Джилл почувствовала себя до того скверно, что это, по-видимому, отразилось на ее лице, потому что Невин положил ей на плечо руку и сказал:
   – Теперь ты понимаешь, почему я скрыл от Огверна все самое худшее, разбавляя свою речь утешительными словами? Боже мой, дитя! Я всегда боялся, что ты столкнешься в своей жизни с такими зловещими вещами. Я пытался удалиться от тебя и не мешать тебе самой устраивать свою судьбу, но сейчас твоя судьба, похоже, привела тебя к очень странным вещам.
   – Действительно, похоже на то. Это и вправду была моя судьба оказаться здесь?
   – Скажем так. Ты совершенно случайно набрела на труп лошади в провинции Аудглин, но лишь благодаря судьбе ты нашла в траве тот драгоценный камень. Если бы дикий народец не доверял тебе, ты никогда бы его не увидела. Ладно, давай вернемся в крепость. Я больше не буду ничего говорить на людях.
   Около двух часов по полудню Родри наконец добрался до южных ворот Форта Хирэйф. Он спешился, взял под уздцы двух своих коней и пристроился в хвост небольшой толпе фермеров, которые несли на рынок продукты и птицу. В воротах, опираясь на стену, стояли два стражника. Проходя мимо, Родри заметил, как один из них что-то пробормотал другому; затем они выступили вперед и преградили ему дорогу. Из углубления в стене вышли еще двое; один выхватил из рук Родри поводья, а другой забрал у него меч.
   – Серебряный клинок, мы не ошиблись? Будь добр, парень, следуй за нами.
   – Черт возьми, что это значит?
   – Приказ его светлости, вот что это значит. Велено не пропускать серебряного клинка, который выглядит как уроженец Элдифа, а как появится, отвести его к гвербрету. Недавно у нас в городе было много хлопот с таким, как ты.
   – К тому же, она – девушка, – сказал другой стражник. – Так и хочется спросить: куда катится королевство?
   – Что же Джилл натворила?
   – Ого! Оказывается, ты знаешь ее, – удивился первый страж и неприятно ухмыльнулся. – Кажется, она была как-то связана с человеком, который отравил себя. Его светлость сейчас, должно быть, вершит суд. Мы отведем тебя прямо к нему.
   Родри был слишком обеспокоен и не стал выражать протест, когда стражники забирали у него оружие. Шагая в сопровождении людей гвербрета по улицам, он хранил суровое молчание. Всю дорогу Родри надеялся избежать встречи с Блейном, который (или так думал Родри) несомненно презирает его, как позорящего их клан изгнанника, а теперь ему предстояло увидеться с гвербретом хотя бы только для того, чтобы просить о помиловании Джилл. «И что она только натворила? – думал он. – Если мне удастся ее выручить, я с нее шкуру спущу!» Во дворе крепости стражники передали пажам его коней, а его самого повели внутрь брока. Родри не был в Форте Хирэйф с тех пор, как два года назад он приезжал сюда на свадьбу Блейна. Он окинул удивленным взглядом большой зал, где он некогда обедал, как почетный гость; затем стражники повели его по винтовой лестнице на второй этаж. Тяжелая дубовая дверь палаты правосудия была открыта, и он в сопровождении стражников вошел внутрь и стал ждать.
   У стены, под расположенными в ряд окнами, за столом сидел Блейн. По левую руку то него находился писарь, по правую – двое советников. Не видя присутствующих в палате жрецов, Родри мог сказать, что здесь проходит что-то вроде простого слушания, а не настоящий суд. Перед гвербретом на коленях стояли Джилл, двое молодых людей с не вызывающей доверия внешностью и еще один невероятно толстый мужчина. Их окружали стражники с дубинками в руках. В углу, где к круглой наружной стене подходила плетеная перегородка, на полукруглом стуле сидел Невин. Увидев его, Родри почувствовал огромное облегчение, потому как сознавал, что старик не допустит, чтобы кто-нибудь скверно обошелся с Джилл.
   – Хорошо, Огверн, – говорил Блейн. – Я допускаю, что угроза, исходившая от покойного, могла заставить тебя нанять телохранителя.
   – Это было ужасно, ваша светлость, – ответил толстяк. – А у бедного, но честного владельца гостиницы, такого как я, например, всегда не хватает времени самому упражняться с мечом.
   – Даже у откормленной на убой свиньи должны быть клыки.
