Иванов Алексей. Негромкий выстрел

- Ваше величество! - восторженно вмешался в разговор граф Мольтке. -
Германская армия сознает, что наши политические задачи невыполнимы без удара
меча. Мы готовы нанести этот удар!
- Благодарю вас, граф! Я знаю, что армия полна решимости разбить всех
наших врагов и установить новую границу России по меридиану Нарва - Азовское
море. Я поддерживаю ваши планы. Однако я хотел бы сегодня обсудить два
совершенно секретных политических мероприятия, которые могут ускорить
достижение нами великой цели.
Как выяснилось вскорости, для достижения великой цели его величество
предлагал активизировать в борьбе против России берлинские финансовые круги,
весьма озлобленные тем, что их французские конкуренты изрядно наживаются на
операциях с русскими займами. Вполне понятно, что германское государство не
могло позволить своим подданным в столь широких пределах, как Франция,
осуществлять финансовые сделки с вражеской державой. Следовало поэтому
использовать возможности в России - родственные и деловые, - чтобы подрывать
экономический порядок, дезорганизовать финансовую и промышленную
деятельность. Особенно это важно в начале военных действий, когда толпы
людей двинутся на мобилизационные пункты, а в стране возникнет неразбериха и
паника.
- Второе. Это особенно касается тебя, Генрих, - обратился император к
принцу Прусскому, - поскольку ты являешься Великим мастером германских
масонских лож...
Тут все присутствующие обратились в слух: о сугубо конфиденциальной и
сверхсекретной теме, как масонство, говорить во всеуслышание не полагалось.
Правда, в интимном кружке императора можно было высказываться совершенно
откровенно, но даже и здесь, в святая святых германской политики, слова
"масонство", "масоны" употреблялись чрезвычайно редко и то применительно к
французской ветви. К той самой ветви масонства, которая пыталась, хотя и
безуспешно, захватить главенство над своими германскими собратьями.
- Я полагаю, - властно обратился Вильгельм к своему брату, - что ты
должен направить деятельность своих масонов таким образом, дабы они принесли
пользу германской идее, подрывая изнутри славянские и галльские государства.
Прежде всего Россию!
Эффект новой идеи кайзера был велик. Мольтке и Николаи дружно оценили
ее восхищенным цоканьем, министр двора закивал головой и в восторге
повторял, придыхая: "Колоссаль, колоссаль!", принц Генрих вскочил и бросился
к гениальному брату, дабы обнять его величество.
Тем временем Филипп Эйленбург, как бы развивая идею императора,
негромко дополнил:
- Особенно российских масонов следует подстрекать к проникновению во
все поры государства. Затем, когда нужные связи будут ими установлены, вы,
господин майор, - он обернулся к Николаи, - должны использовать их не только
в целях агентурной разведки, но и для оказания влияния на все
государственные процессы в Российской империи - к пользе империи Германской.
Вильгельм, который не скрывал восторга по поводу нового плана, стал
усиленно развивать его принцу Генриху. Он поручил ему, спустя несколько
дней, которые потребуются кайзеру и его гостям, чтобы немного отдохнуть на
лоне природы и вернуться в Берлин, принять здесь же, в Роминтене, проезжего
русского масона Кедрина и попытаться его очаровать. Надлежало довести до
сведения русских масонов мысль о том, что в Европе есть только одна сила,
способная понять и оценить масонство, а заодно и финансировать оное, - это
кайзер Германской империи.
- Приручите русских масонов, и мы без труда взорвем эту империю
изнутри, - закончил Вильгельм свое поручение принцу Генриху.
- Намекните также, - раздался скрипучий голос личного советника
государя, - что в случае европейской войны русские масоны смогут прийти к
власти. Германский император гарантирует им долгое и успешное правление.
При этих словах его величество благосклонно кивнул.
- Если Кедрин пойдет на сотрудничество легко, - продолжал Филипп
Эйленбург, - то поставьте ему в качестве первой, хотя и трудной задачи, от
которой, заметьте, будет зависеть благорасположение германских масонов к их
российским собратьям, прояснение путей, по которым в петербургский
Генеральный штаб просачиваются, скажем, секреты Австро-Венгрии. Таким
пробным заданием мы привяжем Кедрина и русофобов, стоящих за ним, к
германским интересам, а заодно получим новый рычаг воздействия на Вену...
