Горюнов Андрей. Контакт первой степени тяжести

   — В мешке?
   — Ага! — Власов опять хитро подмигнул. — Ночью?
   — Буль?
   — Буль. И то ли поплыл, а то ли утонул.
   — Нет. — Белов едва заметно горько улыбнулся. — Я закопал его в землю, зарыл. В лесу.
   — Но только место вот забыли: были взволнованы, плохо соображали, так?
   — Нет, не так. Место я запомнил отлично. Под Сергиевым Посадом. Двенадцать километров вбок. Возле Мишутино-2. Там справа от шоссе непроходимая чащоба. Так вот в этой чащобе…
   — И сможете найти это самое место?
   — Конечно. Ради вас найду без труда.
   — Прекрасно!
   Внезапно Власов осекся и задумался.
   — Не понимаю, какую еще игру вы затеяли, Белов?
   — Игру в чистосердечное признание.
   — С предоставлением трупа? Ничего себе — игра!
   — Русская рулетка называется.
   — Русская рулетка? Разве есть такая игра? Я думал, что это название водки.
   — Верно! Но водку назвали как раз в честь игры.
   — А в чем же ее суть?
   — Очень простая суть. Берешь пистолет, заряжаешь его…
   — Так?
   — И стреляешь себе в висок.
   — Все?
   — Все!
   — Какая же это игра? Это самоубийство называется.
   — Нет. Самоубийство — это когда хочешь умереть. А когда играешь в русскую рулетку, стремишься выжить, одолеть.
   — Что одолеть?
   — Неблагоприятные обстоятельства.
   — Вот что, дорогой мой! Давайте мы ко всей этой философии вернемся в другой раз. А сейчас поедем на место, к Сергиеву Посаду. Лопату нужно взять с собою, так я понимаю?
   — Лучше две лопаты. Я Тренихина зарыл очень глубоко.
   — Да? — Власов чуть подумал и, кинув быстрый взгляд на Белова, решил:
   — Нет, хватит и одной!

