрала.
Убивать никого нельзя, но Жан-Клод ничего не сказал на счет того, можно ли кого-нибудь покалечить.
Возможно, это будет не так убедительно, но когда нужно подтвердить угрозу, кто-нибудь корчащийся на полу от боли действует почти так же хорошо, как труп. А иногда – даже лучше.
Глава 29
– Отлично! – сказала я.
Я оставила сумочку в больнице, но ключ от парадного входа лежал у меня в кармане плаща вместе с удостоверением личности. Что еще нужно девушке?
– У тебя есть ключ от парадной двери? – спросил Ричард.
– Ричард, не начинай, – попросила я.
– Ты права. Ты права, а я – нет. Я два месяца не занимался делами. Сильви говорила мне об этом. А я не слушал. Может, если бы я… она… Может, если бы я послушал, то она бы не пострадала.
– Боже, Ричард, избавь меня от своего очередного комплекса вины. Да будь ты самым Аттилой, совет все равно бы приехал. Никакая демонстрация силы этому бы не помешала.
– А что бы помешало? – спросил он.
Я покачала головой.
– Они – совет, Ричард. Порождение ночных кошмаров. А кошмарам плевать, какой ты сильный.
– А на что им не плевать? – спросил он.
Я вставила ключ в замок.
– На то, чтобы испугать тебя.
Большие двустворчатые двери медленно открылись внутрь. Я вытащила из кармана браунинг.
– Мы не должны никого убивать, – сказал Ричард.
– Я помню, – сказала я, но пистолет не убрала.
Убивать никого нельзя, но Жан-Клод ничего не сказал на счет того, можно ли кого-нибудь покалечить.
Возможно, это будет не так убедительно, но когда нужно подтвердить угрозу, кто-нибудь корчащийся на полу от боли действует почти так же хорошо, как труп. А иногда – даже лучше.
Глава 29
Я стояла, прижавшись спиной к закрытой двери, а остальные рассредоточились вокруг меня. Из высоких-высоких окон лился мягкий рассеянный свет. В утренних лучах солнца холл выглядел темным и уставшим. Над домом с привидениями возвышалось чертово колесо, дальше шел зеркальный лабиринт и игровые кабинки. Все вместе это представляло собой полную версию передвижного луна-парка, который, правда, не передвигался. И пахло здесь так, как должно было: сахарной ватой, попкорном и пряниками.
Из большого круглого шатра цирка-шапито, который занимал целый угол, вышло двое. Держась рядом, они шли к нам. Человек повыше был около шести футов, с квадратными плечами и что-то среднее между блондином и брюнетом. Волосы были прямые, тонкие и доходили только до воротника рубашки. Белая рубашка была заправлена в белые джинсы с ремнем того же цвета. На нем были белые шлепанцы, без носков.
И весь он производил впечатление человека, который гуляет по пляжу в рекламе кредитных карточек.
Исключение составляли только его глаза. Даже на расстоянии было видно, что с ними что-то не так. Они были ярко-оранжевого цвета. У людей таких глаз не бывает.
Второй был ниже ростом – около пяти футов, семи дюймов, с короткими волосами цвета темного золота. Его верхнюю губу обрамляли темные усики, переходившие по бокам в бакенбарды. Такие усы вышли из моды еще веке в девятнадцатом. Его обтягивающие белые брюки были заправлены в высокие блестящие черные сапоги.
Белый жилет и рубашка выглядывали из-под красного пиджака. Он выглядел, как охотник, который должен мчаться верхом за собаками, и загонять маленьких пушистых животных.
Его глаза были приятно-нормальные, карие. По мере того, как они подходили ближе, глаза первого казались все более странными. Они были желтого – не янтарного, и не коричневого – желтого цвета, с оранжевыми брызгами, которые расходились от зрачка, как спицы в колесе. Это были не человеческие глаза, ни при каких условиях.
Если бы не эти глаза, я бы не распознала в нем ликантропа, но глаза выдавали это с головой. Я видела фотографии тигров с такими глазами.
Они остановились на небольшом расстоянии от нас. Ричард встал рядом со мной, Зейн и Джамиль – по бокам.
Так мы и стояли, рассматривая друг друга. Если бы я не была в курсе ситуации, я бы сказала, что эти двое не в своей тарелке, и чувствуют себя неудобно.
Человек пониже ростом заговорил первым:
– Я – Капитан Томас Карсвел. А вы – должно быть, Ричард Земан.
У него был британский акцент, и довольно резкий тон, но не слишком.
Ричард шагнул вперед.
– Я – Ричард Земан. Это Анита Блейк, Джамиль и Зейн.
– Меня зовут Гидеон, – сказал глазастый. У него был почти болезненно низкий голос, как будто даже будучи человеком, он рычал. Звук был таким низким, что у меня начал вибрировать позвоночник.
– Где Вивиан и Грегори? – спросила я.
Капитан Томас Карсвел моргнул и перевел взгляд на меня. Ему не очень понравился вопрос.
– Поблизости.
– Для начала, – сказал Гидеон, – нам нужен ваш пистолет, Мисс Блейк.
Я покачала головой.
– Я так не думаю.
Они переглянулись.
– Мы не можем пропустить вас с пистолетом, Мисс Блейк, – сказал Карсвел.
– Каждый раз, когда кто-то хочет забрать мой пистолет, это означает, что или он мне не доверяет, или собирается сделать что-то такое, что мне точно не понравится.
– Пожалуйста, – сказал Гидеон своим раскатистым голосом, – Вы должны понять нашу настойчивость. Вы обладаете определенной репутацией.
– Анита? – сказал Ричард. Полу-вопрос, полу-что-то еще.
Я поставила пистолет на предохранитель и протянула его Гидеону. У меня осталось еще два ствола и ножи.
Так что пока можно расстаться с браунингом.
Гидеон взял пистолет и отступил к Карсвелу.
– Спасибо, Мисс Блейк.
Я кивнула.
– Пожалуйста.
– Пойдемте? – спросил Карсвел и предложил мне руку, как будто собирался сопровождать меня к обеденному столу.
Я посмотрела на него, потом на Ричарда. Я подняла брови, пытаясь спросить, что он об этом думает, не задавая вопроса вслух. Он еле заметно пожал плечами.
Я положила левую руку на предложенную руку Карсвела.
– В этом отношении вы ведете себя цивилизовано, – сказала я.
– Нет смысла отказываться от хороших манер просто потому, что все ударились в… некотором смысле, в крайности.
