Страница:
и с закалкой, полученной в германском генеральном штабе, трезвыми и
хладнокровными суждениями - наш самый лучший оперативный ум. Позднее, когда
я был назначен начальником генерального штаба сухопутных войск, я
неоднократно предлагал Гитлеру назначить Манштейна вместо Кейтеля
начальником главного штаба вооруженных сил, но каждый раз напрасно. Конечно,
Кейтель был удобен для Гитлера: он пытался по глазам Гитлера читать его
мысли и выполнять их, прежде чем последний выскажет их. Манштейн был
неудобен: у него было свое мнение, которое он открыто высказывал. В конце
концов, Гитлер заявил на мои предложения: "Манштейн, возможно, и является
самым лучшим умом, рожденным генеральным штабом, но он может оперировать
только свежими, хорошими дивизиями, а не развалинами, которыми мы сегодня
только и располагаем. Так как я не могу дать ему сегодня ни одного свежего,
способного к действиям соединения, назначение его не имеет смысла". Он
просто не хотел этого назначения и маскировался такими уклончивыми
объяснениями.
Затем я полетел в Полтаву в армейскую группу Кемпффа, а оттуда 30 марта
в дивизию "Великая Германия", в танковую дивизию СС "Адольф Гитлер" и 31
марта в корпус генерала фон Кнобельсдорффа. Везде я пытался получить в
первую очередь ясное представление о боевом опыте "тигров", чтобы знать об
их тактических и технических возможностях и сделать выводы для будущей
организации танковых соединений, вооруженных "тиграми". Свое первое
посещение фронта в качестве генерал-инспектора я закончил 1 апреля
прощальным визитом в Запорожье к Манштейну. \419\
Итоги этой первой поездки по фронтам нашли свое отражение в моей беседе
со Шпеером об увеличении выпуска танков "тигр" и "пантера" и в докладе
Гитлеру 11 апреля в Берхтесгадене (Оберзальцбург), который мне пришлось
увидеть тогда впервые. Вилла фюрера "Бергхоф" примечательна тем, что в той
ее части, в которой нам удалось побывать, мы не видели соединенных меж собой
комнат. Величаво выглядел лишь большой приемный зал, из окна которого
открывался чудесный вид на горы. В зале было несколько дорогих ковров и
картин, среди последних красовался великолепный Фейербах; перед камином
имелось специальное возвышение, на котором Гитлер проводил ночные часы после
так называемой вечерней трапезы в узком кругу своей свиты - военных и
партийных адъютантов и секретарш. Я никогда не принадлежал к этому кругу.
В тот же день я посетил Гиммлера, с которым обсудил вопросы, связанные
с координацией организации танковых соединений войск СС и танковых
соединений сухопутных войск. В моих стремлениях я достиг лишь частичного
успеха. Гиммлер особенно не хотел соглашаться с моим желанием отказаться от
новых формирований. Правда, Гитлер признал во время моего доклада 9 марта,
что новые формирования имеют слабые стороны, однако в вопросе войск СС
Гитлер вместе с Гиммлером за спиной солдат втихомолку вынашивал идею
создания независимо от сухопутных войск, к командованию которых фюрер
никогда не питал полного доверия, приватной армии - своего рода гвардии
преторианцев. От нее он ожидал величайшей преданности и готовности к любым
действиям также в случае, если сухопутные войска, скованные в своих
действиях старыми прусско-германскими традициями, откажутся следовать за
Гитлером.
Такая двойственная политика Гитлера и Гиммлера поставила после войны
войска СС в крайне неприятное \420\ положение, так как им начали ставить в
упрек промахи остальных частей СС и особенно полицейских отрядов службы
безопасности. Уже во время войны беспрерывное предпочтение войскам СС при
выделении им резерва и определении его силы, при вооружении и оснащении
вызывало справедливое негодование в менее счастливых соединениях сухопутных
войск. И если чувство товарищества на фронте стояло выше такой
несправедливости, то это только благодаря самоотверженности германского
солдата, который оставался одним и тем же независимо от того, какого цвета
носил он мундир.
День 12 апреля я использовал для того, чтобы нанести визит начальнику
генерального штаба военно-воздушных сил генерал-полковнику Ешонеку. Я
встретил усталого человека в совершенно подавленном настроении. У нас не
состоялось даже официальной беседы о вещах, которые имели прямое отношение к
обоим родам войск - как к бронетанковым, так и к военно-воздушным силам. Тем
более, нам не удалось достигнуть никакого сближения. Вскоре после нашей
встречи (в августе 1943 г.) Ешонек не вынес обвинений Гитлера и Геринга в
бездействии военно-воздушных сил и покончил жизнь самоубийством. Он
последовал примеру своего товарища Удета, который сделал такой же отчаянный
шаг в ноябре 1941 г., так как не мог найти другого выхода из своего
положения, понимая, что необходимо для ведения войны, и видя неспособность и
бездействие Геринга. Мой визит к главнокомандующему военно-воздушными силами
так и не состоялся из-за напряженной внеслужебной деятельности этого
господина.
Вернувшись в Берлин, 13 апреля я имел продолжительную беседу со
Шмундтом. Учитывая безнадежную обстановку, создавшуюся в Африке, я стремился
побудить его помочь мне вывезти оттуда на самолетах танковые экипажи,
ставшие излишними в настоящих условиях, а главное, имевшие хорошую
подготовку в \421\ результате долголетнего обучения командиров и их
помощников по технической части. Вероятно, я неубедительно говорил с
Шмундтом или он сам нечетко доложил Гитлеру о моем желании, ибо когда я на
последовавшем вскоре докладе фюреру сам изложил ему свою просьбу, то
потерпел неудачу. Интересы сохранения престижа, как это часто бывает,
победили разум. Самолеты, летавшие в большом количестве порожними в Италию,
могли бы захватить этих ценных людей и обеспечить нам формирование и
пополнение частей как в тылу, так и на фронте. Об этом я доложил еще раз в
Оберзальцберге 29 апреля; в этот же день вместе с Буле, Кейтелем и Шпеером
были разрешены вопросы организации и вооружения.