* * *

   Шофер, в звании сержант, остался при РАФике, а в лес они пошли вшестером: судмедэксперт, рядовой с лопатой и носилками на плече, фотограф, Власов и Белов с конвоирующим офицером — лейтенантом.
   Правая рука Белова была сцеплена наручниками с левой рукой конвоирующего лейтенанта: Власов действовал четко по инструкции.
   — Ну, где же оно, это ваше место? — спросил Власов Белова. — Уж полчаса почти идем.
   — Так я вам говорил: два километра с лишком. Да мы уже почти пришли. Вон там, за елками, поляна — видите? Так вот на ней это место и есть.
   Свернули на поляну. На ее краю была изрытая, ископанная площадка, почти квадрат: десять на десять метров. Площадка была ископана так, будто здесь что-то искали в земле у поверхности: ямки, ямки, между ними холмики.
   Процессия остановилась, не доходя двух метров до вскопанной площадки.
   — И что — и тут?
   — Ну, — кивнул Белов.
   — Сфотографируй! — приказал Власов фотографу. — А что так перекопано, как будто что-то искали?
   — Вот для того-то именно я и перекопал. Уж если здесь чего искали, то уж нашли, наверно. Второй раз рыть не будешь.
   — То есть для маскировки?
   — Ну.
   — Как будто червяков копали для рыбалки. Хотя нет — здесь песок да глина. Какие ж тут червяки! А что ты просто, дерном-то, могилу не заложил? Поленился? Я на твоем месте бы укрыл бы все дерном.
   — Ну да, — кивнул Белов. — А дерн откуда ты возьмешь? Только здесь же, рядом. Пройдет лесник — ага! Вот кто-то дерн срезал… А-а-а! А вот здесь срезанный дерн клали. С чего бы? Что тут прикрывали?
   — А ты неглуп. — Власов окончательно уже перешел на «ты» с Беловым, хотя на брудершафт они, конечно, за прошедшие сутки выпить не успели. — Ты это сам придумал все — вот так вот — перерыть-перекопать?
   — Сам.
   — И сам копал все это?
   — А кто ж еще? — обиделся Белов. — Не землекопов же мне было нанимать, в самом деле!
   Белов сощурился, глядя на середину перерытой площадки:
   — Вон, кстати, и следы мои остались.
   — Где?
   — Вон! На середине.
   — А, вижу, вижу! Ты в этих же кроссовках был, когда труп закапывал?
   — Да, в этих.
   — Покажи подошву. Так. Молодец! На сто процентов отпечаток совпадает! Фотограф — снимки: след, нога! А ты не стой, медэксперт — сними-ка слепки со следов, раз делать нечего пока. А ты когда его зарыл?
   — Седьмого сентября. До этого он в гараже моем лежал.
   — Что — просто так лежал, открытый?
   — Нет конечно! Открытый — он же вонять начнет, унюхают сторожа-то гаражные. Не-е-ет! Я его в гараже в мешке хранил. В поливинилхлоридном. Знаете, в которые обычно одежду прячут, чтоб от моли защитить?
   — Знаю, конечно знаю! — кивнул Власов. — Мне ли мешков-то поливинилхлоридных не знать!
   — Вот. Сначала я его думал — в Москва-реку, ночью, с Новоспасского моста…
   — Почему именно — с Новоспасского? — удивился, Власов.
   — Да как-то вот… — замялся, сбившись, Белов.
   — Нет-нет, это крайне занятно! — оживился Власов. — Вы просто не представляете себе, насколько интересную вещь сказали! Почему-то по статистике больше всего трупов в Москве топят именно с Новоспасского моста. Но почему?!
