Иванов Алексей. Негромкий выстрел

пугалом, отнесся к инциденту, в котором был замешан русский военный агент в
Вене полковник Марченко, весьма либерально. Министр не захотел делать резких
представлений посольству. Он только дал понять тогдашнему поверенному в
делах России Свербееву, что желателен уход в отпуск полковника Марченко без
его возвращения в Вену.
Марченко, который еще не знал о провале агента, поразмыслил над
предупреждением, однако решил все же побывать на предстоящем придворном
балу, чтобы попытаться определить, насколько тревожна складывающаяся
обстановка.
Резонанс от "дела Кречмара" оказался весьма значительным. Марченко, как
обычно, стоял на балу в группе военных агентов, разодетых в парадные мундиры
и при всех орденах. Дождались выхода восьмидесятилетнего императора, который
своей шаркающей походкой обходил сперва строй послов и военных агентов.
Щелкнув каблуками, Марченко, как и его коллеги, при приближении
императора вышел на шаг из строя и протянул для рукопожатия руку
Францу-Иосифу. Старец в белом мундире, еле передвигающий ноги и машинально
приветствующий гостей, дернулся, как ужаленный, увидев военного агента
российского императора. Он убрал за спину свою костлявую руку и сквозь
густые бакенбарды прошамкал, брызгая слюной, не выговаривая буквы:
- Стыдитесь, господин офицер! Запятнать честь мундира шпионажем!
По залу вихрем прокатился шепот голосов. Марченко покраснел и,
вызывающе повернувшись спиной к императору, стал пробираться через толпу к
выходу. Он покинул Вену на следующий день, но вместе него прибыл сюда не
менее опасный для Австро-Венгрии новый руководитель агентуры, полковник
Занкевич.
По тогдашним дипломатическим обычаям, полицейское наблюдение за военным
агентом устанавливать было неприлично, но майор Ронге на свой страх и риск
пустил за русским разведчиком бригаду вышколенных сыщиков. Занкевич был
хитер и нахален. Он не бегал по темным аллеям парка на встречи с малоценной
агентурой и не расшифровывал свои связи с военными.
В первый год своей работы в Вене он очень досаждал австрийцам крайней
любознательностью. Регулярно, 2-3 раза в неделю он появлялся в бюро
дежурного генерала военного министерства и один задавал втрое больше
вопросов, казалось бы, ничего не значащих, чем все остальные военные агенты,
вместе взятые. Зато сумма выясненных деталей давала ему ценную информацию.
На маневрах он вел себя вызывающе, фотографируя портативным
американским фотоаппаратом "Экспо" все, что можно, и особенно - что нельзя.
Он регулярно объезжал под предлогом дачи заказов военные фабрики, выяснял их
мощности якобы для того, чтобы узнать, как скоро может быть выполнен заказ
России. И фабриканты клевали на эту приманку, рассказывая подробно о своем
производстве, планах и новых изделиях.
Но вот теперь, в апреле 1913 года, трехлетнее наблюдение за полковником
начало приносить свои плоды. То ли полковнику приелись его конспиративные
трюки и он стал действовать еще нахальнее, то ли в атмосфере сгустившихся
приготовлений к войне агенты наружного наблюдения стали работать острее, но
начиная с марта выяснилось, что полковник Занкевич дважды тайно появлялся на
квартире отставного фельдфебеля Артура Итцкуша. Кроме того, он подозрительно
регулярно встречался с братьями Яндрич, один из коих был обер-лейтенантом и
слушателем военной школы, а второй - лейтенантом в отставке. Установили
также, что Занкевич вовлек в секретную информационную деятельность
отставного агента полиции Юлиуса Петрича и крупного железнодорожного
чиновника Флориана Линднера.
Эвиденцбюро пришло к выводу, что все нити от этой агентуры ведут к
полковнику Занкевичу, и решило нанести удар. Итцкуш, братья Яндричи, Петрич
и Линднер были арестованы, но полковник остался недосягаем по причине
дипломатической неприкосновенности.
Начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф поручил майору Ронге
сообщить об арестах министру иностранных дел Бертольду, который заменил на
посту покойного графа Эренталя. Когда Ронге окончил свой доклад в резиденции
министра, граф Бертольд от изумления превратился "в соляной столб", как
рассказывал Урбанскому сам Ронге. Выйдя из этого состояния, граф со вздохом
согласился сделать представление русскому посольству. Скандал выплыл наружу.
