Керр Катарина. Заклятье тьмы

   В тот день Саламандер неплохо заработал и по такому случаю поставил им бутыль хорошего бардекского вина. Удобно устроившись за столом у стены, Энопо смаковал каждый глоток.
   – Хорошее вино, – сказал он, – но оно переполняет меня горькими воспоминаниями о доме.
   – Понимаю. Конечно, ты можешь не отвечать, если не хочешь, но…
   – Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – он ухмыльнулся Саламандеру. – Твое беспокойное сердце сгорает от любопытства по поводу моего изгнания. Хорошо, я не хочу вдаваться в подробности, а скажу лишь, что причиной была одна замужняя женщина благороднейшего происхождения, слишком прекрасная для того уродливого старого богача, который взял ее в жены.
   – Ах! Обычная история.
   – О, нет. Совсем не так, – он глубоко вздохнул. – Каким бы уродливым он ни был, он имел большое влияние в муниципалитете нашего полиса.
   Некоторое время они продолжали пить молча, Энопо смотрел в никуда, словно вспоминая прелесть своей запретной любви. Саламандер решил, что, раз Энопо поведал ему о причине своего изгнания, значит он доверяет ему; поэтому можно было делать следующий шаг.
   – Знаешь, вино – не единственная хорошая вещь из тех, что делают в Бардеке, – как бы между прочим заметил гертфин. – Посещая твою прекрасную, сказочную страну, я имел удовольствие выкурить пару трубок опиума.
   – Смотри, – менестрель с серьезным видом наклонился к нему, – ты должен быть очень осторожным с этим белым дымом. Я видел людей, которые опустились до такой степени, что продали себя в рабство, чтобы обеспечить себе регулярную дозу.
   – Правда? О, боги, я этого не знал! Неужели, время от времени выкуривая трубку, человек может дойти до такого состояния?
   – О, нет. Но я говорю, что нужно быть предельно осторожным. Это как алкоголь. Одни могут пить, могут и воздержаться. Другие превращаются в пьяниц. Но белый дым действует сильнее, чем все известные мне крепкие напитки.
   Саламандер прикинулся ужасно озабоченным, а Энопо тем временем смотрел на него с легкой улыбкой.
   – Я знаю, гертфин, о чем ты думал, спрашивая меня об этом, – сказал он. – Но я не знаю никого, кто продавал бы опиум.
   – Хорошо, раз ты говоришь, что он так опасен, это к лучшему. Но я просто интересовался.
   – Насколько я понимаю, в этом городе только знатные особы курят опиум.
   – В самом деле? – воскликнул Саламандер и неожиданно выпрямился. – Откуда тебе это известно?
   – От одного человека из моей родни, купца. Он был здесь проездом… ах да, кажется это было месяц тому назад, и заходил навестить меня по просьбе моего отца. Он поинтересовался, как я живу, и привез мне немного денег, которые передали мои братья. Мы прекрасно пообедали и выпили много вина.
   Похоже, ему было грустно вспоминать.
   – Сидели мы со стариком Лалано и разговаривали, и тут он упомянул белый дым. Он сказал, что там у нас некоторые купцы стали время от времени продавать его в Дэвери здешним людям. Он был очень обеспокоен, потому что у нас на родине эта торговля считается недостойным делом, к тому же, он знал, что это противоречит вашим законам. И по ходу разговора у нас возник вопрос: у кого найдется столько денег, чтобы купить контрабандный товар?
   – И в самом деле, у кого же, как ни у знатных особ.
   – Или у случайно разбогатевшего купца. Но эти ваши так называемые лорды наловчились не давать купцам особенно разбогатеть.
   «Это интересно, – подумал Саламандер. – Если Камдел курил опиум, тогда понятно, как мастерам черного Двуумера удалось вонзить в него когти». Он решил в ближайшие несколько дней походить по городу и осторожно поспрашивать людей, как будто он сам хочет купить эту дрянь. В это время он почувствовал в сознании легкое тянущее усилие, которое означало, что с ним хочет связаться некто, владеющий Двуумером. Он поднялся не подавая вида.
