Страница:
Я встретил генерал-полковника фон Браухича уже на командном пункте и доложил
ему обстановку на моем участке фронта и мои дальнейшие намерения. Новых
указаний я не получил. Вечером командный пункт был переведен в Жюнивиль.
12 июня наступление продолжалось. Бой вел 39-й армейский корпус в
составе 2-й танковой дивизии, наступавшей на Шалон-сюр-Марн, 29-й
мотодивизии и 1-й танковой дивизии, наступавших на Витри-ле-Франсуа. 41-й
армейский корпус должен был наступать своим правым флангом через Сомм-Пи на
Сюипп.
Движение танков затруднялось неослабевавшим напором пехоты,
переправившейся вслед за танками через р. Эн. Пехота на некоторых участках
догнала ведущие бой танковые части и из-за недостаточно \172\ четкого
разграничения полос наступления перемешалась с ними. Все просьбы
урегулировать порядок движения, адресованные в штаб, были напрасны. На
отдельных переправах через р. Сюипп разыгрались неприятные инциденты между
солдатами различных родов войск. И пехота, и танки хотели сражаться в первом
эшелоне. День и ночь маршировала отважная пехота навстречу противнику. Утром
в этот день мы преодолели плато Шампань, знакомое мне с осени 1917 г. Я
направился в только что прибывшую на фронт 29-ю мотодивизию генерала барона
фон Лангермана, которую я нашел на северной окраине лагеря Мурмелон-ле-Гран.
Командир дивизии, находившийся в расположении разведывательного батальона,
как раз отдавал приказ на наступление на лагерь, занятый противником. Приказ
был кратким и ясным. Все это вместе взятое производило очень хорошее
впечатление. Удовлетворенный всем виденным, я мог ехать дальше в
Шалон-сюр-Марн во 2-ю танковую дивизию. К моему прибытию наши части уже
достигли Шалон-сюр-Марн. Передовые разведывательные дозоры прошли мост через
Марну, но, к сожалению, не проверили сразу взрывные камеры, несмотря на
ясные указания, что в этом отношении следует действовать с особой
тщательностью. И вот когда наши солдаты почти перешли через мост, он взлетел
в воздух. Неоправданные потери.
Еще во время моей беседы с генералом Фейелем относительно продолжения
наступления меня вызвали на командный пункт группы, чтобы встретить
командующего армейской группой генерал-полковника фон Рундштедта.
К вечеру 1-я танковая дивизия достигла Бюсси-ле-Шато. Она двинулась на
Этрепи на канале Рейн-Марна.
Корпус Рейнгардта в этот день вел оборонительные бои с противником,
наступавшим от Аргоннских гор в западном направлении. Я встретил дивизии
корпуса во второй половине дня в районе Машо и убедился в \173\
целесообразности их действий. Суэн, Таюр и Манр перешли в наши руки. На
обратном пути на командный пункт группы - снова столкновение с пехотными
частями, пересекшими путь нашего продвижения. Снова я напрасно просил штаб
12-й армии урегулировать движение.
Теперь танковая группа стала ежедневно получать по нескольку
противоречивых приказов, требовавших то повернуть на восток, то продолжать
продвижение на юг. Сначала мы должны были захватить Верден, затем наступать
в южном направлении, затем повернуть на Сен-Мийель, затем снова продвигаться
в южном направлении. Все эти перемены испытал на себе только корпус
Рейнгардта, так как корпус Шмидта я все время продвигал на юг и таким
образом обеспечивал постоянное продвижение в одном направлений хотя бы
половины танковой группы.
13 июня я посетил корпус Рейнгардта (6-я и 8-я танковые дивизии),
который все еще вел бои с противником, наступавшим из районов Вердена и
Аргоннских гор. К вечеру я прибыл в 1-ю танковую дивизию, вышедшую у Этрепи
к каналу Рейн-Марна. Командир 39-го армейского корпуса приказал не
форсировать канала. Об этом приказе я ничего не знал; он был также не в моем
вкусе. У Этрепи я спросил Балка, неутомимого командира передового полка 1-й
танковой дивизии, овладел ли он уже мостом через канал. Он ответил
утвердительно. Создал ли он предмостное укрепление? После небольшой заминки
он тоже ответил: да. Меня удивила сдержанность. Может ли машина проехать на
предмостное укрепление? Недоверчивый взгляд, нерешительное - да. Стало быть,
едем! На предмостном укреплении находились старательный офицер инженерных
войск лейтенант Бебер, который, рискуя жизнью, предотвратил разрушение
моста, и командир пехотного батальона капитан Экингер, овладевший мостом и
создавший предмостное укрепление. Я был обрадован тем, что мне
представляется возможность вручить \174\ здесь же обоим храбрым офицерам
железный крест I класса. Затем я спросил Балка, почему он не продвигается
дальше; только в этот момент я узнал о приказе командира 39-го армейского
корпуса, требовавшем остановить наступление. Удивительная сдержанность Балка
объяснялась тем, что он на свой страх и риск нарушил приказ и хотел избежать
обвинений.
Снова стояли мы, как и у Бувельмона, накануне завершения прорыва. Снова
нельзя было терпеть промедлений, остановок. Балк высказал свое впечатление о
противнике: перед ним находились цветные войска, оборонявшие канал при
поддержке небольшого количества артиллерии. Я отдал приказ немедленно
наступать на Сен-Дизье и обещал сам уладить дело с командиром дивизии и
командиром корпуса. Итак, Балк начал действовать. Я направился в штаб
дивизии и распорядился начать продвижение всей дивизией. Затем я ознакомил
генерала Шмидта с моим приказом 1-й танковой дивизии.
Наконец, уже в сумерках, проехав через расположение 29-й мотодивизии,
подошедшей к каналу у Брюссена, я натолкнулся севернее Витри-ле-Франсуа на
5-й разведывательный батальон 2-й танковой дивизии. Здесь меня ознакомили с
ходом наступления дивизии.
14 июня в 9 час. немецкие войска вступили в Париж. В полосе наступления
танковой группы Гудериана 1-я танковая дивизия еще ночью достигла Сен-Дизье.
Французские военнопленные принадлежали к 3-й танковой дивизии, 3-й
североафриканской дивизии и 6-й колониальной пехотной дивизии; солдаты
производили впечатление измотанных людей. Западнее 1-й танковой дивизии
форсировали канал Рейн-Марна и остальные части 39-го армейского корпуса.
Корпус Рейнгардта вышел на канал у Ревиньи восточнее Этрепи.