От того, что глобальные планы так легко развертывались в этот чудесный
вечер, что ближайшие и любимейшие сотрудники столь быстро оценили идеи
императора, Вильгельм Гогенцоллерн снова пришел в хорошее настроение. С
бокалом в левой руке он присел на ручку кресла, в котором покоился
многомудрый Эйленбург, и обнял личного друга правой рукой.
Гости поняли, что его величество намеревается высказать еще одну
гениальную мысль. И, как всегда, не ошиблись.
- Когда вы вдохнете новую жизнь в масонские ложи России, когда оторвете
российское масонство от французской ветви этой тайной организации, тогда-то
и дайте задание раздуть фигуру этого сумасшедшего попа - Распутина, дабы
внести беспокойство и сомнения в общественную жизнь Петербурга!
- Колоссаль! Колоссаль! - запридыхал министр двора, а принц Генрих
опять кинулся обнимать его величество.
- Неважно, если при этом немного поблекнет доброе имя моей сестрицы
Аликс, - благодушно разрешил Вильгельм. Несмотря на показную дружбу и
семейственность, которую германский родственник всячески демонстрировал в
своих письмах к кузенам Романовым, любезный братец Вилли уже давно дал
установку прусским офицерам-разведчикам компрометировать Александру
Федоровну, российскую царицу гессенского происхождения. Вильгельм тщательно
собирал через свою агентуру сплетни, имевшие хождение в Петербурге, и бывал
как-то особенно счастлив, если Эйленбург приносил ему очередные пикантные
новости об отношениях царицы со своими фаворитами. В кружке императора давно
уже говорили о вздорности и истеричности русской царицы, о предметах ее
совместного с Николаем мистического обожания - проходимцах и авантюристах
наподобие чародея француза Филиппа, о попах Иоанне Кронштадтском, Серафиме
Саровском, Дмитрии Козельском и, наконец, о "советнике" и "друге" семьи
Романовых, "божьем человеке", "старце" Распутине.
Высказав неожиданно столь плодотворную идею, Вильгельм тут же, должно
быть, спохватился: не слишком ли много свидетелей его некорпоративной
выходки в отношении других, хотя и русских, монархов? Насколько понял
Николаи из последующей реплики государя, его величество хитро решил
перевести разговор на иную тему, которая способна прочнее осесть в мозгу его
соратников, несколько приглушив впечатление об императорской бестактности.
- Не забывать! Наша самая спешная задача - поймать предателей в
Австро-Венгрии! - похлопал он по генерал-адъютантскому погону своего
руководителя секретной службы. Затем поднял рюмку коньяку и провозгласил
традиционный тост: - За грядущую победу Германии, хох! Боже, покарай Англию!
Гости дружно вскочили и осушили свои бокалы. Изволив выпить до дна,
кайзер ласково улыбнулся приближенным и соблаговолил проститься: часы
показывали ровно десять. Всегда в одно и то же время Вильгельм Гогенцоллерн
начинал готовиться ко сну.
Майор Николаи, как младший в чине, покинул залу последним, дабы не
спрашивать ни у кого разрешения. Полный душевного восторга перед мудростью
императора и его советников, он вернулся в свою чистенькую спальню,
аккуратно развесил мундир в шкафу, вынул из портфеля красиво переплетенный в
сафьян дневник. Собственным шифром записал он на глянцевитые страницы все
впечатления дня и поручения кайзера. Затем он вызвал звоночком слугу с
кувшином воды и с удовольствием умылся над мраморным умывальником.
Ровно в одиннадцать майор принял на кровати благородную позу,
приличествующую гостю императора, укрылся роскошной периной из гагачьего
пуха и вскорости захрапел. Возбуждение, в которое он пришел незаметно для
себя от вечера в Роминтене, не спадало с него даже во сне. Всю ночь перед
ним вставала грозная фигура кайзера, который приказывал: "Поймать предателя!
Поймать предателя!"
Изредка сквозь мрак и туман из-за спины Вильгельма показывалась
страшная - бородатая и черная - физиономия Распутина, фотографию которого
ему однажды доставили из Петербурга, подмигивала ему и, щеря зубы, орала те
же слова по-русски: "Поймать предателя!"


