Страница:
Нет— нет! Тут просто так, влет, не разберешься. Вот если бы с Беловым поговорить бы по-человечески! Власов сразу все испортил, с порога. Уничтожил нить взаимного доверия. Вот если бы первым на Белова вышел бы он, Калачев…
Возможно, Тренихин был бы уже обнаружен.
Вот именно — если бы! Если бы да кабы.
Боже мой, сколько ж тумана! Очень невнятно, запутанно.
Ясно одно — нужно, совершенно необходимо срочно найти и взять Белова. Без него — никуда. Белов нужен в качестве консультанта — уж это во всяком случае!
А в качестве подозреваемого — это еще надо глядеть! Но Белова слепить надо — во что бы ни стало! Отловить срочно! Лучше сегодня же!
Взять! Взять его!
— Эй…
— А?! — от неожиданности таксист вильнул, как сумасшедший.
— На бабки. — Белов, отсчитав, протянул через плечо таксиста купюры. — Принес, как обещал. Теперь гони до Пушкина, по Ярославке.
— Фу, испугал! — таксист одной рукою принял деньги и, оценив щедрость Белова, цыкнул, хохотнул, перекрестился всей пятерней с деньгами. — Ну, ты — вообще! Зачем так пугаешь?
— Да от ментов мы спрятались, не понял, что ли? Легли, чтобы не было видно, если из подъезда выскочат.
— Да это все ясно! Я не про то! Не то испугало меня, что ты из-за спины вдруг выскочил. Не-е-ет! Я испугался до смерти другого совсем — что ты ушел от меня, с концами ушел! И тут уж не деньги! Что деньги? Навоз, не более! А что обидел ты душу мою, наказал доброту мою светлую, доверчивость детскую. Вот что ведь страшно-то! Ай, страшно как! Сам посуди! Подумай! Ужас ведь! Фобос и Демос! Кошмар гребаный! Просто кошмар!
— Таксист, что приходил сюда, отъезжая, вильнул как-то странно, не обратил внимания? — спросил Калачев.
— Нет, не видел. — Власов отрицательно качнул головой.
— Я видел! — доложил прапорщик, куривший тоже, несколько поодаль — соблюдая субординацию. — Наверно, там, в машине, он и есть — тот, кого мы ищем — Белов!
— С чего ж ты взял? — насмешливо поинтересовался Власов.
— Ну, как же? — прапорщик на мгновенье растерялся. — Мы ж Белова ищем? Ну, значит, вот Белов-то и удрал!
— А если б мы искали б Вильяма Шекспира? Шекспир оказался бы тогда в такси?
— Нет, точно! — прапорщик поражал своей уверенностью. — Я думаю, что там, в такси, Белов. В пятнистой форме. Ведь не случайно же таксист сюда, ну точно в триста тридцать третью-то квартиру завалился? Нет! Он шел к Белову. Он искал Белова. И он нашел Белова. От радости он нам хвостом вильнул и вместе с ним уехал! — прапорщик был весьма доволен своим рассуждением.
«А что— то ведь в этом есть… —мелькнуло в голове у Калачева. — Нечто неуловимое. Загадка какая-то. Зря мы так лихо отпустили таксиста. Надо было его слегка помять на предмет наших собственных интересов! Да-да-да! И в лифте? Ведь в лифте мне Белов определенно померещился? Ведь точно — он же возле банка — точно! Он же был в трехцветке, в камуфляже! Ч-ч-черт, быть не может — да! Но совпадает, совпадает же!»
— Так-так… Господин прапорщик сам все выводы уже сделал и даже ответ получил! — Власов хотя и сдерживался, но тем не менее пропитывался на глазах справедливым гневом, смешанным с негодованием. — Так. Очень хорошо! А вы тогда мне заодно скажите, господин прапорщик, осчастливьте — где он, Белов, удрав от конвоиров два часа назад, разжился камуфляжной формой? Зачем он оделся в форму? Чтоб привлекать к себе особое внимание? Зачем он приезжал сюда? В квартиру он в свою не заходил, верно ведь? Может, он к соседу водки выпить заезжал или под гитару попеть? И — заодно: не скажете ли, любезный — кто здесь перед нами устроил обыск? Ау, господин прапорщик! Мы слушаем! Кто знал, что Белова нет дома? Или сам он здесь все раскидал? Чтоб сбить со следа? И, растаяв в воздухе здесь, возник там, внизу, в такси? Что он искал здесь? Как вы считаете?
— Рубашку, может, окровавленную? — предположил, слегка смутясь, прапорщик.
— Ага! Но — не нашел?! Конечно, он искал на книжных полках! Среди томов Толстого Льва Николаевича. Где же еще окровавленную рубашку искать? Только в книжном шкафу! Больше негде! В пакет же, с грязным, в ванной, он залезть не догадался. Он — не нашел, а мы же нашли! А?! Так?
— Не совсем так, — возразил прапорщик. — Не «мы» нашли, а я нашел.
— Ты. — Власов даже поперхнулся от подобной наглости. — Ты, если у тебя не очень с головою, прапорщик…
— Прапорщик Капустин! — напомнил прапорщик.
— Тогда ты свой кочан не очень напрягай, а лучше помолчи, — закончил Власов. — Когда молчишь — глядишь, и за умного сойдешь. Так что, пожалуйста, Капустин, в моем присутствии изволь помалкивать.
— Да это интуиция моя, простите, — пролепетал Капустин.
— Ты лучше уповай на менструацию, — остроумно пошутил Власов.
Такси со свистом неслось по Ярославскому шоссе, жадно пожирая семьдесят шестой бензин и щедро изрыгая пассажирокилометры. На душе было свободно и легко.
Белов и Лена сидели молча, прислонясь друг к другу.
За окном мелькал осенний желто-красный лес.
— А знаешь, что мне пришло на ум? — спросил Белов и, в ответ на вопросительный взгляд Лены, высказал осенившую его мысль: — Давай сегодня обвенчаемся с тобой? Чтоб сон — и в руку?
Так как Лена потеряла дар речи на некоторое время, Белов хлопнул таксиста по плечу:
— Ты как считаешь — надо обвенчаться?
— Конечно. Самая пора, — кивнул таксист: — Полпервого уже. Во-первых. А во-вторых: они уже нашли рубашку твою…
— Рубашку?! — Белов не понял, что имеет в виду таксист. — Какую рубашку?
— Да окровавленную! В твоей квартире. Куда же тебе теперь дальше-то: ну, или в петлю, или под венец!