В Африку продолжали отправлять и там "сжигать" все новые и новые части,
туда были посланы и танковые подразделения, вооруженные новейшими "тиграми".
Не обращалось внимание ни на какие возражения; то же самое делалось и
позднее при обороне Сицилии. Когда я хотел вернуть танки "титр" на материк,
вмешался Геринг: "Не могут "тигры" взять шест и перепрыгнуть через
Мессинский пролив. Вы должны с этим согласиться, генерал-полковник
Гудериан!" Я ответил: "Если вы действительно господствуете в воздухе над
Мессинским проливом, то "тигры" могут вернуться таким же образом, каким они
попали на Сицилию". На это воздушный специалист ответил молчанием. "Тигры"
остались в Сицилии.
30 апреля из Берхтесгадена я вылетел в Париж, чтобы нанести первый
визит главнокомандующему войсками на западе фельдмаршалу фон Рундштедту,
осмотреть находящиеся на западе танковые соединения и проверить
оборонительные возможности Атлантического вала в противотанковом отношении.
В 81-м армейском корпусе у моего старого сослуживца по Франции генерала
Кунтцена, находившегося в Руане, я получил информацию об обороне побережья,
затем посетил 100-й танковый полк в Ивето, вооруженный \422\ французскими
трофейными танками. Здесь меня застала телеграмма Гитлера, который вызывал
меня на совещание в Мюнхен.
В Мюнхен я прибыл 2 мая. Первое совещание состоялось 3 мая, второе - 4
мая в присутствии моего начальника штаба Томале, вызванного из Берлина с
новыми материалами. На этих совещаниях, на которых присутствовали верховное
командование вооруженных сил, представители главного штаба вооруженных сил,
начальник генерального штаба сухопутных войск со своими ответственными
работниками, командующие группами армий "Юг" - фон Манштейн и "Центр" - фон
Клюге, командующий 9-й армией Модель, министр Шпеер и другие, стоял очень
серьезный вопрос - должны ли группы армий "Юг и "Центр" Восточного фронта в
недалеком будущем (летом 1943 г.) начать наступление.
Этот вопрос обсуждался по предложению начальника генерального штаба
генерала Цейтцлера, который хотел при помощи двойного флангового охвата
уничтожить ряд русских дивизий под Курском, позиции которых образовали
выдвинутую на запад дугу. Этим ударом он хотел ослабить наступательный порыв
русской армии в такой мере, чтобы создать германскому верховному
командованию благоприятные предпосылки для дальнейшего ведения войны на
востоке. Этот вопрос горячо обсуждался еще в апреле, однако тогда, сразу
после катастрофы под Сталинградом и после последовавшего поражения на южном
участке Восточного фронта, едва ли кто мог думать о крупных наступательных
действиях. Но вот теперь начальник генерального штаба хотел применением
новых танков "тигр" и "пантера", которые должны были, по его мнению,
принести решающий успех, снова захватить инициативу в свои руки.
Совещание открыл Гитлер. В своей 45-минутной речи он обстоятельно
обрисовал положение на Восточном фронте и поставил на обсуждение
присутствующих \423\ предложения начальника генерального штаба и возражения
генерала Моделя. Модель, располагая подробными разведывательными данными,
особенно аэрофотоснимками, доказал, что как раз на этих участках фронта, на
которых обе группы армий хотят предпринять наступление, русские подготовили
глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону. К тому времени
русские уже отвели главные силы своих мотомеханизированных войск с
выступающих вперед позиций и в свою очередь на вероятных направлениях нашего
прорыва, который мы намечали провести согласно нашей схеме наступления,
необычайно усилили свою артиллерию и противотанковые средства.
Модель сделал отсюда правильный вывод, что противник рассчитывает на
наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой
тактике, а еще лучше, если вообще отказаться от наступления. По выражениям,
в которых Гитлер преподнес мнение Моделя, можно было безошибочно определить,
что оно сильно повлияло на него и что он не решается назначить наступление
по плану Цейтцлера. Гитлер попросил фельдмаршала фон Манштейна первым
высказаться по предложению Цейтцлера. Манштейну не повезло, как часто бывало
и во время его разговоров с глазу на глаз с Гитлером. Он сказал, что
наступление имело бы успех, если бы его смогли начать в апреле; теперь же он
сомневается в успехе. Для проведения наступления ему нужно дать еще две
боеспособные пехотные дивизии. Гитлер ответил, что он не располагает такими
двумя дивизиями и что Манштейн должен обойтись силами, которые у него есть;
затем он еще раз повторил свой вопрос, но ясного ответа на него не получил.
Затем Гитлер обратился к фельдмаршалу фон Клюге, который прямо высказался за
предложение Цейтцлера.
Я попросил слова и заявил, что наступление бесцельно; наши только что
подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану
начальника генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы \424\ наверняка
понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить
Восточный фронт свежими силами в течение 1943 г.; больше того, мы должны
теперь думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы
уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 г. высадку десанта
западных держав. Кроме того, я указал, что у танка "пантера", на который
начальник генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды,
обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что
трудно надеяться на их устранение до начала наступления. Шпеер поддержал мои
доводы в части, касающейся вооружения. Но только мы двое были единственными
участниками этого совещания, которые на предложение Цейтцлера ясно ответили
"нет". Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками
наступления, так и не пришел в этот день к окончательному решению.
Кроме совещания, носившего военный характер, я в этот день имел в
Мюнхене еще и личную беседу: впервые после событий декабря 1941 г. я снова
встретил фельдмаршала фон Клюге. Его недружелюбное приветствие снова
разбередило мои старые раны. Я ответил очень холодно. После совещания
господин фон Клюге пригласил меня в соседнюю комнату и спросил о причинах
моей неприветливости. Мне пришлось ответить, что лежало у меня на душе
против него. При этом я подчеркнул, что после того, как выяснились все
обстоятельства событий, он должен дать разъяснение своего поведения в
декабре 1941 г. Мы расстались, ничего не выяснив.
