Страница:
Из сияющего голубого света Невин мысленно смоделировал копье и изо всех сил метнул его в пронизанную черными прожилками ауру бегущего. Когда оно достигло цели, человек выронил сумки и громко вскрикнул. Хотя его физическое тело не ощутило боли, его натренированное сознание, должно быть, почувствовало удар копья, как прикосновение раскаленного железа. Устремившись вниз подобно поражающему цель соколу, Невин пролетел над домом фермера, в то время как человек быстро скрылся внутри.
– Аластир! – мысленно закричал Невин на выдохе. – Аластир, я пришел по твою душу!
В ответ он услышал вой, эхом раздававшийся в пространстве голубого света. Подобно змее, атакующей неприятеля с земли, Аластир ринулся ему навстречу. Его подобие представляло собой громадную фигуру, одетую в черную мантию с вплетенными сигилами и увешенную драгоценными каменьями. Ее трижды опоясывал серебряный шнур так, что получалось что-то вроде юбки; с шнура свисали отрубленные головы. Капюшон прикрывал бледное, жестокое лицо; на белом фоне горели черные глаза. Невин воззвал к Свету и почувствовал, что его световая субстанция пульсирует и сверкает, излучая энергию. В ответ Аластир начал увеличиваться и чернеть, как будто он готов был всосать весь имеющийся во вселенной свет и погасить его. Битва началась: сражение двух световых субстанций, одна из которых должна была разбить другую и отправить голую, беспомощную душу во власть более могущественных сил, стоящих за каждым из воинов.
Первым делом Невин ударил волной света, что заставило Аластира подпрыгнуть и закачаться в воздухе, подобно тому как плюхается в море сброшенный с корабля груз. Затем он ударил еще, отправляя своего врага вниз, но, следуя за ним, он почувствовал на себе силу Аластира. Было похоже, что в него вонзилась тысяча когтей и пытается разорвать его на части. Невину пришлось бросить почти всю свою силу воли на то, чтобы не дать своему подобию распасться на кусочки. Он стягивал к себе все больше и больше света и укреплял подобие с такой быстротой, с какой Аластир его раздирал. Оставшиеся силы ушли на то, чтобы провести атаку: дождь золотистых стрел и длинных копий, который швырял Аластира из стороны в сторону. А Невин в это время обошел вокруг, оттесняя противника к краю, нажимая на него потоком света, который, ударяясь во тьму, заставлял ее отступать.
Генеральной стратегией Невина было заставить Аластира выйти из голубого света в первую сферу владений Внутреннего Мира, где он, Невин, обладал большими силами. Все же, Аластир оказался слишком сильным. Невин продолжал осыпать его копьями света, в то время как Аластир посылал ему в ответ одну за другой волны тьмы, которые рвали и кусали Невина. Черные глаза в капюшоне разгорались все с большей яростью. Когда Невин нанес ему хороший удар и сорвал с черной мантии один из помпезных сигилов, Аластир взвыл, как дикий зверь, и отступил. Невин пошел на риск и попытался создать за ним ворота, используя часть своей воли, чтобы удержать противника, и часть, чтобы открыть путь во Внутренний Мир. Но слишком рано, ибо Аластир выскользнул и послал поток тьмы, похожий на бушующее море.
В первый миг Невин погрузился в пучину и пошел ко дну. Он почувствовал, что его подобие слабеет, как сползающая с плеч накидка, и отчаянно воззвал к Свету. Он мог лишь защищаться и парировать самые губительные из ударов Аластира, чтобы успеть хоть немного залечить полученную рану, а черный злодей тем временем подходил все ближе и ближе. Как запущенные натренированной рукой камни, удары попадали в цель. Вдруг Невин увидел, как к нему приближается водяная завеса, зависшая над ручьем. Вот она уже близко, слишком близко! Он повернулся и быстро взмыл вверх, увернувшись от опасности, прежде чем смог прореагировать испуганный Аластир. Все же, он едва успел привести в порядок свою растерзанную световую субстанцию, как враг устремился за ним, изрыгая ядовитую тьму.
Невин с силой запустил прямо в лицо неприятелю стену света, которая оторвала и поглотила в себе отрубленные головы, висевшие на серебряном шнуре злодея, но все же Невин чувствовал, что слабеет; черный мастер наступал, выливая из сплетенных вместе ладоней потоки тьмы. Внезапно Аластир издал отчаянный крик, эхом отозвавшийся в среде голубого света, и ринулся вниз, мечась из стороны в сторону, как ласточка, которая гонится за мошками. Под ним болтался оборванный серебряный шнур. Кто-то убил его физическое тело, и Невин мог лишь предположить, что это сделала Джилл или даже Блейн.
Но сейчас было несвоевременно радоваться его горю, нужно было воспользоваться этой неожиданно представившейся передышкой. Подобие Аластира трансформировалось, расползаясь и обнажая бледно-голубой эфирный двойник. Пока черный мастер пытался противостоять неизбежному процессу разрушения, Невин воздвиг ворота во Внутренний Мир, две колонны – одна белая, другая черная, – а между ними открывалась синяя пустота. Когда колонны надежно стояли, он послал сильный порыв света, который увлек Аластира сквозь ворота, и сам поспешил следом за ним. Хотя злодей проиграл в первой схватке, он еще не был уничтожен, и Невин прекрасно это понимал.
Невин устремился через ворота за улепетывающим черным мастером, оба мчались, скользили тайными путями, падали вниз, подхваченные, как клочки пергамента багрово-синим ветром. Вокруг раздавались голоса, смех, крики и разрозненные куски слов, увлеченные вслед за ними синим потоком; в пространстве, подобно стае обезумевших птиц, вихрем кружили и ударялись о них образы: лица, звери, звезды. Невин бросал волны света, которые, настигая Аластира, ударяли его еще и еще, пока, от него не оторвались и не закружили вихрем остатки черной мантии с дырами, открывающимися в пустоту. Ветер дул и гнал их вперед, и наконец, они были выброшены в сиянье фиолетового света. Далеко под ними протекала река, разреженные, движущиеся воды, такие, которых не знал ни один ручей, ни одна река на земле, и к которым не прикасался еще ни один человек. Здесь царила тишина, ветер утих, а вокруг простирались бесконечные луга, усеянные цветами, или очертаниями цветов, сотканными из тончайшей лунной паутины, белыми и похожими на саму смерть.
