Страница:
резкой сменой шквалистых ветров и угрозой внезапного вулканического
извержения, был поистине роковым. Теперь, в век дизель-электроходов,
радиомаяков, штормовых предупреждений и спутниковой навигации, страхи вроде
бы позади. На зеленом склоне спящего вулкана, у самого его подножья,
доверчиво приютился живописный белый городок. Маленький пассажирский
пароход, отчаянно дымя, спешит к берегу, пересекая залив. Почему люди с
таким упорством живут в опасном соседстве с вулканами? Ведь покой и сон их
обманчивы. Никто пока не может предсказать, когда снова пробудятся эти
исполины.
Я вспоминаю городок Сен-Пьер на далеком острове Мартиника, куда наше
судно "Дмитрий Менделеев" зашло несколько лет назад. Цветущее райское место
у подножья спящего вулкана Мон-Пеле. В начале нашего века этот вулкан
неожиданно проснулся и в течение ^нескольких часов сжег весь город с его
обитателями -- 18000 человек погибло. Катастрофа произошла столь
молниеносно, что стоявшие на рейде корабли сгорели, даже не успев выбрать
якори.
Несколько лет назад на острове Кунашир, где расположен грозный
современный вулкан с обманчиво-ласковым именем Тятя, местные жители поведали
мне весьма поучительную историю, довольно точно отображающую возможности
современной вулканологической науки. У них в Южно-Курильске выступал как-то
один из известнейших наших вулканологов, профессор, доктор наук, автор
многих книг о вулканах. Он рассказывал о признаках, по которым можно
опознать угрозу близкого извержения. Лекция прошла с большим успехом. После
лекции заинтересованные слушатели спросили у профессора, когда, по данным
науки, можно ожидать извержения вулкана Тятя. Вопрос, сами понимаете, не
праздный: вулкан -- вот он, из окна виден. Лектор успокоил собравшихся,
обстоятельно разъяснив, что следующего извержения следует ожидать не ранее,
чем через сто лет. Все, довольные, разошлись по домам, а на следующее утро
неожиданно началось сильное извержение Тяти, и в первых рядах бегущих видели
уважаемого профессора.
Как же предсказать столь внезапные катастрофы? Для этого необходимо
изучить связь вулканической деятельности с движением плит.
Детальное изучение вулканических подводных гор, их строения и
происхождения -- одна из главных задач нашего рейса...
27 июля судно встало к пирсу в небольшом итальянском городе
Чивитта-Веккия -- аванпорте Рима. Большие морские паромы идут отсюда на
остров Сардиния и в другие места Средиземноморья. Это огромные суда
"Леонардо-да-Винчи", "Палермо" и другие, вмещающие сотни автомашин с
туристами. Сейчас июль -- время летних отпусков, и порт буквально забит
автомашинами с прицепами, до отказа заполненными многодетными и шумными
семьями. Длинные автомобильные очереди выстраиваются к причалам уже с утра.
А вот и цыганский табор. Только вместо традиционных коней, телег и пестрых
шатров на их вооружении вполне современные и комфортабельные автофургоны
"Фиат".
На судно приехали итальянские участники экспедиции. Один из них--доктор
Карло Савелли, ученый-петрограф из геологического института в Болонье, автор
многих широко известных работ по геологии Тирренского моря и Аппенинского
полуострова. Это спокойный улыбчивый человек лет сорока пяти. Второй
итальянец, молодой и очень молчаливый, с вьющимися темными кудрями, в очках
-- Марчелло Грелини. Он из Рима и представляет концерн, занимающийся
поисками полезных ископаемых. Вместе с ними еще несколько специалистов и
представителей фирм. Обсуждается выбор первоочередного объекта для подводных
исследований. Тирренское море, хотя и невелико, но по сложности своего
геологического строения не уступает любому океану. Большая группа подводных
гор расположена в центральной и южной его частях -- это подводные
вулканы, напоминающие океанские. Один из них несколько лет назад был открыт
советскими учеными на судне "Академик Вавилов". Он так и назван на всех
картах "Гора Вавилова". Не так давно на глубоко погруженных горах Вавилова и
Маняги проводило детальные работы с поверхности другое судно нашего
института-- "Профессор Штокман". В результате было установлено, что обе эти
горные -- вулканы, по составу близкие к океанским.
Другая группа гор протягивается цепочкой в северо-западной части моря,
вдоль побережья Корсики и Сардинии. Сюда входят в подводный хребет Барони и
гора Верчелли. В отличие от других, вершины этих гор находятся на
сравнительно небольшой глубине, недоступной и для подводного аппарата и для
водолазов. О составе пород, слагающих гору Верчелли, ни у нас, ни у наших
итальянских коллег никаких сведений нет. Что это -- вулкан или гряда,
оторванная трещинами от острова Сардиния? Именно на горе Верчелли решено
сделать первый полигон детальных работ. Представители концерна просят
обратить внимание, нет ли на склонах горы Верчелли каких-нибудь признаков
полезных ископаемых.
После совещания гости совершают экскурсию по нашему судну, подробно, с
большим интересом знакомятся с гипербарической системой и подводным
обитаемым аппаратом. Еще бы! Ведь такого оборудования у них пока нет. Потом
итальянцы пригласили нас на
берег, где стали уже хозяевами. Они повели нас обедать в маленькую
тратторию неподалеку от старинных выщербленных временем ворот порта.
Традиционное сардинское меню--мидии, королевские креветки, кальмары, острый
пахучий сыр. Все это так щедро пересыпано перцем, что нужен огнетушитель --
и на столе появляется сухое вино из Абруццы.
В часы послеобеденной сиесты город словно вымирает. Только к вечеру,
когда спадает жара, набережная заполняется молодежью. Юноши и девушки,
одетые на первый взгляд небрежно, но весьма продуманно (в моде стиль "фама")
медленно разъезжают на мотороллерах взад и вперед, курят, пьют и целуются,
решительно ни на кого не обращая внимания. Рядом с портом--развалины древней
римской крепости. Неподалеку от нее-- средневековый форт, когда-то надежно
охранявший вход в гавань. Над неопрятным каменистым городским пляжем
неподвижно изогнулись редкие пинии.
Поздним вечером "Витязь" выходит из гавани. Навстречу один за другим
бесшумно скользят океанские паромы с туристами. Огромное красное солнце
медленно плавится в неподвижном зеркале Тирренского моря. Берем курс на
него, туда, где в конце этой пылавшей багряной дорожки скрывается под водой
гора Верчелли. К вечеру следующего дня вышли в район горы, сделали
рекогносцировочный промер с эхолотом, нашли вершину на глубине 30 метров и
поставили на ней буй. Не теряя времени понапрасну, сразу же ночью начали
детальную геомагнитную съемку и промер с эхолотом, однако уже под утро
выяснилось, что стараемся мы зря -- буй снесло. Пришлось все начинать
сначала.
