Горюнов Андрей. Контакт первой степени тяжести

   — Ну-ка, отдай! — Белов схватил ее за руку, сжал.
   — Убивают! — взвизгнула цыганка. — Руку сломаешь! Не смей! Отпусти! За увечье квартиру продашь — не расплатишься!
   Товарки тут же устремились ей на выручку.
   «Плохо дело!» — только и успел подумать Белов, как вдруг слева от него мелькнула черная молния и разразилась хриплым лаем… Огромная собака непонятной породы рвалась с поводка. Седой кряжистый мужчина еле удерживал пса.
   — Убери собаку!
   — Деньги брось, брось деньги: спущу — разорвет! — свирепо выдал мужик и тут же ослабил поводок. Собачья пасть почти коснулась лица цыганки. — Бросай или спускаю!
   — Ай, сволочь! На!! — Цыганка швырнула деньги под ноги Белова.
   — Что ты связался, дурак? С кем ты связался? — мужик, подхватив деньги в полете, протянул их Белову: — Держи! Это ж цыгане! Это ж не люди! Стрелять, поголовно! К стенке всех! Резаком, весь рожок, в три ствола — по коленям, животу и по мордам! В брызги! Без комментариев! К херам собачьим!
   «Фашист, — подумал Белов, расправляя баксы. — Фашист, а как вовремя!»
   — Спасибо.
   — Это ему спасибо скажи! — мужик кивнул на пса. — Без него мы — ноль! Он цыган, бомжей у меня… На тварь двуногую натаскан. Зверь! Золото! Четверых черных загрыз, — он потрепал пса за холку. — Умница!
   — Несчастье тебе! — крикнула цыганка из клубка своих сородичей, боясь отделяться от них. — Казенный дом, тюрьма тебе будет. Гад сраный!
   — Только стрелять, — резюмировал спаситель, гладя собаку по голове. — Голова, корпус, ноги.

* * *

   Во все кассы стояли значительные очереди — человек по десять-пятнадцать.
   Поезд на Воркуту отходил через сорок восемь минут.
   — Товарищи, вы меня не пропустите без очереди? У меня уже сейчас посадку объявят: опаздываю!
   — Да все опаздывают!
   — Вон, встань в конец, как все!
   — Он думает, мы здесь для удовольствия стоим.
   — Просто нахал, вот и все!
   Белов быстрым шагом двинулся вдоль касс, примериваясь — где людей поменьше.
   Конечно, наименьшая очередь тоже ничего не гарантировала по сути: народа, может быть, мало как раз из-за того, что кассирша работает медленно, в темпе утопленницы. Люди это сразу замечают и становятся туда, где хоть и больше народа, но дело идет быстрее.
   Он вдруг заметил окошко, за которым сидела кассирша, но народа перед которым не было ни души.
   — Один купейный. Или СВ. Любой. Можно плацкартный. До Инты. На Воркутинский. На сегодня. На сейчас.
   Кассирша внимательно и с интересом выслушала его тираду целиком, довольно хмыкнула и наклонилась чуть вперед — к окошку, к лицу Белова. Наклонившись, она слегка постучала длинным лакированным ногтем по стеклу, отделявшему ее от Белова, и спросила:
   — Читать умеешь? Почитай!
   На стекле перед самым лицом Белова висела бумажка с каракулями. Он с напряжением сумел их разобрать.
   Там было нашкрябаны два слова: «Техническая пауза».

* * *

   В воинских кассах кассирша сидела без дела, слушала музыку, покачивая в такт неимоверной прической: с ушей свисала пара черных проводков, соединявшихся на ее бюсте в один, сбегающий вниз и где-то там, под столом, оканчивавшийся, наверно, штекером, воткнутым в соответствующее гнездо ее скрытой от постороннего взгляда «мыльницы».
   — Девушка, милая! Я не военный, но военнообязанный, я сержант! Сержант запаса! Мне б до Инты, а? Битте! Ну, пожалуйста!
   Кассирша, не снимая наушников, мимически показала ему: «Погоны-то где?»
   — Да я в гражданском, не видите разве — я в отпуске! Все так же безучастно, отдаваясь волнам музыки, кассирша сделала руками жест, показывая: «Документ?»
   — Да черт вас взял бы, формалистов! — вскипел Белов и стукнул кулаком слегка, в досаде, около окошка.
   Милиционер, дежуривший в зале, мгновенно обратил свое внимание на нарушителя спокойствия.
   А девушка-кассирша только покачала головой — насмешливо и озорно: в такт музыке.