   — По-видимому, модно просто. Мода! Не объяснить, Глупо? Ага! Вот и я тоже решил: зачем моде следовать? Нужно иметь индивидуальный стиль, подчеркивающий твою личность. Поехал в лес, закопал! И даже вон оставил свой след!
   — Да, след хороший, четкий! Три недели уж как ни было дождей здесь, я смотрю. А в глине след вообще отлично сохраняется. А что ж ты наследил так?
   — А что ж не наследить-то? — сварливо возразил Белов. — Я паспорт, что ли, оставил? Да ты еще попробуй раскопай, найди сначала, труп-то! Потом уж будешь думать о следах.
   — А если б чудом — раскопал бы кто — ну просто так, из праздного любопытства, для интереса?
   — Для интереса — два с полтиной метра? Так начни только копать, сразу след сроешь! Еще задолго до того, как труп обнаружишь! — Белов даже удивился слегка тупости Власова. — Вы что-то, Владислав Львович, сегодня не в ударе. Голова болит?
   — Болит! — вздохнул Власов. — Напоили меня мои старые друзья в твоей Вологде. Наплясался, песен напелся с ними — до сих пор ребра болят. И плечи болят: плясал, руками размахивал. Горло болит, руки болят — это уж по твоей части. Ну, где копаем? Показывай точно!
   — Вот. Здесь. Отсюда и досюда. Рядовой, поплевав, взялся за лопату.
   — Предупреждаю сразу, — подчеркнул Белов. — Я зарывал когда, песочек бабой трамбовал так — плотненько, на совесть, понял?
   — А что же не понять-то, — буркнул рядовой, — чтоб от дождя могилка б не просела… Глубоко-то копать? Два с лишним, ты сказал?
   — Я твоему начальнику сказал: быстрее будет в две лопаты.

* * *

   Солнце уже перевалило зенит, а глубина вырытой ямы — два метра.
   — Сколько еще рыть-то? — взмолился со дна рядовой. По краям выкопанной могилы громоздились кучи вынутого песка, отчего яма казалась в полтора раза глубже.
   — Копай-копай! — подбодрил рядового Белов.
   — Сто лет колодцев не копал! — с остервененьем сплюнул рядовой. — И не надеялся уже до смерти. Два года в армии — окопы, блиндажи! Затрахали по темя. Ну, думаю, в милиции — лопаты никакой! Нет, на тебе! Вот сдохну, блин — и самому себе ж копать заставят: все-все-все, ты только выкопай — в последний раз! Тьфу, мать ее!
   — Владислав Львович, уж дело за обед перевалило, — напомнил лейтенант, прикованный к Белову. — Пора б и к машине, за пайком, перекусить. Жрать хочется, сил нет!
   — Да. — Власов отошел от костерка, около которого он грелся в компании с фотографом и судмедэкспертом. — Ух, ямища! — ахнул он. — Да тут уже будет, наверное, метра три!
   — Нет, трех метров еще не будет, — ответил рядовой, сверкая с глубины белками глаз, шахтерскими белками.
   — Что, глубоко еще? — спросил Белова Власов.
   — Нет. Сантиметров двадцать-тридцать, думаю. Не больше.
   — Ксенофонтыч! — Власов позвал медэксперта. — Давай, сгоняй к машине за водителем. Пусть возьмет наши сумки со жратвой — машину запер, и — сюда, бегом. Вместе у них пойдет быстрее. И труп, как выроем, вдвоем потащат.