Спустя некоторое время меня посетил в Берлине Шмундт и дал мне
прочитать письмо фельдмаршала фон Клюге к Гитлеру. Фон Клюге вызывал меня в
этом письме на дуэль. Фон Клюге знал совершенно точно, что поединки
запрещены и что Гитлер не потерпит, чтобы его генералы занимались этим во
время войны. Тем не менее он выбрал Гитлера посредником. \425\
Шмундт заявил мне от имени Гитлера, что фюрер не желает этой дуэли; он
хочет, чтобы эта ссора была улажена подходящими средствами. Я удовлетворил
желание Гитлера, написав фельдмаршалу фон Клюге письмо, в котором выразил
сожаление, что своим поведением в Мюнхене я обидел его, заметив, что все это
явилось реакцией на ту тяжелую обиду, которую он нанес мне в 1941 г., и что
поэтому я не мог поступить иначе.
В области танкостроения в апреле было принято решение продолжать выпуск
танка T-IV согласно моим заказам до тех пор, пока не будет полностью
обеспечено серийное производство танка "пантера". Месячный выпуск танков
должен был достигнуть 1955 штук. Было отдано распоряжение об усилении
активной противовоздушной обороны в важнейших центрах танковой
промышленности - Касселе, Фридрихсгафене и Швейнфурте. В своем докладе от 4
мая в Мюнхене я предложил создать запасные центры по производству танков, но
против этого предложения выступил, первый заместитель Шпеера Заур, который
утверждал, что авиация противника концентрирует свои усилия только по
авиационным заводам, и не хотел верить, что после разрушения авиационных
заводов на очередь встанут по здравому смыслу танковые заводы.
10 мая Гитлер был в Берлине, и меня вызвали на совещание в имперскую
канцелярию по вопросам производства танка "пантера", так как промышленность
не смогла выпустить их в первоначально установленные сроки. Чтобы
ликвидировать это отставание, была установлена повышенная цифра выпуска -
вместо 250 танков к 31 мая должно было быть выпущено 324 танка. После
окончания совещания я взял Гитлера под руку и попросил разрешения сказать
ему откровенно несколько слов. Он согласился, и я начал убедительно просить
его отказаться от наступления на Восточном фронте, так как ему должно быть
видно, с какими трудностями мы должны бороться уже сейчас. В настоящее время
не \426\ стоит предпринимать крупные операции, от этого сильно пострадает
оборона на западе. Я закончил вопросом: "Почему вы хотите начать наступление
на востоке именно в этом году?" Здесь в разговор вмешался Кейтель: "Мы
должны начать наступление из политических соображений". Я возразил: "Вы
думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично,
находится ли Курск в наших руках или нет. Я повторяю свой вопрос: "Почему
вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?" Гитлер
ответил на это буквально следующее: "Вы совершенно правы. При мысли об этом
наступлении у меня начинает болеть живот". Я ответил: "У вас правильная
реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи". Гитлер заверил, что в
решении этого вопроса он никоим образом не чувствует себя связанным. На этом
разговор был закончен. Кроме фельдмаршала Кейтеля, которого в настоящее
время уже нет в живых, свидетелями этого разговора были мой начальник штаба
Томале и господин Заур из министерства вооружения и боеприпасов.
Через день я выехал на поезде в Летцен (Лучаны), где временно
расположился мой штаб. Там я осмотрел местные казармы. 13 мая я имел беседу
со Шпеером, а во второй половине дня был на докладе у Гитлера. 1 мая Гитлеру
показали деревянную модель "мышонка" - танка профессора Порше и фирмы
Круппа, на котором намеревались установить 150-мм пушку. Общий вес танка
должен был достигнуть 175 т. Нужно было рассчитывать на то, что он в
действительности после конструктивных изменений по указаниям Гитлера будет
весить 200 т. Модель не имела ни одного пулемета для ведения ближнего боя.
Уже по этой причине я должен был отклонить ее. Конструкция имела тот же
самый недостаток, который делал "Фердинанда" Порше непригодным для ведения
ближнего боя. А ведь танку в конце концов неизбежно приходится вести ближний
бой, ибо он действует во взаимодействии с \427\ пехотой. Начались бурные
споры, так как все присутствующие, кроме меня, находили "мышонка"
великолепным. Он обещал быть именно "гигантским". Кроме "мышонка", была
показана весьма удачная деревянная модель самоходного орудия фирмы "Вомаг",
созданного на базе танка T-IV. Его высота составляла лишь 170 см, т. е.
находилась на грани практически возможной высоты. Затем было показано
самоходное орудие, вооруженное тяжелой пехотной пушкой, и модель танка с
37-мм спаренной зенитной установкой.
После окончания демонстрации моделей я вылетел в Берлин. 24 и 25 мая я
провел инспектирование 654-го танкового батальона, размещенного в Бруке на
Лейте. Батальон был вооружен уже упоминавшимися танками "тигр" фирмы Порше.
Затем я посетил завод "Нибелунгенверк" в Линце, выпускавший танки "пантера"
и противотанковые пушки. 26 мая из Линца я вылетел в Париж, чтобы
проинспектировать училище командиров танковых батальонов. 27 мая я посетил в
Амьене 216-й танковый батальон, 28 мая - курсы командиров рот в Версале и
командиров 14-й и 16-й танковых дивизий в Нанте. Наконец, 29 мая я посетил
крепость Сен-Назер и ознакомился с оборонительными сооружениями
Атлантического вала. Впечатление, которое я получил при их осмотре, было еще
хуже, чем я ожидал, критически относясь к громкой пропаганде вала. Затем 30
мая я вылетел в Берлин, 31 мая - в Иннсбрук для беседы со Шпеером, а 1 июня
- в Графенвер для инспектирования 51-го и 52-го танковых батальонов. В тот
же день я вернулся в Берлин.