Дрожащий эфирный двойник Аластира устремился вниз и затрепетал, отчаянно пытаясь если не победить, то хоть спастись самому. Лунный Мир, где они сейчас сражались, это преддверие многих других: Зеленого Мира, где обитал сам Невин; Оранжевого мира форм, сияющего дома Великих; к нему также примыкает собственно сфера черного Двуумера, Тьма Тьмущая, Мир Шелухи и Кожуры. Если бы Аластиру удалось туда бежать, его душа продолжала бы жить целую вечность, принося вред. Невин видел, как тот дрожащими руками, невнятно бормоча слова заклинания, силился открыть ворота. Невин послал копье света, которое ударило злодея и высоко его подбросило, едва он успел создать одну колонну, а затем разрушило наполовину построенные ворота.
Издав дикий вопль, Аластир попытался спастись бегством, но Невин подхватил и низверг на него огненный дождь света, чтобы не дать ему уйти. Одной рукой Невин посылал копье за копьем и заключил Аластира в клетку света; эфирный двойник злодея бился о сияющие прутья, в панике пытаясь их сокрушить. Пригвоздив таким образом своего врага, Невин создал еще одни ворота, на сей раз с золочеными колоннами солнца, между которыми открывалась чистая синева летнего неба.
– Не я тебе вынес приговор! – закричал Невин. – Ты сам это сделал!
Между колоннами пролетела огромная мерцающая стрела света и точно поразила цель, ударив Аластира так сильно, что его эфирный двойник рассыпался на тысячи жалких кусочков. Раздался пронзительный крик, затем хныканье крошечного младенца. В какой-то миг Невин мог рассмотреть дитя, дрожащее, как пламя свечи, плачущее создание с преисполненными ярости глазами Аластира. Затем свет раздулся, окутал крошечное создание, увлек его за портал и понес в чертоги Света, где он должен был предстать пред судом.
– Наконец-то! – закричал Невин. – С ним покончено!
Три громких хлопка, три удара грома, прогремели сквозь фиолетовый свет, где-то внизу кивнули головками мертвенно-бледные цветы. Невин опустился на колени и склонил голову. Нет, это было не поклонение, он делал это в знак вассальской верности. Затем портал постепенно исчез. Изнемогая от усталости, Невин почувствовал, как натянулся серебряный шнур, связывающий его с телом, которое находилось от него на большом расстоянии, хотя это и нельзя было назвать расстоянием в привычном смысле слова.
Саркин вытащил кинжал, пронзивший сердце Аластира, и вытер его о лицо мертвого учителя.
– Месть! – прошептал он. – Сладкая, как мед.
Он спешно поднялся и вбежал в кухню как раз в тот момент, когда батрак отпирал черный ход. Саркин дал ему уйти; у него не было времени преследовать человека, который знал о них так мало. У очага на соломе, хныкая, лежал Камдел. Когда Саркин присел возле него на колени, тот, увидев нож, в ужасе отпрянул назад.
– Я не собираюсь тебя убивать, мой мальчик, – сказал Саркин, вкладывая лезвие в ножны. – Я хочу освободить тебя от цепи. Нам нужно быстро убираться отсюда.
Камдел громко простонал, и Саркин остановился в нерешительности, охваченный чувством, природу которого он не мог понять. Его любимчика впереди ждало жалкое существование, несмотря на сексуальное наслаждение, которое он будет находить в издевательствах своего хозяина.
– Дерьмо! – вдруг выругался Саркин. – Ты, кажется, хотел снова увидеть своего проклятого папашу.
Проклиная себя за то, что поддался чувству жалости, которое ощутил впервые за много лет, Саркин поднялся и схватил кожаную сумку, где хранились книги Аластира.
– Прощай, мой мальчик, – сказал он.
От внезапного облегчения по щекам Камдела потекли два тоненьких ручейка слез. Саркин выбежал из комнаты во двор, где его ждала готовая, уже оседланная лошадь. Упаковав в седельную сумку бесценные книги, он вскочил на коня и быстро поскакал прочь, поворачивая лошадь с главной дороги в холмы. С тех пор, как они поселились на ферме, Саркин успел найти дорогу, по которой ему будет удобнее бежать. Проскакав примерно с четверть мили, он услышал бряцанье оружия, говорившее о приближавшемся гвербрете с его проклятым войском. Он быстро спешился и прикрыл лошади рот, чтобы та молчала. Звук становился громче, воины прошли где-то рядом с ним, затем все стихло.
– Не слишком ли много их для этого болвана? – прошептал он.
Снова сев на коня, он вспомнил о грозившей ему опасности. Когда в Братстве узнают, какая участь постигла Аластира, они подошлют к нему наемных убийц. Ему придется все время находиться в бегах, постоянно скрываться, не сидеть на одном месте, пока он будет изучать книги и обретать силу. Может быть ему удастся достаточно долгое время избегать встречи с Ястребами, тогда он успеет накопить силы и сможет спасти свою жизнь. Может быть. Это было единственной надеждой.
Когда Невин вошел в транс, Джилл отступила на несколько шагов в рощу, и рядом со стариком остался Родри. Бледная луна отражалась от поверхности ручья, и в этом свете березы казались похожими на привидения. В этой благословленной Двуумером тишине на нее раздражающе действовал даже звук ее собственного дыхания. Невин лежал до того неподвижно, что ей очень хотелось опуститься рядом с ним на колени и посмотреть, жив ли он. Вдруг она услышала у себя за спиной шорох, резко повернулась и уже замахнулась мечом.
– Это кролик, – успокоил ее Родри.
Зная, что Родри великолепно видит в темноте, она снова отвернулась и стала наблюдать за гребнем холма, ожидая увидеть движение, которое бы означало, что к ним под покровом ночи приближается враг. Внезапно Невин застонал. Джилл подошла ближе, и в этот момент он перевернулся на бок. С нелепой мыслью, что старика могли отравить, она бросилась к нему. Он немного приподнялся, затем упал в сторону, но все время его глаза оставались плотно закрытыми, а дыхание медленным и размеренным. Он начал шевелиться, едва не задевая Родри, затем стал быстро и часто приподниматься животом вниз, как краб, и отполз таким образом на целый фут. Когда он чуть не разбил себе голову о камень, Джилл схватила его за плечи и попыталась успокоить, но, оказалось, что в состоянии транса его силы намного превосходят ее. С необычайной легкостью он отбросил ее в сторону и упал на бок. С проклятиями Родри поспешил ей на помощь.
Казалось, целую вечность они боролись с телом Невина, которое извивалось, дергалось, размахивало руками. Один раз старик сильно ударил Родри в челюсть, но тот, громко ругаясь, продолжал сдерживать разбушевавшуюся плоть. Джилл оставалось лишь молиться Богине, чтобы к ним не подкрался враг. Наконец Невин успокоился, и она увидела в лунном свете его улыбку. Он зашевелил губами, как будто что-то говорил; затем сделался совершенно неподвижным.