— Ах, да! — Белов расхохотался, поняв. — В ванной! Это хорошая улика! Будет, будет над чем поработать им, подумать!
— Хотел тебя предупредить…
— Ага! Спасибо. Я учту это обстоятельство. Ну хорошо, жми, знаешь, давай, в Сергиев Посад, прямо к Лавре! Сначала — под венец, а после уж — и в петлю!
Молча кивнув, таксист прибавил газу. Табличка «Пушкино» мелькнула мимо.
— Да нет, спасибо. План, по-моему, кристально прост. Вы «домосед», Владислав Львович, как я уж догадался. Ну вот вы и сидите здесь, рубашкой занимайтесь.
— Да, надо поискать — возможно, в медицинской карточке Тренихина есть данные по крови. И то же самое касательно Белова. Чьей кровью залита рубашка? Если остались документы, то за пять-восемь часов мы это, я надеюсь, установим.
— Да, было б здорово. А я тем временем возьму Белова.
— Возьмешь?
— Думаю, возьму.
— «Тем временем»?
— Ну, я очень надеюсь взять его к вечеру, максимум — этой ночью.
— И даже так? Но он мог ведь лечь на дно — затаиться на даче где-нибудь у друга. Как вы его искать-то собираетесь?
— Если так, как вы сказали — если он залег, тогда все будет сложнее. Но я-то, грешным делом, рассчитываю на другой, более простой и прямолинейный расклад.
— Я не вполне понимаю ход ваших мыслей. Что вы имеете в виду?
— Ну, как же! У нас в руках нитка. Он срочно ехал в Вологду — разве не так?
Белов уже, разумеется, переоделся в одежду, взятую Леной из его квартиры, так что выглядел исключительно респектабельно, если не смотреть особо вверх — на слегка небритые щеки и если не смотреть совсем уж вниз — туда, где из-под сверкающих строгих брюк, отутюженных как на прием в Президент-отеле, торчали запыленные кроссовки.
— Братья, — обратился Белов к монахам. — У меня дело важное, срочное, неотложное.
Монахи смиренно склонили головы, изготовившись внимать.
— Нет, конечно. Он не дурак, Белов, снова идти на вокзал, где попался вчера. Полный осел только снова сунет туда башку. Я думаю, самое простое для него — уехать с пересадками. Я рассуждаю так: что бы я сам на его месте делал? Сначала я покинул бы Москву: на городском любом транспорте или на такси. Доехал бы я до Мытищ или до Пушкина, а может быть, и до Сергиева Посада. Там бы я пересел на первую попавшуюся электричку. Верно? Электрички не обшаришь, не проверишь. В часы пик вообще по электричке не пройдешь, не протолкнешься. Так вот, на электричке следуем до первой станции, на которой останавливаются поезда дальнего следования.
— Это Александров.
— Да. И в крайнем случае — Ярославль.
— Похоже, так! Расчет на то, что это уже не Москва и наши руки там коротки, в том смысле, что гораздо короче, чем здесь. Область быстро не мобилизуешь — это и на самом деле так, это верно. Пока дозвонишься, пока все санкции получишь. Пока согласуешь…
— Он уж будет в Вологде! Давай-ка так, Владислав Львович — в Центральное ГАИ позвоним — прямо сейчас, не откладывая ни секунды, и слезно попросим у них патрульный вертолет, вдоль Ярославки патрулирующий. Три места нам надо бы в нем попытаться забронировать: для меня и для двух людей со мной. Ну и надо просить подбросить нас в Александров, срочно, на перехват. А если в Александров к вечеру Белов не выйдет, я с помощью регионалов, и тоже, разумеется, воздухом, перелечу за пару часов до Вологды. И там его тогда уж возьму почти наверняка: по мере его прибытия, так сказать. Думаю, что это будет завтра же — с утра.
— Добро! — Власов взял телефонную трубку. — Центральное ГАИ… Привет, Семенов! Это Власов. Рад слышать твой голос. Хотел тебя поздравить с новыми погонами. Ну, слухами земля-то полнится. Известный человек в истеблишменте. Да! А как же! И вот еще что я звоню — тут одному коллеге моему, из МУРа, ну до зарезу нужен вертолет!
— Один? Все это?
— Трудился сорок ден, — кивнул монах и прошептал на ухо Лене: — Не только что не взял за труд свой ни гроша медного, так ведь еще трапезовать ходил в город. Гостиницу снимал. Жить в кельях для гостей — для почетных гостей! — отказался. Цени его глубоко, дщерь моя. Трудами славен, душою чист, нескуден сердцем, незамутнен умом.
— Спасибо вам, — застеснялась Лена.
— Господь с тобой! — благословил ее монах. Белов их ждал у выхода, на солнышке.
— Значит, в семь ноль-ноль?
— В семь ровно, пополудни.
— Теперь-то куда? — таксист повернулся к Белову.
— Теперь давай в Александров, на вокзал. — Там я возьму билет на поезд до Инты. Это самое важное. Далее! Билет возьму — и к семи вечера сюда, обратно — на венчанье. Потом поедем снова в Александров — к поезду. Поезд поздно вечером: Александров он проходит приблизительно на два часа позже, чем выходит из Москвы — так?
— Так.
— Я сяду и уеду — это уже будет где-то ночью. А ты ее, Елену, отвезешь назад, в столицу.
— А когда ж я спать-то сегодня лягу? Еще ведь мне, после того как ее отвезти, — таксист кивнул на Лену, — машину в парк отогнать, заправить. То, се, — хозяину отстегнуть, слесарям на яме оброк раздать, диспетчеру — подарки богатые, плановику — дани-подати несметные, профкому — отрежь от куса десятину, мойщикам — мытные, заправщикам — горючные, охранникам — в парк заворотные… О-о! Выходит, я лягу сегодня, точнее уж завтра — с утра, что ль?
— Да около того.
— Ну, это стоить мне будет… Большой ведь ущерб для здоровья. Уж и не знаю: за что и стараться-то так?
— Сто долларов к тому, что получил уже — годится?
— Смешно! Просто смешно! Вон, смотри, — на колокольне голуби: хорошо, хоть не слышали, а то бы попадали!
— Ну, двести?
— Не устаю удивляться!
— Триста?
— А риск? Где же цена за риск? Что скупиться-то? Я ж еду с тобой, можно сказать, с беглым! Да и куда везу-то?! На свадьбу, везу, на венчанье. А ты мне цену, жених, не даешь! А ты цену-то дай мне свою, жениховскую!