Я позволила вести себя к шатру. Гидеон шагал следом, рядом с Ричардом. Они весили примерно одинаково, и исходившие от них потоки энергии заставляли шевелиться волоски у меня на шее. Они явно испытывали силу друг друга, пробовали ее на вкус, ничего не показывая, но слегка снизив свой с таким трудом полученный самоконтроль. Джамиль и Зейн, как хорошие солдаты, прикрывали тылы.
Мы почти дошли до шатра, когда Карсвел остановился, и я почувствовала, что его рука напряглась. Я скользнула правой рукой за спину под плащом, и дотронулась до автомата.
– У вас на спине что-то тяжелое, Мисс Блейк. И это вряд ли дамская сумочка.
Он сжал мою левую руку крепче, но не причиняя боли, и я поняла, что просто так отнять ее уже не получится.
Я перехватила правой рукой узи, и приставила дуло к его груди, не нажимая, в стиле его хватки моей другой руки.
– Всем стоять спокойно, – сказала я.
Гидеон вдруг стал очень-очень неподвижным.
– Мы отдадим вам ваших людей, Мисс Блейк, – в своей манере прорычал он, – в этом нет необходимости.
– Томас тут интересовался, что это у меня на спине. Так я ему показываю.
– Вы знаете меня не достаточно, чтобы звать по имени, Мисс Блейк, – заметил Карсвел.
Я моргнула. В нем не чувствовалось страха. Он был человеком – одно нажатие на курок, и прощай-прости – но в нем не было страха. Я смотрела в его карие глаза и видела только… печаль. Усталое сожаление, словно он почти хотел этого.
Я покачала головой.
– Прошу прощения, Капитан Карсвел.
– Мы не можем позволить вам войти в шатер с этим оружием, – его голос звучал спокойно, просто констатировал факт.
– Анита, будь благоразумной, – сказал Ричард, – если бы все было наоборот, ты сама бы хотела, чтобы у них не было оружия.
На самом деле меня мучила одна проблема: чтобы снять узи, нужно снять плащ. А если снять плащ, то они увидят ножи. А ножи мне терять не хотелось. Конечно, у меня все равно останется файрстар… Я отпустила автомат, и он скользнул обратно за спину.
– Мне нужно будет снять плащ.
Карсвел осторожно отпустил мою руку и отступил, но настолько, чтобы успеть схватить меня. Я посмотрела на его аккуратный наряд. Пиджак был слишком сильно притален, чтобы скрывать наплечную кобуру, в брюках не было карманов, но что-нибудь небольшое могло быть у него на спине.
– Я сниму плащ, если вы снимете вашу верхнюю одежду.
– У меня нет оружия, Мисс Блейк.
– Снимите пиджак, и я вам поверю.
Он вздохнул и одним плавным движением выскользнул из красного пиджака, затем, подняв руки на уровень плеч, повернулся на 360 градусов.
– Как видите, оружия нет.
Сказать по правде, мне просто надо было слегка вывести его из себя, но я не хотела, чтобы он отвечал мне тем же, так что я последовала его примеру.
Я вылезла из плаща, и увидела, как расширились его глаза при виде наручных ножен.
– Мисс Блейк, я впечатлен и разочарован.
Я дала плащу упасть на пол, и стянула лямку автомата через голову. Мне ужасно не хотелось расставаться с узи, но… я могла их понять. Они делали страшные вещи с Грегори и Вивиан. Я бы на их месте тоже не оставила бы себе огнестрельное оружие. Я отщелкнула рожок, и отдала автомат Карсвелу.
Его глаза слегка расширились.
– Боитесь, что мы обратим его против вас и ваших друзей?
Я пожала плечами.
– Нельзя обвинять девушку в осторожности.
Он улыбнулся, и улыбка почти тронула его глаза.
– Да, пожалуй, нельзя.
Я вытащила один из ножей из ножен и протянула его ему рукояткой вперед.
Он отказался:
– Можете оставить ножи себе, Мисс Блейк. Они смогут помочь, только если кто-то приблизится слишком близко. Думаю, леди должно быть позволительно защитить свою честь.
Проклятье, он был очень мил, истинный джентльмен. Если я оставлю себе второй пистолет, а он обнаружит его потом, то вряд ли будет таким же милым.
– Проклятье, – сказала я.
Карсвел нахмурился.
– У меня есть еще один пистолет.
– Должно быть, он спрятан очень надежно, Мисс Блейк.
Я снова вздохнула.
– И очень неудобно, да. Вам он нужен или нет?
Он оглянулся на Гидеона, тот кивнул.
– Да, пожалуйста, Мисс Блейк.
– Все отвернулись.
Ответом мне были только заинтересованные и удвиленные взгляды.
– Чтобы достать пистолет, мне нужно поднять платье и сверкнуть на всю комнату. И чтоб никто не подглядывал!
Ну, хорошо, это было глупо и по-детски, но я все еще не могла просто задрать платье на виду у пятерых мужчин. Мой папа воспитывал меня слишком хорошо для этого.
Карсвел повернулся без дополнительного приглашения. Еще несколько заинтересованных взглядов, и отвернулись все, кроме Гидеона.
– Из меня выйдет неважный телохранитель, если я позволю вам перестрелять нас в спины, пока мы стоим на страже вашей скромности.
В его словах был смысл.
– Ну, хорошо, я сама отвернусь.
Что я и сделала, в последний раз вылавливая пистолет. Поясная кобура была хорошей идеей, но когда я получу его обратно, он отправится в другой карман плаща. Я устала от возни с платьем.
Я протянула пистолет Гидеону. Он взял его, все еще заинтересованно меня рассматривая.
– Кроме ножей, это все?
– Да, – сказала я.
– Слово чести?
Я кивнула.
– Мое слово.
Он кивнул в ответ, будто этого было достаточно. Я уже поняла, кто Карсвел был чьим-то человеком-слугой.
Он был настоящим артефактом, британским солдатом армии Ее Величества, Королевы Виктории. Но до этого момента я не сознавала, что Гидеон настолько стар. Ликнтропы не стареют так медленно. Кто-то или что-то ему помогает, или он больше, чем просто оборотень.
– Ликантроп, – сказала я, – но что вы кроме этого?
Он улыбнулся, сверкнув небольшими клыками сверху и снизу. Единственным ликантропом с такими клыками из тех, кого я видела, был Габриэль. У вас появятся такие штуки, если проводить в форме животного слишком много времени.
– Угадайте, – сказал он таким низким и грохочущим шепотом, что я задрожала.
Карсвел поинтересовался:
– Мы можем повернуться, Мисс Блейк?
– Конечно, – ответила я.
Он снова надел свой пиджак, разглядил его, и опять предложил мне руку.
– Позвольте, Мисс Блейк?
– Анита, меня зовут Анита.
Он улыбнулся.
– Тогда можете называть меня Томас.