* * *

   У этого окошка надпись гласила: ветераны, инвалиды, кавалеры трех степеней, лауреаты, депутаты, герои соцтруда, президенты, резиденты и все такие прочие — без очереди.
   Но и к этому окошку очередь была не меньше, чем везде.
   «Надо дать кому-нибудь взятку», — подумал Белов и оглянулся в поисках деловых.
   Явных жучков, как на грех, в поле зрения не было.
   Один только мент торчал посреди зала, уперевшись в Белова сосредоточенным взглядом слившихся воедино у переносицы глаз — как Полифем, циклоп — на Одиссея.
   Белов отчего-то интерпретировал этот взгляд как предлагающий услуги. Конечно, мент же должен знать бандитов, спекулянтов, проституток: он с них кормится.
   — Простите, — подошел Белов к фараону. — Вы мне не скажете, кто здесь обилечивает? За бабки, разумеется?
   — Билеты в кассах продают кассиры, — ответил мент, чеканя каждое слово.
   Подумав чуть, Белов решил, что мент обкуренный или торчит с колес: алкоголем от него не пахло.
   — Спасибо! — поблагодарил он милиционера за полученную справку и направился к началу очереди в окошко депутатов-ветеранов-героев.
   Время до поезда оставалось в обрез, и Белов решил действовать круто, уже не миндальничая с толпой.
   Перегородив рукой подход к окошку кассы и отсекая тем самым уже получающего билет от всех остальных в очереди, Белов спросил первого:
   — Так. Вы депутат?
   — Я?! — слегка опешил тот.
   — Вы!
   — Да! — сообразил наконец первый. — Я депутат.
   — Документ предъявите! — потребовал Белов, беря на слабо.
   — Нет, я не депутат.
   — Герой? Тогда, пожалуйста, удостоверенье.
   — Не понял…
   — Что вы не поняли? Ксиву предъявите.
   — А по какому, собственно, праву вы можете требовать?
   — А по такому, что я-то с документом, ясно вам? Ну вот. Тогда вы и подвиньтесь.
   Встряв, таким образом, к самому окну, Белов тут же сунул кассирше сразу две корки: «Союз художников РФ» и «Заслуженный художник».
   Кассирша их взяла — брезгливо, двумя пальцами и, осмотрев, вернула, с презрением продавив сквозь зубы:
   — Это все не то.
   — Нет, это то! — Белов решил идти ва-банк. «Ч-черт! — мелькнуло в голове. — Я ж бабки-то забыл вложить вовнутрь».
   Теперь это делать было уже поздно: несколько парь глаз впивались в то же окошко из-за его правого плеча. Оставалось одно: врать внаглую, напропалую.
   — Вне очереди мне полагается — смотри приказ по МПС от девятнадцатого сентября — достаньте-ка и посмотрите, если вы читать умеете.
   — Ах, очень надо мне читать! — кассирша усмехнулась. — Такие страсти, да прямо на ночь! Я лучше вас послушаю. Художник… — добавила она весьма насмешливо. — Что надо-то, болезный?
   — Один билет мне надо — всего-то. В СВ или купейный. На воркутинский. До Инты.
   — Когда вы едете?
   — Сегодня. Сейчас прямо еду.
   Она защелкала по клавишам компьютера.
   — Нет. Нету ничего. Не поедете.
   — Плацкартный? Общий?
   — Ничего!
   — А на сегодня — пассажирский? В Лобытнанги?
   — Нет, тоже нет.
   Тут очередь, все осознав, заволновалась.
   — Влез — сам не знает, что в хочет!
   — Гоните этого «героя» с рюкзаком!
   Стоявший за Беловым, им отодвинутый «не депутат» и «не герой» вдруг оттеснил его рывком от кассы и добрым голосом сказал:
   — Тебе б до Вологды доехать, а там и до Инты можно. Пересел на Ленинградский, например. Еще быстрей, чем на прямом. Тот ведь экспресс.
   — Действительно! — Белов сделал движение назад, к окошку, но «не герой», закрыв ему рукой подход, добавил с явной издевкой в голосе:
   — Ну, нет уж, чурики сгорели! Одна попытка на лицо. Я тоже композитор — он махнул в воздухе книжкой. — Теперь давай в конец, встань в очередь, как все!