В монастыре зазвонили к обедне.
От колокольного перезвона, мешавшегося с таксистскими причитаниями, у Белова закружилась голова, зашумело в ушах.
— Четыреста!
— Это лучше уже! Но в этой сумме я не чувствую пока ни благодарности, ни душевности, ни признательности! Обычной. Человеческой. Тепла твоего не вижу я тут ни хера!…Ой, простите, барышня, пардон вашу мать! Понимаешь?
Они уже мчались к трассе, оставив Сергиев Посад далеко позади.
— Давай мы так договоримся: пока четыреста, а благодарность ты увидишь через десять дней, когда я с севера вернусь… Тепла я тебе тоже привезу. Оттуда. С севера. Идет?
— Подумаем… — таксист внимательно посмотрел в глаза Белову сквозь зеркало заднего обзора и, поразмыслив, произнес: — Доверчив я, как дитя малое… Многие видят, пользуются… Нажигают меня… Тешат корысть свою.
Вывернув на основное шоссе Москва-Ярославль, таксист тут же выжал свои обычные сто пятьдесят.
— Вот корысть-то мне, — заметил Белов, — наколоть-то тебя!
— Да ладно, договорились. Ладно!
Продолжая смотреть в зеркало заднего обзора, он начал вдруг поспешно тормозить.
— В чем дело?!
— Сейчас поймешь…
Над самой трассой, по направлению к Александрову, над ними пронесся вертолет, свистя турбинами, гремя винтами.
— Гаишный, — пояснил таксист, пригнувшись к рулю и аж втянув голову в плечи. — На бреющем, видал? Летает, бреет наши кошельки.
Все трое были одеты в строгие темные штатские костюмы.
— Приветствую! — с порога начал Калачев. — Мы к вам в гости.
— Да-да, — кивнул дежурный. — Мне позвонили, я в курсе.
— Я — Калачев, — он предъявил свое удостоверение. — Иван Петрович Калачев.
— Что вы хотели бы конкретно получить от нас?
— Давайте сначала согласуем действия. У вас есть план вокзала и привокзальной площади?
— Нет. Да он и не нужен, мы здесь все наизусть знаем.
— Вы-то — да.
— А вам я сейчас все узловые точки нарисую.
— Прекрасно! — улыбнулся Калачев, который раз подумав, что чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем люди и толковее и доброжелательней.
— Прекрасно! — улыбнулся кассирше Белов, отходя от окошка кассы.
Хоть и выходило, что они сгоняли в Александров абсолютно напрасно, тем не менее от разговора с кассиршей в душе Белова остался теплый, хороший осадок.
В тот же момент, второй раз за последние полчаса, ему опять пришло в голову, что чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем люди чище и светлее.
— Ах, нет, пойдем, поедим в буфете — попроще.
Но это расстояние предстояло Белову пройти, держа в двух руках четыре хлипкие тарелочки — две с салатом, две с шашлыками и, мало того, — еще пару пластмассовых стаканов с кофе. Картонные тарелки гнулись от стыда за качество того, что было положено на них, пытаясь сбросить с себя этот позор, а стаканы стремились от того же чувства сплющиться и выплеснуть из недр своих на пол коричневую, едва теплую бурду.
— Ох, грохну! — прошептал Белов, шагая к Лене — еле-еле…
— Ты сейчас уронишь! — Елена бросилась навстречу, протянула руки: — Стой! Кофе я возьму!
Одновременно с ее руками, берущими стаканы с кофе — спереди, к рукам Белова протянулась еще одна пара рук — сзади.
Щелкнули наручники на запястьях.
— Я тоже помогу! — из-за спины Белова появился Калачев, принимая тарелки с салатом и ставя их на стол: — Покушайте, Николай Сергеевич. Да и поедем.
Один из помощников Калачева быстро «охлопал» Белова, на предмет оружия:
— Чистый.
Милиционер, дежурный по вокзалу, возник со стороны привокзальной площади:
— Пришла машина. Ждет, Иван Петрович.
— Спасибо, — кивнул ему Калачев. — Вы ешьте, ешьте! Вы не торопитесь.
— В браслетах не разъешься, — пожаловался Белов.
— Да. И не разбежишься, — согласился Калачев.
Он вышел и, будто гуляя, пошел к нему — «обнюхивать».
Номер на «воронке» был не московский, областной.
Одному из сопровождавших Белова, дежурившему возле выхода из вокзала на привокзальную площадь, попалось на глаза такси с московским номером, ждущее. Оперативник, а это был тот самый прапорщик Капустин, который утром, стоя на лоджии в квартире Белова, предположил нелепейшую с точки зрения начальства мысль о том, что Белов улизнул из-под самого их носа на такси, насторожился.
Не спуская глаз с выхода из вокзала, он осторожно, боком, начал перемещаться к такси.
Осмотрев машину и увидев на заднем сиденье пакет, из которого торчал рукав камуфляжной формы, он еще более убедился в глубине и основательности своих подозрений и, хмыкнув, решил возвратиться на пост.
По дороге назад, к входу в вокзальное здание, он нос к носу столкнулся с таксистом, возвращавшимся к своей машине после «обнюхивания» областного «воронка».
Теперь им обоим предоставилась возможность осмотреть не только машины, но и друг друга.
Конечно, каждый из них узнал другого: прапорщик Капустин — приходившего в квартиру таксиста, а таксист — одного из «пятнистых», представленных ему утром для опознания.
— Угу, — мрачно произнес таксист и, почесавши щеку, изрек: — Пора уж познакомиться… Трофимов!
— Прапорщик Капустин.
Они пожали руки.
— Очень приятно, — сказал таксист Трофимов.
— Взаимно, — кивнул прапорщик Капустин. — Гляжу, погодка совсем разгуляется к вечеру?
— Да, — согласился с ним таксист Трофимов. — С утра-то подмораживало.
— К полдню солнышко пробилось, слава богу!
— Вот лед-то и растаял!
— Ждешь его? — спросил прапорщик Капустин и даже сам почувствовал мгновенно, сколь глупо прозвучал его вопрос: ответ был очевиден.
— Жду. Вот так же, как и ты.
— Ну, значит, мы оба ждем.
— Да. Только вот дождемся ли?
— А поживем — увидим. Ты далеко не уезжай.
— Да я совсем стою. Вот видишь — даже вышел из машины.
— И никуда не убегай. Ты еще пригодишься.