* * *

   — Ну, когда же наконец-то смена мне будет?! — взмолился землекоп.
   Конвойный лейтенант поднял свою левую руку вместе с прикованной к ней правой рукой Белова и посмотрел на часы:
   — Он на полпути к машине. Мы сюда шли полчаса.
   — Вон! — закричал вдруг Белов, указывая в яму. — Вон он — показался!
   Фотограф с Власовым метнулись от костра к яме:
   — Что — труп?
   — Где, где?
   — Вон! Вон он! — показал Белов.
   — Здесь, что ль? — рядовой там, в яме, ткнул с размаху штыком лопаты в то место, куда указал Белов.
   — Ты что?! Ты что?! — заорал на него сверху Власов. — Идиот! Давай руками!
   — Да нет здесь ничего, — ответил снизу рядовой. — Я ж вижу: полный шиш!
   — Да как же нет?! Слепой, что ль?! — возмутился Белов. — Вон, видишь, лейтенант? — он слегка дернул правой рукой. — Туда смотри, куда я указываю!
   — Песок светлее только вижу, — признался лейтенант. — А больше ничего не вижу.
   — Так это он и есть — раз песок светлый пошел! — уверенно сказал Белов.
   — Где? Здесь или здесь? — На дне могилы рядовой еще два раза воткнул с силой штык в песок — с явной издевкой: вгоняя его почти по заступ.
   — Скотина! Стой! Улику, труп порубишь! Чего делаешь-то?! Вредитель! Рукою копай, осторожно. Я тебя разжалую! — взорвался негодованием Власов.
   — Ох-ох, разжалует он! — сплюнул рядовой. — Вы, кто б из вас бы, сами слезли бы сюда — на, посмотрите: до крови я руки стер уже. Начальнички, мать вашу! — он снова с остервенением воткнул лопату в дно ямы.
   — Дай лопату сюда! — брызжа слюной, заорал на него сверху Власов. — Сейчас же лопату выбрось из ямы к херам собачьим!
   — Да с удовольствием!
   Лопата, вылетевшая из ямы метров на восемь вверх, описала в воздухе широкую параболу и, упав, воткнулась в землю метрах в десяти от раскопки.
   — Ну-к, придержи меня! — Власов схватил фотографа за руку. — Так. Держи… Ох, Боже мой, плечо! Все, отпускай! Гоп! — Власов спрыгнул в яму. — Ну? Где копать? — он вопросительно кивнул Белову.
   — Да вон же, вон! — Белов чуть дернул лейтенанта, чтоб тот присел. — Вон! — Левой рукой Белов указывал в дальнюю от себя точку на дне ямы. — Не видите? Сейчас. Я туда камешком брошу.
   Белов встал на карачки на кучу вынутого грунта. Прикованный к нему конвоир опустился рядом с ним на четвереньки.
   — Вон, гляди! — Белов метнул камушек. — Вон, видел, где упал? Там рой, но очень осторожно.
   — Понял! — Власов начал тихо раздвигать песок руками в указанном Беловым месте.
   Все напряженно ждали результат — появление на свет зеленого поливинилхлоридного мешка с телом.
   Один только Белов ничего не ожидал: трудно рассчитывать на появление трупа там, где его никто никогда не закапывал.
   Белов преследовал в данный момент совершенно иную цель.
   И он уже достиг этой цели: его правая рука, схваченная наручником, была теперь в упоре: от кисти и до локтя она лежала на земле, надежно облокачиваясь о грунт.
   Стараясь не шевелить плечами, Белов направил свободную левую руку к правой.
   Кончики пальцев его левой руки вошли под сталь кольца наручника.
   — И что? — Власов распрямился там, внизу, на дне могилы. — Не вижу ничего. Ну, где же труп-то, а, Белов?
   Глянув снизу вверх, Власов вдруг струхнул не на шутку: лицо Белова было красное, как свекла, оба глаза выпучены.
   Казалось, еще одна секунда — и лицо Белова разорвется в клочья, лопнет от натуги. Видеть это лицо рядом со спокойной, в меру загорелой рожей конвоира-лейтенанта было дико, до ужаса страшно.
   — Белов, вы что?! — вскричал в испуге Власов. — Что с вами?! Вам плохо?!
   Конвоир— лейтенант повернул голову в сторону Белова и тут же услыхал отчетливый щелчок, похожий на стук курка пистолета, дающего осечку.
   — Мне хорошо! — сказал Белов конвойному. — Подтяжка только лопнула на брюках, слышал? Левее! — крикнул он вниз, Власову.
   — Левее — куда — от вас? От нас?
   — Левее от него! — сказал Белов, спуская головой вниз, в яму, лейтенанта-конвоира.
   «Ну, надо же, — мелькнуло у Белова в голове. — Легко как пошел: на брюхе, как на санках, съехал по сыпухе».
   — Ой! — удивился Власов, получая в яму пополнение, и тут же вскрикнул: лейтенант, пытаясь встать на ноги, перевернуться в яме, схватил его за руку.
   — Мать-перемать!! Плечо! Плечо! За руку не хватай! Разжалую!
   Первым врубился в ход событий рядовой.
   — Хватай его, хватай, фотограф! — заорал он из ямы. — Не видишь — он же отстегнулся! Держи его быстрее!
   — Я?!? — изумился фотограф.
   — Ты, ты! — кивнул ему Белов, протягивая руки. — На, за руки меня быстрее хватай! Слышишь, что тебе господин землекоп приказывает?