   – У его светлости всегда найдется какая-нибудь колкость, но я предпочитаю покупать клыки, чем их растить. Серебряный клинок действительно был для меня большой находкой, ведь этот ужасный человек и в самом деле стал на меня бросаться.
   Блейн кивнул и посмотрел на Джилл.
   – Итак, серебряный клинок, я начинаю сознавать, что ты была вправе первой пустить ему кровь.
   – Благодарю вас, ваша светлость. Действительно, откуда я могла знать, что этот человек собирается проглотить отраву?
   При этих словах Родри забыл все на свете, и сорвался с места. С проклятиями стражники схватили его и потащили назад. Блейн услышал шум и повернулся в их сторону.
   – Ведите его сюда. Итак, вы поймали этого жалкого деревенщину с серебряным клинком на поясе?
   – Хотел войти южными воротами, ваша светлость. А наглости у него хоть отбавляй, – сказал стражник. – Он вел с собой «западного охотника», держу пари, краденого.
   – Не сомневаюсь. Он всегда проявлял слишком большой интерес к чужим лошадям.
   Хотя Блейн пытался скрыть улыбку, для Родри она не осталась незамеченной.
   – Блейн, ты просто ублюдок! – огрызнулся Родри. – И это одна из твоих проклятых колкостей.
   Услышав подобное оскорбление, все присутствующие затаили дыхание, но Блейн лишь рассмеялся, поднялся с места и подошел к своему двоюродному брату пожать руку.
   – Это просто шутка. Я хотел немного посмеяться, арестовав тебя, как серебряного клинка. Но, бог мой, как я рад тебя видеть!
   Пожимая Блейну руку, Родри чуть не заплакал.
   – Я тоже по тебе очень соскучился, – сказал он. – Но скажи, что здесь делает моя Джилл?
   – Ровным счетом ничего, уверяю тебя. Просто мне намного веселее в компании женщин, чем в кругу всяких там родственников.
   Родри улыбнулся и хлопнул его по плечу. Все присутствующие смотрели на них не отрывая глаз, и Блейн вдруг вспомнил, что он, как-никак, ведет судебный процесс.
   – Пойди и постой возле Невина. Мы сейчас уже закончим эту чертову процедуру.
   Когда Родри подошел к Невину, старик одарил его легкой, сухой улыбкой, но его глаза выражали глубокую озабоченность. И Родри понял почему, когда страж, призванный в свидетели, выступил вперед и стал давать показания о незнакомце, который, чтобы не попасть в руки гвербрета, предпочел принять яд, и который носил на шее что-то вроде колдовского талисмана. Блейн некоторое время обдумывал услышанное, затем объявил, что не видит чьей-либо вины в смерти незнакомца, и закрыл слушание.
   – Несомненно, в Форте Хирэйф без него будет спокойнее, – сказал он бодро. – И не о чем тут больше толковать.
   Огверн и его свидетели поднялись, поклонились гвербрету и, не мешкая, рванулись к двери. Тем временем как заинтригованные советники, окружив Блейна, стали засыпать его вопросами по поводу этого отравления, Родри подошел к Джилл и взял ее за плечи.
   – Ради всех богов, дорогая, что все это значит?
   – Я и сама ничего не могу понять. Родо, ты себе не представляешь, как я рада тебя видеть!
   Когда он обвил Джилл руками и прижал к себе, то почувствовал, что она вся дрожит от страха. Родри никогда прежде не видел, чтобы она чего-нибудь боялась, и поэтому почувствовал в груди холодный ком.
   – Послушай, моя любовь, – сказал он, – мы с тобой побеждали в самых жестоких сражениях. Победим и в этом.
   – Хорошо, если бы оно было так.
   Аластир спокойно сидел на земле, прислонившись спиной к стволу березы, и старался не впадать в отчаяние. Только что он пытался понаблюдать в магическом кристалле за Джилл, но не увидел ровным счетом ничего, как ни пытался напрячь свою волю. Этому было лишь одно объяснение: рядом с ней находился Невин, и он возвел вокруг нее защитный слой. Когда Аластир услышал приближающийся к нему стук копыт, он вскочил, думая, что это приехал по его душу Магистр Эйси. Но всадником оказался Саркин, который спешился на подходе к лагерю и сейчас пробирался между деревьями, держа под уздцы коня. Аластир приготовился к драматичной сцене, но его ученик, казалось, держал себя в руках.
   – Знаю, тебя терзает мысль о смерти Эви, – сказал Аластир, когда Саркин подошел к нему. – Я послал его туда, чтобы проверить его способности, и он не выдержал экзамен. Такова участь воина, дружище.
