Страница:
Потом Ше Лу часто тайно встречался с отцом и Ниасом, отослав телохранителей и наложив запрет, - учился, как быть императором. Это длилось всего два года, но они помнились ему как лучшие годы жизни. Ше Лу был молод, наслаждался ролью властелина Нола и всей империи, согревался теплом долго сдерживавшейся любви отца. Потом старик стал слабеть и умер, и его еще теплое тело жрецы унесли для воссоединения с Рекой; Ше Лу стал императором уже в полной мере и познал вечную изматывающую административную рутину, которая сначала потеснила, а потом и вовсе заслонила прелесть власти.
Ше Лу погладил желтоватую колонну, тонкую, как нога цапли, и взглянул на звезды, смутно видные сквозь овальное отверстие в куполе зала.
Когда-то он думал, что и сам приведет сюда сына. Он не стал бы ждать так долго - до того времени, когда одряхлеет, когда ему останется всего несколько месяцев жизни. Он бы проявил свою любовь сразу же, как только сын пересек Зал Мгновений, как только оставил позади детство и его опасности. Но семя Реки не даровало ему сына. В последнее время Ше Лу стал подумывать о дочерях - должен же быть хоть кто-то его собственной крови, кому он мог бы поверять свои тайные мысли, с кем делился бы знаниями, кто любил бы его так же, как он сам любил отца. Но с теми двумя дочерьми, что благополучно прошли испытания жрецов и миновали Зал Мгновений, он опоздал: обе вышли замуж и обе, как и их мать, пристрастились к странному блаженству и забвению, даруемому ненденгом, черным порошком из Лхе. Хизинату, младшую дочь, убил джик; такова была необходимость, и Ше Лу в душе полагал, что это лучше, чем оказаться в подземельях дворца, там, где до сих пор томился Лэкэз.
Ше Лу помедлил перед троном, но не стал садиться на соболью подушку на сиденье. Вместо этого он опустился на ступеньку, как делал при жизни отца. Он не захотел тогда позволить старику сидеть ниже себя; хотя Ше Лу был императором, в зале Ибисов он уступал трон отцу. Да, очень жаль, что он так и не привел сюда собственных детей, когда они были еще малы, пусть даже это и были дочери. Он мог бы по крайней мере рассказать им о деде. Хизи это бы понравилось, даже если бы не заинтересовало остальных. Хотя Ше Лу мало знал о малышке, он помнил, что последние месяцы жизни она все свое время проводила в библиотеке, явно наслаждаясь чтением, с увлечением изучая прошлое. Ше Лу улыбнулся; в тайниках души - очень, очень глубоких тайниках - он гордился дочерью. Должно быть, она обладала силой, силой, не уступающей его собственной. В ее сестрах ничего такого не было. Хизината убила жрецов, многих жрецов, и джика. Конечно, часть из них на счету ее телохранителя, но все-таки...
Ше Лу нахмурился. Да, конечно, он испытывает гордость, испытывает ее со дня гибели Хизинаты. Но то, что он чувствовал сейчас - этот порыв глупой сентиментальности, - было поистине новым для него. Ше Лу осознал, что все его мысли окрашены теплым чувством к девочке, и у него возникло смутное подозрение. Почему он проснулся? Не то чтобы бессонница не была для него привычной, но теперь ему казалось, что заставил его покинуть постель сон, один из тех полных резких цветов снов, которые иногда насылал бог-Река. Последнее время они посещали его все чаще, хотя и редко открывали что-то полезное для имперской политики. Когда Ше Лу удавалось запомнить такой сон, он обсуждал его с Ниасом, и вместе они пытались разгадать значение видения, но на этот раз все было по-иному. Ше Лу не мог вспомнить, что ему приснилось, но чувствовал: именно сон навеял грустные мысли об отце и дочерях. Нет, не дочерях - одной дочери, Хизинате, единственной, кто от рождения обладал силой.
Размышляя обо всем этом теперь, Ше Лу узнал признаки: бог-Река хотел, чтобы он думал о Хизи, хотя такое и не было в привычках императора. Конечно, мысль о том, что следовало привести ее сюда, иногда мелькала у Ше Лу, так же как и ощущение мимолетной радости из-за того, что девочке удалось так раздосадовать и ослабить жрецов. Но теперешнее чувство любви к дочери исходило от Реки - по крайней мере его значительная часть. Ше Лу вздохнул. Не следует ли разбудить Ниаса?
В этот момент император ощутил нечто - похожее на шум шагов или громкое дыхание, хотя ни единый звук не нарушил тишины. Кто-то был здесь, в этом зале, кто-то, обладающий силой. Ше Лу выпятил губы. Сила не походила на силу жреца, ненавистную "нот", что давила на него тем сильнее, чем выше оказывался ранг ее носителя. Нет, это присутствие "звучало" как нечто более знакомое.
Ше Лу выплеснул собственную силу, так быстро заполнил ею зал, что пришельцу не удалось бы скрыться незамеченным. Окажись это человек, он упал бы мертвым или лишился рассудка, но император уже понял, что дело обстоит иначе.
- Покажись, - бросил он. Воздух в зале мерцал от убийственной магии.
Кто-то выступил из темноты. Пришелец, казалось, с абсолютным спокойствием стряхнул с себя последствия удара, нанесенного императором. Ше Лу чувствовал в нем какую-то странную силу, возможно, не меньшую, чем его собственная; однако умения ею пользоваться тому явно не хватало, и император видел, что пришелец испытывает сильную боль. Несмотря на это, посетитель вышел на середину зала, преклонил колено и низко поклонился.
Озадаченный еще больше, Ше Лу отвел острия и сети своей магии, возвел из нее шит, обеспечив себе безопасность, но готовый в любой момент нанести новый удар, если понадобится. Кто этот человек? Даже самые могущественные члены царственной семьи были бы парализованы его ударом, а пришелец сохранил способность двигаться и даже сумел преклонить колено.
- Благодарю тебя, господин, - сказал человек, показав, что не лишился и способности говорить.
- Кто ты? Подойди поближе, - приказал император. Тот повиновался, и Ше Лу смог его рассмотреть. Это был хорошо сложенный юноша с тонким лицом аскета. Одет он был в простые черные тунику и килт - обычный наряд джика.
- Ты убийца, - твердо сказал Ше Лу.
- Я убийца, - подтвердил человек. - Но я больше не джик. Я не служу жрецам, которые не служат Реке.
Ше Лу смотрел на него со все большим беспокойством. Что здесь происходит?
- Я узнаю тебя, - наконец сказал он. - Ты был приставлен к моей дочери. Младшей дочери.