   — Хватай! Держи! — неслось из ямы уже в три голоса.
   — Ну, хорошо, — довольно робко выразил согласие фотограф, решившись взять Белова за руки, которые тот сам протягивал.
   — Вот так, вот так меня держи! — Белов взял фотографа за оба запястья, сжал…
   Фотограф пискнул, как кролик, и дернулся в стальных руках Белова, как трепетная лань, пытаясь вырваться.
   Белов не стал долго удерживать его. Дождавшись очередного сильнейшего рывка назад, Белов резко разжал руки и отпустил фотографа:
   — Гуляй!
   Не ожидав столь быстрого и легкого освобождения, фотограф полетел назад, спиной вперед.
   — Лови фотографа! — Белов едва успел предупредить сидящих в яме его коллег.
   Но это было, впрочем, несколько излишне: в «могиле» уже было довольно тесно. Падая, фотограф вклинился спиной между землекопом и конвоирующим лейтенантом, одновременно схватив с испуга Власова за голову, точнее вцепившись ему всей пятерней в последний клок жидких волос.
   — А-а-а!!! — истошно заорал Власов, мгновенно приседая, чтобы спасти волосы от безжалостного выдирания.
   — Руку разожми! — повернулся вокруг своей оси лейтенант, пытаясь оказать помощь Власову. — Брось! Разожми руку! — крикнул он прямо в ухо фотографу. — Не бзди, я держу тебя!
   — Псих, идиот! — зашипел-застонал Власов. — Чуть скальп с меня не снял! Вцепился блин, мудак — как на прополке!
   В «могиле» было уже четверо — яблоку некуда упасть.
   — До чего ж хорошо вы выглядите, ребята! — сказал Белов. — Так копошитесь: ну прямо как опарыши!
   Увидев, что лейтенант скользнул рукою к кобуре, Белов шатнулся прочь от ямы.
   — Эй, Власов! — крикнул он. — Может, я Сальери, верно. Но ведь и ты — не Моцарт сыска, братец.
   — Сейчас, сейчас! — Власов попытался встать рядовому на плечи. — Нет! Все равно не выходит. С плеч тоже не вылезти — песок. Очень трудно, не зацепишься за край — нет бруствера.
   Стараясь схватиться хоть за что-нибудь, Власов, балансируя на плечах рядового, лихорадочно загребал песок обеими руками — быстро и жадно — как Али-Баба, наверно, выгребал сокровища из сундуков у сорока разбойников. Песчаные крутые края дружно и обильно посыпались в яму. Казалось, что Власов плывет по песку, плывет, оставаясь на месте, извиваясь всем корпусом в отчаянном стремлении покинуть могилу.
   На секунду ему померещилось, что он зацепился за что-то и вот-вот вылезет. Поддавшись этому ложному ощущению, Власов закинул уже было правую ногу на сыпуху, но, рванув слишком резко, не устоял на плече рядового…
   Рядовой слегка посторонился, уступая Власову пространство — щель между собой и стенкой «могилы», в которую Власов и бухнулся, прочертя носом след вдоль геологического разреза песчано-суглинистых почв.
   — Лопату! — сообразил лейтенант-конвоир. — Надо лопату поперек ямы! И как на турнике — подъем с переворотом!
   — Лопата!! — все находившиеся в яме засуетились. — У кого лопата?
   Белов, сделав молча полукруг вокруг могилы, взглянул еще раз в яму — с той стороны, с какой его не ждали:
   — Лопата здесь, у меня, наверху. Лопату в яме не ищите.
   — Сейчас же подайте сюда лопату, Белов! — приказал Власов, в пылу не ощущая всей нелепости своего приказа.
   Белов расхохотался в ответ:
   — Ума до хера у тебя, я гляжу! Говорили же козлу: бери две лопаты. Не-е-е-ет! Наш Владислав Львович всех умнее! Не ему ж копать! Назло одну взял! А мне того и надо было! Понял? Вишь оно, как теперь вышло?!
   — Сгною! Вылезу — сгною!!
   — Хе-хе! Ты сперва вылези, вот что!
   Белов быстро метнулся к оставленному без призора костру и, аккуратно вынув из него пару увесистых сучьев — толщиной в руку и хорошо разгоревшихся, поспешил с ними назад к яме:
   — На-ка, ребята, погрейтесь!
   Горящие кряжистые ветви полетели в яму — в разные концы.
   — Уй, блядь! — тут же донесся из ямы искаженный ужасом голос Власова.
   — Брось!
   — Не прижимай!
   — Топчи его! С-с-с-сука!
   — Стой, я подниму, выкину!
   — Да что ж ты, мудак, меня огнем по морде хлещешь?!
   Белов заглянул в яму, не желая упускать столь яркого зрелища.
   — Ку-ку! — он помахал Власову. — Ищи-свищи меня теперь, мой друг!
   Из ямы грохнул выстрел.
   Но Белов уже бежал.
   Он не видел уже, как там, далеко за его спиной, из ямы вверх полетели дымящиеся головешки и искры — салют.
   Он не услышал также нового взрыва мата, вылетевшего из ямы: одна из головешек, подкинутая вертикально вверх, упала назад, точно вниз, прямо на головы.
   Он бежал быстро, легко, натренированным, скользящим бегом.
   Белов бежал к шоссе — вдогонку судмедэксперту.