   – Извини, я сейчас приду. Мне нужно выйти по личной надобности.
   Менестрель лишь махнул рукой ему в ответ. Саламандер быстро вышел на улицу, обогнул угол и оказался у конюшен. Здесь он нашел наполненное водой корыто, в котором отражалось послеполуденное солнце. Он стал вглядываться в покрытую пятнами поверхность воды, и открыл свое сознание, ожидая увидеть Невина. Но вместо этого на него смотрело красивое, но строгое лицо Валандарио. Он был слишком напуган, и не мог первым передать ей мысль.
   – Наконец-то ты здесь, – сказала она. – Меня попросил связаться с тобой твой отец. Он хочет, чтобы ты немедленно ехал домой.
   – Но я не могу. Я выполняю поручение Магистра Эйси.
   Она посмотрела на него серыми широко открытыми глазами.
   – Я не могу точно сказать, с чем это связано, – продолжал он, – но здесь происходят темные и очень опасные вещи, и дела…
   – Меньше болтай, сорока-стрекотунья! Я скажу твоему отцу, что ты задерживаешься, но, как освободишься, сразу отправляйся домой. Он будет ждать тебя у границы Элдифа, возле Канобэйна. Но пожалуйста, послушайся его хоть в этот раз.
   Ее лицо исчезло. Как всегда после общения со своей старой наставницей, он чувствовал себя виноватым, хотя на этот раз он не сделал ничего плохого.
   Вечером за ужином по настоянию Блейна его двоюродный брат сидел за столом, как почетный гость. Всякий раз, когда паж обращался к нему «мой господин», Родри вздрагивал, а слыша, как какой-нибудь слуга называет его старым титулом «господин Канобэйна», на глазах Родри выступали слезы. Но эта, вызванная благими намерениями обходительность, лишь заставила его вспомнить дорогой сердцу Элдиф, его дикие морские побережья, его огромные дубовые леса, где с незапамятных времен не ступала нога человека. Поэтому Родри очень обрадовался, когда он и Джилл смогли наконец выйти из-за стола гвербрета и направились в отведенную им комнату.
   Было уже довольно поздно, да и Родри был более, чем навеселе, к тому же он устал намного сильнее, чем хотел показать. Тем временем, как он пытался снять с себя ботинки, Джилл открыла ставни и высунулась в окно посмотреть на звезды. Пляшущий свет свечей отбрасывал вокруг нее тени и расцвечивал ее волосы, как тонкое золотое плетение.
   – Клянусь всеми богами и богинями, – сказал он, – как жаль, что ты не оставила эту проклятую драгоценность лежать в траве сразу же, как только ее увидела.
   – Как бы это выглядело с моей стороны? Чего доброго, ее нашел бы тот мастер черного Двуумера.
   – Сознаюсь, что ты права.
   – Знаешь, любимый, – сказала Джилл и отошла от окна, – мне тоже не по душе все эти разговоры о черном Двуумере.
   – В самом деле?
   – Конечно. Но что мне делать, как ты думаешь? Оставить тебя одного брести путями Двуумера?
   – Ну знаешь…
   Внезапно Родри осознал, что именно этого он и боялся.
   – Проклятье, как глупо слышать это от тебя.
   Она посмотрела на него с открытым ртом, будто обдумывала, что же ему ответить, но тут внезапно улыбнулась. Она наклонилась и куда-то протянула руки, затем взяла на руки то, что по предположению Родри могло быть ее серым гномом, и покачала его, как младенца.
   – Что-нибудь случилось? – спросила она. – Нет? Хорошо. Значит ты пришел просто проведать нас? Очень приятно, мое маленькое создание.