11. Карлсбад, октябрь 1912 года

Самый знаменитый международный курорт Карлсбад* осенью расцветает
багряными красками листвы, сияет лазурью неба над Рудными горами, шумит
нарядной толпой, составленной из больных и здоровых подданных почти всех
европейских стран. Англичане и голландцы, немцы и русские, испанцы и датчане
- толстые, тонкие, желудочники, печеночники, хронические больные и не
больные вовсе - все сталкиваются в своеобразном хороводе у источников,
прогуливаются по набережной, уходят парочками в рощи, поднимаются на гору и
возвращаются к водам речушки Тепль, где играет форель.
______________
* Так по-немецки назывались до 1918 года Карловы Вары.

Разноязычный густой рой, скапливающийся у курзалов и колоннад над
источниками, возле бесчисленных табльдотов, в кургаузе и цветниках,
ежедневные поезда, выбрасывающие из своих чрев толпы джентльменов, герров,
мосье, сеньоров с их спутницами - законными или временными, - все это
доставляло местному полицмейстеру и его немногочисленному штату столько
хлопот в разгар курортного сезона, что лучше места, чем Карлсбад, для
встречи с руководителем своей группы Филимоном Стечишиным полковник и не
знал.
Уже несколько раз он назначал свидания со своим резидентом в этом
городке, а затем, пользуясь положением руководителя австрийской разведки в
Чехии, проверял по специальной регистрационной картотеке Эвиденцбюро
донесения полицмейстера Карлсбада за соответствующие даты, но ничего
подозрительного не замечал. Местные полицейские власти, работавшие в
контакте с австрийской контрразведкой, весьма почитали полковника, помня о
его прошлой деятельности на посту шефа и основателя контрразведывательной
службы в Вене, оказывали ему всяческое содействие. Его имя заведомо не
вносили в списки гостей курорта, которые каждый может видеть в городском
архиве, и, естественно, он был избавлен здесь от какой-либо слежки.
Около полудня "мерседес" полковника, преодолев за четыре часа
расстояние в 120 километров от Праги, въехал в долину прославленного
курорта. Горы громоздились над замкообразными пансионами и гостиницами.
Редль неизменно предпочитал гранд-отель "Пупп", где заказывал два не очень
дорогих номера с общей ванной - соседнюю комнату в условленное время занимал
нужный человек.
"Мерседес" подкатил к главному подъезду гостиницы. Полковник по
красному ковру взошел своей характерной походкой заносчивого офицера в
высокий просторный зал. Он был в штатском платье, но портье его сразу же
узнал и с поклоном поднес из-за стойки ключи от номеров. Шофер внес в холл
пару чемоданов Редля и передал их груму. Сопровождаемый грумом, полковник
поднялся на свой этаж, так же гордо выпятив вперед челюсть, вошел в свои
апартаменты и небрежно протянул серебряную монету юноше, не ожидавшему столь
щедрых чаевых. Сладко улыбаясь и непрерывно кланяясь, грум покинул номер,
предварительно пожелав постояльцу хорошего отдыха.
Полковник распаковал чемоданы, достал рубашки, несессер и аккуратно
развесил в шкафу свои костюмы. Неторопливо он осмотрел все уголки комнаты,
профессионально заглянув даже за две картины, украшавшие стены. В окнах
теснились черепичные крыши пансионатов и гостиниц с закопченными каминными
трубами, просматривалась набережная вдоль живописно извивающейся речушки;
разряженные толпы дам и господ фланировали двумя потоками навстречу друг
другу. "Неплохой наблюдательный пункт для филеров, - подумал он, - внизу
прогуливается весь Карлсбад, и можно сразу же выйти на нужную персону.
Видимо, у местного полицмейстера где-нибудь поблизости имеется окошко, а за
ним - телескоп на треноге..."
Закончив осмотр, Редль через ванную комнату прошел в соседний номер.
Гость должен был скоро прибыть. Полковник отпер дверь в коридор выданным ему
ключом, вывел карандашом малозаметный значок на плинтусе и в отличном
настроении отправился на прогулку.
Он очень любил устраивать свои конспиративные встречи с
высокопоставленной агентурой именно в Карлсбаде. Его тщеславию льстило, что
среди князей, графов и баронов, фабрикантов и промышленников, крупнейших
купцов Европы и их жен, содержанок и челяди он выступает не только как
равный и могущественный, но как повелитель, облеченный тайной властью,
которой его снабдила принадлежность к клану королевского и императорского
Генерального штаба Австро-Венгрии и служба во всесильной российской разведке
Полковник ни на минуту не сомневался, что превосходит их всех своей
работоспособностью, ловкостью и умом - он, сын простого аудитора
лембергского гарнизонного суда...