В середине дня после совещания с командиром 1-й танковой дивизии я
приехал в Сен-Дизье и на площади увидел своего друга Балка сидящим на стуле.
Он был \175\ первым, кого я здесь встретил. Он рассчитывал на спокойную ночь
после всех треволнений последних суток. Но я должен был сильно разочаровать
его. Чем быстрее мы могли возобновить наше наступление, тем большим должен
был быть наш успех. Итак, Балк получил приказ незамедлительно начать
продвижение на Лангр. Вся 1-я танковая дивизия приступила к выполнению этого
приказа. Наступление продолжалось всю ночь, и к утру 15 июня старая крепость
капитулировала. 3000 военнопленных. 29-я мотодивизия была направлена через
Васси на Жюзенанкур, 2-я танковая дивизия - через Монтьер-ан-Де, Сулен-Дюи
на Бар-сюр-Об. Корпус Рейнгардта получал задачу наступать в южном
направлении.
Замысел главного командования сухопутных сил повернуть танковую группу
через Жюнивиль, Нешато на Нанси уже был выражен в соответствующих приказах,
однако в войска своевременно поступили контрприказы.
Утром 16 июня я направился в Лангр, прибыл туда примерно к середине дня
и приказал 1-й танковой дивизии наступать на Гре, Безансон, 29-й мотодивизии
в направлении на р. Сона юго-западнее Гре, 2-й танковой дивизии - на
Тиль-Шатель. Восточное р. Марна 41-й армейский корпус продолжал наступать в
южном направлении. Справа от меня на Дижон продвигался 16-й армейский корпус
группы Клейста. 1-я танковая дивизия начала наступление в 13 час. В это
время я вместе со своей небольшой оперативной группой сидел в офицерской
столовой, из сада которой открывался красивый вид на восток. Я же был
озабочен своим открытым и слишком растянутым флангом, так как до меня стали
доходить сведения, что с востока двигаются французские войска. В течение
второй половины дня 20-я мотодивизия генерала Викторина достигла Лангра и,
продвинувшись в направлении на Весуль, взяла на себя обеспечение левого
фланга. Западнее Лангра продвигалась 29-я мотодивизия. Обстановка \176\
прояснялась с каждым часом. До вечера были захвачены Бар-сюр-Об, Гре,
Бар-ле-Дюк.
В боях за город Гре погиб его комендант генерал де Курзон.
Вечером командный пункт группы был переведен в Лангр. Я не получил
приказа главного командования сухопутных сил о дальнейших задачах танковой
группы и послал офицера связи главного командования, находившегося при моем
штабе, на самолете в штаб главного командования с тем, чтобы он доложил о
моем намерении продолжать наступление по направлению к швейцарской границе.
Мы остановились в Лангр в домах дружественного населения и после
чрезвычайно напряженных, последних дней наслаждались всеми удобствами.
16 июня 1-й танковой дивизии удалась захватить у Киттер, севернее Гре,
неразрушенный мост и переправиться через Сону. Наши самолеты несколько часов
подряд бомбили этот мост, задерживая переправу через реку. Это были, по всей
вероятности, самолеты группы армий Лееба, но мы не смогли установить связь с
ними и разъяснить им их ошибку. К счастью, потерь не было, 39-й армейский
корпус достиг в середине дня рубежа Безансон, Аванн; 41-й армейский корпус,
направив свои танковые дивизии за 20-й мотодивизией, овладел городами
Пор-сюр-Соя, Весуль и Бурбон-ле-Бен. Были взяты тысячи пленных, среди
которых впервые в этой кампании оказались и поляки. В Безансоне было
захвачено 30 танков.
17 июня полковник Неринг, мой неутомимый начальник штаба, собрал на
небольшой террасе между помещением штаба и стеной старой крепости всех
офицеров штаба, чтобы тепло поздравить меня с днем рождения. Он был
счастлив, что мог связать свои поздравления с донесением о выходе 29-й
мотодивизии к швейцарской границе. Этот успех был для всех нас очень большой
радостью. Я немедленно направился в эту дивизию, чтобы поздравить храбрые
войска с этим знаменательным \177\ событием. Около 12 час. я прибыл в
Понтарклие к генералу барону фон Лангерману, обогнав на своем долгом пути
основные силы дивизии, продолжавшие продвигаться вперед. Всюду солдаты
радостно поздравляли меня. На мое донесение о выходе к швейцарской границе у
Понтарклие Гитлер ответил запросом: "Ваше донесение основано на ошибке.
Имеется в виду, по всей вероятности, Понтайе на р. Сона". И только мой
ответ: "Никакой ошибки; Я сам нахожусь в Понтарклие на швейцарской границе"
- успокоил недоверчивое верховное командование вооруженных сил.
Последовал визит на границу, где я беседовал с некоторыми храбрыми
начальниками разведывательных групп, неутомимой деятельности которых мы были
обязаны ценными сведениями о противнике; среди них был чрезвычайно
энергичный лейтенант фон Бюнау, которому, к сожалению, позднее пришлось
отдать свою жизнь за Германию.
Из Понтарклие я отправил радиограмму 39-му армейскому корпусу, приказав
немедленно повернуть на северо-восток.
Это продвижение имело своей целью установить связь с 7-й армией
генерала Дольмана, которая наступала из района Верхнего Эльзаса, и
перерезать коммуникации, связывающие французские войска, сосредоточенные в
Эльзас-Лотарингии, с Францией. Этот трудный поворот на 90 градусов был
сделан с точностью, характерной для всех маневров моих танковых дивизий.
Хотя, согласно приказу, маршруты движения дивизий пересекались, тем не менее
марш прошел без затруднений. Я испытывал чувство удовлетворения, когда
вечером нашел в своем штабе распоряжение группы армий Лееба, согласно
которому моя танковая группа переподчинялась этой группе и направлялась на
Бельфор, Эпиналь. Мы могли доложить, что указанный маневр уже
осуществляется.
Шесть лет спустя, находясь в Нюренбергской тюрьме, я оказался в одной
камере с фельдмаршалом \178 - Схема 7\ \179\ Риттером фон Леебом. Однажды в
этом мрачном месте у нас зашел разговор о 1940 годе. Фельдмаршал Риттер фон
Лееб никак не мог понять, каким образом я так неожиданно быстро приступил к
выполнению его приказа - наступать на Бельфор, Эпиналь. И мне пришлось дать
ему объяснения. Совпадение оперативных взглядов командующих танковой группой
и группой армий привело к принятию одного и того же решения.
