Страница:
разорвался в 50 м от моего командирского танка, второй - в 50 м позади него.
Я предположил, что следующий снаряд попадет прямо в машину, и приказал
водителю повернуть вправо. Но он начал нервничать при этом непривычном для
него грохоте и въехал на полном ходу в ров. Передняя ось полугусеничной
машины была погнута, что сильно затрудняло управление. Поэтому мне пришлось
временно отказаться от своей поездки. Я отправился на командный пункт \93 -
Общая схема 1\ \94\ корпуса, взял другую машину и объяснился с чересчур
рьяными артиллеристами. Здесь мне представляется случай упомянуть, что я
первым из командиров корпусов стал использовать бронированные командирские
машины, чтобы сопровождать танки на поле боя. Они были снабжены
радиоаппаратурой, что позволяло поддерживать постоянную связь с командным
пунктом корпуса и с подчиненными дивизиями.
Севернее Цемпельбурга (Семпольно), у Гр. Клоня, завязался первый
серьезный бой. Это произошло в тот момент, когда вдруг внезапно рассеялся
туман и развернутые в боевой порядок наступающие танки оказались перед
фронтом обороны поляков. Оборонявшимся удалось из противотанковых пушек
сделать несколько метких выстрелов, давших прямые попадания в наши машины.
Были убиты один офицер, один фаненюнкер[14] и восемь рядовых.
Гр. Клоня была владением моего прадеда барона Гиллера фон Гертрингена.
Кроме его могилы, там находилась и могила моего деда - Гудериана. Там же, в
Гр. Клоня, родился и мой отец. Впервые в своей жизни я приблизился к месту,
которое когда-то было так любимо моими родными.
После замены машины я снова отправился на участок фронта 3-й танковой
дивизии, вышедшей своими передовыми подразделениями на реку Брда. Главные
силы дивизии стояли между Прущем и Кл. Клоня, готовясь к расположению на
отдых. Командир дивизии находился на совещании у командующего армейской
группой генерал-полковника фон Бока. Поэтому меня проинформировали о
положении на реке Брда находившиеся там офицеры 6-го танкового полка.
Командир полка не верил в возможность форсирования реки в этот же день и
намеревался старательно выполнить желанный приказ о расположении на отдых.
\95\
Приказ командира корпуса форсировать реку Брда в первый же день
наступления был забыт. Раздраженный, я отошел в сторону, чтобы обдумать,
какими мерами можно ликвидировать эту нерадостную обстановку. Вдруг ко мне
подошел молодой лейтенант Феликс. Он был без мундира, рукава рубашки высоко
засучены. Лицо и руки были черными от дыма. "Господин генерал, - сказал он,
- я прибыл с Брда. Гарнизон противника на берегу реки слаб. Поляки подожгли
мост у Гаммермюле, но я погасил огонь своим танком. По мосту можно проехать.
Продвижение срывается только тем, что некому командовать. Господину генералу
следовало бы быть там". Удивленно я смотрел на молодого человека. Он
производил очень хорошее впечатление, его глаза говорили о том, что ему
можно верить.
Может быть, этот молодой лейтенант и является тем, кто разгадал загадку
Колумба о яйце?
Я последовал его совету, проехал через нагромождения польских и
немецких машин на узкую песчаную лесную дорогу, ведущую в Гаммермюле, и
прибыл туда между 16 и 17 час. За толстым дубом, примерно в 100 м от реки,
стояло несколько штабных офицеров; они встретили меня возгласом: "Господин
генерал, здесь ведь стреляют!". Этого, правда, нельзя было отрицать, так как
танки 6-го полка и стрелки 3-го полка действительно стреляли с предельной
интенсивностью.
Противника не было видно, так как он засел в окопах на противоположном
берегу реки. Я приказал прежде всего прекратить бессмысленный огонь, в чем
мне во многом помог подошедший командир 3-й пехотной бригады полковник
Ангерн. Затем я отдал распоряжение установить протяженность польской
обороны. Еще не введенный в бой 3-й мотоциклетный батальон получил приказ
форсировать реку на надувных лодках в районе, который не обстреливался
противником. Когда мотоциклистам удалось форсировать реку, я двинул танки
через мост. Они взяли в плен \96 - Схема 1\ \97\ оборонявшуюся польскую роту
самокатчиков. Потери были минимальны.
Все наличные части были тотчас же привлечены к созданию предмостного
укрепления на реке. Разведывательный батальон 3-й танковой дивизии получил
приказ немедленно выйти через Тухольскую пустошь к Висле у Шветц (Свеце) и
установить местонахождение главных сил поляков и их возможных резервов. К 18
час. закончилось форсирование реки. Ночью 3-я танковая дивизия выполнила
поставленную перед ней задачу, достигнув Свекатово.
Я направился обратно на командный пункт корпуса в Цан и прибыл туда при
наступлении сумерек.
Длинное шоссе было пусто. Нигде не было слышно ни одного выстрела.
Каково же было мое удивление, когда вдруг меня окликнули непосредственно у
самого Цана и я увидел несколько человек в шлемах. Это были люди из моего
штаба. Они устанавливали противотанковую пушку на огневой позиции. На мой
вопрос, зачем они это делают, я получил ответ, что польская кавалерия начала
наступление и может появиться здесь каждую минуту. Я успокоил людей и
приступил к работе в штабе.
В донесениях 2-й мотодивизии сообщалось, что наступление приостановлено
перед проволочными заграждениями поляков. Все три полка были развернуты для
боя в линий, и у дивизии больше не было резервов. Я отдал распоряжение ночью
отвести с линии фронта левый полк и перебросить его за правый фланг дивизии
с тем, чтобы на другой день ввести его в бой позади 3-й танковой дивизии с
целью охвата противника в направлении на Тухель (Тухоля).
20-я мотодивизия, встретив слабое сопротивление противника, захватила
Конитц (Хойнице), но значительно продвинуться после овладения городом ей не
удалось, поэтому она снова получила приказ на продолжение наступления. \98\
Нервозность первых дней войны ночью стала еще более ощутимой. Так,
командир 2-й мотодивизии доложил после полуночи, что он был вынужден
отступить под натиском польской кавалерии. Услышав это, я сначала потерял
дар речи, затем, взяв себя в руки, спросил командира дивизии, слышал ли он
когда-нибудь, чтобы померанская пехота бегала от кавалерии противника. Он
ответил отрицательно и заверил меня. что удержит свои позиции. На следующее
утро я решил все же съездить в эту дивизию. Прибыв туда в 5 час., я увидел,
что штаб дивизии все еще чувствует себя до некоторой степени беспомощно.