Пока идет съемка, наши геоморфологи срочно строят детальную карту
рельефа дна, чтобы наметить место погружения подводного аппарата. Командир
подводников проводит инструктаж по технике безопасности для научных
наблюдателей, которые будут принимать участие в погружении. И сразу
предупреждает: при возникновении аварийной ситуации первейшая задача
наблюдателя лежать тихо, не давать умных советов и не мешать пилотам
работать. А главное, не хвататься ни за какие ручки и тумблеры ("которые их
не касаются"). Затем притихшим новичкам показывают, как надо обращаться с
танковым противогазом в случае, если в обитаемом отсеке возникнет пожар.
Оба итальянца тоже внимательно слушают перевод этих наставлений и лица
их полны серьезности.
И вот -- первый день погружений. Все как будто готово. Выбраны места
спуска. "Аргус", сверкая свежей бело-алой краской, уже стоит на кормовой
палубе. На рубке надпись "Академия наук СССР". Экипаж занят последними
приготовлениями. На воду спускается мотобот с резиновой лодкой для пересадки
экипажа и группой обеспечения, в которую входят наши водолазы. К "Аргусу"
прикрепляют трос и осторожно опускают его за корму. Виталий Булыга прыгает
из лодки на скользкую яйцеобразную обшивку аппарата и ловко "отдает" крюк с
тросом. Теперь "Аргус" полностью автономен. Все три пилота -- один за другим
-- скрываются в люке. Первое погружение -- пробное, техническое. Второе --
уже рабочее. Я стою в рубке "Витязя", рядом с вахтенным штурманом, и мне
хорошо слышны переговоры по "подводному телефону": "Витязь, я Аргус.
Проверку систем закончил. Глубина по эхолоту аппарата 95 метров. Люк
задраен. Прошу разрешить погружение". Капитан отвечает: "Аргус, я Витязь.
Слышу вас хорошо. Погружение разрешаю". Яркое сверкающее на солнце белое
яйцо с красным поплавком аварийного буйка начинает тускнеть, медленно уходя
в воду. Вот уже только краешек рубки торчит из воды. Вот и он скрылся, как
будто не было никакого аппарата. Только в динамике звучит голос Виталия:
"Витязь, я Аргус. Глубина 30 метров, продолжаю погружение".
Дальше, однако, слушать некогда, следующее погружение -- мое.
Захожу в каюту к начальнику экспедиции. Он вручает мне кальку-схему с
намеченным маршрутом и дает последние наставления: надо погрузиться на
склоне горы и двигаться снизу вверх к ее вершине, внимательно осматривая,
описывая и фотографируя скальные выходы пород. Необходимо наметить место
работы для водолазов. Надо также, если удастся, взять образцы пород. Мы еще
не закончили разговор, когда за иллюминатором застучал мотор приближающегося
мотобота. Я хватаю кальку с картой и вскакиваю из-за стола. Мой собеседник
недовольно морщится: "Да что ты ее схватил, как сторублевку? Не спеши, не
все еще обговорили". Дальнейший мой маршрут лежит на камбуз. Здесь мне
вручают бачок с дымящимися котлетами -- обед для экипажа, который состоится
на дне Тирренского моря. Надо еще успеть переодеться, точнее -- раздеться,
так как в аппарате жарко. Наконец, я прибываю в "ландспорт" -- это
специальное помещение на борту, недалеко от кормы, откуда обычно высаживают
в шлюпки. Мотобот, взревев двигателем, резко стартует от борта "Витязя" и,
оставляя за собой пенный след, несется по длинным и плоским волнам туда, где
сверкает на зеленом фоне яркая точка, рубка уже всплывшего Аргуса".
Люк открыт, пилот, высунувшись из рубки, машет нам рукой. Подходить
вплотную опасно, так как волна может навалить мотобот на аппарат и повредить
его хрупкие системы. Поэтому за борт выгружается резиновая надувная лодка.
Несколько ударов короткого деревянного весла -- и мы возле "Аргуса". Смена
экипажа -- пилот ловко прыгает в лодку, а я, ухватившись за край рубки,
пытаюсь перебраться на "Аргус". Это не просто -- босые ноги скользят по
мокрой покатой обшивке корпуса. Наконец, завершив пересадку, передаю в люк
вещи и втискиваюсь сам, попадая таким образом в Обитаемый отсек. Встаю ногой
на кресло и, стараясь не задевать Вострые углы, проскальзываю в самый низ,
на дно отсека, где перед
нижним иллюминатором лежит тюфяк. Это мое рабочее место. Ложусь на
правый бок и осматриваюсь. Прямо надо мной торчат босые ноги экипажа --
Виталия Булыги и Сережи Холмова. Выше, за толстым стеклом иллюминатора, в
желтизне дробящихся волн, ослепительно вспыхивают солнечные лучи. На уровне
глаз--два нижних иллюминатора, за которыми качается ярко-бирюзовая вода с
серебряными пузырьками. Правое плечо упирается в пульт с рядом тумблеров.
Это включение забортных прожекторов и других электрических систем. Под
правым локтем микрофон магнитофона, рядом, на резиновом шланге, спусковой
крючок подводной фотокамеры. Стоит нажать на него -- и следует ослепительная
фотовспышка. Слева, недалеко от тюфяка -- два аварийных противогаза. Люк
задраен. Холмов включает микрофон подводного телефона: "Витязь, я Аргус.
Прошу разрешить погружение". В ответ слышится: "Аргус, я Витязь. Погружение
разрешаю". Солнечный свет в иллюминаторе начинает гаснуть. Аппарат
поскрипывает. Капли соленой воды из-под люка падают мне на спину. Вплотную
приникаю к стеклу. Мелкие пузыри воздуха стремительно проносятся кверху.
Рядом с ними медленно перемещаются вверх большие белые хлопья, похожие на
снег. Вспоминаю, как во время моего первого погружения в Тихом океане я
спросил у командира аппарата: "Саша, почему они всплывают?" -- и он
насмешливо ответил: "Это планктон. Не он всплывает, а мы погружаемся".