Ужиная в штабе, расположенном в живописном населенном пункте Аванн у
Безансона, над долиной р. Дуб, я имел счастье повидаться с моим вторым сыном
Куртом, который за несколько дней до этого был переведен из
разведывательного батальона 3-й танковой дивизии в конвойный батальон штаба.
Воспользовавшись командировкой, он заглянул в тот день ко мне.
Около полуночи мне позвонил начальник оперативного отдела 1-й танковой
дивизии майор Венк и доложил, что дивизия вышла к Монбельяр, достигнув тем
самым цели, указанной ей 39-м армейским корпусом. Венк продолжал, что
дивизия еще располагает достаточным количеством горючего для продолжения
наступления. Так как он не мог связаться с командиром корпуса, то решил
обратиться непосредственно ко мне, чтобы попросить разрешения продолжать
наступление на Бельфор. Само собой разумеется, он получил желаемое
разрешение: ведь я никоим образом не намеревался делать остановку в
Монбельяре.
Вероятно, какое-то случайное обстоятельство заставило 39-й армейский
корпус остановить дивизии не в Бельфор, который был указан в моем приказе
как конечный объект наступления, а в другом промежуточном пункте. В решающий
момент штаб корпуса менял свое расположение, и поэтому дивизия не могла с
ним связаться. Это была история о "проездном билете" до конечной остановки.
Момент внезапности был использован полностью.
После короткого отдыха утром 18 июня я направился в Бельфор. Между
Монбельяром и Бельфором вдоль шоссе \180\ вытянулись французские
мотоколонны, уже капитулировавшие перед нашими войсками. Среди них было
много тяжелой артиллерии. У входа в старую крепость расположились тысячи
пленных. Однако на фортах не было немецких военных флагов и из города еще
доносились выстрелы. В Бельфоре на безлюдной и тихой площади я остановил
связного мотоциклиста из 1 -и танковой дивизии и попросил провести меня в
штаб дивизии. Проворный молодой человек проводил меня в отель "Париж", где
находился командир дивизии. Там меня встретил Венк. Мое появление в столь
ранний час сильно удивило его. Он доложил о моем прибытии командиру,
принимавшему ванну. Я хорошо понимал желание офицеров штаба привести себя в
порядок после горячки последних дней и использовал время до прихода
Кирхнера, чтобы снять пробу с завтрака, приготовленного для пленных
французских офицеров. Затем я приказал доложить обстановку. Дивизия овладела
лишь частью города, а форты все еще находились в руках французов. Были
начаты переговоры, однако капитулировать согласились лишь войска, занимавшие
казармы. Гарнизоны фортов отказались сдаться без боя и были атакованы нашими
войсками.
Дивизия создала боевую группу для овладения фортами и крепостью и в
середине дня начала их штурм. Первым пал форт Басе-Перш, затем при мне
капитулировали форт От-Перш и крепость. Способ овладения крепостью и фортами
был весьма простым:
короткий огневой налет артиллерии 1-й танковой дивизии, затем
выдвижение к форту пехотного батальона Экингера на бронетранспортерах в
сопровождении 88мм зенитной пушки, которая останавливалась против горжи[21]
форта. Пехотинцы подходили к гласису[22] без \181\ потерь, спешивались с
машин, преодолевали рвы и взбирались на вал; зенитная пушка вела в это время
огонь по горже. Затем мы требовали от противника сдачи форта.
Стремительность штурма вынуждала противника капитулировать. В знак полной
капитуляции над фортом поднимался наш военный флаг, и штурмовая группа
приступала к захвату следующего укрепления. Наши потери были весьма
незначительны.
Другие части 1-й танковой дивизии под командованием полковника Недтвига
достигли в этот день Жироманьи, севернее Бельфора. Они взяли в плен 10000
французских солдат и офицеров, захватили 40 мортир, 7 самолетов и большое
количество военных материалов.
В этот же день штаб танковой группы был перемещен в Монбельяр.
Тем временем французское правительство ушло в отставку, и старый маршал
Петэн образовал новый кабинет, который 16 июня предложил заключить
перемирие.
Отныне наша главная задача состояла в том, чтобы установить связь с
генералом Дольманом и замкнуть кольцо вокруг сил противника, находившихся в
Эль-зас-Лотарингии. В то время как 29-я мотодивизия с боями продвигалась
через горы Юра по направлению к Ломону и к горе Прунтрутер, 2-я танковая
дивизия вышла на Верхний Мозель у Рюпта и Ремиремона. 6-я танковая дивизия
генерала Кемпффа овладела Эпиналем. Бои за Эпиналь во многом походили на бои
1-й танковой дивизии за Бельфор. В каждой из этих крепостей было захвачено
по 40 000 пленных.
Передовые части 7-й армии, действовавшей в Верхнем Эльзасе, достигли
Нидер-Азбах (южнее Зенгейм).
19 июня продвижение продолжалось, с 7-й армией была установлена связь у
Ле-Шапель, северо-восточное Бельфор. Некоторое сопротивление оказали только
восточные форты Бельфора, но вскоре и они также капитулировали. Части 1-й
танковой дивизии штурмом \182\ взяли Эльзесер Бельпен и Баллон де Серванс, а
в полночь овладели Тилло. 2-я танковая дивизия захватила форт
Рюи-сюр-Мозель. В Вогезах началось наступление широким фронтом. Наступавшие
с севера на Эпиналь пехотные дивизии 1-го армейского корпуса пришлось
приостановить, так как их дальнейшее продвижение вызвало бы заторы на
дорогах, уже забитых танковыми частями. Пехота, которой тоже хотелось
принять участие в этом походе, резко выражала свое недовольство командованию
группы. Я немедленно направил на самолете моего начальника оперативного
отдела майора Байерлейна к генерал-полковнику Риттеру фон Леебу, чтобы
объяснить последнему причины, побудившие меня остановить продвижение
пехотных дивизий. Майор прибыл к генералу как раз вовремя, чтобы
предотвратить взрыв гнева командующего.
Штаб танковой группы был перемещен в старое курортное местечко в
Вогезах - Пломбьер, известное еще древним римлянам. Здесь мы хорошо провели
три дня.
Сопротивление французов было полностью сломлено. 20 июня пал Корнимон,
21 - Бюссан в Вогезах. 2-я танковая дивизия достигла Сен-Аме и Ле-Толи, 29-я
мотодивизия - Дель и Бельфор. Мы взяли в плен около 150 000 солдат и
офицеров. При подсчете военнопленных между генералами группы армий "Ц"
возник спор, который был прекращен соломоновым решением генерал-полковника
Риттера фон Лееба, признавшего мою цифру пленных (150000) правильной и,
кроме того, высказавшего лестное для меня замечание, что без охватывающего
маневра танковой группы через Бельфор, Эпиналь общее число военнопленных
было бы гораздо меньшим.