Встав во главе полка, выведенного ночью с линии фронта, я лично довел его до
места переправы на реке Каменка, севернее Гр. Клоня, чтобы оттуда ввести
этот полк в бой в направлении Тухель (Тухоля). Наконец, наступление 2-й
мотодивизии быстро пошло по нужному руслу. Паника первых дней войны была
преодолена.
Ночью разведывательный батальон 3-й танковой дивизии достиг Вислы. К
сожалению, из-за неосторожности он понес чувствительные потери в офицерском
составе в имении Поледно, близ Шветца (Свеце).
Основные силы 3-й танковой дивизии были разделены рекой Брда на две
части и в течение первой половины дня неоднократно атаковывались поляками на
восточном берегу реки. Только к полудню удалось начать контрнаступление, и
дивизия, ведя бои в лесу, смогла продолжить наступление, 23-я пехотная
дивизия быстро следовала за 3-й танковой дивизией. Обе мотодивизии добились
в Тухольской пустоши значительных успехов.
3 сентября, введя в бой 23-ю пехотную дивизию генерала графа Брокдорфа
в промежуток между продвинувшейся до Вислы 3-й танковой дивизией и 20-й
мотодивизией, удалось после тяжелых боев и разного рода неудач полностью
окружить противника, находившегося перед нами в лесу севернее Шветца (Свеце)
и западнее Грауденца (Ррудзендза). Польская поморская \99\ кавалерийская
бригада из-за незнания конструктивных данных и способов действий наших
танков атаковала их с холодным оружием и понесла чудовищные потери. Один
польский артиллерийский полк был настигнут на марше по направлению к Висле
нашими танками и уничтожен; лишь два орудия успели открыть огонь. Польская
пехота также понесла тяжелые потери. Часть транспортных колонн была при
отходе перехвачена и уничтожена.
4 сентября кольцо вокруг окруженного противника сузилось. Битва в
"польском коридоре" приближалась к концу.
Временный кризис в 23-й пехотной дивизий удалось преодолеть при помощи
одного полка 32-й пехотной дивизии корпуса Штрауса.
Войска блестяще сражались и были в хорошем настроении. Потери рядового
состава были незначительны, офицерского состава - необычайно велики: офицеры
сражались с большей самоотверженностью. Генерал Адам, государственный
секретарь барон фон Вейцзэкер и полковник барон фон Функ потеряли в польской
кампании своих сыновей.
3 сентября я посетил 23-ю пехотную и 3-ю танковую дивизии, повидался со
своим сыном Куртом и полюбовался башнями города Кульма (Хелмно), в котором я
родился.
4 сентября я наблюдал за боем, который вели в лесу 2-я и 20-я
мотодивизии, после чего прибыл в старый немецкий учебный лагерь Группе
западнее Грауденца (Грудзендза). Ночью я посетил 3-ю танковую дивизию,
которая, форсировав Вислу, замкнула кольцо окружения на востоке.
"Коридор" был прорван. Мы могли начать выполнение новой задачи. Но в то
время как мы занимались своим трудным ремеслом, политическая обстановка
серьезно осложнилась. Англия и под ее давлением Франция объявили войну
рейху, тем самым наши надежды на длительный мир рухнули. Мы вступили во
вторую \100\ мировую войну. Было ясно, что она продлится долго и мы должны
будем упорно сражаться[15] .
5 сентября корпус неожиданно посетил Адольф Гитлер. Я встретил его у
Плевно на шоссе, идущем из Тухель (Тухоля) на Шветц (Свеце), сел в его
машину и по шоссе, по которому велось преследование противника, провез его
мимо разгромленной польской артиллерии в Шветц (Свеце), а оттуда вдоль
нашего переднего края кольца окружения в Грауденц (Грудзендз), где он
остановился на некоторое время у взорванного моста через Вислу. Глядя на
уничтоженную артиллерию, Гитлер спросил: "Это сделали, наверно, наши
пикирующие бомбардировщики?" Мой ответ "Нет, наши танки!", видимо, удивил
Гитлера. Между Шветцом (Свеце) и Грауденцом (Грудзендзом) расположились
части и подразделения 3-й танковой дивизии, которые не использовались для
окружения польской армии. Среди них находились 6-й танковый полк и
разведывательный батальон 3-й танковой дивизии, в котором служил мой сын
Курт. Обратный наш путь проходил через расположение частей 23-й пехотной
дивизии и 2-й мотодивизии.
Во время поездки мы сначала беседовали о боевой обстановке на участке
моего корпуса. Гитлер осведомился -о потерях. Я назвал ему известные мне
цифры: 150 убитых и 700 раненых в четырех подчиненных мне на время сражения
в "коридоре" дивизиях. Он был очень удивлен такими незначительными потерями
и назвал мне для сравнения цифры потерь его полка "Листа" во время первой
мировой войны после первого дня боевых действий; они достигали 2000 убитых и
раненых в одном полку. Я мог указать на то, что незначительные потери в этих
боях против храброго и \101\ упорного противника следует объяснить главным
образом эффективностью танков. Танки - оружие, которое значительно уменьшает
потери своих войск. Вера солдат и офицеров в превосходство их оружия сильно
возросла благодаря успеху в "польском коридоре". Противник потерял две-три
пехотные дивизии и одну кавалерийскую бригаду. Наши трофеи исчислялись
тысячами военнопленных и сотнями орудий.
При приближении к Висле на горизонте появились силуэты домов какого-то
города. Гитлер спросил, не Кульм (Хелмно) ли это. Я подтвердил: "Да, это
Кульм. Я имел честь приветствовать вас в марте прошлого года на вашей
родине, сегодня я могу принять вас на моей. Кульм - город, в котором я
родился". Несколько лет спустя Гитлер вспомнил об этой сцене.
Затем наш разговор перешел к техническим вопросам. Гитлер хотел знать,
что в наших танках показало себя особенно хорошо, что нуждается в улучшении.
Я высказал мысль о необходимости ускоренного подвоза средних танков T-III и
Т-IV к линии фронта и об увеличении их производства. Для дальнейшего
усовершенствования конструкции танков надо обратить внимание на следующее:
скорость танка удовлетворительна, очень важно увеличить толщину брони,
особенно в лобовой части танка, повысить дальнобойность и пробивную
способность снарядов танковых орудий, для чего удлинить стволы орудий и
использовать снаряды с большим зарядом. То же самое относится и к нашим
противотанковым пушкам.
Объявив благодарность войскам за их успехи, Гитлер покинул корпус при
наступлении темноты. Он направился в свою ставку.