* * *

   Зайдя через служебный ход к администратору билетных касс, Калачев предъявил свое удостоверение.
   — Я вас слушаю, — кивнула женщина-администратор.
   — Меня интересуют люди, точнее фамилии людей, купивших двадцать четвертого августа билеты на Москву на пятьдесят девятый поезд в Буе.
   — В Буе? Это сложно, — вздохнула женщина.
   — Я понимаю вас, — пожал плечами Калачев.
   — Вы понимаете! — эхом откликнулась администраторша. — Тут надо Буй запрашивать.
   — Я вам сочувствую, — кивнул Иван Петрович.
   — У меня в компьютере есть информация только по Москве.
   — А у меня и вовсе компьютера нет, — признался Калачев. — Все время самому приходится все делать. Даже думать, верите?
   — Присядьте, — предложила она, поняв, что от этого посетителя можно отвязаться только одним-единственным способом — сделать то, что он просит.
   Иван Петрович, собираясь присесть согласно приглашению, оглянулся в поисках стула, но, не найдя оного, аккуратно присел на край стола кзастенчиво констатировал:
   — Присел…
   — Я сначала только отобью всю текучку, а потом будем выходить с вами на Буй.
   Несколько минут спустя администраторша повернулась к Калачеву и указала на оживший и зазвеневший вдруг в бешеном темпе принтер:
   — Из Буя распечатка для вас, боюсь, пришла.
   — Спасибо.
   — Вы подождите-ка благодарить, вы сразу начинайте сматывать ее, а то здесь сейчас будет тесно.
   — Простите?
   — Ну, много бумаги. Не повернуться, все завалит. Не понимаете, что ли? Вон он как разошелся! Хватайте быстрей!
   — Не понимаю? Что хватать?
   — Ловите быстрей ее, говорю, свою распечатку, и комкайте, комкайте! Тоже мне, угрозыск!
   Принтер в бешеном режиме изрыгал, печатая, погонные метры рулонной бумаги, заполняя все пространство вокруг себя.
   — Они прислали информацию обо всех проданных билетах, на все направления, на все поезда, в августе месяце на всех-всех станциях Буйского участка Северной железной дороги.
   — Но мне-то нужен один поезд из Буя, и то за двадцать четвертое только!
   — Ох, вы какой шустрый! Вот сразу видно — не железнодорожник! Мы иначе не умеем. Здесь не Америка, не Япония. Сминайте, сминайте быстрее ее — враз завалит!
   Калачев бросился в борьбу с распечаткой.
   — А вы… вы… Предупреждать же надо.
   — И так понятно. Вы же просили? Ну вот, получайте!
   — Да, программисты, видно, в Буе буевые, — предположил Калачев.
   — Там их вообще нет. Это мы систему ставили, Москва. На всю Россию сразу, повсеместно. Вот! Да не топчите, отрывайте поперек — как раз вон лезет, что просили: двадцать четвертое, пятьдесят девятый. Ох, прет, как немец в сорок первом! Ну, и нагнали пурги-то вы мне здесь! Где-где? Под ногой у вас уж давно. Сами же топчете! Вот он, кусок ваш. Держите! Остальное я сама потом в угол домну.
   — Спасибо! — Калачев взял оторванный клок распечатки и углубился в ее изучение.

* * *

   — Красавица! Послушайте! — В окно администраторши билетных касс постучал Белов, доведенный уже до белого каления путешествием по окошкам суточных касс Ярославского вокзала. — Мне срочно! Девушка! Царица! Помогите! Хелп ми!
   — Что вам?
   — Один! Всего один! До Вологды! Любое место, поезд — хоть под лавкой! Но на ближайший! Срочно! — Белов просунул в окошко администраторши свое удостоверение «заслуженного» с двадцатью баксами внутри. — Смерть как надо быстро!