— Знаю. Я людям нужный…Люди-то — в вокзале? Прапорщик подумал не более пяти минут, поколебался. Решил не врать, ответить прямо:
— Да.
— Я так и думал почему-то, — сообщил таксист. — А воздух здесь свежее, чем в Москве, а?
— Значительно. — Капустин согласился. — Да здесь вообще почище.
— Хватит! — он отложил вилку.
Разжевать «долгоиграющий» шашлык не удалось, а изображать удава, глотающего куски целиком, Белову показалось унизительным.
Лена, у которой руки оставались свободными, заботливо, как ребенку, вытерла рот Белову салфеткой.
— Едем? — спросил Калачев.
— Почти, — поднял палец Белов. — Остались только мелочи: с таксистом, что на площади, рассчитаться.
— С таксистом? — перебил его Калачев, явно насторожившись.
— А почему вы с ним еще не рассчитались? До сих пор?
— А чтоб он не смылся, господин инспектор, — улыбнулся Белов. — Какой вы простодушный, право!
— А вы отсюда разве не на поезде собрались? — с тревогой в голосе поинтересовался Калачев. Вся его логически выстроенная версия внезапно пошатнулась.
— Нет. Мы должны были отсюда уехать на такси. В Сергиев Посад.
— Как так?
— Да так!
— А как же в Вологду?
— В Вологду я и не собирался. Совершенно серьезно.
Калачев побледнел. Похоже, он шел по ложному следу, и если бы не повезло ему здесь, в Александрове, то перехват в Вологде мог бы оказаться полным позорным провалом.
— Да вы, если не верите, можете у таксиста справиться. А также у кассирши касс дальнего следования. Я там до Инты один билет себе на воркутинский забронировал.
— Я так и сделаю, — кивнул Калачев. — Я обязательно проверю каждое ваше слово. Утром вы меня ловко провели, но второй раз я уже не поймаюсь на басни. Одну минутку!
Калачев, препоручив Белова с Леной прибывшему с ним из Москвы оперативнику и местному милиционеру, быстрой походкой направился на выход, к такси.
— Напротив, нам везет, как никому, — улыбнулся Белов.
— Да уж, скажешь! Ты как считаешь, — спросила она, помолчав, — тебе сколько лет дадут?
— Не больше десяти, — с безмятежной улыбкой ответил Белов. — Но и не меньше двух.
— Думаешь, дадут по минимуму?
— Я думаю, что я убегу, — ответил Белов, внимательно рассматривая наручники на запястьях.
— И я с тобой убегу!
— А ты-то откуда? — спросил Белов с таким забавным выражением, что оба рассмеялись.
У охраняющих брови подскочили вверх от удивления. Они не знали, что очень часто тягостная, давящая ситуация, придя к концу, пускай даже плохому, приносит облегчение и, освобождая от психической нагрузки, приводит к безотчетному веселью.
— Да не «откуда» я убегу, а «куда» и «с кем». Я убегу с тобой, куда угодно!
— Ну, этот случай точно войдет в историю. Княгиня Волконская, помнишь, рванула за мужем в Сибирь, но то ведь всего лишь на каторгу, не в бега!
— А разница какая?
— О, разница огромная! Ведь женщина в бегах, без дома, без семьи… Даже баба русская… Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, но вот в бегах… Не знаю! На каторге — это гораздо проще для вас, совсем иное дело — почти все женщины в России и так живут в условиях извечной-бесконечной каторги — с рождения и до смерти.
— Разговорчики! — заметил слушавший их разговор местный милиционер и уловивший в речах неслыханную для города Александрова крамолу.
— Не свисти! — кинул ему Белов через плечо и, повернувшись к Лене, подмигнул ей: — «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд. Но кони все скачут и скачут, а избы горят и горят…»
Настроение его повышалось, он ощущал прилив сил и наступление светлой полосы жизни. Он знал по опыту, что когда его охватывало это чувство, оно всегда заполняло его целиком, давая возможности непомерные, волю и мощь: лбом можно гору свернуть.
— Ну, вижу, вы теперь осведомлены о наших планах лучше нас самих, — встретил его Белов. — Теперь давайте как американцы — поторгуемся. Заезжаем в Сергиев Посад ровно в семь и венчаемся — вы получите мое чистосердечное признание, а если будете себя во время обряда еще и галантно вести — то будут не просто признания, а и с раскаянием. Это один вариант. Второй: — едем мимо Лавры, транзитом, но все ваши вопросы-допросы — мимо ушей. Тоже транзитом.
— В российском УПК торговля не упоминается.
— Но в том же вашем УПК есть много другого чего. И я найму, конечно, адвоката. Хорошего. Очень хорошего. Вы сами взвоете от вашего же УПК. Адвокат вас затрахает вусмерть. Вы будете только тем и заниматься, что объясняться с адвокатом и оправдываться перед своим начальством: почему того не учли, отчего это не по закону оформили. Дело зависнет. Следствие практически остановится. А самое главное: Тренихина вы без меня никогда не найдете. И вас, вас самих, рукой, что сверху, возьмут за горло — верно я рассуждаю?
Возможно, Тренихин был бы уже обнаружен.
Вот именно — если бы! Если бы да кабы.
Боже мой, сколько ж тумана! Очень невнятно, запутанно.
Ясно одно — нужно, совершенно необходимо срочно найти и взять Белова. Без него — никуда. Белов нужен в качестве консультанта — уж это во всяком случае!
А в качестве подозреваемого — это еще надо глядеть! Но Белова слепить надо — во что бы ни стало! Отловить срочно! Лучше сегодня же!
Взять! Взять его!
* * *
Таксист сел за руль своей машины грузно и зло, с остервенением. Хлопнул дверью с хрустом. Тронулся. Тут же за его спиной возникли двое — Лена и Белов.— Эй…
— А?! — от неожиданности таксист вильнул, как сумасшедший.
— На бабки. — Белов, отсчитав, протянул через плечо таксиста купюры. — Принес, как обещал. Теперь гони до Пушкина, по Ярославке.
— Фу, испугал! — таксист одной рукою принял деньги и, оценив щедрость Белова, цыкнул, хохотнул, перекрестился всей пятерней с деньгами. — Ну, ты — вообще! Зачем так пугаешь?
— Да от ментов мы спрятались, не понял, что ли? Легли, чтобы не было видно, если из подъезда выскочат.