В отсеке снова звучит голос Холмова: "Витязь, я Аргус. Глубина сорок
метров. Продолжаю погружение". Снова две холодные капли обжигают
разгоряченную спину. И опять вспоминаю 78-й год. Это было время, когда
специализированных судов-носителей подводных аппаратов еще не было, и
"Пайсис" опускался прямо с борта "Дмитрия Менделеева". Мне с большим трудом
удалось попасть в число научных наблюдателей. Уже опытные подводные пилоты
Александр Подражанский, Анатолий Сагалевич и Владимир Кузин относились к
нам, новичкам, покровительственно и несколько насмешливо. Еще бы -- у них за
плечами были многочисленные погружения у берегов Канады и на Байкале. Об
этом писали все газеты. Они были настоящими героями, подводными "волками", а
мы -- робкими "чечако". Тогда погружения на "Пайсисах" в океане только
начинались. Аппараты, не имевшие специальных помещений на судах, стояли
просто на верхней палубе, что не улучшало их состояния. Иногда поэтому
возникали отказы разных систем.
Инструктируя нас, пилоты строго предупреждали, что в обязанности
подводного наблюдателя входит прежде всего следить за неполадками в
электросети (короткое замыкание может привести к пожару -- так уже погиб
один американский экипаж), за герметичностью обитаемого отсека (водяная
тревога) и за системой очистки отсека от углекислого газа. Обо всех
нарушениях надо срочно докладывать командиру. Мы должны также научиться
управлять аппаратом, чтобы "в случае, если два других члена экипажа выйдут
из строя, обеспечить его всплытие". Инструктируя меня, Саша Подражанский
сказал: "Ну, это-то вряд ли понадобится, в случае чего, ты первый
загнешься". И улыбнулся: "Ну что, нагнал на тебя страху? Пойдем лучше
выпьем".
"Во время первого погружения, -- говорят пилоты, -- от наблюдателя
проку мало -- он обалдевает". Действительно, в это время находишься в
состоянии, "близком к эйфории". Я как-то спросил одного из наших солидных
ученых, первый раз в жизни участвовавшего в погружениях, о его впечатлениях.
"Понимаешь, -- ответил он мне,--когда задраили люк и аппарат стал
погружаться, и все вокруг как-то странно заскрипело и закачалось, я подумал:
"Господи, и зачем я сюда залез, чего мне в жизни не хватало?" "Молодец,
что не врешь, -- засмеялся я, -- со мной в первый момент было то же самое".
Так вот, во время первого погружения на "Пайсисе" в Тихом океане, на
атолле Хермит, я старался ни в коем случае не показывать своего волнения и в
то же время внимательно следить за всем, что грозит аварийной ситуацией.
Помнится, мы уже легли на грунт на склоне океанского вулкана на глубине 400
метров, и я только начал, про все позабыв, увлеченно диктовать на магнитофон
первые наблюдения, как вдруг мне на спину что-то капнуло. Я поднял голову, и
в лицо мне брызнула вода. Вглядевшись, я, несмотря на жару, похолодел: от
крышки люка в верхней части отсека, медленно змеились струйки.
"Саша, вода", -- окликнул я командира казалось бы спокойным, но, как
выяснилось, сдавленным голосом. "Не бери в голову", -- ответил он, не
оборачиваясь и не отрывая рук от рычагов управления. Оказалось, что при
погружении подводный аппарат попадает из теплых верхних слоев океанской воды
в нижние -- холодные. Из-за охлаждения внутри обитаемого отсека образуется
конденсированная вода. Новичков об этом не всегда предупреждают -- то ли по
забывчивости, то ли чтобы испытать их "на прочность".
-- "Аргус" покачнулся и заскрипел. Голос пилота вернул меня в
сегодняшний день: "Витязь, я Аргус. Легли на грунт. Глубина 211 метров.
Начали работать". Я щелкаю тумблером, включаю забортные прожектора. Перед
иллюминатором в желтом рассеянном свете луча виден пологий склон, покрытый
белым песком, на котором лежат мелкие обломки раковин и кораллов. Судя по
карте и компасу, мы находимся сейчас на северном склоне горы Верчелли.
Задача нашего погружения -- провести визуальную геолого-геоморфологическую
съемку и фотографирование склона горы до ее вершины. Найти выходы коренных
пород и описать их, выяснить, нет ли продуктов подводного выветривания,
постараться взять образцы. Надо, кроме того, наметить участки с рыхлыми
осадками, где можно воткнуть зонд тепломера. Ведь величина теплового потока
-- главный параметр, по которому можно судить, есть ли на глубине разогретый
вулканический очаг.
С этого мы и начинаем. Булыга с переносным пультом управления
перебирается из своего кресла вниз и ложится рядом со мной, глядя в соседний
иллюминатор. Пробуем оценить мощность осадков с помощью "механической руки".
Виталий приводит манипулятор в действие. "Механическая рука" по ту сторону
иллюминатора оживает, поворачивается вниз. При этом вся "кисть" манипулятора
входит в песок полностью. Значит, мощность осадков здесь не меньше 15-20
сантиметров. В поле зрения на песке хорошо видны тонкие кустики кораллов и
глубоководных водорослей. Виталий включает винт вертикального движителя, и
они взлетают вместе с взвихрившимся песком. Аппарат, оторвавшись от дна,
зависает на расстоянии около метра. Пилоты переговариваются: "Перехожу в
плюс" (значит, -- подвсплываем), или: "Перехожу в минус" -- погружаемся,
или: "Сидим в нуле". Вот сейчас мы "в нуле" -- висим неподвижно в воде.
Такая маневренность дает "Аргусу" возможность вплотную приближаться к
интересующим нас подводным ;объектам и долго наблюдать их. ; Ложимся по
компасу на курс 140 , туда, где предположительно должна быть вершина горы, и
медленно начинаем двигаться. Скорость небольшая -- около полутора узлов.
Прямо по маршруту, полузарывшись в песок, лежит какая-то большая рыба,
похожая на морского окуня. Она не обращает на нас внимания. Слева и справа в
луче прожектора вспыхивают редкие кустики водорослей, удивительно похожие на
перья. Этими подводными перьями буквально усеяно все дно. Песчаный склон
очень пологий и трудно определить, где низ, а где верх. Кажется, все же
глубина понемногу уменьшается. Достигнув 205 метров, аппарат входит в
огромный косяк ставриды. Рыбы обтекают нас сверху, сверкая в лучах
светильников серебряными боками. Как будто монеты сыплятся из рога изобилия
в немом кино. Следом за первым косяком идет второй. Я пытаюсь его
сфотографировать. От яркой вспышки косяк взмывает и растворяется в сумерках.
Мы продолжаем ползти вверх по песчаному склону, покрытому водорослями,
напоминающими уже не перья, а веера. На глубине 200 метров снова проверяем
кистью манипулятора плотность рыхлых осадков.