   – Я знаю, учитель, – вежливо ответил Саркин. – Так или иначе, моя забота о нем только мешала мне развивать мои способности. Вы были совершенно правы, когда предупреждали меня, что человек должен остаться один, если хочет обрести настоящую силу.
   Аластир почувствовал внезапное облегчение.
   – Прекрасно! Я рад, что ты, наконец, научился трезво смотреть на вещи. Скажи мне, твоя лошадь сильно устала? Если мы-таки хотим вытащить из огня этот каштан, нам нужно найти подходящее место и на некоторое время укрыться там. Нам нельзя больше стоять здесь лагерем, мы же не разбойники с большой дороги. Сегодня утром я выходил на уровне эфирика и внимательно осмотрел окрестности. И, как мне кажется, я нашел удобное место.
   – Хорошо. Я могу ехать на лошади Эви и вести мою под уздцы.
   – Тогда собирай вещи. Я сам оседлаю моего коня. Нам нужно спешить.
   Аластир поспешил к своей лошади, а Саркин еще некоторое время стоял и смотрел на широкую спину своего учителя. «Что ж, хорошо, – сказал он сам себе. – Этот старый дурак и вправду думает, что я его простил».
   Ни одного менестреля, ни одного гертфина не слушали так внимательно, как слушали в тот вечер Невина, и он успешно справлялся с ролью. Джилл, Родри и сам Блейн сидели в личных апартаментах гвербрета, представлявших собой маленькую комнату, в которой не было ничего, кроме очага, пяти стульев и щита Блейна, и смотрели на Невина, который стоял у очага, облокотившись на каминную доску. После того, как паж принес мед и тихо удалился, Блейн взял свой фужер и обратился к старику.
   – Послушай, добрый волшебник, ты собирался объяснить мне, что все это значит.
   – Я не забыл, ваша светлость. Вам нужно об этом знать. Джилл, дай мне ту драгоценную вещицу, что лежит у тебя в мешочке.
   Когда Джилл дала ему маленькое дешевое кольцо, старик положил его на ладонь и протянул, чтобы все на него посмотрели, затем мысленно дал краткие наставления духам, населявшим вещь.
   – Эта вещь, ваша светлость, называется Великим Камнем Запада.
   – Эта безобразная вещица? – удивился Блейн.
   И в тот самый момент Камень изменил форму, засверкал, задрожал, казалось, собираясь растаять. В руке Невина уже лежал огромный опал, размером с грецкий орех. Он был великолепно отполирован, его поверхность светилась, забирая идущий от окна свет и превращая его в своих глубоких прожилках в огонь. Над ним, переливаясь, играла радуга. Когда, увидев это превращение, присутствующие издали громкий возглас удивления, Невин почувствовал, до чего же самодовольными были населяющие Камень духи. Эти духи составляли более высокую иерархию, чем дикий народец, и обычно назывались духами планет, хотя были связаны не с самими планетами, а с силами, которые эти планеты олицетворяли.
   – О, боги! – воскликнула Джилл. – Неужели это и есть то, что я с собой носила?
   – Это его настоящая форма. Видите ли, есть духи, которые его охраняют. Они могут изменять его форму, когда видят в этом необходимость, а так же могут его перемещать, конечно не слишком далеко, но вполне достаточно, чтобы спрятать его в случае опасности. Наши заклятые враги не учли две эти вещи, и именно поэтому нам удалось нарушить их замыслы.
   Пока присутствующие переваривали услышанную информацию, Невин положил Камень в мешочек, который он носил на шее. Духи вздохнули с облегчением от того, что снова были рядом с Невином, и он в своем сознании мог слышать этот вздох. Несколько раз Блейн начинал что-то говорить, но тут же замолкал, обдумывая как лучше сказать. Наконец мастер Двуумера вежливо кивнул в его сторону, как бы разрешая гвербрету говорить в его собственной крепости.
   – И кто же эти враги, добрый волшебник?
   – Люди, которые занимаются черным Двуумером, конечно же. Заметьте, ваша светлость, что я говорю «наши» враги. Видите ли, этот драгоценный камень принадлежит самому королю, а силы черного Двуумера хотят навредить ему и всему королевству.
   Блейн и Родри сердито выругались вслух. Хотя один из них был знатным господином, а другой – опозоренным изгнанником, они оба присягнули на верность своему сеньору. Невину было очень приятно видеть, что они оставались верными своей клятве.
   – Король живет внутри самой лучшей крепости в Дэвери. Как можно было его обокрасть? – удивился Блейн.