   Было немного жутковато видеть, как она разговаривает с тем, кого он, Родри, не видит, хотя знает, что он-таки существует. Родри стало как-то не по себе. Продолжая смотреть на нее в свете свечей, Родри вспомнил время, когда он был совсем еще ребенком, и думал, что, может быть, дикий народец и в самом деле существует, и он может их увидеть. Иногда, когда маленький Родри бродил по охотничьим угодьям отца, ему казалось, что где-то рядом находились странные существа, которые глядели на него из-под куста или с высокого дерева. Все же, даже будучи маленьким ребенком, Родри не верил в дикий народец и думал, что няня рассказывает о сказочных созданиях, чтобы только доставить ему удовольствие. Его простодушный отец постарался, чтобы его сын не имел никаких странностей.
   Но теперь он не сомневался в их существовании, и улыбнулся, представляя себе, как у Тингира Мэйлвейда от удивления отвисла бы его квадратная челюсть, узнай он правду. Джилл поставила гнома на кровать и села рядом сама.
   – Послушай, Родо, скажи ему «добрый вечер», – попросила она.
   – Добрый вечер, – произнес он, улыбаясь. – Как у нашего гнома идут дела?
   И в этот момент Родри стал видеть его, серого, как пыль, с длинными руками и ногами и бородавкой на носу. Он ухмылялся Родри, показывая ему свой тонкий острый пальчик. Родри от волнения затаил дыхание.
   – Ты его видишь? – прошептала Джилл.
   – Вижу. О, боги!
   Джилл и гном обменялись торжествующими улыбками; затем существо исчезло. Родри смотрел на нее, открыв рот.
   – Сегодня вечером я поинтересовалась у Невина, почему ты не видишь дикий народец, – говорила Джилл таким спокойным тоном, будто спрашивала у мужа, что приготовить на обед. – И он мне ответил, что ты скорее всего мог бы их видеть, ведь в твоих венах течет эльфийская кровь. Но раз ты не веришь, что можешь их видеть, ты их и не видишь. Вот я и подумала, если мне удастся доказать тебе, что они есть на самом деле, ты обретешь эту способность.
   – Ты была права. Но, дорогая, клянусь преисподней, я даже не знаю, что сказать.
   – Ого! Было бы и в самом деле очень странно, если бы ты онемел!
   – Прикуси свой язык! Скажи, почему для тебя так важно, чтобы я мог их видеть?
   – О, это может очень пригодиться, – она тревожно посмотрела вокруг. – Если нам снова придется расстаться, они будут передавать весточки или что-нибудь еще.
   И снова черный Двуумер подкрадывался к ним, хотя он никак не хотел смотреть правде в глаза. Родри заключил Джилл в крепкие объятия и страстно поцеловал, чтобы отогнать от нее страх.
   После любовных игр с Джилл, большую часть ночи Родри проспал крепким сном, но ближе к рассвету ему приснился такой зловещий сон, что, внезапно проснувшись, он обнаружил, что сидит на кровати. Серый свет зари начал прорезать мрак комнаты, рядом безмятежным сном спала Джилл. Он встал, надел бриджи и подошел к окну посмотреть на улицу, чтобы прогнать воспоминания о кошмаре. В дверь постучали, и Родри вскрикнул от испуга, но это был Невин. Он тихо вошел в комнату.
   – Скажи мне, дружище, не видел ли ты этой ночью каких-нибудь странных снов?
   – Клянусь самим великим богом Таном, видел!
   Сонно зевая, Джилл села на кровати и посмотрела на них мутным взглядом.
   – Расскажи мне свой сон, – попросил Невин.