Он сказал это так, будто позволял звать его по имени только избранным.
Это заставило меня улыбнуться.
– Благодарю вас, Томас.
Он прижал мою руку к себе чуть более приватно.
– Мне бы действительно хотелось… Анита, чтобы мы встретились при лучших обстоятельствах.
Я встретила взгляд его печальных глаз и сказала:
– Что там делают с моими людьми, пока вы задерживаете меня здесь своими учтивыми улыбками?
Он вздохнул.
– Я надеюсь, что он закончит до того, как мы войдем.
Его лицо приняло почти болезненное выражение.
– Это не подходящее зрелище для леди.
Я попыталась выдернуть руку, но он только прижал ее еще сильнее. Его глаза уже не были печальны. Их заполнило нечто, что я не могла распознать.
– Знайте, что это не мой выбор.
– Отпустите меня, Томас.
Он ослабил руку, и дал мне освободиться. Меня вдруг испугало то, что ждало нас в шатре. Я никогда не говорила с Вивиан, и Грегори был порядочным куском дерьма, но я внезапно поняла, что не хочу видеть того, что с ними сделали.
Гидеон сказал:
– Томас, может, ей…?
– Пусть, – сказал он, – у нее остались только ножи.
Я не совсем бежала, но была близка к этому, когда достигла ближнего прохода в шатер. Я услышала, как Ричард позвал:
– Анита… И почувствовала, что он идет за мной, но не стала его ждать. Я отдернула занавесь и вошла. Под шатром, в самой середине, была только арена. Обнаженной грудой в самом центре лежал Грегори, его руки были замотаны серой клейкой лентой за спиной. Его тело представляло собой месиво из порезов и синяков. Мой взгляд споткнулся на блеснувших костях, влажными зубцами торчавших из тех мест, где они сломали ему ноги.
Открытые переломы – отвратительное дело. Вот почему он не мог уйти сам. Они сломали ему ноги.
Тихий звук заставил меня повернуться и оглядеть шатер целиком. На арене были Вивиан и Фернандо. Я не заметила их сразу, так как они были слишком близко к краю, у самой ограды.
Вивиант подняла лицо от земли, ее рот был заклеен скотчем, один глаз заплыл. Фернандо толкнул ее, заставив снова ткнуться лицом в землю, демонстрируя ее руки, замотанные лентой. Демонстрируя, что он с ней делал.
Наконец, он отстранился, блестящий от влаги, и шлепнул ее по попке.
– Было неплохо.
Я обнаружила, что уже несусь к ним по песку ринга. А это означало, что я перемахнула через ограду на высоких каблуках и в юбке до пола. Я не помнила, как это сделала.
Фернандо встал, застегивая штаны, и улыбаясь мне навстречу.
– Если бы вы не договорились о ее освобождении, мне бы не разрешили и пальцем ее тронуть. Отец не любит делиться.
Я продолжала идти. Один из ножей был у меня уже в руке, прижатой к платью. Я не была уверена, заметил ли он это, или мне было на это наплевать. Я ткнула в его сторону свободной левой рукой.
– Ты крутой мужик, когда леди связали и заткнули рот. А что если леди вооружена?
Он насмешливо улыбнулся, и тронул Вивиан ногой, так просто, как обычно пинают собаку.
– Она милая, но на мой вкус слишком покорная. Мне нравится, когда они вырываются, как та волчья сучка.
Он закончил застегивать штаны, и пробежался пальцами по груди, будто припоминая.
– C't'une bonne bourre.
Я немного знала французский, и поняла, что он назвал Сильви хорошей подстилкой. Я взвесила на руке нож.
Он не был предназначен для метания, но при необходимости сгодится.
В его глазах мелькнула смутная тень, будто он, наконец, осознал, что рядом не было никого, кто мог бы его спасти. И тут через ограду что-то метнулось. Порыв скорости и движения сбил Фернандо с ног так, что он покатился по земле. Когда движение прекратилось, Ричард был сверху.
Я заорала:
– Не убивай его, Ричард! Не убивай его!
Я бросилась к ним, но Джамиль успел первым. Он схватил Ричард сзади за руки, и что-то сказал. Ричард развернулся, вцепился Джамилю в горло и швырнул его через всю арену. Я подбежала к Джамилю, упала рядом с ним на колени, но было уже поздно. У него было вырвано горло. Глаза были широко открыты в испуге, он пытался дышать, но у него не получилось. Ноги дергались, спина выгибалась дугой, как сильно ему хотелось дышать. Он схватил меня за руку, его глаза кричали. А я ничего не могла сделать. Он или излечится, или умрет.
Я закричала:
– Черт! Ричард, помоги ему!
Ричард погружал руку в живот Фернандо. У него еще не было когтей. Только человеческие пальцы зарывались в плоть, в поисках сердца. Он был достаточно силен, чтобы вырвать его, если только мы не успеем его остановить.
Я встала, и рука Джамиля выскользнула из моей. Он отпустил меня, но продолжал цепляться глазами. Я бросилась к Ричарду с криком:
– Ричард!
Он оглянулся на меня янтарными волчьими глазами на все еще человеческом лице. Он протянул мне одну руку в крови, и ментальная защита, которая спасала нас друг от друга, рухнула.
У меня потемнело в глазах, и когда я снова обрела зрение, оказалось, что я стою на коленях. Я ощущала свое тело, но точно так же могла чувствовать, как пальцы Ричарда пробивают путь сквозь тонкую плоть. Кровь была теплой, но этого было недостаточно. Он хотел помочь себе зубами, но боролся с этим желанием.
Томас опустился на колени рядом со мной.
– Воспользуйтесь своими метками, чтобы успокоить его, пока он не убил Фернандо.
Я покачала головой. Мои пальцы продирались сквозь плоть. Мне пришлось прижать руки к глазам, чтобы вспомнить, в каком я теле. Я услышала свой голос, и он помог нам разделиться. Помог мне понять, кем и чем я была.
– Черт, я не знаю, как.
– Тогда заберите его ярость, его зверя.
Томас взял мои руки и сжал их, не причиняя боль, помогая мне опереться на него. Я вцепилась в его руки и уставилась ему в лицо, как тонущая слабая женщина.
– Я не знаю, как, Томас.
Он издал раздраженный звук.
– Гидеону придется вмешаться, если вы не сможете его успокоить, – сказал он почти вопросительно.
Я кивнула. Конечно, я сама чуть не убила Фернандо, но так же я знала, что если мы убьем его, то никогда больше не встретим рассвет. Падма убьет нас. Убьет нас всех.
Я смотрела в глаза Томасу, но почувствовала, как Гидеон схватил Ричард. Почувствовала, как он оттаскивает его от Фернандо. Ричард развернулся и ударил Гидеона, тот упал на землю, потом снова бросился на него.