- Меня зовут Гхэ, повелитель. Я твой слуга.
- Тебя убили, как я слышал, тогда же, когда и ее. Человек заколебался всего на секунду, и в этот момент его защита слегка ослабла; Ше Лу неожиданно разглядел в нем больше чем один клубок душевных нитей и ощутил внезапный страх. Еще ребенком он слышал о таких существах - каждому императору полагалось о них знать.
- Это правда, что меня убили, повелитель. Но твоя дочь не погибла. Об этом-то я и прошу твоего милостивого разрешения говорить.
- Моя дочь... - Нет, будь он проклят. Сначала о главном. - Ты говоришь, тебя убили, - прошипел Ше Лу. - Но я вижу перед собой не призрак. Ты вампир или что-то подобное.
Человек опустил глаза и коснулся шеи. Его пальцы распутали черный шарф, скрывающий горло. Ше Лу не мог разглядеть, в чем там дело, пока не вызвал бледное сияние, озарившее зал; лишь тогда стал виден широкий выступающий шрам.
- Я думаю, я действительно вампир, - сказал Гхэ, - хотя я мало знаю о таких вещах.
- Их посылает Река, - тихо проговорил Ше Лу, гадая, есть ли смысл вызвать стражу. - Когда император нарушает волю бога-Реки, он посылает вампира убить императора.
Вампир погладил пальцем подбородок жестом удивительно человеческим для существа, которое, должно быть, лишилось головы, а потом получило новую, мерзкую жизнь.
- Не могу ничего сказать о других вампирах, господин, но со мной все не так. Думаю, тебе следует смотреть на эту легенду, как на еще одну ложь жрецов.
- Мои шпионы донесли мне, что во дворце появился вампир, но жрецы изгнали его.
- Все же я вернулся, несмотря на великую опасность. Это так: Река дала мне новую жизнь, но не ради того, чтобы причинить тебе зло. Ты ведь Шакунг, Сын Реки. Почему же отец захочет вреда своему сыну? - Вампир медленно расхаживал по залу, и Ше Лу уже открыл рот, чтобы ответить, но неожиданно понял, что сказать ему нечего. - Все дело в жрецах, господин, - продолжал Гхэ. - Они ограничивают твою силу, не так ли?
- Они досаждают мне, - признал Ше Лу.
- Как мне удалось узнать, они гораздо больше, чем просто досаждают, сказал ему вампир. - Они и их храм связали бога-Реку, оставив ему лишь десятую часть его силы, и большая часть этого остатка - в тебе, тебе и твоей семье. Бог-Река больше всех надеялся на Хизи.
- Хизинату, - поправил его Ше Лу.
- Нет, господин, Хизи. Она жива. Она бежала из Нола вместе с белокожим варваром и своим великаном-телохранителем. Вспомни: ты ведь так и не видел ее мертвого тела.
- Рожденные Водой должны быть сразу отданы Реке - там, в склепах.
- Еще одна ложь. Я был в склепах. Это темница для твоих предков, тюрьма, где жрецы держат их духов, чтобы они иссохли и никогда не воссоединились с Рекой. Но дело даже не в этом: если бы жрецы и правда отнесли Хизи туда, то как насчет того варвара и телохранителя? Их тела разве видел кто-нибудь, чьему свидетельству ты можешь доверять?
- Их оставили гнить в пустыне.
- Я повторяю: это свидетельство кого-то, кому ты доверяешь?
Голова Ше Лу шла кругом. То, о чем говорил этот человек, было невероятным, однако не невозможным: о таких вещах иногда думал и он сам. Отец предостерегал Ше Лу против жрецов, да и Ниас тоже, бесчисленное множество раз. Жрецы всегда были соринкой в глазу императора, но все же услышать подобные обвинения... И ведь он всегда с подозрением относился к тем странным рассказам насчет Хизинаты. Как могли семеро его отборных гвардейцев быть перебиты на причале каким-то варваром? Ше Лу всегда думал, что к этому приложили руку жрецы. Более того, все эти басни о том, будто варвара оказалось невозможно убить: весь покрытый кровоточащими смертельными ранами, он продолжал держаться на ногах... Разве не такими свойствами, по рассказам, обладали вампиры? А сколько вампиров подвластно жрецам?
- Хватит, - рявкнул Ше Лу. - Довольно болтовни. Если ты пришел убить меня, попробуй! Если тебе нужно что-то другое, то скажи об этом.
Вампир снова потер подбородок; этот жест уже начал раздражать императора.
- Я хочу найти Хизи и привезти ее обратно в Нол. И я хочу, чтобы ты мне помог.
Ше Лу несколько секунд не мог выговорить ни слова; молчал и вампир. Не сразу, но император осознал: этот Гхэ сделал именно то, что он ему приказал сделать: сказал, чего хочет, и умолк.
- Что?.. - наконец прошептал Ше Лу.
- Я сказал тебе, господин, что...
- Да, да, я тебя понял. Она на самом деле жива?
- Господин, я не могу быть полностью уверен. Но я не убил ее; не сумели сделать этого ни жрецы, ни солдаты. Она бежала в пустыню, куда не распространяется власть Реки, где бог не способен видеть. Может быть, там Хизи и погибла, хотя, зная ее, я в этом сомневаюсь. Однако ей наверняка грозит опасность. Жрецы знают, что она жива, и не успокоятся, пока не покончат с Хизи. Могут быть и другие... - Голос вампира стал тише, и Ше Лу уловил в нем глубокую искренность. - Господин, бог-Река позволил мне возродиться с единственной целью: найти твою дочь и вернуть, чтобы она смогла выполнить предначертанное тебе и всей твоей семье. Разве ты не видишь, что жрецы искусно управляют тобой? Они разлучают тебя с твоими детьми, убивают или держат в темнице почти всех, в ком есть сила...
- Так случилось с моим братом, - перебил его Ше Лу. - Он был безумен, он разрушил бы весь Нол. Для того чтобы держать таких в темнице, есть веские причины.
- В некоторых случаях. Не сомневаюсь, что обладание силой многих повергает в безумие. Но Хизи избрана Рекой, как и ты, и все же жрецы попытались уничтожить ее. А тебя они убаюкивают своими выдумками.
- Не забывайся, помни, с кем разговариваешь! - Вампир становился слишком уж уверенным в себе, все менее почтительным. Ше Лу напрягся, ожидая нападения, но почему-то не желая ударить первым. Несмотря на всю их дерзость, слова этой твари имели смысл. И бог-Река подготовил его к разговору с Гхэ, послал ему мысли о дочери, теплые воспоминания; к тому же Ше Лу ни на минуту не забывал о своей вечной боли: империя все больше теряет могущество, сила каким-то образом ускользает из рук Ше Лу, власть его не такова, какой должна быть власть императора.