Следует еще отметить, что население, воспользовавшись затишьем в боевых
действиях для того, чтобы выбраться из своих убежищ, очень тепло
приветствовало Гитлера и преподносило ему цветы.
Город Шветц (Свеце) был украшен черно-бело-красными флагами. Визит
Гитлера произвел очень \102\ хорошее впечатление на войска. К сожалению, в
дальнейшем ходе войны Гитлер приезжал на фронт все реже и реже, а в
последние годы совсем перестал посещать его. Тем самым он потерял контакт с
солдатами и способность понимать их заслуги и страдания.
6 сентября штаб корпуса и передовые части дивизий переправились через
Вислу. Командование и штаб корпуса остановились в Финкенштейне, в чудесном
дворце графов Дона-Финкенштейн. Этот дворец Фридрих Великий пожаловал своему
министру графу фон Финкенштейну. Дворец дважды служил штаб-квартирой
Наполеону I. Впервые император прибыл туда, когда его армия в 1807 г., ведя
войну с Пруссией и Россией, шла через Вислу в Восточную Пруссию. Двигаясь по
однообразной и бедной Тухольской пустоши, Наполеон увидел этот дворец и
воскликнул: "Наконец-то замок!" Это можно понять. Там он планировал
продолжение похода по направлению к Прейсиш-Эйлау (Багратионовск) и оставил
след своего пребывания, исцарапав пол своей шпорой. В 1812 г. перед походом
в Россию он вторично приехал во дворец и жил там несколько недель с
прекрасной графиней Залевской. И вот в этой бывшей комнате Наполеона
разместился я. К сожалению, наш хозяин граф Дона был болен и лежал в клинике
в Берлине, так что я не имел чести познакомиться с ним и с графиней.
Домашние графа были так любезны, что предложили мне поохотиться на оленей.
Так как мы не имели приказа о наших дальнейших действиях и знали только, что
мы выходим из подчинения командующего 4-й армией и поступаем непосредственно
в распоряжение командующего группой армий фон Бока, то я решил принять
предложение, надеясь, что оно не принесет никакого ущерба интересам армии.
Пока мои дивизии были заняты переправой через реку, я с вечера 7 до утра 8
сентября успешно охотился, убив сильного двенадцатилетнего оленя. Лесничий
из графского лесного управления, будучи человеком скрупулезно справедливым,
не решился сопровождать меня. \103\
* * *
8 сентября мои дивизии переправились на другой берег реки у Меве и
Кеземарка. События стали развиваться быстрыми темпами. Вечером меня вызвали
в штаб группы армий в Алленштайн (Ольштын) для получения приказа. В 19 час.
30 мин. я покинул Финкенштейн и между 21 час. 30 мин. и 22 час. 30 мин.
получил боевую задачу. Командующий группой армий сначала намеревался отдать
мой корпус 3-й армии генерала,фон Кюхлера и ввести его в бой на ее левом
фланге из района Арис (Ожиш) в направлении Ломжа, восточная окраина Варшавы.
Мне казалось, что такая тесная прикованность моего корпуса к пехотной армии
противоречит характеру моего рода войск. Я предполагал, что это не даст мне
возможности использовать скорость передвижения моторизованных дивизий и что
при нашем медленном продвижении силы поляков, обороняющие Варшаву, получат
шансы отойти на восток и подготовить новый рубеж сопротивления по восточному
берегу Буга. Я предложил поэтому начальнику штаба армейской группы генералу
фон Зальмуту оставить танковый корпус в непосредственном распоряжении
армейской группы и ввести его в бой слева от армии фон Кюхлера через Визня
восточное Буга на Брест. Этим самым все попытки поляков организовать
устойчивую оборону в районе Варшавы были бы обречены на полный провал.
Зальмут, а потом и генерал-полковник фон Бок согласились с моим
предложением.
Получив соответствующий приказ, я направился в учебный лагерь Арис
(Ожиш), куда вызвал ординарцев, дивизий для вручения им моего приказа. Из
моих старых дивизий я сохранил в первую очередь 3-ю танковую дивизию и 20-ю
мотодивизию. 2-я мотодивизия находилась пока в резерве группы армий. 10-я
танковая дивизия, входившая ранее в армию фон Кюхлера, и вновь
сформированная крепостная пехотная бригада "Летцен", укомплектованная
военнообязанными \104\ пожилых возрастов, поступали снова в распоряжение
командира 19-го армейского корпуса. Следует отметить, что дивизия и бригада
участвовали в боях на реке Нарев под Визня и севернее ее.
После того как утром 9 сентября в Арисе (Ожише) обеим входящим в мой
корпус дивизиям был спущен приказ, я направился в Коженисти (19 км севернее
Ломжи), к моему новому правому соседу, генералу фон Фалькенхорсту, командиру
21-го армейского корпуса, чтобы ознакомиться с обстановкой и с приданными
мне новыми частями. Я прибыл туда между 5 и б час. утра и разбудил
товарищей, проинформировавших меня о ходе боевых действий. При этом я узнал,
что попытка взять Ломжу внезапным нападением не удалась, встретив
мужественное сопротивление поляков, а также из-за недостатка боевого опыта у
наших солдат, 21-й армейский корпус остановился на северном берегу реки
Нарев.
В 8 час. я прибыл в Визня и нашел там штаб 10-й танковой дивизии,
которой вследствие несчастного случая, произошедшего с командиром дивизии
генералом Шаалем, командовал генерал Штумпф. Последний сообщил мне, что его
пехота, форсировав реку, донесла об овладении дотами поляков, защищавшими
этот участок. "Бои продолжаются", - добавил он. Успокоенный таким
положением, я направился в бригаду "Лет-цен", которую первоначально
предполагалось использовать в качестве гарнизона этого укрепления, однако
затем она была введена в бой при наступлении через Нарев. Бригада и ее
командир полковник Галь произвели на меня отличное впечатление. Форсирование
реки прошло удачно, и само наступление осуществлялось энергично. Я одобрил
меры, принятые командиром бригады, и поехал обратно в 10-ю танковую дивизию.
Когда я снова прибыл в Визня, то должен был с разочарованием
констатировать, что утреннее донесение об успехах пехоты 10-й танковой
дивизии \105 - Общая схема 2\ \106\ ошибочно. Правда, пехота форсировала
реку, но дотов, входящих в систему береговых укреплений, не достигла. К
моему приезду изменении не произошло. Поэтому я решил переправиться через
реку и найти командира полка. Но мне не удалось обнаружить его командный
пункт. Командные пункты командиров батальонов также были очень хорошо
замаскированы. Я причалил к берегу. Здесь танков дивизии не было видно; они
все еще находились на северном берегу реки Нарев. Поэтому я послал
сопровождавшего меня офицера обратно, приказав привести сюда танки. На
переднем крае творилось что-то непонятное; на мои вопросы ответили, что
происходит смена рот, расположенных на переднем крае. Все здесь выглядело,
как при разводе караулов. О приказе на наступление люди ничего не знали.