* * *

   Калачев наконец-то нашел. Вот они: Тренихин и Белов: вагон девятый, СВ, места седьмое и восьмое, точно!
   Он поднял глаза и вдруг увидел сквозь стекло лицо Белова — просящее, издерганное, взвинченное, капли пота на лбу.
   Калачев быстро сложил обрывок распечатки и, сунув ее в карман, быстро покинул отсек администратора — так же, как и попал в него: через служебный ход.
   Ему надо было мгновенно найти кого-нибудь — муниципалов или патрулей — кого угодно, кто бы проверил и взял в разработку пытающегося уехать Белова. Еще одна распечатка с его «редкостной» фамилией — совсем уж тут не документ, фуфло. В суде адвокат так умоет этой распечаткой — утрешься.

* * *

   — Вагон номер три, купейный, место пятнадцатое, нижнее, до Вологды, отправление через двадцать минут, уже объявлена посадка на шестом пути — администраторша протянула билет Белову и улыбнулась ласково: — Счастливого пути, и не волнуйтесь вы так!
   — Спасибо вам, спасибо!
   — Да не за что: за полчаса всегда мы бронь снимаем. Поезда сейчас ведь, бывает, целиком бронируются. Идут пустые, воздух возят…
   Белов не удержался, чтобы еще раз не рассыпать комплименты: ведь кашу маслом не испортишь.
   — Без вас бы мне ни за что не повезло бы!

* * *

   Направлявшийся быстрым шагом к выходу на перроны, Белов был возле самых дверей остановлен тем самым ментом-циклопом со слившимися у переносицы буркалами.
   — Ваши документы попрошу!
   — Простите…Только быстро. — Белов сунул милиционеру паспорт. — Я ведь опаздываю уж почти.
   — Не опоздаете, — милиционер раскрыл без спешки паспорт. — Белов, так… Николай Сергеевич?
   — Так точно! Я и есть.
   — А вы, случайно, не художник?
   — Я? Художник, да! — обрадовался Белов: во-первых, знает рядовой милиционер — так, значит, знаменит, а во-вторых, сейчас отпустит без дальнейшей волокиты, с улыбкой, под козырек и — свободен!
   — Ху-дож-ник… — то ли с сомнением, то ли с иронией протянул мент.
   — Пожалуйста! — Белов предъявил милиционеру членскую ксиву Союза художников.
   — Все правильно, — кивнул милиционер. — Пожалуйте сюда!
   — Куда?!
   — Сюда! Тут все вам объяснят.
   Белов слегка метнулся, порываясь на пробежку, но…
   Милиционер ел его двуединым глазом — не мигающим, желтым с вертикальной прорезью зрачка. Глаза змеи, и взгляд змеиный.
   В дверях же, выводящих на перрон, маячили пятнистые зеленые фигуры с черными дубинами.
   Идти на рывок было глупостью.
   Да и с чего, собственно?
   Сейчас разберутся — побыстрей бы — и бегом. Еще пятнадцать минут до отправления.
   Его вывели на воздух и повели, к счастью, как раз в сторону нужного поезда, ко второму пути.
   К дежурному отделению милиции Ярославского вокзала.

* * *

   В дежурке к нему тут же подошел кто-то в штатском, шляпе, опущенной на лицо, протянул руку:
   — Билет ваш, пожалуйста!
   — Вот билет! — Белов достал и предъявил билет. — Издевательство просто какое-то! Пожалуйста, все, что желаете — документы, паспорт, билет! Я еду в Вологду, а не в Монако! Чего вам надо, понять не могу!
   — Ваш билет нужен нам, — ответил Калачев, поднимая лицо и сдвигая слегка назад шляпу. — И не просто билет, а вот при понятых, при свидетелях, — повернувшись, Калачев указал на стоящих тут же приглашенных, видимо, с перрона свидетелей.
   — Вы… вы… — начал узнавать Белов. — Мы с вами где-то виделись.
   — Ха-ха, — промолвил сухо Иван Петрович. — Вы, думаю, не портретист… а?
   — Я пейзажист. Немного скульптор, график…
   — Вот то-то и оно! Мы сегодня с вами виделись. Утром. В прокуратуре.
   — Точно! Вы Калачев Иван Петрович из угрозыска!
   — Ну! Именно! — С улыбкой кивнул Иван Петрович и, обращаясь к милиционеру, приказал: — Свидетелей оформишь — все, как полагается. А вы, — он посмотрел на двух пятнистых с дубинами: — Художника ко мне в машину. — Он снова глянул на Белова: — Просто анекдот!