- Прости меня, господин, - извинился вампир, - но я думаю, что так оно и есть. Жрецы уже много веков заняты тем, чтобы тысячей хитрых способов ограничить силу детей Реки. Даже духов императоров они держат в цепях.
- Ты говорил об этом раньше. Что ты имеешь в виду? Гхэ неожиданно начал дрожать, и Ше Лу почувствовал, как сила вампира облекла того теснее, словно кокон; император инстинктивно поднял руки, но удара не последовало, цепкие клешни не протянулись, чтобы вырвать его сердце. Вместо этого Гхэ снова заговорил, но совсем другим голосом. Изменились не только высота и интонации, сам язык стал иным, древним языком предков императора.
- Знай, что это истинно так, Шакунг, мой потомок. Мы заперты в своих гробницах, голодные и обессиленные, пока жрецам не вздумается позабавиться с нами. Тогда они выпускают нас, приказывают говорить, петь, богохульствовать. Мы служим для них библиотекой, театром. Мы для них игрушки, о внук моих внуков.
- Что?.. - заикаясь, выдавил Ше Лу. - Что?..
- Они заточили нас там, в своем храме. Самого Шакунга, первого императора, они держат на цепи, как сторожевого пса!
Ше Лу понимал, что его не разыгрывают: он мог видеть образ говорящего, и это не был вампир. Хотя Ше Лу не мог точно сказать, кто говорит с ним, это был один из его предков. По спине императора побежали мурашки.
- Кто ты? - спросил он.
- Я Ленгната, четвертый взошедший на трон, когда правила династия Нас.
- Так ты утверждаешь, первый император в цепях?
- Я уже говорил. Ты тоже будешь скован, когда умрешь. Лишь немногим удается ускользнуть, и их жрецы преследуют и губят. Мне самому удалось скрыться от них лишь в сердце вампира; теперь я стал его рабом. Но такая судьба лучше, много лучше. Благодаря вампиру я узнал, что у Реки есть план, как победить жрецов, и это хорошо.
- Господин мой предок, я... - Но вампир снова был вампиром.
- Прости меня, повелитель, но я лишь недавно обрел силу. Я учусь управлять ею, однако мое умение все еще несовершенно.
- Ты признаешься мне в своей слабости?
- Не будь я слаб, я не стал бы просить тебя о помощи. Я создан для того, чтобы отправиться в места, которые недоступны для самого бога-Реки, господин, и для силы его истинных детей. Я не могу вместить его силу, как на это способен ты, и не могу стать его воплощением, как может Хизи. Бог-Река даровал мне способность отправиться на поиски Хизи, только и всего. Но чтобы попасть туда, где она находится, мне нужна помощь. Твоя помощь.
- Если все это правда... - Ше Лу поморщился. - Я должен посоветоваться с Ниасом.
Вампир покачал головой.
- Господин, жрецы Ахвена и джики теперь всюду меня ищут. Я убил многих из них и проник в храм. Я узнал их секреты и похитил одного из твоих предков. Я видел Шакунга - Шакунга, героя наших самых священных преданий, на цепи, как собаку. Я обладаю силой, но жрецы способны меня убить. Если ты не станешь моим союзником, не поможешь мне, все будет потеряно. Все. И решение ты должен принять быстро, сейчас - чтобы действовать этой ночью.
- Почему ты не пришел ко мне раньше?
- Я не знал. Нас, джиков, учили, что император и жрецы - это основа и уток одной ткани. Только став вампиром, я узнал истину.
Ше Лу глубоко вздохнул. Все это было так неожиданно, но если вампир говорит правду, если Хизи жива, если она может вернуть трону настоящую власть и блеск... если даже император в конце концов должен разделить участь Благословенных, участь, которой, как он считал, он избег...
- Чего ты от меня хочешь? Вампир снова опустился на колени.
- Мне нужен быстрый корабль для путешествия вверх по Реке. Конные и пешие воины - столько, сколько ты сможешь дать. Но больше всего мне нужен библиотекарь, который ведает твоими архивами.
- Ган? Этот старик?
- Он знает, где Хизи. Я в этом уверен.
- Откуда это тебе известно?
- Я просто чувствую, господин. Они были очень близки, Ган и твоя дочь. Он помог ей бежать, хотя никто, кроме меня, этого не знает. Ему известно, куда она направилась.
- Что ж, бери его. Ты получишь корабль, тридцать конных и пятьдесят пеших воинов. Этого достаточно?
- Этого достаточно, господин, - ответил вампир, и Ше Лу услышал победные нотки в его голосе.
- Но скажи мне, - спросил Ше Лу, - зачем тебе тащить старика с собой в пустыню? Мы под пыткой можем получить у него нужные сведения или просто прочесть их в его мозгу.
Вампир слабо улыбнулся:
- Я думал об этом. На самом деле я мог бы проглотить его душу и держать при себе, мог бы читать его воспоминания, как книгу. Меня останавливают три вещи: во-первых, он может оказаться достаточно хитер, чтобы этому как-то воспрепятствовать; ты почти наверняка не сумеешь подвергнуть его пытке - он определенно знает какой-то способ убить себя и пойдет на это, чтобы не выдать Хизи. Во-вторых, я думаю, что, оставаясь в живых, он окажется более мудрым. Те, кого я поглотил, потеряли многое из своей сущности, утратили способность мыслить. Они стали всего лишь моей частью. Этот Ган стоит десятерых советников, если удастся привлечь его на свою сторону.
- Ты говорил о трех соображениях.
- Хизи любит его и ненавидит меня. Если Ган будет со мной, она станет доверять нам.
- Но ты сказал, что библиотекарь помог ей бежать. Ты тогда был джиком. Почему же ты рассчитываешь на его доверие?
- Он никогда не знал, кто я на самом деле. Однако у Гана все равно возникнут подозрения, поэтому нужно придумать для него убедительную ложь.
Ше Лу наклонился вперед, забыв на мгновение, что он - император, а человек перед ним - вампир. Назревали какие-то события, что-то, что заставит потомков помнить его царствование. Напасть на Храм Воды он не мог; такие попытки предпринимались в прошлом и кончались лишь ужасным кровопролитием. Но если эта тварь говорит правду, Ше Лу сможет не только освободить Реку - он освободится сам. Конечно, он должен принять меры, чтобы защитить свои интересы; не может же он доверять этому незнакомцу. Тем больше оснований окружить его восемью десятками своих отборных воинов. Это в тысячу раз лучше, чем позволить ему рыскать по дворцу. Удастся ли скрыть все предприятие от жрецов? Может быть. Во дворце, по крайней мере в своей его части, император был всемогущ.