Общее число военнопленных танковой группы после форсирования р. Эн
составляло 250 000 человек. К этому следует добавить большое количество
техники.
22 июня французское правительство заключило перемирие. Условий
перемирия сначала нам не сообщали. 23 июня, проехав через ущелье и перевалив
гору \183\ Кайзерсберг в Вогезах, я разыскал генерала Дольмана в его штабе,
в Кольмаре (Эльзас). Я снова увидел те места, где провел свое детство.
Вскоре мой штаб был переведен в Безансон и разместился сначала в отеле,
затем в здании штаба французского корпуса. Я воспользовался окончанием
боевых действий, чтобы поблагодарить моих командиров и штабных офицеров за
их труд и боевые подвиги. Наше сотрудничество было идеальным. Храбрые войска
с величайшей преданностью выполнили возложенные на них тяжелые задачи.
Поистине они могли гордиться своими успехами.
30 июня я простился с ними следующим приказом:
Группа Гудериана Безансон, 30 июня 1940 г.
Приказ по танковой группе
В момент, когда группа Гудериана изменяет свой организационный состав,
я хочу сердечно попрощаться со всеми штабами и войсками, которые выходят из
состава группы и направляются на выполнение других задач.
Победоносное шествие от р. Эн до швейцарской границы и Вогез войдет в
историю и останется в ней как героический пример прорыва, совершенного
подвижными войсками.
Я благодарю вас за этот подвиг, которой был прекрасным итогом моей
борьбы и стремлений за целое десятилетие.
С таким же подъемом и с такими же успехами выполняйте и впредь новые
задачи до окончательной победы Великой Германии!
Хайль фюрер!
Подпись: Гудериан
Перемирие
Я вспоминаю двух посетителей, навестивших меня в Безансоне: вечером 27
июня прибыл генерал Риттер \184\ фон Эпп, командир 19-го пехотного полка,
который, разыскивая свой полк, проезжал через Безансон; я знал этого
генерала по совместной охоте в Шпехтевальде. Мы долго и обстоятельно
беседовали о перемирии с Францией и о продолжении войны против Англии. Эта
беседа доставила мне особую радость, так как изолированное положение, в
котором я находился, не позволяло мне составить свое мнение.
Вторым визитером, с которым я 5 июля обсуждал ту же тему, был
рейхсминистр вооружения и военной промышленности доктор Тодт, который прибыл
ко мне, чтобы использовать последний опыт боевых действий в интересах
дальнейшего развития танкостроения.
Мне не нравилось перемирие, только что заключенное под ликование
немецкого народа и к удовлетворению Гитлера. После полной победы немецкого
оружия, одержанной над Францией, мы могли заключить другой мирный договор.
Можно было потребовать полного разоружения Франции, полной оккупации страны,
отказа от военного флота и колоний. Но можно было также идти по другому
пути, по пути взаимопонимания, предложить французам сохранить целостность их
страны, их колоний и их национальной независимости ради быстрого заключения
мира также и с Англией. Между двумя этими крайностями могли быть различные
варианты. Какое бы ни было принято решение, но уж если принято, оно должно
было создать германскому рейху выгодные предпосылки для быстрого окончания
войны не только против Франции, но против Великобритании. Чтобы прекратить
войну с Англией, нужно было в первую очередь увереннее стремиться к
дипломатическим переговорам. Предложение Гитлера с трибуны рейхстага не
могло считаться дипломатическим шагом. Теперь мне ясно, что вряд ли Англия в
то время вступила бы в переговоры с Гитлером. Тем не менее следовало
попытаться начать переговоры, хотя бы только для того, чтобы впоследствии не
упрекать себя за отказ от использования мирных средств для разрешения
конфликта. Но если бы дипломатические \185\ шаги не привели к желаемым
результатам, следовало немедленно и со всей силой использовать военные
средства.
Конечно, Гитлер и его штаб думали о продолжении войны против
Великобритании; об этом свидетельствует операция, известная под названием
"Морской лев", предполагавшая высадку десанта на Британские острова.
Учитывая нашу недостаточную подготовленность к ведению войны на море и в
воздухе, не позволявшую осуществить высадку десанта на Британские острова,
нужно было, кроме того, найти и другие решения, позволявшие нанести морской
державе чувствительный удар и принудить ее вступить в переговоры.
В то время самый эффективный путь к быстрому установлению мира я видел
в незамедлительном продолжении нашего наступления по направлению к устью
Роны, чтобы после овладения французскими портами на Средиземном море во
взаимодействии с итальянцами высадить воздушные десанты в Африке и на о.
Мальта. Если французы присоединятся к нам, тем лучше. Если нет, мы и
итальянцы должны одни продолжать войну и без промедлений. Известно, как
слабы были тогда англичане в Египте. Крупные итальянские силы все еще
находились в Абиссинии. Противовоздушная оборона Мальты была слабой. Мне
казалось, что все говорит за продолжение наших операций в этом направлении.
Все - за, ничего - против. Нужно было быстро перебросить четыре-шесть
танковых дивизий в Африку и создать там подавляющее превосходство в силах,
прежде чем англичане успеют перевезти подкрепления. Результаты высадки
немецко-итальянского десанта в Северной Африке в 1940 г. были бы для нас
гораздо более благоприятными, чем в 1941 г., после первого поражения
итальянцев.
Вполне возможно, что недоверие, которое испытывал Гитлер к итальянцам,
удерживало его от перенесения войны в Африку. Но еще более вероятно, что
Гитлер, находясь в плену чисто континентальных \186\ воззрений, не понял
решающего значения для англичан района Средиземного моря.
Как бы там ни было, больше я ничего не слышал о моих предложениях и
только в 1950 г. узнал, что генерал Риттер фон Эпп все-таки нашел возможным
сообщить их Гитлеру. По сообщению капитана 1 ранга Венига, сопровождавшего
Эппа, Гитлер отказался говорить по существу этих предложений.
Пребывание в Безансоне дало мне возможность ознакомиться с горами Юра,
а 1 июля из Мон-Ронда увидеть хорошо известное мне Женевское озеро. Затем я
посетил Лион, чтобы повидаться там с моим старшим сыном, который за время
западной кампании вторично был ранен и за храбрость получил внеочередное
звание.