   – Хорошо. Была ночь, я стоял на посту, у ворот какой-то маленькой крепости. Внутри находилась Джилл, и мне нужно было ее охранять. Затем к воротам подошел человек с мечом, и, когда я спросил у него пароль, он не ответил мне. Он насмехался надо мной, называя самыми скверными на свете словами, и говорил мне в лицо о моем изгнании. Никогда в жизни я не был так разъярен. Тогда я выступил вперед и собрался сделать вызов этому ублюдку, но вдруг я вспомнил, что нахожусь на посту, и остался на своем месте у ворот. Наконец я решил позвать капитана. Но вот что самое странное. Когда прибежал капитан, я увидел, что это были вы с мечом в руке.
   – Да, это был я.
   – Но послушайте! – зазвучал голос Джилл. – Неужели Родри видел вещий сон?
   – В высшей степени вещий, – ответил Невин. – Знаешь, Родри, твое сердце преисполнено чести, раз ты не можешь ей поступиться даже во сне. Сон показал тебе реальные события, используя вымышленные образы, какие бывают в песнях менестреля. Крепостью было твое тело, твоя плоть, а стражник, которого ты представлял самим собой, был твоей душой. Человек с мечом – это один из наших врагов. Он пытался выманить твою душу из тела, потому что, когда человек спит, его душа может легко перейти во Внутренний Мир. Но если бы ты последовал за ним, тебе пришлось бы сражаться с ним на его территории, а это очень странное, загадочное место. Он непременно бы одержал победу.
   – И что тогда? Я бы умер?
   – Сомневаюсь, – ответил Невин и, немного подумав, продолжил. – Скорее всего, он заманил бы твою душу в ловушку, а сам воспользовался бы твоим телом. Видишь ли, находясь в его власти, ты чувствовал бы, будто ты спишь. Гм, интересно, кого он хотел убить, меня или Джилл? Возможно, нас обоих. В любом случае, рано или поздно ты бы проснулся с окровавленным мечом в руках и увидел бы у своих ног мертвое тело одного из нас.
   Родри почувствовал тошноту, будто он наелся тухлого мяса.
   – К счастью я подоспел вовремя, – продолжал волшебник. – Но с этого момента, если во время сна или даже дневной дремоты вас будет что-нибудь беспокоить, сразу же говорите об этом мне. И никогда не стесняйтесь.
   – Так и сделаем.
   – Хорошо, – сказал старик и начал мерить шагами комнату. – Я узнал сейчас нечто важное. Наши враги не думают отступать. Родри, этим сном они бросили вызов. Они собираются сразиться со мной.
   После не удавшейся попытки овладеть телом Родри, Аластир сильно устал и, кроме того, был весьма озадачен. Никогда он не предполагал, что у этого серебряного клинка такая могучая сила воли, хотя, как он думал, опытному воину необходимо развивать в себе определенное умение сосредоточиться, чтобы выходить живым из сражения. Однако самым непонятным было чувство порядочности в душе Родри и то, как он выглядел на астральном уровне во время сна. Какой бы нетренированной ни была его сила духа, его проекция во сне была, должно быть, очень крепкой, но она постоянно колыхалась, и иногда больше походила на пламя, напоминающее по форме человека, чем на тленное тело. Где-то в багаже знаний Аластира хранился ответ на этот вопрос. Он сидел молча, позволив душе бродить по темным закоулкам сознания, переходя по тончайшим соединениям от одной мысли к другой.
   – Клянусь темными силами! – внезапно воскликнул он.
   Испугавшись, Саркин повернулся и посмотрел на него.
   – Только что я понял одну вещь, – продолжал Аластир. – Готов биться о заклад, что Тингир Мэйлвейд – такой же отец Родри, как и я. Клянусь, что этот парень наполовину Элкион Лакар.
   – Правда? Тогда вовсе не удивительно, что предсказания Старика и вся его астрология оказались неверными.
   – Вот именно. Ему наверняка было бы интересно об этом узнать.
   – Если мы не погибнем раньше, чем сможем рассказать ему об этом.