Здесь перед нами неожиданно возникает целое семейство огромных
лангустов. Какие красавцы! Медленно проплываем над ними. Они шевелят
длинными усами и неохотно пятятся. Впереди на песке еще один гигант длиной
не меньше 70 сантиметров. Виталий делает маневр и пытается ухватить его
манипулятором. При виде надвигающегося аппарата, который должен ему казаться
великаном, лангуст нисколько не пугается, наоборот, -- становится в боевую
позицию, угрожающе задрав передние клешни. Только в последний момент, когда
стальная кисть почти смыкается, он неожиданно делает стремительный рывок и
ускользает от нас. Поднимаемся по склону. То тут, то там встречаются рыбы,
полузарывшиеся в песок, и какие-то непонятные воронки. Такие воронки в
песчаном грунте я встречал в разных местах -- и в Тихом океане, и на
подводных склонах острова Кипр. Что это такое? Никто не знает -- биологи
кивают на геологов, геологи -- на биологов. Здесь же, на грунте, отчетливо
видны похожие на палочки белые черви вроде карандашей. Они то лежат
неподвижно, то перемещаются рывком, цепляясь за песок носом, как крючком.
Большая черная голотурия проплывает под нами. Огромный краб медленно тащится
вверх по склону, держа в задних поднятых клешнях зеленый лист водорослей.
Попав в луч прожектора, он, не выпуская лист, становится в боевую позицию,
но, видя, что ему не угрожают, продолжает свой путь.
Большой скат пересекает наш курс, плавно обтекая поверхность дна. Его
плавники-крылья медленно и мерно вздымаются, как у планирующего альбатроса.
На глубине 148 метров перед аппаратом возникает огромная темная масса.
Это большая отвесная скала, сложенная коренными породами. Наконец-то!
"Аргус" подходит к подножью скалы и начинает медленно всплывать вдоль нее.
Внизу видны крупноглыбовые осыпи, частично засыпанные песком и заросшие
водорослями. Какие это породы? Поди разбери через стекло! Скала темно-серого
цвета. Обрыв крутой, почти вертикальный, слегка окатан и разбит глубокими
трещинами, засыпанными белым песком. В стенах -- каверны и ниши, словно
настоящие пещеры. Похоже, склон горы разрушался не под водой, а на
поверхности моря, где и подвергся выветриванию. Все наши многочисленные
попытки оторвать образец, оказываются безуспешными -- "механическая рука"
скользит по скалам, заросшим органикой. Аппарат кружится на месте, тыкаясь в
выступы. Виталий сдержанно отпускает неодобрительные замечания, но все
старания напрасны -- без кувалды здесь не обойтись. Мы оставляем свои
попытки и всплываем выше. Оказывается, это скальная гряда, за которой
обнаруживается вторая, сложенная такими же темно-серыми скатанными породами.
Очертания выступов похожи на изображения скал на древних иконах. Выше второй
гряды обнаруживается третья, такая же, с карнизами, напоминающими террасы.
Похоже, что когда-то здесь гуляли волны прибоя. С этой глубины и до самой
вершины горы идет причудливый рельеф с вертикальными скальными обрывами.
Поверхность как ковром покрыта густой растительностью: губками, мягкими
кораллами и другой органикой. Вершины -- острые щетки шириной от одного до
нескольких метров, вроде зубьев пилы. В глазах рябит от ярко-зеленых сочных
и больших листьев ламинарий и каких-то красных водорослей, напоминающих
альпийские маки.
Так, переплывая со скалы на скалу и проводя фотографирование, мы
медленно поднимаемся к самой вершине горы Верчелли. Пешком такой маршрут не
сделать никаким альпинистам. Вершина на глубине 56--60 метров прорезана
глубокими ущельями с осыпями, которые держатся на "честном слове". Отсюда
под нами хорошо видны крутые склоны, уходящие вниз...
"Аргус, я Витязь", -- неожиданно громко раздается в отсеке. Время
вашего погружения вышло. Сообщите готовность к всплытию". Мне показалось,
что с начала спуска прошло минут сорок, а доказывается -- около четырех
часов. С неохотой вырубаю магнитофон. На глубине 60 метров отрываемся от
грунта и начинаем всплытие. В иллюминаторах светает. Хлопья планктона на
этот раз движутся вниз, как будто идет снег. Еще несколько минут, и
пронзительно-алый солнечный свет вспыхивает в верхнем иллюминаторе. Аппарат
начинает резко раскачиваться на волнах. "Аргус, я Витязь, -- оглушительно
звучит в ушах.--Вижу вас, иду к вам." к открыт, и я с наслаждением, после
четырехчасовой финской и, падаю в соленую морскую воду на пути к резиновой
лодке... На том же самом "Аргусе" мне пришлось снова погружаться на оны
подводных гор Тирренского моря еще два года спустя, в но-i рейсе "Витязя".
Одно из погружений запомнилось более других. Дело в том, что у "Аргуса", как
я уже упоминал, есть манипулятор--механическая рука, которой можно 5рать
пробы грунта или отдельно лежащие камни. А вот взять образец породы из
коренного залегания, оторвать его от скалы эта рука не может -- силенок
мало. Поэтому группа наших умельцев во главе с инженером Игорем Ракитиным
сконструировала небольшое буровое устройство, приводящееся в действие
аккумуляторами "Аргуса". С его помощью можно было пробурить прямо в твердой
породе небольшую скважину длиной до 20 см, да еще и взять керн диаметром
полтора сантиметра. Устройство это успешно испытали на палубе, пробурив
каменную глыбу и получив керн. Однако пилоты наши этой новой технике
обрадовались не слишком. Ведь если бур заклинит, "Аргус" встанет на мертвый
якорь и не сможет оторваться от дна!
Чтобы избежать этой опасности, Ракитин придумал специальное
приспособление: аппарат снабжался двумя опорными штангами, которые могли
выдвигаться. Если бур заклинивало, аппарат опирался на боковые штанги, вся
система отстреливалась, и можно было всплывать. Систему эту поставили на
аппарат и испытали прямо на палубе -- все работало прекрасно. В первое
погружение с бурением отправились два пилота -- Виталий Булыга и Александр
Горлов, а также я. Дело было на подводном хребте Барони. Опустившись на дно,
мы долго выбирали удобный участок скальной породы для первого бурения.