Между тем верховное командование вооруженных сил пришло к странному
решению послать 1-ю танковую дивизию на Пелопоннес на случай высадки
английского десанта в Греции. Эта дивизия была только что пополнена, и в ее
состав вошел первый танковый батальон, вооруженный только что выпущенными
танками "пантера". Она была нашим самым сильным резервом. И вот теперь мы
должны были поставить ее на \428\ карту. Мой полный негодования протест
утонул в смехотворных аргументах Кейтеля, который утверждал, что
горно-стрелковую дивизию, которую я рекомендовал как наиболее подходящую для
действий в Греции, будет невозможным снабдить большим количеством фуража,
так как это потребует крупных транспортных средств. Я был не в состоянии
отменить это решение, но начал на свой страх и риск препятствовать отправке
танков "пантера" в Грецию. Вскоре один офицер-танкист, который был послан в
Грецию для ведения воздушной разведки, сообщил мне, что греческие узкие
горные дороги и мосты не подходят для танков "пантера" с их широкой колеей.
Благодаря этому аргументу мне удалось задним числом получить от Гитлера
разрешение на свои действия. Вскоре мы почувствовали, как необходима была
нам 1-я танковая дивизия в России.
15 июня я снова занимался нашими подопечными детьми "пантерами", у
которых оказались не в порядке боковые зубчатые передачи и выявились
недостатки в оптике. На следующий день я высказал Гитлеру свои сомнения
относительно целесообразности использования танков "пантера" на Восточном
фронте, так как они не были еще полностью готовы к их использованию в боях.
В Мюнхене в гостинице "Фиряресцейтен" я встретился с фельдмаршалом
Роммелем и имел с ним беседу об опыте использования танков на африканском
театре военных действий. Вечером я вылетел в Берлин, осмотрел 18 июня в
Ютербоге артиллерийское вооружение и в этот же день полетел в Берхтесгаден
на доклад к Гитлеру. Короткая остановка в Графен веере еще раз дала мне
возможность ознакомиться в 51-м и 52-м танковых батальонах с отрицательными
сторонами танка "пантера" и затем доложить о них Гитлеру. Кроме технических
недостатков еще несовершенных "пантер", были недостатки и у экипажей машин,
в частности у водителей, еще слабо изучивших новую технику и не имевших
достаточного фронтового опыта. К сожалению, все эти соображения не удержали
ни Гитлера, ни \429\ начальника генерального штаба сухопутных войск от
злосчастного наступления под названием "Цитадель", которое было начато на
востоке.
Африканский театр военных действий 12 мая окончательно прекратил свое
существование капитуляцией Туниса. 10 июля союзники высадились в Сицилии. 25
июля был смещен и арестован Муссолини. Маршалу Бадольо поручили формирование
правительства. Отпадение Италии стало вопросом ближайшего будущего.
В то время как события на юге все более и более приближали войну к
границам Германии, Гитлер начал недопустимое по замыслу и проведению
наступление на востоке. На юге из района Белгорода наступали десять танковых
дивизий, одна мотодивизия и семь пехотных дивизий, на севере из района
западнее Орла наступали семь танковых дивизий, две мотодивизии и девять
пехотных дивизий. Все, что сухопутные войска смогли сконцентрировать для
увеличения своей наступательной силы, было использовано при этом
наступлении, о котором сам Гитлер правильно сказал в Мюнхене, что оно не
имеет права провалиться, так как даже отход обратно на исходные позиции
представлял бы собой уже поражение. Каким образом Гитлер решился на
наступление, до сих пор неясно. По всей вероятности, решающим явился нажим
начальника генерального штаба сухопутных войск.
Наступление началось 5 июля маневром, давно известным русским по
многочисленным предыдущим операциям, а потому заранее ими разгаданным.
Гитлер отказался от обоих своих контрпредложений (от наступления на острие
русского клина через Севск и от наступления из района Харьков в
юго-восточном направлении с прорывом фронта русских и расширением флангов
прорыва) в пользу плана Цейтцлера, который хотел уничтожить выдвинутые
вперед в виде дуги позиции русских двойным охватом в общем направлении на
город Тим и захватить тем самым инициативу на Восточном фронте снова в свои
руки. \430\
С 10 по 15 июля я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом
северный, и уяснил себе на месте в беседах с командирами-танкистами ход
событий, недостатки наших тактических приемов в наступательном бою и
отрицательные стороны нашей техники. Мои опасения о недостаточной
подготовленности танков "пантера" к боевым действиям на фронте
подтвердились. 90 танков "тигр" фирмы Порше, использовавшихся в армии
Моделя, также показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя;
эти танки, как оказалось, не были снабжены в достаточной мере даже
боеприпасами. Положение обострялось еще и тем, что они не имели пулеметов и
поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально
должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни
подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника, чтобы дать
возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они
вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные
жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успех танков.
Продвинувшись около 10 км, войска Моделя были остановлены. Правда, на юге
успех был больше, но он был недостаточен для блокирования русской дуги или
для понижения сопротивления. 15 июля началось русское контрнаступление на
Орел, оборона которого была ослаблена в целях высвобождения сил для
наступления. 4 августа город пришлось оставить. В этот же день пал Белгород.
До этого дня части, находившиеся в районе р. Зуша, р. Ока
северо-восточнее Орла, упорно отражали все атаки противника. Это был тот
самый район, который я избрал еще в декабре 1941 г. для сосредоточения своей
2-й танковой армии. Из-за этого района и возник у меня конфликт с Гитлером,
который затем и был использован фельдмаршалом фон Клюге для снятия меня с
должности. \431\
В результате провала наступления "Цитадель" мы потерпели решительное
поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за
больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их
своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на
Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай
десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было
поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать
свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней.
Инициатива полностью перешла к противнику.