Наблюдатель тяжелого артиллерийского дивизиона сидел без дела у пехотинцев.
Где находится противник, никто не знал; разведчиков перед фронтом не было.
Я приказал прекратить этот странный маневр со сменой и вызвал командира
полка и командиров батальонов. Затем приказал командиру тяжелого
артиллерийского дивизиона вести огонь по польским дотам. С командиром полка,
прибывшим ко мне через некоторое время, я отправился на рекогносцировку
переднего края обороны противника и продвигался с ним вперед до тех пор,
пока не попал под обстрел. Мы находились у самых дотов; там мы увидели
немецкую противотанковую пушку, расчет которой под руководством командира в
одиночестве храбро продолжал наступление. Отсюда мы и начали наступать. Не
стану отрицать: я был очень рассержен всем случившимся.
Когда я вернулся на Нарев, танковый полк все еще находился на северном
берегу реки. Командиру полка было приказано ускоренным темпом начать
переправу через реку. Так как мост еще не был готов, танки пришлось
переправлять на пароме. Уже было 18 час., когда, наконец, наладилось
наступление. Оно развивалось быстро и с очень незначительными потерями.
\107\
Если бы раньше действия наступавших были такими же энергичными и
целеустремленными, как теперь, то эти успехи могли бы быть достигнуты уже в
первой половине дня.
Прежде чем разыскать оборудованный в Визня командный пункт корпуса, я
приказал в устной и письменной форме саперному офицеру, руководившему
постройкой моста, быстро навести через Нарев понтонный мост, необходимый для
срочной переправы 10-й, а затем и 3-й танковых дивизий.
По прибытии на командный пункт я распорядился подготовить приказ на
следующий день, предусматривавший форсирование реки Нарев 20-й мотодивизией
правее 10-й танковой дивизии и переправу 3-й танковой дивизии за 10-й
танковой дивизией.
Ночевали мы в Визня, в новом здании при костеле, правда, еще
неотстроенном и необжитом; но другие дома были еще хуже.
10 сентября в 5 час. утра мне стало известно, что мост через Нарев,
который был уже готов около полуночи, снова разобрали по приказу командира
20-й мотодивизии и навели для этой же дивизии другой мост, ниже по течению.
Переправа танковых дивизий должна была проходить на паромах. Это приводило
меня в отчаяние. Офицер-сапер не довел до командира дивизии мой приказ. Он
действовал в полной уверенности, что командир дивизии знаком с ним. Пришлось
до самого вечера строить другой мост для танков.
В этот же день 20-я мотодивизия генерала Викторина завязала
ожесточенные бои у Замбрув. Основные силы дивизии двигались к р. Зап. Буг по
направлению к Hyp. Впереди них я направил учебный разведывательный батальон,
который без боя достиг реки. 10-я танковая дивизия продвинулась до Браньска,
во время своего продвижения она несколько раз вступала в бой.
Вечером я последовал за этой дивизией и ночевал в горящем населенном
пункте Вые. Мазовецк. Штаб моего корпуса, который вечером переправился через
\108 - Схема 2\ \109\ Нарев и следовал за мной, не смог к ночи достигнуть
моего места расположения и остановился в одной горящей деревушке севернее
Вые. Мазовецк, так что мы были вынуждены ночевать врозь - очень неудобное
положение для отдачи приказов и распоряжений. Слишком рано я приказал
переменить место расположения штаба, лучше бы в этот вечер я остался в
Визня.
Первая половина дня 11 сентября прошла в нетерпеливом ожидании прибытия
штаба корпуса. Польские части, которые намеревались отступить от Ломжи на
юго-восток, оседлали шоссе южнее Замбрув, по которому 20-я мотодивизия
совершала наступательный марш, поставив тем самым эту дивизию в тяжелое
положение. Командир дивизии решил вернуть части, продвинувшиеся уже вперед
по направлению к Бугу, чтобы окружить и уничтожить противника. Я повернул
части 10-й танковой дивизии на противника. Между тем в 3-й танковой дивизии,
продвигавшейся слева от 10-й дивизии, распространился слух, что мне у Выс.
Мазовецк угрожает опасность попасть в окружение к полякам, поэтому 3-й
мотоциклетный батальон повернул на Вые. Мазовецк, чтобы выручить меня.
Солдаты очень обрадовались, увидев меня стоящим на шоссе в этом населенном
пункте. Проявление чувства взаимной выручки мотоциклистов произвело на меня
приятное впечатление.
Штаб корпуса провел ночь в населенном пункте Вые. Мазовецк.
12 сентября 20-й мотодивизии вместе с частями 10-й танковой дивизии,
поспешно прибывшими для поддержки пехоты, удалось окружить поляков у
Андрееве, 10-я танковая дивизия достигла населенного пункта Вые. Литовски
(Высокое), 3-я танковая дивизия - Бельска. Сам я прибыл в Бельск с
передовыми дозорами разведывательных батальонов и получил там донесения с
самыми свежими данными о противнике. Во второй половине дня я встретил
своего сына Курта.
Командный пункт был перемещен в Бельск. 2-я \110\ мотодивизия была
выведена из резерва группы армий и снова передана в наше распоряжение. Она
получила приказ, двигаясь через Ломжу и Бельск, присоединиться к корпусу. В
приказе говорилось: "Командиру дивизии двигаться впереди". Но когда утром 13
сентября генерал Бадер, выполняя приказ, выехал вперед, взяв с собой лишь
радиостанцию, между Браньском и Вольском он натолкнулся на польские части,
пытавшиеся выйти из окружения у Андрееве. Бадер вынужден был провести под
огнем противника несколько неприятных часов, пока мы не узнали по сигналам
его радиста, действовавшего довольно умело, об опасном положении генерала и
не освободили его. Этот случай был также хорошим уроком ведения войны для
бронетанковых войск.
В этот же день поляки прекратили сопротивление у Андрееве. Командир
18-й польской дивизии попал в плен. 3-я танковая дивизия достигла Каменец.
Велась разведка сил Бреста. Был отдан приказ на наступление на эту крепость.
Ночь мы провели в Бельске.