Наконец нашли и начали бурить. Красноватый дымок завихрился из-под бура,
медленно, с усилием входящего в породу. Все как будто шло прекрасно, но тут
аппарат качнулся, и сверло моментально заклинило. Пытались освободить его
обратным вращением, но из этого ничего не вышло. "Жалко, -- сказал Булыга,
-- придется отстреливать". И как раз в этот момент я увидел, что выпущенные
нами штанги висят в воде и до дна не достают. Поверхность скалы оказалась
неровной, и как мы ни старались дотянуться штангами до твердой опоры, чтобы
извержения, был поистине роковым. Теперь, в век дизель-электроходов,
радиомаяков, штормовых предупреждений и спутниковой навигации, страхи вроде
бы позади. На зеленом склоне спящего вулкана, у самого его подножья,
доверчиво приютился живописный белый городок. Маленький пассажирский
пароход, отчаянно дымя, спешит к берегу, пересекая залив. Почему люди с
таким упорством живут в опасном соседстве с вулканами? Ведь покой и сон их
обманчивы. Никто пока не может предсказать, когда снова пробудятся эти
исполины.
Я вспоминаю городок Сен-Пьер на далеком острове Мартиника, куда наше
судно "Дмитрий Менделеев" зашло несколько лет назад. Цветущее райское место
у подножья спящего вулкана Мон-Пеле. В начале нашего века этот вулкан
неожиданно проснулся и в течение ^нескольких часов сжег весь город с его
обитателями -- 18000 человек погибло. Катастрофа произошла столь
молниеносно, что стоявшие на рейде корабли сгорели, даже не успев выбрать
якори.
Несколько лет назад на острове Кунашир, где расположен грозный
современный вулкан с обманчиво-ласковым именем Тятя, местные жители поведали
мне весьма поучительную историю, довольно точно отображающую возможности
современной вулканологической науки. У них в Южно-Курильске выступал как-то
один из известнейших наших вулканологов, профессор, доктор наук, автор
многих книг о вулканах. Он рассказывал о признаках, по которым можно
опознать угрозу близкого извержения. Лекция прошла с большим успехом. После
лекции заинтересованные слушатели спросили у профессора, когда, по данным
науки, можно ожидать извержения вулкана Тятя. Вопрос, сами понимаете, не
праздный: вулкан -- вот он, из окна виден. Лектор успокоил собравшихся,
обстоятельно разъяснив, что следующего извержения следует ожидать не ранее,
чем через сто лет. Все, довольные, разошлись по домам, а на следующее утро
неожиданно началось сильное извержение Тяти, и в первых рядах бегущих видели
уважаемого профессора.
Как же предсказать столь внезапные катастрофы? Для этого необходимо
изучить связь вулканической деятельности с движением плит.
Детальное изучение вулканических подводных гор, их строения и
происхождения -- одна из главных задач нашего рейса...
27 июля судно встало к пирсу в небольшом итальянском городе
Чивитта-Веккия -- аванпорте Рима. Большие морские паромы идут отсюда на
остров Сардиния и в другие места Средиземноморья. Это огромные суда
"Леонардо-да-Винчи", "Палермо" и другие, вмещающие сотни автомашин с
туристами. Сейчас июль -- время летних отпусков, и порт буквально забит
автомашинами с прицепами, до отказа заполненными многодетными и шумными
семьями. Длинные автомобильные очереди выстраиваются к причалам уже с утра.
А вот и цыганский табор. Только вместо традиционных коней, телег и пестрых
шатров на их вооружении вполне современные и комфортабельные автофургоны
"Фиат".
На судно приехали итальянские участники экспедиции. Один из них--доктор
Карло Савелли, ученый-петрограф из геологического института в Болонье, автор
многих широко известных работ по геологии Тирренского моря и Аппенинского
полуострова. Это спокойный улыбчивый человек лет сорока пяти. Второй
итальянец, молодой и очень молчаливый, с вьющимися темными кудрями, в очках
-- Марчелло Грелини. Он из Рима и представляет концерн, занимающийся
поисками полезных ископаемых. Вместе с ними еще несколько специалистов и
представителей фирм. Обсуждается выбор первоочередного объекта для подводных
исследований. Тирренское море, хотя и невелико, но по сложности своего
геологического строения не уступает любому океану. Большая группа подводных
гор расположена в центральной и южной его частях -- это подводные
вулканы, напоминающие океанские. Один из них несколько лет назад был открыт
советскими учеными на судне "Академик Вавилов". Он так и назван на всех
картах "Гора Вавилова". Не так давно на глубоко погруженных горах Вавилова и
Маняги проводило детальные работы с поверхности другое судно нашего
института-- "Профессор Штокман". В результате было установлено, что обе эти
горные -- вулканы, по составу близкие к океанским.
Другая группа гор протягивается цепочкой в северо-западной части моря,
вдоль побережья Корсики и Сардинии. Сюда входят в подводный хребет Барони и
гора Верчелли. В отличие от других, вершины этих гор находятся на
сравнительно небольшой глубине, недоступной и для подводного аппарата и для
водолазов. О составе пород, слагающих гору Верчелли, ни у нас, ни у наших
итальянских коллег никаких сведений нет. Что это -- вулкан или гряда,
оторванная трещинами от острова Сардиния? Именно на горе Верчелли решено
сделать первый полигон детальных работ. Представители концерна просят
обратить внимание, нет ли на склонах горы Верчелли каких-нибудь признаков
полезных ископаемых.
После совещания гости совершают экскурсию по нашему судну, подробно, с
большим интересом знакомятся с гипербарической системой и подводным
обитаемым аппаратом. Еще бы! Ведь такого оборудования у них пока нет. Потом
итальянцы пригласили нас на
берег, где стали уже хозяевами. Они повели нас обедать в маленькую
тратторию неподалеку от старинных выщербленных временем ворот порта.
Традиционное сардинское меню--мидии, королевские креветки, кальмары, острый
пахучий сыр. Все это так щедро пересыпано перцем, что нужен огнетушитель --
и на столе появляется сухое вино из Абруццы.
В часы послеобеденной сиесты город словно вымирает. Только к вечеру,
когда спадает жара, набережная заполняется молодежью. Юноши и девушки,
одетые на первый взгляд небрежно, но весьма продуманно (в моде стиль "фама")
медленно разъезжают на мотороллерах взад и вперед, курят, пьют и целуются,
решительно ни на кого не обращая внимания. Рядом с портом--развалины древней
римской крепости. Неподалеку от нее-- средневековый форт, когда-то надежно
охранявший вход в гавань. Над неопрятным каменистым городским пляжем
неподвижно изогнулись редкие пинии.
Поздним вечером "Витязь" выходит из гавани. Навстречу один за другим
бесшумно скользят океанские паромы с туристами. Огромное красное солнце
медленно плавится в неподвижном зеркале Тирренского моря. Берем курс на
него, туда, где в конце этой пылавшей багряной дорожки скрывается под водой
гора Верчелли. К вечеру следующего дня вышли в район горы, сделали
рекогносцировочный промер с эхолотом, нашли вершину на глубине 30 метров и
поставили на ней буй. Не теряя времени понапрасну, сразу же ночью начали
детальную геомагнитную съемку и промер с эхолотом, однако уже под утро
выяснилось, что стараемся мы зря -- буй снесло. Пришлось все начинать
сначала.