   Аластир начал что-то отвечать, но потом только пожал плечами. И снова у него появилась мысль убить Камдела и бежать, спасая жизнь. Но как быть с Камнем? Если бы только Великий Камень Запада оказался у него, он мог бы подчинить себе духов и получить неограниченную власть, которую он использовал бы в своих целях, а также для осуществления дальнейших замыслов темных сил. За годы ученья он узнал, что Великий Камень связан непосредственно с сознанием короля, и эту связь можно было бы использовать для того, чтобы постепенно сделать его величество безумным и ввергнуть королевство в пучину хаоса. И тогда мастера черного Двуумера смогут творить в Дэвери все, что им заблагорассудится. Саркин смотрел на него темными глазами, в которых нельзя было ничего прочитать.
   – Не думаешь ли ты случайно драпануть от меня, дружище? – проворчал Аластир. – Если ты попытаешься, я тебя потом из-под земли достану.
   – И в мыслях нет ничего подобного, учитель.
   Двуумер давал Аластиру понять, что ученик говорит правду, но все же в его подсознании возникала какая-то другая мысль. Он решил, что пришло время немного припугнуть ученика.
   – Присмотри за лошадьми и за своим любимцем, – сказал он, – а мне нужно немного поработать одному.
   Саркин вышел в конюшню, расположенную во дворе уединенной фермы, которую они захватили, попросту убив фермера, владевшего хозяйством. В пустом стойле, зарывшись в солому, затаился батрак, которого они оставили в живых, потому что он показался им весьма полезным. Крепкий мужчина лет сорока, он был так старательно заколдован, что послушно вскакивал на ноги, стоило Саркину лишь щелкнуть пальцами.
   – Накорми и напои лошадей, – приказал ему Саркин, – затем приходи на кухню, там получишь следующее задание.
   Тот кивнул, шатаясь, как пьяный.
   Кухня представляла собой большую комнату, занимавшую четверть дома и отделенную от остальных помещений плетеной перегородкой. Это был дом старой постройки, с единственным очагом посередине под дымовым отверстием в крытой соломой крыше. Камдел лежал на соломе, свернувшись калачиком, как дитя. Рыща по ферме, Саркин нашел железную цепь с замком, которую раньше по видимому использовали для стреноживания быков. Теперь ею были привязаны ноги Камдела к металлическому кольцу над очагом, на которое подвешивался котелок. Когда Саркин открыл замок, Камдел застонал и сел.
   – Хочешь позавтракать, малыш? Есть неплохая ячменная каша.
   Небритый и грязный лорд кивнул. Саркин решил, что позже он даст своему любимчику возможность принять ванну. Одной рукой он взъерошил Камделу волосы и улыбнулся.
   – Самое худшее позади, – сказал он с показным оптимизмом, которого сам не разделял. – Когда прибудем в Бардек, будем жить в прекрасном месте и оденем тебя поприличнее.
   Камдел заставил себя улыбнуться дрожащей улыбкой. «Странно, – думал Саркин, – какие все-таки разные бывают люди. Одни сопротивляются до последней минуты; другие находят определенный вкус в незнакомых прежде сексуальных наслаждениях, в мир которых он их вводит. К превеликому удовольствию, Камдел принадлежал к числу последних». Наблюдая, как лорд уплетает свой завтрак, Саркин понял, что ему пришлись по душе наклонности Камдела. Саркина терзало и снедало странное чувство, такое неведомое, что ему понадобилось достаточно много времени, прежде чем он выяснил: это чувство вины. Ему сразу вспомнилось, как, будучи маленьким мальчиком, он рыдал от того, что его изнасиловал Аластир. «Но мои страдания оправдались, – говорил он сам себе, – потому что Аластир сделал из меня воина». Но это оправдание звучало фальшиво даже для него.
   – Скажи мне, – заговорил Камдел, – ты скорбишь о своем брате?
   – Ты слышал, как я изливал Аластиру свои чувства?
   – Слышал, но все же, ты скорбишь?
   Саркин резко отвернулся.