Да. Можно пожертвовать кораблем и людьми. Это все недорого стоит; даже если попытка не удастся, он ничем не рискует. А уж если они добьются успеха...
Ше Лу понимал, что предвкушение великого будущего лишь отчасти было его собственным: большая часть радостного волнения нахлынула от Реки. Бог никогда еще на его памяти не был так силен и так бодр. Некоторые его предшественники-императоры могли радоваться сну Реки, предпочитая править без божественного вмешательства, но Ше Лу не разделял этих чувств. Он снова увидит Нол могущественным. Может быть даже, если все пойдет хорошо, он насладится зрелищем мучительной гибели жрецов. Ше Лу улыбнулся вампиру:
- Пойдем. Скажи мне, что еще тебе нужно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ ВВЕРХ ПО РЕКЕ
XVII
РОДСТВО
Тзэм с ревом замахнулся табуретом на одного из вооруженных мечами воинов, и сверкающий острый клинок вонзился в дерево. Меч с резким звоном сломался; тут же звону ответил вопль нападающего, которому подручное оружие Тзэма угодило в грудь. Воин, как и его напарник, растянулся на полу, ловя ртом воздух.
На мгновение воцарилась тишина. Хизи отчаянно пыталась понять, что происходит.
- Принцесса! - прорычал Тзэм, бросая на нее быстрый взгляд, но тут же повернулся к новому противнику, появившемуся в двери. Нгангата с залитым кровью лицом пригнулся в углу, сжимая в каждой руке по метательному топору, похожий на разъяренного, загнанного в угол хищника. На полу лежало трое менгов - двое не двигались, а третий, вцепившись рукой в грудь, с мрачным упорством пытался встать на ноги. Четвертый воин стоял на пороге, а за его спиной Хизи видела еще несколько кочевников. Она узнала двоих: тот, кого только что ударил Тзэм, был Чуузек, угрюмый всадник, которого она встретила накануне; одним из стоящих за спиной нападающего оказался его спутник Мох.
Внутри екта все было перевернуто, только бледный Перкар по-прежнему лежал, погруженный в свой неестественный сон.
- Тзэм, что происходит?
- Предательство, - бросил Нгангата достаточно громко, чтобы его услышали за пределами шатра. - Братец Конь обещал нам гостеприимство, а его родичи вознамерились опозорить его имя.
- Нет чести в том, чтобы приютить чудовищ, - проскрежетал Чуузек, которому удалось подняться на колени. Тзэм подскочил к нему и ударил кулаком в лицо; Чуузек снова растянулся на полу, отплевываясь кровью. Окровавленная повязка на его голове оказалась покрыта свежими алыми пятнами.
В дверь рванулся Мох.
- Чуузек! Перестань! - рявкнул он. Хизи впервые слышала, чтобы молодой человек повысил голос. Чуузек, потянувшийся к ножу на поясе, опустил руку и привалился к стене екта.
Мох сделал еще один шаг, пристально глядя на Хизи.
- В этом нет нужды, - заверил он ее, - нет нужды твоим друзьям умирать.
- Пока что умираем не мы, - прошипел Нгангата. Хизи никогда не видела его таким: обычно полуальва сохранял спокойствие и не замечал оскорблений.
- Я не с тобой говорю, лесовик, - ответил ему Мох.
- Ничего не понимаю, - простонала Хизи и добавила более твердо: Убирайтесь отсюда. Все вы, убирайтесь.
Мох нахмурился.
- Я предпочел бы решить все иначе. Мой брат действовал поспешно, но из лучших побуждений. Ты должна отправиться с нами.
- Ничего я не должна, - оскалила зубы Хизи. - И ты еще говорил вчера о гостеприимстве! "Мне только жаль, что тогда гостеприимство здешнего клана окажется запятнанным". Красивые слова, но я вижу теперь, из какой дыры они вылетели. Не из твоего рта, это уж точно.
Чуузек снова сердито зашевелился.
- Назад, ты, недомерок, - прорычал Тзэм. - Я тебе шею сломаю.
- Всем нам шеи не переломаешь, - ответил Чуузек.
- Ему и не придется этого делать! - раздался гневный голос снаружи. С дороги, вы, никчемные пожиратели падали!
Хизи заметила выражение досады, которое он, впрочем, быстро стер, на лице Мха. Он неохотно отступил; вокруг екта раздались крики, потом наступила внезапная тишина. Растолкав плечами кочевников, в дверь вошел Братец Конь и окинул менгов яростным взглядом. Его короткие кривые ноги и щуплое тело ничуть не казались теперь принадлежащими доброму старичку. В каждой его черте, в каждом движении была угроза, волк, которого Хизи раньше разглядела в нем, теперь был заметен, как свеча за бумагой фонаря.
- Вон отсюда, - тихо бросил он Чуузеку. - Убирайся из моего дома и забери с собой эти кучи навоза. - Братец Конь пнул ногой одного из убитых или бесчувственных воинов.
- Вот теперь видно, - протянул Чуузек, - теперь видно, что великий вождь предпочитает своих друзей-чудовищ собственным соплеменникам.
- Я предпочитаю, - сквозь зубы ответил Братец Конь, - не забывать о том, что завещали нам предки-менги - менги, ты, помесь дворняжки и шакала, нагло оскорбляющая наши обычаи. Я обещал этим людям гостеприимство, а ты тайком, как вор, явился, чтобы украсть мою честь. Ты вор! Конокрад!
Это было самое страшное оскорбление, которое один менг мог нанести другому. Нападения и грабеж назывались войной и поэтому были приемлемы, но украсть у того, кто дал тебе кров, с кем ты делил трапезу, было невообразимо ужасным преступлением.
- Должно быть, тебе самому нужна девчонка, старик. Братец Конь отвернулся от Чуузека и оглядел Тзэма, Нгангату, Перкара и Хизи.
- Не причинили ли тебе вреда, дитя? Кто-нибудь из вас пострадал?
- Со мной все в порядке, - ответила Хизи. - Насчет Тзэма и Нгангаты не знаю. Я только что... проснулась.
- Мы не пострадали, - ответил Нгангата. - Серьезный урон не причинен... пока.
- Не причинен? - заорал Чуузек. - Мои братья лежат бездыханные, а ты говоришь, что урон не причинен?
- Они сами напросились на это, - зловеще прошипел Братец Конь. - Не защищай их - и тебя - гостеприимство, как оно защищает этих людей, - я приказал бы распять вас всех на рамах для выделки шкур, чтобы послушать, как вы будете вопить.