С префектом и с бургомистром Безансона были установлены корректные
ему обстановку на моем участке фронта и мои дальнейшие намерения. Новых
указаний я не получил. Вечером командный пункт был переведен в Жюнивиль.
12 июня наступление продолжалось. Бой вел 39-й армейский корпус в
составе 2-й танковой дивизии, наступавшей на Шалон-сюр-Марн, 29-й
мотодивизии и 1-й танковой дивизии, наступавших на Витри-ле-Франсуа. 41-й
армейский корпус должен был наступать своим правым флангом через Сомм-Пи на
Сюипп.
Движение танков затруднялось неослабевавшим напором пехоты,
переправившейся вслед за танками через р. Эн. Пехота на некоторых участках
догнала ведущие бой танковые части и из-за недостаточно \172\ четкого
разграничения полос наступления перемешалась с ними. Все просьбы
урегулировать порядок движения, адресованные в штаб, были напрасны. На
отдельных переправах через р. Сюипп разыгрались неприятные инциденты между
солдатами различных родов войск. И пехота, и танки хотели сражаться в первом
эшелоне. День и ночь маршировала отважная пехота навстречу противнику. Утром
в этот день мы преодолели плато Шампань, знакомое мне с осени 1917 г. Я
направился в только что прибывшую на фронт 29-ю мотодивизию генерала барона
фон Лангермана, которую я нашел на северной окраине лагеря Мурмелон-ле-Гран.
Командир дивизии, находившийся в расположении разведывательного батальона,
как раз отдавал приказ на наступление на лагерь, занятый противником. Приказ
был кратким и ясным. Все это вместе взятое производило очень хорошее
впечатление. Удовлетворенный всем виденным, я мог ехать дальше в
Шалон-сюр-Марн во 2-ю танковую дивизию. К моему прибытию наши части уже
достигли Шалон-сюр-Марн. Передовые разведывательные дозоры прошли мост через
Марну, но, к сожалению, не проверили сразу взрывные камеры, несмотря на
ясные указания, что в этом отношении следует действовать с особой
тщательностью. И вот когда наши солдаты почти перешли через мост, он взлетел
в воздух. Неоправданные потери.
Еще во время моей беседы с генералом Фейелем относительно продолжения
наступления меня вызвали на командный пункт группы, чтобы встретить
командующего армейской группой генерал-полковника фон Рундштедта.
К вечеру 1-я танковая дивизия достигла Бюсси-ле-Шато. Она двинулась на
Этрепи на канале Рейн-Марна.
Корпус Рейнгардта в этот день вел оборонительные бои с противником,
наступавшим от Аргоннских гор в западном направлении. Я встретил дивизии
корпуса во второй половине дня в районе Машо и убедился в \173\
целесообразности их действий. Суэн, Таюр и Манр перешли в наши руки. На
обратном пути на командный пункт группы - снова столкновение с пехотными
частями, пересекшими путь нашего продвижения. Снова я напрасно просил штаб
12-й армии урегулировать движение.
Теперь танковая группа стала ежедневно получать по нескольку
противоречивых приказов, требовавших то повернуть на восток, то продолжать
продвижение на юг. Сначала мы должны были захватить Верден, затем наступать
в южном направлении, затем повернуть на Сен-Мийель, затем снова продвигаться
в южном направлении. Все эти перемены испытал на себе только корпус
Рейнгардта, так как корпус Шмидта я все время продвигал на юг и таким
образом обеспечивал постоянное продвижение в одном направлений хотя бы
половины танковой группы.
13 июня я посетил корпус Рейнгардта (6-я и 8-я танковые дивизии),
который все еще вел бои с противником, наступавшим из районов Вердена и
Аргоннских гор. К вечеру я прибыл в 1-ю танковую дивизию, вышедшую у Этрепи
к каналу Рейн-Марна. Командир 39-го армейского корпуса приказал не
форсировать канала. Об этом приказе я ничего не знал; он был также не в моем
вкусе. У Этрепи я спросил Балка, неутомимого командира передового полка 1-й
танковой дивизии, овладел ли он уже мостом через канал. Он ответил
утвердительно. Создал ли он предмостное укрепление? После небольшой заминки
он тоже ответил: да. Меня удивила сдержанность. Может ли машина проехать на
предмостное укрепление? Недоверчивый взгляд, нерешительное - да. Стало быть,
едем! На предмостном укреплении находились старательный офицер инженерных
войск лейтенант Бебер, который, рискуя жизнью, предотвратил разрушение
моста, и командир пехотного батальона капитан Экингер, овладевший мостом и
создавший предмостное укрепление. Я был обрадован тем, что мне
представляется возможность вручить \174\ здесь же обоим храбрым офицерам
железный крест I класса. Затем я спросил Балка, почему он не продвигается
дальше; только в этот момент я узнал о приказе командира 39-го армейского
корпуса, требовавшем остановить наступление. Удивительная сдержанность Балка
объяснялась тем, что он на свой страх и риск нарушил приказ и хотел избежать
обвинений.
Снова стояли мы, как и у Бувельмона, накануне завершения прорыва. Снова
нельзя было терпеть промедлений, остановок. Балк высказал свое впечатление о
противнике: перед ним находились цветные войска, оборонявшие канал при
поддержке небольшого количества артиллерии. Я отдал приказ немедленно
наступать на Сен-Дизье и обещал сам уладить дело с командиром дивизии и
командиром корпуса. Итак, Балк начал действовать. Я направился в штаб
дивизии и распорядился начать продвижение всей дивизией. Затем я ознакомил
генерала Шмидта с моим приказом 1-й танковой дивизии.
Наконец, уже в сумерках, проехав через расположение 29-й мотодивизии,
подошедшей к каналу у Брюссена, я натолкнулся севернее Витри-ле-Франсуа на
5-й разведывательный батальон 2-й танковой дивизии. Здесь меня ознакомили с
ходом наступления дивизии.
14 июня в 9 час. немецкие войска вступили в Париж. В полосе наступления
танковой группы Гудериана 1-я танковая дивизия еще ночью достигла Сен-Дизье.
Французские военнопленные принадлежали к 3-й танковой дивизии, 3-й
североафриканской дивизии и 6-й колониальной пехотной дивизии; солдаты
производили впечатление измотанных людей. Западнее 1-й танковой дивизии
форсировали канал Рейн-Марна и остальные части 39-го армейского корпуса.
Корпус Рейнгардта вышел на канал у Ревиньи восточнее Этрепи.