   – Сделать это было очень трудно. Я полагаю, что им пришлось очень долго над этим потрудиться. Этот опал – один из самых великих на свете камней, что наделены Двуумером. Примерно сто лет тому назад некий человек, хорошо владеющий Двуумером, придал камню форму и попросил духов, чтобы те вселились в него, затем он передал эту драгоценность королевской династии.
   Невин чуть слышно вздохнул, вспоминая долгие часы, потраченные им на то, чтобы отполировать камень и придать ему форму правильной сферы.
   – Надеюсь, вы понимаете, что мне запрещено рассказывать вам обо всех качествах, которыми наделен Камень, – продолжал он. – Чтобы он всегда находился в безопасности, из среды владеющих Двуумером назначаются хранители. Когда один умирает, на его место приходит другой. Сейчас настал мой черед занимать этот пост.
   Он чуть не оговорился и не сказал «снова настал мой черед».
   – Тайна этого самоцвета переходит от короля к наследному принцу, таким образом, короли понимают лежащую на них ответственность и хорошо охраняют Камень. Он хранится в их апартаментах, а не в королевской сокровищнице. И, конечно же, никто не смог бы подкупить преданных людей, имеющих доступ в апартаменты короля. Но, кроме золота, существует много других способов повлиять на человеческое сознание. Я обращаюсь к его светлости, и к Родри тоже. Встречали вы когда-нибудь при дворе короля человека по имени Камдел?
   – Я знаю его, – ответил Блейн. – Ответственный за королевскую купальню, ты имеешь в виду его? Насколько я его помню – тощий молодой человек. Но к нему, кажется, проявляет благосклонность сама королева. Ей нравятся его изысканные манеры говорить.
   – Да он просто надменный ублюдок, – перебил его Родри. – Однажды я победил его на турнире, и он потом весь день на меня обижался.
   – Это он, – сказал Невин, – младший сын гвербрета Блейдбира. К сожалению, надменность – лишь один из многих его пороков. Но все же, я не думаю, что он заслужил такую участь, которая его постигла. Он попал в руки людей, владеющих черным Двуумером; они завладели его душой и сознанием и стали пользоваться им так, как фермер пользуется мотыгой, то есть чтобы добыть камень.
   – Что ты говоришь! – удивился Блейн. – Я просто представить себе не могу, чтобы Камдел ограбил своего сеньора!
   – Конечно, ваша светлость, он никогда не сделал бы этого по своей воле. Я до сих пор не могу понять, как этим злодеям удалось с ним связаться. В Форте Дэвери сейчас находится один из моих друзей, который пытается что-нибудь разузнать. Но коль они таки схватили Камдела, он сейчас абсолютно не контролирует свои действия. Держу пари, последние несколько месяцев он чувствовал себя словно во сне, длинном бессвязном сне наяву, который закончился кошмаром.
   – В таком случае, мой меч и мое войско в твоем распоряжении, добрый волшебник, – сказал Блейн суровым голосом. – Ты знаешь, где находятся эти люди?
   – В том-то и дело, что не знаю. Вы должны понять, что возможности Двуумера не безграничны. Я могу сделать так, чтобы эти злодеи не сумели увидеть меня в магическом кристалле, но, увы, они могут сделать то же самое по отношению ко мне.
   Слушая эти разговоры о магическом кристалле и Двуумере, Блейну стало как-то не по себе. Хотя Невину ужасно не хотелось раскрывать так много тайн, у него не оставалось иного выбора. Ему могла понадобиться военная помощь Блейна.
   – Сегодня утром, – продолжал Невин, – они находились не дальше, чем в дне езды на лошади от Форта Хирэйф. Но вполне вероятно, что сейчас они спасаются бегством. Если я их поймаю, от них мокрого места не останется.
   – Послушайте, – немного подумав сказал Блейн. – Если мы разобьем войско на отряды, то можем начать прочесывать окрестности. Наверняка фермер или кто-нибудь еще заметил бы, если бы по провинции скакали верхом странные незнакомцы.
   – Может быть так и придется сделать, ваша светлость, но я предпочел бы немного повременить. Из-за Камдела, конечно. Если этот черный мастер увидит в магическом кристалле, что к нему приближаются ваши воины – ведь последний дурак догадался бы принять такую меру предосторожности, – он просто-напросто перережет Камделу горло и понесется прочь во весь опор. Если было бы возможно, я хотел бы вытащить нашего молодого лорда из этой переделки живым. К тому же, в моем распоряжении есть еще несколько хитрых приемов.