* * *

   Евгений Ксенофонтович, судмедэксперт, к машине шел не спеша, прогуливаясь, можно сказать. Не каждый день выпадает такая удача: пройтись по осеннему лесу!
   Услышав выстрел — где-то далеко, там, за спиной, в лесу — он ожил, встрепенулся:
   — Хм! На уток? Поздно. Зайца? Рано зайца бить! Еще не отлинял заяц к зиме. Эх, молодость! — Он приложил к плечу воображаемое ружье, прицелился: — Бабах!!
   — Евгений Ксенофонтович! — Белов, догнавший его, схватил его сзади за локоть.
   — Что случилось?! — Евгений Ксенофонтович даже вздрогнул от неожиданности, а оглянувшись и поняв, что перед ним Белов, подозреваемый, он испугался просто до смерти: — Вы?!?
   — Я, я! Меня, как видите, освободили. Послали за вами, вдогонку. Давайте-ка к машине, быстро — подмогу вызывать!
   — Подмогу?
   — Именно! Убийцей оказался Власов, представляете? Во всем сознался. Давайте побыстрей к машине! Все расскажу вам на бегу. Вперед, вперед!
   Перед глазами Белова стояла, как символ победы, все та же картина: деревенский нужник, ведро с водой, два кирпича…
   — Поторапливаемся! Там дело плохо.
   Они побежали быстрее, обмениваясь короткими фразами:
   — Не понимаю… Как же Власов?
   — Увидел труп… Не выдержал… Сознался…
   — Но труп же… закопали вы, а не он — нет разве?
   — Я… Это верно… Я труп закопал, потому что… он, Власов, меня закопать-то… и заставил… Скотина… Хотел свалить убийство… и все остальное навесить… На меня…
   — Но как возможно?
   — Угрожал… Обещал с детьми расправиться…
   — С вашими?
   — У меня нет детей! — ляпнул Белов, потеряв контроль, но тут же спохватился: — Конечно же, с моими… грозился…
   — Ничего не понимаю! Сумбур! — Судмедэксперт начал сбиваться с дыхания от быстрого бега.
   — А что понимать-то? Власов убил, и в землю… Моими руками… Невинными…
   — А цель? Мотив? Что за мотив был у Власова?
   — Контрабандист он, Власов ваш… Переправлял иконы в Мюнхен… Подделывали. А Тренихин им помешал. Подделку опознал. И жизнью поплатился! Давайте побыстрей. Нам срочно нужно… Подкрепление!
   — А вы — того? Вы это все — серьезно?
   — Какие шутки? Он там в окопе… Отстреливается!
   — Я слышал выстрел, да!
   — Вот!
   — Но… Вы ж сказали — он сознался?
   — Сознался! А потом одумался. Нет, сказал, живым не дамся! Прыг в яму, к трупу: на-ка — не возьмешь!
   — К трупу?
   — Конечно, к трупу! Да! Потом на дерево залез.
   — Не понимаю!
   — Фантастика сплошная! Не видел сам бы — тоже не поверил бы!
   — Наверно, он сошел с ума?
   — Наверно!
   — Послушайте, — вдруг что-то заподозрил Ксено-фонтыч. — А вы-то сами, грешным делом… не сбежали?
   — От четверых-то? Вооруженных? А где наручники тогда?
   — Да, это правильно.
   — Да если я сбежал бы… Как вы сказали… Наверно б я за вами, за подмогой, не бежал бы, а?
   — Действительно, было бы глупо. Извините.
   — Ничего. Бывает!
   Лес кончился. Вот и шоссе. И РАФик.
   — Евгений Ксенофонтович… Вы уж водителя-то… На подмогу, к ним! Он в форме… С пистолетом… А мы-то с вами… безоружны… Подмогу вызовем…
   — Согласен!

* * *

   Подбежав к РАФу, они секунд пятнадцать не могли сказать ни слова — оба совершенно сбили дыхание. Белов специально гнал что было мочи — чтоб оторваться от возможного преследования, с одной стороны, и чтобы подавить начисто способность фельдшера хоть сколько-нибудь соображать. Эта цель была достигнута: у обоих в глазах летали светлые мухи, от перенапряжения к горлу подкатывали приступы тошноты.
   Водитель, выскочив из РАФа, смотрел на обоих с тупым ужасом…
   — Юрка… — Ксенофонтыч, не в силах отдышаться, махал руками, словно отгоняя комаров. — Там все переменилось… Давай к ним, дуй… Убийца — Власов!…
   — Власов?! — водитель Юрка улыбнулся вдруг, недобро, озаренно. — Мог. Власов — мог! Я чувствовал давно — гнилой мужик-то. С дерьмецом…
   — Он там окопался… — ввернул Белов. — Такая гнида… Евгений Ксенофонтович… К рации давайте! Просите опергруппу, сюда. Скорее, срочно!
   — Власов — эх! — Водитель покрутил башкой, довольный. — Во всей прокуратуре сука первая! — Он вдруг сказал типичным тоном Власова: — «Разжалую»… Козел и есть козел!
   — Не стой! Не рассуждай! — махнул водителю Евгений Ксенофонтович. — Они в лесу там… Прямо… Беги по тропинке, не сворачивая…
   — Километра два… — уточнил Белов.
   — Вынь пистолет-то, вынь! Не шутки!
   — Но сразу, как увидишь — не приближайся сразу! Может, гад, пальнуть! Сначала «стой» кричи!
   — Ну, это уж — будь спокоен! — Водитель Юрка передернул затвор. — Уж от меня-то Власов не уйдет!