Эвиденцбюро торжествовало - маленькая, но победа одержана над русской
разведкой, ее официальный резидент скомпрометирован, а за его преемником
можно уже на законных основаниях было с первых дней установить
правительственное наблюдение.
Мировая война приближалась, ее тучи уже сгущались в небе Европы, и в
свете зарниц то и дело представали высвеченные мертвенным светом трагические
фигуры тех, кто стал первыми жертвами в ожесточенных сражениях разведок,
начавших свою войну задолго до всемирной грозы. Теперь в столице Дунайской
монархии назревал новый скандал, масштабы которого было трудно даже и
предположить.
...Проходили недели. В окошечко "до востребования" господин Ницетас так
и не обращался. Контрразведчики ломали себе голову в догадках, почему же
получатель столь высокого гонорара не приходит за ним. Урбанский и Ронге уже
стали высказывать подозрение, что высылка полковника Занкевича напугала
агента и он отложил до лучших времен получение своего письма, о коем,
совершенно очевидно, был извещен по другому каналу.
12 мая в Вену вновь примчался берлинский курьер лейтенант Митцль. К
удивлению Эвиденцбюро, в котором интерес к письму из Иоганнесбурга уже
угасал, он привез новый пакет на имя Никона Ницетаса.
На этот раз коллеги из германского "черного кабинета" не доставили
хлопот венцам, поскольку почти не затрепали конверт. Как и прежде, на нем
была заметна условность - одна из двух марок была наклеена так, что ее
кончик как бы свешивался за край конверта. Судя по штемпелям, письмо было
опущено в Берлине 10 мая и вскоре попало в поле зрения чиновника "черного
кабинета".
"Уверенно работают в Берлине, - озабоченно подумал Урбанский, оглядывая
конверт. - Наши цензоры возились бы неделю, чтобы выловить такую рыбку..."
К письму была приложена его фотокопия и опись на сумму семь тысяч крон.
Урбанский внимательно прочитал несколько раз текст на листке, взятом из
запечатанного конверта. Там стояло:

"9 мая 1913
Глубокоуважаемый господин Ницетас!
Конечно, Вы уже получили мое письмо от 7 с/мая, в котором я извиняюсь
за задержку в высылке. К сожалению, я не мог выслать Вам денег раньше. Ныне
имею честь, уважаемый г-н Ницетас, препроводить Вам при сем 7000 крон,
которые я рискую послать вот в этом простом письме. Что касается Ваших
предложений, то все они приемлемы. Уважающий вас И.Дитрих.
P.S. Еще раз прошу Вас писать по следующему адресу: Христиания,
Норвегия, Розенборггате, No 1, фрекен Элизе Кьернли".

Начальник Эвиденцбюро тут же связался по телефону со статским
советником Гайером в полицейпрезидиуме Вены, надзиравшим за прохождением
"дела господина Ницетаса". Урбанский сообщил о получении второго письма для
их "подопечного" и получил заверения, что дело поручено лучшим сыщикам Вены.
Напряжение вновь стало увеличиваться с каждым часом, но только для того,
чтобы спустя неделю снова вновь угаснуть до уровня рутины. Никто не
справлялся о письмах, в которых было вложено так много денег.


37. Вена, май 1913 года

...Наступил субботний вечер 24 мая. "Голубой" Дунай бурно мчал свои
коричневые воды мимо столицы империи, лазурное небо обещало жаркий день в
воскресенье, сочная весенняя зелень листвы и трав источала вечерний аромат,
который не могли заглушить газолиновые моторы авто.
Без десяти минут шесть в полицейской комнате раздался оглушительный
электрический звонок, вызвавший беспечно дремавших сыщиков из глубокого
послеобеденного покоя, украшенного парой бутылок доброго венского пива.
Покуда агенты натягивали пиджаки и бежали через внутренний проезд от Мясного
рынка до Доминиканской церкви к окошку Центрального почтамта, робкий
почтовый чиновник, как ни старался затянуть дело, все же успел выдать письма
на имя господина Никона Ницетаса. Получатель ушел!
Сыщики выбежали на Доминиканер-бастай и успели только заметить, что
какой-то статный господин вскочил в автомобиль с работающим мотором.
Автомобиль тут же тронулся. Один из агентов обнаружил, что это было такси.