— Да это все ясно! Я не про то! Не то испугало меня, что ты из-за спины вдруг выскочил. Не-е-ет! Я испугался до смерти другого совсем — что ты ушел от меня, с концами ушел! И тут уж не деньги! Что деньги? Навоз, не более! А что обидел ты душу мою, наказал доброту мою светлую, доверчивость детскую. Вот что ведь страшно-то! Ай, страшно как! Сам посуди! Подумай! Ужас ведь! Фобос и Демос! Кошмар гребаный! Просто кошмар!
* * *
К докуривавшему на лоджии Калачеву присоединился и Власов.— Таксист, что приходил сюда, отъезжая, вильнул как-то странно, не обратил внимания? — спросил Калачев.
— Нет, не видел. — Власов отрицательно качнул головой.
— Я видел! — доложил прапорщик, куривший тоже, несколько поодаль — соблюдая субординацию. — Наверно, там, в машине, он и есть — тот, кого мы ищем — Белов!
— С чего ж ты взял? — насмешливо поинтересовался Власов.
— Ну, как же? — прапорщик на мгновенье растерялся. — Мы ж Белова ищем? Ну, значит, вот Белов-то и удрал!
— А если б мы искали б Вильяма Шекспира? Шекспир оказался бы тогда в такси?
— Нет, точно! — прапорщик поражал своей уверенностью. — Я думаю, что там, в такси, Белов. В пятнистой форме. Ведь не случайно же таксист сюда, ну точно в триста тридцать третью-то квартиру завалился? Нет! Он шел к Белову. Он искал Белова. И он нашел Белова. От радости он нам хвостом вильнул и вместе с ним уехал! — прапорщик был весьма доволен своим рассуждением.
«А что— то ведь в этом есть… —мелькнуло в голове у Калачева. — Нечто неуловимое. Загадка какая-то. Зря мы так лихо отпустили таксиста. Надо было его слегка помять на предмет наших собственных интересов! Да-да-да! И в лифте? Ведь в лифте мне Белов определенно померещился? Ведь точно — он же возле банка — точно! Он же был в трехцветке, в камуфляже! Ч-ч-черт, быть не может — да! Но совпадает, совпадает же!»
— Так-так… Господин прапорщик сам все выводы уже сделал и даже ответ получил! — Власов хотя и сдерживался, но тем не менее пропитывался на глазах справедливым гневом, смешанным с негодованием. — Так. Очень хорошо! А вы тогда мне заодно скажите, господин прапорщик, осчастливьте — где он, Белов, удрав от конвоиров два часа назад, разжился камуфляжной формой? Зачем он оделся в форму? Чтоб привлекать к себе особое внимание? Зачем он приезжал сюда? В квартиру он в свою не заходил, верно ведь? Может, он к соседу водки выпить заезжал или под гитару попеть? И — заодно: не скажете ли, любезный — кто здесь перед нами устроил обыск? Ау, господин прапорщик! Мы слушаем! Кто знал, что Белова нет дома? Или сам он здесь все раскидал? Чтоб сбить со следа? И, растаяв в воздухе здесь, возник там, внизу, в такси? Что он искал здесь? Как вы считаете?
— Рубашку, может, окровавленную? — предположил, слегка смутясь, прапорщик.
— Ага! Но — не нашел?! Конечно, он искал на книжных полках! Среди томов Толстого Льва Николаевича. Где же еще окровавленную рубашку искать? Только в книжном шкафу! Больше негде! В пакет же, с грязным, в ванной, он залезть не догадался. Он — не нашел, а мы же нашли! А?! Так?
— Не совсем так, — возразил прапорщик. — Не «мы» нашли, а я нашел.
— Ты. — Власов даже поперхнулся от подобной наглости. — Ты, если у тебя не очень с головою, прапорщик…
— Прапорщик Капустин! — напомнил прапорщик.
— Тогда ты свой кочан не очень напрягай, а лучше помолчи, — закончил Власов. — Когда молчишь — глядишь, и за умного сойдешь. Так что, пожалуйста, Капустин, в моем присутствии изволь помалкивать.
— Да это интуиция моя, простите, — пролепетал Капустин.
— Ты лучше уповай на менструацию, — остроумно пошутил Власов.
* * *
Москва давно уже растаяла там, за спиной: скрылся памятник ракете возле бывшей выставки бывших достижений бывшего народного хозяйства, скрылась и шпилька Останкинской башни — памятник отечественному телевидению.Такси со свистом неслось по Ярославскому шоссе, жадно пожирая семьдесят шестой бензин и щедро изрыгая пассажирокилометры. На душе было свободно и легко.
Белов и Лена сидели молча, прислонясь друг к другу.
За окном мелькал осенний желто-красный лес.
— А знаешь, что мне пришло на ум? — спросил Белов и, в ответ на вопросительный взгляд Лены, высказал осенившую его мысль: — Давай сегодня обвенчаемся с тобой? Чтоб сон — и в руку?
Так как Лена потеряла дар речи на некоторое время, Белов хлопнул таксиста по плечу:
— Ты как считаешь — надо обвенчаться?
— Конечно. Самая пора, — кивнул таксист: — Полпервого уже. Во-первых. А во-вторых: они уже нашли рубашку твою…
— Рубашку?! — Белов не понял, что имеет в виду таксист. — Какую рубашку?
— Да окровавленную! В твоей квартире. Куда же тебе теперь дальше-то: ну, или в петлю, или под венец!
— Ах, да! — Белов расхохотался, поняв. — В ванной! Это хорошая улика! Будет, будет над чем поработать им, подумать!
— Хотел тебя предупредить…
— Ага! Спасибо. Я учту это обстоятельство. Ну хорошо, жми, знаешь, давай, в Сергиев Посад, прямо к Лавре! Сначала — под венец, а после уж — и в петлю!
Молча кивнув, таксист прибавил газу. Табличка «Пушкино» мелькнула мимо.
* * *
— Так. Что будем делать? — Власов, качаясь рядом с Калачевым на заднем сиденье «форда», плеснул чая себе из термоса в маленький пластмассовый стаканчик и отхлебнул: — Чайку не хочешь — как, Иван Петрович?— Да нет, спасибо. План, по-моему, кристально прост. Вы «домосед», Владислав Львович, как я уж догадался. Ну вот вы и сидите здесь, рубашкой занимайтесь.
— Да, надо поискать — возможно, в медицинской карточке Тренихина есть данные по крови. И то же самое касательно Белова. Чьей кровью залита рубашка? Если остались документы, то за пять-восемь часов мы это, я надеюсь, установим.
— Да, было б здорово. А я тем временем возьму Белова.
— Возьмешь?
— Думаю, возьму.