Тайным желанием Редля, ради исполнения которого он был готов работать
днем и ночью, было получение дворянства, неважно из чьих рук - Франца-Иосифа
или Николая II. Он одинаково легко служил и Габсбургам и Романовым,
пользуясь любым случаем для обогащения, для повышения собственного статута.
Редль свысока относился к двум другим офицерам австро-венгерского
Генштаба - полковнику Гавличеку и капитану X., которые, как он знал, входили
в эту же агентурную группу, как и он, снабжали Генеральный штаб российской
императорской армии ценнейшей информацией. Те двое, как и Стечишин, были
идеалистами, они служили не за империалы с портретом Николая II, а ради
освобождения славянских братьев от ига неметчины. Те двое, как и Стечишин,
свято верили, что только с помощью русских, украинских, сербских, болгарских
и черногорских братьев славяне, составлявшие свыше 20 миллионов человек из
45 миллионов населения Австро-Венгрии, смогут обрести подлинную родину...
Здесь, в Карлсбаде, среди аристократии родовой и денежной, Редль
чувствовал себя лучше всего. Несомненно, что при любом исходе надвигающейся
войны он будет на коне. Грядущие сражения принесут ему генеральскую звезду
независимо от того, удастся ли Чехии получить самостоятельность и стать
членом славянской государственной федерации, или она останется в составе
империи Габсбургов. Прогуливаясь по набережной, ступая под сень колоннад или
любуясь дорогими безделушками в витринах карлсбадских магазинчиков,
раскланиваясь со знакомыми и незнакомыми, знатными и богатыми - он отдыхал
душой и грезил наяву блестящим будущим.
С тяжелым вздохом оторвался Редль от своих грез - приближалась
обусловленная встреча с резидентом. Эти встречи Стечишин устраивал один-два
раза в год, дабы не подвергать организацию опасности провала. Еще два-три
раза в год с членами группы встречался его связной - очаровательная светская
женщина Млада Яроушек. Млада, вдова лесопромышленника, проводила время то в
Вене, то в Брюнне, где у нее был лесоторговый склад, то в Праге, а то на
водах Карлсбада или Мариенбада. Иногда осенью она уезжала в Италию или во
Францию, а весной - в Испанию или Швейцарию. Венское общество, звездой
которого она была много лет, не подозревало, что ее частые путешествия
служат не только тому, чтобы развеивать сплин красавицы вдовы, а вызваны
главным образом потребностями целой разведывательной организации.
Полковник поднялся в свой номер, переоделся к обеду в элегантный
смокинг. Прежде чем выйти в коридор, он запер входную дверь и снова заглянул
в ванную: причесал свою светло-рыжую шевелюру, протер лицо лосьоном,
попрыскал на волосы духами и наконец бросил взгляд на плинтус. Возле его
значка появился маленький кружочек, перечеркнутый наискось.
Редль подошел к двери, негромко постучал. Дверь тут же распахнулась,
словно за ней уже стоял человек, и на пороге показался седовласый, полнеющий
Филимон.
- Добрый день! - произнес по-чешски Альфред и с радостной улыбкой
двинулся к Стечишину.
- Здравствуйте, здравствуйте, друг мой! - приветствовал его резидент. -
Я услышал, как кто-то вошел в ванную, и решил подсмотреть в щелочку, вы ли
это... До назначенного момента еще... - он вынул большие серебряные часы из
жилетного кармана, - час и три четверти.
- Да, я собрался идти обедать, - показал на смокинг Редль. - А может,
отобедаем вместе? Здесь меня опекает сам полицмейстер!
- Что вы! Наша трапеза может закончиться в тюрьме - ведь я на
нелегальном положении, - ответил Стечишин и укоризненно покачал головой. -
Не ожидал от вас такого легкомыслия. Давайте-ка обедать порознь, а потом
займемся делами - можно у меня в номере...
- Я уже осмотрел свою комнату и не обнаружил ничего подозрительного.
Учитывая, что меня здесь знают как разведчика, полиция не осмелится
подсунуть мне фонограф или стенографистку.