   – Скорбишь, ведь правда? – продолжал Камдел. – Я так и думал.
   Саркин ударил его по лицу, затем встал и направился к двери. К нему подошел батрак и, шатаясь, упал перед ним на колени. Саркин послал ему нить света и опутал ею его ауру, затем заставил ее вращаться.
   – Ты привезешь нам что-нибудь поесть. Ты никому ничего не будешь говорить, кроме того, что мы тебе рассказали. Смотри на меня.
   Батрак поднял взгляд и посмотрел ему в глаза.
   – Я поеду и привезу кроликов, – прошептал он, – я не скажу ничего, кроме того, что вы мне говорили.
   – Хорошо. В таком случае, отправляйся в путь.
   Батрак встал и, шаркая ногами, поплелся в конюшню. Когда Саркин вернулся в дом, Камдел ел свою кашу. Не обращая на него внимание, Саркин прошел через маленькие комнатки, расположенные веером вокруг очага, и направился в кладовую. Тут он замер на месте и что-то промычал от неожиданности. У окна стоял Аластир, а рядом с ним тоже стоял труп фермера; бледно-серый, обескровленный, он тем не менее двигался, неуклюже шатаясь на ногах. Аластир посмотрел на ученика и одарил его сердитой, но торжествующей улыбкой.
   – Я заключил в него дикий народец. Благодаря им, некоторое время он будет жить и выполнять наши приказания. Скажи мне, жалкий пес, можешь ли ты со мной в этом посостязаться?
   – Не могу, учитель.
   – Тогда, прежде чем сказать мне что-нибудь, хорошенько подумай, не то в один прекрасный день с тобой будет то же самое.
   Саркину вдруг захотелось повернуться и выбежать из комнаты, но он заставил себя спокойно смотреть на это исчадие ада, в то время как Аластир буквально пожирал свое детище глазами. У него промелькнула мысль взять Камдела и попытаться бежать, но он сознавал, что погряз во всем этом дерьме так глубоко, что теперь уже не выбраться.
   Невин настоял на том, чтобы Джилл и Родри завтракали с ним в его комнате, поэтому, когда пришел паж и сказал, что гвербрет хочет видеть своего двоюродного брата рядом с собой за столом, Невин передал ответ, что серебряного клинка уже пригласили. Хотя он сомневался, что Аластир может сформировать нить связи с каким-нибудь всадником из войска Блейна или с кем-то еще в крепости, ситуация была достаточно опасной и не стоило лишний раз рисковать. Единственным человеком на сознание которого мог воздействовать Аластир, была одна сумасшедшая кухарка с большим ножом мясника в руках и необыкновенной восприимчивостью к гипнозу, и тогда для всех планов Невина наступал неожиданный конец. Думая об этом, он находил странным то, что черному мастеру удалось добраться до сознания спящего Родри. У Невина возникла мысль, что враг, с которым он сейчас столкнулся, был тем самым человеком, с чьей легкой руки прошлым летом в Элдифе разгорелась война, и кто уже однажды видел Родри и имел возможность его изучить.
   Немногим позже, в тот же день, Невин получил еще одно свидетельство, которое укрепило его подозрения. Взобравшись на подоконник, он наблюдал за тем, как Джилл и Родри играли в кости на кучу медяков. Когда один из них побеждал, они делили кучу монет пополам и снова начинали игру. Чтобы немного развлечься, Невин, используя свою способность ясновидения, стал определять, кто победит в следующей игре. В тот момент, когда он подумал, что сейчас Родри улыбнется удача, в комнату вошел сам Блейн.
   – Только что с перевала Дальняя Долина вернулся Комин, – объявил он. – Они наголову разбили разбойников и привезли с собой пленного. Может быть, он знает что-нибудь интересное.
   – Быть может, – ответил Невин. – Думаю, было бы рискованным оставлять вас здесь одних, чтобы самому присутствовать при допросе. Идемте со мной, серебряные клинки. Я хочу, чтобы вы были постоянно у меня на виду.