— «Тем временем»?
— Ну, я очень надеюсь взять его к вечеру, максимум — этой ночью.
— И даже так? Но он мог ведь лечь на дно — затаиться на даче где-нибудь у друга. Как вы его искать-то собираетесь?
— Если так, как вы сказали — если он залег, тогда все будет сложнее. Но я-то, грешным делом, рассчитываю на другой, более простой и прямолинейный расклад.
— Я не вполне понимаю ход ваших мыслей. Что вы имеете в виду?
— Ну, как же! У нас в руках нитка. Он срочно ехал в Вологду — разве не так?
* * *
Выйдя из такси подрулившего к главному входу Троице-Сергиевой лавры — такси с рекламной сияющей надписью «Кремлевская водка» на крыше — Белов направился на «проходную» — к монахам, дежурившим у ворот в качестве распорядителей прибывающих богомольцев, а также в качестве справочной службы монастыря.Белов уже, разумеется, переоделся в одежду, взятую Леной из его квартиры, так что выглядел исключительно респектабельно, если не смотреть особо вверх — на слегка небритые щеки и если не смотреть совсем уж вниз — туда, где из-под сверкающих строгих брюк, отутюженных как на прием в Президент-отеле, торчали запыленные кроссовки.
— Братья, — обратился Белов к монахам. — У меня дело важное, срочное, неотложное.
Монахи смиренно склонили головы, изготовившись внимать.
* * *
— Так ты полагаешь, Иван Петрович — он в Вологду двинет? И что ж тогда — Ярославский вокзал заблокируешь?— Нет, конечно. Он не дурак, Белов, снова идти на вокзал, где попался вчера. Полный осел только снова сунет туда башку. Я думаю, самое простое для него — уехать с пересадками. Я рассуждаю так: что бы я сам на его месте делал? Сначала я покинул бы Москву: на городском любом транспорте или на такси. Доехал бы я до Мытищ или до Пушкина, а может быть, и до Сергиева Посада. Там бы я пересел на первую попавшуюся электричку. Верно? Электрички не обшаришь, не проверишь. В часы пик вообще по электричке не пройдешь, не протолкнешься. Так вот, на электричке следуем до первой станции, на которой останавливаются поезда дальнего следования.
— Это Александров.
— Да. И в крайнем случае — Ярославль.
— Похоже, так! Расчет на то, что это уже не Москва и наши руки там коротки, в том смысле, что гораздо короче, чем здесь. Область быстро не мобилизуешь — это и на самом деле так, это верно. Пока дозвонишься, пока все санкции получишь. Пока согласуешь…
— Он уж будет в Вологде! Давай-ка так, Владислав Львович — в Центральное ГАИ позвоним — прямо сейчас, не откладывая ни секунды, и слезно попросим у них патрульный вертолет, вдоль Ярославки патрулирующий. Три места нам надо бы в нем попытаться забронировать: для меня и для двух людей со мной. Ну и надо просить подбросить нас в Александров, срочно, на перехват. А если в Александров к вечеру Белов не выйдет, я с помощью регионалов, и тоже, разумеется, воздухом, перелечу за пару часов до Вологды. И там его тогда уж возьму почти наверняка: по мере его прибытия, так сказать. Думаю, что это будет завтра же — с утра.
— Добро! — Власов взял телефонную трубку. — Центральное ГАИ… Привет, Семенов! Это Власов. Рад слышать твой голос. Хотел тебя поздравить с новыми погонами. Ну, слухами земля-то полнится. Известный человек в истеблишменте. Да! А как же! И вот еще что я звоню — тут одному коллеге моему, из МУРа, ну до зарезу нужен вертолет!
* * *
— Но это исключительно, беспрецедентно, только ради вас, — монах весьма солидного, представительного вида — едва ль не настоятель Лавры, — взял Белова под локоть и, повернувшись к Лене, пояснил: — Жених ваш, Николай Сергеевич, о прошлом годе восстановил лепнину всю восточного придела. — Монах отвел Елену в сторону: — Вот это все он сделал один.— Один? Все это?
— Трудился сорок ден, — кивнул монах и прошептал на ухо Лене: — Не только что не взял за труд свой ни гроша медного, так ведь еще трапезовать ходил в город. Гостиницу снимал. Жить в кельях для гостей — для почетных гостей! — отказался. Цени его глубоко, дщерь моя. Трудами славен, душою чист, нескуден сердцем, незамутнен умом.
— Спасибо вам, — застеснялась Лена.
— Господь с тобой! — благословил ее монах. Белов их ждал у выхода, на солнышке.
— Значит, в семь ноль-ноль?
— В семь ровно, пополудни.
* * *
Развернувшись на площади перед Лаврой, такси на минуту замерло как бы в нерешительности.— Теперь-то куда? — таксист повернулся к Белову.
— Теперь давай в Александров, на вокзал. — Там я возьму билет на поезд до Инты. Это самое важное. Далее! Билет возьму — и к семи вечера сюда, обратно — на венчанье. Потом поедем снова в Александров — к поезду. Поезд поздно вечером: Александров он проходит приблизительно на два часа позже, чем выходит из Москвы — так?
— Так.
— Я сяду и уеду — это уже будет где-то ночью. А ты ее, Елену, отвезешь назад, в столицу.
— А когда ж я спать-то сегодня лягу? Еще ведь мне, после того как ее отвезти, — таксист кивнул на Лену, — машину в парк отогнать, заправить. То, се, — хозяину отстегнуть, слесарям на яме оброк раздать, диспетчеру — подарки богатые, плановику — дани-подати несметные, профкому — отрежь от куса десятину, мойщикам — мытные, заправщикам — горючные, охранникам — в парк заворотные… О-о! Выходит, я лягу сегодня, точнее уж завтра — с утра, что ль?
— Да около того.
— Ну, это стоить мне будет… Большой ведь ущерб для здоровья. Уж и не знаю: за что и стараться-то так?
— Сто долларов к тому, что получил уже — годится?
— Смешно! Просто смешно! Вон, смотри, — на колокольне голуби: хорошо, хоть не слышали, а то бы попадали!
— Ну, двести?
— Не устаю удивляться!
— Триста?
— А риск? Где же цена за риск? Что скупиться-то? Я ж еду с тобой, можно сказать, с беглым! Да и куда везу-то?! На свадьбу, везу, на венчанье. А ты мне цену, жених, не даешь! А ты цену-то дай мне свою, жениховскую!
В монастыре зазвонили к обедне.