Нам стало известно, что польские части вышли к знаменитой Беловежской
Я предположил, что следующий снаряд попадет прямо в машину, и приказал
водителю повернуть вправо. Но он начал нервничать при этом непривычном для
него грохоте и въехал на полном ходу в ров. Передняя ось полугусеничной
машины была погнута, что сильно затрудняло управление. Поэтому мне пришлось
временно отказаться от своей поездки. Я отправился на командный пункт \93 -
Общая схема 1\ \94\ корпуса, взял другую машину и объяснился с чересчур
рьяными артиллеристами. Здесь мне представляется случай упомянуть, что я
первым из командиров корпусов стал использовать бронированные командирские
машины, чтобы сопровождать танки на поле боя. Они были снабжены
радиоаппаратурой, что позволяло поддерживать постоянную связь с командным
пунктом корпуса и с подчиненными дивизиями.
Севернее Цемпельбурга (Семпольно), у Гр. Клоня, завязался первый
серьезный бой. Это произошло в тот момент, когда вдруг внезапно рассеялся
туман и развернутые в боевой порядок наступающие танки оказались перед
фронтом обороны поляков. Оборонявшимся удалось из противотанковых пушек
сделать несколько метких выстрелов, давших прямые попадания в наши машины.
Были убиты один офицер, один фаненюнкер[14] и восемь рядовых.
Гр. Клоня была владением моего прадеда барона Гиллера фон Гертрингена.
Кроме его могилы, там находилась и могила моего деда - Гудериана. Там же, в
Гр. Клоня, родился и мой отец. Впервые в своей жизни я приблизился к месту,
которое когда-то было так любимо моими родными.
После замены машины я снова отправился на участок фронта 3-й танковой
дивизии, вышедшей своими передовыми подразделениями на реку Брда. Главные
силы дивизии стояли между Прущем и Кл. Клоня, готовясь к расположению на
отдых. Командир дивизии находился на совещании у командующего армейской
группой генерал-полковника фон Бока. Поэтому меня проинформировали о
положении на реке Брда находившиеся там офицеры 6-го танкового полка.
Командир полка не верил в возможность форсирования реки в этот же день и
намеревался старательно выполнить желанный приказ о расположении на отдых.
\95\
Приказ командира корпуса форсировать реку Брда в первый же день
наступления был забыт. Раздраженный, я отошел в сторону, чтобы обдумать,
какими мерами можно ликвидировать эту нерадостную обстановку. Вдруг ко мне
подошел молодой лейтенант Феликс. Он был без мундира, рукава рубашки высоко
засучены. Лицо и руки были черными от дыма. "Господин генерал, - сказал он,
- я прибыл с Брда. Гарнизон противника на берегу реки слаб. Поляки подожгли
мост у Гаммермюле, но я погасил огонь своим танком. По мосту можно проехать.
Продвижение срывается только тем, что некому командовать. Господину генералу
следовало бы быть там". Удивленно я смотрел на молодого человека. Он
производил очень хорошее впечатление, его глаза говорили о том, что ему
можно верить.
Может быть, этот молодой лейтенант и является тем, кто разгадал загадку
Колумба о яйце?
Я последовал его совету, проехал через нагромождения польских и
немецких машин на узкую песчаную лесную дорогу, ведущую в Гаммермюле, и
прибыл туда между 16 и 17 час. За толстым дубом, примерно в 100 м от реки,
стояло несколько штабных офицеров; они встретили меня возгласом: "Господин
генерал, здесь ведь стреляют!". Этого, правда, нельзя было отрицать, так как
танки 6-го полка и стрелки 3-го полка действительно стреляли с предельной
интенсивностью.
Противника не было видно, так как он засел в окопах на противоположном
берегу реки. Я приказал прежде всего прекратить бессмысленный огонь, в чем
мне во многом помог подошедший командир 3-й пехотной бригады полковник
Ангерн. Затем я отдал распоряжение установить протяженность польской
обороны. Еще не введенный в бой 3-й мотоциклетный батальон получил приказ
форсировать реку на надувных лодках в районе, который не обстреливался
противником. Когда мотоциклистам удалось форсировать реку, я двинул танки
через мост. Они взяли в плен \96 - Схема 1\ \97\ оборонявшуюся польскую роту
самокатчиков. Потери были минимальны.
Все наличные части были тотчас же привлечены к созданию предмостного
укрепления на реке. Разведывательный батальон 3-й танковой дивизии получил
приказ немедленно выйти через Тухольскую пустошь к Висле у Шветц (Свеце) и
установить местонахождение главных сил поляков и их возможных резервов. К 18
час. закончилось форсирование реки. Ночью 3-я танковая дивизия выполнила
поставленную перед ней задачу, достигнув Свекатово.
Я направился обратно на командный пункт корпуса в Цан и прибыл туда при
наступлении сумерек.
Длинное шоссе было пусто. Нигде не было слышно ни одного выстрела.
Каково же было мое удивление, когда вдруг меня окликнули непосредственно у
самого Цана и я увидел несколько человек в шлемах. Это были люди из моего
штаба. Они устанавливали противотанковую пушку на огневой позиции. На мой
вопрос, зачем они это делают, я получил ответ, что польская кавалерия начала
наступление и может появиться здесь каждую минуту. Я успокоил людей и
приступил к работе в штабе.
В донесениях 2-й мотодивизии сообщалось, что наступление приостановлено
перед проволочными заграждениями поляков. Все три полка были развернуты для
боя в линий, и у дивизии больше не было резервов. Я отдал распоряжение ночью
отвести с линии фронта левый полк и перебросить его за правый фланг дивизии
с тем, чтобы на другой день ввести его в бой позади 3-й танковой дивизии с
целью охвата противника в направлении на Тухель (Тухоля).
20-я мотодивизия, встретив слабое сопротивление противника, захватила
Конитц (Хойнице), но значительно продвинуться после овладения городом ей не
удалось, поэтому она снова получила приказ на продолжение наступления. \98\
Нервозность первых дней войны ночью стала еще более ощутимой. Так,
командир 2-й мотодивизии доложил после полуночи, что он был вынужден
отступить под натиском польской кавалерии. Услышав это, я сначала потерял
дар речи, затем, взяв себя в руки, спросил командира дивизии, слышал ли он
когда-нибудь, чтобы померанская пехота бегала от кавалерии противника. Он
ответил отрицательно и заверил меня. что удержит свои позиции. На следующее
утро я решил все же съездить в эту дивизию. Прибыв туда в 5 час., я увидел,
что штаб дивизии все еще чувствует себя до некоторой степени беспомощно.