- Хорошо, полковник! После обеда я зайду к вам, - сказал Стечишин...
Белоснежная зала ресторана была заполнена менее чем наполовину.
Метрдотель проводил Редля к столику в укромном уголке. Ряд стройных
металлических колонн поддерживал хоры и полукружьем подходил к эстраде, в
глубине которой блестели серебром органные трубы. Оттуда оркестр венгерских
цыган пронизывал залу жгучими мелодиями и взглядами.
Подкручивая ус, он дождался карты блюд, выбрал самый простой обед,
спросил вина "Совиньон". Проворный официант принес бутылку и вручил ее
метрдотелю. Почтенный метр ловким движением вынул пробку, отлил немножко
себе в бокал и пригубил. Кивком головы он одобрил вино, и только тогда
официант понес его гостю.
Редль задумчиво потягивал прозрачное золотистое вино и размышлял. Какая
все-таки сила заставляет пожилого уже Стечишина выполнять столь сложные
функции резидента? Тем более после недавнего провала его ближайшего
помощника Владимира Вержбицкого - главного надзирателя пограничной стражи.
Суд над ним только недавно закончился - вся полиция и жандармерия рыскали
теперь в поисках Филимона. Полковник знал, что Стечишин, родившийся в
Галиции и достигший весьма высокого положения в австрийском почтовом
ведомстве, уже давно посвятил себя всецело идее освобождения западных славян
от немецкого господства и соединения их под покровительством России в мощное
и самостоятельное государство. Сам Редль был не чужд подобным идеям, но его
тягой к русской разведке двигало несколько иное чувство. Полковник ценил
комфорт, любил риск и азарт, ненавидел надутых, чопорных немчиков в
генеральских мундирах, хотя всячески подражал им своей выправкой и манерами.
Он был счастлив досаждать им и с удовольствием указывал русской разведке
самые уязвимые места австро-венгерских формирований, крепостей и планов. В
его положении добывать различные документы - приказы, чертежи укреплений и
военной техники, распоряжения императора и эрцгерцога - было довольно легко.
Помогало и то, что в свое время блестящая характеристика работы полковника в
Эвиденцбюро была доложена самому императору Францу-Иосифу. После этого Редля
стали регулярно приглашать в Шенбрунн на утренние доклады его величеству.
Правда, доклады эти начинались у "первого чиновника своего государства", как
любил себя называть восьмидесятилетний император, в 4 часа утра, что было
довольно тяжело после бурно проведенной ночи в ресторане или оперетте, но
зато авторитет Редля неизмеримо вырастал. Он уже давно слыл верной опорой
трона и крупнейшим специалистом в области негласной разведки. Именно эти два
качества и привели к тому, что Редля назначили начальником генштаба 8-го
корпуса. Генерал фон Гислинген, командир корпуса, был чрезвычайно рад
получить этакого замечательного офицера под свое командование, тем более что
в Праге становилось все более неспокойно, а Редль с его опытом организации
Эвиденцбюро мог бы сослужить полезную службу для разоблачения планов чешских
сепаратистов...
Он отказался, к полному огорчению официанта, от десерта, но тут же
вызвал его бурный восторг, когда заказал в номер фрукты, кофе, коньяк,
сигары. Расплатившись крупной купюрой, он не потребовал сдачи, словно был
сказочно богат.
"Наверное, это русский боярин", - подумал про себя официант и с
воодушевлением помчался исполнять заказ щедрого постояльца.


12. Карлсбад, октябрь 1912 года

Слегка отяжелев после обеда, Редль снова поднялся в номер. Несмотря на
теплый вечер, он закрыл окно и задернул его тяжелой портьерой. Официант
негромко постучал, вкатил тележку с десертом и предложил накрыть стол.
- Оставьте все, как есть... - бросил ему полковник, и вышколенный слуга
немедленно исчез. Редль неторопливо запер за ним дверь и зажег свет в
ванной, не входя в нее. Спустя несколько минут Стечишин без стука вошел в
его номер.
- Все в порядке? Наблюдения не обнаружили? - спросил Редль.
- Нет, слежки за мной не было. Меня здесь давно знают как
преуспевающего коммерсанта из Берлина, который регулярно лечит на водах свою
печень, - улыбнулся Стечишин. - А печень-то как раз в порядке... Просто вода
для печеночников - не такая противная...