Номер машины они тут же записали для памяти.
Но что проку было в этой записке, ведь другой машины для погони рядом
не оказалось. Какой смысл будет в том, чтобы спрашивать на следующий день
водителя такси, откуда он привез незнакомца и куда он его доставил?
Совершенно ясно, что седок достаточно опытен в этих делах и не станет брать
мотор от своего дома или места службы.
Оба агента ясно представили себе, как доктор Шобер (а он заменил
доктора Новака в руководстве операцией со стороны полицейпрезидиума)
возбудит против проштрафившихся дисциплинарное обвинение, исходом коего
может быть лишь увольнение от службы с позором и уменьшенной пенсией.
Сыщики стояли на площади у Доминиканского собора, ломали голову, как
быть. Один из них предложил найти еще сегодня шофера такси, опросить его с
пристрастием и угрожать лишением лицензии на промысел, если он не покорится,
а затем условиться с ним о какой-нибудь истории, которая живописует бегство
незнакомца. Другой агент настаивал на том, чтобы сразу доложить начальству
всю подноготную, а самим подать в отставку.
Пока препирались о том, кому первому в голову пришла идея выпить после
обеда пива, расслабляющего волю, на площади показалось такси. О редкое
счастье нижнего чина полиции! Это был тот самый номер, который увез полчаса
назад из почтамта их несостоявшуюся добычу! Австро-венгерской контрразведке
стало с этого момента везти, как азартному игроку, "поймавшему" талию.
Агенты бросились бегом за мотором, свистками и криками привлекли
внимание водителя, и он остановился на углу, у выезда на шумную Волльцайле.
- Куда отвез седока с почтамта? - грозно спросил сыщик, вскочив на
подножку машины.
- В кафе "Кайзергоф"...
- Живо вези нас туда же! - рявкнул другой агент, демонстрируя жетон
политической полиции.
Усевшись в авто, сыщики обшарили весь салон в поисках окурка или иной
свежей улики. Их труды не пропали даром. В сгибе сиденья и спинки они нашли
футляр для перочинного ножичка, сделанный из светло-серого сукна...
Кафе "Кайзергоф" в этот субботний вечер было переполнено. Венцы целыми
семьями располагались за уютными столиками не только в зале, но и прямо на
тротуаре, отгороженные куртинами зелени от сутолоки улицы. Некоторые витрины
были уже вынуты на лето, можно было входить в кафе прямо с улицы, минуя
парадный вход и швейцара. Агенты бросились к вахмистру. Швейцар не стал
искать господина в толпе посетителей, а сразу сказал, что статный
светловолосый незнакомец только что покинул "Кайзергоф" и направился к
стоянке такси.
В эпоху конных экипажей на каждой венской стоянке извозчиков служил
мальчишка-водолей, в обязанности которого входило подносить лошадям ведра с
водой для питья. Когда такси вытеснили с венских улиц большинство конных
прокатных экипажей, мальчишку-водолея сменил на стоянке такси
мальчишка-мойщик. Он протирал автомобили влажной замшей, полировал их
зеркальные стекла и драил медяшку, щедро украшавшую самодвижущиеся коляски.
Агенты разыскали "водолея", как по традиции называли мальчишку, на
стоянке у кафе "Кайзергоф" и строго спросили его.
Выяснилось, что искомый господин только что отбыл в отель "Кломзер".
Агенты понеслись по следу, ведомые самой фортуной. В отеле "Кломзер"
они привычно подступили к швейцару.
- Кто приезжал за последние полчаса в отель?
- Два господина на моторе... Болгарские купцы...
- Кто до них?
- Приезжал один господин.
- В автомобиле?
- Не видел.
- Ты его знаешь?
- Еще как! Это господин полковник Редль, но только он был в штатском...
У агентов задрожали поджилки. Они хорошо знали бывшего шефа
австро-венгерской контрразведки. Он был грозным начальником и не давал покоя
сыщикам на императорской службе. День и ночь гонял он их в поисках шпионов,
в любую погоду посылал следить за государственными преступниками или
подозреваемыми. Беспощадно увольнял он тех, кто совершал малейшую
оплошность, и сыщики возблагодарили бога за то, что сейчас не Редль
командует в Эвиденцбюро, а то им сразу же пришлось бы уходить в отставку...