- Я плюнул бы тебе в лицо!
- Хвастовство, - пожал плечами Братец Конь. - Ты еще не бывал на раме, а я бывал. - Он повернулся ко Мху. - Я тебе вчера ясно ответил. Ты можешь теперь сваливать все на своего безмозглого родича, но я знаю, кто виноват.
Ше Лу погладил желтоватую колонну, тонкую, как нога цапли, и взглянул на звезды, смутно видные сквозь овальное отверстие в куполе зала.
Когда-то он думал, что и сам приведет сюда сына. Он не стал бы ждать так долго - до того времени, когда одряхлеет, когда ему останется всего несколько месяцев жизни. Он бы проявил свою любовь сразу же, как только сын пересек Зал Мгновений, как только оставил позади детство и его опасности. Но семя Реки не даровало ему сына. В последнее время Ше Лу стал подумывать о дочерях - должен же быть хоть кто-то его собственной крови, кому он мог бы поверять свои тайные мысли, с кем делился бы знаниями, кто любил бы его так же, как он сам любил отца. Но с теми двумя дочерьми, что благополучно прошли испытания жрецов и миновали Зал Мгновений, он опоздал: обе вышли замуж и обе, как и их мать, пристрастились к странному блаженству и забвению, даруемому ненденгом, черным порошком из Лхе. Хизинату, младшую дочь, убил джик; такова была необходимость, и Ше Лу в душе полагал, что это лучше, чем оказаться в подземельях дворца, там, где до сих пор томился Лэкэз.
Ше Лу помедлил перед троном, но не стал садиться на соболью подушку на сиденье. Вместо этого он опустился на ступеньку, как делал при жизни отца. Он не захотел тогда позволить старику сидеть ниже себя; хотя Ше Лу был императором, в зале Ибисов он уступал трон отцу. Да, очень жаль, что он так и не привел сюда собственных детей, когда они были еще малы, пусть даже это и были дочери. Он мог бы по крайней мере рассказать им о деде. Хизи это бы понравилось, даже если бы не заинтересовало остальных. Хотя Ше Лу мало знал о малышке, он помнил, что последние месяцы жизни она все свое время проводила в библиотеке, явно наслаждаясь чтением, с увлечением изучая прошлое. Ше Лу улыбнулся; в тайниках души - очень, очень глубоких тайниках - он гордился дочерью. Должно быть, она обладала силой, силой, не уступающей его собственной. В ее сестрах ничего такого не было. Хизината убила жрецов, многих жрецов, и джика. Конечно, часть из них на счету ее телохранителя, но все-таки...
Ше Лу нахмурился. Да, конечно, он испытывает гордость, испытывает ее со дня гибели Хизинаты. Но то, что он чувствовал сейчас - этот порыв глупой сентиментальности, - было поистине новым для него. Ше Лу осознал, что все его мысли окрашены теплым чувством к девочке, и у него возникло смутное подозрение. Почему он проснулся? Не то чтобы бессонница не была для него привычной, но теперь ему казалось, что заставил его покинуть постель сон, один из тех полных резких цветов снов, которые иногда насылал бог-Река. Последнее время они посещали его все чаще, хотя и редко открывали что-то полезное для имперской политики. Когда Ше Лу удавалось запомнить такой сон, он обсуждал его с Ниасом, и вместе они пытались разгадать значение видения, но на этот раз все было по-иному. Ше Лу не мог вспомнить, что ему приснилось, но чувствовал: именно сон навеял грустные мысли об отце и дочерях. Нет, не дочерях - одной дочери, Хизинате, единственной, кто от рождения обладал силой.
Размышляя обо всем этом теперь, Ше Лу узнал признаки: бог-Река хотел, чтобы он думал о Хизи, хотя такое и не было в привычках императора. Конечно, мысль о том, что следовало привести ее сюда, иногда мелькала у Ше Лу, так же как и ощущение мимолетной радости из-за того, что девочке удалось так раздосадовать и ослабить жрецов. Но теперешнее чувство любви к дочери исходило от Реки - по крайней мере его значительная часть. Ше Лу вздохнул. Не следует ли разбудить Ниаса?
В этот момент император ощутил нечто - похожее на шум шагов или громкое дыхание, хотя ни единый звук не нарушил тишины. Кто-то был здесь, в этом зале, кто-то, обладающий силой. Ше Лу выпятил губы. Сила не походила на силу жреца, ненавистную "нот", что давила на него тем сильнее, чем выше оказывался ранг ее носителя. Нет, это присутствие "звучало" как нечто более знакомое.
Ше Лу выплеснул собственную силу, так быстро заполнил ею зал, что пришельцу не удалось бы скрыться незамеченным. Окажись это человек, он упал бы мертвым или лишился рассудка, но император уже понял, что дело обстоит иначе.
- Покажись, - бросил он. Воздух в зале мерцал от убийственной магии.
Кто-то выступил из темноты. Пришелец, казалось, с абсолютным спокойствием стряхнул с себя последствия удара, нанесенного императором. Ше Лу чувствовал в нем какую-то странную силу, возможно, не меньшую, чем его собственная; однако умения ею пользоваться тому явно не хватало, и император видел, что пришелец испытывает сильную боль. Несмотря на это, посетитель вышел на середину зала, преклонил колено и низко поклонился.
Озадаченный еще больше, Ше Лу отвел острия и сети своей магии, возвел из нее шит, обеспечив себе безопасность, но готовый в любой момент нанести новый удар, если понадобится. Кто этот человек? Даже самые могущественные члены царственной семьи были бы парализованы его ударом, а пришелец сохранил способность двигаться и даже сумел преклонить колено.
- Благодарю тебя, господин, - сказал человек, показав, что не лишился и способности говорить.
- Кто ты? Подойди поближе, - приказал император. Тот повиновался, и Ше Лу смог его рассмотреть. Это был хорошо сложенный юноша с тонким лицом аскета. Одет он был в простые черные тунику и килт - обычный наряд джика.
- Ты убийца, - твердо сказал Ше Лу.
- Я убийца, - подтвердил человек. - Но я больше не джик. Я не служу жрецам, которые не служат Реке.
Ше Лу смотрел на него со все большим беспокойством. Что здесь происходит?
- Я узнаю тебя, - наконец сказал он. - Ты был приставлен к моей дочери. Младшей дочери.
- Меня зовут Гхэ, повелитель. Я твой слуга.
- Тебя убили, как я слышал, тогда же, когда и ее. Человек заколебался всего на секунду, и в этот момент его защита слегка ослабла; Ше Лу неожиданно разглядел в нем больше чем один клубок душевных нитей и ощутил внезапный страх. Еще ребенком он слышал о таких существах - каждому императору полагалось о них знать.