   Во дворе, возле караульного помещения находилась маленькая, приземистая башня, служившая тюрьмой для местных преступников, которые содержались там в ожидании суда или наказания. Войдя в небольшую комнатку, в которую сквозь крохотное оконце едва просачивался свет, они увидели, что все стражи были заняты делом. К каменному столбу был привязан раздетый по пояс мужчина. Возле него на столе были разложены всевозможные клещи, щипцы, железные прутья. Палач, полный мужчина с мускулистыми как у кузнеца руками, подкладывал в жаровню и раздувал уголья.
   – Сейчас, ваша светлость, как следует нагреется, – сказал он.
   – Отлично. Значит он и есть та самая крыса, которую притащили мои боевые псы? Родри, ты его когда-нибудь видел?
   – Видел. Он был одним из тех, которые на нас напали.
   Разбойник прислонился головой к столбу и с таким отчаянием посмотрел в потолок, что Невин мог угадать его мысли: он очень сожалел, что не погиб с остальными из своей банды. Хотя Невин принципиально осуждал пытки, он знал, что ни за что не сможет уговорить гвербрета отказаться от них. Блейн подошел к разбойнику и ударил его по лицу.
   – Смотри на меня, свинья! У тебя есть выбор. Ты можешь умереть легко и быстро, а можешь долго подыхать в тяжких муках.
   Разбойник крепко сжал губы. Когда палач положил в жаровню тонкий железный прут, чтобы он раскалился, уголья зашипели, и по комнате распространился запах горелого мяса. Разбойник стал выть и корчиться, пока Блейн не успокоил его ударами.
   – Нам известно, что вас кто-то нанял, чтобы вы атаковали караван. Кто он?
   Палач взял прут и плюнул на него. Слюна зашипела.
   – Мне известно совсем немного, – заикаясь сказал разбойник. – Я расскажу вам все, что знаю.
   – Хорошо, – сказал Блейн и мягко улыбнулся. – Будь любезен, продолжай.
   – Наш главарь по имени Волк был в Макмуре, он ездил туда узнать что-нибудь насчет караванов. И вот он возвращается и говорит, что нашел для нас дело. Один купец хочет, чтобы мы схватили девушку, которая следует с караваном. Дело пустяковое, говорит Волк, а за это старый хрыч хорошо нам заплатит. У него был план. Мы атакуем караван, а Волк и еще несколько удальцов хватают девушку, затем мы уходим, пока не потеряли много бойцов. Но мы не знали, что она сражается, как сам владыка преисподней. А он еще говорит: «Не раньте ее». Дерьмо! Как будто кто-то из нас мог бы с ней справиться.
   Он сделал паузу и посмотрел на Джилл ядовитым взглядом.
   – А еще нужно было, чтобы и серебряный клинок не пострадал, как будто мы были в состоянии с ним вообще что-нибудь сделать, – он посмотрел на Родри. – Ему было известно твое имя. Не трогайте Родри, говорит он, разве что, если вам придется спасать свою жизнь. Для нас он не так важен, как девушка, но я не хотел бы видеть его убитым. А после того, как вы, ублюдки, убили Волка, мы совсем забыли, что говорил нам старый купец.
   Родри лишь улыбнулся. «Ого, в самом деле! – подумал Невин. – В таком случае, должно быть, это тот самый черный мастер! Но зачем ему понадобилось оставлять Родри в живых? Скорее всего, ему была нужна Джилл, чтобы потом выторговать у Невина возможность безнаказанно уйти. Но причем тут Родри?»
   – Так или иначе, ваша светлость, – продолжал разбойник, – нам не удалось схватить ее. Тогда мы выбрали нового атамана и вернулись к тому старику. Мы хотели его растерзать, понимаете, в качестве мести, но он отвалил нам такую кучу денег, что мы оставили его в покое.