От колокольного перезвона, мешавшегося с таксистскими причитаниями, у Белова закружилась голова, зашумело в ушах.
— Четыреста!
— Это лучше уже! Но в этой сумме я не чувствую пока ни благодарности, ни душевности, ни признательности! Обычной. Человеческой. Тепла твоего не вижу я тут ни хера!…Ой, простите, барышня, пардон вашу мать! Понимаешь?
Они уже мчались к трассе, оставив Сергиев Посад далеко позади.
— Давай мы так договоримся: пока четыреста, а благодарность ты увидишь через десять дней, когда я с севера вернусь… Тепла я тебе тоже привезу. Оттуда. С севера. Идет?
— Подумаем… — таксист внимательно посмотрел в глаза Белову сквозь зеркало заднего обзора и, поразмыслив, произнес: — Доверчив я, как дитя малое… Многие видят, пользуются… Нажигают меня… Тешат корысть свою.
Вывернув на основное шоссе Москва-Ярославль, таксист тут же выжал свои обычные сто пятьдесят.
— Вот корысть-то мне, — заметил Белов, — наколоть-то тебя!
— Да ладно, договорились. Ладно!
Продолжая смотреть в зеркало заднего обзора, он начал вдруг поспешно тормозить.
— В чем дело?!
— Сейчас поймешь…
Над самой трассой, по направлению к Александрову, над ними пронесся вертолет, свистя турбинами, гремя винтами.
— Гаишный, — пояснил таксист, пригнувшись к рулю и аж втянув голову в плечи. — На бреющем, видал? Летает, бреет наши кошельки.
* * *
В отделение милиции железнодорожного вокзала в Александрове Калачев зашел вместе с двумя оперативниками, прихваченными им с собой из Москвы.Все трое были одеты в строгие темные штатские костюмы.
— Приветствую! — с порога начал Калачев. — Мы к вам в гости.
— Да-да, — кивнул дежурный. — Мне позвонили, я в курсе.
— Я — Калачев, — он предъявил свое удостоверение. — Иван Петрович Калачев.
— Что вы хотели бы конкретно получить от нас?
— Давайте сначала согласуем действия. У вас есть план вокзала и привокзальной площади?
— Нет. Да он и не нужен, мы здесь все наизусть знаем.
— Вы-то — да.
— А вам я сейчас все узловые точки нарисую.
— Прекрасно! — улыбнулся Калачев, который раз подумав, что чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем люди и толковее и доброжелательней.
* * *
— У нас-то поезда все проходные. Билеты начинают продавать за час до поезда. Да не волнуйтесь вы, отсюда вы уедете наверняка. За час, еще раз повторяю вам, за час подходите. Сейчас я вам не могу билет продать: мне номера свободных мест Москва сообщает лишь за час до прихода, когда состав уже в пути. Но будет их, мест, не менее десятка. Так что не волнуйтесь, пожалуйста. Я вас запомнила. И не забуду. Вы, подойдете когда, будете первый. Вам один билет до Инты. Все я запомнила. Все будет в порядке. Не сомневайтесь!— Прекрасно! — улыбнулся кассирше Белов, отходя от окошка кассы.
Хоть и выходило, что они сгоняли в Александров абсолютно напрасно, тем не менее от разговора с кассиршей в душе Белова остался теплый, хороший осадок.
В тот же момент, второй раз за последние полчаса, ему опять пришло в голову, что чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем люди чище и светлее.
* * *
— Давай мы пока перекусим, что ли? — предложил Белов, указывая Лене на надпись «Ресторан».— Ах, нет, пойдем, поедим в буфете — попроще.
* * *
От буфетной стойки до столика всего-то шагов десять.Но это расстояние предстояло Белову пройти, держа в двух руках четыре хлипкие тарелочки — две с салатом, две с шашлыками и, мало того, — еще пару пластмассовых стаканов с кофе. Картонные тарелки гнулись от стыда за качество того, что было положено на них, пытаясь сбросить с себя этот позор, а стаканы стремились от того же чувства сплющиться и выплеснуть из недр своих на пол коричневую, едва теплую бурду.
— Ох, грохну! — прошептал Белов, шагая к Лене — еле-еле…
— Ты сейчас уронишь! — Елена бросилась навстречу, протянула руки: — Стой! Кофе я возьму!
Одновременно с ее руками, берущими стаканы с кофе — спереди, к рукам Белова протянулась еще одна пара рук — сзади.
Щелкнули наручники на запястьях.
— Я тоже помогу! — из-за спины Белова появился Калачев, принимая тарелки с салатом и ставя их на стол: — Покушайте, Николай Сергеевич. Да и поедем.
Один из помощников Калачева быстро «охлопал» Белова, на предмет оружия:
— Чистый.
Милиционер, дежурный по вокзалу, возник со стороны привокзальной площади:
— Пришла машина. Ждет, Иван Петрович.
— Спасибо, — кивнул ему Калачев. — Вы ешьте, ешьте! Вы не торопитесь.
— В браслетах не разъешься, — пожаловался Белов.
— Да. И не разбежишься, — согласился Калачев.
* * *
Таксисту, ожидавшему Белова с Леной на вокзальной площади, чрезвычайно не понравился этот внезапно подруливший «воронок».Он вышел и, будто гуляя, пошел к нему — «обнюхивать».
Номер на «воронке» был не московский, областной.
Одному из сопровождавших Белова, дежурившему возле выхода из вокзала на привокзальную площадь, попалось на глаза такси с московским номером, ждущее. Оперативник, а это был тот самый прапорщик Капустин, который утром, стоя на лоджии в квартире Белова, предположил нелепейшую с точки зрения начальства мысль о том, что Белов улизнул из-под самого их носа на такси, насторожился.
Не спуская глаз с выхода из вокзала, он осторожно, боком, начал перемещаться к такси.
Осмотрев машину и увидев на заднем сиденье пакет, из которого торчал рукав камуфляжной формы, он еще более убедился в глубине и основательности своих подозрений и, хмыкнув, решил возвратиться на пост.
По дороге назад, к входу в вокзальное здание, он нос к носу столкнулся с таксистом, возвращавшимся к своей машине после «обнюхивания» областного «воронка».
Теперь им обоим предоставилась возможность осмотреть не только машины, но и друг друга.
Конечно, каждый из них узнал другого: прапорщик Капустин — приходившего в квартиру таксиста, а таксист — одного из «пятнистых», представленных ему утром для опознания.