Агенты устроили тут же за конторкой небольшое совещание. Они решили
доложить статскому советнику Гайеру, руководителю поисков предателя, что, по
иронии судьбы, адресат письма живет в том самом отеле, что и прославленный
контрразведчик Редль. Сыщики даже решили обратиться к Редлю за помощью,
предварительно испросив на это разрешение у господина статского советника.
Пока один из агентов пошел к телефону докладывать ход событий и просить
к отелю "Кломзер" подкрепления, другой остался побеседовать с портье. И тут
новый план пришел ему в голову. Сыщик отдал футляр от перочинного ножичка
портье и просил его показывать каждому проходящему гостю, авось найдется
владелец.
Не прошло и пяти минут, как на лестнице показался статный светловолосый
военный, в котором агент узнал своего бывшего шефа - полковника Редля. Он
хотел было предупредить портье, что этого господина спрашивать не надо, но
не успел. Человек за конторкой поднял футляр перед полковником и
подобострастно спросил:
- Не потерял ли господин полковник футляр от перочинного ножичка?
- Да, это мой! - ответил полковник машинально и протянул руку за
светло-серым мешочком... - Где это я его...
Лицо полковника мертвенно побледнело, он вспомнил, что последний раз
пользовался ножичком в автомобиле по дороге от почтамта до кафе "Кайзергоф",
когда вскрывал конверты с деньгами из Петербурга. Именно там, в машине, он
потерял свой футляр. Но как он оказался здесь, в отеле?!
И вдруг Редль заметил недалеко от портье невзрачного господина, который
с необычным интересом рассматривал пустяковое объявление на стене вестибюля.
Сомнения не оставалось: он попал в ловушку.
Ничуть не выдав волнения, полковник поблагодарил портье и вышел на
улицу. Ускоряя шаги, он пошел вниз по Херренгассе.
У ближайшей зеркальной витрины он попытался уяснить, следит ли
кто-нибудь за ним. По-видимому, пока никто. Он торопился дальше, подходит к
угловому кафе "Централь"", снова оглядывается; вроде бы никого. Хотя нет,
вот два господина вполне определенной наружности показались из отеля
"Кломзер"...
Полковник не знал, что, прежде чем выйти из отеля, один из сыщиков уже
успел соединиться по телефону с политической полицией и передать: "Все в
порядке. Футляр принадлежит полковнику Редлю".
Увидев сыщиков, Редль резко завернул в кафе "Централь" - там два
запасных выхода, оба ведут в здание биржи, где сейчас, в субботний вечер,
почти никого нет и можно быстро пробраться на оживленную Шоттенринг.
Агенты не видят полковника, но нюх старых ищеек подсказывает им верный
путь. Они вполне профессионально поражаются самообладанию человека, который
несколько минут назад узнал, что погиб, но упорно ищет выхода из
смертельного положения.


38. Вена, май 1913 года

Сыщики осмотрели Штраухгассе, дошли до Хааргассе и через проходной двор
очутились на Наглергассе... Теперь, когда личность получателя конверта была
установлена, они уже не так волновались за свою судьбу. Они знали, что по
всей Вене сейчас идет перезвон телефонов. Сообщение из отеля "Кломзер"
подняло на ноги все начальство в политической полиции, а оттуда, с
Шоттенринга, на Штубенринг последовал звонок, который перевернул вверх дном
кабинет полковника Урбанского и все разведывательное бюро императорского и
королевского Генерального штаба.
Подумать только - бывший начальник архисекретного разведывательного
отделения, создатель его тончайших методов работы, учитель, пастырь, главный
советчик на протяжении стольких лет полковник Редль - вдруг тот самый
русский агент!
Сам майор Ронге, срочно вызванный из дома, где собрались в субботний
вечер гости, на авто помчался на Центральный почтамт, чтобы изъять квитанцию
о получений писем, в которой есть несколько слов, писанных рукой получателя.
Он лично расспросил во всех подробностях перепуганного почтового чиновника.
Тот совершенно не ожидал, что прикосновение к кнопке звонка вызовет такую
лавину событий, когда столь важные господа будут наперебой выяснять личность
получателя письма и прочие сопутствующие обстоятельства.
Пока майор Ронге допрашивал старика, пока писал расписку в получении
квитанции, без которой закоренелый служака никак не соглашался отдать
бумажку, полковник Урбанский рылся в старых бумагах, разыскивая образцы
почерка Редля. Долго искать не пришлось - на свет были извлечены несколько
рукописных "инструкций о разведывательной работе, составленных Альфредом
Редлем, капитаном императорского и королевского Генерального штаба".