В середине дня после совещания с командиром 1-й танковой дивизии я
приехал в Сен-Дизье и на площади увидел своего друга Балка сидящим на стуле.
Он был \175\ первым, кого я здесь встретил. Он рассчитывал на спокойную ночь
после всех треволнений последних суток. Но я должен был сильно разочаровать
его. Чем быстрее мы могли возобновить наше наступление, тем большим должен
был быть наш успех. Итак, Балк получил приказ незамедлительно начать
продвижение на Лангр. Вся 1-я танковая дивизия приступила к выполнению этого
приказа. Наступление продолжалось всю ночь, и к утру 15 июня старая крепость
капитулировала. 3000 военнопленных. 29-я мотодивизия была направлена через
Васси на Жюзенанкур, 2-я танковая дивизия - через Монтьер-ан-Де, Сулен-Дюи
на Бар-сюр-Об. Корпус Рейнгардта получал задачу наступать в южном
направлении.
Замысел главного командования сухопутных сил повернуть танковую группу
через Жюнивиль, Нешато на Нанси уже был выражен в соответствующих приказах,
однако в войска своевременно поступили контрприказы.
Утром 16 июня я направился в Лангр, прибыл туда примерно к середине дня
и приказал 1-й танковой дивизии наступать на Гре, Безансон, 29-й мотодивизии
в направлении на р. Сона юго-западнее Гре, 2-й танковой дивизии - на
Тиль-Шатель. Восточное р. Марна 41-й армейский корпус продолжал наступать в
южном направлении. Справа от меня на Дижон продвигался 16-й армейский корпус
группы Клейста. 1-я танковая дивизия начала наступление в 13 час. В это
время я вместе со своей небольшой оперативной группой сидел в офицерской
столовой, из сада которой открывался красивый вид на восток. Я же был
озабочен своим открытым и слишком растянутым флангом, так как до меня стали
доходить сведения, что с востока двигаются французские войска. В течение
второй половины дня 20-я мотодивизия генерала Викторина достигла Лангра и,
продвинувшись в направлении на Весуль, взяла на себя обеспечение левого
фланга. Западнее Лангра продвигалась 29-я мотодивизия. Обстановка \176\
прояснялась с каждым часом. До вечера были захвачены Бар-сюр-Об, Гре,
Бар-ле-Дюк.
В боях за город Гре погиб его комендант генерал де Курзон.
Вечером командный пункт группы был переведен в Лангр. Я не получил
приказа главного командования сухопутных сил о дальнейших задачах танковой
группы и послал офицера связи главного командования, находившегося при моем
штабе, на самолете в штаб главного командования с тем, чтобы он доложил о
моем намерении продолжать наступление по направлению к швейцарской границе.
Мы остановились в Лангр в домах дружественного населения и после
чрезвычайно напряженных, последних дней наслаждались всеми удобствами.
16 июня 1-й танковой дивизии удалась захватить у Киттер, севернее Гре,
неразрушенный мост и переправиться через Сону. Наши самолеты несколько часов
подряд бомбили этот мост, задерживая переправу через реку. Это были, по всей
вероятности, самолеты группы армий Лееба, но мы не смогли установить связь с
ними и разъяснить им их ошибку. К счастью, потерь не было, 39-й армейский
корпус достиг в середине дня рубежа Безансон, Аванн; 41-й армейский корпус,
направив свои танковые дивизии за 20-й мотодивизией, овладел городами
Пор-сюр-Соя, Весуль и Бурбон-ле-Бен. Были взяты тысячи пленных, среди
которых впервые в этой кампании оказались и поляки. В Безансоне было
захвачено 30 танков.
17 июня полковник Неринг, мой неутомимый начальник штаба, собрал на
небольшой террасе между помещением штаба и стеной старой крепости всех
офицеров штаба, чтобы тепло поздравить меня с днем рождения. Он был
счастлив, что мог связать свои поздравления с донесением о выходе 29-й
мотодивизии к швейцарской границе. Этот успех был для всех нас очень большой
радостью. Я немедленно направился в эту дивизию, чтобы поздравить храбрые
войска с этим знаменательным \177\ событием. Около 12 час. я прибыл в
Понтарклие к генералу барону фон Лангерману, обогнав на своем долгом пути
основные силы дивизии, продолжавшие продвигаться вперед. Всюду солдаты
радостно поздравляли меня. На мое донесение о выходе к швейцарской границе у
Понтарклие Гитлер ответил запросом: "Ваше донесение основано на ошибке.
Имеется в виду, по всей вероятности, Понтайе на р. Сона". И только мой
ответ: "Никакой ошибки; Я сам нахожусь в Понтарклие на швейцарской границе"
- успокоил недоверчивое верховное командование вооруженных сил.
Последовал визит на границу, где я беседовал с некоторыми храбрыми
начальниками разведывательных групп, неутомимой деятельности которых мы были
обязаны ценными сведениями о противнике; среди них был чрезвычайно
энергичный лейтенант фон Бюнау, которому, к сожалению, позднее пришлось
отдать свою жизнь за Германию.
Из Понтарклие я отправил радиограмму 39-му армейскому корпусу, приказав
немедленно повернуть на северо-восток.
Это продвижение имело своей целью установить связь с 7-й армией
генерала Дольмана, которая наступала из района Верхнего Эльзаса, и
перерезать коммуникации, связывающие французские войска, сосредоточенные в
Эльзас-Лотарингии, с Францией. Этот трудный поворот на 90 градусов был
сделан с точностью, характерной для всех маневров моих танковых дивизий.
Хотя, согласно приказу, маршруты движения дивизий пересекались, тем не менее
марш прошел без затруднений. Я испытывал чувство удовлетворения, когда
вечером нашел в своем штабе распоряжение группы армий Лееба, согласно
которому моя танковая группа переподчинялась этой группе и направлялась на
Бельфор, Эпиналь. Мы могли доложить, что указанный маневр уже
осуществляется.
Шесть лет спустя, находясь в Нюренбергской тюрьме, я оказался в одной
камере с фельдмаршалом \178 - Схема 7\ \179\ Риттером фон Леебом. Однажды в
этом мрачном месте у нас зашел разговор о 1940 годе. Фельдмаршал Риттер фон
Лееб никак не мог понять, каким образом я так неожиданно быстро приступил к
выполнению его приказа - наступать на Бельфор, Эпиналь. И мне пришлось дать
ему объяснения. Совпадение оперативных взглядов командующих танковой группой
и группой армий привело к принятию одного и того же решения.