* * *

   Его повели в сторону универмага «Московский», к стоянке.
   Возле памятника Ленину, несмотря на все перемены в стране, по-прежнему торчавшего посередине небольшого газончика, весело гужевался табор.
   В середине людского круга лихо отплясывала та самая цыганка, что напророчила Белову сорок минут назад казенный дом вместо дальней дороги, личного счастья и большого успеха под ноги.
   Трясясь как заводная, звеня серьгами, бусами, монистами, браслетами и даже золотыми коронками во рту, цыганка еще успевала к тому же и петь, развевая свои многочисленные юбки по всей площади, сметая напрочь с рож остолбенелых москвичей и гостей столицы выражение последней надежды на улучшение экономической ситуации в стране. Рядом с ней, в качестве партнера, неуклюже топтался на месте лох — громадный, как металлургический комбинат, и пьяный, как таксист на поминках у напарника.
   Пыль стояла вокруг них столбом, маскируя наподобие дымовой завесы серебристый силуэт дедушки Ленина, тускло поблескивающий на фоне звездного неба.
   «Боже, вот картина! — мелькнуло вдруг в голове у Белова. — Какой страшноватый металлизированный блеск на Ленине! Он так и просит бортовой номер. Бортовой — на пиджак, башенный — на лоб. Внизу — цыгане, пьяные, народ… Почище Комара и Маломеда. Те не застали демократию. Когда все кончится, попробовать бы это написать…»
   — Смотри! — сказал один зеленый с дубиной, сопровождавший Белова, своему коллеге. — Цыгане пляшут!
   — Да, вижу, — ответил тот.
   — А знаешь — почему?
   — Весело им.
   — Нет. Толпу собирают, зевак, привлекают внимание… А в это время другие работают. Одни карманы чистят, другие — углы крутят.
   — Углы?
   — Ну. Чемоданы воруют. Вон, вон — смотри: видишь, тот, в кепке? Правой рукой лицо чешет, а левой бабе в сумку полез — примечаешь?
   — Да вижу я, вижу!
   Оба сопровождавших Белова охранника остановились как вкопанные, следя за интересной, развивающейся на их глазах ситуацией и совершенно забыв про Белова.
   — Взял, взял! Во, ловкач-то! Мастер! Бумажник добыл, ты заметил?
   — А то! Да и толстый какой!
   — Ну — с деньгами — прикинь!
   — Дальше пошел. Глянь, наплечную сумку у мужика подрезал.
   Белов осторожно дал малый задний, пытаясь замешаться в толпе.
   — Тянет, тянет…
   — Годится, вытянул!
   — Ну, это ерунда. В ней денег нет. Это такая штука специальная, для визитных карточек…
   — Ну, тоже дело. Адреса. Да и саму ее задвинуть можно: кожаная, дорогая…
   Белов уже отдалился от охранников метров на десять-пятнадцать. Теперь отвернуться, пять шагов вправо — и ищи его свищи!
   Внезапно справа раздалось глухое рычание…
   Ох, ты!
   Та же собака, что спасла его от цыганки!
   — Вы бы вернулись к своим сопровождающим… — сухо заметил владелец собаки, немного прибирая поводок.
   — А… — Белов даже растерялся. — Вы… Вам… Вы что, работаете здесь? — задал он глупейший вопрос.
   — Нет, отдыхаю, — совершенно серьезно ответил седой. — Работать я начну, когда стрелять прикажут.
   — Понятно, — кивнул Белов. — Все предельно ясно.
   — Вон он где! — спохватились зеленые с дубинами, внезапно обнаружив Белова далеко сзади. — Чуть не потерялись!
   — Да, засмотрелись.
   — Ну, пошли!
   По дороге к машине они уже больше не щелкали варежками по сторонам, а только сосредоточенно обсуждали друг с другом тонкости ловкой работы различных признанных мастеров карманной тяги.
   «Ну, точно болельщики после интересного матча», — подумал Белов, садясь в машину.