Спорные вопросы, возникшие во второй половине 1943 года
После 15 июля я направился во Францию для инспектирования танковых
соединений. В конце июля я посетил соединения, имевшие на вооружении танки
хладнокровными суждениями - наш самый лучший оперативный ум. Позднее, когда
я был назначен начальником генерального штаба сухопутных войск, я
неоднократно предлагал Гитлеру назначить Манштейна вместо Кейтеля
начальником главного штаба вооруженных сил, но каждый раз напрасно. Конечно,
Кейтель был удобен для Гитлера: он пытался по глазам Гитлера читать его
мысли и выполнять их, прежде чем последний выскажет их. Манштейн был
неудобен: у него было свое мнение, которое он открыто высказывал. В конце
концов, Гитлер заявил на мои предложения: "Манштейн, возможно, и является
самым лучшим умом, рожденным генеральным штабом, но он может оперировать
только свежими, хорошими дивизиями, а не развалинами, которыми мы сегодня
только и располагаем. Так как я не могу дать ему сегодня ни одного свежего,
способного к действиям соединения, назначение его не имеет смысла". Он
просто не хотел этого назначения и маскировался такими уклончивыми
объяснениями.
Затем я полетел в Полтаву в армейскую группу Кемпффа, а оттуда 30 марта
в дивизию "Великая Германия", в танковую дивизию СС "Адольф Гитлер" и 31
марта в корпус генерала фон Кнобельсдорффа. Везде я пытался получить в
первую очередь ясное представление о боевом опыте "тигров", чтобы знать об
их тактических и технических возможностях и сделать выводы для будущей
организации танковых соединений, вооруженных "тиграми". Свое первое
посещение фронта в качестве генерал-инспектора я закончил 1 апреля
прощальным визитом в Запорожье к Манштейну. \419\
Итоги этой первой поездки по фронтам нашли свое отражение в моей беседе
со Шпеером об увеличении выпуска танков "тигр" и "пантера" и в докладе
Гитлеру 11 апреля в Берхтесгадене (Оберзальцбург), который мне пришлось
увидеть тогда впервые. Вилла фюрера "Бергхоф" примечательна тем, что в той
ее части, в которой нам удалось побывать, мы не видели соединенных меж собой
комнат. Величаво выглядел лишь большой приемный зал, из окна которого
открывался чудесный вид на горы. В зале было несколько дорогих ковров и
картин, среди последних красовался великолепный Фейербах; перед камином
имелось специальное возвышение, на котором Гитлер проводил ночные часы после
так называемой вечерней трапезы в узком кругу своей свиты - военных и
партийных адъютантов и секретарш. Я никогда не принадлежал к этому кругу.
В тот же день я посетил Гиммлера, с которым обсудил вопросы, связанные
с координацией организации танковых соединений войск СС и танковых
соединений сухопутных войск. В моих стремлениях я достиг лишь частичного
успеха. Гиммлер особенно не хотел соглашаться с моим желанием отказаться от
новых формирований. Правда, Гитлер признал во время моего доклада 9 марта,
что новые формирования имеют слабые стороны, однако в вопросе войск СС
Гитлер вместе с Гиммлером за спиной солдат втихомолку вынашивал идею
создания независимо от сухопутных войск, к командованию которых фюрер
никогда не питал полного доверия, приватной армии - своего рода гвардии
преторианцев. От нее он ожидал величайшей преданности и готовности к любым
действиям также в случае, если сухопутные войска, скованные в своих
действиях старыми прусско-германскими традициями, откажутся следовать за
Гитлером.
Такая двойственная политика Гитлера и Гиммлера поставила после войны
войска СС в крайне неприятное \420\ положение, так как им начали ставить в
упрек промахи остальных частей СС и особенно полицейских отрядов службы
безопасности. Уже во время войны беспрерывное предпочтение войскам СС при
выделении им резерва и определении его силы, при вооружении и оснащении
вызывало справедливое негодование в менее счастливых соединениях сухопутных
войск. И если чувство товарищества на фронте стояло выше такой
несправедливости, то это только благодаря самоотверженности германского
солдата, который оставался одним и тем же независимо от того, какого цвета
носил он мундир.
День 12 апреля я использовал для того, чтобы нанести визит начальнику
генерального штаба военно-воздушных сил генерал-полковнику Ешонеку. Я
встретил усталого человека в совершенно подавленном настроении. У нас не
состоялось даже официальной беседы о вещах, которые имели прямое отношение к
обоим родам войск - как к бронетанковым, так и к военно-воздушным силам. Тем
более, нам не удалось достигнуть никакого сближения. Вскоре после нашей
встречи (в августе 1943 г.) Ешонек не вынес обвинений Гитлера и Геринга в
бездействии военно-воздушных сил и покончил жизнь самоубийством. Он
последовал примеру своего товарища Удета, который сделал такой же отчаянный
шаг в ноябре 1941 г., так как не мог найти другого выхода из своего
положения, понимая, что необходимо для ведения войны, и видя неспособность и
бездействие Геринга. Мой визит к главнокомандующему военно-воздушными силами
так и не состоялся из-за напряженной внеслужебной деятельности этого
господина.
Вернувшись в Берлин, 13 апреля я имел продолжительную беседу со
Шмундтом. Учитывая безнадежную обстановку, создавшуюся в Африке, я стремился
побудить его помочь мне вывезти оттуда на самолетах танковые экипажи,
ставшие излишними в настоящих условиях, а главное, имевшие хорошую
подготовку в \421\ результате долголетнего обучения командиров и их
помощников по технической части. Вероятно, я неубедительно говорил с
Шмундтом или он сам нечетко доложил Гитлеру о моем желании, ибо когда я на
последовавшем вскоре докладе фюреру сам изложил ему свою просьбу, то
потерпел неудачу. Интересы сохранения престижа, как это часто бывает,
победили разум. Самолеты, летавшие в большом количестве порожними в Италию,
могли бы захватить этих ценных людей и обеспечить нам формирование и
пополнение частей как в тылу, так и на фронте. Об этом я доложил еще раз в
Оберзальцберге 29 апреля; в этот же день вместе с Буле, Кейтелем и Шпеером
были разрешены вопросы организации и вооружения.