- Это правда, что меня убили, повелитель. Но твоя дочь не погибла. Об этом-то я и прошу твоего милостивого разрешения говорить.
- Моя дочь... - Нет, будь он проклят. Сначала о главном. - Ты говоришь, тебя убили, - прошипел Ше Лу. - Но я вижу перед собой не призрак. Ты вампир или что-то подобное.
Человек опустил глаза и коснулся шеи. Его пальцы распутали черный шарф, скрывающий горло. Ше Лу не мог разглядеть, в чем там дело, пока не вызвал бледное сияние, озарившее зал; лишь тогда стал виден широкий выступающий шрам.
- Я думаю, я действительно вампир, - сказал Гхэ, - хотя я мало знаю о таких вещах.
- Их посылает Река, - тихо проговорил Ше Лу, гадая, есть ли смысл вызвать стражу. - Когда император нарушает волю бога-Реки, он посылает вампира убить императора.
Вампир погладил пальцем подбородок жестом удивительно человеческим для существа, которое, должно быть, лишилось головы, а потом получило новую, мерзкую жизнь.
- Не могу ничего сказать о других вампирах, господин, но со мной все не так. Думаю, тебе следует смотреть на эту легенду, как на еще одну ложь жрецов.
- Мои шпионы донесли мне, что во дворце появился вампир, но жрецы изгнали его.
- Все же я вернулся, несмотря на великую опасность. Это так: Река дала мне новую жизнь, но не ради того, чтобы причинить тебе зло. Ты ведь Шакунг, Сын Реки. Почему же отец захочет вреда своему сыну? - Вампир медленно расхаживал по залу, и Ше Лу уже открыл рот, чтобы ответить, но неожиданно понял, что сказать ему нечего. - Все дело в жрецах, господин, - продолжал Гхэ. - Они ограничивают твою силу, не так ли?
- Они досаждают мне, - признал Ше Лу.
- Как мне удалось узнать, они гораздо больше, чем просто досаждают, сказал ему вампир. - Они и их храм связали бога-Реку, оставив ему лишь десятую часть его силы, и большая часть этого остатка - в тебе, тебе и твоей семье. Бог-Река больше всех надеялся на Хизи.
- Хизинату, - поправил его Ше Лу.
- Нет, господин, Хизи. Она жива. Она бежала из Нола вместе с белокожим варваром и своим великаном-телохранителем. Вспомни: ты ведь так и не видел ее мертвого тела.
- Рожденные Водой должны быть сразу отданы Реке - там, в склепах.
- Еще одна ложь. Я был в склепах. Это темница для твоих предков, тюрьма, где жрецы держат их духов, чтобы они иссохли и никогда не воссоединились с Рекой. Но дело даже не в этом: если бы жрецы и правда отнесли Хизи туда, то как насчет того варвара и телохранителя? Их тела разве видел кто-нибудь, чьему свидетельству ты можешь доверять?
- Их оставили гнить в пустыне.
- Я повторяю: это свидетельство кого-то, кому ты доверяешь?
Голова Ше Лу шла кругом. То, о чем говорил этот человек, было невероятным, однако не невозможным: о таких вещах иногда думал и он сам. Отец предостерегал Ше Лу против жрецов, да и Ниас тоже, бесчисленное множество раз. Жрецы всегда были соринкой в глазу императора, но все же услышать подобные обвинения... И ведь он всегда с подозрением относился к тем странным рассказам насчет Хизинаты. Как могли семеро его отборных гвардейцев быть перебиты на причале каким-то варваром? Ше Лу всегда думал, что к этому приложили руку жрецы. Более того, все эти басни о том, будто варвара оказалось невозможно убить: весь покрытый кровоточащими смертельными ранами, он продолжал держаться на ногах... Разве не такими свойствами, по рассказам, обладали вампиры? А сколько вампиров подвластно жрецам?
- Хватит, - рявкнул Ше Лу. - Довольно болтовни. Если ты пришел убить меня, попробуй! Если тебе нужно что-то другое, то скажи об этом.
Вампир снова потер подбородок; этот жест уже начал раздражать императора.
- Я хочу найти Хизи и привезти ее обратно в Нол. И я хочу, чтобы ты мне помог.
Ше Лу несколько секунд не мог выговорить ни слова; молчал и вампир. Не сразу, но император осознал: этот Гхэ сделал именно то, что он ему приказал сделать: сказал, чего хочет, и умолк.
- Что?.. - наконец прошептал Ше Лу.
- Я сказал тебе, господин, что...
- Да, да, я тебя понял. Она на самом деле жива?
- Господин, я не могу быть полностью уверен. Но я не убил ее; не сумели сделать этого ни жрецы, ни солдаты. Она бежала в пустыню, куда не распространяется власть Реки, где бог не способен видеть. Может быть, там Хизи и погибла, хотя, зная ее, я в этом сомневаюсь. Однако ей наверняка грозит опасность. Жрецы знают, что она жива, и не успокоятся, пока не покончат с Хизи. Могут быть и другие... - Голос вампира стал тише, и Ше Лу уловил в нем глубокую искренность. - Господин, бог-Река позволил мне возродиться с единственной целью: найти твою дочь и вернуть, чтобы она смогла выполнить предначертанное тебе и всей твоей семье. Разве ты не видишь, что жрецы искусно управляют тобой? Они разлучают тебя с твоими детьми, убивают или держат в темнице почти всех, в ком есть сила...
- Так случилось с моим братом, - перебил его Ше Лу. - Он был безумен, он разрушил бы весь Нол. Для того чтобы держать таких в темнице, есть веские причины.
- В некоторых случаях. Не сомневаюсь, что обладание силой многих повергает в безумие. Но Хизи избрана Рекой, как и ты, и все же жрецы попытались уничтожить ее. А тебя они убаюкивают своими выдумками.
- Не забывайся, помни, с кем разговариваешь! - Вампир становился слишком уж уверенным в себе, все менее почтительным. Ше Лу напрягся, ожидая нападения, но почему-то не желая ударить первым. Несмотря на всю их дерзость, слова этой твари имели смысл. И бог-Река подготовил его к разговору с Гхэ, послал ему мысли о дочери, теплые воспоминания; к тому же Ше Лу ни на минуту не забывал о своей вечной боли: империя все больше теряет могущество, сила каким-то образом ускользает из рук Ше Лу, власть его не такова, какой должна быть власть императора.
- Прости меня, господин, - извинился вампир, - но я думаю, что так оно и есть. Жрецы уже много веков заняты тем, чтобы тысячей хитрых способов ограничить силу детей Реки. Даже духов императоров они держат в цепях.