Пока идет съемка, наши геоморфологи срочно строят детальную карту
рельефа дна, чтобы наметить место погружения подводного аппарата. Командир
подводников проводит инструктаж по технике безопасности для научных
наблюдателей, которые будут принимать участие в погружении. И сразу
предупреждает: при возникновении аварийной ситуации первейшая задача
наблюдателя лежать тихо, не давать умных советов и не мешать пилотам
работать. А главное, не хвататься ни за какие ручки и тумблеры ("которые их
не касаются"). Затем притихшим новичкам показывают, как надо обращаться с
танковым противогазом в случае, если в обитаемом отсеке возникнет пожар.
Оба итальянца тоже внимательно слушают перевод этих наставлений и лица
их полны серьезности.
И вот -- первый день погружений. Все как будто готово. Выбраны места
спуска. "Аргус", сверкая свежей бело-алой краской, уже стоит на кормовой
палубе. На рубке надпись "Академия наук СССР". Экипаж занят последними
приготовлениями. На воду спускается мотобот с резиновой лодкой для пересадки
экипажа и группой обеспечения, в которую входят наши водолазы. К "Аргусу"
прикрепляют трос и осторожно опускают его за корму. Виталий Булыга прыгает
из лодки на скользкую яйцеобразную обшивку аппарата и ловко "отдает" крюк с
тросом. Теперь "Аргус" полностью автономен. Все три пилота -- один за другим
-- скрываются в люке. Первое погружение -- пробное, техническое. Второе --
уже рабочее. Я стою в рубке "Витязя", рядом с вахтенным штурманом, и мне
хорошо слышны переговоры по "подводному телефону": "Витязь, я Аргус.
Проверку систем закончил. Глубина по эхолоту аппарата 95 метров. Люк
задраен. Прошу разрешить погружение". Капитан отвечает: "Аргус, я Витязь.
Слышу вас хорошо. Погружение разрешаю". Яркое сверкающее на солнце белое
яйцо с красным поплавком аварийного буйка начинает тускнеть, медленно уходя
в воду. Вот уже только краешек рубки торчит из воды. Вот и он скрылся, как
будто не было никакого аппарата. Только в динамике звучит голос Виталия:
"Витязь, я Аргус. Глубина 30 метров, продолжаю погружение".
Дальше, однако, слушать некогда, следующее погружение -- мое.
Захожу в каюту к начальнику экспедиции. Он вручает мне кальку-схему с
намеченным маршрутом и дает последние наставления: надо погрузиться на
склоне горы и двигаться снизу вверх к ее вершине, внимательно осматривая,
описывая и фотографируя скальные выходы пород. Необходимо наметить место
работы для водолазов. Надо также, если удастся, взять образцы пород. Мы еще
не закончили разговор, когда за иллюминатором застучал мотор приближающегося
мотобота. Я хватаю кальку с картой и вскакиваю из-за стола. Мой собеседник
недовольно морщится: "Да что ты ее схватил, как сторублевку? Не спеши, не
все еще обговорили". Дальнейший мой маршрут лежит на камбуз. Здесь мне
вручают бачок с дымящимися котлетами -- обед для экипажа, который состоится
на дне Тирренского моря. Надо еще успеть переодеться, точнее -- раздеться,
так как в аппарате жарко. Наконец, я прибываю в "ландспорт" -- это
специальное помещение на борту, недалеко от кормы, откуда обычно высаживают
в шлюпки. Мотобот, взревев двигателем, резко стартует от борта "Витязя" и,
оставляя за собой пенный след, несется по длинным и плоским волнам туда, где
сверкает на зеленом фоне яркая точка, рубка уже всплывшего Аргуса".
Люк открыт, пилот, высунувшись из рубки, машет нам рукой. Подходить
вплотную опасно, так как волна может навалить мотобот на аппарат и повредить
его хрупкие системы. Поэтому за борт выгружается резиновая надувная лодка.
Несколько ударов короткого деревянного весла -- и мы возле "Аргуса". Смена
экипажа -- пилот ловко прыгает в лодку, а я, ухватившись за край рубки,
пытаюсь перебраться на "Аргус". Это не просто -- босые ноги скользят по
мокрой покатой обшивке корпуса. Наконец, завершив пересадку, передаю в люк
вещи и втискиваюсь сам, попадая таким образом в Обитаемый отсек. Встаю ногой
на кресло и, стараясь не задевать Вострые углы, проскальзываю в самый низ,
на дно отсека, где перед
нижним иллюминатором лежит тюфяк. Это мое рабочее место. Ложусь на
правый бок и осматриваюсь. Прямо надо мной торчат босые ноги экипажа --
Виталия Булыги и Сережи Холмова. Выше, за толстым стеклом иллюминатора, в
желтизне дробящихся волн, ослепительно вспыхивают солнечные лучи. На уровне
глаз--два нижних иллюминатора, за которыми качается ярко-бирюзовая вода с
серебряными пузырьками. Правое плечо упирается в пульт с рядом тумблеров.
Это включение забортных прожекторов и других электрических систем. Под
правым локтем микрофон магнитофона, рядом, на резиновом шланге, спусковой
крючок подводной фотокамеры. Стоит нажать на него -- и следует ослепительная
фотовспышка. Слева, недалеко от тюфяка -- два аварийных противогаза. Люк
задраен. Холмов включает микрофон подводного телефона: "Витязь, я Аргус.
Прошу разрешить погружение". В ответ слышится: "Аргус, я Витязь. Погружение
разрешаю". Солнечный свет в иллюминаторе начинает гаснуть. Аппарат
поскрипывает. Капли соленой воды из-под люка падают мне на спину. Вплотную
приникаю к стеклу. Мелкие пузыри воздуха стремительно проносятся кверху.
Рядом с ними медленно перемещаются вверх большие белые хлопья, похожие на
снег. Вспоминаю, как во время моего первого погружения в Тихом океане я
спросил у командира аппарата: "Саша, почему они всплывают?" -- и он
насмешливо ответил: "Это планктон. Не он всплывает, а мы погружаемся".