В Африку продолжали отправлять и там "сжигать" все новые и новые части,
туда были посланы и танковые подразделения, вооруженные новейшими "тиграми".
Не обращалось внимание ни на какие возражения; то же самое делалось и
позднее при обороне Сицилии. Когда я хотел вернуть танки "титр" на материк,
вмешался Геринг: "Не могут "тигры" взять шест и перепрыгнуть через
Мессинский пролив. Вы должны с этим согласиться, генерал-полковник
Гудериан!" Я ответил: "Если вы действительно господствуете в воздухе над
Мессинским проливом, то "тигры" могут вернуться таким же образом, каким они
попали на Сицилию". На это воздушный специалист ответил молчанием. "Тигры"
остались в Сицилии.
30 апреля из Берхтесгадена я вылетел в Париж, чтобы нанести первый
визит главнокомандующему войсками на западе фельдмаршалу фон Рундштедту,
осмотреть находящиеся на западе танковые соединения и проверить
оборонительные возможности Атлантического вала в противотанковом отношении.
В 81-м армейском корпусе у моего старого сослуживца по Франции генерала
Кунтцена, находившегося в Руане, я получил информацию об обороне побережья,
затем посетил 100-й танковый полк в Ивето, вооруженный \422\ французскими
трофейными танками. Здесь меня застала телеграмма Гитлера, который вызывал
меня на совещание в Мюнхен.
В Мюнхен я прибыл 2 мая. Первое совещание состоялось 3 мая, второе - 4
мая в присутствии моего начальника штаба Томале, вызванного из Берлина с
новыми материалами. На этих совещаниях, на которых присутствовали верховное
командование вооруженных сил, представители главного штаба вооруженных сил,
начальник генерального штаба сухопутных войск со своими ответственными
работниками, командующие группами армий "Юг" - фон Манштейн и "Центр" - фон
Клюге, командующий 9-й армией Модель, министр Шпеер и другие, стоял очень
серьезный вопрос - должны ли группы армий "Юг и "Центр" Восточного фронта в
недалеком будущем (летом 1943 г.) начать наступление.
Этот вопрос обсуждался по предложению начальника генерального штаба
генерала Цейтцлера, который хотел при помощи двойного флангового охвата
уничтожить ряд русских дивизий под Курском, позиции которых образовали
выдвинутую на запад дугу. Этим ударом он хотел ослабить наступательный порыв
русской армии в такой мере, чтобы создать германскому верховному
командованию благоприятные предпосылки для дальнейшего ведения войны на
востоке. Этот вопрос горячо обсуждался еще в апреле, однако тогда, сразу
после катастрофы под Сталинградом и после последовавшего поражения на южном
участке Восточного фронта, едва ли кто мог думать о крупных наступательных
действиях. Но вот теперь начальник генерального штаба хотел применением
новых танков "тигр" и "пантера", которые должны были, по его мнению,
принести решающий успех, снова захватить инициативу в свои руки.
Совещание открыл Гитлер. В своей 45-минутной речи он обстоятельно
обрисовал положение на Восточном фронте и поставил на обсуждение
присутствующих \423\ предложения начальника генерального штаба и возражения
генерала Моделя. Модель, располагая подробными разведывательными данными,
особенно аэрофотоснимками, доказал, что как раз на этих участках фронта, на
которых обе группы армий хотят предпринять наступление, русские подготовили
глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону. К тому времени
русские уже отвели главные силы своих мотомеханизированных войск с
выступающих вперед позиций и в свою очередь на вероятных направлениях нашего
прорыва, который мы намечали провести согласно нашей схеме наступления,
необычайно усилили свою артиллерию и противотанковые средства.
Модель сделал отсюда правильный вывод, что противник рассчитывает на
наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой
тактике, а еще лучше, если вообще отказаться от наступления. По выражениям,
в которых Гитлер преподнес мнение Моделя, можно было безошибочно определить,
что оно сильно повлияло на него и что он не решается назначить наступление
по плану Цейтцлера. Гитлер попросил фельдмаршала фон Манштейна первым
высказаться по предложению Цейтцлера. Манштейну не повезло, как часто бывало
и во время его разговоров с глазу на глаз с Гитлером. Он сказал, что
наступление имело бы успех, если бы его смогли начать в апреле; теперь же он
сомневается в успехе. Для проведения наступления ему нужно дать еще две
боеспособные пехотные дивизии. Гитлер ответил, что он не располагает такими
двумя дивизиями и что Манштейн должен обойтись силами, которые у него есть;
затем он еще раз повторил свой вопрос, но ясного ответа на него не получил.
Затем Гитлер обратился к фельдмаршалу фон Клюге, который прямо высказался за
предложение Цейтцлера.
Я попросил слова и заявил, что наступление бесцельно; наши только что
подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану
начальника генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы \424\ наверняка
понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить
Восточный фронт свежими силами в течение 1943 г.; больше того, мы должны
теперь думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы
уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 г. высадку десанта
западных держав. Кроме того, я указал, что у танка "пантера", на который
начальник генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды,
обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что
трудно надеяться на их устранение до начала наступления. Шпеер поддержал мои
доводы в части, касающейся вооружения. Но только мы двое были единственными
участниками этого совещания, которые на предложение Цейтцлера ясно ответили
"нет". Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками
наступления, так и не пришел в этот день к окончательному решению.
Кроме совещания, носившего военный характер, я в этот день имел в
Мюнхене еще и личную беседу: впервые после событий декабря 1941 г. я снова
встретил фельдмаршала фон Клюге. Его недружелюбное приветствие снова
разбередило мои старые раны. Я ответил очень холодно. После совещания
господин фон Клюге пригласил меня в соседнюю комнату и спросил о причинах
моей неприветливости. Мне пришлось ответить, что лежало у меня на душе
против него. При этом я подчеркнул, что после того, как выяснились все
обстоятельства событий, он должен дать разъяснение своего поведения в
декабре 1941 г. Мы расстались, ничего не выяснив.