Они катались по земле, каждый старался оказаться сверху. Единственное, что удерживало схватку от того, чтобы стать смертельной, это то, что они оба оставались в человеческом обличье, но все равно пытались драться, будто у них были когти. Но зверь Ричард уже рос в нем. Если он перекинется и убьет противника, то мы уже не сможем удержать его.
Томас дотронулся до моего лица, и я поняла, что не видела его. Прямо перед собой я видела странные глаза Гидеона, а мои руки пытались разорвать его горло. Но это были не мои руки… – Помогите мне, – попросила я.
– Просто откройтесь его зверю, – сказал Томас, – просто откройтесь, и он заполнит вас. Зверь ищет выход, хочет сбежать. Дайте ему возможность перейти в вас.
И в этот момент я поняла, что Томас и Гидеон были частью такого же, как у нас, триумвирата.
– Я не ликантроп, – сказала я.
– Это ничего не значит. Сделайте это, или нам придется убить его.
Я закричала и сделала так, как он говорил. Но я не только открылась. Я сама погрузилась в его ярость. Сила, которую он звал зверем, налетела на меня. Я ощутила этот почти родной вкус, и она хлынула на меня, через меня, сквозь меня, как слепой ураган зноя и энергии. Это было похоже на то, что поднималось во мне, когда мы объединяли силы с Ричардом и Жан-Клодом, но в этот раз мне не на что было потратить эту силу. Зверю некуда было бежать. Он пытался просочиться через мою кожу, захватить все внутри меня, но для него не было зова. Я была пуста, и он бушевал во мне. Я чувствовала, как он растет, пока не поняла, что вот-вот взорвусь на кровавые куски. Давление росло и росло, и ему не находилось выхода.
Я опять закричала, пронзительно, непрерывно, снова и снова – как только успевала набрать воздуха. Я чувствовала, как Ричард подбирается ко мне, чувствовала, как его руки и ноги движутся по песку, чувствовала каждый мускул в его теле, который скользил ко мне, превращая всего его в предмет чувственного искусства, потрясающее существо. Он появился надо мной, только его лицо, разглядывающее меня. Его длинные волосы упали вниз, как темная занавесь. В уголке рта блеснула капля крови. Я чувствовала, что ему хочется ее слизнуть, но он останавливает себя; и находясь так близко к нему, я знала, почему он это делает. Для меня. Он боялся, что я посчитаю его монстром.
Его сила все еще пыталась найти выход из моего тела. Она хотела крови. Она хотела слизнуть эту каплю и попробовать ее на вкус. Хотела завернуться в тепло его тела и стать им. Эта сила звала его, как разочарованный любовник, просила открыть объятия, его тело, разум, и поглотить ее. Ричард дал ей имя, чтобы отделить от себя своего зверя, но они были неразделимы. В тот момент я поняла, почему так сильно и долго Ричард отказывался от этой силы. Она была им самим. Точно так же, как его волчья форма образовывалась из его собственного человеческого тела, так и ярость, разрушение, происходили из его очень человеческой души. Его зверь был из той части нашего разума, которую мы старательно скрываем, и осознаем только в самых страшных кошмарах. Не в тех снах, где за нами гонятся чудовища, а в тех, где монстры – мы сами. Мы воздеваем окровавленные руки к небу и кричим, но не от страха, а от радости. Чистой радости убийства. Это то очищающее мгновенье, когда мы окунаем руки в горячую кровь своих врагов, и ни одна мысль из цивилизованного мира не может помешать нам сплясать на их могилах.
Сила вспыхивала во мне, будто бьющая меня изнутри рука, которая тянулась к нему, когда он склонялся надо мной. Его глаза заполнил страх, но это был не страх передо мной или за меня. Это был страх мысли, что зверь – это реальность, и что все его моральные устои, все, чем он был, оказалось ложью.
Я смотрела на него снизу вверх.
– Ричард, – прошептала я, – все мы создания света и тьмы. Принятие своей тьмы не убьет свет. Добро сильнее этого.
Он упал, распластавшись по земле, опираясь на локти. Его волосы накрыли мое лицо с двух сторон, и я поборола желание потереться о них лицом. На таком расстоянии я могла чувствовать запах его кожи, лосьона, но под этим был он сам. Теплый аромат его тела. Мне хотелось дотронуться до этого тепла, обхватить его губами, попробовать на вкус, и сохранить навсегда. Я хотела его. Сила вспыхнула от этих мыслей, примитивнейших из желаний, которые разжигали ее, делали почти невозможным держать ее под контролем.
Он начал шептать, из угла губ все еще текла кровь.
– Как ты можешь говорить, что добро сильнее? Мне хочется слизать кровь со своего тела. Хочется прижаться губами к твоим губам. Хочется, чтобы ты почувствовала вкус моей раны. Это зло.
Еле касаясь его лица, я провела по нему кончиками пальцев. Но даже это движение заставило силу проскочить между нами разрядом тока.
– Это не зло, Ричард. Это просто не очень цивилизовано.
Кровь собралась у него на подбородке в большую каплю и упала мне на кожу. Она была обжигающе горячей.
Его сила хлынула вперед и захватила меня с собой. Она хотела – я хотела – слизнуть кровь с губ Ричарда. Часть меня все еще продолжала протестовать, когда я подняла голову, чтоб дотянуться до него губами, языком и даже зубами. Я упала, ощущая во рту его соленый вкус, и желая большего.
Но большее пугало меня. Я была так же напугана этой частью его, меня, как и он. Вот почему я убежала от него той ночью в полнолуние. Не потому, что он разорвал Маркуса, хотя это тоже, а то, КАК это подействовало на меня. Воспоминание о том, как меня подхватила энергия стаи, и в тот момент я хотела упасть на колени и принять участи в их трапезе. Я боялась, что зверь Ричарда заберет все, что осталось во мне человеческого. Я испугалась по той же причина, что и он. Но все, что я говорила, было правдой. Это не было злом, это было просто не по-человечески.
Он дотронулся губами до моих губ трепетным поцелуем. Из его горла вырвался низкий глухой звук, и он внезапно прижался ко мне губами так сильно, что если бы я не раскрылась ему навстречу, остался бы сильный кровоподтек. Я разомкнула губы, и его язык скользнул в меня, его губы обхватили мои. Порез наполнил мой рот его вкусом – солено-сладким. Я держала его лицо руками, мои губы искали его, и этого было уже недостаточно. Короткий высокий вскрик вырвался из меня прямо в него. Этот звук нужды, безысходности, желания, которое никогда не было человеческим. Мы играли в Оззи и Хэрриет, но то, чего нам хотелось, было скорее из «Хастлера» или "Пентхауза".