   Блейн понимающе кивнул, принимая на веру услышанное. Сам Невин был серьезно обеспокоен, но не хотел подавать виду. Конечно, он мог бы обратиться за помощью к дикому народцу, чтобы те отыскали мастера черного Двуумера, но при этом они бы подвергли себя большой опасности. Кроме того, он мог бы выйти в эфирик в виде световой субстанции, но, делая это, он рисковал вступить в открытое сражение со своими врагами. Суммируя полученные от Джилл сведения, Невин мог догадаться, что рядом с этим черным мастером находятся ученики; только он не знал, сколько их всего. И если его убьют в битве на астральном уровне, то Джилл и Родри останутся беззащитными перед злодеями, и злодеи непременно отомстят им самым ужасным образом. Хотя Невин позвал на помощь других, владеющих Двуумером людей, даже те из них, что находились ближе всех, не могли прибыть на место раньше, чем через несколько дней. К этому времени Камдела могли попросту убить.
   – Ладно, – наконец произнес Невин. – Вся эта чертова кутерьма очень напоминает игру, ваша светлость. У них есть Камдел – игрушка для их короля, и, пока мы расставляем наших людей и пытаемся остановить негодяев, те пытаются переправить его за границу. К сожалению я не знаю, чей будет следующий ход, их или наш. Джилл, мне нужно потолковать с тобой с глазу на глаз. Я хочу узнать все подробности того, что с тобой происходило все эти дни, пока ты оставалась одна. Думаю, нет нужды надоедать этими разговорами его светлости и Родри.
   Джилл послушно поднялась и посмотрела на старика с отчаянной надеждой, что с ним она будет в безопасности. А он молился в глубине души, чтобы ее надежда оправдалась.
   Когда дверь палаты закрылась за Невином и Джилл, Блейн одним большим глотком осушил свой фужер, в котором еще оставался мед; Родри тоже сделал хороший глоток. Некоторое время они смотрели друг на друга, понимая один другого без слов. Родри прекрасно отдавал себе отчет в том, что они оба были напуганы. Наконец он услышал вздох Блейна.
   – Ты, наверное, хочешь помыться, серебряный клинок. Сейчас паж приготовит ванну. А я, пожалуй, выпил бы еще немного меда.
   – Ты уже выпил достаточно на сегодня.
   Блейн бросил на него свирепый взгляд, затем пожал плечами.
   – Ты прав. Идем, будешь принимать ванну.
   Пока Родри мылся в элегантной комнате, которую ему предстояло разделить с Джилл, Блейн, взобравшись на спинку кровати, подавал ему мыло, как паж. Плескаясь в деревянной бадье, Родри сожалел, что не может вымыть из головы мысли о Двуумере так же легко, как он смывает с тела дорожную грязь.
   – Наверное ты думаешь, что у меня ужасно странный вкус по поводу женщин? – наконец спросил Родри.
   – Ты всю жизнь был таким. Но, по правде говоря, Джилл хорошо тебе подходит, учитывая твой образ жизни. Клянусь преисподней, у меня сердце кровью обливается, когда я вижу на твоем поясе этот серебряный клинок.
   – Это лучше, чем голодать где-то на дороге. Что мне по-твоему оставалось делать?
   – Понимаю. Я разговаривал с твоей почтенной матушкой, когда в последний раз видел ее при дворе. Она просила меня, чтобы я убедил Рииса призвать тебя обратно. Но и так понятно, что он и слушать бы меня не стал.
   – Да что там говорить. Он всегда мечтал отделаться от меня, а я, как последний болван, сам предоставил ему такую возможность.
   Родри вылез из бадьи и взял полотенце, которое держал для него Блейн.
   – У меня нет официального союза с Абервином, – сказал Блейн. – Я могу предложить тебе место здесь, у меня. Ты бы женился на Джилл и был бы моим конюшим или кем-нибудь еще. Даже если Риису это пришлось бы не по душе, что он мог бы поделать? Слишком далеко он находится, чтобы начать против меня войну.
   – Благодарю тебя, но, когда я взял в руки этот кинжал, то поклялся, что буду с честью носить его. Я могу быть изгнанником, но будь я проклят, если стану клятвопреступником.
   Блейн с лукавым видом поднял одну бровь.
   – Видишь, ли, – вздохнул Родри, – по правде говоря, я просто не хочу сидеть у тебя на шее и смотреть, как твои титулованные гости будут высмеивать покрытого позором брата абервинского гвербрета. Уж лучше я буду пылить по большой дороге.