– О, боги, – сказала она, – неужели он умрет?
В этот момент он открыл глаза и одарил ее ухмылкой.
– Что же я здесь вытворял? – спросил он. – Бился о землю?
– Как рыба о берег, – едва сдерживая эмоции выпалил Родри.
– Это иногда случается в состоянии транса, – старик сел и посмотрел вокруг, словно был чем-то озадачен. – Это кто-то из вас убил тело Аластира?
– Мы не убивали, – ответила Джилл. – Мы все время оставались с вами.
– В таком случае, должно быть, Блейн и его люди уже на ферме. Не время объяснять. Нам нужно торопиться.
Но до фермы они добрались в одночасье с Блейном и его дружиной. Двигаясь рысью во главе колонны к ним подъехал гвербрет. В сером свете утренней зари он выглядел ужасно рассерженным.
– Скажите спасибо всем богам за то, что с вами ничего не случилось, – резко сказал Блейн. – В поисках вас мы обрыскали все холмы.
– Приношу свои извинения, ваша светлость, – ответил Невин, – но сражение уже позади.
Камдел слышал, как они заехали на ферму. Он весь напрягся, судорога свела каждый мускул его тела, когда осознал, что ему не грозит голодная смерть, и что теперь его спасут. Застонав, он поднялся на колени; послышался звон цепи, которой он был прикован. Она оказалась достаточно длинной, чтобы он мог встать на ноги и сделать несколько шагов. На кухонном столе лежал нож с длинным лезвием, которым он вполне мог бы перерезать себе горло или вены на запястье, если только сумел бы до него дотянуться. Он хотел умереть, он просто жаждал смерти, только так он мог смыть с себя весь свой позор и забыть ту мерзость, которой научил его Саркин.
Цепи хватило, лишь чтобы добраться до стола, но нож лежал на другом конце, на расстоянии около шести футов. Он наклонился над краем, потянулся, но так и не смог лечь на стол, потянулся еще, но лишь коснулся кончиками пальцев рукоятки ножа. Снаружи до него долетали голоса, и он узнал двух говоривших: гвербрет Блейн и лорд Родри из Абервина. Сейчас они войдут и увидят, что стало с ответственным за королевскую купальню. Потянувшись изо всех сил, он почувствовал резкую боль в плече, но все же дотронулся до ножа. Работая двумя пальцами, как ножницами, Камдел потянул рукоятку к себе, но тут больную руку свела судорога, и нож упал на пол. Он оказался на каменной плите под очагом, куда лорд ни за что не смог бы дотянуться.
Рыдая, задыхаясь от слез, он свалился со стола и зарылся в солому. Почему Саркин не убил его? Вероятно, мучитель знал, что Камдел хотел бы умереть и оставил его живым в качестве последней пытки. «Блейн повесит тебя, сказал он сам себе, – потому что ты ограбил короля». Камдел почувствовал облегчение: скоро он будет болтаться на веревке на рыночной площади Форта Хирэйф. Снаружи голоса зазвучали громче.
– Молю богов, только бы увидеть Камдела живым, – говорил Блейн; несомненно, гвербрет хотел получить удовольствие от его казни.
– Я тоже, – отвечал ему незнакомый голос. – Но предупреждаю вашу светлость, что он может оказаться не в своем уме.
– Ах, несчастный парнишка! – Голос Блейна был преисполнен жалости. – Никто не может винить его за это, исходя из того, что ты мне рассказал.
Камдел резко поднял голову. Блейн не собирается его казнить. Его простили, и теперь ему придется жить, зная о себе всю правду. Мечась из стороны в сторону, он начал кричать. Как сквозь сон, до него стали доноситься чьи-то крики, шаги бегущих людей, но он продолжал кричать. Наконец кто-то опустился возле него на колени и схватил его за плечи. Камдел поднял взгляд и увидел лицо Блейна, в котором можно было прочитать одновременно и ужас, и жалость.
– Убей меня, – сказал Камдел заикаясь. – Ради всех богов, умоляю, убей меня.
Хотя губы Блейна шевелились, он не мог сказать ни слова. Возле гвербрета опустился на колени старик с густой копной седых волос и пронзительным взглядом голубых глаз.
– Камдел, посмотри на меня, – сказал он. – Я целитель, я собираюсь тебе помочь. Только посмотри на меня, дружище.
Его голос звучал так мягко, что Камдел сделал то, о чем его попросили. Голубые глаза увеличились и, казалось, заполнили весь мир, как будто он смотрел в озеро с кристально чистой водой. Старик положил ладонь ему на плечо, и Камдел почувствовал, как в его вены и артерии втекает тепло, успокоительное, умиротворяющее тепло, как расслабляются, становятся мягкими его сведенные судорогой мышцы.
– Позже нам нужно будет поговорить о том, что с тобой случилось, но только не сейчас. Тебе не нужно помнить об этом.
Камдел словно опьянел, но это было легкое, приятное состояние.
– Ты уже забываешь, не так ли, дружище? Конечно, ты забываешь. Тебе только известно, что ты очень болен, а мы хотим тебе помочь.
Соглашаясь, Камдел кивнул и подумал, что затянувшаяся болезнь оставила после себя лихорадку и помрачение рассудка. Он уцепился за руку старика и заплакал, выражая ему благодарность за спасение.
Увидев, во что злодеи превратили Камдела, Родри выбежал из кухни. Человек сошел с ума, его рассудок был разорван на мелкие кусочки, которые никогда и никому не удастся сложить воедино – по крайней мере так представлял себе это Родри. Он мог смотреть в лицо смерти на поле брани, но только не такой трагедии. Чувствуя, как его начало мутить, Родри побрел к входной двери дома, которую охраняли двое из войска Блейна.
– Они нашли его, мой господин? – спросил Комин.
– Никогда не называй меня так.
– Извини, серебряный клинок.
– Так будет лучше. Найти-то они его нашли, но я не стал бы этому радоваться.
Комин вздрогнул.
– Я послал несколько человек обыскать ферму, – заметил капитан, – на случай, если вдруг здесь кто-нибудь прячется.
– Хорошая мысль. Ну и что, кто-нибудь уже заходил внутрь?
– Никто туда не хочет идти, а я не могу заставить человека делать то, что боюсь делать сам.
– Послушай, у тебя же есть серебряный клинок, который ждет твоего приказа. Я вызываюсь добровольно. Это лучше, чем туда пойдет сам Блейн и будет подвергать себя опасности. Кто знает, что приготовил для нас там Двуумер?