Мы поднялись на колени, все еще прижимаясь губами. Мои руки скользили по его груди, спине, и что-то глубоко во мне щелкнуло и отпустило. Как только я могла быть так близко к нему и не дотронуться?
Его сила пыталась вылиться, но я удерживала ее. Я держал ее, будто могла строить свою собственную магию, давая ей возможность расти, пока, наконец, я уже не могла больше сдерживаться.
Руки Ричарда скользнули вверх по моим ногам и нашли кружевной край черного белья. Его пальцы гладили под платьем мою обнаженную спину, и через мгновенье я была раздета.
Сила хлынула вверх, в стороны, наполняя нас обоих. Она обрушилась на нас сокрушающей волной жара и света, пока картинка перед глазами не распалась на части, и мы не закричали в один голос. Его зверь скользнул в него. Я чувствовала, как он выбирается из меня, перетекает мощным потоком, и сворачивается внутри Ричарда, заполняя его тело. Я ждала, что почувствую, как последняя капля этого потока перейдет в него, как падает на язык последняя капля вина из бокала, но эта капля осталась.
Из большого круглого шатра цирка-шапито, который занимал целый угол, вышло двое. Держась рядом, они шли к нам. Человек повыше был около шести футов, с квадратными плечами и что-то среднее между блондином и брюнетом. Волосы были прямые, тонкие и доходили только до воротника рубашки. Белая рубашка была заправлена в белые джинсы с ремнем того же цвета. На нем были белые шлепанцы, без носков.
И весь он производил впечатление человека, который гуляет по пляжу в рекламе кредитных карточек.
Исключение составляли только его глаза. Даже на расстоянии было видно, что с ними что-то не так. Они были ярко-оранжевого цвета. У людей таких глаз не бывает.
Второй был ниже ростом – около пяти футов, семи дюймов, с короткими волосами цвета темного золота. Его верхнюю губу обрамляли темные усики, переходившие по бокам в бакенбарды. Такие усы вышли из моды еще веке в девятнадцатом. Его обтягивающие белые брюки были заправлены в высокие блестящие черные сапоги.
Белый жилет и рубашка выглядывали из-под красного пиджака. Он выглядел, как охотник, который должен мчаться верхом за собаками, и загонять маленьких пушистых животных.
Его глаза были приятно-нормальные, карие. По мере того, как они подходили ближе, глаза первого казались все более странными. Они были желтого – не янтарного, и не коричневого – желтого цвета, с оранжевыми брызгами, которые расходились от зрачка, как спицы в колесе. Это были не человеческие глаза, ни при каких условиях.
Если бы не эти глаза, я бы не распознала в нем ликантропа, но глаза выдавали это с головой. Я видела фотографии тигров с такими глазами.
Они остановились на небольшом расстоянии от нас. Ричард встал рядом со мной, Зейн и Джамиль – по бокам.
Так мы и стояли, рассматривая друг друга. Если бы я не была в курсе ситуации, я бы сказала, что эти двое не в своей тарелке, и чувствуют себя неудобно.
Человек пониже ростом заговорил первым:
– Я – Капитан Томас Карсвел. А вы – должно быть, Ричард Земан.
У него был британский акцент, и довольно резкий тон, но не слишком.
Ричард шагнул вперед.
– Я – Ричард Земан. Это Анита Блейк, Джамиль и Зейн.
– Меня зовут Гидеон, – сказал глазастый. У него был почти болезненно низкий голос, как будто даже будучи человеком, он рычал. Звук был таким низким, что у меня начал вибрировать позвоночник.
– Где Вивиан и Грегори? – спросила я.
Капитан Томас Карсвел моргнул и перевел взгляд на меня. Ему не очень понравился вопрос.
– Поблизости.
– Для начала, – сказал Гидеон, – нам нужен ваш пистолет, Мисс Блейк.
Я покачала головой.
– Я так не думаю.
Они переглянулись.
– Мы не можем пропустить вас с пистолетом, Мисс Блейк, – сказал Карсвел.
– Каждый раз, когда кто-то хочет забрать мой пистолет, это означает, что или он мне не доверяет, или собирается сделать что-то такое, что мне точно не понравится.
– Пожалуйста, – сказал Гидеон своим раскатистым голосом, – Вы должны понять нашу настойчивость. Вы обладаете определенной репутацией.
– Анита? – сказал Ричард. Полу-вопрос, полу-что-то еще.
Я поставила пистолет на предохранитель и протянула его Гидеону. У меня осталось еще два ствола и ножи.
Так что пока можно расстаться с браунингом.
Гидеон взял пистолет и отступил к Карсвелу.
– Спасибо, Мисс Блейк.
Я кивнула.
– Пожалуйста.
– Пойдемте? – спросил Карсвел и предложил мне руку, как будто собирался сопровождать меня к обеденному столу.
Я посмотрела на него, потом на Ричарда. Я подняла брови, пытаясь спросить, что он об этом думает, не задавая вопроса вслух. Он еле заметно пожал плечами.
Я положила левую руку на предложенную руку Карсвела.
– В этом отношении вы ведете себя цивилизовано, – сказала я.
– Нет смысла отказываться от хороших манер просто потому, что все ударились в… некотором смысле, в крайности.
Я позволила вести себя к шатру. Гидеон шагал следом, рядом с Ричардом. Они весили примерно одинаково, и исходившие от них потоки энергии заставляли шевелиться волоски у меня на шее. Они явно испытывали силу друг друга, пробовали ее на вкус, ничего не показывая, но слегка снизив свой с таким трудом полученный самоконтроль. Джамиль и Зейн, как хорошие солдаты, прикрывали тылы.
Мы почти дошли до шатра, когда Карсвел остановился, и я почувствовала, что его рука напряглась. Я скользнула правой рукой за спину под плащом, и дотронулась до автомата.
– У вас на спине что-то тяжелое, Мисс Блейк. И это вряд ли дамская сумочка.
Он сжал мою левую руку крепче, но не причиняя боли, и я поняла, что просто так отнять ее уже не получится.
Я перехватила правой рукой узи, и приставила дуло к его груди, не нажимая, в стиле его хватки моей другой руки.
– Всем стоять спокойно, – сказала я.
Гидеон вдруг стал очень-очень неподвижным.
– Мы отдадим вам ваших людей, Мисс Блейк, – в своей манере прорычал он, – в этом нет необходимости.
– Томас тут интересовался, что это у меня на спине. Так я ему показываю.
– Вы знаете меня не достаточно, чтобы звать по имени, Мисс Блейк, – заметил Карсвел.