Спустя некоторое время меня посетил в Берлине Шмундт и дал мне
прочитать письмо фельдмаршала фон Клюге к Гитлеру. Фон Клюге вызывал меня в
этом письме на дуэль. Фон Клюге знал совершенно точно, что поединки
запрещены и что Гитлер не потерпит, чтобы его генералы занимались этим во
время войны. Тем не менее он выбрал Гитлера посредником. \425\
Шмундт заявил мне от имени Гитлера, что фюрер не желает этой дуэли; он
хочет, чтобы эта ссора была улажена подходящими средствами. Я удовлетворил
желание Гитлера, написав фельдмаршалу фон Клюге письмо, в котором выразил
сожаление, что своим поведением в Мюнхене я обидел его, заметив, что все это
явилось реакцией на ту тяжелую обиду, которую он нанес мне в 1941 г., и что
поэтому я не мог поступить иначе.
В области танкостроения в апреле было принято решение продолжать выпуск
танка T-IV согласно моим заказам до тех пор, пока не будет полностью
обеспечено серийное производство танка "пантера". Месячный выпуск танков
должен был достигнуть 1955 штук. Было отдано распоряжение об усилении
активной противовоздушной обороны в важнейших центрах танковой
промышленности - Касселе, Фридрихсгафене и Швейнфурте. В своем докладе от 4
мая в Мюнхене я предложил создать запасные центры по производству танков, но
против этого предложения выступил, первый заместитель Шпеера Заур, который
утверждал, что авиация противника концентрирует свои усилия только по
авиационным заводам, и не хотел верить, что после разрушения авиационных
заводов на очередь встанут по здравому смыслу танковые заводы.
10 мая Гитлер был в Берлине, и меня вызвали на совещание в имперскую
канцелярию по вопросам производства танка "пантера", так как промышленность
не смогла выпустить их в первоначально установленные сроки. Чтобы
ликвидировать это отставание, была установлена повышенная цифра выпуска -
вместо 250 танков к 31 мая должно было быть выпущено 324 танка. После
окончания совещания я взял Гитлера под руку и попросил разрешения сказать
ему откровенно несколько слов. Он согласился, и я начал убедительно просить
его отказаться от наступления на Восточном фронте, так как ему должно быть
видно, с какими трудностями мы должны бороться уже сейчас. В настоящее время
не \426\ стоит предпринимать крупные операции, от этого сильно пострадает
оборона на западе. Я закончил вопросом: "Почему вы хотите начать наступление
на востоке именно в этом году?" Здесь в разговор вмешался Кейтель: "Мы
должны начать наступление из политических соображений". Я возразил: "Вы
думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично,
находится ли Курск в наших руках или нет. Я повторяю свой вопрос: "Почему
вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?" Гитлер
ответил на это буквально следующее: "Вы совершенно правы. При мысли об этом
наступлении у меня начинает болеть живот". Я ответил: "У вас правильная
реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи". Гитлер заверил, что в
решении этого вопроса он никоим образом не чувствует себя связанным. На этом
разговор был закончен. Кроме фельдмаршала Кейтеля, которого в настоящее
время уже нет в живых, свидетелями этого разговора были мой начальник штаба
Томале и господин Заур из министерства вооружения и боеприпасов.
Через день я выехал на поезде в Летцен (Лучаны), где временно
расположился мой штаб. Там я осмотрел местные казармы. 13 мая я имел беседу
со Шпеером, а во второй половине дня был на докладе у Гитлера. 1 мая Гитлеру
показали деревянную модель "мышонка" - танка профессора Порше и фирмы
Круппа, на котором намеревались установить 150-мм пушку. Общий вес танка
должен был достигнуть 175 т. Нужно было рассчитывать на то, что он в
действительности после конструктивных изменений по указаниям Гитлера будет
весить 200 т. Модель не имела ни одного пулемета для ведения ближнего боя.
Уже по этой причине я должен был отклонить ее. Конструкция имела тот же
самый недостаток, который делал "Фердинанда" Порше непригодным для ведения
ближнего боя. А ведь танку в конце концов неизбежно приходится вести ближний
бой, ибо он действует во взаимодействии с \427\ пехотой. Начались бурные
споры, так как все присутствующие, кроме меня, находили "мышонка"
великолепным. Он обещал быть именно "гигантским". Кроме "мышонка", была
показана весьма удачная деревянная модель самоходного орудия фирмы "Вомаг",
созданного на базе танка T-IV. Его высота составляла лишь 170 см, т. е.
находилась на грани практически возможной высоты. Затем было показано
самоходное орудие, вооруженное тяжелой пехотной пушкой, и модель танка с
37-мм спаренной зенитной установкой.
После окончания демонстрации моделей я вылетел в Берлин. 24 и 25 мая я
провел инспектирование 654-го танкового батальона, размещенного в Бруке на
Лейте. Батальон был вооружен уже упоминавшимися танками "тигр" фирмы Порше.
Затем я посетил завод "Нибелунгенверк" в Линце, выпускавший танки "пантера"
и противотанковые пушки. 26 мая из Линца я вылетел в Париж, чтобы
проинспектировать училище командиров танковых батальонов. 27 мая я посетил в
Амьене 216-й танковый батальон, 28 мая - курсы командиров рот в Версале и
командиров 14-й и 16-й танковых дивизий в Нанте. Наконец, 29 мая я посетил
крепость Сен-Назер и ознакомился с оборонительными сооружениями
Атлантического вала. Впечатление, которое я получил при их осмотре, было еще
хуже, чем я ожидал, критически относясь к громкой пропаганде вала. Затем 30
мая я вылетел в Берлин, 31 мая - в Иннсбрук для беседы со Шпеером, а 1 июня
- в Графенвер для инспектирования 51-го и 52-го танковых батальонов. В тот
же день я вернулся в Берлин.