Ужиная в штабе, расположенном в живописном населенном пункте Аванн у
Безансона, над долиной р. Дуб, я имел счастье повидаться с моим вторым сыном
Куртом, который за несколько дней до этого был переведен из
разведывательного батальона 3-й танковой дивизии в конвойный батальон штаба.
Воспользовавшись командировкой, он заглянул в тот день ко мне.
Около полуночи мне позвонил начальник оперативного отдела 1-й танковой
дивизии майор Венк и доложил, что дивизия вышла к Монбельяр, достигнув тем
самым цели, указанной ей 39-м армейским корпусом. Венк продолжал, что
дивизия еще располагает достаточным количеством горючего для продолжения
наступления. Так как он не мог связаться с командиром корпуса, то решил
обратиться непосредственно ко мне, чтобы попросить разрешения продолжать
наступление на Бельфор. Само собой разумеется, он получил желаемое
разрешение: ведь я никоим образом не намеревался делать остановку в
Монбельяре.
Вероятно, какое-то случайное обстоятельство заставило 39-й армейский
корпус остановить дивизии не в Бельфор, который был указан в моем приказе
как конечный объект наступления, а в другом промежуточном пункте. В решающий
момент штаб корпуса менял свое расположение, и поэтому дивизия не могла с
ним связаться. Это была история о "проездном билете" до конечной остановки.
Момент внезапности был использован полностью.
После короткого отдыха утром 18 июня я направился в Бельфор. Между
Монбельяром и Бельфором вдоль шоссе \180\ вытянулись французские
мотоколонны, уже капитулировавшие перед нашими войсками. Среди них было
много тяжелой артиллерии. У входа в старую крепость расположились тысячи
пленных. Однако на фортах не было немецких военных флагов и из города еще
доносились выстрелы. В Бельфоре на безлюдной и тихой площади я остановил
связного мотоциклиста из 1 -и танковой дивизии и попросил провести меня в
штаб дивизии. Проворный молодой человек проводил меня в отель "Париж", где
находился командир дивизии. Там меня встретил Венк. Мое появление в столь
ранний час сильно удивило его. Он доложил о моем прибытии командиру,
принимавшему ванну. Я хорошо понимал желание офицеров штаба привести себя в
порядок после горячки последних дней и использовал время до прихода
Кирхнера, чтобы снять пробу с завтрака, приготовленного для пленных
французских офицеров. Затем я приказал доложить обстановку. Дивизия овладела
лишь частью города, а форты все еще находились в руках французов. Были
начаты переговоры, однако капитулировать согласились лишь войска, занимавшие
казармы. Гарнизоны фортов отказались сдаться без боя и были атакованы нашими
войсками.
Дивизия создала боевую группу для овладения фортами и крепостью и в
середине дня начала их штурм. Первым пал форт Басе-Перш, затем при мне
капитулировали форт От-Перш и крепость. Способ овладения крепостью и фортами
был весьма простым:
короткий огневой налет артиллерии 1-й танковой дивизии, затем
выдвижение к форту пехотного батальона Экингера на бронетранспортерах в
сопровождении 88мм зенитной пушки, которая останавливалась против горжи[21]
форта. Пехотинцы подходили к гласису[22] без \181\ потерь, спешивались с
машин, преодолевали рвы и взбирались на вал; зенитная пушка вела в это время
огонь по горже. Затем мы требовали от противника сдачи форта.
Стремительность штурма вынуждала противника капитулировать. В знак полной
капитуляции над фортом поднимался наш военный флаг, и штурмовая группа
приступала к захвату следующего укрепления. Наши потери были весьма
незначительны.
Другие части 1-й танковой дивизии под командованием полковника Недтвига
достигли в этот день Жироманьи, севернее Бельфора. Они взяли в плен 10000
французских солдат и офицеров, захватили 40 мортир, 7 самолетов и большое
количество военных материалов.
В этот же день штаб танковой группы был перемещен в Монбельяр.
Тем временем французское правительство ушло в отставку, и старый маршал
Петэн образовал новый кабинет, который 16 июня предложил заключить
перемирие.
Отныне наша главная задача состояла в том, чтобы установить связь с
генералом Дольманом и замкнуть кольцо вокруг сил противника, находившихся в
Эль-зас-Лотарингии. В то время как 29-я мотодивизия с боями продвигалась
через горы Юра по направлению к Ломону и к горе Прунтрутер, 2-я танковая
дивизия вышла на Верхний Мозель у Рюпта и Ремиремона. 6-я танковая дивизия
генерала Кемпффа овладела Эпиналем. Бои за Эпиналь во многом походили на бои
1-й танковой дивизии за Бельфор. В каждой из этих крепостей было захвачено
по 40 000 пленных.
Передовые части 7-й армии, действовавшей в Верхнем Эльзасе, достигли
Нидер-Азбах (южнее Зенгейм).
19 июня продвижение продолжалось, с 7-й армией была установлена связь у
Ле-Шапель, северо-восточное Бельфор. Некоторое сопротивление оказали только
восточные форты Бельфора, но вскоре и они также капитулировали. Части 1-й
танковой дивизии штурмом \182\ взяли Эльзесер Бельпен и Баллон де Серванс, а
в полночь овладели Тилло. 2-я танковая дивизия захватила форт
Рюи-сюр-Мозель. В Вогезах началось наступление широким фронтом. Наступавшие
с севера на Эпиналь пехотные дивизии 1-го армейского корпуса пришлось
приостановить, так как их дальнейшее продвижение вызвало бы заторы на
дорогах, уже забитых танковыми частями. Пехота, которой тоже хотелось
принять участие в этом походе, резко выражала свое недовольство командованию
группы. Я немедленно направил на самолете моего начальника оперативного
отдела майора Байерлейна к генерал-полковнику Риттеру фон Леебу, чтобы
объяснить последнему причины, побудившие меня остановить продвижение
пехотных дивизий. Майор прибыл к генералу как раз вовремя, чтобы
предотвратить взрыв гнева командующего.
Штаб танковой группы был перемещен в старое курортное местечко в
Вогезах - Пломбьер, известное еще древним римлянам. Здесь мы хорошо провели
три дня.
Сопротивление французов было полностью сломлено. 20 июня пал Корнимон,
21 - Бюссан в Вогезах. 2-я танковая дивизия достигла Сен-Аме и Ле-Толи, 29-я
мотодивизия - Дель и Бельфор. Мы взяли в плен около 150 000 солдат и
офицеров. При подсчете военнопленных между генералами группы армий "Ц"
возник спор, который был прекращен соломоновым решением генерал-полковника
Риттера фон Лееба, признавшего мою цифру пленных (150000) правильной и,
кроме того, высказавшего лестное для меня замечание, что без охватывающего
маневра танковой группы через Бельфор, Эпиналь общее число военнопленных
было бы гораздо меньшим.