Я моргнула. В нем не чувствовалось страха. Он был человеком – одно нажатие на курок, и прощай-прости – но в нем не было страха. Я смотрела в его карие глаза и видела только… печаль. Усталое сожаление, словно он почти хотел этого.
Я покачала головой.
– Прошу прощения, Капитан Карсвел.
– Мы не можем позволить вам войти в шатер с этим оружием, – его голос звучал спокойно, просто констатировал факт.
– Анита, будь благоразумной, – сказал Ричард, – если бы все было наоборот, ты сама бы хотела, чтобы у них не было оружия.
На самом деле меня мучила одна проблема: чтобы снять узи, нужно снять плащ. А если снять плащ, то они увидят ножи. А ножи мне терять не хотелось. Конечно, у меня все равно останется файрстар… Я отпустила автомат, и он скользнул обратно за спину.
– Мне нужно будет снять плащ.
Карсвел осторожно отпустил мою руку и отступил, но настолько, чтобы успеть схватить меня. Я посмотрела на его аккуратный наряд. Пиджак был слишком сильно притален, чтобы скрывать наплечную кобуру, в брюках не было карманов, но что-нибудь небольшое могло быть у него на спине.
– Я сниму плащ, если вы снимете вашу верхнюю одежду.
– У меня нет оружия, Мисс Блейк.
– Снимите пиджак, и я вам поверю.
Он вздохнул и одним плавным движением выскользнул из красного пиджака, затем, подняв руки на уровень плеч, повернулся на 360 градусов.
– Как видите, оружия нет.
Сказать по правде, мне просто надо было слегка вывести его из себя, но я не хотела, чтобы он отвечал мне тем же, так что я последовала его примеру.
Я вылезла из плаща, и увидела, как расширились его глаза при виде наручных ножен.
– Мисс Блейк, я впечатлен и разочарован.
Я дала плащу упасть на пол, и стянула лямку автомата через голову. Мне ужасно не хотелось расставаться с узи, но… я могла их понять. Они делали страшные вещи с Грегори и Вивиан. Я бы на их месте тоже не оставила бы себе огнестрельное оружие. Я отщелкнула рожок, и отдала автомат Карсвелу.
Его глаза слегка расширились.
– Боитесь, что мы обратим его против вас и ваших друзей?
Я пожала плечами.
– Нельзя обвинять девушку в осторожности.
Он улыбнулся, и улыбка почти тронула его глаза.
– Да, пожалуй, нельзя.
Я вытащила один из ножей из ножен и протянула его ему рукояткой вперед.
Он отказался:
– Можете оставить ножи себе, Мисс Блейк. Они смогут помочь, только если кто-то приблизится слишком близко. Думаю, леди должно быть позволительно защитить свою честь.
Проклятье, он был очень мил, истинный джентльмен. Если я оставлю себе второй пистолет, а он обнаружит его потом, то вряд ли будет таким же милым.
– Проклятье, – сказала я.
Карсвел нахмурился.
– У меня есть еще один пистолет.
– Должно быть, он спрятан очень надежно, Мисс Блейк.
Я снова вздохнула.
– И очень неудобно, да. Вам он нужен или нет?
Он оглянулся на Гидеона, тот кивнул.
– Да, пожалуйста, Мисс Блейк.
– Все отвернулись.
Ответом мне были только заинтересованные и удвиленные взгляды.
– Чтобы достать пистолет, мне нужно поднять платье и сверкнуть на всю комнату. И чтоб никто не подглядывал!
Ну, хорошо, это было глупо и по-детски, но я все еще не могла просто задрать платье на виду у пятерых мужчин. Мой папа воспитывал меня слишком хорошо для этого.
Карсвел повернулся без дополнительного приглашения. Еще несколько заинтересованных взглядов, и отвернулись все, кроме Гидеона.
– Из меня выйдет неважный телохранитель, если я позволю вам перестрелять нас в спины, пока мы стоим на страже вашей скромности.
В его словах был смысл.
– Ну, хорошо, я сама отвернусь.
Что я и сделала, в последний раз вылавливая пистолет. Поясная кобура была хорошей идеей, но когда я получу его обратно, он отправится в другой карман плаща. Я устала от возни с платьем.
Я протянула пистолет Гидеону. Он взял его, все еще заинтересованно меня рассматривая.
– Кроме ножей, это все?
– Да, – сказала я.
– Слово чести?
Я кивнула.
– Мое слово.
Он кивнул в ответ, будто этого было достаточно. Я уже поняла, кто Карсвел был чьим-то человеком-слугой.
Он был настоящим артефактом, британским солдатом армии Ее Величества, Королевы Виктории. Но до этого момента я не сознавала, что Гидеон настолько стар. Ликнтропы не стареют так медленно. Кто-то или что-то ему помогает, или он больше, чем просто оборотень.
– Ликантроп, – сказала я, – но что вы кроме этого?
Он улыбнулся, сверкнув небольшими клыками сверху и снизу. Единственным ликантропом с такими клыками из тех, кого я видела, был Габриэль. У вас появятся такие штуки, если проводить в форме животного слишком много времени.
– Угадайте, – сказал он таким низким и грохочущим шепотом, что я задрожала.
Карсвел поинтересовался:
– Мы можем повернуться, Мисс Блейк?
– Конечно, – ответила я.
Он снова надел свой пиджак, разглядил его, и опять предложил мне руку.
– Позвольте, Мисс Блейк?
– Анита, меня зовут Анита.
Он улыбнулся.
– Тогда можете называть меня Томас.
Он сказал это так, будто позволял звать его по имени только избранным.
Это заставило меня улыбнуться.
– Благодарю вас, Томас.
Он прижал мою руку к себе чуть более приватно.
– Мне бы действительно хотелось… Анита, чтобы мы встретились при лучших обстоятельствах.
Я встретила взгляд его печальных глаз и сказала:
– Что там делают с моими людьми, пока вы задерживаете меня здесь своими учтивыми улыбками?
Он вздохнул.
– Я надеюсь, что он закончит до того, как мы войдем.
Его лицо приняло почти болезненное выражение.
– Это не подходящее зрелище для леди.
Я попыталась выдернуть руку, но он только прижал ее еще сильнее. Его глаза уже не были печальны. Их заполнило нечто, что я не могла распознать.
– Знайте, что это не мой выбор.
– Отпустите меня, Томас.
Он ослабил руку, и дал мне освободиться. Меня вдруг испугало то, что ждало нас в шатре. Я никогда не говорила с Вивиан, и Грегори был порядочным куском дерьма, но я внезапно поняла, что не хочу видеть того, что с ними сделали.
Гидеон сказал:
– Томас, может, ей…?
– Пусть, – сказал он, – у нее остались только ножи.