Комин немного подумал, затем вручил Родри свой щит.
– Не знаю, что ты там найдешь. А ты?
– Я тоже не знаю. – Родри устроил щит на левой руке. – Благодарю.
Родри обнажил меч, и Комин отворил для него дверь. Дом был большим, около шестидесяти футов в диаметре, и, подобно большинству домов такого типа, был разделен, как пирог, на маленькие клиновидные помещения плетеными перегородками. Войдя внутрь, Родри оказался в комнате, напоминавшей переднюю, где стояли два деревянных стула, резной сундук под окном, на стене висела деревянная полка с гордо выставленными на ней тремя расписными глиняными тарелками. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на которой оставались следы Родри.
В каждой стене был сделан проход, занавешенный одеялом. Так как правый вел на кухню, где находился Камдел, Родри решил пойти в левый. Он осторожно приблизился к проходу, затем взмахнул мечом и сорвал одеяло. Когда оно упало, он увидел перед собой спальню с выстланным свежей соломой полом, на котором лежала пара набитых сеном тюфяков. Он ступил в комнату, задерживая взгляд на нескольких походных скатках и груде седельных сумок, разбросанных по всему полу, будто кто-то недавно в них что-то искал. Хотя внешне они ничем не отличались от обычного походного снаряжения, Родри решил к ним не прикасаться. Чего доброго, они могли оказаться насквозь пропитанными магией.
Прикрывавшее следующий проход одеяло было сдвинуто на одну сторону. Он заглянул в комнату, оказавшуюся намного большей, чем две предыдущие. На полу валялись лемехи, старая конская сбруя и части поломанной мебели. Возле дверного прохода у дальней стены сидел труп, серое, распухшее тело в одежде фермера, и держал обеими руками топор дровосека. Родри предположил, что фермер пытался защищаться, но черный Двуумер подавил его сопротивление, и бедняга лишился жизни.
– Ладно, старина, – сказал он и вошел в комнату. – Мы тебя похороним по-человечески.
Покойник поднял голову и посмотрел на него. Родри громко вскрикнул и на какой-то миг застыл на месте, а тот, тем временем, медленно вставал на шатающихся ногах. Зияя пустыми глазницами, он поднял топор и заковылял в сторону Родри, как будто мог его видеть. Родри хотел рассмеяться, но едва успел поднять вверх щит и сделать шаг в сторону, избежав неуклюжего удара. Когда труп повернулся к нему, он взмахнул мечом и, пока тот медленно пытался отбить удар, рассек ему горло. Из глубокой раны потоком хлынула черная жидкость с едким запахом, но покойник вновь спокойно поднял топор и двинулся вперед.
Комната огласилась неистовым смехом Родри. Истерически рыдая и гогоча он увернулся от удара, сделал выпад и вонзил меч покойнику под мышку. Хотя вонючая жидкость потекла еще большим потоком, мертвая плоть подошла и занесла над его головой топор. Приняв удар на щит, Родри услышал треск дерева: необычный воин оказался чудовищно сильным. Смех Родри превратился в вой, когда он, взмахнув мечом, со всей силой опустил его на покойника и до половины отрубил ему правую руку. Тот лишь переложил топор в левую и снова замахнулся. Родри увернулся и в этот раз, вмиг обошел его сзади и ударил в спину. Труп медленно повернулся к нему лицом.
Издалека Родри услышал приближающиеся к нему голоса, но он сосредоточил все свое внимание на топоре, которым из стороны в сторону размахивал покойник, будто хотел срубить Родри, как дерево. Он изловчился, отразил щитом удар и рассек мертвому фермеру руку, но тот продолжал махать топором. Они все время носились по кругу, и Родри очень мешал беспорядок в комнате. Вдруг он поскользнулся, и топор просвистел в каком-то дюйме от его головы. Он вскочил, дико взвыл в припадке смеха и вложил всю свою неистовую силу в удар, который пришелся по шее покойника. Меч вошел очень глубоко, послышался хруст костей.
Голова, болтаясь, повисла на куске кожи и мышцы, и труп изо всех сил ударил топором в щит Родри. Дерево и кожа раскололись, сломались на уровне рельефного украшения, и половина щита упала на пол. Родри отступил, снова увернулся и нанес удар по левой руке покойника. Уронив топор, труп все еще продолжал наступать. Родри быстро отпрыгнул назад. Казалось, оказаться схваченным этими мертвыми пальцами было еще хуже, чем получить удар отточенным лезвием. В отчаяньи Родри вспорол покойнику брюшную полость. Странно, но оттуда не выпали кишки, а труп продолжал наступать.
– Именем Магистра Эйси остановись!
Изрубленный на куски, источающий зловонную жидкость труп остановился, как вкопанный. Когда в комнату вошел Невин, Родри бросил меч и остаток щита в сторону, упал на колени и стал блевать, не заботясь о том, что его могли увидеть. Он слышал чужие голоса, это воины заполняли комнату. Когда он уже вытирал рукавом рот, рядом с ним опустился на колени Комин.
– С тобой все в порядке, серебряный клинок? Черт возьми, что это было такое?
– Будь я проклят, если знаю. Но никогда в жизни я не был так благодарен за то, что мне одолжили щит.
Встав на ноги, он услышал, как Невин поет монотонную песнь на незнакомом языке. Когда старик допел ее до конца, труп изогнулся, его ноги подкосились, и он бесшумно распластался на полу. Невин трижды топнул ногой. Родри увидел уродливый, безобразный дикий народец, пляшущий на трупе; затем они исчезли.
– После этого, Родри, спрашивай меня, прежде чем совать свой нос в незнакомые места, – сказал старик.
– Могу вам в этом поклясться.
Все же, самое ужасное ожидало его впереди. Сквозь проход Невин вошел в последнюю комнату и отдернул одеяло, за которым скрывалось крошечное помещение без окон. На изогнутой стене висел кусок черного бархата с вышитой на нем перевернутой пятиконечной звездой и другими знаками, которых Родри не знал. В помещении стоял запах фимиама и как будто немного отдавало рыбой.
Посреди комнаты, на полу, раскинув руки, лежало тело полного мужчины с седыми волосами. Он выглядел, как обычный житель Кермора, но, должно быть, кто-то его сильно ненавидел, ибо грудь его была сплошь исколота кинжалом и было такое количество ран, что он, по-видимому, был уже мертв, когда рука убийцы опустилась в последний раз. Хотя зрелище трупа вовсе не пугало Родри, глядя внутрь комнаты он почувствовал такой ужас, что, когда Невин ступил за порог, он готов был закричать, чтобы остановить старика. Все же он заставил себя войти туда следом за Невином, но только потому как был уверен, что тот нуждается в его охране. В тусклом свете казалось, что вещи двигаются, прячась от постороннего взгляда в гробовой тишине. Невин слегка толкнул труп носком ботинка.