Встав во главе полка, выведенного ночью с линии фронта, я лично довел его до
места переправы на реке Каменка, севернее Гр. Клоня, чтобы оттуда ввести
этот полк в бой в направлении Тухель (Тухоля). Наконец, наступление 2-й
мотодивизии быстро пошло по нужному руслу. Паника первых дней войны была
преодолена.
Ночью разведывательный батальон 3-й танковой дивизии достиг Вислы. К
сожалению, из-за неосторожности он понес чувствительные потери в офицерском
составе в имении Поледно, близ Шветца (Свеце).
Основные силы 3-й танковой дивизии были разделены рекой Брда на две
части и в течение первой половины дня неоднократно атаковывались поляками на
восточном берегу реки. Только к полудню удалось начать контрнаступление, и
дивизия, ведя бои в лесу, смогла продолжить наступление, 23-я пехотная
дивизия быстро следовала за 3-й танковой дивизией. Обе мотодивизии добились
в Тухольской пустоши значительных успехов.
3 сентября, введя в бой 23-ю пехотную дивизию генерала графа Брокдорфа
в промежуток между продвинувшейся до Вислы 3-й танковой дивизией и 20-й
мотодивизией, удалось после тяжелых боев и разного рода неудач полностью
окружить противника, находившегося перед нами в лесу севернее Шветца (Свеце)
и западнее Грауденца (Ррудзендза). Польская поморская \99\ кавалерийская
бригада из-за незнания конструктивных данных и способов действий наших
танков атаковала их с холодным оружием и понесла чудовищные потери. Один
польский артиллерийский полк был настигнут на марше по направлению к Висле
нашими танками и уничтожен; лишь два орудия успели открыть огонь. Польская
пехота также понесла тяжелые потери. Часть транспортных колонн была при
отходе перехвачена и уничтожена.
4 сентября кольцо вокруг окруженного противника сузилось. Битва в
"польском коридоре" приближалась к концу.
Временный кризис в 23-й пехотной дивизий удалось преодолеть при помощи
одного полка 32-й пехотной дивизии корпуса Штрауса.
Войска блестяще сражались и были в хорошем настроении. Потери рядового
состава были незначительны, офицерского состава - необычайно велики: офицеры
сражались с большей самоотверженностью. Генерал Адам, государственный
секретарь барон фон Вейцзэкер и полковник барон фон Функ потеряли в польской
кампании своих сыновей.
3 сентября я посетил 23-ю пехотную и 3-ю танковую дивизии, повидался со
своим сыном Куртом и полюбовался башнями города Кульма (Хелмно), в котором я
родился.
4 сентября я наблюдал за боем, который вели в лесу 2-я и 20-я
мотодивизии, после чего прибыл в старый немецкий учебный лагерь Группе
западнее Грауденца (Грудзендза). Ночью я посетил 3-ю танковую дивизию,
которая, форсировав Вислу, замкнула кольцо окружения на востоке.
"Коридор" был прорван. Мы могли начать выполнение новой задачи. Но в то
время как мы занимались своим трудным ремеслом, политическая обстановка
серьезно осложнилась. Англия и под ее давлением Франция объявили войну
рейху, тем самым наши надежды на длительный мир рухнули. Мы вступили во
вторую \100\ мировую войну. Было ясно, что она продлится долго и мы должны
будем упорно сражаться[15] .
5 сентября корпус неожиданно посетил Адольф Гитлер. Я встретил его у
Плевно на шоссе, идущем из Тухель (Тухоля) на Шветц (Свеце), сел в его
машину и по шоссе, по которому велось преследование противника, провез его
мимо разгромленной польской артиллерии в Шветц (Свеце), а оттуда вдоль
нашего переднего края кольца окружения в Грауденц (Грудзендз), где он
остановился на некоторое время у взорванного моста через Вислу. Глядя на
уничтоженную артиллерию, Гитлер спросил: "Это сделали, наверно, наши
пикирующие бомбардировщики?" Мой ответ "Нет, наши танки!", видимо, удивил
Гитлера. Между Шветцом (Свеце) и Грауденцом (Грудзендзом) расположились
части и подразделения 3-й танковой дивизии, которые не использовались для
окружения польской армии. Среди них находились 6-й танковый полк и
разведывательный батальон 3-й танковой дивизии, в котором служил мой сын
Курт. Обратный наш путь проходил через расположение частей 23-й пехотной
дивизии и 2-й мотодивизии.
Во время поездки мы сначала беседовали о боевой обстановке на участке
моего корпуса. Гитлер осведомился -о потерях. Я назвал ему известные мне
цифры: 150 убитых и 700 раненых в четырех подчиненных мне на время сражения
в "коридоре" дивизиях. Он был очень удивлен такими незначительными потерями
и назвал мне для сравнения цифры потерь его полка "Листа" во время первой
мировой войны после первого дня боевых действий; они достигали 2000 убитых и
раненых в одном полку. Я мог указать на то, что незначительные потери в этих
боях против храброго и \101\ упорного противника следует объяснить главным
образом эффективностью танков. Танки - оружие, которое значительно уменьшает
потери своих войск. Вера солдат и офицеров в превосходство их оружия сильно
возросла благодаря успеху в "польском коридоре". Противник потерял две-три
пехотные дивизии и одну кавалерийскую бригаду. Наши трофеи исчислялись
тысячами военнопленных и сотнями орудий.
При приближении к Висле на горизонте появились силуэты домов какого-то
города. Гитлер спросил, не Кульм (Хелмно) ли это. Я подтвердил: "Да, это
Кульм. Я имел честь приветствовать вас в марте прошлого года на вашей
родине, сегодня я могу принять вас на моей. Кульм - город, в котором я
родился". Несколько лет спустя Гитлер вспомнил об этой сцене.
Затем наш разговор перешел к техническим вопросам. Гитлер хотел знать,
что в наших танках показало себя особенно хорошо, что нуждается в улучшении.
Я высказал мысль о необходимости ускоренного подвоза средних танков T-III и
Т-IV к линии фронта и об увеличении их производства. Для дальнейшего
усовершенствования конструкции танков надо обратить внимание на следующее:
скорость танка удовлетворительна, очень важно увеличить толщину брони,
особенно в лобовой части танка, повысить дальнобойность и пробивную
способность снарядов танковых орудий, для чего удлинить стволы орудий и
использовать снаряды с большим зарядом. То же самое относится и к нашим
противотанковым пушкам.
Объявив благодарность войскам за их успехи, Гитлер покинул корпус при
наступлении темноты. Он направился в свою ставку.