* * *

   — На каком основании вы меня задержали и привезли сюда? — Белов молчал всю дорогу для того, видно, чтобы накопить сил к решительному бою здесь, в прокуратуре.
   — Имеем право, — пояснил Власов спокойно. — Держать вас тридцать суток — просто по подозрению. Да что там говорить: у вас же мера пресечения. Подписочку давали о невыезде?
   — Допустим, что давал.
   — Так что ж тогда? Подписочку нам дали, а сами через десяточек часов — попыточку предприняли. От следствия сокрыться. В Вологде.
   — Нет. Я ехал в Инту. Через Вологду. На тот разъезд — 1952-й километр. Искать Бориса.
   — Так надо было с нами согласовать этот шаг? Мы, если вы еще не забыли, тоже его ищем.
   — Вы ищете не там. Да и не так.
   — Ага, вы все еще продолжаете ту самую линию? От сцепщика идущую? Понятно.
   — Простите, перебью, — вмешался Калачев. — Вот тут показания обеих проводниц. Белова и Тренихина они, ни секунды не сомневаясь, опознали. Причем опознали уверенно, без малейших колебаний. А вот что кто-то посторонний заходил в купе к ним, обе отрицают. Категорически. Не то чтоб «не видали», а «нет, никто не заходил». Кроме начальника поезда и бригадира в одном лице: этот обходил состав с плановой проверкой. То есть никакой речи о выпивке в компании с пассажирами. — Калачев извлек бумагу у себя из папки: — Их показания, координаты, подписи.
   — Так, значит, сцепщик — миф? — поинтересовался Власов у Белова.
   — Нет! Проводницы врут!
   — А что за смысл им врать?
   — Они же сцепщику две бутылки водки продали за сорок долларов! Вот и молчат поэтому, небось!
   — Ага. Слышали, Иван Петрович? — с издевкой, адресованной Белову, заметил Власов Калачеву. — Ваша недоработочка, выходит?
   — И никакой начальник или бригадир, кстати, не заходил! — ввернул Белов. — Никто не заходил, кроме сцепщика.
   — И это тоже намотай на ус, Иван Петрович! — насмешливо добавил Власов.
   — Да. Я учту, — вполне серьезно, без иронии, отметил Калачев. — Несложно отработать эту версию, Владислав Львович. Проверим все!
   — Нет-нет, Иван Петрович! «Все» не надо проверять. Они ведь часто именно к этому и стремятся. Проверить можно все, но время, нужное для вот такой проверки — это вечность. А вас адвокат Белова за это время затрахает вусмерть.
   — Да. Адвоката, чувствую, пора мне привлекать вовсю, — кивнул Белов.
   — Пока-то не с чего, — пожал плечами Власов. — Когда предъявим официально обвинение вам — вот тогда, пожалуйста, будьте любезны!
   — Сейчас вас задержали лишь для выяснений обстоятельств, при попытке к бегству, так сказать, — добавил Калачев.
   — Хотите, — можем проще! — Власов подсел к столу. — Вы хряпнули там кулаком у кассы? Вас сержант дежурный сразу заприметил и даже вот Иван Петровичу об этом доложил. Что это — кулаком стучать? Конечно, хулиганка! Оформим вам сейчас пятнадцать суток. Это лучше? Как вам-то самому? У нас тут как в китайском ресторане — широкий выбор.
   — Почему в китайском? — удивился Калачев. — Китай-то тут при чем?
   — Чтобы ему понятней стало! Вы ведь, наверно, ходите в китайский?
   — Да вы не петушитесь. Успокойтесь, — рассудительно заметил Калачев Белову. — У каждого из следователей свой стиль. Конкретный стиль дознания может и не нравиться. У вас, конечно, будет адвокат. Но только чуть попозже.
   — И зарубите на носу: мы ваших прав не нарушаем! — добавил Власов. — И нарушать не станем. Так что вот! Вернемся лучше к основному: вы ехали, как вы сказали, на Урал, на Приполярный Урал?
   — Да. Разъезд одна тысяча девятьсот пятьдесят второй километр, недоезжая до Инты четыре километра. Поэтому я собирался сначала доехать до Инты, а потом уж на местном — на разъездах скорые не останавливаются.
   — Как славно! А почему же билет вы в этом случае взяли до Вологды?
   — А потому что побыстрей чтоб, с пересадкой!
   — Побыстрее с пересадкой? Я не ослышался?
   — На поезд, на прямой, билетов не было!
   — Во как! — обрадовался Власов. — Нет билетов в сентябре, в конце месяца — да на Воркуту?! Конечно, люди едут за фруктами, наверно, в Воркуту, за арбузами — вот все билеты и разобрали!
   — Почти угадали, — кивнул Белов. — На самом деле-то, шахтеры возвращаются с югов. С арбузами, с фруктами. Бархатный сезон кончается!
   — Ой-йой-йой-йой-йой! — Власов даже покачнулся. — Да что вы говорите? Шахтеры летают самолетами, мой дорогой! Им время во как дорого! — Власов провел ребром ладони себе по горлу и тут же болезненно поморщился. — Терять неделю отпуска! При этом денег море, пропасть у них!
   — Ну, если государство расплатилось, конечно, — деликатно вставил Калачев.
   — Оно расплатится, держите ложку крепче! — съязвил Белов.
   — Да что вы оба как торговки на базаре! — развел руками Иван Петрович. — Тоже мне, бином Ньютона! Позвоним сейчас, да и выясним. — Он сел к столу, подвинул телефон поближе.