– Аластир! – мысленно закричал Невин на выдохе. – Аластир, я пришел по твою душу!
В ответ он услышал вой, эхом раздававшийся в пространстве голубого света. Подобно змее, атакующей неприятеля с земли, Аластир ринулся ему навстречу. Его подобие представляло собой громадную фигуру, одетую в черную мантию с вплетенными сигилами и увешенную драгоценными каменьями. Ее трижды опоясывал серебряный шнур так, что получалось что-то вроде юбки; с шнура свисали отрубленные головы. Капюшон прикрывал бледное, жестокое лицо; на белом фоне горели черные глаза. Невин воззвал к Свету и почувствовал, что его световая субстанция пульсирует и сверкает, излучая энергию. В ответ Аластир начал увеличиваться и чернеть, как будто он готов был всосать весь имеющийся во вселенной свет и погасить его. Битва началась: сражение двух световых субстанций, одна из которых должна была разбить другую и отправить голую, беспомощную душу во власть более могущественных сил, стоящих за каждым из воинов.
Первым делом Невин ударил волной света, что заставило Аластира подпрыгнуть и закачаться в воздухе, подобно тому как плюхается в море сброшенный с корабля груз. Затем он ударил еще, отправляя своего врага вниз, но, следуя за ним, он почувствовал на себе силу Аластира. Было похоже, что в него вонзилась тысяча когтей и пытается разорвать его на части. Невину пришлось бросить почти всю свою силу воли на то, чтобы не дать своему подобию распасться на кусочки. Он стягивал к себе все больше и больше света и укреплял подобие с такой быстротой, с какой Аластир его раздирал. Оставшиеся силы ушли на то, чтобы провести атаку: дождь золотистых стрел и длинных копий, который швырял Аластира из стороны в сторону. А Невин в это время обошел вокруг, оттесняя противника к краю, нажимая на него потоком света, который, ударяясь во тьму, заставлял ее отступать.
Генеральной стратегией Невина было заставить Аластира выйти из голубого света в первую сферу владений Внутреннего Мира, где он, Невин, обладал большими силами. Все же, Аластир оказался слишком сильным. Невин продолжал осыпать его копьями света, в то время как Аластир посылал ему в ответ одну за другой волны тьмы, которые рвали и кусали Невина. Черные глаза в капюшоне разгорались все с большей яростью. Когда Невин нанес ему хороший удар и сорвал с черной мантии один из помпезных сигилов, Аластир взвыл, как дикий зверь, и отступил. Невин пошел на риск и попытался создать за ним ворота, используя часть своей воли, чтобы удержать противника, и часть, чтобы открыть путь во Внутренний Мир. Но слишком рано, ибо Аластир выскользнул и послал поток тьмы, похожий на бушующее море.
В первый миг Невин погрузился в пучину и пошел ко дну. Он почувствовал, что его подобие слабеет, как сползающая с плеч накидка, и отчаянно воззвал к Свету. Он мог лишь защищаться и парировать самые губительные из ударов Аластира, чтобы успеть хоть немного залечить полученную рану, а черный злодей тем временем подходил все ближе и ближе. Как запущенные натренированной рукой камни, удары попадали в цель. Вдруг Невин увидел, как к нему приближается водяная завеса, зависшая над ручьем. Вот она уже близко, слишком близко! Он повернулся и быстро взмыл вверх, увернувшись от опасности, прежде чем смог прореагировать испуганный Аластир. Все же, он едва успел привести в порядок свою растерзанную световую субстанцию, как враг устремился за ним, изрыгая ядовитую тьму.
Невин с силой запустил прямо в лицо неприятелю стену света, которая оторвала и поглотила в себе отрубленные головы, висевшие на серебряном шнуре злодея, но все же Невин чувствовал, что слабеет; черный мастер наступал, выливая из сплетенных вместе ладоней потоки тьмы. Внезапно Аластир издал отчаянный крик, эхом отозвавшийся в среде голубого света, и ринулся вниз, мечась из стороны в сторону, как ласточка, которая гонится за мошками. Под ним болтался оборванный серебряный шнур. Кто-то убил его физическое тело, и Невин мог лишь предположить, что это сделала Джилл или даже Блейн.
Но сейчас было несвоевременно радоваться его горю, нужно было воспользоваться этой неожиданно представившейся передышкой. Подобие Аластира трансформировалось, расползаясь и обнажая бледно-голубой эфирный двойник. Пока черный мастер пытался противостоять неизбежному процессу разрушения, Невин воздвиг ворота во Внутренний Мир, две колонны – одна белая, другая черная, – а между ними открывалась синяя пустота. Когда колонны надежно стояли, он послал сильный порыв света, который увлек Аластира сквозь ворота, и сам поспешил следом за ним. Хотя злодей проиграл в первой схватке, он еще не был уничтожен, и Невин прекрасно это понимал.
Невин устремился через ворота за улепетывающим черным мастером, оба мчались, скользили тайными путями, падали вниз, подхваченные, как клочки пергамента багрово-синим ветром. Вокруг раздавались голоса, смех, крики и разрозненные куски слов, увлеченные вслед за ними синим потоком; в пространстве, подобно стае обезумевших птиц, вихрем кружили и ударялись о них образы: лица, звери, звезды. Невин бросал волны света, которые, настигая Аластира, ударяли его еще и еще, пока, от него не оторвались и не закружили вихрем остатки черной мантии с дырами, открывающимися в пустоту. Ветер дул и гнал их вперед, и наконец, они были выброшены в сиянье фиолетового света. Далеко под ними протекала река, разреженные, движущиеся воды, такие, которых не знал ни один ручей, ни одна река на земле, и к которым не прикасался еще ни один человек. Здесь царила тишина, ветер утих, а вокруг простирались бесконечные луга, усеянные цветами, или очертаниями цветов, сотканными из тончайшей лунной паутины, белыми и похожими на саму смерть.
Дрожащий эфирный двойник Аластира устремился вниз и затрепетал, отчаянно пытаясь если не победить, то хоть спастись самому. Лунный Мир, где они сейчас сражались, это преддверие многих других: Зеленого Мира, где обитал сам Невин; Оранжевого мира форм, сияющего дома Великих; к нему также примыкает собственно сфера черного Двуумера, Тьма Тьмущая, Мир Шелухи и Кожуры. Если бы Аластиру удалось туда бежать, его душа продолжала бы жить целую вечность, принося вред. Невин видел, как тот дрожащими руками, невнятно бормоча слова заклинания, силился открыть ворота. Невин послал копье света, которое ударило злодея и высоко его подбросило, едва он успел создать одну колонну, а затем разрушило наполовину построенные ворота.