Следует еще отметить, что население, воспользовавшись затишьем в боевых
действиях для того, чтобы выбраться из своих убежищ, очень тепло
приветствовало Гитлера и преподносило ему цветы.
Город Шветц (Свеце) был украшен черно-бело-красными флагами. Визит
Гитлера произвел очень \102\ хорошее впечатление на войска. К сожалению, в
дальнейшем ходе войны Гитлер приезжал на фронт все реже и реже, а в
последние годы совсем перестал посещать его. Тем самым он потерял контакт с
солдатами и способность понимать их заслуги и страдания.
6 сентября штаб корпуса и передовые части дивизий переправились через
Вислу. Командование и штаб корпуса остановились в Финкенштейне, в чудесном
дворце графов Дона-Финкенштейн. Этот дворец Фридрих Великий пожаловал своему
министру графу фон Финкенштейну. Дворец дважды служил штаб-квартирой
Наполеону I. Впервые император прибыл туда, когда его армия в 1807 г., ведя
войну с Пруссией и Россией, шла через Вислу в Восточную Пруссию. Двигаясь по
однообразной и бедной Тухольской пустоши, Наполеон увидел этот дворец и
воскликнул: "Наконец-то замок!" Это можно понять. Там он планировал
продолжение похода по направлению к Прейсиш-Эйлау (Багратионовск) и оставил
след своего пребывания, исцарапав пол своей шпорой. В 1812 г. перед походом
в Россию он вторично приехал во дворец и жил там несколько недель с
прекрасной графиней Залевской. И вот в этой бывшей комнате Наполеона
разместился я. К сожалению, наш хозяин граф Дона был болен и лежал в клинике
в Берлине, так что я не имел чести познакомиться с ним и с графиней.
Домашние графа были так любезны, что предложили мне поохотиться на оленей.
Так как мы не имели приказа о наших дальнейших действиях и знали только, что
мы выходим из подчинения командующего 4-й армией и поступаем непосредственно
в распоряжение командующего группой армий фон Бока, то я решил принять
предложение, надеясь, что оно не принесет никакого ущерба интересам армии.
Пока мои дивизии были заняты переправой через реку, я с вечера 7 до утра 8
сентября успешно охотился, убив сильного двенадцатилетнего оленя. Лесничий
из графского лесного управления, будучи человеком скрупулезно справедливым,
не решился сопровождать меня. \103\
* * *
8 сентября мои дивизии переправились на другой берег реки у Меве и
Кеземарка. События стали развиваться быстрыми темпами. Вечером меня вызвали
в штаб группы армий в Алленштайн (Ольштын) для получения приказа. В 19 час.
30 мин. я покинул Финкенштейн и между 21 час. 30 мин. и 22 час. 30 мин.
получил боевую задачу. Командующий группой армий сначала намеревался отдать
мой корпус 3-й армии генерала,фон Кюхлера и ввести его в бой на ее левом
фланге из района Арис (Ожиш) в направлении Ломжа, восточная окраина Варшавы.
Мне казалось, что такая тесная прикованность моего корпуса к пехотной армии
противоречит характеру моего рода войск. Я предполагал, что это не даст мне
возможности использовать скорость передвижения моторизованных дивизий и что
при нашем медленном продвижении силы поляков, обороняющие Варшаву, получат
шансы отойти на восток и подготовить новый рубеж сопротивления по восточному
берегу Буга. Я предложил поэтому начальнику штаба армейской группы генералу
фон Зальмуту оставить танковый корпус в непосредственном распоряжении
армейской группы и ввести его в бой слева от армии фон Кюхлера через Визня
восточное Буга на Брест. Этим самым все попытки поляков организовать
устойчивую оборону в районе Варшавы были бы обречены на полный провал.
Зальмут, а потом и генерал-полковник фон Бок согласились с моим
предложением.
Получив соответствующий приказ, я направился в учебный лагерь Арис
(Ожиш), куда вызвал ординарцев, дивизий для вручения им моего приказа. Из
моих старых дивизий я сохранил в первую очередь 3-ю танковую дивизию и 20-ю
мотодивизию. 2-я мотодивизия находилась пока в резерве группы армий. 10-я
танковая дивизия, входившая ранее в армию фон Кюхлера, и вновь
сформированная крепостная пехотная бригада "Летцен", укомплектованная
военнообязанными \104\ пожилых возрастов, поступали снова в распоряжение
командира 19-го армейского корпуса. Следует отметить, что дивизия и бригада
участвовали в боях на реке Нарев под Визня и севернее ее.
После того как утром 9 сентября в Арисе (Ожише) обеим входящим в мой
корпус дивизиям был спущен приказ, я направился в Коженисти (19 км севернее
Ломжи), к моему новому правому соседу, генералу фон Фалькенхорсту, командиру
21-го армейского корпуса, чтобы ознакомиться с обстановкой и с приданными
мне новыми частями. Я прибыл туда между 5 и б час. утра и разбудил
товарищей, проинформировавших меня о ходе боевых действий. При этом я узнал,
что попытка взять Ломжу внезапным нападением не удалась, встретив
мужественное сопротивление поляков, а также из-за недостатка боевого опыта у
наших солдат, 21-й армейский корпус остановился на северном берегу реки
Нарев.
В 8 час. я прибыл в Визня и нашел там штаб 10-й танковой дивизии,
которой вследствие несчастного случая, произошедшего с командиром дивизии
генералом Шаалем, командовал генерал Штумпф. Последний сообщил мне, что его
пехота, форсировав реку, донесла об овладении дотами поляков, защищавшими
этот участок. "Бои продолжаются", - добавил он. Успокоенный таким
положением, я направился в бригаду "Лет-цен", которую первоначально
предполагалось использовать в качестве гарнизона этого укрепления, однако
затем она была введена в бой при наступлении через Нарев. Бригада и ее
командир полковник Галь произвели на меня отличное впечатление. Форсирование
реки прошло удачно, и само наступление осуществлялось энергично. Я одобрил
меры, принятые командиром бригады, и поехал обратно в 10-ю танковую дивизию.
Когда я снова прибыл в Визня, то должен был с разочарованием
констатировать, что утреннее донесение об успехах пехоты 10-й танковой
дивизии \105 - Общая схема 2\ \106\ ошибочно. Правда, пехота форсировала
реку, но дотов, входящих в систему береговых укреплений, не достигла. К
моему приезду изменении не произошло. Поэтому я решил переправиться через
реку и найти командира полка. Но мне не удалось обнаружить его командный
пункт. Командные пункты командиров батальонов также были очень хорошо
замаскированы. Я причалил к берегу. Здесь танков дивизии не было видно; они
все еще находились на северном берегу реки Нарев. Поэтому я послал
сопровождавшего меня офицера обратно, приказав привести сюда танки. На
переднем крае творилось что-то непонятное; на мои вопросы ответили, что
происходит смена рот, расположенных на переднем крае. Все здесь выглядело,
как при разводе караулов. О приказе на наступление люди ничего не знали.