Я не совсем бежала, но была близка к этому, когда достигла ближнего прохода в шатер. Я услышала, как Ричард позвал:
– Анита… И почувствовала, что он идет за мной, но не стала его ждать. Я отдернула занавесь и вошла. Под шатром, в самой середине, была только арена. Обнаженной грудой в самом центре лежал Грегори, его руки были замотаны серой клейкой лентой за спиной. Его тело представляло собой месиво из порезов и синяков. Мой взгляд споткнулся на блеснувших костях, влажными зубцами торчавших из тех мест, где они сломали ему ноги.
Открытые переломы – отвратительное дело. Вот почему он не мог уйти сам. Они сломали ему ноги.
Тихий звук заставил меня повернуться и оглядеть шатер целиком. На арене были Вивиан и Фернандо. Я не заметила их сразу, так как они были слишком близко к краю, у самой ограды.
Вивиант подняла лицо от земли, ее рот был заклеен скотчем, один глаз заплыл. Фернандо толкнул ее, заставив снова ткнуться лицом в землю, демонстрируя ее руки, замотанные лентой. Демонстрируя, что он с ней делал.
Наконец, он отстранился, блестящий от влаги, и шлепнул ее по попке.
– Было неплохо.
Я обнаружила, что уже несусь к ним по песку ринга. А это означало, что я перемахнула через ограду на высоких каблуках и в юбке до пола. Я не помнила, как это сделала.
Фернандо встал, застегивая штаны, и улыбаясь мне навстречу.
– Если бы вы не договорились о ее освобождении, мне бы не разрешили и пальцем ее тронуть. Отец не любит делиться.
Я продолжала идти. Один из ножей был у меня уже в руке, прижатой к платью. Я не была уверена, заметил ли он это, или мне было на это наплевать. Я ткнула в его сторону свободной левой рукой.
– Ты крутой мужик, когда леди связали и заткнули рот. А что если леди вооружена?
Он насмешливо улыбнулся, и тронул Вивиан ногой, так просто, как обычно пинают собаку.
– Она милая, но на мой вкус слишком покорная. Мне нравится, когда они вырываются, как та волчья сучка.
Он закончил застегивать штаны, и пробежался пальцами по груди, будто припоминая.
– C't'une bonne bourre.
Я немного знала французский, и поняла, что он назвал Сильви хорошей подстилкой. Я взвесила на руке нож.
Он не был предназначен для метания, но при необходимости сгодится.
В его глазах мелькнула смутная тень, будто он, наконец, осознал, что рядом не было никого, кто мог бы его спасти. И тут через ограду что-то метнулось. Порыв скорости и движения сбил Фернандо с ног так, что он покатился по земле. Когда движение прекратилось, Ричард был сверху.
Я заорала:
– Не убивай его, Ричард! Не убивай его!
Я бросилась к ним, но Джамиль успел первым. Он схватил Ричард сзади за руки, и что-то сказал. Ричард развернулся, вцепился Джамилю в горло и швырнул его через всю арену. Я подбежала к Джамилю, упала рядом с ним на колени, но было уже поздно. У него было вырвано горло. Глаза были широко открыты в испуге, он пытался дышать, но у него не получилось. Ноги дергались, спина выгибалась дугой, как сильно ему хотелось дышать. Он схватил меня за руку, его глаза кричали. А я ничего не могла сделать. Он или излечится, или умрет.
Я закричала:
– Черт! Ричард, помоги ему!
Ричард погружал руку в живот Фернандо. У него еще не было когтей. Только человеческие пальцы зарывались в плоть, в поисках сердца. Он был достаточно силен, чтобы вырвать его, если только мы не успеем его остановить.
Я встала, и рука Джамиля выскользнула из моей. Он отпустил меня, но продолжал цепляться глазами. Я бросилась к Ричарду с криком:
– Ричард!
Он оглянулся на меня янтарными волчьими глазами на все еще человеческом лице. Он протянул мне одну руку в крови, и ментальная защита, которая спасала нас друг от друга, рухнула.
У меня потемнело в глазах, и когда я снова обрела зрение, оказалось, что я стою на коленях. Я ощущала свое тело, но точно так же могла чувствовать, как пальцы Ричарда пробивают путь сквозь тонкую плоть. Кровь была теплой, но этого было недостаточно. Он хотел помочь себе зубами, но боролся с этим желанием.
Томас опустился на колени рядом со мной.
– Воспользуйтесь своими метками, чтобы успокоить его, пока он не убил Фернандо.
Я покачала головой. Мои пальцы продирались сквозь плоть. Мне пришлось прижать руки к глазам, чтобы вспомнить, в каком я теле. Я услышала свой голос, и он помог нам разделиться. Помог мне понять, кем и чем я была.
– Черт, я не знаю, как.
– Тогда заберите его ярость, его зверя.
Томас взял мои руки и сжал их, не причиняя боль, помогая мне опереться на него. Я вцепилась в его руки и уставилась ему в лицо, как тонущая слабая женщина.
– Я не знаю, как, Томас.
Он издал раздраженный звук.
– Гидеону придется вмешаться, если вы не сможете его успокоить, – сказал он почти вопросительно.
Я кивнула. Конечно, я сама чуть не убила Фернандо, но так же я знала, что если мы убьем его, то никогда больше не встретим рассвет. Падма убьет нас. Убьет нас всех.
Я смотрела в глаза Томасу, но почувствовала, как Гидеон схватил Ричард. Почувствовала, как он оттаскивает его от Фернандо. Ричард развернулся и ударил Гидеона, тот упал на землю, потом снова бросился на него.
Они катались по земле, каждый старался оказаться сверху. Единственное, что удерживало схватку от того, чтобы стать смертельной, это то, что они оба оставались в человеческом обличье, но все равно пытались драться, будто у них были когти. Но зверь Ричард уже рос в нем. Если он перекинется и убьет противника, то мы уже не сможем удержать его.
Томас дотронулся до моего лица, и я поняла, что не видела его. Прямо перед собой я видела странные глаза Гидеона, а мои руки пытались разорвать его горло. Но это были не мои руки… – Помогите мне, – попросила я.
– Просто откройтесь его зверю, – сказал Томас, – просто откройтесь, и он заполнит вас. Зверь ищет выход, хочет сбежать. Дайте ему возможность перейти в вас.
И в этот момент я поняла, что Томас и Гидеон были частью такого же, как у нас, триумвирата.
– Я не ликантроп, – сказала я.
– Это ничего не значит. Сделайте это, или нам придется убить его.