Издав дикий вопль, Аластир попытался спастись бегством, но Невин подхватил и низверг на него огненный дождь света, чтобы не дать ему уйти. Одной рукой Невин посылал копье за копьем и заключил Аластира в клетку света; эфирный двойник злодея бился о сияющие прутья, в панике пытаясь их сокрушить. Пригвоздив таким образом своего врага, Невин создал еще одни ворота, на сей раз с золочеными колоннами солнца, между которыми открывалась чистая синева летнего неба.
– Не я тебе вынес приговор! – закричал Невин. – Ты сам это сделал!
Между колоннами пролетела огромная мерцающая стрела света и точно поразила цель, ударив Аластира так сильно, что его эфирный двойник рассыпался на тысячи жалких кусочков. Раздался пронзительный крик, затем хныканье крошечного младенца. В какой-то миг Невин мог рассмотреть дитя, дрожащее, как пламя свечи, плачущее создание с преисполненными ярости глазами Аластира. Затем свет раздулся, окутал крошечное создание, увлек его за портал и понес в чертоги Света, где он должен был предстать пред судом.
– Наконец-то! – закричал Невин. – С ним покончено!
Три громких хлопка, три удара грома, прогремели сквозь фиолетовый свет, где-то внизу кивнули головками мертвенно-бледные цветы. Невин опустился на колени и склонил голову. Нет, это было не поклонение, он делал это в знак вассальской верности. Затем портал постепенно исчез. Изнемогая от усталости, Невин почувствовал, как натянулся серебряный шнур, связывающий его с телом, которое находилось от него на большом расстоянии, хотя это и нельзя было назвать расстоянием в привычном смысле слова.
Саркин вытащил кинжал, пронзивший сердце Аластира, и вытер его о лицо мертвого учителя.
– Месть! – прошептал он. – Сладкая, как мед.
Он спешно поднялся и вбежал в кухню как раз в тот момент, когда батрак отпирал черный ход. Саркин дал ему уйти; у него не было времени преследовать человека, который знал о них так мало. У очага на соломе, хныкая, лежал Камдел. Когда Саркин присел возле него на колени, тот, увидев нож, в ужасе отпрянул назад.
– Я не собираюсь тебя убивать, мой мальчик, – сказал Саркин, вкладывая лезвие в ножны. – Я хочу освободить тебя от цепи. Нам нужно быстро убираться отсюда.
Камдел громко простонал, и Саркин остановился в нерешительности, охваченный чувством, природу которого он не мог понять. Его любимчика впереди ждало жалкое существование, несмотря на сексуальное наслаждение, которое он будет находить в издевательствах своего хозяина.
– Дерьмо! – вдруг выругался Саркин. – Ты, кажется, хотел снова увидеть своего проклятого папашу.
Проклиная себя за то, что поддался чувству жалости, которое ощутил впервые за много лет, Саркин поднялся и схватил кожаную сумку, где хранились книги Аластира.
– Прощай, мой мальчик, – сказал он.
От внезапного облегчения по щекам Камдела потекли два тоненьких ручейка слез. Саркин выбежал из комнаты во двор, где его ждала готовая, уже оседланная лошадь. Упаковав в седельную сумку бесценные книги, он вскочил на коня и быстро поскакал прочь, поворачивая лошадь с главной дороги в холмы. С тех пор, как они поселились на ферме, Саркин успел найти дорогу, по которой ему будет удобнее бежать. Проскакав примерно с четверть мили, он услышал бряцанье оружия, говорившее о приближавшемся гвербрете с его проклятым войском. Он быстро спешился и прикрыл лошади рот, чтобы та молчала. Звук становился громче, воины прошли где-то рядом с ним, затем все стихло.
– Не слишком ли много их для этого болвана? – прошептал он.
Снова сев на коня, он вспомнил о грозившей ему опасности. Когда в Братстве узнают, какая участь постигла Аластира, они подошлют к нему наемных убийц. Ему придется все время находиться в бегах, постоянно скрываться, не сидеть на одном месте, пока он будет изучать книги и обретать силу. Может быть ему удастся достаточно долгое время избегать встречи с Ястребами, тогда он успеет накопить силы и сможет спасти свою жизнь. Может быть. Это было единственной надеждой.
Когда Невин вошел в транс, Джилл отступила на несколько шагов в рощу, и рядом со стариком остался Родри. Бледная луна отражалась от поверхности ручья, и в этом свете березы казались похожими на привидения. В этой благословленной Двуумером тишине на нее раздражающе действовал даже звук ее собственного дыхания. Невин лежал до того неподвижно, что ей очень хотелось опуститься рядом с ним на колени и посмотреть, жив ли он. Вдруг она услышала у себя за спиной шорох, резко повернулась и уже замахнулась мечом.
– Это кролик, – успокоил ее Родри.
Зная, что Родри великолепно видит в темноте, она снова отвернулась и стала наблюдать за гребнем холма, ожидая увидеть движение, которое бы означало, что к ним под покровом ночи приближается враг. Внезапно Невин застонал. Джилл подошла ближе, и в этот момент он перевернулся на бок. С нелепой мыслью, что старика могли отравить, она бросилась к нему. Он немного приподнялся, затем упал в сторону, но все время его глаза оставались плотно закрытыми, а дыхание медленным и размеренным. Он начал шевелиться, едва не задевая Родри, затем стал быстро и часто приподниматься животом вниз, как краб, и отполз таким образом на целый фут. Когда он чуть не разбил себе голову о камень, Джилл схватила его за плечи и попыталась успокоить, но, оказалось, что в состоянии транса его силы намного превосходят ее. С необычайной легкостью он отбросил ее в сторону и упал на бок. С проклятиями Родри поспешил ей на помощь.
Казалось, целую вечность они боролись с телом Невина, которое извивалось, дергалось, размахивало руками. Один раз старик сильно ударил Родри в челюсть, но тот, громко ругаясь, продолжал сдерживать разбушевавшуюся плоть. Джилл оставалось лишь молиться Богине, чтобы к ним не подкрался враг. Наконец Невин успокоился, и она увидела в лунном свете его улыбку. Он зашевелил губами, как будто что-то говорил; затем сделался совершенно неподвижным.
– О, боги, – сказала она, – неужели он умрет?
В этот момент он открыл глаза и одарил ее ухмылкой.