В отсеке снова звучит голос Холмова: "Витязь, я Аргус. Глубина сорок
метров. Продолжаю погружение". Снова две холодные капли обжигают
разгоряченную спину. И опять вспоминаю 78-й год. Это было время, когда
специализированных судов-носителей подводных аппаратов еще не было, и
"Пайсис" опускался прямо с борта "Дмитрия Менделеева". Мне с большим трудом
удалось попасть в число научных наблюдателей. Уже опытные подводные пилоты
Александр Подражанский, Анатолий Сагалевич и Владимир Кузин относились к
нам, новичкам, покровительственно и несколько насмешливо. Еще бы -- у них за
плечами были многочисленные погружения у берегов Канады и на Байкале. Об
этом писали все газеты. Они были настоящими героями, подводными "волками", а
мы -- робкими "чечако". Тогда погружения на "Пайсисах" в океане только
начинались. Аппараты, не имевшие специальных помещений на судах, стояли
просто на верхней палубе, что не улучшало их состояния. Иногда поэтому
возникали отказы разных систем.
Инструктируя нас, пилоты строго предупреждали, что в обязанности
подводного наблюдателя входит прежде всего следить за неполадками в
электросети (короткое замыкание может привести к пожару -- так уже погиб
один американский экипаж), за герметичностью обитаемого отсека (водяная
тревога) и за системой очистки отсека от углекислого газа. Обо всех
нарушениях надо срочно докладывать командиру. Мы должны также научиться
управлять аппаратом, чтобы "в случае, если два других члена экипажа выйдут
из строя, обеспечить его всплытие". Инструктируя меня, Саша Подражанский
сказал: "Ну, это-то вряд ли понадобится, в случае чего, ты первый
загнешься". И улыбнулся: "Ну что, нагнал на тебя страху? Пойдем лучше
выпьем".
"Во время первого погружения, -- говорят пилоты, -- от наблюдателя
проку мало -- он обалдевает". Действительно, в это время находишься в
состоянии, "близком к эйфории". Я как-то спросил одного из наших солидных
ученых, первый раз в жизни участвовавшего в погружениях, о его впечатлениях.
"Понимаешь, -- ответил он мне,--когда задраили люк и аппарат стал
погружаться, и все вокруг как-то странно заскрипело и закачалось, я подумал:
"Господи, и зачем я сюда залез, чего мне в жизни не хватало?" "Молодец,
что не врешь, -- засмеялся я, -- со мной в первый момент было то же самое".
Так вот, во время первого погружения на "Пайсисе" в Тихом океане, на
атолле Хермит, я старался ни в коем случае не показывать своего волнения и в
то же время внимательно следить за всем, что грозит аварийной ситуацией.
Помнится, мы уже легли на грунт на склоне океанского вулкана на глубине 400
метров, и я только начал, про все позабыв, увлеченно диктовать на магнитофон
первые наблюдения, как вдруг мне на спину что-то капнуло. Я поднял голову, и
в лицо мне брызнула вода. Вглядевшись, я, несмотря на жару, похолодел: от
крышки люка в верхней части отсека, медленно змеились струйки.
"Саша, вода", -- окликнул я командира казалось бы спокойным, но, как
выяснилось, сдавленным голосом. "Не бери в голову", -- ответил он, не
оборачиваясь и не отрывая рук от рычагов управления. Оказалось, что при
погружении подводный аппарат попадает из теплых верхних слоев океанской воды
в нижние -- холодные. Из-за охлаждения внутри обитаемого отсека образуется
конденсированная вода. Новичков об этом не всегда предупреждают -- то ли по
забывчивости, то ли чтобы испытать их "на прочность".
-- "Аргус" покачнулся и заскрипел. Голос пилота вернул меня в
сегодняшний день: "Витязь, я Аргус. Легли на грунт. Глубина 211 метров.
Начали работать". Я щелкаю тумблером, включаю забортные прожектора. Перед
иллюминатором в желтом рассеянном свете луча виден пологий склон, покрытый
белым песком, на котором лежат мелкие обломки раковин и кораллов. Судя по
карте и компасу, мы находимся сейчас на северном склоне горы Верчелли.
Задача нашего погружения -- провести визуальную геолого-геоморфологическую
съемку и фотографирование склона горы до ее вершины. Найти выходы коренных
пород и описать их, выяснить, нет ли продуктов подводного выветривания,
постараться взять образцы. Надо, кроме того, наметить участки с рыхлыми
осадками, где можно воткнуть зонд тепломера. Ведь величина теплового потока
-- главный параметр, по которому можно судить, есть ли на глубине разогретый
вулканический очаг.
С этого мы и начинаем. Булыга с переносным пультом управления
перебирается из своего кресла вниз и ложится рядом со мной, глядя в соседний
иллюминатор. Пробуем оценить мощность осадков с помощью "механической руки".
Виталий приводит манипулятор в действие. "Механическая рука" по ту сторону
иллюминатора оживает, поворачивается вниз. При этом вся "кисть" манипулятора
входит в песок полностью. Значит, мощность осадков здесь не меньше 15-20
сантиметров. В поле зрения на песке хорошо видны тонкие кустики кораллов и
глубоководных водорослей. Виталий включает винт вертикального движителя, и
они взлетают вместе с взвихрившимся песком. Аппарат, оторвавшись от дна,
зависает на расстоянии около метра. Пилоты переговариваются: "Перехожу в
плюс" (значит, -- подвсплываем), или: "Перехожу в минус" -- погружаемся,
или: "Сидим в нуле". Вот сейчас мы "в нуле" -- висим неподвижно в воде.
Такая маневренность дает "Аргусу" возможность вплотную приближаться к
интересующим нас подводным ;объектам и долго наблюдать их. ; Ложимся по
компасу на курс 140 , туда, где предположительно должна быть вершина горы, и
медленно начинаем двигаться. Скорость небольшая -- около полутора узлов.
Прямо по маршруту, полузарывшись в песок, лежит какая-то большая рыба,
похожая на морского окуня. Она не обращает на нас внимания. Слева и справа в
луче прожектора вспыхивают редкие кустики водорослей, удивительно похожие на
перья. Этими подводными перьями буквально усеяно все дно. Песчаный склон
очень пологий и трудно определить, где низ, а где верх. Кажется, все же
глубина понемногу уменьшается. Достигнув 205 метров, аппарат входит в
огромный косяк ставриды. Рыбы обтекают нас сверху, сверкая в лучах
светильников серебряными боками. Как будто монеты сыплятся из рога изобилия
в немом кино. Следом за первым косяком идет второй. Я пытаюсь его
сфотографировать. От яркой вспышки косяк взмывает и растворяется в сумерках.
Мы продолжаем ползти вверх по песчаному склону, покрытому водорослями,
напоминающими уже не перья, а веера. На глубине 200 метров снова проверяем
кистью манипулятора плотность рыхлых осадков.