Наблюдатель тяжелого артиллерийского дивизиона сидел без дела у пехотинцев.
Где находится противник, никто не знал; разведчиков перед фронтом не было.
Я приказал прекратить этот странный маневр со сменой и вызвал командира
полка и командиров батальонов. Затем приказал командиру тяжелого
артиллерийского дивизиона вести огонь по польским дотам. С командиром полка,
прибывшим ко мне через некоторое время, я отправился на рекогносцировку
переднего края обороны противника и продвигался с ним вперед до тех пор,
пока не попал под обстрел. Мы находились у самых дотов; там мы увидели
немецкую противотанковую пушку, расчет которой под руководством командира в
одиночестве храбро продолжал наступление. Отсюда мы и начали наступать. Не
стану отрицать: я был очень рассержен всем случившимся.
Когда я вернулся на Нарев, танковый полк все еще находился на северном
берегу реки. Командиру полка было приказано ускоренным темпом начать
переправу через реку. Так как мост еще не был готов, танки пришлось
переправлять на пароме. Уже было 18 час., когда, наконец, наладилось
наступление. Оно развивалось быстро и с очень незначительными потерями.
\107\
Если бы раньше действия наступавших были такими же энергичными и
целеустремленными, как теперь, то эти успехи могли бы быть достигнуты уже в
первой половине дня.
Прежде чем разыскать оборудованный в Визня командный пункт корпуса, я
приказал в устной и письменной форме саперному офицеру, руководившему
постройкой моста, быстро навести через Нарев понтонный мост, необходимый для
срочной переправы 10-й, а затем и 3-й танковых дивизий.
По прибытии на командный пункт я распорядился подготовить приказ на
следующий день, предусматривавший форсирование реки Нарев 20-й мотодивизией
правее 10-й танковой дивизии и переправу 3-й танковой дивизии за 10-й
танковой дивизией.
Ночевали мы в Визня, в новом здании при костеле, правда, еще
неотстроенном и необжитом; но другие дома были еще хуже.
10 сентября в 5 час. утра мне стало известно, что мост через Нарев,
который был уже готов около полуночи, снова разобрали по приказу командира
20-й мотодивизии и навели для этой же дивизии другой мост, ниже по течению.
Переправа танковых дивизий должна была проходить на паромах. Это приводило
меня в отчаяние. Офицер-сапер не довел до командира дивизии мой приказ. Он
действовал в полной уверенности, что командир дивизии знаком с ним. Пришлось
до самого вечера строить другой мост для танков.
В этот же день 20-я мотодивизия генерала Викторина завязала
ожесточенные бои у Замбрув. Основные силы дивизии двигались к р. Зап. Буг по
направлению к Hyp. Впереди них я направил учебный разведывательный батальон,
который без боя достиг реки. 10-я танковая дивизия продвинулась до Браньска,
во время своего продвижения она несколько раз вступала в бой.
Вечером я последовал за этой дивизией и ночевал в горящем населенном
пункте Вые. Мазовецк. Штаб моего корпуса, который вечером переправился через
\108 - Схема 2\ \109\ Нарев и следовал за мной, не смог к ночи достигнуть
моего места расположения и остановился в одной горящей деревушке севернее
Вые. Мазовецк, так что мы были вынуждены ночевать врозь - очень неудобное
положение для отдачи приказов и распоряжений. Слишком рано я приказал
переменить место расположения штаба, лучше бы в этот вечер я остался в
Визня.
Первая половина дня 11 сентября прошла в нетерпеливом ожидании прибытия
штаба корпуса. Польские части, которые намеревались отступить от Ломжи на
юго-восток, оседлали шоссе южнее Замбрув, по которому 20-я мотодивизия
совершала наступательный марш, поставив тем самым эту дивизию в тяжелое
положение. Командир дивизии решил вернуть части, продвинувшиеся уже вперед
по направлению к Бугу, чтобы окружить и уничтожить противника. Я повернул
части 10-й танковой дивизии на противника. Между тем в 3-й танковой дивизии,
продвигавшейся слева от 10-й дивизии, распространился слух, что мне у Выс.
Мазовецк угрожает опасность попасть в окружение к полякам, поэтому 3-й
мотоциклетный батальон повернул на Вые. Мазовецк, чтобы выручить меня.
Солдаты очень обрадовались, увидев меня стоящим на шоссе в этом населенном
пункте. Проявление чувства взаимной выручки мотоциклистов произвело на меня
приятное впечатление.
Штаб корпуса провел ночь в населенном пункте Вые. Мазовецк.
12 сентября 20-й мотодивизии вместе с частями 10-й танковой дивизии,
поспешно прибывшими для поддержки пехоты, удалось окружить поляков у
Андрееве, 10-я танковая дивизия достигла населенного пункта Вые. Литовски
(Высокое), 3-я танковая дивизия - Бельска. Сам я прибыл в Бельск с
передовыми дозорами разведывательных батальонов и получил там донесения с
самыми свежими данными о противнике. Во второй половине дня я встретил
своего сына Курта.
Командный пункт был перемещен в Бельск. 2-я \110\ мотодивизия была
выведена из резерва группы армий и снова передана в наше распоряжение. Она
получила приказ, двигаясь через Ломжу и Бельск, присоединиться к корпусу. В
приказе говорилось: "Командиру дивизии двигаться впереди". Но когда утром 13
сентября генерал Бадер, выполняя приказ, выехал вперед, взяв с собой лишь
радиостанцию, между Браньском и Вольском он натолкнулся на польские части,
пытавшиеся выйти из окружения у Андрееве. Бадер вынужден был провести под
огнем противника несколько неприятных часов, пока мы не узнали по сигналам
его радиста, действовавшего довольно умело, об опасном положении генерала и
не освободили его. Этот случай был также хорошим уроком ведения войны для
бронетанковых войск.
В этот же день поляки прекратили сопротивление у Андрееве. Командир
18-й польской дивизии попал в плен. 3-я танковая дивизия достигла Каменец.
Велась разведка сил Бреста. Был отдан приказ на наступление на эту крепость.
Ночь мы провели в Бельске.
Нам стало известно, что польские части вышли к знаменитой Беловежской