- Ты говорил об этом раньше. Что ты имеешь в виду? Гхэ неожиданно начал дрожать, и Ше Лу почувствовал, как сила вампира облекла того теснее, словно кокон; император инстинктивно поднял руки, но удара не последовало, цепкие клешни не протянулись, чтобы вырвать его сердце. Вместо этого Гхэ снова заговорил, но совсем другим голосом. Изменились не только высота и интонации, сам язык стал иным, древним языком предков императора.
- Знай, что это истинно так, Шакунг, мой потомок. Мы заперты в своих гробницах, голодные и обессиленные, пока жрецам не вздумается позабавиться с нами. Тогда они выпускают нас, приказывают говорить, петь, богохульствовать. Мы служим для них библиотекой, театром. Мы для них игрушки, о внук моих внуков.
- Что?.. - заикаясь, выдавил Ше Лу. - Что?..
- Они заточили нас там, в своем храме. Самого Шакунга, первого императора, они держат на цепи, как сторожевого пса!
Ше Лу понимал, что его не разыгрывают: он мог видеть образ говорящего, и это не был вампир. Хотя Ше Лу не мог точно сказать, кто говорит с ним, это был один из его предков. По спине императора побежали мурашки.
- Кто ты? - спросил он.
- Я Ленгната, четвертый взошедший на трон, когда правила династия Нас.
- Так ты утверждаешь, первый император в цепях?
- Я уже говорил. Ты тоже будешь скован, когда умрешь. Лишь немногим удается ускользнуть, и их жрецы преследуют и губят. Мне самому удалось скрыться от них лишь в сердце вампира; теперь я стал его рабом. Но такая судьба лучше, много лучше. Благодаря вампиру я узнал, что у Реки есть план, как победить жрецов, и это хорошо.
- Господин мой предок, я... - Но вампир снова был вампиром.
- Прости меня, повелитель, но я лишь недавно обрел силу. Я учусь управлять ею, однако мое умение все еще несовершенно.
- Ты признаешься мне в своей слабости?
- Не будь я слаб, я не стал бы просить тебя о помощи. Я создан для того, чтобы отправиться в места, которые недоступны для самого бога-Реки, господин, и для силы его истинных детей. Я не могу вместить его силу, как на это способен ты, и не могу стать его воплощением, как может Хизи. Бог-Река даровал мне способность отправиться на поиски Хизи, только и всего. Но чтобы попасть туда, где она находится, мне нужна помощь. Твоя помощь.
- Если все это правда... - Ше Лу поморщился. - Я должен посоветоваться с Ниасом.
Вампир покачал головой.
- Господин, жрецы Ахвена и джики теперь всюду меня ищут. Я убил многих из них и проник в храм. Я узнал их секреты и похитил одного из твоих предков. Я видел Шакунга - Шакунга, героя наших самых священных преданий, на цепи, как собаку. Я обладаю силой, но жрецы способны меня убить. Если ты не станешь моим союзником, не поможешь мне, все будет потеряно. Все. И решение ты должен принять быстро, сейчас - чтобы действовать этой ночью.
- Почему ты не пришел ко мне раньше?
- Я не знал. Нас, джиков, учили, что император и жрецы - это основа и уток одной ткани. Только став вампиром, я узнал истину.
Ше Лу глубоко вздохнул. Все это было так неожиданно, но если вампир говорит правду, если Хизи жива, если она может вернуть трону настоящую власть и блеск... если даже император в конце концов должен разделить участь Благословенных, участь, которой, как он считал, он избег...
- Чего ты от меня хочешь? Вампир снова опустился на колени.
- Мне нужен быстрый корабль для путешествия вверх по Реке. Конные и пешие воины - столько, сколько ты сможешь дать. Но больше всего мне нужен библиотекарь, который ведает твоими архивами.
- Ган? Этот старик?
- Он знает, где Хизи. Я в этом уверен.
- Откуда это тебе известно?
- Я просто чувствую, господин. Они были очень близки, Ган и твоя дочь. Он помог ей бежать, хотя никто, кроме меня, этого не знает. Ему известно, куда она направилась.
- Что ж, бери его. Ты получишь корабль, тридцать конных и пятьдесят пеших воинов. Этого достаточно?
- Этого достаточно, господин, - ответил вампир, и Ше Лу услышал победные нотки в его голосе.
- Но скажи мне, - спросил Ше Лу, - зачем тебе тащить старика с собой в пустыню? Мы под пыткой можем получить у него нужные сведения или просто прочесть их в его мозгу.
Вампир слабо улыбнулся:
- Я думал об этом. На самом деле я мог бы проглотить его душу и держать при себе, мог бы читать его воспоминания, как книгу. Меня останавливают три вещи: во-первых, он может оказаться достаточно хитер, чтобы этому как-то воспрепятствовать; ты почти наверняка не сумеешь подвергнуть его пытке - он определенно знает какой-то способ убить себя и пойдет на это, чтобы не выдать Хизи. Во-вторых, я думаю, что, оставаясь в живых, он окажется более мудрым. Те, кого я поглотил, потеряли многое из своей сущности, утратили способность мыслить. Они стали всего лишь моей частью. Этот Ган стоит десятерых советников, если удастся привлечь его на свою сторону.
- Ты говорил о трех соображениях.
- Хизи любит его и ненавидит меня. Если Ган будет со мной, она станет доверять нам.
- Но ты сказал, что библиотекарь помог ей бежать. Ты тогда был джиком. Почему же ты рассчитываешь на его доверие?
- Он никогда не знал, кто я на самом деле. Однако у Гана все равно возникнут подозрения, поэтому нужно придумать для него убедительную ложь.
Ше Лу наклонился вперед, забыв на мгновение, что он - император, а человек перед ним - вампир. Назревали какие-то события, что-то, что заставит потомков помнить его царствование. Напасть на Храм Воды он не мог; такие попытки предпринимались в прошлом и кончались лишь ужасным кровопролитием. Но если эта тварь говорит правду, Ше Лу сможет не только освободить Реку - он освободится сам. Конечно, он должен принять меры, чтобы защитить свои интересы; не может же он доверять этому незнакомцу. Тем больше оснований окружить его восемью десятками своих отборных воинов. Это в тысячу раз лучше, чем позволить ему рыскать по дворцу. Удастся ли скрыть все предприятие от жрецов? Может быть. Во дворце, по крайней мере в своей его части, император был всемогущ.
Да. Можно пожертвовать кораблем и людьми. Это все недорого стоит; даже если попытка не удастся, он ничем не рискует. А уж если они добьются успеха...