— Угу, — мрачно произнес таксист и, почесавши щеку, изрек: — Пора уж познакомиться… Трофимов!
— Прапорщик Капустин.
Они пожали руки.
— Очень приятно, — сказал таксист Трофимов.
— Взаимно, — кивнул прапорщик Капустин. — Гляжу, погодка совсем разгуляется к вечеру?
— Да, — согласился с ним таксист Трофимов. — С утра-то подмораживало.
— К полдню солнышко пробилось, слава богу!
— Вот лед-то и растаял!
— Ждешь его? — спросил прапорщик Капустин и даже сам почувствовал мгновенно, сколь глупо прозвучал его вопрос: ответ был очевиден.
— Жду. Вот так же, как и ты.
— Ну, значит, мы оба ждем.
— Да. Только вот дождемся ли?
— А поживем — увидим. Ты далеко не уезжай.
— Да я совсем стою. Вот видишь — даже вышел из машины.
— И никуда не убегай. Ты еще пригодишься.
— Знаю. Я людям нужный…Люди-то — в вокзале? Прапорщик подумал не более пяти минут, поколебался. Решил не врать, ответить прямо:
— Да.
— Я так и думал почему-то, — сообщил таксист. — А воздух здесь свежее, чем в Москве, а?
— Значительно. — Капустин согласился. — Да здесь вообще почище.
* * *
В вокзальных буфетах есть неудобно, столики не бывают как раз — либо они слишком высоки, либо слишком низки, а если учесть, что Белову пришлось к тому же обедать в наручниках, то несложно понять, отчего он испачкался.— Хватит! — он отложил вилку.
Разжевать «долгоиграющий» шашлык не удалось, а изображать удава, глотающего куски целиком, Белову показалось унизительным.
Лена, у которой руки оставались свободными, заботливо, как ребенку, вытерла рот Белову салфеткой.
— Едем? — спросил Калачев.
— Почти, — поднял палец Белов. — Остались только мелочи: с таксистом, что на площади, рассчитаться.
— С таксистом? — перебил его Калачев, явно насторожившись.
— А почему вы с ним еще не рассчитались? До сих пор?
— А чтоб он не смылся, господин инспектор, — улыбнулся Белов. — Какой вы простодушный, право!
— А вы отсюда разве не на поезде собрались? — с тревогой в голосе поинтересовался Калачев. Вся его логически выстроенная версия внезапно пошатнулась.
— Нет. Мы должны были отсюда уехать на такси. В Сергиев Посад.
— Как так?
— Да так!
— А как же в Вологду?
— В Вологду я и не собирался. Совершенно серьезно.
Калачев побледнел. Похоже, он шел по ложному следу, и если бы не повезло ему здесь, в Александрове, то перехват в Вологде мог бы оказаться полным позорным провалом.
— Да вы, если не верите, можете у таксиста справиться. А также у кассирши касс дальнего следования. Я там до Инты один билет себе на воркутинский забронировал.
— Я так и сделаю, — кивнул Калачев. — Я обязательно проверю каждое ваше слово. Утром вы меня ловко провели, но второй раз я уже не поймаюсь на басни. Одну минутку!
Калачев, препоручив Белова с Леной прибывшему с ним из Москвы оперативнику и местному милиционеру, быстрой походкой направился на выход, к такси.
* * *
— С упорством урагана нам не везет, — сказала Лена, грустно наблюдая сквозь вокзальное окно, как Калачев донимает вопросами таксиста Трофимова.— Напротив, нам везет, как никому, — улыбнулся Белов.
— Да уж, скажешь! Ты как считаешь, — спросила она, помолчав, — тебе сколько лет дадут?
— Не больше десяти, — с безмятежной улыбкой ответил Белов. — Но и не меньше двух.
— Думаешь, дадут по минимуму?
— Я думаю, что я убегу, — ответил Белов, внимательно рассматривая наручники на запястьях.
— И я с тобой убегу!
— А ты-то откуда? — спросил Белов с таким забавным выражением, что оба рассмеялись.
У охраняющих брови подскочили вверх от удивления. Они не знали, что очень часто тягостная, давящая ситуация, придя к концу, пускай даже плохому, приносит облегчение и, освобождая от психической нагрузки, приводит к безотчетному веселью.
— Да не «откуда» я убегу, а «куда» и «с кем». Я убегу с тобой, куда угодно!
— Ну, этот случай точно войдет в историю. Княгиня Волконская, помнишь, рванула за мужем в Сибирь, но то ведь всего лишь на каторгу, не в бега!
— А разница какая?
— О, разница огромная! Ведь женщина в бегах, без дома, без семьи… Даже баба русская… Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, но вот в бегах… Не знаю! На каторге — это гораздо проще для вас, совсем иное дело — почти все женщины в России и так живут в условиях извечной-бесконечной каторги — с рождения и до смерти.
— Разговорчики! — заметил слушавший их разговор местный милиционер и уловивший в речах неслыханную для города Александрова крамолу.
— Не свисти! — кинул ему Белов через плечо и, повернувшись к Лене, подмигнул ей: — «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд. Но кони все скачут и скачут, а избы горят и горят…»
Настроение его повышалось, он ощущал прилив сил и наступление светлой полосы жизни. Он знал по опыту, что когда его охватывало это чувство, оно всегда заполняло его целиком, давая возможности непомерные, волю и мощь: лбом можно гору свернуть.
* * *
Удивленное выражение лица возвращающегося к ним Калачева было заметно издалека.— Ну, вижу, вы теперь осведомлены о наших планах лучше нас самих, — встретил его Белов. — Теперь давайте как американцы — поторгуемся. Заезжаем в Сергиев Посад ровно в семь и венчаемся — вы получите мое чистосердечное признание, а если будете себя во время обряда еще и галантно вести — то будут не просто признания, а и с раскаянием. Это один вариант. Второй: — едем мимо Лавры, транзитом, но все ваши вопросы-допросы — мимо ушей. Тоже транзитом.
— В российском УПК торговля не упоминается.
— Но в том же вашем УПК есть много другого чего. И я найму, конечно, адвоката. Хорошего. Очень хорошего. Вы сами взвоете от вашего же УПК. Адвокат вас затрахает вусмерть. Вы будете только тем и заниматься, что объясняться с адвокатом и оправдываться перед своим начальством: почему того не учли, отчего это не по закону оформили. Дело зависнет. Следствие практически остановится. А самое главное: Тренихина вы без меня никогда не найдете. И вас, вас самих, рукой, что сверху, возьмут за горло — верно я рассуждаю?