* * *

   — Так. Теперь рация! — Белов влез в кабину РАФа первый и, быстро взяв двумя руками телефонный шнур, сильно растянул. Почувствовав, как там, внутри оплетки, оборвались провода, Белов протянул трубку Евгению Ксенофонтовичу:
   — Давай, звони, я ведь не знаю как…
   — Ч-черт, не работает!
   — Тогда звони на ближайший пост ГАИ!
   Пока Евгений Ксенофонтович дул в трубку, Белов открыто, не таясь, оторвал проводку зажигания. Замкнул. Мотор завелся, запыхтел.
   — Нет, не работает! — в сердцах дал трубкой Ксенофонтыч по рации.
   — Поедем, ничего! К ближайшему посту!
   — Да! Больше делать нечего!
   Белов сдал РАФ назад, осторожно въезжая правым задним колесом в канаву.
   — Ну вот! Застряли, ч-черт! И рация не пашет! Все один к одному!
   РАФ раскачивался туда-сюда, буксуя.
   — Ты выйди, подпихни чуток, Евгений Ксенофонтыч!
   Судмедэксперт вышел.
   — Так! Двинь еще! Ну, раз, навалился! Так-так-так… Пошел, ура-а!
   Белов нажал на газ и газанул.
   Евгений Ксенофонтович остался на обочине, разинув рот.

* * *

   С трудами и великим напряжением организовав в яме трехэтажную пирамиду, Власов вылез наконец, выполз по осыпающейся куче песка, окружавшей раскопку со всех сторон.
   — Как мамонта… Как мамонта поймали! — заскрипел он зубами в бессильной злобе, встал и распрямился.
   — Стоять! Не двигаться! — услышал вдруг Власов из-за спины. — Руки!
   Подняв руки, Власов осторожно, скосив глазом через плечо, увидел до боли знакомое лицо — сержанта Юрку — водителя РАФика.
   — Ты что, совсем, что ль сбрендил, Юрка? — Власов начал было опускать руки…
   — Стоять! — водитель, не сдержавшись, с силой и чувством ударил Власова ногой по заду. — На! Я тебе теперь не Юрка! Клещ!! Допрыгался, подонок? Стоять, падла вонючая, стоять! Еще, наверно, по жопе хочешь? Ну, на! Не жаль! Еще? И еще можно! С-с-сука!

* * *

   Как же хорошо быть свободным! Асфальт послушной лентой скользит под колеса; далекий лес, стоящий, казалось бы, беспросветной стеной, вдруг, надвигаясь, расступается, давая дорогу.
   Как весело бегут навстречу редкие машины, готовые предупредительно мигнуть тебе фарами, если там, впереди, что-то плохо — менты.
   Белов вспомнил, что сам-то он едет на милицейском РАФике, канареечного цвета, — приметном, как шпанская муха на свежевыбеленном потолке.
   Он отъехал уже километров тридцать пять от Мишутино-2 и, миновав Сергиев Посад, шел уже минут десять как по трассе Москва-Ярославль.
   Самая пора этот РАФ бросить.
   Справа, в тот же момент, как по волшебству, показалась заасфальтированная площадка для отдыха с одиноко стоящим КАМАЗом — рефрижератором. КАМАЗ стоял, ориентированный носом на север, — то, что надо.
   Белов заехал на площадку, остановил свой РАФ.
   — Эй, хозяин! — Он постучал легонько в дверь КАМАЗа.
   — Что хотелось бы? — раздался сзади мелодичный голос.
   Оглянувшись, Белов увидел невысокого человека с черными и умными глазами, направлявшего на него десантный автомат.
   — Чего стучишь? Хозяин тут!
   — Где? — Белов не понял, оглянулся.
   — Тут, тут! Я и есть хозяин.
   — На север едешь? — спросил Белов.
   — Да-а, — протяжно, с сожалением ответил водитель.
   — Возьмешь с собой?
   — Ты же сам на колесах!
   — Он не годится.
   — Плохо едет?
   — Очень желтый.
   — С тюрьмы бежал? — печально спросил водитель.
   — Да. Плохо там, — ответил Белов.
   — Кормят говном, денег не платят… — вздохнул водитель, — знаю. — Он помолчал. — Воровал? Убивал?
   — Нет. Ошибка. Перепутали меня, — сам не заметив как, Белов стал говорить точно как водитель КАМАЗа — с легким печальным акцентом.
   — Бывает. Сам кто будешь?
   — Художник.
   — О-о… И я художник. Вчера, перед самой Москвой, троих разрисовать пришлось. Не знаю — вылечат ли?