Здесь перед нами неожиданно возникает целое семейство огромных
лангустов. Какие красавцы! Медленно проплываем над ними. Они шевелят
длинными усами и неохотно пятятся. Впереди на песке еще один гигант длиной
не меньше 70 сантиметров. Виталий делает маневр и пытается ухватить его
манипулятором. При виде надвигающегося аппарата, который должен ему казаться
великаном, лангуст нисколько не пугается, наоборот, -- становится в боевую
позицию, угрожающе задрав передние клешни. Только в последний момент, когда
стальная кисть почти смыкается, он неожиданно делает стремительный рывок и
ускользает от нас. Поднимаемся по склону. То тут, то там встречаются рыбы,
полузарывшиеся в песок, и какие-то непонятные воронки. Такие воронки в
песчаном грунте я встречал в разных местах -- и в Тихом океане, и на
подводных склонах острова Кипр. Что это такое? Никто не знает -- биологи
кивают на геологов, геологи -- на биологов. Здесь же, на грунте, отчетливо
видны похожие на палочки белые черви вроде карандашей. Они то лежат
неподвижно, то перемещаются рывком, цепляясь за песок носом, как крючком.
Большая черная голотурия проплывает под нами. Огромный краб медленно тащится
вверх по склону, держа в задних поднятых клешнях зеленый лист водорослей.
Попав в луч прожектора, он, не выпуская лист, становится в боевую позицию,
но, видя, что ему не угрожают, продолжает свой путь.
Большой скат пересекает наш курс, плавно обтекая поверхность дна. Его
плавники-крылья медленно и мерно вздымаются, как у планирующего альбатроса.
На глубине 148 метров перед аппаратом возникает огромная темная масса.
Это большая отвесная скала, сложенная коренными породами. Наконец-то!
"Аргус" подходит к подножью скалы и начинает медленно всплывать вдоль нее.
Внизу видны крупноглыбовые осыпи, частично засыпанные песком и заросшие
водорослями. Какие это породы? Поди разбери через стекло! Скала темно-серого
цвета. Обрыв крутой, почти вертикальный, слегка окатан и разбит глубокими
трещинами, засыпанными белым песком. В стенах -- каверны и ниши, словно
настоящие пещеры. Похоже, склон горы разрушался не под водой, а на
поверхности моря, где и подвергся выветриванию. Все наши многочисленные
попытки оторвать образец, оказываются безуспешными -- "механическая рука"
скользит по скалам, заросшим органикой. Аппарат кружится на месте, тыкаясь в
выступы. Виталий сдержанно отпускает неодобрительные замечания, но все
старания напрасны -- без кувалды здесь не обойтись. Мы оставляем свои
попытки и всплываем выше. Оказывается, это скальная гряда, за которой
обнаруживается вторая, сложенная такими же темно-серыми скатанными породами.
Очертания выступов похожи на изображения скал на древних иконах. Выше второй
гряды обнаруживается третья, такая же, с карнизами, напоминающими террасы.
Похоже, что когда-то здесь гуляли волны прибоя. С этой глубины и до самой
вершины горы идет причудливый рельеф с вертикальными скальными обрывами.
Поверхность как ковром покрыта густой растительностью: губками, мягкими
кораллами и другой органикой. Вершины -- острые щетки шириной от одного до
нескольких метров, вроде зубьев пилы. В глазах рябит от ярко-зеленых сочных
и больших листьев ламинарий и каких-то красных водорослей, напоминающих
альпийские маки.
Так, переплывая со скалы на скалу и проводя фотографирование, мы
медленно поднимаемся к самой вершине горы Верчелли. Пешком такой маршрут не
сделать никаким альпинистам. Вершина на глубине 56--60 метров прорезана
глубокими ущельями с осыпями, которые держатся на "честном слове". Отсюда
под нами хорошо видны крутые склоны, уходящие вниз...
"Аргус, я Витязь", -- неожиданно громко раздается в отсеке. Время
вашего погружения вышло. Сообщите готовность к всплытию". Мне показалось,
что с начала спуска прошло минут сорок, а доказывается -- около четырех
часов. С неохотой вырубаю магнитофон. На глубине 60 метров отрываемся от
грунта и начинаем всплытие. В иллюминаторах светает. Хлопья планктона на
этот раз движутся вниз, как будто идет снег. Еще несколько минут, и
пронзительно-алый солнечный свет вспыхивает в верхнем иллюминаторе. Аппарат
начинает резко раскачиваться на волнах. "Аргус, я Витязь, -- оглушительно
звучит в ушах.--Вижу вас, иду к вам." к открыт, и я с наслаждением, после
четырехчасовой финской и, падаю в соленую морскую воду на пути к резиновой
лодке... На том же самом "Аргусе" мне пришлось снова погружаться на оны
подводных гор Тирренского моря еще два года спустя, в но-i рейсе "Витязя".
Одно из погружений запомнилось более других. Дело в том, что у "Аргуса", как
я уже упоминал, есть манипулятор--механическая рука, которой можно 5рать
пробы грунта или отдельно лежащие камни. А вот взять образец породы из
коренного залегания, оторвать его от скалы эта рука не может -- силенок
мало. Поэтому группа наших умельцев во главе с инженером Игорем Ракитиным
сконструировала небольшое буровое устройство, приводящееся в действие
аккумуляторами "Аргуса". С его помощью можно было пробурить прямо в твердой
породе небольшую скважину длиной до 20 см, да еще и взять керн диаметром
полтора сантиметра. Устройство это успешно испытали на палубе, пробурив
каменную глыбу и получив керн. Однако пилоты наши этой новой технике
обрадовались не слишком. Ведь если бур заклинит, "Аргус" встанет на мертвый
якорь и не сможет оторваться от дна!
Чтобы избежать этой опасности, Ракитин придумал специальное
приспособление: аппарат снабжался двумя опорными штангами, которые могли
выдвигаться. Если бур заклинивало, аппарат опирался на боковые штанги, вся
система отстреливалась, и можно было всплывать. Систему эту поставили на
аппарат и испытали прямо на палубе -- все работало прекрасно. В первое
погружение с бурением отправились два пилота -- Виталий Булыга и Александр
Горлов, а также я. Дело было на подводном хребте Барони. Опустившись на дно,
мы долго выбирали удобный участок скальной породы для первого бурения.
Наконец нашли и начали бурить. Красноватый дымок завихрился из-под бура,
медленно, с усилием входящего в породу. Все как будто шло прекрасно, но тут
аппарат качнулся, и сверло моментально заклинило. Пытались освободить его
обратным вращением, но из этого ничего не вышло. "Жалко, -- сказал Булыга,
-- придется отстреливать". И как раз в этот момент я увидел, что выпущенные
нами штанги висят в воде и до дна не достают. Поверхность скалы оказалась
неровной, и как мы ни старались дотянуться штангами до твердой опоры, чтобы