* * *

   — Да? — Администраторша суточных касс на Ярославском прижала трубку к уху. — Кассы. Администратор. Да. Какой Иван Петрович? Да, да, я уже вспомнила, конечно! Вы так внезапно, не попрощавшись, ушли. Нет, просто была удивлена. Вопрос понятен. А куда билеты? До Инты? Число какое? На сегодня? Есть. Вас какие интересуют — в СВ, в купейный? Не интересуют — просто для справки? Ну, все равно, конечно, есть! Он, правда, ушел уже, интересующий вас поезд, но билеты на него все равно еще имеются, продаются свободно, пожалуйста. Для всех! Любой приходит и мгновенно покупает. И час, и два назад мог купить. Разумеется! У нас же компьютерная сеть. А то! Двенадцать мест осталось в СВ, сорок четыре в купейных, восемьдесят три в плацкартном. Короче, уехать в Инту, в Воркуту сейчас проще, чем водой из-под крана напиться, что вы, что вы! Ну, пожалуйста!

* * *

   — Ну, все слыхали? — спросил Калачев, кладя телефонную трубку на аппарат.
   — Уж даже и поезд уже ушел, а билеты все равно еще есть! — торжествующе поднял палец Власов.
   — Россия — чудная страна… — сказал Белов.
   — А граждане ее еще чудесней, — согласился Власов. — А что вы думаете, Иван Петрович, по поводу того, что вот Белов, присутствующий тут, наш дражайший Николай Сергеевич, стремился в Вологду лишь потому, что Вологда была конечным пунктом их путешествия с исчезнувшим Тренихиным? Вдруг Николай Сергеевич там малость чем-то наследил, а тут, в Москве, уже убив Тренихина и осознав затем, что дело, вопреки всем ожиданиям, вдруг очень шибко раскрутилось, решил махнуть куда-то в Вологодский край и там немного замести следы? Вы как считаете?
   — И это может быть.
   — Какая Вологда?! — вскипел Белов. — Да я рюкзак, вон, для севера собрал!
   — А Вологда что, от Москвы на юге? — съязвил немного Власов.
   — Я еще, кроме того, письмо отправил вам заказное. Сегодня вечером. Перед отъездом. Написал в нем, куда и на какой срок я выбываю. Вот квитанция. Можете убедиться!
   — Я верю, что вы! — отмахнулся Власов. — Раз вы отправили, так мы получим! И письмо это, наверно, еще и с признанием — а, не скажете? А то ведь долго ждать — нам с Иван Петровичем не терпится.