Общее число военнопленных танковой группы после форсирования р. Эн
составляло 250 000 человек. К этому следует добавить большое количество
техники.
22 июня французское правительство заключило перемирие. Условий
перемирия сначала нам не сообщали. 23 июня, проехав через ущелье и перевалив
гору \183\ Кайзерсберг в Вогезах, я разыскал генерала Дольмана в его штабе,
в Кольмаре (Эльзас). Я снова увидел те места, где провел свое детство.
Вскоре мой штаб был переведен в Безансон и разместился сначала в отеле,
затем в здании штаба французского корпуса. Я воспользовался окончанием
боевых действий, чтобы поблагодарить моих командиров и штабных офицеров за
их труд и боевые подвиги. Наше сотрудничество было идеальным. Храбрые войска
с величайшей преданностью выполнили возложенные на них тяжелые задачи.
Поистине они могли гордиться своими успехами.
30 июня я простился с ними следующим приказом:
Группа Гудериана Безансон, 30 июня 1940 г.
Приказ по танковой группе
В момент, когда группа Гудериана изменяет свой организационный состав,
я хочу сердечно попрощаться со всеми штабами и войсками, которые выходят из
состава группы и направляются на выполнение других задач.
Победоносное шествие от р. Эн до швейцарской границы и Вогез войдет в
историю и останется в ней как героический пример прорыва, совершенного
подвижными войсками.
Я благодарю вас за этот подвиг, которой был прекрасным итогом моей
борьбы и стремлений за целое десятилетие.
С таким же подъемом и с такими же успехами выполняйте и впредь новые
задачи до окончательной победы Великой Германии!
Хайль фюрер!
Подпись: Гудериан
Перемирие
Я вспоминаю двух посетителей, навестивших меня в Безансоне: вечером 27
июня прибыл генерал Риттер \184\ фон Эпп, командир 19-го пехотного полка,
который, разыскивая свой полк, проезжал через Безансон; я знал этого
генерала по совместной охоте в Шпехтевальде. Мы долго и обстоятельно
беседовали о перемирии с Францией и о продолжении войны против Англии. Эта
беседа доставила мне особую радость, так как изолированное положение, в
котором я находился, не позволяло мне составить свое мнение.
Вторым визитером, с которым я 5 июля обсуждал ту же тему, был
рейхсминистр вооружения и военной промышленности доктор Тодт, который прибыл
ко мне, чтобы использовать последний опыт боевых действий в интересах
дальнейшего развития танкостроения.
Мне не нравилось перемирие, только что заключенное под ликование
немецкого народа и к удовлетворению Гитлера. После полной победы немецкого
оружия, одержанной над Францией, мы могли заключить другой мирный договор.
Можно было потребовать полного разоружения Франции, полной оккупации страны,
отказа от военного флота и колоний. Но можно было также идти по другому
пути, по пути взаимопонимания, предложить французам сохранить целостность их
страны, их колоний и их национальной независимости ради быстрого заключения
мира также и с Англией. Между двумя этими крайностями могли быть различные
варианты. Какое бы ни было принято решение, но уж если принято, оно должно
было создать германскому рейху выгодные предпосылки для быстрого окончания
войны не только против Франции, но против Великобритании. Чтобы прекратить
войну с Англией, нужно было в первую очередь увереннее стремиться к
дипломатическим переговорам. Предложение Гитлера с трибуны рейхстага не
могло считаться дипломатическим шагом. Теперь мне ясно, что вряд ли Англия в
то время вступила бы в переговоры с Гитлером. Тем не менее следовало
попытаться начать переговоры, хотя бы только для того, чтобы впоследствии не
упрекать себя за отказ от использования мирных средств для разрешения
конфликта. Но если бы дипломатические \185\ шаги не привели к желаемым
результатам, следовало немедленно и со всей силой использовать военные
средства.
Конечно, Гитлер и его штаб думали о продолжении войны против
Великобритании; об этом свидетельствует операция, известная под названием
"Морской лев", предполагавшая высадку десанта на Британские острова.
Учитывая нашу недостаточную подготовленность к ведению войны на море и в
воздухе, не позволявшую осуществить высадку десанта на Британские острова,
нужно было, кроме того, найти и другие решения, позволявшие нанести морской
державе чувствительный удар и принудить ее вступить в переговоры.
В то время самый эффективный путь к быстрому установлению мира я видел
в незамедлительном продолжении нашего наступления по направлению к устью
Роны, чтобы после овладения французскими портами на Средиземном море во
взаимодействии с итальянцами высадить воздушные десанты в Африке и на о.
Мальта. Если французы присоединятся к нам, тем лучше. Если нет, мы и
итальянцы должны одни продолжать войну и без промедлений. Известно, как
слабы были тогда англичане в Египте. Крупные итальянские силы все еще
находились в Абиссинии. Противовоздушная оборона Мальты была слабой. Мне
казалось, что все говорит за продолжение наших операций в этом направлении.
Все - за, ничего - против. Нужно было быстро перебросить четыре-шесть
танковых дивизий в Африку и создать там подавляющее превосходство в силах,
прежде чем англичане успеют перевезти подкрепления. Результаты высадки
немецко-итальянского десанта в Северной Африке в 1940 г. были бы для нас
гораздо более благоприятными, чем в 1941 г., после первого поражения
итальянцев.
Вполне возможно, что недоверие, которое испытывал Гитлер к итальянцам,
удерживало его от перенесения войны в Африку. Но еще более вероятно, что
Гитлер, находясь в плену чисто континентальных \186\ воззрений, не понял
решающего значения для англичан района Средиземного моря.
Как бы там ни было, больше я ничего не слышал о моих предложениях и
только в 1950 г. узнал, что генерал Риттер фон Эпп все-таки нашел возможным
сообщить их Гитлеру. По сообщению капитана 1 ранга Венига, сопровождавшего
Эппа, Гитлер отказался говорить по существу этих предложений.
Пребывание в Безансоне дало мне возможность ознакомиться с горами Юра,
а 1 июля из Мон-Ронда увидеть хорошо известное мне Женевское озеро. Затем я
посетил Лион, чтобы повидаться там с моим старшим сыном, который за время
западной кампании вторично был ранен и за храбрость получил внеочередное
звание.
С префектом и с бургомистром Безансона были установлены корректные