Ше Лу понимал, что предвкушение великого будущего лишь отчасти было его собственным: большая часть радостного волнения нахлынула от Реки. Бог никогда еще на его памяти не был так силен и так бодр. Некоторые его предшественники-императоры могли радоваться сну Реки, предпочитая править без божественного вмешательства, но Ше Лу не разделял этих чувств. Он снова увидит Нол могущественным. Может быть даже, если все пойдет хорошо, он насладится зрелищем мучительной гибели жрецов. Ше Лу улыбнулся вампиру:
- Пойдем. Скажи мне, что еще тебе нужно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ ВВЕРХ ПО РЕКЕ
XVII
РОДСТВО
Тзэм с ревом замахнулся табуретом на одного из вооруженных мечами воинов, и сверкающий острый клинок вонзился в дерево. Меч с резким звоном сломался; тут же звону ответил вопль нападающего, которому подручное оружие Тзэма угодило в грудь. Воин, как и его напарник, растянулся на полу, ловя ртом воздух.
На мгновение воцарилась тишина. Хизи отчаянно пыталась понять, что происходит.
- Принцесса! - прорычал Тзэм, бросая на нее быстрый взгляд, но тут же повернулся к новому противнику, появившемуся в двери. Нгангата с залитым кровью лицом пригнулся в углу, сжимая в каждой руке по метательному топору, похожий на разъяренного, загнанного в угол хищника. На полу лежало трое менгов - двое не двигались, а третий, вцепившись рукой в грудь, с мрачным упорством пытался встать на ноги. Четвертый воин стоял на пороге, а за его спиной Хизи видела еще несколько кочевников. Она узнала двоих: тот, кого только что ударил Тзэм, был Чуузек, угрюмый всадник, которого она встретила накануне; одним из стоящих за спиной нападающего оказался его спутник Мох.
Внутри екта все было перевернуто, только бледный Перкар по-прежнему лежал, погруженный в свой неестественный сон.
- Тзэм, что происходит?
- Предательство, - бросил Нгангата достаточно громко, чтобы его услышали за пределами шатра. - Братец Конь обещал нам гостеприимство, а его родичи вознамерились опозорить его имя.
- Нет чести в том, чтобы приютить чудовищ, - проскрежетал Чуузек, которому удалось подняться на колени. Тзэм подскочил к нему и ударил кулаком в лицо; Чуузек снова растянулся на полу, отплевываясь кровью. Окровавленная повязка на его голове оказалась покрыта свежими алыми пятнами.
В дверь рванулся Мох.
- Чуузек! Перестань! - рявкнул он. Хизи впервые слышала, чтобы молодой человек повысил голос. Чуузек, потянувшийся к ножу на поясе, опустил руку и привалился к стене екта.
Мох сделал еще один шаг, пристально глядя на Хизи.
- В этом нет нужды, - заверил он ее, - нет нужды твоим друзьям умирать.
- Пока что умираем не мы, - прошипел Нгангата. Хизи никогда не видела его таким: обычно полуальва сохранял спокойствие и не замечал оскорблений.
- Я не с тобой говорю, лесовик, - ответил ему Мох.
- Ничего не понимаю, - простонала Хизи и добавила более твердо: Убирайтесь отсюда. Все вы, убирайтесь.
Мох нахмурился.
- Я предпочел бы решить все иначе. Мой брат действовал поспешно, но из лучших побуждений. Ты должна отправиться с нами.
- Ничего я не должна, - оскалила зубы Хизи. - И ты еще говорил вчера о гостеприимстве! "Мне только жаль, что тогда гостеприимство здешнего клана окажется запятнанным". Красивые слова, но я вижу теперь, из какой дыры они вылетели. Не из твоего рта, это уж точно.
Чуузек снова сердито зашевелился.
- Назад, ты, недомерок, - прорычал Тзэм. - Я тебе шею сломаю.
- Всем нам шеи не переломаешь, - ответил Чуузек.
- Ему и не придется этого делать! - раздался гневный голос снаружи. С дороги, вы, никчемные пожиратели падали!
Хизи заметила выражение досады, которое он, впрочем, быстро стер, на лице Мха. Он неохотно отступил; вокруг екта раздались крики, потом наступила внезапная тишина. Растолкав плечами кочевников, в дверь вошел Братец Конь и окинул менгов яростным взглядом. Его короткие кривые ноги и щуплое тело ничуть не казались теперь принадлежащими доброму старичку. В каждой его черте, в каждом движении была угроза, волк, которого Хизи раньше разглядела в нем, теперь был заметен, как свеча за бумагой фонаря.
- Вон отсюда, - тихо бросил он Чуузеку. - Убирайся из моего дома и забери с собой эти кучи навоза. - Братец Конь пнул ногой одного из убитых или бесчувственных воинов.
- Вот теперь видно, - протянул Чуузек, - теперь видно, что великий вождь предпочитает своих друзей-чудовищ собственным соплеменникам.
- Я предпочитаю, - сквозь зубы ответил Братец Конь, - не забывать о том, что завещали нам предки-менги - менги, ты, помесь дворняжки и шакала, нагло оскорбляющая наши обычаи. Я обещал этим людям гостеприимство, а ты тайком, как вор, явился, чтобы украсть мою честь. Ты вор! Конокрад!
Это было самое страшное оскорбление, которое один менг мог нанести другому. Нападения и грабеж назывались войной и поэтому были приемлемы, но украсть у того, кто дал тебе кров, с кем ты делил трапезу, было невообразимо ужасным преступлением.
- Должно быть, тебе самому нужна девчонка, старик. Братец Конь отвернулся от Чуузека и оглядел Тзэма, Нгангату, Перкара и Хизи.
- Не причинили ли тебе вреда, дитя? Кто-нибудь из вас пострадал?
- Со мной все в порядке, - ответила Хизи. - Насчет Тзэма и Нгангаты не знаю. Я только что... проснулась.
- Мы не пострадали, - ответил Нгангата. - Серьезный урон не причинен... пока.
- Не причинен? - заорал Чуузек. - Мои братья лежат бездыханные, а ты говоришь, что урон не причинен?
- Они сами напросились на это, - зловеще прошипел Братец Конь. - Не защищай их - и тебя - гостеприимство, как оно защищает этих людей, - я приказал бы распять вас всех на рамах для выделки шкур, чтобы послушать, как вы будете вопить.
- Я плюнул бы тебе в лицо!
- Хвастовство, - пожал плечами Братец Конь. - Ты еще не бывал на раме, а я бывал. - Он повернулся ко Мху. - Я тебе вчера ясно ответил. Ты можешь теперь сваливать все на своего безмозглого родича, но я знаю, кто виноват.