– Что же я здесь вытворял? – спросил он. – Бился о землю?
– Как рыба о берег, – едва сдерживая эмоции выпалил Родри.
– Это иногда случается в состоянии транса, – старик сел и посмотрел вокруг, словно был чем-то озадачен. – Это кто-то из вас убил тело Аластира?
– Мы не убивали, – ответила Джилл. – Мы все время оставались с вами.
– В таком случае, должно быть, Блейн и его люди уже на ферме. Не время объяснять. Нам нужно торопиться.
Но до фермы они добрались в одночасье с Блейном и его дружиной. Двигаясь рысью во главе колонны к ним подъехал гвербрет. В сером свете утренней зари он выглядел ужасно рассерженным.
– Скажите спасибо всем богам за то, что с вами ничего не случилось, – резко сказал Блейн. – В поисках вас мы обрыскали все холмы.
– Приношу свои извинения, ваша светлость, – ответил Невин, – но сражение уже позади.
Камдел слышал, как они заехали на ферму. Он весь напрягся, судорога свела каждый мускул его тела, когда осознал, что ему не грозит голодная смерть, и что теперь его спасут. Застонав, он поднялся на колени; послышался звон цепи, которой он был прикован. Она оказалась достаточно длинной, чтобы он мог встать на ноги и сделать несколько шагов. На кухонном столе лежал нож с длинным лезвием, которым он вполне мог бы перерезать себе горло или вены на запястье, если только сумел бы до него дотянуться. Он хотел умереть, он просто жаждал смерти, только так он мог смыть с себя весь свой позор и забыть ту мерзость, которой научил его Саркин.
Цепи хватило, лишь чтобы добраться до стола, но нож лежал на другом конце, на расстоянии около шести футов. Он наклонился над краем, потянулся, но так и не смог лечь на стол, потянулся еще, но лишь коснулся кончиками пальцев рукоятки ножа. Снаружи до него долетали голоса, и он узнал двух говоривших: гвербрет Блейн и лорд Родри из Абервина. Сейчас они войдут и увидят, что стало с ответственным за королевскую купальню. Потянувшись изо всех сил, он почувствовал резкую боль в плече, но все же дотронулся до ножа. Работая двумя пальцами, как ножницами, Камдел потянул рукоятку к себе, но тут больную руку свела судорога, и нож упал на пол. Он оказался на каменной плите под очагом, куда лорд ни за что не смог бы дотянуться.
Рыдая, задыхаясь от слез, он свалился со стола и зарылся в солому. Почему Саркин не убил его? Вероятно, мучитель знал, что Камдел хотел бы умереть и оставил его живым в качестве последней пытки. «Блейн повесит тебя, сказал он сам себе, – потому что ты ограбил короля». Камдел почувствовал облегчение: скоро он будет болтаться на веревке на рыночной площади Форта Хирэйф. Снаружи голоса зазвучали громче.
– Молю богов, только бы увидеть Камдела живым, – говорил Блейн; несомненно, гвербрет хотел получить удовольствие от его казни.
– Я тоже, – отвечал ему незнакомый голос. – Но предупреждаю вашу светлость, что он может оказаться не в своем уме.
– Ах, несчастный парнишка! – Голос Блейна был преисполнен жалости. – Никто не может винить его за это, исходя из того, что ты мне рассказал.
Камдел резко поднял голову. Блейн не собирается его казнить. Его простили, и теперь ему придется жить, зная о себе всю правду. Мечась из стороны в сторону, он начал кричать. Как сквозь сон, до него стали доноситься чьи-то крики, шаги бегущих людей, но он продолжал кричать. Наконец кто-то опустился возле него на колени и схватил его за плечи. Камдел поднял взгляд и увидел лицо Блейна, в котором можно было прочитать одновременно и ужас, и жалость.
– Убей меня, – сказал Камдел заикаясь. – Ради всех богов, умоляю, убей меня.
Хотя губы Блейна шевелились, он не мог сказать ни слова. Возле гвербрета опустился на колени старик с густой копной седых волос и пронзительным взглядом голубых глаз.
– Камдел, посмотри на меня, – сказал он. – Я целитель, я собираюсь тебе помочь. Только посмотри на меня, дружище.
Его голос звучал так мягко, что Камдел сделал то, о чем его попросили. Голубые глаза увеличились и, казалось, заполнили весь мир, как будто он смотрел в озеро с кристально чистой водой. Старик положил ладонь ему на плечо, и Камдел почувствовал, как в его вены и артерии втекает тепло, успокоительное, умиротворяющее тепло, как расслабляются, становятся мягкими его сведенные судорогой мышцы.
– Позже нам нужно будет поговорить о том, что с тобой случилось, но только не сейчас. Тебе не нужно помнить об этом.
Камдел словно опьянел, но это было легкое, приятное состояние.
– Ты уже забываешь, не так ли, дружище? Конечно, ты забываешь. Тебе только известно, что ты очень болен, а мы хотим тебе помочь.
Соглашаясь, Камдел кивнул и подумал, что затянувшаяся болезнь оставила после себя лихорадку и помрачение рассудка. Он уцепился за руку старика и заплакал, выражая ему благодарность за спасение.
Увидев, во что злодеи превратили Камдела, Родри выбежал из кухни. Человек сошел с ума, его рассудок был разорван на мелкие кусочки, которые никогда и никому не удастся сложить воедино – по крайней мере так представлял себе это Родри. Он мог смотреть в лицо смерти на поле брани, но только не такой трагедии. Чувствуя, как его начало мутить, Родри побрел к входной двери дома, которую охраняли двое из войска Блейна.
– Они нашли его, мой господин? – спросил Комин.
– Никогда не называй меня так.
– Извини, серебряный клинок.
– Так будет лучше. Найти-то они его нашли, но я не стал бы этому радоваться.
Комин вздрогнул.
– Я послал несколько человек обыскать ферму, – заметил капитан, – на случай, если вдруг здесь кто-нибудь прячется.
– Хорошая мысль. Ну и что, кто-нибудь уже заходил внутрь?
– Никто туда не хочет идти, а я не могу заставить человека делать то, что боюсь делать сам.
– Послушай, у тебя же есть серебряный клинок, который ждет твоего приказа. Я вызываюсь добровольно. Это лучше, чем туда пойдет сам Блейн и будет подвергать себя опасности. Кто знает, что приготовил для нас там Двуумер?
Комин немного подумал, затем вручил Родри свой щит.
– Не знаю, что ты там найдешь. А ты?
– Я тоже не знаю. – Родри устроил щит на левой руке. – Благодарю.