Он был в отличном настроении, глаза лучились, на щеках играл здоровый
румянец, густая, несмотря на преклонный возраст, шевелюра серебристого тона
оттеняла загорелое лицо. Чтобы еще больше походить на немца, он подстриг
свои усы а-ля кайзер и впрямь стал смахивать на Вильгельма.
- Как ваши успехи, Альфред? - поинтересовался он, глубже располагаясь в
кресле.
Полковник зажег спиртовку под серебряным кофейником, наполнил
малюсенькие рюмки напитками, подал гостю, уселся в соседнее кресло и лишь
тогда заговорил:
- Я был третьего дня в Вене, у Урбанского. Судя по его реакции, коллеги
в Генеральном штабе строят только догадки, для чего в Черногории
мобилизованы две бригады и вся артиллерия. Шеф Эвиденцбюро ничего толком не
знает, а следовательно, и не может информировать Конрада фон Гетцендорфа.
Мои венские друзья из министерства иностранных дел, с которыми я встречался
вечером того же дня, убеждены, что войны против Австро-Венгрии пока не
будет, а активность славянских дипломатов на Балканах направлена на создание
только будущего союза, вероятно, против нашей монархии...
- Неужели они не способны предположить существование коалиции
балканских народов против Турции? - изумился Стечишин. - Ведь это
элементарно.
- Австро-Венгерский Генеральный штаб в полном неведении тех событий, о
которых информировали наши сотрудники из Болгарии и Сербии, - подтвердил
полковник. Он на минуту занялся сигарой, обрезая конец и раскуривая. Затем,
после обстоятельного доклада, Редль вынул спичечную коробку и протянул
резиденту. Стечишин, не раскрывая, переложил в свой жилетный карман и,
довольный, похлопал себя ладошкой по круглому животу так, что в коробке
задребезжали спички.
- Ваши успехи, Альфред! - Филимон поднял рюмку. - Вы один, наверное,
добываете столько информации, сколько ее получает все австрийское
Эвиденцбюро. Ваши успехи!
- Не очень-то вы жалуете Эвиденцбюро! - усмехнулся полковник. - Хотя я,
как бывший его начальник, и несколько уязвлен вашим мнением, не могу не
признать, что эффективность коллег без меня действительно стала невысока.
Правда, я не советую вам быть особенно беспечным - контрразведывательное
отделение в нем поставлено неплохо. Макс Ронге, начальник этого отделения,
сам по себе неплохая ищейка, к тому же он работает с немецкой педантичностью
и тесно сотрудничает с майором Николаи из германской разведки. Я вам уже
говорил и докладывал в Петербург, что эта милая парочка крепко обложила
русского военного агента в Вене, полковника Занкевича. Не удивлюсь, если он
скоро попадется. Как мне говорил в прошлый раз Урбанский, Занкевич весьма
активен и ищет связей с офицерами. Посоветуйте ему хотя бы условным письмом
быть поосторожнее...
- Я уже советовал, притом лично, - нахмурился Стечишин, - но после
этого никак не мог оторваться от слежки... Его действительно окружили целым
сонмом сыщиков. Куда бы он ни пошел, везде за ним следуют два-три филера, а
в отдалении, как я заметил, их страхуют на автомобиле еще двое... Кстати,
полковник, я рекомендовал бы и вам удвоить осторожность...
- Кто посмеет заподозрить меня, главного резидента Эвиденцбюро в Праге
и во всей Чехии, бывшего шефа разведывательного отделения Генерального
штаба, любимца императора и корпусного командира Гисля фон Гислингена? -
иронически улыбаясь, выпалил единым духом Редль. - Для этого надо совсем
сойти с ума! Ведь даже встречу с вами я могу представить как нелегальный
контакт со своим собственным агентом, что, кстати, и делаю, резервируя сразу
два номера. Не волнуйтесь, Филимон: чтобы поймать меня и доказать что-либо
криминальное - этим немчикам и австриякам надо совершить земное чудо!
- Тьфу, тьфу, не сглазить! - суеверно постучал Стечишин по столику. -
Не храбритесь, Альфред, не размагничивайтесь! Недолго и до греха! Немцы
совсем не так слабы в контрразведке, как вы полагаете. Сейчас, перед большой
европейской войной, которую готовят в Берлине, они решительно усилили свою