Вскоре запыхавшийся Ронге буквально ворвался в бюро с заветной почтовой
распиской. Необходимость в тщательной экспертизе сразу же отпала: после
простого сличения почерка никто уже не сомневался, что квитанция заполнена
рукой полковника Редля. Разумеется, обратили внимание и на то, что надпись
сделана на почте с явным ухищрением - весьма тоненько и едва заметно.
Полковник Урбанский фон Остромиец, теперь уже окончательно убежденный в
идентичности Редля и Ницетаса, бросается на розыски начальника Генерального
штаба, которому первому следует быть в курсе печальных событий,
разворачивающихся в этот субботний вечер.
...Погоня за Редлем по всей Вене продолжается. Сыщики находят его в
Пассаже и, уже не таясь, начинают преследование. Чтобы остаться один на один
против агента и попытаться уйти от него, Редль старается отвлечь внимание
другого нехитрым приемом. Не глядя, достает он из кармана несколько бумаг,
рвет их на клочки и выбрасывает тут же, в Пассаже, надеясь, что один из двух
агентов останется собирать клочки. Но опытные сыщики неотступно следуют за
своей жертвой.
Редль выходит на Фрайунг, замыкая круг преследования. Здесь сыщики
останавливают первый попавшийся автомобиль, приказывают ему следовать за
"опекуном" Редля, а второй шпик бегом возвращается в Пассаж собирать клочки
от разорванных полковником бумаг.
В полиции клочки тщательно расправляют, склеивают и получают несколько
подлинных документов, которые могут очень навредить своему бывшему хозяину,
если суд над ним состоится. Бумажки представляют собой почтовые квитанции за
пакеты и телеграммы, отправленные в бельгийские, швейцарские, датские
адреса, которые, кстати, фигурируют в справочнике контрразведок Срединных
империй как архишпионские передаточные квартиры, совместно используемые
русской и французской разведками.
Обреченный полковник идет по улице Тифен-Грабен, изредка оглядываясь в
зеркальные витрины магазинов. Позади все тот же постоянный преследователь и
медленно ползущий, как катафалк, большой черный автомобиль.
Видя этот мотор, полковник словно в бреду вспоминает свою безвозвратную
жизнь, которая кончилась всего полчаса назад. Не далее как сегодня утром он
приехал из Праги в роскошном "даймлере", купленном за кругленькую сумму -
восемнадцать тысяч крон...
Редль инстинктивно поворачивает на набережную Франца-Иосифа, чтобы
оттуда попасть на Бригиттенау, где у каретника Цедничека он оставил свой
"даймлер". Мастер должен обить низ кузова черной лакированной кожей и
заменить внутреннюю обивку на красный толстый шелк. Но о бегстве на своем
автомобиле, увы, не приходится помышлять: его шофер получил на несколько
дней отпуск, а сам Редль чувствует себя недостаточно сведущим в сложном
искусстве вождения автомобиля...
Неожиданность разоблачения, промах у стойки портье, который может
стоить ему жизни, все больше и больше выводят Редля из душевного равновесия,
препятствуют трезвым поискам выхода из катастрофического положения.
"Бежать, скрыться, уйти на нелегальное положение, переменить документы
- ведь может же Стечишин уже несколько лет руководить группой из подполья!..
- думает Редль. - А если арест и следствие? Нет, не удастся скрыть все связи
с агентурой, с теми офицерами, кто по крупицам носит ему информацию, а он ее
препарирует и подает с блеском стратега!.. Ведь Ронге и Урбанский весьма
способные профессионалы - они быстро размотают весь клубок, выявят
"Градецкого", "доктора Блоха", двух коллег-полковников в императорском и
королевском Генеральном штабе, которые вполне сознательно дают Стечишину
бесценную информацию для передачи в Петербург... Нет! Нет! Только не
следствие! Ведь это грандиозный скандал! Как станут злословить все эти
немчики-недоброжелатели! Как станут кричать, что славяне погубили Дунайскую
империю! Проклятая империя, проклятые Габсбурги! Старого болвана
Франца-Иосифа хватит кондрашка, когда ему доложат, что я, его опора и
надежда, как он мне заявил при назначении в Прагу, - русский агент! Ха, ха,
ха! Неужели мне никуда от них не скрыться?"