Я закричала и сделала так, как он говорил. Но я не только открылась. Я сама погрузилась в его ярость. Сила, которую он звал зверем, налетела на меня. Я ощутила этот почти родной вкус, и она хлынула на меня, через меня, сквозь меня, как слепой ураган зноя и энергии. Это было похоже на то, что поднималось во мне, когда мы объединяли силы с Ричардом и Жан-Клодом, но в этот раз мне не на что было потратить эту силу. Зверю некуда было бежать. Он пытался просочиться через мою кожу, захватить все внутри меня, но для него не было зова. Я была пуста, и он бушевал во мне. Я чувствовала, как он растет, пока не поняла, что вот-вот взорвусь на кровавые куски. Давление росло и росло, и ему не находилось выхода.
Я опять закричала, пронзительно, непрерывно, снова и снова – как только успевала набрать воздуха. Я чувствовала, как Ричард подбирается ко мне, чувствовала, как его руки и ноги движутся по песку, чувствовала каждый мускул в его теле, который скользил ко мне, превращая всего его в предмет чувственного искусства, потрясающее существо. Он появился надо мной, только его лицо, разглядывающее меня. Его длинные волосы упали вниз, как темная занавесь. В уголке рта блеснула капля крови. Я чувствовала, что ему хочется ее слизнуть, но он останавливает себя; и находясь так близко к нему, я знала, почему он это делает. Для меня. Он боялся, что я посчитаю его монстром.
Его сила все еще пыталась найти выход из моего тела. Она хотела крови. Она хотела слизнуть эту каплю и попробовать ее на вкус. Хотела завернуться в тепло его тела и стать им. Эта сила звала его, как разочарованный любовник, просила открыть объятия, его тело, разум, и поглотить ее. Ричард дал ей имя, чтобы отделить от себя своего зверя, но они были неразделимы. В тот момент я поняла, почему так сильно и долго Ричард отказывался от этой силы. Она была им самим. Точно так же, как его волчья форма образовывалась из его собственного человеческого тела, так и ярость, разрушение, происходили из его очень человеческой души. Его зверь был из той части нашего разума, которую мы старательно скрываем, и осознаем только в самых страшных кошмарах. Не в тех снах, где за нами гонятся чудовища, а в тех, где монстры – мы сами. Мы воздеваем окровавленные руки к небу и кричим, но не от страха, а от радости. Чистой радости убийства. Это то очищающее мгновенье, когда мы окунаем руки в горячую кровь своих врагов, и ни одна мысль из цивилизованного мира не может помешать нам сплясать на их могилах.
Сила вспыхивала во мне, будто бьющая меня изнутри рука, которая тянулась к нему, когда он склонялся надо мной. Его глаза заполнил страх, но это был не страх передо мной или за меня. Это был страх мысли, что зверь – это реальность, и что все его моральные устои, все, чем он был, оказалось ложью.
Я смотрела на него снизу вверх.
– Ричард, – прошептала я, – все мы создания света и тьмы. Принятие своей тьмы не убьет свет. Добро сильнее этого.
Он упал, распластавшись по земле, опираясь на локти. Его волосы накрыли мое лицо с двух сторон, и я поборола желание потереться о них лицом. На таком расстоянии я могла чувствовать запах его кожи, лосьона, но под этим был он сам. Теплый аромат его тела. Мне хотелось дотронуться до этого тепла, обхватить его губами, попробовать на вкус, и сохранить навсегда. Я хотела его. Сила вспыхнула от этих мыслей, примитивнейших из желаний, которые разжигали ее, делали почти невозможным держать ее под контролем.
Он начал шептать, из угла губ все еще текла кровь.
– Как ты можешь говорить, что добро сильнее? Мне хочется слизать кровь со своего тела. Хочется прижаться губами к твоим губам. Хочется, чтобы ты почувствовала вкус моей раны. Это зло.
Еле касаясь его лица, я провела по нему кончиками пальцев. Но даже это движение заставило силу проскочить между нами разрядом тока.
– Это не зло, Ричард. Это просто не очень цивилизовано.
Кровь собралась у него на подбородке в большую каплю и упала мне на кожу. Она была обжигающе горячей.
Его сила хлынула вперед и захватила меня с собой. Она хотела – я хотела – слизнуть кровь с губ Ричарда. Часть меня все еще продолжала протестовать, когда я подняла голову, чтоб дотянуться до него губами, языком и даже зубами. Я упала, ощущая во рту его соленый вкус, и желая большего.
Но большее пугало меня. Я была так же напугана этой частью его, меня, как и он. Вот почему я убежала от него той ночью в полнолуние. Не потому, что он разорвал Маркуса, хотя это тоже, а то, КАК это подействовало на меня. Воспоминание о том, как меня подхватила энергия стаи, и в тот момент я хотела упасть на колени и принять участи в их трапезе. Я боялась, что зверь Ричарда заберет все, что осталось во мне человеческого. Я испугалась по той же причина, что и он. Но все, что я говорила, было правдой. Это не было злом, это было просто не по-человечески.
Он дотронулся губами до моих губ трепетным поцелуем. Из его горла вырвался низкий глухой звук, и он внезапно прижался ко мне губами так сильно, что если бы я не раскрылась ему навстречу, остался бы сильный кровоподтек. Я разомкнула губы, и его язык скользнул в меня, его губы обхватили мои. Порез наполнил мой рот его вкусом – солено-сладким. Я держала его лицо руками, мои губы искали его, и этого было уже недостаточно. Короткий высокий вскрик вырвался из меня прямо в него. Этот звук нужды, безысходности, желания, которое никогда не было человеческим. Мы играли в Оззи и Хэрриет, но то, чего нам хотелось, было скорее из «Хастлера» или "Пентхауза".
Мы поднялись на колени, все еще прижимаясь губами. Мои руки скользили по его груди, спине, и что-то глубоко во мне щелкнуло и отпустило. Как только я могла быть так близко к нему и не дотронуться?
Его сила пыталась вылиться, но я удерживала ее. Я держал ее, будто могла строить свою собственную магию, давая ей возможность расти, пока, наконец, я уже не могла больше сдерживаться.
Руки Ричарда скользнули вверх по моим ногам и нашли кружевной край черного белья. Его пальцы гладили под платьем мою обнаженную спину, и через мгновенье я была раздета.
Сила хлынула вверх, в стороны, наполняя нас обоих. Она обрушилась на нас сокрушающей волной жара и света, пока картинка перед глазами не распалась на части, и мы не закричали в один голос. Его зверь скользнул в него. Я чувствовала, как он выбирается из меня, перетекает мощным потоком, и сворачивается внутри Ричарда, заполняя его тело. Я ждала, что почувствую, как последняя капля этого потока перейдет в него, как падает на язык последняя капля вина из бокала, но эта капля осталась.