Родри обнажил меч, и Комин отворил для него дверь. Дом был большим, около шестидесяти футов в диаметре, и, подобно большинству домов такого типа, был разделен, как пирог, на маленькие клиновидные помещения плетеными перегородками. Войдя внутрь, Родри оказался в комнате, напоминавшей переднюю, где стояли два деревянных стула, резной сундук под окном, на стене висела деревянная полка с гордо выставленными на ней тремя расписными глиняными тарелками. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на которой оставались следы Родри.
В каждой стене был сделан проход, занавешенный одеялом. Так как правый вел на кухню, где находился Камдел, Родри решил пойти в левый. Он осторожно приблизился к проходу, затем взмахнул мечом и сорвал одеяло. Когда оно упало, он увидел перед собой спальню с выстланным свежей соломой полом, на котором лежала пара набитых сеном тюфяков. Он ступил в комнату, задерживая взгляд на нескольких походных скатках и груде седельных сумок, разбросанных по всему полу, будто кто-то недавно в них что-то искал. Хотя внешне они ничем не отличались от обычного походного снаряжения, Родри решил к ним не прикасаться. Чего доброго, они могли оказаться насквозь пропитанными магией.
Прикрывавшее следующий проход одеяло было сдвинуто на одну сторону. Он заглянул в комнату, оказавшуюся намного большей, чем две предыдущие. На полу валялись лемехи, старая конская сбруя и части поломанной мебели. Возле дверного прохода у дальней стены сидел труп, серое, распухшее тело в одежде фермера, и держал обеими руками топор дровосека. Родри предположил, что фермер пытался защищаться, но черный Двуумер подавил его сопротивление, и бедняга лишился жизни.
– Ладно, старина, – сказал он и вошел в комнату. – Мы тебя похороним по-человечески.
Покойник поднял голову и посмотрел на него. Родри громко вскрикнул и на какой-то миг застыл на месте, а тот, тем временем, медленно вставал на шатающихся ногах. Зияя пустыми глазницами, он поднял топор и заковылял в сторону Родри, как будто мог его видеть. Родри хотел рассмеяться, но едва успел поднять вверх щит и сделать шаг в сторону, избежав неуклюжего удара. Когда труп повернулся к нему, он взмахнул мечом и, пока тот медленно пытался отбить удар, рассек ему горло. Из глубокой раны потоком хлынула черная жидкость с едким запахом, но покойник вновь спокойно поднял топор и двинулся вперед.
Комната огласилась неистовым смехом Родри. Истерически рыдая и гогоча он увернулся от удара, сделал выпад и вонзил меч покойнику под мышку. Хотя вонючая жидкость потекла еще большим потоком, мертвая плоть подошла и занесла над его головой топор. Приняв удар на щит, Родри услышал треск дерева: необычный воин оказался чудовищно сильным. Смех Родри превратился в вой, когда он, взмахнув мечом, со всей силой опустил его на покойника и до половины отрубил ему правую руку. Тот лишь переложил топор в левую и снова замахнулся. Родри увернулся и в этот раз, вмиг обошел его сзади и ударил в спину. Труп медленно повернулся к нему лицом.
Издалека Родри услышал приближающиеся к нему голоса, но он сосредоточил все свое внимание на топоре, которым из стороны в сторону размахивал покойник, будто хотел срубить Родри, как дерево. Он изловчился, отразил щитом удар и рассек мертвому фермеру руку, но тот продолжал махать топором. Они все время носились по кругу, и Родри очень мешал беспорядок в комнате. Вдруг он поскользнулся, и топор просвистел в каком-то дюйме от его головы. Он вскочил, дико взвыл в припадке смеха и вложил всю свою неистовую силу в удар, который пришелся по шее покойника. Меч вошел очень глубоко, послышался хруст костей.
Голова, болтаясь, повисла на куске кожи и мышцы, и труп изо всех сил ударил топором в щит Родри. Дерево и кожа раскололись, сломались на уровне рельефного украшения, и половина щита упала на пол. Родри отступил, снова увернулся и нанес удар по левой руке покойника. Уронив топор, труп все еще продолжал наступать. Родри быстро отпрыгнул назад. Казалось, оказаться схваченным этими мертвыми пальцами было еще хуже, чем получить удар отточенным лезвием. В отчаяньи Родри вспорол покойнику брюшную полость. Странно, но оттуда не выпали кишки, а труп продолжал наступать.
– Именем Магистра Эйси остановись!
Изрубленный на куски, источающий зловонную жидкость труп остановился, как вкопанный. Когда в комнату вошел Невин, Родри бросил меч и остаток щита в сторону, упал на колени и стал блевать, не заботясь о том, что его могли увидеть. Он слышал чужие голоса, это воины заполняли комнату. Когда он уже вытирал рукавом рот, рядом с ним опустился на колени Комин.
– С тобой все в порядке, серебряный клинок? Черт возьми, что это было такое?
– Будь я проклят, если знаю. Но никогда в жизни я не был так благодарен за то, что мне одолжили щит.
Встав на ноги, он услышал, как Невин поет монотонную песнь на незнакомом языке. Когда старик допел ее до конца, труп изогнулся, его ноги подкосились, и он бесшумно распластался на полу. Невин трижды топнул ногой. Родри увидел уродливый, безобразный дикий народец, пляшущий на трупе; затем они исчезли.
– После этого, Родри, спрашивай меня, прежде чем совать свой нос в незнакомые места, – сказал старик.
– Могу вам в этом поклясться.
Все же, самое ужасное ожидало его впереди. Сквозь проход Невин вошел в последнюю комнату и отдернул одеяло, за которым скрывалось крошечное помещение без окон. На изогнутой стене висел кусок черного бархата с вышитой на нем перевернутой пятиконечной звездой и другими знаками, которых Родри не знал. В помещении стоял запах фимиама и как будто немного отдавало рыбой.
Посреди комнаты, на полу, раскинув руки, лежало тело полного мужчины с седыми волосами. Он выглядел, как обычный житель Кермора, но, должно быть, кто-то его сильно ненавидел, ибо грудь его была сплошь исколота кинжалом и было такое количество ран, что он, по-видимому, был уже мертв, когда рука убийцы опустилась в последний раз. Хотя зрелище трупа вовсе не пугало Родри, глядя внутрь комнаты он почувствовал такой ужас, что, когда Невин ступил за порог, он готов был закричать, чтобы остановить старика. Все же он заставил себя войти туда следом за Невином, но только потому как был уверен, что тот нуждается в его охране. В тусклом свете казалось, что вещи двигаются, прячась от постороннего взгляда в гробовой тишине. Невин слегка толкнул труп носком ботинка.