В эти минуты по всей Вене искали начальника Генерального штаба. Не без
труда обнаружили генерала: в компании старых друзей он обедал в ресторане
"Гранд-отель". Полковник Урбанский помчался лично доложить о несчастье,
постигшем армию и особенно Генеральный штаб.
Конрад фон Гетцендорф спокойно отложил в сторону салфетку, извинился
перед дамой, сидевшей рядом, и вместе с Урбанским быстро прошел через общий
зал в маленькую боковую комнату, откуда полиция вела обычно наблюдение за
сомнительными гостями. Генерал уже предчувствовал дурные новости. "Кто?" -
бросил он Урбанскому.
- Редль! - ответил полковник. Конрад побледнел, опустился на стул.
"Какой скандал! Что скажет старый император! - лихорадочно думал
генерал. - Ведь это ужасный повод для эрцгерцога Франца-Фердинанда, который
и так ненавидит Генеральный штаб, повсюду трубит, что мы то и дело подводим
армию! А что скажет общество, что будут думать о нас союзники в Берлине?! А
пропаганда противника! Эти русские и так твердят, что все прогнило в
Австро-Венгерской монархии! Все славяне будут немало торжествовать!
Оппозиция из этих чехов, словаков, русин и других непокорных начнет бурно
радоваться, что один из их братьев нанес сильнейший удар по монархии. Ужас,
ужас и ужас! Ведь этот случай - искра в бочку пороха, которую являют собой
все эти славянские национальные меньшинства империи! И все это именно
теперь, когда получена команда готовиться к войне с русскими, когда вот-вот
грянет большая европейская битва!.."
Конрад встал, еле поднявшись со стула, затем снова сел. Он мучительно
думал, искал выхода из позорной ситуации, в которую попадал Генеральный
штаб, если случившееся станет известно прессе, депутатам, министрам...
Наконец его решение сложилось:
- Редля необходимо срочно задержать! Вы лично допросите его, узнаете,
насколько далеко зашло предательство, а затем он должен немедленно умереть!
Потрясение основ монархии неминуемо, если этот случай станет широко
известен. Вы должны уберечь армию, империю, престол и прежде всего
Генеральный штаб от позора, если факт будет оглашен! Он должен немедленно
умереть!
- Ваше превосходительство, боюсь, что я один не смогу убедить
полковника, здесь нужен суд или какое-то подобие суда, комиссия, например...
- Хорошо, немедленно составьте комиссию! Председателем назначить
Гефера. Включить Ронге. Начальника юридического бюро Генштаба или иного
подходящего юриста. И обязательно вы, полковник. После подробного допроса,
повторяю, Редль должен умереть. Причину смерти не должен знать никто, кроме
нас пятерых...


39. Вена, май 1913 года

...Редль решил запутать своих преследователей и пустился еще быстрее,
почти бегом, по улицам прочь от набережной, где видно далеко и скрыться
некуда. Агенты давно поняли, что полковник обнаружил за собой наблюдение.
Теперь они действовали не таясь, следовали за ним, почти настигая.
Охваченный паникой, Редль решил, что они имеют уже приказ задержать его, и
петлял как заяц, спасая свою жизнь в узких улочках центра Вены, то и дело
выходил к Рингу, чтобы попытаться оторваться от погони на случайном такси.
Но случай изменил полковнику и помогал его врагам.
Редль устал, едкий пот заливал лицо из-под широких полей щегольской
шляпы. Ботинки давно покрылись пылью, да и весь он как-то потускнел, точно
постарел сразу на десяток лет. Но он еще пытался найти выход.
"Может быть, так рассчитать время, чтобы прибежать прямо к отходу
поезда на Прагу, оторваться у вокзала от сыщиков, бегом вбежать в кассовый
зал, бросить деньги без сдачи кассиру и умчаться в Прагу, а по дороге
спрыгнуть с поезда, раствориться в чешских землях, уйти в подполье", -
фантазировал он, но трезвый расчет разведчика опровергал все эти эфемерные
надежды, снова и снова говорил о безвыходности положения. Потом он вспомнил,
что в отеле "Кломзер" его ждет старый друг, которому он послал телеграмму из
Праги о своем скором прибытии в Вену и предложил вместе поужинать в субботу
вечером.
У Редля вновь затеплился луч надежды: друг этот был старый его товарищ