   Блейн подал ему бриджи.
   – Я тебя понимаю, – сказал он. – Но, клянусь черным волосатым ослом владыки преисподней, здесь ты всегда будешь желанным гостем.
   Родри ничего не ответил, он боялся разрыдаться и таким образом подмочить свою репутацию. Пока он одевался, Блейн вытащил из ножен и начал вертеть в руках кинжал Родри, прикидывая его вес, водя большим пальцем по острому лезвию.
   – Черт возьми, острая штука, – заметил он.
   – Позорит он меня или нет, но это лучший кинжал из тех, которые у меня были. Будь я проклят, если знаю, как кузнецы готовят такой металл; он никогда не тускнеет.
   Блейн метнул кинжал в поленницу дров, сложенных у очага; лезвие со свистом попало прямо в цель и глубоко вошло в дерево.
   – Действительно, прекрасный клинок. Всем известно, что серебряный кинжал несет своему хозяину позор, но никогда я не думал, что он несет с собой и Двуумер.
   Хотя Родри знал, что Блейн лишь шутит, эта мысль запала ему в сознание. Теперь он начинал понимать, как странно складывались события. Сперва, благодаря Двуумеру, он получил серебряный кинжал, затем, первое же лето, проведенное на большой дороге, поставило его лицом к лицу с Двуумером.
   – Что случилось? – спросил Блейн.
   – Да вроде ничего.
   Все же он чувствовал, как из проносящегося со свистом ветра к нему взывает его судьба.
   Хотя Саламандер уже несколько раз бывал в Форте Дэвери, он редко задерживался здесь надолго, потому что у любого гертфина на людных улицах столицы всегда находилось множество конкурентов. В те времена Форт Дэвери представлял собой лабиринт извивающихся улиц, наполовину окружающий озеро Гверконед, и был самым большим городом королевства с населением около трех тысяч человек. Чтобы усладить их изысканный вкус, требовались более мудреные развлечения, чем фокусы с шарфами. В многочисленных скверах и на рыночных площадях, разбросанных по всему городу, можно было увидеть гертфинов и акробатов, менестрелей из Бардека, людей с дрессированными медведями и учеными свиньями, жонглеров и бродячих бардов, всерьез надеющихся, что прохожие поделятся с ними содержимым своих карманов. В такой толпе никто не обратил бы внимания на еще одного гертфина, даже на такого, который время от времени задает вопросы о торговле опиумом.
   Стараясь не привлекать к себе излишнее внимание, Саламандер поступился своими принципами и остановился в гостинице среднего класса, расположенной в старой части города, что растянулась вдоль реки Лаф, в районе, где проживали мелкие ремесленники и преуспевающие торговцы. «Сноп пшеницы», так называлась гостиница, имел еще одно преимущество: здесь обычно останавливались странствующие мастера развлечений, и от них он мог узнать все последние новости. Услышать рассказ о преступлении лорда Камдела было совсем не трудно; хотя со времени кражи уже прошло несколько недель, в городе эта новость была еще у всех на устах.
   – Говорят, что король разослал курьеров к каждому гвербрету королевства, – говорил вечером Элик, хозяин гостиницы. – Хотел бы я знать, как одному человеку удалось ускользнуть от всей стражи и от войска?
   – Должно быть, его уже нет в живых, – заметил Саламандер. – Так как эта весть разлетелась повсюду, все воры королевства наверняка не спускали с него глаз.
   – Это ты правильно сказал.
   Элик немного подумал, покусывая кончики своих длинных усов, и добавил:
   – Быть может, его убили.
   В «Снопе пшеницы» жил один постоялец и держался довольно обособленно по одной простой причине: будучи уроженцем Бардека, он плохо говорил по-деверийски. Энопо был чернокожим молодым человеком около двадцати пяти лет и не красил свое лицо, а это означало, что по какой-то причине семья и весь клан выставили его за порог. Он путешествовал по дорогам Дэвери с вела-вела – бардекским музыкальным инструментом, имеющим около тридцати струн, на котором исполнитель играл, положив его на колени и защипывая струны тонким перышком, служившим медиатором. Саламандер неплохо знал бардекский язык и поэтому старался поддерживать знакомство с менестрелем, который был очень растроган, встретив человека, говорящего на его родном языке. Днем каждый из них давал представления, а вечером они встречались в общем зале гостиницы, чтобы сравнить дневную выручку и пожаловаться на скупость народа, населяющего самый богатый город королевства.