Между тем верховное командование вооруженных сил пришло к странному
решению послать 1-ю танковую дивизию на Пелопоннес на случай высадки
английского десанта в Греции. Эта дивизия была только что пополнена, и в ее
состав вошел первый танковый батальон, вооруженный только что выпущенными
танками "пантера". Она была нашим самым сильным резервом. И вот теперь мы
должны были поставить ее на \428\ карту. Мой полный негодования протест
утонул в смехотворных аргументах Кейтеля, который утверждал, что
горно-стрелковую дивизию, которую я рекомендовал как наиболее подходящую для
действий в Греции, будет невозможным снабдить большим количеством фуража,
так как это потребует крупных транспортных средств. Я был не в состоянии
отменить это решение, но начал на свой страх и риск препятствовать отправке
танков "пантера" в Грецию. Вскоре один офицер-танкист, который был послан в
Грецию для ведения воздушной разведки, сообщил мне, что греческие узкие
горные дороги и мосты не подходят для танков "пантера" с их широкой колеей.
Благодаря этому аргументу мне удалось задним числом получить от Гитлера
разрешение на свои действия. Вскоре мы почувствовали, как необходима была
нам 1-я танковая дивизия в России.
15 июня я снова занимался нашими подопечными детьми "пантерами", у
которых оказались не в порядке боковые зубчатые передачи и выявились
недостатки в оптике. На следующий день я высказал Гитлеру свои сомнения
относительно целесообразности использования танков "пантера" на Восточном
фронте, так как они не были еще полностью готовы к их использованию в боях.
В Мюнхене в гостинице "Фиряресцейтен" я встретился с фельдмаршалом
Роммелем и имел с ним беседу об опыте использования танков на африканском
театре военных действий. Вечером я вылетел в Берлин, осмотрел 18 июня в
Ютербоге артиллерийское вооружение и в этот же день полетел в Берхтесгаден
на доклад к Гитлеру. Короткая остановка в Графен веере еще раз дала мне
возможность ознакомиться в 51-м и 52-м танковых батальонах с отрицательными
сторонами танка "пантера" и затем доложить о них Гитлеру. Кроме технических
недостатков еще несовершенных "пантер", были недостатки и у экипажей машин,
в частности у водителей, еще слабо изучивших новую технику и не имевших
достаточного фронтового опыта. К сожалению, все эти соображения не удержали
ни Гитлера, ни \429\ начальника генерального штаба сухопутных войск от
злосчастного наступления под названием "Цитадель", которое было начато на
востоке.
Африканский театр военных действий 12 мая окончательно прекратил свое
существование капитуляцией Туниса. 10 июля союзники высадились в Сицилии. 25
июля был смещен и арестован Муссолини. Маршалу Бадольо поручили формирование
правительства. Отпадение Италии стало вопросом ближайшего будущего.
В то время как события на юге все более и более приближали войну к
границам Германии, Гитлер начал недопустимое по замыслу и проведению
наступление на востоке. На юге из района Белгорода наступали десять танковых
дивизий, одна мотодивизия и семь пехотных дивизий, на севере из района
западнее Орла наступали семь танковых дивизий, две мотодивизии и девять
пехотных дивизий. Все, что сухопутные войска смогли сконцентрировать для
увеличения своей наступательной силы, было использовано при этом
наступлении, о котором сам Гитлер правильно сказал в Мюнхене, что оно не
имеет права провалиться, так как даже отход обратно на исходные позиции
представлял бы собой уже поражение. Каким образом Гитлер решился на
наступление, до сих пор неясно. По всей вероятности, решающим явился нажим
начальника генерального штаба сухопутных войск.
Наступление началось 5 июля маневром, давно известным русским по
многочисленным предыдущим операциям, а потому заранее ими разгаданным.
Гитлер отказался от обоих своих контрпредложений (от наступления на острие
русского клина через Севск и от наступления из района Харьков в
юго-восточном направлении с прорывом фронта русских и расширением флангов
прорыва) в пользу плана Цейтцлера, который хотел уничтожить выдвинутые
вперед в виде дуги позиции русских двойным охватом в общем направлении на
город Тим и захватить тем самым инициативу на Восточном фронте снова в свои
руки. \430\
С 10 по 15 июля я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом
северный, и уяснил себе на месте в беседах с командирами-танкистами ход
событий, недостатки наших тактических приемов в наступательном бою и
отрицательные стороны нашей техники. Мои опасения о недостаточной
подготовленности танков "пантера" к боевым действиям на фронте
подтвердились. 90 танков "тигр" фирмы Порше, использовавшихся в армии
Моделя, также показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя;
эти танки, как оказалось, не были снабжены в достаточной мере даже
боеприпасами. Положение обострялось еще и тем, что они не имели пулеметов и
поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально
должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни
подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника, чтобы дать
возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они
вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные
жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успех танков.
Продвинувшись около 10 км, войска Моделя были остановлены. Правда, на юге
успех был больше, но он был недостаточен для блокирования русской дуги или
для понижения сопротивления. 15 июля началось русское контрнаступление на
Орел, оборона которого была ослаблена в целях высвобождения сил для
наступления. 4 августа город пришлось оставить. В этот же день пал Белгород.
До этого дня части, находившиеся в районе р. Зуша, р. Ока
северо-восточнее Орла, упорно отражали все атаки противника. Это был тот
самый район, который я избрал еще в декабре 1941 г. для сосредоточения своей
2-й танковой армии. Из-за этого района и возник у меня конфликт с Гитлером,
который затем и был использован фельдмаршалом фон Клюге для снятия меня с
должности. \431\
В результате провала наступления "Цитадель" мы потерпели решительное
поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за
больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их
своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на
Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай
десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было
поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать
свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней.
Инициатива полностью перешла к противнику.
Спорные вопросы, возникшие во второй половине 1943 года
После 15 июля я направился во Францию для инспектирования танковых
соединений. В конце июля я посетил соединения, имевшие на вооружении танки